Глава 3. Разговор
Стена из дождя казалась непреодолимой. Приходилось сгибаться под тугими струями, зажмуриваться и идти, не разбирая дороги. Зонт так и не открыли — вряд ли он выдержал бы такой мощный напор. Но им было удобно ощупывать пространство впереди себя и отодвигать ветки.
Лев шёл первым, держа Альбину за руку и орудуя зонтом. Нужно было дойти до калитки в заборе, разделяющей участки. Вот и она. Размотали проволоку, выполнявшую функцию задвижки — калитку мгновенно мотануло вбок, и она с грохотом ударилась о забор.
Давным-давно Боря купил у родителей Льва пол-участка, к всеобщему удовольствию всех участников сделки. Зое и Евгению было уже тяжело управляться с гектаром земли, Боре хотелось жить рядом с другом, а Лев на деньги от продажи удачно купил квартиру на одном этаже с родителями.
Но участок Бори казался меньше, потому что всё тут было устроено «не по-нашему», как говорил Лев. Не дом, а большой двухэтажный коттедж с террасой. Не баня, а сауна с патио. Не парник, а многоярусные каскады. Не мангал, а просторная беседка с круглым каменным очагом посередине, большим обеденным столом, плетёной мебелью и кирпичным мангалом в углу. В этом гриль-домике Борис проводил большую часть дачного времени. Здесь он пил с друзьями, пел в караоке с Люсей и иногда оставался ночевать.
Лев с Альбиной добежали до беседки, балансируя на скользкой тротуарной плитке, распахнули дверь, влетели внутрь и с трудом её захлопнули.
— Вот так погодка! — засмеялся Лев, стягивая дождевик. Он по привычке потянулся к выключателю. — Так, чуда не произошло, света нет, приключения продолжаются. Сейчас мы выясним, как быстро можно найти тёмную кошку в тёмной комнате.
— Быстро, если эта кошка голодная, — тихо сказала Альбина.
Удивительно, но их налобные фонарики работали. Батарейки были старые, свет становился бледнее, но он всё же был. Супруги крутили головами по сторонам, звали кошку, но никакого мяуканья в ответ не слышали. Только ливень, словно вошедший в транс шаман, неистово молотил по домику.
Альбине это начало надоедать. Она добралась до кресла, обошла его, держась за подлокотник, села. И тут же подскочила, закричав:
— Лев, оно шевелится!
— О, это то самое знаменитое шевелящееся кресло! Ура, оно найдено!
— Лев, хватит! Иди сюда. Кажется, семейка тут.
Альбина села на корточки, рядом неуклюже опустился на колени Лев. Наконец-то они увидели ту, ради которой промокли до нитки.
На кресле, поблёскивая зрачками, возлежала сама невозмутимость. Только кошкам удаётся так гармонично сосуществовать с реальностью, приспосабливаясь к любым обстоятельствам. Всем своим видом она демонстрировала незаинтересованность в происходящем и позволяла дождю делать, что ему вздумается. Он не пугал её и не отвлекал от главного — быть для своих детей островком покоя и тепла. В тусклых лучах фонариков размер и окрас кошки не различались. Кажется, пушистая и довольно крупная.
— Лев, ты видишь котят?
— Да, вот они, ужинают. — Лев снял фонарик с головы и поднёс к кошке.
Та не обращала на них никакого внимания. Ровной мурчащей волной она окутывала своих детей — четырёх комочков, плотно присосавшихся к маме. Альбина тоже сняла фонарик и подсветила котят.
— Ты только посмотри на этого! Толкается, маму делить не хочет, жадина. А этот малыш уснул. Эй, просыпайся, а то твои братики и сестрички всё слопают, а ты останешься голодным.
Она потеребила малыша за ушко, чтобы он проснулся. Кошка перестала мурчать и наконец удостоила их взглядом. Альбина открыла контейнер и поставила на пол под креслом.
— Мы с гостинцами. Иди подкрепись.
Лев тем временем, кряхтя, поднялся с колен и занялся поисками бутылки коньяка, которую Борис прятал от Валентины где-то здесь.
«Думай, Лев, думай. Куда Борька её спрятал? Высоко он её поставить не мог, рост не позволяет. Будем искать по низам».
Бутылка нашлась в казане. Она оказалась начатой, что оправдало Льва в собственных глазах. Прижимая трофей к груди, он вернулся к Альбине.
— Ну что? Ест?
— Да, уплетает за обе щеки. Голодная. Надо было больше брать.
