Без корня и полынь не растет

Людмила Лазебная, 2022

В сборник российского прозаика Людмилы Лазебной «Без корня и полынь не растет» вошли рассказы, которые заставят читателя задуматься о миссии человека в нашем мире, о связи времен и о гармонии мироздания. Несомненно заинтересуют читателя две исторические повести о событиях эпохи Ивана Грозного и человеческих трагедиях Русско-японской войны 1904–1905 годов.

Команда «рядом» другу не нужна. Рассказы о моей первой собаке

Рассказ 1. Незваный гость

Чарлик пришел жить к нам поздней осенью, в тот год, когда мне стукнуло пять лет и я решила, что мне пора учиться. Ну а что дома сидеть? Пора в школу! Мама, недолго думая, подарила мне настоящий букварь. Но об этом подарке и о том, что я нашла в нем, я расскажу как-нибудь в другой раз.

Однажды утром, когда мы с бабушкой остались дома одни, к нам на крыльцо дома кто-то пришел.

Бабушка, не обращая внимания, продолжала невозмутимо пить чай с блюдца, причмокивая беззубым ртом и охая. Я подошла к ней поближе и шепотом спросила:

— Баушк, а баушк, слышишь, там кто-то ходит и шумит?

Бабушка, посмотрев на меня, с присвистом потянула чай из блюдца и ответила:

— Ветер.

— А ветер стонет?

— Ветер, детка, воет.

Вдруг «ветер» зарычал…

Я испугалась и быстро забралась под кровать, чтобы бояться. Бабушка бодро встала из-за стола, схватила кочергу от печки, вышла на террасу. Я слышала, как она бесстрашно открыла дверь…

«Вот какая смелая у меня бабушка», — подумала я.

— Мила, а ну-ка вылезай, иди сюда. Ты только посмотри, к нам незваный гость пожаловал, — сказала она громко.

Я вылезла из своего убежища и, выглянув из-за косяка входной двери, увидела маленького мокрого щенка, который дрожал от холода и голода, умоляюще смотрел на меня большими серыми глазами и поскуливал. Я смело подошла к бабушке.

— А он что, ко мне пришел? Давай его домой возьмем?

Бабушка моя любила собак, а вот мама не позволяла нам с братьями приносить в дом ни котят, ни щенков. Она беспокоилась о нашем здоровье и любила порядок. Бабушка посмотрела на нас со щенком и сказала:

— Ох и попадет нам с тобой от мамы! Ну не прогонять же гостя, раз пришел. Да и вон снег идет, замерзнет бедняга. Ну, заходи, Чарли Чаплин!

Это потом я узнала, почему она так назвала его. У щенка была смешная наивная мордочка, тонкие кривые ножки и под носом черное пятно, как усы.

Вытерев щенку мордочку и шерстку тряпкой, бабушка налила в миску теплого молока и положила кусочек хлеба. Щенок поел, потянулся, зевнул и лег у порога на коврике.

Бабушка гладила его и улыбалась. Я терпеливо ждала разрешения поиграть с ним после того, как он поспит. А пока я сидела на диване в подушках и шепталась со своими куклами, которые теперь тоже ждали нового друга. Через некоторое время щенок проснулся и стал осматриваться в комнате. А бабушка, глядя поверх очков, улыбалась и быстро щелкала спицами — что-то вязала. Чарлик вскоре улегся рядом с бабушкиным креслом, и мне разрешено было с ним поиграть. Я помню, как он, шевеля носиком, обнюхивал меня и смешно фыркал. Бабушка сказала:

— Смотри-ка, понравилась ты ему, ишь, фыркает. Так собаки радуются знакомству. Подру́житесь.

Мы подружились…

Рассказ 2. Первая прогулка

Мы подружились. Пес и девочка, которой теперь стало веселее и интереснее жить. Куда бы я ни шла, Чарлик спешил за мной следом, весело виляя хвостом. Мне было интересно, как это так: совсем недавно был такой маленький, а я большая, наступил Новый год, я все такая же, а он стал совсем другим. «Как это он так быстро вырос?» — спрашивала я у бабушки. И каждый раз получала разные ответы…

То скажет, что вон он как кашу ест быстро, да еще и миску свою вылизывает так, что и мыть ее не требуется. То скажет, что рыбий жир пьет и не плюется. А то просто так ответит:

— Он ведь собака, верный друг человека. Спешит скорее вырасти, чтобы стать полезным в хозяйстве, за хлеб и доброту хозяевам добром отплатить, с тобой вот играть, и чтоб ты его ненароком не обидела.

Каждому ответу я была рада, и от этих бабушкиных слов мне становилось радостно и тепло. Хотелось схватить Чарлика, как два месяца назад, в охапку и утащить к себе в комнату, а там гладить его, наряжать в шапочки и кофточки…

Но не тут-то было! Чарлик сопротивлялся и не позволял себя поднимать. Вывернется из рук и подпрыгнет, высунув красный язык. Веселый, задорный, хвостом своим виляет, как большим и пушистым пером.

Как-то раз бабушка рассказала мне историю о том, как собака первой из зверей пришла на службу к человеку и поклялась ему верно служить, помогать охотиться на диких зверей, защищать от врагов и согревать в холода. Я внимательно слушала и представляла себе, как бы это мы с Чарликом охотились и на кого?..

Наступила долгожданная весна, и на улице стало тепло и солнечно. Снег темнел и таял на солнце, превращаясь в лужи. Проталины ярко сверкали на солнышке. Мы с Чарликом решили погулять самостоятельно, пока бабушка занята, а родителей и братьев нет дома. Я быстренько обулась в свои красные резиновые сапожки, надела шапку, пальтишко, и мы отправились на речку. А там огромные льдины неслись по воде, громко налетая друг на друга, вода не журчала, а гудела, прорываясь в узкое отверстие подо льдом, словно были открыты тысячи водопроводных кранов одновременно!

Я стояла, как мне казалось, на берегу, смотрела на бушующую воду и не могла оторвать глаз от происходящего.

О том, что было потом, я расскажу позже.

Рассказ 3. Случай у реки

Итак, мы подошли к реке. Поток воды был мощный настолько, что если бы рядом кто-нибудь решил спеть песню, как пела я, представляя себя певицей на сцене, то его бы совсем не было слышно.

А пела я, как мне казалось, здорово, потому что громко. Так громко, что бабушка говорила: «Азохн вей! Аф алэ сойним гезукт!» Сама же ласково улыбалась, глядя на меня и вытирая слезы. Это позже я узнала, что она приговаривала: «Да чтоб всем врагам так было!»

Ну, о моей любимой бабушке я расскажу в другой раз, а сейчас — о том, как мы с моим верным псом впервые самостоятельно пошли погулять, в общем, на охоту.

