Рука Всевышнего. Повесть

Людмила Миронова

Книга повествует о судьбе поэта, прозаика, драматурга, издателя, журналиста, композитора и общественного деятеля Нестора Кукольника – очень известного в веке XIX-ом и совершенно забытого в веке XXI-ом. «Памятник» которому воздвигли двое его лучших друзей: композитор Михаил Глинка, сочинивший музыку на его стихи «Жаворонок», «Сомнение», «Попутная песня» и др., и художник Карл Брюллов, написавший «Портрет писателя Н. В. Кукольника», который сегодня можно увидеть в Третьяковской галерее в Москве.

Часть вторая

Карл Брюллов «Портрет писателя Н.В.Кукольника», 1836 год

«Сумароков действовал и умер бездарным разумником, а Кукольник и живет и умрет даровитым глупцом».

Т.Н.Грановский, историк

«Кукольника оценят потомки!»

Н.В.Кукольник о себе

I

В Вильне Кукольник занялся преподаванием русской словесности в одной из местных гимназии, и на основе приобретенного опыта сумел составить и издать практический курс русской грамматики на польском языке. Неутомимый и упорный, он сразу обратил на себя внимание начальства и даже удостоился благодарности от самого великого князя Константина. Трудился Нестор не только на общественном поприще, но и на литературном. Мечтая о славе поэта, он написал заново отобранную у него в гимназии драму «Торквато Тассо», посвященную великому итальянскому поэту XVI века. Но судьбе было неугодно, чтобы Кукольник связал свою жизнь с Вильной. В конце ноября 1830 года вспыхнуло польское восстание, и через несколько месяцев восторженный и полный надежд Нестор вместе со своим братом Платоном отправился искать счастья в Петербург, город счастливого и беззаботного детства. Здесь юного поэта ждало первое испытание. Его драма «Тартини», проданная за бесценок, вскоре появилась на театральных афишах, но автором значился вовсе не он, а совсем другой человек. Отчаиваться было не в его правилах. Кукольник сразу же взялся за написание новой драмы. Денег не хватало, приходилось зарабатывать на жизнь. В качестве секретаря комиссии по учреждению Медико-хирургической академии он был вынужден ненадолго покинуть столицу. Вернувшись уже с оконченной пьесой, Нестор отправился прямиком в Александринский театр.

Заведующим репертуаром русской драматической труппы императорских театров на тот момент был Рафаил Михайлович Зотов, романист, драматург и театральный критик. Семнадцатилетним юношей он отличился в Отечественной войне 1812 года, принимал участие в сражении под Полоцком, где получил тяжелое ранение. Зотов был настоящим человеком чести, ставящим гражданские интересы выше личных.

— Нестор Васильевич, — он нахмурился, — я прочитал вашу пьесу «Рука Всевышнего Отечество спасла» и вынужден вас огорчить: она нам не подходит.

— Но почему? — воскликнул Нестор, доселе уверенный в своем успехе.

— Талант у вас определенно есть, г-н Кукольник, — Рафаил Михайлович не любил отказывать, но понимал, что это было неотъемлемой частью его работы, — Драма написана свежо. Все дело в том, что я слишком хорошо знаю сегодняшнего зрителя. Поймите, ему нужны легкие комедии, водевили, не требующие большого эмоционального и умственного напряжения. А у вас я нахожу множество длинных грузных монологов, пусть и нелишенных смысла. Только представьте, если на зрителя, уже привыкшего и ожидающего юмора, песен и танцев, вдруг обрушится поток, а у вас не просто поток, а я бы сказал целая лавина слов и мыслей, он просто-напросто заснет.

— Вы говорите о зрителях, как об однородной массе. Но ведь в театре собираются люди разных слоев общества, разных поколений и вкусы у них тоже разные.

— Г-н Кукольник, поверьте моему опыту. Ваша драма не выдержит ни одного представления. Ее ждет полный провал. Вас постигнет разочарование, а нас бессмысленная трата казенных средств.

— А если я откажусь от вознаграждения, — не терял надежды Нестор.

— Бесполезно.

— Я не понимаю, Рафаил Михайлович, почему вы не хотите пойти на риск. А если люди устали от водевилей, если они хотят чего-то нового. Разве театр не должен меняться.

