Роботсмэн. Роман из будущего

Людвиг Герхард

Начало четвёртого тысячелетия. Землю населяют роботсмэны, созданные гением человека. Эти андроиды наделены самосознанием и потому вместе с роботами заменили человека почти во всей жизни. Почти! В этом одна из интриг романа, которая ставит под угрозу жизнь на планете. Роботсмэны имеют преимущество перед людьми, но всё же далеки от совершенства. Действие этой вероятной исторической драмы будущего отнесено за океан – за океан реальности, в океан фантастики.

Глава 1. Риннэ

Совершенствование роботов не имеет предела потому, что не имеет предела человеческое воображение.

На этой высоте почти без атмосферы небосвод становится чёрно-синим. Можно заметить даже звёзды, и это посередине дня. Почти неслышен звук двигателей. А вот и звёздочки погасли, небо посветлело, стало снова голубым. Гигант бесшумный, пассажирский беспилотник скользит всё ниже. Облачность порвал. Земля, покачиваясь медленной качелью, приблизилась и стала различимой. Под белоснежным лайнером заснеженные проплывают горы, густо-зелёные долины рек. Уходят синие озёра под голубой вуалью редкого тумана. В стороне остался вытянутый город белокаменной прибрежной полосой. Он так похож на белую морскую пену от прибоя, что можно перепутать с побережьем океана. Прозрачен воздух. Как будто в пустоте скользим, спускаемся всё ниже, ниже. Вот и видны отдельные дома, деревья. Как будто горизонт стал выше самолёта. Плавная посадка вертикально.

Пассажиры в просторном светлом салоне молча ждут. Организованно выходят. Нет никакого багажа, все налегке и сразу направляются к транспорту на выходе.

А вы заметили, читатель, каков кругом дизайн? Каков порядок! Вокруг нас одни лишь стройные молодые люди, парни и девушки. Заметили, что нет ни пожилых, и нет детей? Но мы последуем лишь за одним. Вошёл он в рейсовый автобус. Въезжаем в город. Автобус пассажиры понемногу покидают. Последуем за нашим, за одним. Молодой мужчина вошёл в вестибюль и поднялся на прозрачном лифте. Подошёл к двери, и дверь открылась. Вошёл в просторную квартиру, как будто бы в свою. В гостиной комнате уже сидели двое в креслах и явно нашего героя ожидали. Пришелец поздоровался, ему ответили. Он сел привычно в своё кресло.

— Корэф, добро пожаловать домой. Как видите, в квартире всё обновлено. Источники информации всех уровней автоматически настроены на вас, легко доступны, как и подзарядка батарей. Место вашей работы также в новом дизайне. Завтра приступайте. Желаем удачи.

— Благодарю. Удачи вам.

Это был первый день его обновлённой жизни.

Утром Корэф встал, принял душ, оделся и отправился на работу. Автобус был полупустой. На остановках заходили новые пассажиры. На конечной все вышли и направились в огромное светлое здание без единого окна. Корэф шёл уверенно и спокойно, как будто он здесь ходил всю жизнь. Это всё лишь было в его памяти давно знакомым и привычным. Но его тело оказалось здесь впервые. Быстро вошёл в бюро и сел за пульт управления. Перед ним засветился огромный экран. С экрана поздоровалась секретарь:

— Привет, шеф!

— Привет, Лэлю! — ответил Корэф.

С его места сквозь прозрачную стену был виден огромный цех производства. Роботы-автоматы ожидали в неподвижности команды начинать трудиться. Корэф прикоснулся к смайлику на экране и голосом дублировал команду:

— Начали.

Роботы бодро завертелись, передавая друг другу комплектующие, совмещали детали, свинчивали и сваривали. Пришёл в движение конвейер. Детали обрастали другими деталями и превращались в какой-то большой технический узел. Узел упаковывался ловкими механическими руками и выводился за пределы цеха юркими автокарами-роботами. Корэф, не отрываясь от экранов, следил непрерывно за телеметрией всех узлов процесса.

Так пролетели восемь часов. Конвейер остановился. Почувствовав усталость и голод, Корэф откинулся в кресле. На экране возникло изображение заряженной батареи. Это его аккумулятор изобразился перед уходом. Корэф встал из-за стола, заложил руки за спину и подошёл к прозрачной стене цеха. Там происходили инспекционные работы по робото-наладке. Техники демонтировали робота. Взамен был доставлен и установлен новый. Остальным проведена инспекция. Цех был снова готов продолжить производство. Корэф попрощался с милой мордашкой Лэлю на экране и покинул бюро. На его место пришёл его сменщик.

