Все будет хорошо!

Людмила Лаврова, 2022

Жизнь странная штука. В детстве кажется, что все просто. Есть плохое и хорошее. Все знают, как должно быть. А как? Только по-хорошему, конечно. Все просто и понятно. Но мы растем… Становимся взрослыми. И в какой-то момент понимаем, что то самое хорошее – это почему-то редкость. Мало хороших людей, мало понимания в людях, мало добра, мало любви… Так мало всего того, в чем нуждается любой из нас. Почему так? Нет ответа. Ведь в детстве все были хорошими, все знали, как надо. И приходит момент, когда мы слышим чью-то историю. Неважно о чем. Просто о том, что все хорошо. Первая реакция? "Сказка! Так не бывает! Не верю!" В этом сборнике собраны только реальные истории о людях. Нет ни одного выдуманного персонажа или сюжетной линии. Изменены только имена. Живые истории о хорошем…

Просто так случилось

— Вера Ильинична, зайди, пожалуйста, в пятую. Там очередной сложный случай. Чашку расколотила, кричит уже час как.

— Сейчас, Машенька, только полы здесь домою и пойду.

— Спасибо большое! А потом зайди ко мне, чайку попьем.

— Про Илюшку расскажешь?

— Да! Поступил он. Ну, потом поподробнее, у меня еще одна операция, а потом бумажки, там и поговорим.

— Хорошо!

Вера Ильинична отжала тряпку и продолжила мыть пол в коридоре роддома, где работала уже без малого двадцать лет. Работала простой санитаркой, но это не мешало ей быть чуть ли не достопримечательностью роддома. Новый главврач, который был не в курсе, сначала даже не понял, почему в сложных случаях, когда роженицы или родившие только что мамочки, начинали вести себя странно, бегут искать Веру Ильиничну.

— Она что, врач? Или экстрасенс? Почему ее?

— Нет, Макар Семенович, санитарка.

— Санитарка?! Ничего не понимаю.

— Поработаете немножко — поймете! — улыбнулась Мария Михайловна, ведущий хирург, а по совместительству заместитель нового главврача.

Вера Ильинична домыла полы в коридоре, тщательно вымыла руки, сменила халат и пошла в пятую палату. Возмущенный голос молодой женщины был слышен даже в коридоре, хотя роддом был старый и звукоизоляция была вполне приличной. Одни двери чего стоили! Двойные створки, толстые чуть не в руку, деревянные. Сейф, а не двери. Каждый год роддому обещали ремонт, но пока так и не собрались. И поэтому пока, закрыв двери в палату, можно было рассчитывать на то, что звуки извне будут проникать туда-обратно очень приглушенно. Но не в этот раз.

Вера постояла под дверью, послушала, о чем речь, а потом решительно открыла двери:

— Доброе утро, мои хорошие! Что это вы расшумелись? Басней наслушались, что детки не слышат ничего в этом возрасте? Так, как вы кричите, разом слух прорежется. Ой, да какие же красавцы! — безошибочно она определила, что в кювезах лежат мальчишки. — Просто богатыри! Это твой? — Вера показала на малыша, который готовился проснуться и уже начал шевелить кулачками.

Встрепанная высокая молодая женщина удивленно посмотрела на это явление полутора метров ростом, которое властно прервало их перепалку с соседкой по палате и теперь ждало ответа на вопрос.

— Мой!

— Вижу, что твой. Красавец! Молока мало?

— Откуда вы знаете?

— Тоже мне, секрет. Иди сюда! — Вера подошла к кровати и похлопала по ней. — Садись! Бери своего красавчика, вооот так. А теперь поверни его чуть. Да не бойся и запомни — мать ребенку плохо не сделает, а дети прочнее, чем кажутся, поняла?

— Да… — девушка ошеломленно смотрела на Веру и машинально выполняла все указания. Через минуту малыш зачмокал, а она охнула. — Ой!

— Что, тянет?

— Ага! Раньше так не было.

— Захват неправильный был. А теперь поняла, как?

— Да, спасибо!