— Аля, мне кажется, нам нужно согреться. Предлагаю выпить по капельке. Ты вся промокла, я за тебя волнуюсь.
— Лев, кого ты пытаешься обмануть? Волнуешься? За меня? Фантастика!
Но всё же Альбина взяла протянутую бутылку и сделала пару глотков.
— Уже очень давно ты вообще ни о чём не волнуешься, Лев Евгеньевич.
— Альбина, это не так, — мягко произнёс Лев.
Они сидели на полу. Один фонарик потух, второй прерывисто мерцал. Альбина держала его в руках, освещая контейнер и наблюдая за кошкой. Неожиданно она направила свет фонарика на Льва.
— Значит, говоришь, это не так?
Лев поставил бутылку на пол, повесил на неё фонарик и взял в свои ладони тонкие ледяные пальцы Альбины.
— Прости меня. Да, я тогда испугался, как последний трус. Тебе была нужна поддержка, а я валялся в запое. Прости меня, пожалуйста, Алечка. Я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы ты забыла и простила? Прошло уже два года!
Альбина холодно ответила:
— Ты предал меня, оставил одну. Я сходила с ума от страха, хотела просто услышать твой голос, а вместо тебя какая-то пьяная баба промычала мне в трубку, что Лев недоступен! В день операции сына! Такое сложно простить.
…Всё произошло слишком быстро. Коля был абсолютно здоровый мальчишка. Высокий, светловолосый и голубоглазый, как папа. Он хорошо учился, ходил в кружок робототехники, играл в футбол с друзьями. И вдруг начал жаловаться, что у него болит голова. А потом стал терять равновесие, спотыкаться на ровном месте. Альбина до последнего верила, что дело в школьных перегрузках и в постоянном сидении за компьютером. Мальчику просто нужно дать отдохнуть.
Она взяла на работе отгулы, увезла Колю в середине триместра подышать воздухом. И там, в подмосковном доме отдыха, сын потерял сознание. В больнице Аля устроила скандал. Она не хотела верить в то, что МРТ показало опухоль. Был созван консилиум, который подтвердил диагноз. Льву с Альбиной сказали, что решать с операцией нужно быстро, квот осталось очень мало. Они согласились.
Коле тогда было восемь лет. На удивление, он совершенно спокойно отнёсся к известию о предстоящей операции на мозге. Попросил Альбину сфотографировать его лысым и отправлял фото друзьям, прикрепляя смешные стикеры. Её сердце разрывалось. Она чувствовала, что шутки с друзьями, приколы и мемы — всего лишь отчаянный способ избавиться от тревоги. Тревога накатывала на него волнами, в эти моменты он хмуро смотрел в окно и молчал. Ему хотелось побыстрее выздороветь и вернуться в школу — и было страшно, что он никогда туда не вернётся. «Мама, а если после операции всё изменится? Я изменюсь?» — как-то спросил он Альбину. Она обняла его. «Всё будет хорошо, Коля. Ты сильный, и мы все будем рядом с тобой. И даже если что-то изменится, ты всегда сможешь найти способ быть собой». Одноклассники передали для Коли огромную пачку с рисунками, пожеланиями и даже стихотворениями. За день до операции он постоянно их перечитывал, а некоторые прятал под подушку.
Когда Колю увезли на операцию, Альбина, полуживая от страха, молилась, стоя на коленях, рыдая в его подушку. Она звонила Льву, но он не брал трубку, набирала снова и снова. Наконец услышала голос. Не его — какой-то пьяной женщины. Этот абонент недоступен. Хватит трезвонить, тут люди отдыхают.
Операция прошла успешно. Довольно скоро Коля вернулся к обычной жизни. Правда, пришлось уйти на домашнее обучение до конца учебного года. Но за лето все функции восстановились полностью, и осенью Коля пришёл в школу. Болезнь сделала его даже знаменитым. Теперь он был не просто умненький мальчик, а мальчик, который остался умным после операции на мозге. Коля решил не упускать свою минуту славы и рассказывал, якобы по секрету, что ему вживили чип, и теперь он человек со сверхспособностями. Поэтому, когда он стал призёром чемпионата по робототехнике, никто не удивился.
О том, что им пришлось пережить, напоминали только рутинные визиты к неврологу и ледяная стена, которой Альбина отгородилась от Льва.
Альбина поправила очки и усмехнулась:
— Ловко ты, Лев, решил вопрос с отъездом. Давай выпьем по глоточку. Потом ещё по глоточку, и вот уже никто никуда не едет.