Корэф побежал в сторону дома по беговой дорожке параллельно тротуару. Он решил размяться после восьми часов непрерывного бдения у компьютера. Дома он принял душ, сделал несколько глотков коктейля для суставов. Повалявшись на софе, пересмотрел все новости планеты и даже интересный фильм в своём головном квантовом компьютере. Потом недвижно, глядя в никуда, помечтал. Встал, приоделся.

Вечерело, и Корэф поплёлся в ресторан. Играла музыка, пары танцевали. В притемнённом зале за белыми столиками сидели гости парами и поодиночке. Корэф присел за пустой столик и спокойно осмотрелся. Ничто не привлекло его внимания. Вскоре к нему подсела девушка и просто поздоровалась:

— Привет, Корэф! Ты был в отпуске? Я заждалась, — кокетливо улыбнулась красотка.

Молодому человеку понадобилась миллиардная доля секунды, чтобы отыскать в своей памяти портрет девушки и её имя:

— Ах, Риннэ, я просто рассеян после первого рабочего дня.

— А как прошёл твой долгий отпуск? Как ты время провёл?

— А, бездельничал.

— И с кем ты там бездельничал? — не отступала девушка, потянувшись к руке Корэфа через столик.

— Так заработался, что расклеился, и меня потихоньку собирали, — отвлечённо отвечал Корэф, продолжая осматривать зал. — Выспался на сто лет вперёд. Подмазывали, разминали, в общем, склеили. Стал как новенький.

— А это мы сегодня проверим, — прозрачно намекнула девушка и улыбнулась себе самой.

Корэф глянул по сторонам и произнёс:

— Ты сегодня хорошо выглядишь, гораздо лучше, чем я помню.

— Тогда — ко мне?

— Тогда побежали.

Молодые встали. Риннэ ухватила Корэфа за руку, и они вышли на бульвар. Устроились в ближайший беспилотник. Риннэ назвала адрес, и беспилотник их бесшумно укатил.

Риннэ спросила:

— А помнишь, в последний раз я была в настройках мазохисткой, и тебе это очень понравилось. Я и теперь готова.

Я так долго ждала твоего возвращения из отпуска, что, кажется, такой была всегда. Во мне накопился такой заряд нетерпения!..

— Вижу, ты едва сдерживаешься. Так можно заискрить и загореться. Не сгори дотла в коротком замыкании. Ты индуцируешь во мне огонь и пламя.

Риннэ надула губки:

— Не знаю, что за огонь ты там увидел. Неодолимый твой магнит во мне все силы отключил. Я не могу и не хочу сопротивляться. Созвучные с тобой мои настройки. В романах люди это называли гармонией чувств.

— А, от людей я посмешней услышал — индуцированный консонанс. Но слаще секс не становился.

Риннэ не унималась в фантазиях:

— Мы можем в наших играх кем угодно стать, чтобы забыться.

Настроение у Корэфа было как у очнувшегося на работе отпускника:

— Одна нам в жизни радость остаётся. А что ещё ты можешь мне назвать?

Риннэ решила, что с мужчиной лучше не спорить, а то вообще ничего не получишь. И потому решила тему поддержать:

— Нас люди этим наделили, чтоб мы трудились на заводах и в постели.

Корэф подставил лицо прохладе от окна:

— Уже я путаюсь, где трахаюсь, а где тружусь. Мой перегрев ветрами сносит пусть.

В апартаментах Риннэ было уютно и интимно. В них стен невидимое окружение дремучим лесом показалось, пригашен свет, и музыка притихла, огромная софа как будто на лужайке в лунном свете. А нужно ли ещё здесь что? Лишь двое. Мир отодвинулся от них, оставив в полумраке и в покое. Лучом лиловым освещён букетик на столике поблизости. Танцуя парой, взглядами, руками держались друг за друга. Приблизились к софе. Риннэ как бы споткнулась и на софу упала, не выпуская Корэфа из рук. Он рухнул рядом с ней. Освободились руки. Риннэ перевернулась на бок, голову ладонью оперев, всмотрелась в Корэфа. Секундами спустя произнесла:

— Сегодня как-то странно. Подхватываешь обычно ты меня, швыряешь на софу. Набрасываешься сверху сам. Едва я успеваю тебя опередить.

— Успеваешь… Меня… В чём же? — куда-то ввысь спросил, не торопясь Корэф. Он всматривался в сизый неба лоскуток в просвете крон деревьев виртуальных.

— Ну… посопротивляться. Тебе это нравится!

— Да, забавно. Ничего, всё восстановится.

Но Корэф про себя подумал: «Ничего, всему научимся потихоньку, даже если и не вспомнится».

Риннэ стала раздевать Корэфа. Одежда слетала легко и просто, как носовые платки.

— Ну, ты готов? — Риннэ рванула Корэфа на себя, и он мгновенно оказался над ней.