— Ну, корми! Умничка! — Вера повернулась к другой женщине, постарше, которая тоже пристроила ребенка к груди и молча наблюдала. — Второй?

— Третий! И опять парень! А я девочку хотела.

— Значит придешь еще! Молодая, красивая, здоровая, дети вон какие отличные получаются.

— Это я не скоро решусь! — засмеялась женщина и моментально лицо у нее поменялось, на щеках заиграли добродушные ямочки.

— Из-за чего поцапались-то? — Вера окинула взглядом мирную картинку, которая воцарилась в палате.

Женщины переглянулись и дружно прыснули, тут же зашикав, потому что малыши возмущенно вздрогнули хором и выпустили грудь.

— Не знаю! — удивленно протянула молодая. — Простите! Что-то меня понесло не туда.

— И ты меня извини. Привыкла мужиками командовать.

— Так у вас двое! Конечно, глаз, да глаз!

— Какие двое? Трое! Муж же еще! Теперь вот — четверо. Точно свихнусь!

Женщины дружно тихонько рассмеялись, и Вера погрозила им пальцем:

— Не ругайтесь! Весь роддом переполошили.

Она вышла из палаты и пошла за ведром, чтобы убрать разбитую чашку и вытереть пролитый чай.

— А это кто? Врач?

— Не знаю. Но судя по тому, что строгая, наверное.

Они дружно открыли рты, когда Вера Ильинична молча вошла в палату, вытерла пол и убрала осколки.

— Чаю-то сделать тебе еще?

— Спасибо, я сама, как покормлю… А, как вас зовут?

— Вера Ильинична. Будет нужно чего — зови.

Обе женщины проводили удивленными взглядами санитарку и, переглянувшись, занялись детьми.

А Вера пошла в кабинет Маши, чтобы выпить, наконец, чаю и расспросить о крестнике, который поступил в университет в Москве.

— Верочка! Заходи! — Маша стояла у стола, доставая из шкафчика чашки. — Вовремя ты. Ну что, уладили?

— Да нечего было! Так, нервы шалят у мамочек.

— Ну, не скажи! У всех же по-разному шалят. Вспомни хоть жену этого большого начальника, кто он там был… Забыла. Которую ты с подоконника снимала.

Эта история стала притчей во языцех. Когда Макар Семенович узнал о случившемся, просто схватился за голову:

— Да как так?! Почему санитарка? Где были психотерапевт и прочие?

— А не было никого рядом сразу, а она в палате полы мыла.

То, что случилось тогда, перепугало всех, только не Веру Ильиничну. Это потом Маше пришлось плясать камаринского с капельницами. Про таких людей как Вера, говорят, что у них «отложенный старт». На стресс реагируют не сразу, а позже. Возможно, именно благодаря этой ее особенности остались живы и мать, и ребенок.

Молоденькую Олю привезли в роддом целой делегацией. Мать, отец, свекры, муж, сестра мужа, какие-то еще люди. Оля испуганно охала и мычала на каждую схватку, а со всех сторон слышала только:

— Терпи! Уже скоро! Все так рожают!

Ей хотелось закричать, что она же не все, ей больно, очень больно.

— Я не хочу… — прошептала роженица.

— Что? — строго глянула на нее мать. — Чего ты не хочешь?

— Рожать… Мне страшно!

— Ольга, ты совсем уже? Страшно ей! — возмущенно фыркнула мама и Оля сжалась, потому что знала, что за этим последует.

Мама строго глянула на дочь и повернулась к врачу, который принимал Ольгу:

— Никакой анестезии! Вы меня поняли? Абсолютно естественный процесс и не иначе! Нам нужен здоровый ребенок!

Ольгу выдали замуж так, как в наше время уже, наверное, и не бывает. Просто поставили перед фактом:

— Виталий Сергеевич прекрасный человек. Ты ему понравилась.

— Но, мы же даже незнакомы, мама.

— Это не имеет значения! Ты должна доверять нам с папой! Мы хотим для тебя самого лучшего!

