Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Людмила Иванова, 2016

Первое комплексное исследование, посвященное карельской бане, выполнено на основе материалов, выявленных в архивах Республики Карелии и Финляндии с привлечением большого количества сведений этнографии, фольклористики, лингвистики, архитектуры и других смежных дисциплин. Основное внимание уделено банным ритуалам и верованиям, бытовавшим у карелов в XIX и XX веках. Подробно рассмотрены обряды жизненного цикла, проводимые в бане, и любовная магия. Впервые исследуются мифологические представления, на которых базируется народная медицина, а также банный этикет и верования, связанные с духами-хозяевами бани. Изучение банного локуса, сакрального для карелов, позволило представить еще один аспект архаичного мировосприятия народа, демонстрирующего на обозримом этапе синкретизм языческих и христианских представлений.

Архитектура и внутреннее убранство карельской бани

Для верного понимания роли и значения бани и банного культа в жизни карелов следует начать его рассмотрение с архитектуры карельского поселения. Исследователями-архитекторами (это в первую очередь В. П. Орфинский и И. Е. Гришина) неоднократно делался акцент на такой архитектурной особенности карелов, как «природосообразность». «Природосообразность — общая черта культуры ряда финно-угорских народов, которые сформировались как этносы в условиях Севера, где природа требовала от человека учета своих особенностей как необходимого условия выживаемости»¹. В соответствии с этим принципом происходит и выбор места строительства, и планировка всей деревни. Как отмечает В. П. Орфинский, регулярность как мера вписанности поселений в природу в условиях Карелии имеет этническую окраску. Поселения карел отличает от русских поселений стремление к большей свободе и, соответственно, к меньшей регулярности планировки и застройки^{[50] [51]}. Об этом пишут все, кто описывал в последние десятилетия XIX века карельскую деревню. Как свидетельствует отчет, присланный в Русское географическое общество, в шестидесятых годах XIX века в ребольском приходе «дома располагаются хаотично, на большом расстоянии друг от друга», между ними лесок, пожня или огород. Поэтому «небольшое селение из десяти домов раскинуто на полверсты и более». Русские осваивали пространство в соответствии с характерной для земледельческого славянского населения радиально-центричной моделью мироздания. У карелов преобладала финно-угорская модель «линейного пространства-пути», сформировавшаяся под влиянием охотничье-промысловой культуры. Поэтому им была свойственна периферийная модель мироздания^[52].

С развитием христианства архитектурной доминантой стала деревенская часовня (сельская церковь) — самое высокое сооружение, построенное на природной возвышенности (холм, горушка). Но изначально исходной точкой почти каждой карельской деревни являлась не часовня, а гораздо более древний культовый объект, игравший огромную практическую роль, — озеро или река. И в то же время водоем был не только отправной точкой, но и центром мироустройства карелов. Вокруг озера практически всегда концентрировалось целое гнездо деревень, а если это была река, то разные деревушки (или несколько частей одной) могли располагаться по обоим ее берегам. Гнездовой тип расселения древнее второго, также присущего карелам, разбросанно-хуторского. Он сложился на рубеже I и II тысячелетий н. э. и тесно связан с патронимией^[53], которая вполне могла способствовать развитию банного культа, связанного с почитанием предков. Большинство карельских деревень в середине второго тысячелетия были малодворными, а многие состояли всего лишь из одного двора. Соответственно, и бань в таких деревнях не могло быть много. «Так, например, в конце XV в. на 772 деревни, входивших в четыре погоста Заонежья, где проживали, как карелы, так и русские, приходилось 954 двора, что в среднем составляло 1,25 двора на деревню»^[54]. Постепенно шло укрупнение деревень, но количество бань в них, судя по собранным материалам, росло медленно. Объяснить это можно тем, что эта постройка, в которой не только мылись, но и проводились различные обряды жизненного цикла, могла принадлежать всему родовому коллективу. С XVI–XVII веков у карелов появляются беспорядочные и прибрежно-рядовые формы деревень, в планировке которых «карелы больше, чем русские, учитывали природные факторы, а беспорядочность и рационализм в формах поселений можно выделить как особенность карельского деревянного зодчества»^[55].

Мифоритуальное почитание природных стихий накладывало отпечаток на всю жизнь и быт карела. Вода (в записях М. Агриколы, известного финского просветителя и епископа первой половины XVI века, сумевшего первым зафиксировать сведения о древних карельских божествах, это Vedhen Emä — Мать Воды; в заговорах часто встречается vezi-syöttäine — вода-кормилица; у жителей Сямозерья это vezi-ved’oi — вода-водяница), как и земля (moaemä — мать-земля, moaemä-syöttäine — мать-земля-кормилица), — наиболее архаичные объекты и субъекты поклонения. Вода, согласно древней карельской мифологии, считалась центром зарождения всей жизни на земле, да и самой Земли и Вселенной. Демиург Вяйнямёйнен плавает «сосновой чуркой» по воде, на его колене утка сносит яйцо, из которого он (по мифу, находясь в воде) «творит» землю, небо и все солярные объекты. Карельская деревня начиналась у воды (озера и реки в древности являлись единственными путями сообщения) и уходила к лесу, олицетворявшему чужое, опасное для человека пространство.