— Театр никому ничего не должен, г-н Кукольник. Мы существуем за казенный счет, и не стоит об этом забывать. Вы все приходите к нам со своими драмами, трагедиями, комедиями и требуете, чтобы мы их ставили и никому не отказывали. А чтобы поставить пьесу, нужны деньги и немалые. Печатного станка своего, к сожалению, у нас нет. Сколько нам из казны положено средств, столько нам и выделяют. А дальше как хотите, так и живите.

— Что же мне делать?!

— Не знаю, — Зотов глубоко вздохнул, — Напишите комедию. Вот уже не первый год на сцене нашего театра с аншлагом идет пьеса Александра Грибоедова «Притворная неверность». Милый перевод с французского. Непринужденно и весело. Искусство оно вообще должно быть для зрителя, а не зритель для искусства. Так что поверьте моему слову, «Рука Всевышнего Отечество спасла» успеха иметь не будет.

— Вы ошибаетесь, Рафаил Михайлович. Я не отступлюсь и докажу обратное.

— Все так говорят, г-н Кукольник.

Нестор был сам не свой. Он не спеша вышел из театра и побрел по заснеженному тротуару. Стоял ноябрь. Ледяной ветер беспощадно дул в лицо и раздувал полы его пальто. В какой-то момент он не успел придержать цилиндр, и тот, слетев с головы, покатился по улице. Нестор настиг его у самых дверей театра. Раздосадованный еще больше, он хотел было идти, как вдруг двери отворились, и из них «выпорхнули» две укутанные в шубы «пташки»:

— Мари, — «защебетала» одна, — ты слышала, у Каратыгиных завтра вечер. Я непременно буду. Как раз надену свое новое платье с розовым бантом. Оно так чудно шуршит. Пьер говорит, что не поедет, но я его уговорю. Он у меня такой душка.

— Charmant¹, — подхватила другая. — Говорят, у Каратыгиных обычно собирается весь свет.

— Да, кого там только не встретишь.

Кукольник взволнованно поглядел им вслед.

Вечером следующего дня сани резво несли его по мостовой. Мимо мелькали желтые фонари, вторя своим свечением далеким звездам, которые от мороза казались еще ярче и прекраснее. Прохожие сутулились, поднимали воротники и дышали белым паром. «Я — чиновник канцелярии Министерства Финансов лезу в чужой дом, не имея ни приглашения, ни знакомств. Да меня сейчас выставят за дверь, и дело с концом», — крутилось в голове у Нестора.

— Эй, извозчик, останови, — крикнул он.

— Чего изволите, барин? — извозчик натянул поводья.

— Поворачивай.

— Так приехали почти.

— Поворачивай, говорю.

— Как скажите.

Проехав с полверсты, Кукольник снова приказал остановиться, вышел из саней, машинально сунул извозчику деньги и пошел пешком.

— Вот чудак, — извозчик покачал головой и спрятал целковый в карман.

С противоположной стороны улицы было видно, как к подъезду дома Каратыгиных то и дело подъезжали экипажи, из которых выходили господа, одетые по последней моде, и дамы, укутанные в дорогие меха. Набравшись смелости, Кукольник стремительно перешел дорогу и вошел в сени. Толстый швейцар преградил ему дорогу:

— Вы приглашены? — спросил он.

— Я Кукольник, — произнес Нестор, но от сильного волнения дыханье его перехватило так, что он больше ничего не смог выговорить.

Швейцар поглядел на него с укоризной и воскликнул:

— Сколько можно повторять, артисты кукольного театра проходят через черный вход.

Нестор опешил.

— Ну что вы стоите как вкопанные. Не мешайтесь здесь, — злился швейцар.

Не веря своему счастью, Кукольник вбежал по черной лестнице наверх и очутился в просторном зале. В шумной толпе на него никто не обратил внимания. Он стал оглядываться по сторонам и в какой-то момент взгляд его упал на мужчину, стоявшего у большого белого камина. Это был блистательный актер Александринского театра Василий Андреевич Каратыгин, которому рукоплескал весь Петербург, и перед талантом которого преклонялся сам император Николай I. В его громадной фигуре было что-то монументальное, он держался прямо с чувством собственного достоинства. Не раздумывая ни секунды, Нестор подошел к нему.

— Добрый вечер, Василий Андреевич.

— Добрый вечер, — Каратыгин окинул Кукольника равнодушным взглядом, — Что-то я вас не припомню. Вы приглашены?

— Нет.

— Нет?! Почему тогда швейцар пропустил вас?