Эту фразу Оля слышала всю свою жизнь. Она огромными гвоздями была забита в ее сознание с самого малолетнего возраста и исключала всякие возражения. Олечка росла тихим и очень послушным ребенком. А из ребенка постепенно превратилась в безвольную, забитую девушку. Она очень быстро поняла, что любое возражение — это скандал. Нет, мама Оли не устраивала скандалы в общем понимании: с криками и битьем посуды. Она действовала иначе.

— Ольга, ты станешь причиной моей смерти! У меня опять сердце… Боже, как мне плохо! — мама укладывалась на диван с мокрым полотенцем на голове, и все начинали носиться вокруг с таблетками, вызывался семейный врач. И все это могло длиться сутками, в зависимости от «тяжести преступления». Но, самый великий скандал случился как раз тогда, когда Ольга наотрез отказалась выходить замуж за совершенно незнакомого человека. Тогда Оле, которая была в университете, дозвонилась домработница и в истерике крикнула, что хозяйка отравилась. Ольга чуть не попала аварию, пока неслась домой, где застала врача и отца. Мать лежала в своей спальне, тихо стонала, на тумбочке лежал полупустой пузырек с таблетками.

— Мама! — Оля кинулась к матери, но ее остановил полустон.

— Уйди! Я не хочу тебя видеть! Как ты можешь подходить ко мне?! Уберите ее!

Врач, который много лет вел всю семью, только укоризненно покачал головой, но промолчал. Отец вывел Ольгу из спальни.

— Не сейчас! Ты же видишь, в каком она состоянии.

— Папа, она правда…

— Не знаю. Промывание сделали. Пусть отдыхает.

Через три месяца Ольга стала женой Виталия.

Надо признать, что семейная жизнь не стала для нее кошмаром. Но, и радости сильно не доставила. Ольгу как будто заморозили. Она по привычке ходила на лекции, сопровождала мужа на встречах и в поездках. Виталий видел, что жена его не любит, но он-то не был к ней равнодушен. Поэтому постарался сделать так, чтобы Ольга хотя бы изредка улыбалась. И это ему почти удалось. Почти, потому что Ольга обнаружила, что беременна. С самого первого дня в ней черной плесенью пророс страх того, что она будет плохой матерью. Она боялась с кем-то поделиться своими мыслями. Боялась осуждения, очередного скандала со стороны матери, боялась, что муж ее не поймет. С детства она научилась очень хорошо прятать свои эмоции и сейчас никто не догадывался, что творится в этой прелестной головке с белокурыми кудрями. Только глаза выдавали иногда ее тревогу прежде, чем она успевала взять себя в руки.

— Олюшка, что ты? Плохо тебе? — Виталий, наблюдая за женой, не мог понять, что происходит.

— Нет. Все хорошо. — Ольга улыбалась и успокаивала мужа.

Развязка наступила в роддоме, когда Ольга после затяжных родов, которые длились больше суток, наконец разродилась крепким горластым мальчишкой. А потом, еще сутки спустя, Вера, зайдя в палату, увидела, что Оля стоит на подоконнике, настежь распахнув окно и держа на руках сына.

Вера замерла на секунду, а потом тихо вошла в палату, махнув рукой сестре на посту и кинув в сторону поста запасную тряпку. Оставалось надеяться, что та поймет.

Вера поставила ведро, спокойно выкрутила тряпку и начала мыть пол. Дужка ведра звякнула и Оля, вздрогнув, обернулась.

— Вы что здесь делаете?

— Пол мою. А ты проветрить решила? Правильно, хорошей мамой будешь, раз понимаешь, что малышу свежий воздух нужен.

— Не буду! — Ольга сорвалась на крик. — Я не смогу!

— Это кто ж тебе такую глупость сказал? — Вера оперлась на швабру и внимательно посмотрела на молодую женщину. Та стояла, вытянувшись в струнку, прижав к себе ребенка и Вера видела в глазах ее такой панический страх, что захотелось прижать к себе эту девочку и не отпускать, защитить ее от всего мира.

— Сама знаю. Какая из меня мать, если я «нет» сказать не могу? Как я смогу ребенка защитить?

