Жизнь и смерть князя Святослава. Князья и воины

Любовь Сушко

В цикле «Князья и воины» повествование о князя Святославе – самом известном из Рюриковичей, внуке легендарного Рюрика, который был прежде всего отважным воином и не знал поражений. Во второй книге воевода Свенельд рассказывает сыну Святослава Ярополку о том, как это было. Жить и старому воеводе и молодому князю осталось совсем недолго.

Вступление

И снова белый лист бумаги. И снова комната, забитая книгами, рукописями с замысловатыми записями. И имена, имена Гостомысл, Рюрик, Олег, Ольга — далекие наши предки становятся ближе, роднее, понятнее.

Мой собеседник смотрит в пустоту, куда-то выше моей головы, он отключился от реальности, хотя и внимательно следит за каждым движением. И с ним я постепенно перебираюсь в прошлое, и нереальным кажется настоящее.

Эпоха четвертого славянского князя. Он был после Рюрика, Олега и Игоря с Ольгой. Его знают лучше предшественников, о нем так много писали в древних рукописях, им восхищались.

Его мы видели в младенчестве, рядом с матерью его княгиней Ольгой, когда полыхали города древлян. Он видел, как она мстила коварным за гибель отца его. Отмечали, как угрюмо взирал он на происходящее. Кажется, что он рос у нас на глазах, и ушел от матери своей, не желая принимать христианство и подобно отцу своему оставаться до конца дней в тени Олеговой.

— Ты рвался о Святославе поведать, — Напомнила я на этот раз моему вечному рассказчику.

Но дух противоречия в нем неистребим.

— Рвался, когда ты меня о викингах и Рюрике пытала, а теперь не хочу.

— Что так? — удивляюсь я, понимая, что если он и на самом деле не хочет этого, то заставлять его бесполезно, он слишком упрям. Но, скорее всего он только капризничает и набивает цену. Я знаю, как любит он говорить о Святославе, может быть потому, что бывал с ним чаще, чем с другими, и виноват перед ним больше, чем перед ними. И он считает его главным своим завоеванием, отвоеванным у ненавистной христианки — княгини Ольги.

В противовес светлому, мудрому и прекрасному Олегу, которого невозможно не любить, Святослав иногда кажется таким суровым, что любить его невозможно, он жесток и упрям. Но истина где-то посередине. Многое наносное, придуманное врагами о князе позднее. Стоит только вглядеться и вслушаться, понять, как было на самом деле и ясно, что это не так. Трагедия эта более страшна и глубока.

И мы любим его, гордимся им, и вслушиваемся в ту историю, которую поведали нам древние летописцы.

Есть особые люди, особые события, особенные обстоятельства.

— Да что Олег, — врывается в мой внутренний монолог Мефи, о нем я успела почти забыть к тому времени. Я могла бы заступиться за Олега, но думаю теперь о князе Святославе — упрямом мальчике, брошенном в водоворот недетской борьбы, храбрейшем из мужей, и мне не хочется снова уходить в Олеговы дали. Хотя Олег и Святослав — это две стороны одной медали, две половинки души нашей.

— Его Бог погубил, — тяжело вздыхает собеседник мой, и я уже не понимаю, о себе или о князе он говорит, и напряженно жду объяснения. Он знает, что я его жду, и долго молчит.

— Почему ты так говоришь? — спрашиваю я.

Он не верил его и отвергал, и остается его вечным противником на все времена. Ему нет никакого дела до Бога.

— Так то оно так, но он никак не оставляет нас в покое. Мы никак не можем успокоиться. И князь ждал подвоха, постоянно, еще больше, чем верующий о нем думал, и не то, чтобы боялся, он ничего на свете не боялся, он ничего в мире не боялся, но оглядывался постоянно, — задумчиво рассуждал бес. Кажется, я понимала его, а может, только догадывалась о том, что, скорее всего он, говорит правду. Хотя вполне возможно, что он просто издевается, и запутать меня хотел. Не потому ли сейчас так насмешливо и злорадно взирает из-за угла своего.

— Князь слишком любил воевать, со всеми без исключения, начал говорить он, и я настраиваюсь на эту волну.