В XIX и XX веках бани (а также амбары для хранения рыбы и рыболовецких снастей kalaaitat и nuottikodat) в подавляющем большинстве случаев стояли перед лицом дома, прямо на берегу водоема — природного почитаемого объекта, гораздо менее опасного для карела, чем лес. Как пишут В. П. Орфинский и И. Е. Гришина, в карельских поселениях возле водоемов формировались особые банные зоны, так называемые «банные городки»^[56]. Гораздо реже, только если рядом не было водоема, бани ставились у колодца^[57]. Риги стояли на окраине деревни. Только иногда в XIX веке амбары строились вблизи дома, а риги и бани — позади двора, вдали от жилых строений, не ближе тридцати сажен^[58]. Но сначала, как писал С. Паулахарью в 1907 году, баня ставилась совсем рядом с домом, метрах в двадцати, практически примыкая, чаще всего к углу хлева. При строительстве новых домов бани начали ставить подальше, на расстоянии до ста метров^[59].

Кладбища устраивались в некотором отдалении, ближе к лесу, за жилой застройкой, часто к северу от нее или даже на острове. Тем самым моделировалось архаичное представление о мире, разделенном на полуденное царство живых и полуночное царство мертвых, которые одновременно и противопоставлены, и неразрывно связаны друг с другом. Кладбище, с одной стороны, — локус, чуждый живым, но, с другой, концентрирует в себе главных покровителей карела — первопредков syndyzet и spoassaizet.

Баня занимала пограничное место между мирами человека и природы во многих культурах, в том числе и севернорусской, что и обуславливало проведение в ней многочисленных обрядов переходного характера и ритуальных акций, во время которых происходил контакт человека с духами-хозяевами различных стихий^[60]. Это можно сказать и относительно карельской бани. Культ бани был тесно связан и с культом воды и земли, и с культом первопредков, и с культом огня и растительности.

У русских, например, на Вологодчине, бани тоже располагались или у воды, или на огороде рядом с колодцем и гораздо реже — на заднем плане, вдали от воды^[61].

Как считала Р. Ф. Никольская, «в пользу древности такого вида постройки, как баня, свидетельствует…и то, что ее считали священным местом»^[62]. На это указывает множество факторов. Баню следовало топить только засветло, до захода солнца. Это запрещено было делать в воскресенье и в праздники. Строго был регламентирован процесс мытья в бане. В ней нельзя было делать никакую грязную работу, даже стирать белье. В то же время именно в банном локусе проводили множество ритуалов. Человек находился здесь в самые переломные, лиминальные периоды своей жизни. Здесь проходил родильный обряд.

Во время свадьбы топили сначала невестину и женихову баню, а потом баню для новобрачных. Во время поминальных обрядов сюда приглашали помыться умерших предков. Ее топили перед началом крупных дел с целью не только физического, но и духовного очищения: перед тем как идти на охоту, перед весенним выпуском скота. В бане следовало помыться и очиститься от всех грязных помыслов перед дальней дорогой. В бане и перед тем, как идти туда мыться, просили прощения, если совершили какой-то греховный поступок, даже если просто подумали о ком-то плохо. Она являлась местом лечения множества недугов. Баня была населена духами-хозяевами, которым поклонялись и почитали. Более того, «культ хозяев бани» был «одной из форм культа предков»^[63]. Не случайно, придя из бани, всегда рекомендовалось ополоснуть руки и лицо водой из умывальника. Так же поступали и по возвращении с кладбища: умывались и прикладывали руку к печи, чтобы устранить все возможные болезни (это в первую очередь могильное зло kalman viha и нос могилы kalman nenä), которые могли «пристать» tarttuu к человеку, если он чем-то прогневал умерших предков.

Согласно Н. Харузину, развитие построек финских племен шло от шалаша kota и землянки moakuoppa к наземному срубу. Баня считается самой примитивной постройкой, она — прообраз древнего жилища. Найденные археологами в Карелии остатки жилищ XII века имеют много общего с современными банными постройками^[64]. Именно от нее исследователи ведут историю развития карельского дома, да и всей крестьянской усадьбы карела, которая включает в себя дом, хлев, амбар, баню и ригу. Исходной формой жилища у финно-угорских народов Севера являлся четырехугольный «первобытный сруб, обращенный в баню»^[65]. В финской провинции Хяме еще в XVIII веке баня и дом были единым пространством^[66]. Благодаря экстенсивной подсечно-огневой форме земледелия шло быстрое освоение огромных таежных пространств, и на стадии перехода к оседлому образу жизни в качестве временного жилища карелами стала использоваться «срубная постройка с простейшим очагом-каменкой»^[67]. Для ее возведения требовалось немного и времени, и сил, и материала. Такие промысловые избушки (они так и назывались kalasauna рыбацкая баня или meccukyly лесная баня) карельские рыбаки и охотники строили вплоть до второй половины XX века.

Восточным славянам двухкамерное жилище было известно уже с X века, но «в крестьянских постройках Карелии сени появились не ранее XVI–XVII вв.»^[68]. Как пишет Р. Ф. Никольская, у карелов в XVI веке существовали избы-«хоромы», крестьянские усадьбы, где «во дворе хором: изба и с сеньми, и с клетью, и с подклетом, да сенник на двух подклетах, да мыльня»^[69].

Самой примитивной постройкой у карелов считается однокамерная баня-землянка с односкатной крышей^[70]. Половина сруба (всего было восемь-десять венцов) была врыта в землю, на уровне земли было маленькое окошечко. В такой землянке был утоптанный земляной пол (его во время мытья покрывали соломой) и часто только печь, без полок и лавок.