— Ну, мне-то ты «нет» только что сказала. Значит можешь. Почему еще думаешь, что не станешь хорошей мамой?

— Не знаю. Мне кажется, что я не смогу о нем позаботиться. Я всегда все делаю неправильно…

— Да прям! — Вера рассмеялась, и отставила в сторонку швабру, а Ольга удивленно уставилась на эту маленькую женщину, похожую на сдобный колобок. — Если ты все делаешь неправильно, то как ты могла родить такого отменного мальчишку? Ты курила? — Вера строго сдвинула брови.

— Нет… — Ольга смотрела уже не удивленно, а ошарашенно.

— Пила всю беременность?

— Нет!

— На учете стояла у врача?

— Да!

— Ну! И где ты неправильная?!

— Да я не о том…

— А я об этом. Говорят, что когда кажется, надо перекреститься и все пройдет! Ну-ка, давай-ка попробуй! Давай-давай! Вдруг поможет? Хотя… как ты сможешь, ребенок же на руках. Дай-ка, я подержу, а ты пробуй.

Вера все это время маленькими шажочками подходила к окну и сейчас стояла прямо возле подоконника. Она протянула руки:

— Доверишь мне свое сокровище? Я очень осторожно!

Ольга машинально протянула ребенка Вере. Та взяла на руки малыша и улыбнулась:

— Смотри, какой глазастый! А чьи глаза-то? Ну-ка, покажи мне свои. Нет, так я не вижу. Иди сюда, спускайся! — Вера шагнула назад, к кювезу, в который положила малыша. — Хорошие люльки придумали, правда? — она протянула руку Ольге. — Иди ко мне!

Оля оперлась на руку Веры и спрыгнула с подоконника, охнув от боли.

— Рано тебе еще прыгать! Ложись-ка, я сейчас врача тебе приведу! — Вера закрыла окно.

— Не уходите! — Оля села на кровать.

— Как скажешь. Что случилось у тебя, девочка? Мне можно рассказать. Я человек посторонний, через пару дней тебя выпишут, и ты про меня забудешь. А я-то даже не знаю, как тебя зовут.

— Оля…

— А сына как назовешь?

— Не знаю пока. Мне имя Дмитрий всегда нравилось, а там… как решат…

— Кто решит? Муж?

— И родители.

— Чьи?

— Мои… его… — Ольга заплакала.

Вера тихо гладила ее по плечу и кивнула головой Маше, которая уже несколько минут стояла возле двери вместе с половиной персонала роддома. Шуганув всех жестом, она показала Вере, что в коридоре стоит штатный психиатр и прикрыла двери.

— Оленька, что такое? Что ты плачешь? Муж тебя обижает?

Ольга удивленно посмотрела на женщину:

— Да нет. Он хороший человек.

— Тогда понятно. Ты его не любишь?

— Не знаю.

Вера подкатила поближе кювез:

— А мальчишка у тебя такой, как будто все-таки ты его немножко любишь.

— Почему вы так говорите?

— Я много лет здесь работаю, всякого навидалась. Красивый, здоровый парень. А посмотри, какой спокойный. Ты тут целую бурю затеяла, а он так и не проснулся. Такие хорошие дети от любви рождаются. Если сразу не сказала, что не любишь, значит может и есть что. А ты с ним разговариваешь? Или он слушать не хочет?

Ольга задумалась и нехотя ответила:

— Не знаю… Я не пробовала ему ничего рассказывать.

— А что так?

— Боюсь…

— Чего? Что он тебя из дома выгонит?

Ольга первый раз с начала беременности улыбнулась:

— Нет! Ему такое и в голову не придет.

— Так ты его немножко знаешь, оказывается. А он тебя?

— А он меня — нет.

— Потому что не даешь?

— Получается так.

— Ждешь, когда он твои мысли читать научится? Почему просто не скажешь ему, что не так?

Ольга смотрела в окно, за которым опускался летний вечер и задумчиво вертела в руках пинетку.