Итак, вода в реке кипела и ревела! Вдруг кусок снега под моими ногами треснул так громко и гулко, будто снизу ударили огромным топором. Я не успела ничего понять, а Чарлик схватил меня зубами за пальто и сильно дернул в сторону от воды. Упав на снег, покрытый ледяной коркой, я поранила себе руки и щеку.

— Вот ты с ума сошел, что ли? — закричала я изо всех сил. — Не видишь разве, человек в задумчивости стоит! Хватаешь меня. Вот руки и щеку больно поцарапала!

Чарлик в ответ что-то ворчал на своем собачьем языке, вылизывая мое лицо, суетился вокруг меня, требуя немедленно убраться восвояси от этого опасного места. Немного повозившись и похныкав, я встала. Надо сказать, что я вообще-то не была плаксой, да и какой смысл плакать, когда тебя кроме твоей собаки никто не слышит? Веткой прошлогодней полыни отряхнув штанишки, на которые налипли льдинки и снег, я побежала вверх по тропинке. Позади меня что-то ухнуло и зашумело. Оглянувшись, я увидела, как огромная часть снежно-ледяного берега, как раз в том месте, где я недавно стояла, обвалилась в реку и, завалившись на бок, стремительно понеслась по течению.

— Ну и ладно, плыви! — сказала я льдине и бодро зашагала вслед за моим четвероногим другом.

Это было наше первое с ним приключение, о котором так бы никто и не узнал, если бы не бабушка Аксинья, добрая и приветливая старушка, которая жила с нами по соседству и из-за своей болезни постоянно сидела возле окошка. Это она увидела все происходящее со своего наблюдательного пункта и рассказала моим родителям о нашем приключении.

Конечно же, мама наругала и запретила мне выходить из дома без бабушки или братьев до тех пор, пока не появится зеленая травка. Чарлик же в представлении моей мамы с того дня стал претендовать на звание «полезной и нужной в хозяйстве живности». Об этом он с удовольствием рассказывал своим товарищам — соседским собакам. Они каждый солнечный день собирались на полянке возле нашего дома, лежали, потягиваясь на травке, а Чарлик наблюдал за ними со своего любимого места — большой кучи песка. В такие моменты бабушка называла его Акела.

Спустя пару лет я сама прочитала о волке по имени Акела и мальчике Маугли. Мне нравился тот волк, но больше нравилась его подруга — пантера Багира. Позже я, может быть, расскажу о том, кого называли мои друзья этим прекрасным именем.

Рассказ 4. Собака-спасатель

Самое важное для человека — это когда его преданно любят и дорожат его жизнью. Хорошо, конечно, когда человек сам тоже понимает это и ценит своих друзей и близких. Почему-то с самого детства я считала, что моя собака в числе этих друзей и близких, а чувство верности, любви и дружбы меж нами — это само собой разумеющееся. Как можно было в этом сомневаться? Никак и никогда!

Не могу сказать, что Чарлик жил в доме, нет, у него был свой теплый и уютный домик рядом с крыльцом нашего большого дома. Однако никаких цепей и поводков никогда на шею моего друга никто не надевал. Как можно было сажать верного товарища на цепь? Тогда бы он стал обычным цепным псом, а это противоречило взглядам моего отца. Все большое хозяйство охранялось Чарликом строго и ответственно.

Однажды в февральский вечер поднялась такая метель, что сложно было разглядеть, где дорога, а где строения. Все уже вернулись домой, кто с работы, кто из школы. Меня тоже привезли домой на лошадке из соседней деревни, я там у тети гостила. Дома было тепло и уютно. Братья готовились к занятиям в школе (они называли это уроками), а бабушка готовила ужин. Я шила костюмчики и платьица для моей маленькой куклы — пупсика, у которого ручки и ножки были на резиночках и могли подниматься и опускаться. Очень я дорожила этой куколкой!

Вдруг в окне на кухне появилась морда моего четвероногого друга. Он был весь в снегу, лаял и прыгал в окно.

— Ишь ты, домой просится. Всякому в такую погоду в тепло хочется, — сказала бабушка, открывая входную дверь. — Ну, где ты? Давай, заходи уже!

Да вот только Чарлик и не спешил в дом. Он лаял, подпрыгивал, бежал вперед, возвращался и снова бежал. Бабушка зашла в дом и велела моим старшим братьям одеваться. Они оставили меня за старшую в доме, а сами отправились туда, куда звал Чарлик. Долго их не было! Я уж и поиграла, и порисовала, съела два моченых яблока с сахаром…

Когда, пригревшись возле печки, я чуть было не уснула, они вернулись все в снегу и привели с собой мальчика лет двенадцати, который, возвращаясь из соседней деревни, сбился с дороги и сел в сугроб отдохнуть.

— Как же тебе повезло, — сказала мальчику бабушка Мина, смазывая ему щеки топленым гусиным салом. — Хорошо, что у нас такой Чарлик! Настоящий спасатель!

А Чарлик в это время сидел в своем домике на улице и прислушивался к пению вьюги и вою волков, доносящемуся из ближайшего леса.

Рассказ 5. Чарлик и змея

В конце августа, как известно, в Поволжье, где я родилась и выросла, созревают лесные орехи. Тот год выдался «ореховым». Целыми днями в лес за орехами устремлялись люди, в основном женщины с ребятишками. Чтобы быстрее дойти до леса, надо было пересечь реку Вад, которая в те времена была полноводной, глубокой и с весны до зимы катила свои воды вольно и уверенно до самой Оки.

Помню, как мама и тетя Маша — ее подруга — решили пойти за орехами и взяли нас с Чарликом. Как же без него? Хорошо, что на берегу реки было несколько плотов, на которых плавали рабочие, занимавшиеся коноплей. Тогда неподалеку был большой завод по переработке конопли на пеньку. Нас успешно перевезли через реку с одного берега на другой, и мы, радостные и довольные такой удаче, зашагали к лесу. День был солнечный и теплый. Чарлик бежал «зигзагом» то влево, то вправо, исследуя новые места. Мама о чем-то разговаривала с подругой, а я бегала от одного цветка к другому и собирала букет, ни для кого, а просто так, чтобы был. Вдоль дороги росли шиповник, кусты барбариса, тёрна и еще каких-то растений, которые привлекали меня своими листочками. Я собирала самые большие и красивые листья для игры в магазин с моими подружками. «Вот, — думала я, — как все удивятся, что у меня не только ивовые и тополиные листики есть!» Надо сказать, что, играя в «магазин», мы использовали листья деревьев, это были деньги понарошку.

Мне нравилось придумывать разные игры, но больше всего я любила бабушкины волшебные истории.

Накануне она как раз рассказала мне про то, как в лесу живет Лесной царь, который привечает добрых людей и дарит им корень жизни, а недобрых наказывает, заманивая в чащу леса и отнимая у них память и рассудок. Вот, бегая по полянке, я вспомнила про это. «А вдруг Лесной царь мне этот корень жизни подарит, — думала я, — бабушка же говорит, что я добрая и хорошая»!