Обширный материал о карельской бане собрал финский исследователь Самули Паулахарью. В течение 1907–1908 годов он объездил финляндскую Северную и Южную Карелию (Pohjos — ja Itä-Karjala), фиксировал рассказы и делал подробные зарисовки, начиная от самых древних банных построек^[71]. В своей книге он также использовал материалы из Беломорской и юго-западной Карелии, хранящиеся в Фольклорном архиве Финского литературного общества. Основное внимание ученый уделил архитектуре и внутреннему убранству карельской бани. Р. Ф. Никольская указывала, что самой примитивной банной постройкой конца XIX — начала XX века у карелов была баня-землянка^[72]. Хотя, безусловно, в это время карелами ставились уже и гораздо более комфортабельные бани. С. Паулахарью пишет о том же: карелы старинные банные сооружения, сохранившиеся и используемые еще в начале XX века, называли moakuoppasauna (углубленная в землю баня, баня-землянка). «Sillä kylpemättä ei karjalainen voi olla, ei senkään vertaa kuin muu suomalainen» — «Без паренья в такой бане карел не может жить, совсем не так, как другие финны». Когда-то таким было и жилище, и хлев, и кузня^[73]. Такая банька была совсем маленькой и невысокой: если человек стоял посередине пола, руки доставали до стен^[74].

Описывая севернокарельскую баньку, углубленную в землю, С. Паулахарью указывает, что в нее вела дверь высотой не больше метра, шириной около шестидесяти сантиметров. В ширину, длину и высоту баня была не больше двух метров. Стены земляные, только в передней стене сверху, над дверью, было положено три-четыре бревна, на трех остальных — по бревну. Сверху баня была засыпана землей, отчего «летом превращалась в зеленую лужайку». Каменка всегда была в углу рядом с дверью, чаще всего справа от нее. Она имела внушительные размеры — метр в длину, метр в ширину и семьдесят сантиметров в высоту. Каменка сложена из больших плоских камней linttikivistä без использования глины. Сверху обычно укладывались белые круглые камни помельче. Считалось, что с них лучше и быстрее стекает вода, и пар получается горячее и «вкуснее» magei, makea. Нижние камни обычно укладывались лежа друг на друга. Начиная с середины каменки, когда заканчивали делать устье печи и над ним укладывали один из самых крупных плоских камней, камни начинали укладывать стоя, заостренным концом кверху. Так каменка приобретала аккуратную полукруглую форму. Правильный подбор камней для каменки был очень важен. Чаще всего рекомендовались именно белые камни valgei kivi, так как черные и серые камни испускали угар. Самыми крепкими считались синеватые камни, которые не раскалываются от перемежающегося воздействия огня и воды. Между печью и задней стеной располагались полки на четырех столбах, врытых в землю. Они были двухуровневыми, первые стояли на высоте полуметра от земли, вторые — восьмидесяти пяти сантиметров. Маленьким окошком для выхода дыма служило отверстие в двери. В такой бане, пишет С. Паулахарью, прекрасный горячий пар. Именно такой тип бани был сначала и первым жилищем^[75].

Есть подобные описания земляных бань, существовавших еще в начале X века. Например, арабский путешественник Ибн-Руст увидел на Руси особые строения для паренья, углубленные в землю. Он писал: «В их стране холод до того силен, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба, к которой приделывает деревянную остроконечную крышу наподобие христианской церкви, а на крышу накладывает землю. В такие погреба они переселяются всем семейством, взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют камни на огне докрасна. Когда же камни раскаляются до высшей степени, их обливают водой, отчего распространяется пар, нагревая жилье до того, что снимают даже одежду»^[76].

По данным археологов, до XIII века у восточных славян все дома были углублены в землю. Углубленные в землю бани сохранились до второй половины XIX века, это «реликт наиболее древнего славянского жилища»^[77].

Следующим типом карельской бани являлась курная баня, или баня по-черному, уже возведенная из бревен над землей

Со второй половины XIX века в Карелии получила распространение двухкамерная баня с маленьким предбанничком, kylysincco, sencoine (букв.: банные сени). Сначала это мог быть просто небольшой навес перед входом. Такая банная конструкция с навесом сохранялась в Средней Карелии вплоть до середины XX века^[78]. У русских, как пишет А. А. Желтов, предбанник появился только в XX веке, до этого раздевались на улице^[79]. Как указывает В. П. Орфинский, «в Карелии однокамерные бани без предбанников преобладали на севере, а двухкамерные, с предбанниками, — на юге республики»^[80]. Такое несоответствие структуры построек природно-климатическим условиям края он объясняет «заторможенностью развития крестьянских построек на севере»^[81]. Архитектор пишет, что еще в конце шестидесятых годов XX века на севере края (например, в д. Кизрека Лоухского района) сохранялись «примитивные четырехстенные бани без предбанников, перекрытые плоской земляной крышей по сплошному бревенчатому накату. Раздевались в них снаружи и через низкую дверь попадали в мыльное помещение»^[82]. При этом «в юго-западной Карелии новые бани в большинстве случаев имеют дощатые предбанники, характерные для переходного периода от однокамерных к двухкамерным, в то время как в относительно старых постройках преобладают срубные предбанники, в том числе в составе срубов-пятистенков. Более того, в поздних дощатых предбанниках прослеживается большая архаизация, чем в относительно ранних: в банях после 1960-х гг. такие предбанники выполнялись, как правило, целиком каркасно-обшивными, а в более ранних постройках в большинстве случаев имели основание из выпусков бревен боковых стен помещения»^[83].

В предбанничке была небольшая лавка, на которой оставляли одежду. Ее могли вешать и на гвозди, вбитые в стены vuarnat. Иногда даже в первой трети двадцатого века в предбаннике не было двери, зимой его заносило снегом, но раздевались, несмотря на холод, здесь.

