Корни

Людмила Миловацкая

Идеальный брак Литвиновых трещит по швам и супруги решают на время расстаться. Полина уезжает на конференцию в Лондон, Дмитрий отправляется в глухую провинцию в надежде на тихую жизнь, но не тут-то было! В деревне его настигает известие о наследстве. Он спешно отбывает во Францию. Парижский флер накрывает его с головой. Полина встречается в Лондоне с неординарным человеком. Эти события кардинально меняют взгляд каждого из них на себя самого и на жизнь.

3. Амстердам

Некоторое время Дмитрий сидел неподвижно, тупо уставившись на телефон.

«Какой такой сговор, при чем тут богатая родня?..»

Ужасно хотелось кофе, но сил и желания спуститься в кафе не было. Проверил свой денежный баланс — слава богу, на счету осталась приличная сумма.

Заказав завтрак в номер, отправился в ванную. В голове прояснилось: итак, жизнь продолжается. Анна, двоюродная сестра, еще месяц назад говорила о готовящейся свадьбе, они с Полиной собирались поехать вместе.

Алтайские родичи объявились неожиданно, как раз перед их с Полей свадьбой. Новообретенная родня пришлась ему по душе, особенно сдружился с двоюродной сестрой, Анной. Ее сын, Макар, тоже оказался отличным парнем — общительным, веселым и неглупым.

«Стало быть, у Макара свадьба. Куда торопится? Он ведь еще совсем пацан!»

Дмитрий вспомнил лицо племянника — веснушки на носу, широкая улыбка, каштановые вихри во все стороны… Когда же мы в последний раз виделись? Четыре года назад, он тогда на военную службу собирался, просился на флот. Стало быть, сейчас ему где-то двадцать три, двадцать пять… Рановато ему жениться… Впрочем, никто не знает, как может сложиться семейная жизнь.

Билет на самолет заказал в один конец — «в запасе дней двадцать отпуска, поживу там с недельку, а там видно будет». Лететь в Горно-Алтайск решил из Москвы: очень хотелось повидаться со своим старшим другом, Сергеем Зотовым. Правда, теперь, после пострига, у него другое имя — отец Феофан. Привыкнуть к нему было непросто, но сейчас даже в мыслях обращался к товарищу только так. Дмитрий знал, что мирские проблемы могут нарушать монашеский распорядок друга, но потребность в его совете сейчас просто жизненно необходима.

Прежде всего, Дмитрий отзвонился начальству. Попросил оформить дополнительный отпуск за свой счет.

— Я же закончил проект раньше времени. К новому еще не приступали. Мне бы исчезнуть на месячишко — и я готов к новым свершениям, — уговаривал он шефа.

— Ладно, отдохни… И то сказать, ты отпуск не брал года два. Так что можешь взять законный оплачиваемый отпуск за все положенное время. С новым проектом у нас заминка, необходимо согласовать кучу документов… Думаю, это надолго. Надеюсь, моя доброта не забудется? Могу рассчитывать на дивиденды? В следующем квартале предстоит аврал…

— Когда я вас подводил?..

— Ну-ну… Так что заскочи завтра на работу, черкани заявление — и с Богом!

— Мне б не хотелось сейчас приезжать в Москву. Пусть Олег за меня подпишет заявление.

— Варламов? Ну ты даешь! Ладно, так и быть, скажи спасибо, что я сейчас сытый и добрый.

Дмитрий облегченно вздохнул, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Внутренним взором окинул монастырское подворье, тихие кельи, вспомнил милые лица монахов, тишину, особые разговоры, и ему нестерпимо захотелось приехать туда.

После недолгих раздумий набрал номер сотового отца Феофана. Загадал: если подойдет к телефону, то поеду к нему, нет — так тому и быть.

Отец Феофан откликнулся сразу, будто ждал звонка. На сбивчивые извинения Дмитрия ответил коротко:

— Приезжай, жду.

В салоне «Сапсана» было как всегда уютно. Дмитрий собирался подремать, но обступившие мысли не давали покоя. Перестав сопротивляться, он разрешил себе вернуться к воспоминаниям.

Предложение посетить Нидерланды появилось неожиданно. Нельзя сказать, что перспектива повидать страну тюльпанов очень вдохновила. Для порядка просмотрел несколько путеводителей: земля, отвоеванная у моря, города, пересеченные вдоль и поперек каналами, «падающие» дома на сваях, ветряные мельницы…

Полина увещевала:

— Когда еще выпадет такая возможность?! Походишь по музеям: Рембрандт, Ван Гог, малые голландцы… И вообще, там есть что посмотреть: Северное море, Делфт, Роттердам, Гаага, оттуда рукой подать до Бельгии, а там Босх, кружевной Брюгге, Люксембург… Центральная Европа: уютно, спокойно, предсказуемо… Кроме того, встретишься с нашими друзьями, с Робертом. Ты же знаешь, у него там свой бизнес. Говорит, что с торговлей все благополучно, но не хватает общения со своими людьми. Я бы так хотела поехать с тобой, ужасно жаль, что не отпустят с работы. Вот если б недельки через две-три…

«Трудно жить в Амстердаме и не быть сбитым велосипедистом». Эту местную шутку Дмитрий услышал в первый же день своего пребывания в Нидерландах, и оценил ее по достоинству. Друзья и многоопытные путешественники предупреждали: в Голландии, мол, много-много велосипедов, и каждый так и норовит наехать на беззащитного туриста. Однако их реальное количество оказалось неправдоподобно, запредельно большим. Всадники на допотопных чугунных мустангах появлялись из ниоткуда, со свистом проносились мимо растерянных туристов. «Люди неместные» провожали затравленными взглядами этих отвязных велотеррористов и опасливо жались к домам.