Чарлик утомился носиться за мной и лег под куст калины отдохнуть. Мама и ее подруга собирали орехи неподалеку, перекликаясь меж собой и напоминая мне: «С поляны ни шагу!» Я развязала узелок с пирожками и вынула из бутылки с молоком бумажную затычку-пробку, которую бабушка воткнула так туго, что мне пришлось изрядно с ней повозиться.

— Ох уж эта бабушка, еще жалуется, что у нее сил нет! — ворчала я, открывая злосчастную бутылку.

Перекусив, уселась на пенечек и стала вязать из травы куколку. Для нас, девочек, это было привычным делом, потому что не у всех были красивые магазинные куклы с волосами и моргающими глазами. А если они всё же были, например у меня, то их не разрешали брать на улицу. Это были дорогие игрушки. Ну так вот, скрутила я траву, перевязала серединку, и получилась голова. Ну и мне срочно понадобились веточки, чтобы приделать руки и ноги своей игрушке. Я огляделась вокруг — ничего подходящего не было, а в нескольких шагах от моего места лежало упавшее во время урагана дерево, корни которого, как щупальца, торчали в разные стороны. «Как раз вот это мне и надо!» — подумала я и направилась к дереву, чтобы наломать подходящих тонких корешков. Чарлик вскочил и тоже последовал за мной. На первый взгляд, корни дерева были сухими, но не тут-то было! Они не ломались, а гнулись. Ну, думаю, непросто их наломать!

— Посмотрим, может, тут что найдется? — предположила я, наклонившись к земле пониже.

Точно! Там лежал красивый корешок, темно-коричневый, слегка с желтоватым отливом, гладкий и блестящий. Только я протянула руку, чтобы его взять, как он зашевелился, и в это мгновение Чарлик прыгнул на него и завертелся на месте, как волчок. Я невольно закричала:

— Мама!

Мама подбежала в то время, когда Чарлик уже стоял на месте как вкопанный, а его лапу обвил тот «красивый корешок».

— Господи, это же медянка! Она тебя не укусила? Чарлик, отойди, дай я ее сниму с твоей лапы! — говорила она скороговоркой.

В это мгновение змея сама отвалилась на землю и больше не шевелилась. Мама веткой подцепила ее и откинула на дорогу. Змея шлепнулась и осталась лежать как резиновая.

— А ну-ка, дай посмотрю твою лапку, — сказала мама, ласково обращаясь к Чарлику.

Мамина подруга тоже подбежала.

— Это ж подумать только, змею убил. Вот так собака!

А я стояла молча с выпученными от ужаса глазами…

— Вот так змейка, маленькая совсем, неужели она могла меня такую большую убить? — прошептала я.

Мне уже совсем не хотелось искать ни корень жизни, ни орехи, а хотелось скорее вернуться домой к бабушке. Этот случай помог мне узнать, что в нашем лесу есть ядовитые змеи. Правда, спустя много лет я снова вот так же чуть не схватила гадюку, но это другая история. А эта закончилась благополучно для всех и навсегда закрепила мамину любовь и уважение к Чарлику.

Рассказ 6. Подарок лучшего друга

До появления в нашем доме Чарлика мне жилось хорошо, но не всегда весело. Мне часто казалось, что со мной никто не дружит, правда, однажды я подумала-подумала и решила, что это я ни с кем не дружу. Ну и начала дружить…

Так сложилось, что девочки-ровесницы жили далековато от нас, но меня это не останавливало. Если мне в голову приходило, что пора бы поиграть с девочками, я собиралась и брала с собой своего пупсика — маленькую пластмассовую игрушку с согнутыми ножками и совершенно лысую. Размер этой куклы был очень удобным для таких походов в гости на пару часов.

Она умещалась в кармане пальто. А вот разные кофточки, юбочки, штанишки для этой игрушки, сшитые мною из лоскутков разных тканей, я бережно складывала в тряпичную сумочку, которую для меня бабушка связала крючком из толстых разноцветных ниток.

Понятное дело, порой я так спешила к подружкам, что забывала отпроситься у бабушки, и тогда начинались поиски меня по всевозможным адресам.

Так что с появлением Чарлика бабушке стало больше заботы, но меньше беспокойства, как она говорила моим родителям, чтобы повысить значимость Чарлика и обосновать необходимость и целесообразность наличия собаки в доме.

Теперь я больше времени занималась со щенком, и мне это очень нравилось.

Однажды, играя в догонялки, мы так набегались, что, придя домой и съев все, что предложила бабушка, я почувствовала прилив радости и счастья и не знала, что с этим делать. Бабушка была довольна: у меня улучшился аппетит и куда-то стали улетучиваться мои вредность и несговорчивость.

Прошла зима, затем весна, наступило лето. Чарлик вырос, окреп и стал уверенным в своей силе. Теперь мы с ним ходили в гости к моим подружкам, и, если второпях я забывала спросить разрешения, меня легко находили: Чарлик всегда лежал возле порога дома, куда я пришла поиграть.

Надо сказать, что жизнь девочки не всегда бывает радужной и беспечной, бывает и так, что подружки ссорятся, и тогда становится совсем невесело. Как налаживать испорченные отношения, я сообразила, будучи уже взрослой, а пока знала только один способ, которому меня научила мама, — для того, чтобы опять дружить как раньше, надо чем-то поделиться. Так в те времена учили в детском саду, так учили в школе, так часто советовали и родители. Но мне это казалось неправильным подходом! Какой-то путь в никуда! Поэтому, попробовав этот способ, будучи шести лет от роду, я решила так больше не делать. А вот если обмениваться равнозначными предметами, а не чем-то на дружбу, тогда совсем другое дело! Тогда не чувствуешь себя так скверно от того, что твое берут, взамен ничего не дают, да и долго такая купленная дружба не длится, а наоборот, быстро обрывается опять, и от тебя ждут чего-то большего, много больше, чем ты давал раньше. В общем, мне это не нравилось, и я предлагала равнозначный обмен. Это я придумала сама, и мне это очень нравилось. Так поднялся мой авторитет среди девочек и даже среди мальчишек-ровесников. Ребята, которые дружили за что-нибудь, были как все, и с ними особо не церемонились, могли и не принять в игру.

Как-то раз я вот так обменяла старый ржавый гвоздь, который нашла возле соседского сарая, на новенький фонарик. Правда, по мнению родителей моего нового товарища, это был совсем неравнозначный обмен. Его мама пришла вечером к нам домой и долго разговаривала с моими родителями на кухне.

Я изо всех сил хотела узнать, о чем они так долго беседуют. А бабушка Мина спросила меня:

— Как поиграла сегодня? Никого не обидела?

Она знала, что у меня взрывной характер и обостренное чувство справедливости.