— Может вы и правы…

В кювезе завозился и закряхтел ребенок. Ольга вскочила и болезненно охнула:

— А говоришь, что плохой мамой будешь! Не выдумывай себе проблем, там, где их нет, Оленька. У тебя их и без того хватает, а теперь еще и добавится. Вот этот самый молодой человек сильно веселой сделает твою жизнь. И это очень хорошо, правда?

Оля вытащила сына и прижав его к груди, с благодарностью посмотрела на Веру.

— Вы придете еще?

— А ты больше не полезешь проветривать сама?

— Нет! — улыбнулась Оля.

— Тогда приду. А ты мне кое-что пообещай, ладно?

— Что же?

— С мужем поговорить — раз, ну это потом, как пустят, и с Леонидом Петровичем — два.

— А это кто?

— Психиатр наш.

Ольга насупилась и крепче прижала к себе сына.

— Не бойся! Ты не первая и не последняя. Глупость это, что все сразу мамками становятся моментально, как родили. А он тебе помочь может. Если разрешения не дашь — никто об этом и не узнает.

— Точно?

— Сама спроси. — Вера приоткрыла дверь в палату и поманила врача, который ждал в коридоре. Седой как лунь, похожий на Деда Мороза, Леонид Петрович, обладал удивительной способностью мгновенно и навсегда располагать к себе людей. Вера улыбнулась, видя, что реакция Ольги на психиатра ничем не отличается от других рожениц, которые прошли через подобные беседы и тихонько вышла из палаты. Там она без сил опустилась на банкетку и подскочившая к ней медсестра тут же натянула на руку Веры манжетку аппарата, чтобы померять давление. Прибежавшая из ординаторской Маша схватила подругу за другую, считая пульс:

— Вера! Что? Плохо тебе?

— Нормально, Машенька. Сейчас, посижу минутку…

Минуткой дело не обошлось и Веру уложили в пустой палате, поставив капельницу и строго-настрого запретив что-то делать в течение суток.

— Конечно! — кивнула та. — Только домою коридор перед ординаторской.

— Вера! Ты неисправима! Лежи! — Маша присела рядом и взяла ее за руку.

Они были знакомы больше двадцати лет. Почти с того самого дня, как, молодая тогда, Вера, пришла работать в роддом. Тихую, скромную молодую женщину быстро оформили на должность санитарки. Младшего персонала не хватало. Через пару месяцев старшая сестра нарадоваться не могла на нее:

— Досталось мне счастье! Что не попросишь — готова! Работает так, что все горит кругом.

Она пыталась уговорить Веру учиться, чтобы сделать из нее медсестру. Вера поначалу отнекивалась, но потом принесла и положила перед старшей сестрой диплом.

— Ничего себе! А почему по специальности не пошла работать? — Ирина Михайловна крутила в руках красный диплом медицинского вуза. — Почему роддом?! Ты же психиатр.

— Есть причины. И не спрашивайте меня больше ни о чем, хорошо? Я диплом показала, чтобы вы не думали, что я вас не уважаю, совета не слушаю. И просьбу можно? Не рассказывайте никому!

Ирина Михайловна только кивнула, удивленно посмотрев на эту странную женщину.

Вера продолжала работать санитаркой, и никто до поры до времени не знал ни ее истории, ни того, что именно привело ее работать в роддом. Правду она, несколько лет спустя, рассказала только Маше, с которой у них сложились странные отношения чуть ли не с первого дня знакомства. Бывает, что люди чувствуют друг друга, свою «родственную» душу. Вот так получилось и у них. Вера, оставшаяся совсем одна после ухода мамы, сначала осторожничала, а потом успокоилась и открылась Маше.