— Я назвался Кукольником, и меня приняли за артиста кукольного театра. А Кукольник — это моя фамилия.

— Поклонник?

— Нет. В смысле — да. Дело в том, что я написал драму и хотел бы попросить вас ее прочесть, — Нестор протянул Каратыгину пьесу.

— Отдайте ее в театр г-ну Зотову, он прочтет.

— Я уже был у г-на Зотова, но получил отказ.

— Тогда ничем не могу вам помочь, г-н…

— Кукольник.

— У меня совершено нет времени.

— Василий Андреевич, я в отчаянии. Поймите меня.

— А вы меня.

Каратыгин хотел уйти, но тут к ним «подлетела» удивительной красоты молодая женщина, одетая на французский манер. Ее черные кудрявые волосы были собраны наверх и только несколько локонов кокетливо и чуть небрежно спускались до плеч. Это была Александра Михайловна Каратыгина, жена Василия Андреевича, тоже актриса.

— De quoi parlez vous?², — спросила она, поглядев сначала на мужа, а потом на Кукольника в лорнет.

— Это г-н Кукольник. Он предлагает мне прочесть свою пьесу.

— Пьесу!? C’est intéressant!³ А о чем она? — Александра Михайловна была крайне воодушевлена.

— Об освобождении Москвы Мининым и Пожарским, — поспешил ответить Нестор.

— Parfait!⁴ Ты же любишь геррроические темы, mon cher. Почему ты отказываешься?

— Но у меня…

— Вздоррр, — сильно картавя, перебила она мужа, — Ты можешь сыгрррать Пожарррского. Ведь ты всегда мечтал?

— Я думаю…

— А я думаю, что ее можно будет поставить в твой бенефис. Comment?⁵

— Но…

— Никаких но. Тебе пррросто необходимо прррочесть. Этот как ррраз твое амплуа.

— Когда…

— Вот именно, когда тебе еще пррредложат такую ррроль. Pourquoi gardes-tu le silence, mon cher?⁶

— Хорошо, я прочту, — Каратыгин взял пьесу.

— Monsieur⁷…, — обратилась Александра Михайловна к Нестору.

— Кукольник.

— Oui. Oui. Excusez-moi. La soirée est admirable, n’est pas, monsieur Kukolnik?⁸ Голова кругом идет. А как вы попали сюда? Мне кажется, вы не пррриглашены, — затараторила Каратыгина.

И Кукольник снова рассказал свою удивительную историю.

Целых две недели Нестор с замиранием сердца ожидал вердикта Каратыгиных, который должен был решить его дальнейшую судьбу. И вот в воскресенье он наконец-то получил письмо:

«Уважаемый г-н Кукольник

Я прочитал вашу драму «Рука Всевышнего Отечества спасла» и нашел, что ее патриотические мотивы близки мне по духу. По совету дражайшей супруги я берусь поставить ее в свой бенефис, хотя признаюсь: риск очень велик. В самой драме я намерен исполнить роль Дмитрия Пожарского, так как моя дражайшая супруга утверждает, что роли освободителей мне удаются лучше всего.

P.S. Je suis d’accord avec mon mari. ⁹

В.А и А. М. Каратыгины»

Премьера спектакля состоялась 15 января 1834 года. Сановники, генералы, творческая интеллигенция и благородные семейства наполнили ложи и кресла Александринского театра в этот вечер. Бенефис Каратыгина стал поистине самым главным событием столичной жизни.

Раздался второй звонок.

— Что будет? Такие люди собрались! — в отчаянии воскликнул Зотов, сидевший по левую руку от Кукольника, — Как Василий Андреевич мог решиться поставить вашу пьесу в свой бенефис, ума не приложу. Это же чистой воды сумасбродство, — он поглядел в партер, — Видите вон того человека в третьем ряду. Узнаете?

— Конечно, это Александр Христофорович Бенкендорф, — спокойно ответил Кукольник.

— Шеф тайной полиции.

— Можете не объяснять, я еще с гимназии нахожусь под надзором Третьего отделения, которое он возглавляет.

Зотов с удивлением покосился на Нестора:

— Чем больше я узнаю людей, тем меньше мне хочется о них знать. Мда, чую светит мне Петропавловская крепость.

— Не преувеличивайте. Драма получила одобрение цензурного комитета. Если и есть к чему придраться, так это к скупым декорациям.

— Вы прекрасно знаете, за чей счет существует наш театр… — Зотов примолк.