— Ой, баушк, хорошо поиграли! Сегодня мальчик новенький с нами играл, его Костик зовут. Он клад ищет. Вот ждет, когда наступит волшебный день, и они со старшим братом пойдут ночью в лес искать цветущий папоротник. Там и будет клад. Он это знает наверняка, он в книжке прочитал, это точно!

Бабушка усмехнулась и спросила:

— А зачем это ты прибегала домой? Искала что-то в сарае. Ты смотри, для игр папины инструменты не бери, а то вдруг ему понадобится, а на месте не окажется.

— А, так это я за своим гвоздем тем большим прибегала, я с Костиком обменялась вот на это. — И показала фонарик.

— Ну теперь мне ясно, зачем его мама к нам пожаловала, — со вздохом сказала бабушка, взяла фонарик и медленно пошла на кухню.

В общем, фонарик пришлось вернуть. Гвоздь Костик мне отдал чуть позже, когда ему снова разрешили выходить на улицу и играть с нами.

Вот так бывает, только подружишься с человеком, и бац! — кто-то да помешает. Мне не нравилось выяснять отношения, потому что ясность в вопросе может наступить, но не всегда остаются отношения. Поэтому, когда Костик снова пришел к нам на полянку играть, я просто улыбнулась и тихонько у него спросила:

— Попало тебе? Сильно ругали?

Костик не ожидал от меня этого и ответил:

— Ну да.

— Хочешь, я тебе его просто так подарю?

И подарила. А через два дня Костик мне принес две красивые раковины от речной ракушки. Раковины были черными снаружи и перламутровыми изнутри. Таких я еще не видела. Так мы с ним подружились.

Чарлику тоже понравился подарок Костика. Он долго и неспешно обнюхивал раковины, поднимал голову кверху и нюхал воздух.

Через несколько дней после этого мы с братом пошли на рыбалку на реку, и Чарлик радовался больше, чем я. Мне пришлось накопать червей, чтобы брат взял меня с собой, а черви мне никогда не нравились. Но я все равно накопала и собрала целую консервную банку розовых червячков. Чтобы мне не было так противно собирать, я взяла веточку и, поддевая червячков посередине, складывала их в банку со словами: «Ну давайте, залезайте уже, сейчас мы с вами на рыбалку пойдем».

Так вот, про Чарлика…

Когда мы пришли на реку, он радостно бегал по песчаному берегу, подпрыгивал, взвизгивал, забегал в воду и был безмерно счастлив.

Итак, мы с братом увлеченно ловили карасиков, а Чарлик подбежал ко мне и принес настоящую живую ракушку. Положил рядом и сел довольный и радостный.

— Ух ты, живая! — восхищенно воскликнул брат. — Вот так Чарлик, настоящий охотник на ракушек!

А я, улыбаясь, погладила Чарлика по голове и чмокнула в носик. Никто, кроме нас с ним, не знал, что мне давно хотелось посмотреть, как устроена живая ракушка. А может, Чарлик запомнил тогда, что подарок Костика меня сильно впечатлил и порадовал, и теперь мой дружок решил меня еще больше порадовать. Вот такой у меня был любимец! Умный, сообразительный, верный, понятливый и благодарный!

А ракушка жила у меня дома в банке с речной водой до тех пор, пока мама не уговорила выпустить ее в реку, когда мы все вместе ходили учить меня плавать. Но это уже другая история, и не совсем веселая, хотя и со счастливым концом.

Рассказ 7. Как мы с Чарликом морковь сажали

Я уже рассказывала, что семья у нас была большая и дружная. Папа и мама много работали, братья учились, а мы с бабушкой и Чарликом были на хозяйстве. Вообще, хозяйством заниматься непросто. Столько всяких дел и забот!

Вот однажды осенью, в конце октября, кажется, бабушка собралась сеять морковь в огороде, чтобы весной она проросла пораньше и летом уже была бы крупная и вкусная. Это было важно, потому что на Рош-ха-Шана (еврейский Новый год) следовало выбирать самую красивую, ровную и крупную морковь и, как полагается, нарезав колесиками, украшать праздничный стол. Бабушка говорила, что если в этот день поесть морковные колесики, подумав о своей мечте, то весь следующий год в твоем доме и у тебя лично будет радость, счастье, подарки и все такое. Я всегда так делала и сейчас продолжаю, хотя, возможно, что просто бабушка так приучала меня есть морковку. Ну да ладно, у всех свои методы и хитрости, как накормить ребенка-малоежку.

Итак, мы собрались сажать морковь. Бабушка взяла семена, миску, и мы пошли в огород. Чарлик бежал рядом, как всегда, проверяя все закоулки и кустики.

Не буду вдаваться в подробности, как мы готовились, потому что все прошло спокойно и замечания от бабушки мы получили всего несколько раз.

Чарлику хотелось помочь бабушке, и он копал землю именно в тех местах, где она уже сделала грядку. Терпению ее можно было только позавидовать. Она каждый раз отодвигала его в сторону и говорила: «Нельзя! Нет!»

Мне тоже хотелось сажать морковку, и я выпросила себе семян. Бабушка похвалила меня за хорошую мысль, отсыпала в свой носовой платочек пару щепоток и отвела нам с Чарликом место в конце огорода, там, где уже заканчивалась мягкая и пушистая почва, приготовленная под посев моркови. Это было здорово! Мы важно зашагали к указанному месту.

— Баушк, а баушк, тут сеять? — громко и деловито крикнула я бабушке, дошагав до нижних грядок.

— Сажайте-сажайте, — ответила она.

Я, развернув платочек, начала неспешно и аккуратно брать семена и сыпать их в землю, как учила меня бабушка Мина: «Брось семечко в землю, отмерь от нее свою ладошку, вторую сажай, чтоб им не было тесно расти, чтобы была морковь крепкой и ровной красавицей с густой косой на улице!» Нелегкое это дело, скажу я вам! Семечки, как нарочно, прилипали друг к дружке, видимо, не хотелось им разлучаться. Но упорство и труд были моими верными спутниками.

— Ишь, какие вы неразлучники! — рассуждала я вслух.

Чарлик устал быть послушным и убежал по своим делам на речку. А я сеяла и сеяла морковку.

Когда Чарлик вернулся, я уже почти заканчивала грядку. Вдруг он неожиданно чихнул. Почти все семена с платочка вмиг разлетелись. Посев морковки был завершен.

— Ну ты, Чарлик, балбес! И что теперь делать? Как эти семена мне из земли собирать, а? Не мог у речки почихать, — ворчала я сердито, но так, чтобы бабушка не услышала ненароком.

Там, где было насыпано много, я собрала семена ладошками и посеяла на грядку, но остальные остались там, куда упали.

Делать было нечего, либо на Чарлика жаловаться, получается ябедничать, либо сделать вид, что ничего не произошло и все хорошо, либо просить у бабушки еще семян. Только ведь она удивилась бы, куда я столько дела. В общем, задумавшись на пару секунд и сделав строгий вид, я сказала Чарлику:

— Всё, посадили мы с тобой морковку! — И, отряхнув ладошки, тихонько прошептала: — Ну, расти, морковка, большая и толстенькая.