Маша тогда ждала своего старшего сына, и Вера подхватила ее на лестнице, когда та чуть не потеряла сознание. Слово за слово и через год они уже не мыслили дня друг без друга. Вера стала крестной младшего сына Маши и все эти годы была самым доверенным ее другом. Может быть поэтому, когда, лет пять спустя после знакомства, Маша спросила, что же случилось в жизни Веры, та не стала отнекиваться и рассказала все как есть…

— Я замуж вышла, только-только закончив вуз. Он был старше меня почти на десять лет. Мне казалось, что я нашла того самого, единственного. Голова моя ушла куда-то, оставив только безумную какую-то влюбленность, с которой я не в силах была ничего сделать. Маме моей он совершенно не понравился, почувствовала она что-то что ли… Но кто ж слушает родителей, когда голова кругом и минуты без него прожить невозможно? В общем, мы поженились очень быстро. Поначалу все было хорошо. Жили мы у него, в квартире, которая от бабушки досталась. А спустя какое-то время я начала себя ловить на том, что он странно себя ведет, а я ему потакаю. Сначала это были какие-то незначительные претензии, вроде невымытой вовремя чашки или не так висящего полотенца. Я не придавала значения. Он всегда был патологически аккуратен, но мне это нравилось. Потом — больше. Я стала не так выглядеть, не так думать и прочее, прочее, прочее. Очнулась я окончательно, когда была уже беременна, на седьмом месяце. Тогда он первый раз поднял на меня руку… — Вера побледнела и замолчала. Маша тихо гладила ее по руке. — В тот раз он вымолил у меня прощение. В ногах валялся, рыдал, клялся, что больше не повторится такое. Мама его приезжала, тоже умоляла, плакала. Моя мама сказала, что если я не уйду сейчас, то, возможно, не смогу уйти никогда. Она готова была увезти меня, спрятать. А я, глупая, отказалась… Второй раз был совершенно другим и последним…

— Вера…

— Он уничтожил меня. Ребенок… девятый месяц… шансов нам он не оставил. Меня собирали буквально по частям. Матерью мне больше не быть. А ребенка моего не спасли. Это был мальчик…

Маша обняла подругу и ревела навзрыд вместе с ней. Успокоились они нескоро.

— Где он сейчас?

— Сидит. И еще долго будет.

— Ты поэтому не работаешь по специальности?

— Да. Какой из меня психиатр, если я в своей жизни такого наворотила? Если не смогла разглядеть всю клиническую картину, которая у меня прямо под носом была? Отличница! — горько усмехнулась Вера.

— Верочка, ты не права!

— Не знаю… Возможно. Но, сейчас я чувствую, что правильно так.

— А почему роддом?

— Сама не знаю… Я, когда малышей вижу… мне легче становится. Жизнь идет дальше… Просто так случилось со мной… А бывает же иначе. Должно быть… Я вот на тебя смотрю, — Вера погладила Машу по животу, в котором уже начинал потихоньку пинаться ее будущий крестник, — и у меня просто сердце поет. Будет новый человек! Представляешь Машка, целый человек! Это же такое чудо!

Машиных детей: Илью — младшенького, Васю — старшего, Вера полюбила всем своим нерастраченным материнским сердцем. Мальчишки отвечали ей взаимностью, шепча на ухо секреты, засовывая, любовно выбранные,"самые вкусные"конфеты по карманам ее пальто в детстве. И готовы были по первому зову лететь к «маме Вере», когда выросли. Она стала для них и другом, и авторитетом, и просто самой любимой"Верочкой".

Маша только посмеивалась:

— Доведете мать! Отправлю вас жить к Вере и уйду в кругосветку! Все нервы вытрепали, поросята!

— Мам, а когда наступит этот прекрасный день? — Вася увернулся от тапочка, и показал язык матери. — Вот! А Вера не будет меня угнетать воспитанием!

— Ну, конечно! Поймет, простит и отправит в кадетский корпус!

— Куда? — Вася в притворном ужасе уставился на мать.

— Туда! Где тебе привьют немного ума и дисциплины! У тебя ЕГЭ на носу, а ты не чешешься. Позвоню-ка я ей, наверное…

— Пошел чесаться! — Василий ретировался.

— То-то! — Маша удовлетворенно хмыкнула.

Вера стала для нее той сестрой, которой у нее никогда не было. Теперь она уже не представляла себе жизни, в которой нет Веры. Она точно знала, случись что с ней или с мужем, ее дети будут под самым надежным присмотром и их совершенно точно будут любить.

Конец ознакомительного фрагмента.