Курная баня у карелов строилась прямо на земле, иногда для опоры под углы укладывали четыре камня, которые северные карелы так и называли nurkkakivet угловые камни. Иногда для утепления пазы между бревнами заделывали мхом, в двадцатом веке это делалось обязательно. Высота бань могла быть различной, от двух до трех с половиной метров, внутри — от полутора до двух с половиной метров. Основное место в бане, прямо у двери, слева или (чаще) справа, занимала печь-каменка, сложенная из валунов или природных булыжников различного размера, но определенного качества. Устье каменки (или топливник-ниша^[84]) было обращено к боковой стене^[85]. Ее раскаленные верхние камни (или чаще разогретые в топке) использовали для нагрева воды: их специальными большими (бучильными) клещами или банной лопатой опускали в деревянную кадку с холодной водой, а затем снова укладывали на каменку. Когда эти камни, служащие для нагрева воды, впервые укладывали в (на) построенную каменку, на них делали крест концом обожженной лучины^[86]. Процесс нагрева воды камнями у карелов был широко распространен. Э. Леннрот описывал, что в тридцатые годы XIX века карелы в избе в печь клали камни, которыми потом нагревали пойло для коров. Посетив карелов, проживавших на берегах Свири, финский исследователь писал: «Во всем крае я нигде не видел железных котлов. Пищу готовят в глиняных горшках, которые ставятся в печь. Остальное готовится следующим образом: нагретые в очаге камни опускают в посуду с водой и держат там до тех пор, пока вода не закипит»^[87].

Чугунный котел kylykattil, установленный посреди каменки и вмурованный в нее, появился достаточно поздно, только в XX веке, в банях с предбанником. Топились бани по-черному повсеместно тоже вплоть до середины XX века. Первые белые бани начинают появляться с конца шестидесятых-начала семидесятых годов. В Сегозерье, да и в других районах Карелии, курные бани встречались и до 80-х годов. Считалось, что в них «пар легче и воздух сухой»^[88]. Для выхода дыма в потолке или в стене прямо под потолком делалось отверстие (волоковое окошко) куlynreppänä, закрывавшееся деревянной заслонкой. Процесс приготовления бани занимал достаточно продолжительное время, до трех-пяти часов. Баню сначала топили, открыв двери и окошко. Затем проветривали, обмывали стены или опахивали их мокрым веником, все закрывали и баню час-полтора настаивали. Только потом шли мыться.

Пространство от каменки до задней стенки занимал полок, поднимались на него по двум-трем ступенькам. Как писал в тридцатых годах XIX века Э. Леннрот, в Лоухском районе у карелов «в бане полок намного ниже, чем в финских банях, на полтора-два локтя^[89] от земли»^[90]. Лавки располагались напротив печи и полков, иногда они были сделаны и вдоль задней стены, напротив очень низенькой двери. Потолок был сделан из цельных или половинчатых бревен или из толстых плах (это боковые части бревен) с земляной насыпкой. Банные полки kylynlautaiset в старину стояли на четырех высоких круглых чурбанах, а лавки kylynlaučat — на двух низких^[91]. Пол kylynlate сначала был земляной, позже — дощатый, сделанный или с уклоном, или из досок, которые для стока воды неплотно прилегали друг к другу. Настлан пол был по лагам, лежащим прямо на грунте^[92]. Иногда в одном углу пола было сделано отверстие, в которое стекала вода. Согласно другим сведениям, северные карелы считали, что пол надо настелить плотно, чтобы в бане было тепло; а вот доски в стенах могут быть пригнаны слабее hatarat, чтобы происходил воздухообмен^[93]. В некоторых банях были сделаны под потолком специальные полки или протянуты только жерди orret, которые располагались от стены к каменке или от двери к противоположной стене.

Конструкция покрытия бани эволюционировала от плоской крыши, засыпанной землей, к односкатной, а от нее — к двускатной. Покрытие сначала было «совмещенным. Затем над мыльным помещением стал устраиваться утепленный потолок сначала из бревенчатого наката, а позднее — из пластин»^[94].

П. Виртаранта, объездив в 1957-58 годах деревни тверских карелов, описывает баню следующим образом. Она топится по-черному, имеет маленький предбанничек с небольшой лавкой. В самой бане два маленьких окошечка: одно на боковой, второе — на передней стене. Щели в стенах замазаны глиной (здесь следует отметить, что у северных и южных карелов в бане было только одно окошко на боковой стене, а стены были проконопачены мхом и никогда не замазывались глиной — И.Л.). В потолке, реже в стене — волоковое окошко. Каменка сделана из серых камней, которые, в отличие от красных и зеленых, не раскалываются. Сверху — особые круглые серые камни, найденные на полях, которые так и назывались löylykivet (камни для пара)^[95].

Собирать камни для банной печи рекомендовалось с утра. Нельзя было брать мокрый камень, на котором лежит роса hikikivi.

Для строительства каменки в Ругозере и в других местах рекомендовалось использовать речные камни. Утилитарное объяснение состояло в том, что они дольше не крошатся^[96]. Но, возможно, существовало и более архаичное объяснение: культ огня и духов-хозяев бани, основным местом пребывания которых была каменка, соединялись с культом праматери воды. Укладывая в каменку водный камень, человек как бы обращался за покровительством к мудрой матери-хозяйке воды Vedhen emä, прося смирить обжигающий пыл огня. Вспомним, как начинают трещать раскаленные камни и брызгаться вода, когда ее льют на горячую банную каменку. Согласно древнему мифологическому мировоззрению карелы считали, что камень, лежащий в воде или на берегу, является эманацией самого духа-хозяина воды. Например, чтобы обезопасить себя во время купания или переправы лошадей через реку, заходя в воду, карелы брали камень из воды, бросали его на берег и произносили: «Veinižändy — moal, ristikanzu — vedeh!» — «Хозяин воды — на землю, человек (крещеный) — в воду!» А выходя из озера, тот же самый камень снова бросали в воду, произнося обратную вербальную формулу: «Veinižändy — vedeh, ristikanzu — moal!» — «Хозяин воды — в воду, человек (крещеный) — на землю!»