Смахивая на ходу землю с платочка, я пошла к бабушке, широко перешагивая пустые грядки. Бабушка похвалила нас за спорую работу и разрешила бежать в сад покататься на качелях. Я помыла руки в ведерке, вытерла тряпочкой, и мы побежали.

Вечером бабушка, рассказывая родителям о наших делах, похвалила меня:

— Сообразительная растет, видит, что щенок мне мешает, увела его от меня и семян взяла, сама сажала.

А я, лежа в кровати в соседней комнате, прошептала:

— Вовсе я не сообразительная. Если бы была такая, я бы платочек с семенами Чарлику под нос не подставила. Да и Чарлик «молодец»! Нечего ему было к речке бегать, нанюхался там чего-то и расчихался!

Однако то ли от раздумий всяких, то ли от усталости, а может, по другой причине, я уснула и так никому про семена и не рассказала.

Наступила весна, и все вокруг стало преображаться. Отцвела черемуха, березы украсили себя сережками, а морковка все еще не прорастала. Когда мы с бабушкой сажали лук и еще что-то, я о ней помнила, а потом как-то потеряла бдительность.

Прошло время, и бабушка Мина позвала меня сходить в огород на дальние грядки. Я с радостью побежала за ней и позвала с собой Чарлика. Уже издалека было видно, как красиво проросла морковь на бабушкиных грядках, одна к одной! Нежные и тонкие зеленые стебельки тянулись к теплому солнышку. Мы постояли, полюбовались и пошли вниз. А там и наша с Чарликом морковка проросла, веселенькая такая, зелененькая…

Бабушка была рада и пошла вдоль грядок.

— Ой-вей! А что это тут у нас за морковный базар? — спросила она удивленно.

Там, где она остановилась, морковка проросла большим кругом, но такая крепкая!

— Баушк, это мы так насажали, — понурив голову, прошептала я.

— Ничего страшного, детка. Я уж подумала, морковке скучно было в грядках сидеть, и она решила хоровод устроить, — пошутила бабушка. — Ну не грусти! Вот подрастет еще немного, я научу тебя, как пересаживать ее в другое место, а сейчас пойдем домой.

Через некоторое время «морковка-хороводница» подросла, и мы с бабушкой, полив теплой водой, осторожно вытянули ее из земли. Затем я палочкой делала дырочки в земле и аккуратно пересаживала в них морковку так, чтобы не повредить ее корешок. Морковка вся принялась и пошла в рост.

Уже в начале августа я весело грызла молодую морковку, у которой почему-то были скрюченные хвостики, а то и вовсе причудливые формы.

Рассказ 8. Чарлик и Соня

Дни сменяли дни, пролетали недели, наступил август, а с ним пришло время посещать школу трижды в неделю. Это называлось «подготовка». Я редко ходила пешком: мы жили далеко от школы, поэтому мама возила меня на велосипеде, и это было здорово! Она сажала меня перед собой на раму велосипеда, на которую заранее привязывала куртку или подушечку, чтобы мне было удобно. Позже папа приделал на раму сиденье и можно было кататься долго и весело. Мне очень хотелось рулить самой:

— Отпускай, мам! Давай я тебя повезу, — предлагала я, но мама делала вид, будто меня не слышит.

Папа мне разрешал «держать штурвал», когда мы с ним катались. Он меня всегда слышал. Мама, хоть и была очень принципиальная, никогда не вредничала и не ругала нас, детей. Она «давила на нервы нравоучениями», так говорил старший брат. А мне мама нравилась, она была красивая, и от нее вкусно пахло цветочным мылом. Во время наших поездок она каждый раз боялась упасть или ненароком наехать на Чарлика и уронить меня. Руль велосипеда постоянно резко поворачивался то вправо, то влево. Я, конечно, старалась удержать его, помочь, так сказать, но мама нервничала и кричала, чтобы я перестала рулить.

Несмотря ни на что, мой верный пес всегда был рядом, бежал трусцой чуть впереди велосипеда, показывая дорогу и совсем не обращая внимания на нашу с мамой совместную езду. Он был занят наблюдением за всем происходящим вокруг, выскакивающими из-под ворот дворовыми собаками, которые бойко лаяли, оскалив зубы, но тут же убегали назад, поджав хвосты, хотя, казалось, Чарлик совсем не обращал на них внимания. Он был сильнее и увереннее в себе, чем каждая из этих собак. Большие псы, как правило, лаяли громко и хрипло где-то позади домов. Чарлик сопровождал нас с достоинством, такая была у него работа.

Иногда бабушка поручала нам навестить ее подругу в соседней деревне — бабушку Соню, правда, ее почему-то все звали просто Соня. Она была женщиной «почти мудрого» возраста, носила странную одежду, повязывала кое-как скрученный в дудочку платок или шарф поверх седых и кудрявых волос, которые, выбиваясь из-под повязки, развевались на ветру, как сентябрьская паутина. Соня была «чрезмерно образованной для местного общества», так о ней часто говорила моя бабушка. Как и бабушка, она знала несколько иностранных языков, но это не всё! Еще она умела умножать и делить многозначные числа в уме и еще много чего, но все вокруг знали про одну ее особенность — она панически боялась собак. Чарлик это понял сразу, как только впервые с ней познакомился. Он был «крайне сообразительный экземпляр», по мнению папы, и шнорэр (хитрован, плут — идиш), по мнению бабушки Мины, поэтому легко умел добиться расположения заинтересовавшего его человека.

Спустя некоторое время после первого знакомства он зачастил к Соне в гости. Сначала она относилась к этому настороженно, как и подобало сдержанной одинокой даме в летах, а через некоторое время привыкла к его компании и уже была рада его обществу. Вообще, если пробежать или проехать на велосипеде мимо Сониного дома так, чтобы не спугнуть этих двоих, то можно было увидеть, как они вместе проводили время в саду. Соня что-то делала, а он лежал возле ее любимой лавочки под старой липой. Эту лавку она называла очень смешно — «аунтералиндан» (под липами).

Но это было потом, а сначала Соня упорно демонстрировала отсутствие интереса к нашему Чарлику и даже протестовала против его набегов в ее сад. Например, как в этот раз, о котором я хочу рассказать сейчас.

Шел какой-то день августа. Бабушка Мина напекла блинов и, связав в узелок еще что-то, сказала маме:

— Аня, надо Соне блинче (блины) отвезти.

Отмечу, что наша бабушка никогда никого ни о чем не просила, она говорила всегда так, как будто иначе нельзя, и никто ей не противоречил. Она была старшая в доме, но всегда пугала нас «маминым авторитетом».

