Жизнь в стеклянном доме

Людмила Феррис, 2017

В небольшом сибирском городе ЧП – во время своего выступления потерял сознание молодой перспективный политик Сергей Пестерев. Экспертиза установила, что на его жизнь кто-то покушался с помощью редкого яда… Рядом с Сергеем в этот сложный период находятся три женщины: вырастившая его любимая бабушка, искательница приключений Марина, страстно стремящаяся за него замуж, и корреспондент местного телевидения Наташа Петрова, ведущая собственное журналистское расследование. Никто из них пока не подозревает, что вскоре судьба всех четверых кардинально изменится, подчиняясь неожиданной, но справедливой логике событий…

Глава 7

Заключенный. Угорск

Пятьдесят лет назад

Заключенный вел дневник, он прятал его в наволочку, вместе с единственной фотографией. Место не бог весть какое, но пока не подводило. Ему было важно записать все, что он чувствует, видит, что происходит вокруг. Они лишили его права переписки, посадили на долгих десять лет, но не отняли разум, умение и желание писать, и он будет это делать. Им поддаваться нельзя, а иначе можно сойти с ума в этом лесу.

Он так и не смог освоить «феню» — воровской жаргон, не любил играть в карты. Карты в лагере были единственным развлечением. Если фабричной колоды не находилось, заключенные изготавливали карты сами — пережевывали хлеб, из него получался великолепный клейстер. Затем из подручной бумаги, книг, картона, тетради нарезалось тридцать шесть прямоугольников стандартных размеров шестьдесят три на восемьдесят восемь. Рисунок наносился искусниками по трафарету. Заключенный понимал, что игра в зоне — это попытка разнообразить жизнь острыми впечатлениями. В лагере играли не просто так, а «под интерес». «Интересом» могла стать и человеческая жизнь. Игры всегда проходили с громкими криками, нервными срывами, конфликтами и угрозами.

Он рассказывал другим заключенным, что карты в России появились во времена Ивана Грозного, стоили дорого, их даже перевозили в специальной дубовой таре. Каждая фигура в картах — это исторический персонаж.

— Так что это не просто дама Пик, а богиня мудрости Афина, а король Бубен — Юлий Цезарь.

— Ох, умный ты, фраерок! — говорил ему «смотрящий» Мартын. — Умный не по годам, оттого и сидеть будешь долго, — вокруг засмеялись.

В зоне была четкая субординация. Мартын, пользующийся у зэков авторитетом, относился к нему как к блаженному и даже однажды после утренней проверки сунул ему в карман кусок сала с хлебом.

— Хавай, а то ходишь, как скелет, обтянутый кожей.

Он действительно сильно похудел и все время хотел есть. Каша из прогнившего пшена не лезла в горло, а в супе плавала одна капуста, липкий хлеб разваливался на неровные комки. Желудок отказывался переваривать такую пищу.

Заключенный вонзился зубами в белое с розовыми прожилками сало, от беспомощности текли слезы. Он заталкивал его в рот кусками и презирал себя. Взял подачку от Мартына. Нестерпимо хотелось есть.

Заключенные строили объект «Центральный» — так назывался огромный котлован, где они работали днем и ночью. Они рубили просеку, сосны натужно скрипели, зимой — громко и протяжно, летом — тихо и неодобрительно. Здесь часто хоронили людей, на могилах ставили деревянные кресты, а если не успевали, то просто втыкали палку. За три года работы на котловане выросла роща черных палок, одни потом зарастали, заваливались от дождя и ветра, другие стойко переносили неприятности, словно ждали, что придет кто-то, положит цветы и вспомнит ушедшего в мир иной добрым словом. Заключенный уже не знал число умерших, «лагерников» за людей не считали, стране в неограниченном количестве нужны были кадры для строек.

— Здесь строится секретный город, — услышал он однажды от огэпэушника, который ежедневно контролировал вверенный ему объект.

— Выход заключенных в день — пятьсот человек, — докладывал он начальству.

— Значит, еще ребят привезут, — подумал заключенный. — Тех похоронят, а других привезут, и так — до полного физического износа.

Кроме большого котлована, на стройке была еще высокая труба, дымившая ядовитым желтым клубом. К трубе посылали только «смертников». Когда дул ветер, труба сильно раскачивалась, и люди, работавшие там без страховки, падали и разбивались насмерть, и роща осиновых колов принимала новых обитателей.

Тиран проклятый, тебе — радость,

Опять хороним мы друзей.

Совсем немного нас осталось,

Танцуй и радуйся, злодей.