— Он был наказанием для матери своей, но и Владимир стал сущим наказанием для него, — вдруг догадываюсь я, удивляясь тому, как неумолимо, невероятно все повторяется. Как взаимосвязано одно с другим.

И снова тризна, как когда-то, когда мы с ним впервые встретились. И Ольга была молодой и яркой. Только это не языческая тризна, а христианская панихида. Действо новое и оно кажется чудным для них. Какой невероятный путь проделала княгиня Ольга. Бес спокоен и неутомим. А мне нет, и не может быть покоя, хотя и не ясно почему. Я понимаю., как неуютно, пусто и уныло должно быть Святославу на этих похоронах. Какими чужими и далекими они должны казаться ему, и все-таки он не осмелился нарушить волю матери, и распорядился похоронить ее по христианскому обычаю, хотя это доставляет ему почти физическое мучение.

Но ничего, завтра все изменится, он просто уйдет от новой веры, неистребимой в их душах. Она медленно, словно паутина, охватывает их тела. Но сам он никогда не будет причастен к этому и останется до конца со старыми богами. Она одолеет язычество только после его ухода, но не в его бытность. Благими намерениями он стелет себе дорогу в ад, смешно, больно и грустно все происходящее там.

Говорят, что Боги жестоко мстят. Уж, не из той ли самой чаши пил он и просил понести ее мимо — не вышло.

А память возвращает нас к самому началу его пути. В те дали. К тем необъятным просторам. И князь — воин в белых одеждах, во всей красе своей в полный рост встает перед нами, улыбается загадочно и молчит. Его трудно представить улыбающимся. — Суровый, наверное, так прозвали его недаром. И я пытаю беса, почему он не показывал ему духов своих. Отчего этот князь — язычник оказался оторван и от земных, и от водных и от домашних духов, они никакой роли почти в жизни его не играли.

— Я показывал их только тем, кто сам на них посмотреть хотел, — упрямо говорит он, а Святослав только на свой меч наделся и считал их пустой забавой, вот и пусть обходится, как знает, — он скорчил при этом обиженную мину.

Каждый мир существует таким, каким мы его хотим видеть. Если Олег верил в то, что подводное царство существует, и был с ним душой связан, то для него так это и было на самом деле, а если Святослав не обращал на это никакого внимания, то для него ничего этого и не было никогда, — пожал плечами бес.

Да и у нас нынче мир такой, каким мы его себе представляем.

— Но ты был жесток по отношению к нему, — не удержавшись, упрекнула я его, зачем ты заставил его заглянуть во Владимировы времена?

Он должен был все это увидеть и понять. Любой рано или поздно столкнется с делом своих рук.

Так мы и отправились в Святославовы времена на первую христианскую панихиду княгини Ольги.

ДО КНЯЗЯ. СОН О РЮРИКЕ И СКАЗ ОБ ОЛЕГЕ

СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ

В тумане веков проступают прекрасные лица,

И древние саги становятся ближе в тот миг,

Дружина в походе, но князь Гостомысл неистов,

Он думает снова о людях и землях своих.

Он видел во сне, как сыны его гибли внезапно,

И юные внуки остались в тумане снегов.

Несется дружина по полю с отвагой, с азартом,

И снова разят его воины грозных врагов.

Что будет потом, нет, не хочется думать об этом,

Земля завоевана, кто же ее сохранит.

И викинги снова подходят к границам, и с ветром

Их грозная песня над миром славянским летит.

2.

Рассвет, и в тумане мелькают знакомые лица.

И древнего города вижу опять я холмы.

— Что нынче случилось? — Сражение, воинам биться

Придется с врагами, и пали в той схватке сыны.

А дочь пленена, и ее увозили куда-то,

Остался один, и молчит среди этих холмов,

На тризне печальной давно посчитали утраты,

Князь стар и устал, он не в меру сегодня суров.

— Идите туда, посмотрите, родится там Рюрик,

Скажите ему, что я буду лишь воину рад.

И воины снова в просторы снегов заглянули,

Ушли к королю, и никто не вернулся назад.

3.