— Мы, предатели, ещё те ловкачи. Слушай, а как быть с этим? После выписки я ни на день не отходил от Коли. Ты работала, делала карьеру, а я ушёл на удалёнку. Спасибо Борьке, что не уволил. Мы с Колюней учились всему заново, пока ты пропадала на работе. Коля просыпался — мамы уже нет, убежала на йогу. Засыпал — мамы ещё нет, совещание затянулось. Заметь, я ни разу тебе не сказал, что ты нас предала. Так, может, пора обнулить счёт, Аля?
Впервые за вечер Альбина порадовалась, что нет света. В темноте он не увидит, как кровь бросилась ей в лицо.
— В чём ты обвиняешь меня? В том, что у меня получается лучше, чем у тебя? Да, я умею и люблю работать! Ты же прекрасно знаешь, что я написала заявление и хотела уходить. А мне показали приказ о повышении. Ты же сам мне сказал, чтобы я соглашалась! Что ты справишься! А теперь говоришь о предательстве?
— Аля, я не то хотел сказать, я не обвиняю тебя.
— Нет, ты обвиняешь меня. Но я тебя предупреждала сразу!
Ещё до замужества Альбина сообщила Льву, что домохозяйкой не будет. Слишком много было потрачено сил, чтобы не слететь с бюджета. На последнем курсе её пригласили работать в государственной структуре. Она согласилась. Но проработала совсем чуть-чуть: родилась Катя. Альбина просидела с ней три года и больше детским вопросом не интересовалась. Садик, собрания, поликлиники, кружки — всем занималась Зоя Владимировна, вышедшая к тому времени на пенсию. Всю нерастраченную энергию и любовь бабушка направила на внучку.
Когда Альбина забеременела Колей, вся семья уговорила её рожать. Альбина пробыла с сыном месяц и вышла на работу. К тому времени Евгений Федорович тоже вышел на пенсию. Бабушка с дедушкой разделили между собой обязанности родителей. Все были довольны: старики с радостью возились с детьми, а Лев с Альбиной уверенно шагали по карьерной лестнице.
Лев почувствовал, что задел Альбину за живое, придвинулся и обхватил её за плечи.
— Прости, я сморозил глупость. Нет никакого счёта, который нужно обнулить. Есть только мой некрасивый поступок, который ты не можешь забыть. Но знаешь, несмотря ни на что, мы вместе уже почти двадцать лет! А ведь никто не верил, что мы продержимся хотя бы месяц. Я сам в это не верил. Пока ты в загсе не расписалась в том талмуде, мне всё казалось, что ты вот-вот скажешь: «Я передумала!» — и уйдёшь.
Альбина резко поднялась. Она светила фонариком Льву в лицо и молчала. Лев хотел сделать глоток, поднёс бутылку, но она её отобрала и пригубила сама. Потом глубоко вдохнула, резко выдохнула и отчётливо произнесла:
— Ну всё, хватит. Лев, я передумала. Сейчас, спустя почти двадцать лет.
Фонарик мигнул и погас. Льву показалось, что тьма заполнила не только гриль-домик, но просочилась и в его сердце. У него затряслись руки и защипало в носу.
— Алечка, что ты имеешь в виду? — спросил он треснувшим голосом.
Альбина приблизила своё лицо к нему и медленно, разделяя каждое слово, проговорила:
— Я развожусь с тобой, Лев. Так тебе понятней? Я уже наняла юриста.
Лев по привычке протянул: «Да уж…» и встал на ноги.
— Аля, ты устала, замёрзла. Я балбес, я знаю. Я поставлю генератор, обещаю. Я сделаю над мангалом навес. Прости, что испортил тебе выходные.
Лев потянулся к Альбине, чтобы обнять, но она вырвалась.
— При чём тут мангал? При чём тут генератор? — закричала она. — Из-за этого не разводятся! Я просто больше не могу тебя выносить! Твою мягкотелость, лень, нежелание что-либо менять в жизни! Тебе ничего не надо! Я пашу как проклятая, а ты попиваешь пиво и страдаешь: «Ах, мои родители умерли! Ах, на работе молодые да борзые, того и гляди меня растопчут! Ах, я такой толстый!» Сколько можно ныть? Тебе сорок два года! А как будто десять! Да нет, меньше! Коля и тот большего добился уже сейчас! Постоянные идиотские шутки-прибаутки! Рассказики какие-то пишешь! Если бы тебя сейчас видели родители, они бы глазам не поверили! Так опуститься за четыре года!
Конец ознакомительного фрагмента.