И вот, собрав все, что нужно было взять с собой, мама усадила меня на велосипед, и мы поехали. Соня, увидев нас издалека, поспешно закрыла калитку своего сада и ждала, облокотившись на деревянную изгородь.

— Ой-вей, Аня, опять вы этого вилдэхая (зверя) с собой взяли! Вот схватит кого-нибудь — беды не оберешься!

— Ну что вы такое говорите! — спешила ее успокоить моя мама, соскакивая с велосипеда, стараясь удержать равновесие и меня в придачу. — Чарлик разумный пес, он людей не ест.

— Детка, ты мало знаешь о жизни, людей едят все, — настаивала на своем Соня, не сводя глаз с зевающего Чарлика, который всем своим видом демонстрировал полное равнодушие и будто говорил ей: «Успокойся, я сегодня сыт».

А затем он лениво лег передохнуть прямо перед Сониной калиткой.

— Вот вам к чаю, — сказала мама, протянув сверток.

Чарлик облизнулся, сел, высунув язык, а потом лег, положив свою красивую голову на вытянутые вперед лапы, и завилял хвостом.

Соня вдруг покачала головой и сказала:

— Гляньте-ка на него! Что, пес, тоже блины любишь? Я тебя не ругаю, я за тебя беспокоюсь. Цапнешь кого-нибудь, и будет тебе арест, а хозяевам — беда! А жизнь арестанта не жизнь. Я по молодости тоже собачек любила, да только Воркутлаг эту любовь, как пыль тряпкой, стер.

В это время Чарлик закрыл свою морду правой лапой, и Соня рассмеялась.

— Ишь ты, вот так собака, такую и собакой-то называть — ее оскорблять!

Чарлик совсем осмелел, встал на задние лапы, а передние положил на калитку. Я сказала:

— Он еще маленький, он со мной в школу будет ходить. Мы скоро учиться начнем.

Так и получилось. Мы с Чарликом ходили в школу и каждый день умнели. А Соня, когда нас видела, спрашивала:

— Всё ходите? Еще не научились? Всё еще учитесь?

Я отвечала, что ходить еще долго, и часто показывала, как Чарлик умеет считать от одного до трех, если ему показывать нужное количество яблок или груш, а лучше котлеток. Такие показательные выступления Соне нравились, и она нам с Чарликом всегда что-нибудь давала, приговаривая с хитрым видом:

— От каждого по его способностям, каждому по труду!

Мне так нравились эти слова, что однажды я повторила их моей учительнице, когда она меня похвалила за аккуратно протертые от пыли комнатные цветы в классе, мне тогда было восемь лет. Правда, потом она зачем-то вызвала в школу моего папу и долго с ним беседовала. Так я узнала, что хорошо уметь красиво говорить, но лучше уметь красиво молчать.

Моя бабушка сразу поняла, откуда «дул ветер», поэтому в наших выступлениях с Чарликом и посещениях Сони наступил кратковременный перерыв. Мне было непонятно, почему не следует заходить после школы к ней в гости «погреться»? Ведь «не следует» это вовсе не «запрещено». Тем более что Соня обещала мне рассказать интересные истории про «вурдалаков», как только я подрасту. Ждать у меня не было силы воли, но и ослушаться папу я не могла. Поэтому теперь мы общались с ней «лавочно», как она говорила. Когда мы шли после школы и она была возле дома, минут десять «лавочных» разговоров вполне хватало, чтобы на ее лице появлялась улыбка.

Так длилось недолго, потому что папа решил, что запрет на общение с умным человеком вредит моему характеру. Наверное, он понимал, что не было ничего плохого в том, что Соня так меня любила. А любила она меня и моего Чарлика искренне и всем сердцем. Помню, как она сказала бабушке Мине:

— Знаешь, дорогая, я чувствую, что твоя озорная обезьянка Милка и ее ручной чертик забрались все-таки в мою душу, а я уж думала, что нет там места для счастья и радости.

Бабушка обняла ее нежно (как умела только она), как большим крылом, и ответила:

— Вот видишь, я была права: возраст чувствам не помеха! Всему приходит время. Время страдать и время любить!

После этого случая бабушка поговорила с папой, и он окончательно снял «запрет» на мою дружбу с Соней. Не следовало папе так уж стараться исполнять поручение учительницы. Это я так думала. Соня — добрая и хорошая!

А потом, в сравнении с ней учительница была «слабым ростком цивилизации», так сказала моя бабушка.

Кстати, Соня под настроение сочиняла стихи. Только она их никому не читала, а записывала на французском языке в толстую тетрадь, сшитую вручную из нескольких тонких тетрадок.

Через два года ее не стало. Однажды, глядя на фотографию Сони, бабушка сказала:

— Ой-вей, Соня, Соня! Сломали розу вурдалаки в Воркутлаге!

Рассказ 9. Собачья месть

«Быть в семье младшим ребенком — это как быть золотой монетой», — говорила моя бабушка не только мне, а вообще всем при удобном случае. Но никто ее особо не расспрашивал в отличие от меня. А мне она говорила: «У монетки две стороны». Став постарше, я поняла, что она имела в виду. А пока меня радовало это особенное слово «золотая». Я очень любила его и больше всего то, как его произносила бабушка. Мне от этого слова становилось радостно. «Если бы у меня был хвост, как у моей собаки, — думала я, — то рядом с бабушкой я бы виляла им постоянно». Иногда я приделывала себе хвостик из куска старого воротника, не знаю какого зверя. Жаль только, что вилять им не получалось, а постоянно шевелить попой мне надоедало, да и в животе что-то странно булькало.

Как-то зимой сосед дядя Паша принес мне в подарок настоящий лисий хвост, но он мне не понравился, да и лисичку было жалко.

«Как же она теперь без хвоста-то бегает? — думала я. — Чем же она теперь свои следы заметает?» В общем, хвост я показала Чарлику, и ему он тоже не понравился. Чарлик рычал и раскидывал задними ногами землю, будто закапывал что-то. Так что этот хвост я отдала старшему брату, и он как трофей повесил его над своей кроватью, чему не очень-то была рада мама. Но сейчас речь не об этом, хотя этот мой переподарок помог мне наладить отношения со старшим братом, который меня не особо баловал своим вниманием.

Он был старше меня на «целую мою жизнь и еще два армейских года», как он говорил, поэтому ему до меня не было дела. Правда, я все равно знала, что он меня сильно любил, потому что всегда защищал, когда брат помладше начинал учить меня жизни.

Вот, даже в этих отношениях бабушкина мудрость про жизнь младшего в семье и золотую монету проявлялась, как нельзя лучше.

Поскольку мы с бабушкой Миной каждый день коротали время на двоих, занимаясь каждая своим делом, мы частенько рассуждали о жизни. Она так интересно умела все рассказывать, что я не замечала ничего вокруг. Слушать ее истории мне нравилось с закрытыми глазами, так мне легче было представлять, какими были герои рассказов и как все происходило. Иногда бабушка была не в духе, это означало, что она захворала и приставать к ней лучше не надо. В такие моменты она называла меня «репей».