О постоянной связи и соперничестве божества огня и воды рассказывается в мордовском мифе о рождении ребенка (а у карелов в старину именно баня была основным местом появления на свет детей). Богиня огня Толава пригласила в гости Ведяву, божество воды. Но во время пира каждая из них хвалила себя и хулила другую. В результате божество огня зашипело, запылало, а Ведява стала брызгаться. Испугавшись Ведяву, Толава спряталась за камень. Она поет и танцует в отсутствии Ведявы, но помнит ее строгий наказ: не жечь бедных и не доводить их до слез^[97].

С каменкой связан и ряд запретов. Например, в Сямозерье запрещали сжигать в банной печи щепки, оставшиеся после того, как заострили колья для любых хозяйственных нужд^[98]. Карелы-людики говорили, что в печь нельзя класть черно-синие (сланцевые) камни hikikivi: «se kivi on vedenitkija» — «этот камень водой плачет». Считалось, что такие камни испускают горький пар и делают баню угарной^[99]. Карелы также полагали, что, если недоброжелательный человек отнесет плохой камень в чужую баню, в той бане будет горький пар до тех пор, пока не сделают новую каменку из новых камней^[100].

Грели воду в специальном банном корыте, сделанном из цельного куска дерева. Оно чаще всего стояло у левой боковой стены на двух колодах или скамье. Иногда это корыто было разделено на две части, для холодной и горячей воды. Когда все дрова сгорали до углей, в устье каменки укладывали специальные камни. Они раскалялись, их кочергой вытаскивали из печи, брали специальными большими щипцами и опускали в холодную воду. Тверские карелы при этом произносили:

Kivyt pellosta, vedyt meressä!

Älkää toratkoo, olkaa hyvästi!

Puuastijaa älkää rikkoko!

Камушек с поля, водица из моря!

Не деритесь, будьте по-хорошему!

Деревянную утварь не портите!^[101]

Утилитарная функция заговора была одна: чтобы раскаленные камни не прожгли дно корыта. Но с мифологической точки зрения эта вербальная формула наглядно демонстрирует народные представления о том, что в бане должны мирно уживаться все стихии, часто враждующие между собой: земляная, водная, огненная и воздушная.

Банная утварь вся была деревянной и зачастую выдолбленной из цельного куска дерева. Деревянные ведра могли быть с одной деревянной ручкой сбоку, позже — с металлической, продеваемой в оба ведерных ушка. Банной утварью, как и банным веником, нельзя было пользоваться в доме. Она принадлежала только сакрализованному пространству бани и тем самым сакрализовывалась сама. Это подчеркивается и в языковом плане: все многочисленные названия утвари начинаются со слова «баня, банный» kyly. Кочерга называлась kylykoukku. Специальной банной лопатой kylylabjaine доставали из печи раскаленные камни и опускали их в воду для ее нагрева. Емкости, в которых мылись, южные карелы называли kylykalju, kylymal’l’y. В Рыпушкалице емкость для воды без ушек называли kylyleska. Русским заимствованием является название банной шайки kylysaikku. Банный ковш в Суйстамо — kylyкаррате, у других ливвиков и северных карелов — kylyliuhu, а чаще всего — kylykauhu. Иногда его делали из капа, нароста на стволе дерева, выскабливая его внутри. Ковш, которым бросали воду на каменку, мог быть с длинной ручкой. Банное корыто kylykartta представляло собой емкость, выдолбленную из цельного куска дерева и разделенную на две части для холодной и горячей воды. Kylyallas — так тунгудские карелы называли выдолбленную из цельного куска дерева емкость для холодной воды в бане, в которую помещалось несколько ушатов kylykorvo воды. Банный котел kylykattil был рассчитан на ушат или пол-ушата воды. Позже долбленой утвари появились банные бочки kylypučči. Чугунный котел kylypata, заменивший деревянный, стоял сбоку от каменки на полу, в нем грели воду камнями. Он сужался кверху, чтобы дольше сохранялось тепло. Kylykippaine — так в Суйстамо называли маленькое банное ведерко. Воду для мытья карелы часто наливали в деревянные ведра kylyrengi^[102].

Металлические ведра у карелов появились в первой половине XX века, при этом деревянные шайки или лоханки продолжали сохраняться еще дольше. Металлические ведра kylyrengit, как и тазы kylytoazat, очень долго, вплоть до сороковых годов XX века, были признаком зажиточности. Карелы рассказывали: «Kylytoazu on korvienkel, vaskine kui juodu, pappiloiz on kylys toazad, meil pidäy rengizes pestäkseh» — «Банный таз с ушками, медный, как миска; у попов в бане тазы, а нам приходится в ведерках мыться»^[103].

Освещалась баня с конца первой половины XX века керосиновыми лампами и фонарями, а до этого — березовыми лучинами päre и коптилками. Лучина на специальной высокой металлической подставке стояла между каменкой и банными полками для паренья, угольки от нее падали в деревянную лоханку с водой.