Шок от невероятно большого количества велосипедистов прошел на удивление быстро.

Непостижимым образом Дмитрий научился предугадывать их появление: «Один промелькнул, второй приближается, третий примечается, четвертый (или какой там по счету) мерещится». Воистину, мотивация — великая вещь!

К счастью приезжих, местные жители иногда перемещались и пешком.

После нескольких дней пребывания в Амстердаме Дмитрий без труда различал коренных жителей, появились узнаваемые лица. Ему доставляло удовольствие обменяться улыбками и парой приветственных слов с незнакомыми людьми.

Местных можно было отличить без труда: нарочитая небрежность в одежде, улыбчивость, учтивость, доброжелательность и в то же время некая отрешенность.

Поведение горожан наводило на мысль об осознанном выборе стиля жизни. Слово «толерантность» не раз приходило на ум. Эти предположения подтвердил и Роберт.

Он был несказанно рад приезду соотечественника. Отложил все свои дела и повсюду сопровождал гостя.

На долгих прогулках по Амстердаму много говорилось об особенностях жизненного уклада нидерландца, их приверженности Gezilligbeid.

Роберт потратил немало усилий, чтобы объяснить значение этого явления.

— Понимаешь, это слово трудно дословно перевести, но если очень приблизительно, оно обозначает состояние полного удовлетворения, внутреннего комфорта. В это понятие входят и образ жизни, и вкусовые предпочтения, и манера поведения…

— Это некая интегральная составляющая?

— Ну да, можно сказать и так. Gezilligbeid — краеугольный камень, определяющий образ жизни нидерландцев. Выражаясь по-вашему, по-научному, — не преминул съехидничал Роберт, — Gezilligbeid — это вектор развития нидерландцев. Терпимость на голландский манер — вот лицо Gezilligbeid.

Дмитрий был совершенно очарован городом и его жителями. Он делал свои заметки, внимательно выслушивал критические замечания Роберта.

— Заметил, как они одеваются? У наших бомжей одежда лучше, а между прочим, среди этих парней немало очень состоятельных людей. А что за манера общения? Представь себе, приглашают в гости за несколько месяцев, и не дай Бог ты приведешь с собой друга — окажется, что для него нет еды и выпивки.

— Не знаю… мне кажется это забавным. При общей тенденции к глобализации подобные мелочи приобретают особую значимость. В конце концов, именно традиции сохраняют идентичность любого народа. И стиль одежды, андеграунд кажется, мне близок. Мне эти ребята определенно нравятся!

— А вот эта картинка тебе тоже нравится?

Роберт кивнул головой на дорогу. По ней двигалась вереница совершенно голых велосипедистов.

— Это что? Какая-то демонстрация?

— Демонстрация все той же свободы.

— Смешные ребята, право, они мне все больше и больше нравятся. И что-то это все мне напоминает… О, детский сад! Тебе не кажется, что все эти «прыжки и гримасы» похожи на детсадовские страшилки?

— Мне кажется, у них что-то типичное не то с пониманием свободы. Ну ладно, если кому-то нравится выставлять напоказ свои чресла — хрен с ними. В конце концов, окружающие могут на них и не смотреть. А как тебе такой пример: женщина надела красивую дорогую шубу, радуется, а тут к ней подбегает какой-нибудь защитник природы и делает ей не только словесное замечание, но и помечает особым знаком, например, обливает зеленкой. И как быть с правами этой женщины, считающей, что носить шубу из шкур убитых животных ничуть не хуже, чем поедать их мясо?

— «Личная свобода человека кончается там, где начинается свобода другого»?

— А ты что, не согласен?

— Я лично согласен, в общем и целом, но…

— Во, уже набрался голландских привычек. О чем бы ни говорили, как бы ни соглашались, в конце обязательно ввернут свое «но», даже если речь идет о чем-то совершенно очевидном!

— Забавно. Мне кажется, я их хорошо понимаю. По мне, так жизненный уклад любого человека или страны — их неотъемлемое право. Чем разнообразнее люди и нации, тем лучше, ярче и богаче жизнь. Вот, например, роза, самый совершенный цветок… Что, если повсюду будут расти только розы? Кошмар. Как говорится, в каждом монастыре — свои законы. Здесь столько эмигрантов… Мне кажется, к ним очень неплохо относятся.

— Это ты говоришь потому, что живешь здесь всего ничего. И отношение к тебе как туристу — вполне понятно: ты приехал сюда тратить деньги. А вот если б ты сюда приехал, чтобы зарабатывать… Вот пожил бы тут, и понял: эмигрант эмигранту — рознь.