Вот и в этот раз бабушке нездоровилось. Она натерла муравьиным маслом свои больные ноги, положила на колени капустные листы и, замотав ноги шерстяными шалями, легла под одеяло подремать. Что мне оставалось делать? Сидеть целый день в доме было мне «нож острый», как говорила бабушка, и я, потихоньку собравшись, пошла на улицу гулять.

Был чудесный солнечный денёк. В воздухе густо пахло черемухой, прелым навозом, сырой и теплой землей и чем-то еще, даже не знаю чем, но приятным и будоражащим все внутри. Чарлик только меня и ждал! Настроение у него было игривым, и мы наперегонки побежали с ним на лужайку, где большие мальчишки организовали футбольное поле с воротами, на которых висели старые рыболовные сети.

Хоть время и перевалило уже за полдень, ребята все еще были в школе. Поле было гладкое, утоптанное, почти без травы, особенно в центре. Я нашла щепку и начертила на самом гладком месте квадратики для игры в классики. Ну это когда надо прыгать сначала два раза на одной ножке, затем обеими ногами, снова на одной, опять обеими, разворот и обратный ход…

Итак, я достала свою синенькую любимую стекляшку из кармана, чтобы бросать ее в каждый из квадратиков по порядку и прыгать, прыгать, развивая свою прыгучесть и ловкость, чтобы потом соревноваться в этом с другими девочками. Стекляшка у меня была от разбитой чернильницы, и если смотреть сквозь нее на солнце, то она становилась ярко-синей, а по краям почти черной. Эту стекляшку я очень берегла, ни у кого из моих подружек такой красивой не было. Были кусочки от тарелок или от бутылок, а у меня особенная — толстая и синяя!

Пока я занималась своими важными делами по организации классиков, Чарлик, обежав и обнюхав все вокруг, лег у футбольных ворот и задремал на солнышке.

Я, напевая песенку, прыгала и прыгала… Совсем не заметила, как на полянку пришли мальчишки, которые, возвращаясь из школы, увидели меня на их футбольном поле.

— Эй, малявка, ты че это тут делаешь? — крикнул один из них.

Я, не останавливаясь, ответила тоже криком:

— Я-то? Прыгаю, а что?

— А ниче! Вали отсюда! Пацаны, гляньте, она нам все поле испортила!

В это время Чарлик подбежал ко мне и сел рядом.

— Эй, ребята, ну чего вы шумите, ничего она не испортила. Сейчас будем играть — все притопчется, — это мой старший брат сказал спокойно, подъехав на велосипеде. — А ты, Мила, больше не делай так, — прошептал он, наклонившись ко мне и положив руку на мое плечо. — Я ведь не всегда буду с тобой рядом. Ребята могут и побить за такое! Ступайте с Чарликом домой, мы сейчас играть будем.

Но я тоже хотела играть! Домой уходить мне никак не хотелось, но и спорить с братом было нельзя, потому что он старший, а это почти как папа. Я положила свою стекляшку в кармашек и, опустив голову, побрела домой. В это время подошли и подъехали на велосипедах еще ребята для игры в футбол. Брат мой увлеченно им что-то говорил, держа мяч одной рукой и прижимая его к себе, а второй показывал, кому куда встать, и разводил ребят то одного, то другого по разным сторонам. Мальчишки его слушались. Я встала посмотреть, что будет дальше и как они станут играть. Чарлик сел рядом и тоже учился играть в футбол.

Игра началась. Спустя некоторое время мне стало скучно оттого, что всё одно и то же, все бегают за мячом и кричат друг на друга. Конечно, когда мяч залетал в ворота, было интересно. Половина ребят кричала, бегала, как сумасшедшая, прыгала друг на друга и радовалась, а другая половина ругалась или возмущалась, а то и просто, опустив голову, мальчишки махали руками, будто все пропало и жизнь потеряла всякий смысл. Мне наскучило на них смотреть, и я пошла домой. В это время Чарлик, отстав от меня по своим собачьим делам на несколько шагов, сильно взвизгнул. Я обернулась, а это в него мяч попал. Мальчишки громко хохотали, а брат мне махнул рукой, что значило «Правильно! Иди-иди, а то и тебе так мяч прилетит».

Вскоре наступил вечер, а там и ночь. Я и не знала, что после игры брат оставил мяч на террасе.

На следующий день бабушке стало легче, и мы вышли с ней в сад. Она постелила для меня на лавку теплое одеяло, а себе взяла «подушку-сидушку», и мы прекрасно проводили время, наслаждаясь теплом и светом ласкового солнца и пением скворцов.

После полудня, как обычно, из школы вернулись ребята, и мы услышали шум возле нашего дома. Это братья обнаружили на террасе спущенный и порванный футбольный мяч. Сомнений не было! Это Чарлик, улучив момент, расквитался с «обидчиком» за вчерашний «удар по самолюбию», так сказал брат. Так я поняла интересную вещь: для собаки враг и обидчик не тот, кто его чем-то шлепнул за провинность или шалости, а именно тот предмет, которым наказали! Поэтому собак нельзя наказывать за проделки рукой или тем более ногой, чтобы не спровоцировать агрессию на себя. Вот и не любят собаки веник, швабру или тапок хозяина! Называется это умным словом «переадресация».

Конечно, мяч ребята починить не смогли, и папе пришлось «достать» им новый. Тогда это было непросто. Но папа был человек находчивый и нашел мяч, правда, не в магазине, а у своего товарища — школьного учителя физкультуры.

С тех пор подходить к футбольному полю и футбольному мячу нам с Чарликом было запрещено. Да нам не очень-то и хотелось! Что касается Чарлика, так он вообще возненавидел эту игру.

Поэтому после игры брат тщательно вытирал мяч влажной тряпочкой и вешал в своей комнате в авоське, это сумочка такая плетеная, как сеть.

«Вот так в один момент можно отбить интерес к новому делу», — подумала тогда я, рассуждая сама с собой над вопросом «И почему мальчишки так любят футбол?».

Рассказ 10. Чарлик и старьевщик Шимон

Вот смотришь порой, сколько разных вещей скопилось в доме, и думаешь: и это нужно, и то, а это мне подарили на день рождения, а то я сама купила, непонятно для чего…

А раньше столько вещей у людей не было. Вот инструменты для хозяйства — это да. А одежды, обуви, всякой мелочи — нет! Потому что жили скромнее, зарабатывали меньше, да и идеалы были другие. Дорогие украшения, вечерние костюмы и шубы не были предметом первой необходимости, вот на них и не тратились. А если и были уже достаточно поношенные вещи, которые вышли из употребления, то их не выбрасывали, а продавали старьевщику или выменивали у него на разные мелочи: наборы ножей и ножниц, железные крышки для консервирования, булавки и иглы, спицы для вязания, шерстяные и мохеровые нитки — в общем, на всякий мелкий «дефицит». Летом старьевщик предлагал разные фрукты и даже прошлогодний мед. Каждую пятницу он проезжал по улицам поселка на старой и совершенно безынициативной кляче и кричал громко:

— Алтэзахэн! Меняю шило на мыло!