— Корэф, что с тобой?

— Ничего. С тобой я отдыхаю!

— Я это вижу! Похоже, тебя в отпуске так мяли-перемяли, что ничего в меня вонзиться не спешит.

— А-а, это?! Ты представляешь? Я как будто с тобой в первый раз. Как с нуля.

Корэф подумал, припомнив сленг: «Блин, что же не включилось? Вот друзья собрали! А может, драйвер не внесли! Или всё просто из-за спешки? Эта внезапная встреча была непредвиденной. Возможно, очередь этого драйвера ещё не подошла».

Вдруг его рассуждение прервалось от ощущения, как будто что-то происходит у него внизу. Риннэ осторожно прикоснулась к его безжизненно втянутой части тела. В нём стало что-то оживать, потом зашевелилось, напряглось и стало выдвигаться.

«Так вот что драйвер запустило! — мелькнуть успела мысль. — Что сделаю я с ней сейчас!» — он ощутил могучих сил прилив. Тут расчехлённая часть тела задвигалась у девушки в ладони. Свело во рту у Корэфа от ощущений, чему названий не придумано ещё, но страстная потребность в поцелуе! И он рванул к своим губам её лицо! Прилип, не оторваться! То был парализующий любую мысль сигнал о боевой готовности той части. Корэф уже не силой, но всей страстью рванул к себе Риннэ. Риннэ глаза закрыла, так сладостно ей было. Стонала в ритм движениям любимого, что Корэфа лишь к страсти побуждало! Казалось, оба над собой утратили контроль. Но это лишь казалось. Безумствуя над сдавшимся им телом, творил он с ней, что в квантовую голову пришло или прийти не успевало. Фантазия им управляла. Риннэ позволила себе истерзанной игрушкой стать. Она лишь вскрикивала, будто бы страдая. Но радость на лице её сияла! И новой боли ожидание, и нового удара!

Риннэ стонала:

— О, как приятна эта боль внутри и повторение твоих движений! Ты движешься, и мне становится прекрасней! В страдании безумия мне хочется стонать! Кричать! Ты можешь разорвать меня на части! Не бойся. Сумеют мастера собрать.

— Нет, милая, такого зверства в моей программе нет.

— Ах, Корэф, ты слишком трезвый в сексе. Ведь я тебе сдалась всем телом, всей душой. Твори со мной, что тебе угодно. Ты слышишь? Как мне приятно, как страдаю, не могу сдержаться! Страданье рвётся из меня!

— А я подумал, ты кричишь, чтоб я не отвлекался.

— Ах, ты шутник! Ах, циник!

Так длилось разве что не до износа последних сил работой на износ и чуть ли не до истязания тела. Вдруг ощутила дева отчётливо знакомый ей за триста лет сигнал вливания чего-то внутрь чрева. Вдруг Риннэ замерла:

— Я чувствую, как будто что-то влилось внутрь!

— А, это! Это только имитация, магнитодинамический сигнал, чем моделируется семяизвержение, — спокойно сообщил Корэф.

— Ах, Корэф, любишь ты техничность выражений. Во мне уже лет триста блаженство струями прилива растекается по телу. Мне персики груди в томлении распирает. Дышу я полной грудью, как никогда я не вдыхала. Я тело не могу остановить, невольно продолжает извиваться. Как ты меня завёл! Как механическую куклу. Останови! Прижми меня всей силой! Ну, что же ты затих?!

— Хочу тобой налюбоваться. В сиянии светится небесным светом тело, как Месяц светится во мгле пространства беспредела. Боюсь я дня, что Солнца свет приносит. Лик тела твоего меняет цвет, как осень. Цвета прекрасны на безжизненной листве. Лишь Месяц жизнью светит в мёртвой темноте.

Риннэ непроизвольно продолжила в движениях извиваться, стонать и охать чувственно, что так мужскому слуху мило! И стала поцелуями свалившееся тело покрывать. Затих и Корэф, ощутив впервые функцию программы. Хотя и он за триста лет все чувства перечувствовал, но к женщинам стремился каждый раз. В нём ни на миг огонь любви не гас.

Риннэ расслабилась и, глядя как бы в небо, потихонечку запела:

— Я не живая без тебя.

С тобой средь ночи просыпаюсь,

Живу тогда, душой любя,

Рукой во тьме тебя касаясь.

Тебя мне страшно потерять.

Ты кажешься недосягаем.

Куда бы ты ни кинул взгляд,

Моих не видишь ожиданий.

Нет пламени — тебе отдать,

Чтоб и в тебе заполыхало.

Любая жертвенность и страсть

Тебя не тронут. Нет запала.