Процесс строительства бани у карелов также сопровождался различными ритуальными оберегами. Считалось, что баню нельзя строить в том месте, где течет водяная жила vezisuoni on, vezi juoksua: иначе дух-хозяин не сможет обжиться-«остановиться» в бане haltia ei azetu^[104]. Этим еще раз подчеркивается взаимосвязь духов-хозяев бани и воды: вода будет постоянно течь, как бы прогоняя, унося с собой и банных хозяев.

Есть сведения, что карелы-людики заготавливали бревна для бани в лесу между двух озер^[105]. Чаще всего это была сосна: «Männystä kaikki kylyt ollaa» — «Из сосны все бани»^[106]. Как пишет С. Паулахарью, хозяева-строители уже с самого первого этапа строительства соблюдали как физическую, так и духовную чистоту. Старались, чтобы в это время в дом и к месту, на котором начинали ставить баню, не приходили люди со злобным нравом, с дурными мыслями, чтобы у приходящих не было кожных болезней, например, чесотки. Часто в качестве оберега во время строительства использовали мышьяк markkuli. Его клали под первый венец, когда начинали строительство, затем бросали щепотку на готовую печь и сверху в дверные петли, а также прятали в маленькие щели в стенах. Оберегом служила и ртуть elävänhobjä. Её прятали в основании печи в какой-нибудь посудинке или в птичьем пере, заделав это так глубоко, чтобы оно не сгорело от жара. Иногда ртуть клали в дверь ukshavon päähän или заделывали в порог, заткнув отверстие сучком. Иногда в потолок над каменкой клали металлический шлак rauvankuonoo, в щели на стенах заделывали ароматическую смолу или ладан. В районе Иломантси под каменкой закапывали лошадиный череп. Все это делалось с целью обезопасить всех, кто будет париться в бане, от различных напастей и болезней. Для того чтобы в бане не было угара и пар был хороший, на только что сложенную каменку сразу же мочился маленький мальчик так, чтобы струя «описала коромысло» kusetettih korennon поверх печи^[107].

По другим сведениям, когда первый раз топили построенную баню, угли в каменке поправляли палкой, которой убили змею обязательно до первого кукования кукушки. Считалось, тогда в бане не будет копоти ^[108].

Иногда во время начала строительства бани под нижнее бревно в трех местах клали деготь tervu, «чтобы баня была чистой»^[109]. Обеззараживающие и дезинфицирующие свойства березового дегтя признаны и современной медициной.

Когда первый раз шли мыться в построенную баню, облизывали запотевшую дверную щель и затем сплевывали через левое плечо назад^[110]. Обязательно приносили подарок банным духам. В первую очередь это было березовое полено^[111]. Данный обычай еще раз подчеркивает, что баня являлась прообразом древнего жилища. Старые карелы и сегодня в новый дом приходят с березовым поленом и квашней.

Интересный материал о бане по-черному был записан нами во время фольклорно-этнографической экспедиции на территорию пряжинских и святозерских людиков в июне 2015 года. Местные старожилы рассказали, что еще в первой половине XX века большинство бань стояло прямо в озере, на камнях. В одних случаях это были четыре больших камня — по одному под каждым углом бани. В других под каждым углом стояло по три камня поменьше, они устанавливались друг на друга. Иногда одна стена бани полностью стояла на огромном валуне, а вторая — на сваях в воде или на берегу Прямо под полом плескалась вода. В баню попадали по специальным мосткам telat, сделанным из широких плах. У северных карелов, например, в д. Венехъярви такие бани тоже были еще в конце XIX века. На одной из старых фотографий видно, что передняя стена бани стоит на берегу, а задняя — на двух камнях прямо в озере^[112]. В XXI веке рассказчики объясняли причину строительства бани прямо в озере тем, что очень близко было приносить воду и удобно купаться и ополаскиваться, спускаясь или прыгая прямо с камней в воду. С мифологической точки зрения тем самым могла подчеркиваться тесная связь хозяев бани и духов предков, находящихся в этом локусе, с хозяевами воды. Есть сведения, зафиксированные в Сямозерье, что в старину, если баня хотя бы одним концом стояла в воде, во время начала ее строительства следовало попросить разрешения построить баню не только у хозяев земли, но и у хозяев воды. И тем, и другим в благодарность приносили жертвоприношения, небольшие дары: зерно, красные тряпицы, немного вина, монетки. Согласно сведениям К. К. Логинова, если баня ставилась в озере на столбах, то на восходе солнца хозяин в пояс кланялся на все четыре стороны и обращался к воде и ее хозяевам^[113]. «Далее могла следовать специальная просьба к водяному, чтобы он не посылал льдины на берег, которыми весной могло бы разрушить строение. В этом случае в воду могли бросить нечетное число медных монет»^[114].

В послевоенное время бани начали все чаще строить на земле, а не в воде. Объяснялось это требованиями санитарно-эпидемиологических станций, чьи нормы постепенно ужесточались, и если еще в семидесятые годы приусадебные бани разрешалось ставить буквально в нескольких метрах от воды, сейчас это расстояние увеличено до нескольких десятков метров.

Печь и полки для паренья в банях, стоявших на воде, находились, по одним сведениям, слева от двери, по другим — справа. На противоположной стене напротив печи было небольшое окошко, а напротив полок вдоль стены располагались лавки. Дверь предбанника и окошко в бане часто выходили на запад и на берег, а не на озеро.