Всем ребятишкам почему-то очень нравился этот старый еврей, несмотря на то, что каждый раз грозился маленьким кнутом с резной деревянной рукоятью, как плеткой. Этот кнут лежал на повозке внизу — в ногах старика. Лошадь его не нуждалась в том, чтобы ее хлестали, требуя быстрой езды, она знала, что делать. А когда он суетливо доставал кнут и грозил им мальчишкам, бегущим за повозкой, лошадка смешно округляла глаза и открывала рот, поворачиваясь посмотреть, что это старик удумал. Вместо того, чтобы ускорить шаг, она останавливалась и замирала. Странная была картина.

Вот однажды в пятницу, когда мы с Чарликом играли под большой черемухой в саду, мы услышали скрип телеги и такой же скрипучий голос старика:

— Меняю шило на мыло!

Чарлик, по обыкновению, сначала, лежа мордой на передних лапах, поднял одно ухо, потом, пробормотав свое «рвав!», вскочил и выбежал из сада.

Старьевщик как раз доехал до угла нашего дома, когда выскочил Чарлик со звонким лаем…

— Азохн вей! — закричал старик и с прытью молодого заскочил на телегу. — Алэ цейн золн дир аройсфалн (да чтоб у тебя все зубы выпали)! Заберите вашего гитлера!

Бабушка Мина вышла на его крик и, стоя на ступенях террасы, громко и уверенно скомандовала:

— Ко мне!

Чарлик, поняв, что совершил очередную подростковую глупость, прижав уши и опустив голову, виляя хвостом, с неохотой поплелся к бабушке. А она продолжала:

— Ну сколько тебе говорить, ты приличный кобель, а все кидаешься, как паршивая шавка, на каждого конного и пешего! Не всякая живность съедобна!

Старьевщик покачал головой, но не обиделся на бабушку. Они давно знали друг друга, и он понимал ее своеобразный юмор.

— Мишугине копф (придурок)! — ворчал он, поправляя какие-то мешки в своей повозке. — Ой, Мина, Мина, и с какой радости такого фашиста дома держать? Сама выходи почаще и сиди у ворот!

Вдруг эти слова подействовали на бабушку странным образом.

— Ах ты, старый шломиэль (негодник)!

Она развернулась и с грохотом закрыла дверь террасы. Надо сказать, что бабушка знала себе цену и такие шутки ее не радовали.

Старик поплелся со своей лошадью дальше по улице, продолжая зазывать людей. В этот раз он менял все, что людям было не нужно либо у них были излишки, например, прошлогодние овощи, свежие яйца домашней птицы, молоко и масло, на вкусный и спелый тёрн.

Я тоже очень любила терновое варенье и компот, но больше всего мне нравилось есть свежие и спелые ягоды, а потом стрелять по выбранной мишени, зажав скользкую от мякоти и сока косточку между указательным и большим пальцами руки. Это было веселое развлечение, пока, вот так играя, я не попала в глаз моему брату. Но это другая история, может быть, и об этом расскажу вам позже.

Сейчас Чарлик лежал грустный возле ступенек дома на травке-муравке, а я сидела на лавочке рядом и училась плести корзинку из гибких веточек ивы, которые добыла возле речки. Они то и дело ломались. Тогда я еще не знала, что, прежде чем плести, надо замочить очищенные от коры ветки ивы в соленой воде, вот только так они становятся гибкой и послушной лозой. Ну, «век живи, век учись», как говорила бабушка, правда часто добавляла: «дураком помрешь!» На улице становилось совсем жарко, в небе туда-сюда летали ласточки, щебеча о чем-то своем.

Мимо нашего дома сначала пробежали двое мальчишек, затем проехали на велосипедах еще несколько ребят постарше, громко обсуждая что-то смешное и хвастаясь друг перед другом своими мальчишечьими подвигами.

Старьевщик остановился недалеко от соседского дома и показывал свои товары обступившим повозку женщинам и детям. Вдруг один из мальчишек громко крикнул:

— Дядь, а тёрн почем? Дядь, а дай за яйца тёрну.

Старик вдруг резко схватил свой кнут и, тряся им в воздухе, закричал:

— Я уж те сейчас дерну!

Не знаю, что произошло, но все женщины и мальчишки хохотали, как сумасшедшие, а старик, ругаясь на чем свет стоит, хлыстнул вожжами свою старую клячу и поехал прочь из поселка.

Бабушка снова вышла на террасу и, обращаясь к Чарлику, сказала:

— Марево! Тяжело тебе? Эх, ты, Чаплин, когда уж ты поумнеешь? Выскочил, старика бедного напугал, а он в отместку мне настроение испортил! Вот и зачем тебе сдался этот старик?

Чарлик виновато посмотрел на бабушку, потом на меня и глубоко вздохнул. Через некоторое время он куда-то пропал. Бабушка предположила, что у него «муки совести».

Под вечер старьевщик возвращался из соседнего села и, поскольку дорога вела мимо нашего дома, издалека стал звать:

— Хозяева!

Папа вышел узнать, чем помочь.

А старик сказал:

— Ваша собака утром меня чуть не съела, а потом помогла. Колесо у телеги моей сломалось, до кузницы далеко. Ну как добро посреди дороги оставишь? Смотрю, а ваш кобель из оврага на меня смотрит, следил за мной, не иначе! «Ну, — говорю, — прости, что утром тебя наругал. Это со страху, с кем не бывает. Может, посторожишь мое добро, пока я в деревню схожу? Никого не подпускай!» Ушел я, на свой страх и риск, а когда вернулся, телега с добром на месте, лошадь на месте, а пес ваш на телеге лежит, смотрит, охраняет. Вот так собака у вас, все понимает. Добрая живность! Вот за его работу ребятишкам вашим гостинец от старого Шимона, — улыбнулся старьевщик и протянул отцу миску со спелым и крупным тёрном.

Как же я была рада! Это был первый заработок моего четвероного друга, как сказал папа.

Так у Чарлика появился новый друг — дед-старьевщик.

Рассказ 11. Любовь не знает преград!

Тяжело живется собаке, если у нее нет дома, а бывает, что тяжелее той, у которой и дом есть, и хозяин не злой и не жадный, да вот вся жизнь ее проходит как один долгий день, потому что все время она вынуждена проводить на цепи возле своей конуры. Не побегаешь в свое удовольствие, когда тяжелая цепь не дает тебе сделать больше шагов, чем отмерено хозяином!

Конец ознакомительного фрагмента.