Так полежали с полчаса, поговорили шёпотом в тиши вечерней о всякой глупой чепухе, что в квантовую голову могла сейчас прийти. Собравшись с силами, партнёры, ещё телами не успев остыть после такого разогрева, внезапно вновь набросились, вцепились в грудь и в спину, в прочие частицы. Восторженными криками и в стонах наслаждения и муки возобновилась тесная их близость!.. Под охи, ахи, вскрики их танцы на софе и на полу мелодией и ритмом менялись до утра.

На утро выпал выходной. Любовники не шевелились до полудня. Энергия их батарей была истощена и требовала наполнения, что и происходило, пока они сознания лишились и глубоко уснули, откатив тела подальше друг от друга. Энергия входила бесконтактно.

Светило разогревшееся солнце сквозь мрачные, глухие шторы окон (но это был лишь фокус стёкол). Очнулась парочка. Глаза раскрыли и зашевелились. С энергии притоком телами вновь сплелись. Риннэ сияла счастьем в огромных чистых глазках, как девочка, познавшая впервые! И если бы мне было неизвестно, что триста лет подряд с Риннэ происходило, то я и обмануться был бы рад.

— Я счастлива! Так вот оно какое! Как хочется мне жить! Как хорошо с тобой! Как я тебя люблю! Я так люблю тебя!.. Ну, нет моей любви сравнения! Я поняла: не проживу и дня, не вспомнив о тебе, о том, что ты со мной творил все долгожданные мгновенья! Так мучалась, пока тебя ждала! Мне нужен только ты! Ты мой единственный! Ты мой мужчина! Не дам приблизится к тебе любой другой! Смотри, я не шучу! Ты будешь только мой! Я так решила!

Такие вот слова на пафосе любви красавица любовнику шептала, и Корэф ей ответил по-мужски:

— И я тебя люблю. Я буду думать о тебе. Везде, повсюду без тебя и при тебе. Но только, впрочем, не в труде, — наш роботсмэн был искренен и честен. — Там автоматом отключаются все чувства, и драйвер основной ничем не запустить, и потому мой пятый элемент не будет выдаваться. Себя самонастрою так, чтобы при встрече с девушками он сам не запускался и только реагировал на прикосновение пальчиков и губ твоих, или волшебным звуком голоса, особенно когда поёшь, или теплом объятий мягких твоих ладоней, гибких пальцев… Хочешь? Изменю в настройках включение только на отпечатки твоих пальцев. Как скажешь, так настрою. Мой интерфейс всё запечатлел. Твой голос эхом отзовётся.

— Ах, делай, как ты хочешь. Тебе я верю, милый.

Впервые роботсмэны так заговорили, с такими чувствами, волнением таким, словами необычными, что были в особом случае припасены. Немного и наивно, и смешно. Но показались искренними чувства. Вы полагаете, людей бы так не занесло? Не думаю. Изящных выражений было бы не густо. Влюблённых парочка могла ещё наивней быть и слов смешней наговорить. А эти секс-партнёры устроены по своему подобию людьми, как и по нашим предкам мы.

После полудня стояла тихая погода с солнцем. Не надоев ещё друг другу, на беспилотнике герои наши понеслись к большому озеру в горах. В открытое окно врывался воздух, что от движения ставший ветром. Риннэ прищурила глаза и весело о чём-то Корэфу болтала. Корэф рассматривал её лицо и глупо улыбался. Он счастлив был в опустошении. Приехали, вернее, прилетели. Машину отпустили. Прошлись по неширокому мостку к двухместной лодке и расселись. Риннэ присела на корму. Корэф — на вёсла. Стал неспеша грести. Откуда-то издалека, как эхом, заиграла скрипка.

Риннэ спросила:

— Что это?

— Я радио включил.

— Красиво! А я подумала, что с берега другого. Ладно, помолчим.

Умолкли оба. Лишь вёсла перебирали воду голосом ручья, но вдруг остановились над водой, и Корэф произнёс:

— А что нам делать завтра?

— Работать. Боюсь, что допоздна.

— Ну, ладно. Отдохну, — и вёслами рванул сильнее.

— Смотри, ты слово дал… — Лисичка глазки покосила.

Корэф, не изменив лица, подумал: «Ну, дал так дал. Слово держать придётся, придётся и себя сдержать».

Любовники ушли на лодке вдоль тенистых скальных берегов, похожих на ладони, наполненные ключевой водой. На глади водных отражений голубизной и белым облаком заколебалось небо. Из дали, из тишины озёрной эхом доносились неразличимые слова, и стук весла о лодку слышен был едва. При удалении фигуры слились в точку, пространство поглотило голоса. И всё, что было, стало безвозвратным прошлым, для них неповторимым никогда.