Согласно собранным нами сведениям южные карелы, людики и ливвики, строили баню, как и избу, из сосны. При этом выбиралась не мяндовая, а рудовая сосна. Она была легкая, с большой сердцевиной и маленьким количеством заболони. Деревья выбирали поздней осенью, когда уже подмораживало, по звуку, который раздавался от удара по стволу специальной березовой колотушкой. Их валили, срубали сучья и, по рассказам отдельных информантов, на зиму оставляли в воде. Весной эти бревна вылавливали. Их древесина становилась очень плотной, прочной и, самое главное, была плохо подвержена горению. Она только тлела, что было особенно актуально для банной постройки, в которой температурные значения были очень высокими. Пол и потолок в таких банях были сделаны из сосновых плах. Каменка была полукруглой формы, состояла из больших камней. Они должны были быть темными, синеватыми, тяжелыми, чтобы не рассыпались от жара в песок. Их часто доставали из воды. Сверху для получения хорошего пара клали серые и белые камни. Долго сохранялась открытая топка в каменке, дверца в ней появилась в середине XX века. Чугунный котел стоял в середине каменки, иногда он был прикреплен и к потолку.

В старину у карелов далеко не в каждой крестьянской усадьбе была баня. Например, уже в XX веке в одной из сямозерских деревень на двадцать пять изб было только пять бань: «Vuatsiz on 25 taloidu, 5 kylyö»^[115]. При этом надо учитывать, что в каждом доме жили чаще всего как минимум три поколения и несколько семей: родители, взрослые сыновья приводили жен, у них рождались дети. Таким образом, в бане одновременно мылось по многу человек, подчас без различия полов и родственной принадлежности. Вместе нельзя было мыться только куму и куме^[116]. У тихвинских карелов «очень древний обычай совместного мытья в бане всех членов семьи соблюдался в ряде старообрядческих деревень до 1950-х гг.»^[117]. Карелы-людики тоже рассказывали, что до середины XX века все соседи, и мужчины, и женщины, могли мыться вместе. Однако Э. Леннрот, путешествуя в 1828 году по территории Саво и примыкавшей к ней Карелии, писал, что «Рюс заблуждается, утверждая, что мужчины и женщины парятся вместе. Я нигде не встречал такого. Мужчины всегда парятся первыми, а женщины — после них»^[118]. Возможно, Э. Леннрот имеет в виду только ритуал паренья, все-таки отрицать обычай совместного мытья разных полов нельзя.

Повсеместно у карелов было принято приглашать в баню одиноких людей и всех соседей. Каждый приглашенный должен был прочитать заговор, благодаря за приготовленную баню тех, «кто ее срубил, стены мхом проконопатил, каменку сложил, дров наколол, прорубь прорубил, воду наносил, баню истопил, пол подмел, веник приготовил, пару поддал»^[119].

Подобные обычаи были и у других финно-угорских народов, и у русских. Как отмечают эстонские исследователи, в одних деревнях води в 1942 бани рядом с каждой избой, в других — одна на два-три двора^[120].

Таким образом, карельская баня на протяжении последних столетий проделала достаточно большой путь в своем развитии от маленькой землянки с костровищем посередине до многокамерной постройки, иногда даже с террасой для отдыха и бассейном для плавания в зимнее время. Претерпевали трансформацию и этикет, и различные банные ритуалы, которые будут рассмотрены в следующих главах.

Примечания

50

Орфинский В. IL, Гришина И. Е. Традиционный карельский дом. Петрозаводск, 2009. С. 107–108.

51

Орфинский В. П. Вековой спор: Типы планировки как этнический признак (на примере поселений Русского Севера // Советская этнография. 1989. № 2. С. 57–58.

52

Орфинский В. П., Гришина И. Е. Сямозерские деревни // История и культура Ся-мозерья. Петрозаводск, 2008. С. 355.

53

Битов М. В. Гнездовой тип расселения на Русском Севере и его происхождение II Советская этнография. 1955. № 2. С. 27–40; Битов М. В., Власова И. В. География сельского расселения Западного Поморья в XVI–XVII. М., 1974. С. 164–165.

54

Никольская Р. Ф. Материальная культура // Карелы Карельской АССР. Петрозаводск, 1983. С. 116.

55

‘Там же. С. 117.

56

Орфинский В. П., Гришина И. Е. Традиционный карельский дом. Петрозаводск, 2009. С. 127.

57

Karjalan kielen sanakirja (далее: КК8). Osa 2. Helsinki, 1974. S. 520.

58

Покровский П. Карел, его быт и занятия // ОГВ. 1873. № 6. С. 65–66.

59

Paulaharju S. Matkakuvia Karjalan kankailta 1907. Helsinki, 1981. S. 48–49, 68.

60

Славянская мифология. Энциклопедический словарь. M., 2002. С. 48.

61

Баня и печь в русской народной традиции / Отв. ред. В. А. Липинская. М., 2004. С. 53.

62

Материальная культура и декоративно-прикладное искусство сегозерских карел конца 19 — начала 20 века / Сост. Р. Ф. Никольская, А. П. Косменко. Л., 1981. С. 81.

63

Никольская Р.Ф., Сурхаско Ю. Ю. Баня в семейном быту карел // Обряды и верования народов Карелии. Петрозаводск, 1992. С. 83.

64

Кочкуркина С. И. Корела и Русь. Л., 1986. С. 38.

65

Харузин H. Н. Очерки развития жилища у финнов // Этнографическое обозрение. М., 1895. С. 45.

66

Turunen A. Kalevalan sanat ja niiden taustat. Helsinki, 1981. S. 298.

67

Никольская Р.Ф., Сурхаско Ю. Ю. Баня в семейном быту карел // Обряды и верования народов Карелии. Петрозаводск, 1992. С. 68.

68

Орфинский В. П., Гришина И. Е. Традиционный карельский дом. Петрозаводск, 2009. С. 310.