В центральной ложе показался император Николай I с женой Александрой Федоровной и другими членами царской фамилии. Публика оживилась и поднялась со своих мест.

— Остается надеяться на г-на Каратыгина, — Рафаил Михайлович окинул взглядом полный зал.

— Или на руку Всевышнего, — добавил Кукольник.

Раздался третий звонок. Все уселись. Свет погас и поднялся тяжелый занавес. В этот вечер Каратыгин блистал как никогда. Каждый его жест, каждое движение были тщательно выработаны и отточены. Со сцены звучали длинные монологи, патриотические призывы и прославление Руси и русского народа. В пятом акте Москва была спасена, поляки повержены.

Пожарский

Свершилось! Бог благословил отчизну!

Царь Михаил, помазанный от века,

Приемлет Русь в родительские руки —

И благо ей!…Но что со мной, Всесильный!

Какая радость по сердцу разлилась!

Какая тьма объемлет всю Палату,

А небеса в сиянии раскрылись!

Внемлите! Глас, не мой ничтожный глас,

Но свыше Глас из уст моих стремится!

Воскресла Русь! Гремят колокола!

Спектакль завершился, но аплодисментов не последовало. Зрители притихли, ожидая реакции императора. Николай I встал и зааплодировал, зал утонул в овациях. Голова Кукольника «закружилась». На следующий день поэта пригласили в Зимний дворец, где государь пожаловал ему золотой перстень и личным указом повелел выделить дополнительные средства на новые декорации. По слухам сумма доходила до 40 тысяч рублей! В одночасье перед Нестором распахнулись двери богатых домов, клубов и литературных салонов. Он сблизился с поэтом Василием Жуковским, меломаном Сергеем Голицыным, композитором Михаилом Глинкой и многими другими.

— Ты знаком с Пушкиным? — спросил его Михаил Иванович на обеде у знаменитой столичной красавицы Россет-Смирновой.

— Увы, всего лишь мельком.

— Пойдем. Александр Сергеевич премилый человек. Я уверен, вы обязательно подружитесь.

Пушкин скучал в самом углу зала и по обыкновению грыз яблоко. Глинка сошелся с ним, когда учился в Благородном пансионе при Санкт-Петербургском университете. Туда двадцатилетний поэт приходил навестить своего младшего брата Льва, одноклассника Михаила.

— Александр Сергеевич, позвольте представить вам поэта Нестора Кукольника.

— Мне, кажется, мы уже виделись однажды…

— Да, у князя Николая Трубецкого, — подтвердил Кукольник, сдерживая волнение, — Для меня знакомство с вами огромная честь. В гимназии мы все зачитывались вашими стихами.

— А я так и не дочитал вашего «Торквато Тассо».

— А как вам «Рука Всевышнего»? — поинтересовался Глинка.

— Ну, знатная вещица. «Отечество спасла. Поэту ход дала. И Полевого задушила».

— Полевой со своим журналом давно переходил рамки дозволенного, — посетовал Михаил Иванович.

— Согласен. «Московский Телеграф» был достоин закрытия. Так что, г-н Кукольник, не беспокойтесь, вы обязательно войдете в историю тем, что заткнули глотку самому злостному критику.

Речь шла о журнале братьев Полевых, который был закрыт сразу после появления в нем разгромной статьи в адрес Кукольника и его новоявленной пьесы.

— Я сейчас работаю над новой драмой и хотел просить вашего совета, — начал Нестор.

— Сожгите ее, — без раздумья ответил Пушкин.

— Что?..

— Ну, вы же хотели моего совета. Так вот. Бросьте вашу новую драму в огонь и больше ничего не пишите.

— Александр Сергеевич шутит, — Глинка попытался смягчить разговор.

— Отнюдь. Поверьте мне, молодой человек, литература далеко не единственное поприще, на котором можно прославиться. Да и не самое выгодное.

Кукольник вспыхнул, хотел что-то сказать, но вместо этого молча поклонился и отошел в сторону.

— Зачем вы так. Нестор — талантливый поэт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Очаровательно (фр.)

2

О чем вы говорите? (фр.)

3

Интересно! (фр.)

4

Прекрасно! (фр.)

5

Ну как? (фр.)

6

Почему ты молчишь, дорогой? (фр.)

7

Господин (фр.)

8

Да. Да. Извините. Вечер удивительный, не правда ли, г-н Кукольник? (фр.)

9

С мужем согласна (фр.)