69

Никольская Р. Ф. Материальная культура // Карелы Карельской АССР. Петрозаводск, 1983. С. 118.

70

Тароева Р. Ф. Материальная культура карел. M.-JL, 1965. С. 114–115.

71

Paulaharju S. Karjalainen sauna. Helsinki, 1982. 109 s.

72

Тароева (Никольская) Р. Ф. Материальная культура карел. М.-Л., 1965. С. 115.

73

Paulaharju S. Karjalainen sauna. Helsinki, 1982. S. 9.

74

Inha I. K. Kalevalan laulumailta. Helsinki, 1999. S. 369.

75

Paulaharju S. Karjalainen sauna. Helsinki, 1982. s. 34–35.

76

Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси 6–9 вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. с. 388–389.

77

Липинская В. А. Баня и печь в русской народной медицине // Баня и печь в русской народной традиции. М., 2004. С. 164–165.

78

Орфинский В. П. Деревянное зодчество Карелии. Л., 1972. С. 48.

79

Желтов А. А. Бани и банные праздники северной и центральной России // Баня и печь в русской народной традиции. М., 2004. С. 14.

80

Орфинский В. П., Гришина И. Е. Традиционный карельский дом. Петрозаводск, 2009. С. 310.

81

Там же. С. 310.

82

Орфинский В. П. Деревянное зодчество Карелии. Л., 1972. С. 47.

83

Орфинский В. П., Гришина И. Е. Традиционный карельский дом. Петрозаводск, 2009. С. 310.

84

Логинов К. К. Домашний повседневный быт // Деревня Юккогуба и ее округа. Сост. И. Е. Гришина и др. Петрозаводск, 2001. С. 182.

85

Орфинский В. П. Деревянное зодчество Карелии. Л., 1972. С. 48.

86

SKS 74/2598.

87

Путешествия Элиаса Леннрота. Путевые заметки, дневники, письма. 1828–1842. Петрозаводск, 1985. С. 141, 306.

88

Материальная культура и декоративно-прикладное искусство сегозерских карел / Сост. Р. Ф. Никольская, А. П. Косменко. Петрозаводск, 1981. С. 81.

89

Локоть — древняя мера длины, равная 62 сантиметрам.

90

Путешествия Элиаса Леннрота. Путевые заметки, дневники, письма. 1828–1842. Петрозаводск, 1985. С. 187.

91

KKS. Osa 2. Helsinki, 1974. S. 520.

92

Орфинский В. П. Деревянное зодчество Карелии. Л., 1972. С. 48.

93

Устное сообщение А. П. Конкка о рассказах деда.

94

Там же. С. 48.

95

Virtaranta Р. Tverin karjalaisten entistä elämää. Porvoo-Helsinki, 1961. S. 73.

96

KKS. Osa 2. Helsinki, 1974. S. 521.

97

Девяткина Т. П. Мифология мордвы. Саранск, 2006. С. 264.

98

KKS. Osa 2. Helsinki, 1974. S. 521.

99

Virtaranta P. Lyydiläisiä tekstejä. Osa 2. Helsinki, 1963. S. 401.

100

Lykyn avain. 999 vanhaa taikkaa ja uskomusta / Toim. J. Nirkko. Helsinki, 1991. S. 88.

101

Virtaranta P. Tverin karjalaisten entistä elämää. Porvoo-Helsinki, 1961. S. 73, 79–80.

102

KKS. Osa 2. Helsinki, 1974. S. 520–522.

103

KKS. Osa 2. Helsinki, 1974. S.522.

104

SKS 73/1474.

105

Virtaranta P. Lyydiläisiä tekstejä. Osa 2. Helsinki, 1963. S. 399.

106

HA 34/261.

107

Paulaharju S. Karjalainen sauna. Helsinki, 1982. S. 107.

108

Lykyn avain. 999 vanhaa taikkaa ja uskomusta / Toim. J. Nirkko. Helsinki, 1991. S. 88.

109

Lykyn avain. 999 vanhaa taikkaa ja uskomusta / Toim. J. Nirkko. Helsinki, 1991. S. 88.

110

Lykyn avain. 999 vanhaa taikkaa ja uskomusta / Toim. J. Nirkko. Helsinki, 1991. S. 88.

111

Virtaranta P. Tverin karjalaisten entistä elämää. Porvoo-Helsinki, 1961. S. 76.

112

Путешествия Элиаса Леннрота. Путевые заметки, дневники, письма. 1828–1842. Петрозаводск, 1985. С. 154.

113

Логинов К.К. Материальная культура и производственно-бытовая магия // История и культура Сямозерья / Под. ред. В. П. Орфинского и др. Петрозаводск, 2008. С. 223–224.

114

Логинов К. К. Материалы по традиционным обрядам и представлениям населения Карелии, связанным с баней // Проблемы духовной культуры народов Европейского Севера и Сибири. Петрозаводск, 2009. С. 302.

115

KKS. Osa 2. Helsinki, 1974. S. 520.

116

Тароева Р. Ф. Материальная культура карел. M.-JL, 1965. С. 116.

117

Фишман О. М. «А все равно лучше жили»: нарративы тихвинских карелов о прежней крестьянской жизни // Культура повседневности карельской семьи. Сост. О. П. Илюха. Петрозаводск, 2014. С. 59.

118

Путешествия Элиаса Леннрота. Путевые заметки, дневники, письма. 1828–1842. Петрозаводск, 1985. С. 22.

119

Пертту П. По следу Вяйнямёйнена. Петрозаводск, 1978. С. 211.

120

Taive I. Vatjalaista kansankultturia. Helsinki, 1981. S. 50–51.