Он рос и мужал среди этих снегов и дружины,

И был он чужим, как не чувствовать это опять.

И лишь королева смотрела печально на сына,

И страшную тайну хранила, ей слез не унять.

— О чем ты, зачем ты мальца этой сказкой тревожишь? —

Суровый король все прощал ей, а тут не сумел.

И где-то в снегах, узнавал он пока осторожно

О дальней земле, ею дед его грозный владел.

— Я жду тебя Рюрик, — над миром суровым несется, —

Вернись, чтобы княжить, пусть в Ирии наши сыны,

Но мир сохранен, ты надежда и яркое солнце,

И тихо склонился Орел седовласый над ним.

4.

Тогда и проснулся средь ночи кромешной орленок,

Сорвался он с места, и бросился в небо опять.

— О, что с тобой Рюрик? — спросила она удивленно.

И гордая Гида умела с ним рядом летать.

— Мы скоро отправимся в мир, где царили славяне,

Зовет меня дед, я останусь там князем навек.

И гордая птица кружила в тиши над полями,

Пока от бессилья не падала комом на снег.

Но даль эта снова в тумане небесном вздыхала,

И странные песни казались сегодня родней,

И гости внезапно врывались: — Славяне, слыхала,

Отец твой их шлет, отправляй же им сына скорей.

5.

Молчит королева, навеки придется расстаться,

Но здесь удержать его сможет она навсегда?

И Одда нашла, как умеет мальчишка сражаться.

— Иди, туда, милый, его загорелась звезда.

И ты завоюешь тот мир, это пряхи сказали,

Поможет Перун, будет Велес с тобою, мой друг.

И слушал чужак, и внимал и любви и печали,

И меч он сжимал, воевода и воин, и друг.

А Рюрик летел в эти синие дивные дали.

Впервые увидел, и понял, какой там простор.

— Смотрите, о, братья, мы только во сне пировали

На землях славянских, но час нам вернуться пришел.

6.В Новгороде

Старик умирал, он смотрел безнадежно на небо,

И снилось ему, как когда-то он шел по полям

В неведомый город, где жили лишь гордые предки,

— Домой возвращаться велели, о, други, и нам.

И люди в тоске и тревоге его не оставят.

Пусть гибли до срока, но где-то светился вдали

Сожженный Славенск, он в трясине болотной восстанет,

Он будет сиять, защищенный в тумане любви.

Его они строили вечность, и век защищали.

Он был неизменно их князем — суров и красив,

Но дни сочтены, и уже окружили печали.

Дождется ли Рюрика. Песни унылой мотив.

7.

Там викинги пели о мире, оставленном где-то.

— Опасность над нами? — хрипел, задыхаясь, старик.

Но не было больше ни солнца, ни дивного света,

Лишь Велес могучий над телом застывшим стоит.

— Предайте огню, — он твердил, — и оставьте до срока,

Пусть видит воитель, что мир его дивный спасен,

Я сам проведу этих викингов, всюду болота,

Но Рюрик летит, и дружиною он наделен.

И вспыхнул костер погребальный над этой равниной,

И скорбные воины видели славный конец,

А в миг, когда князь этот мир так спокойно покинул

Явился из леса, красивый и сильный юнец.

8.

— Здесь мир твой, о, Рюрик, — твердил ему радостно Велес, —

Он был до тебя, он останется после, поверь.

Пришел навсегда ты, и птицы в тумане распелись.

Иди и владей, мой орленок, землею своей.

Ты будешь силен вместе с девой снегов и Олегом,

Потомки твои эту землю потом сберегут.

И слушая Велеса, кони чужие с разбега

Призывно храпели и таяли где-то в снегу.

И вышел к кургану силен, знаменит и прекрасен,

И тень Гостомысла металась в огромном костре

— Дождался, — хрипел он устало, — как радостен праздник,

Наш Рюрик вернулся, останется он на земле.

9.

В сиянье весны к ним спускалась веселая Лада,

И с Чашею Сварога вышел Ярила к нему.

— Храни ее вечно, за верность и силу награда

И дивная чаша — Жар-птица осветит ту тьму.

Поднял ее воин, и тьму в тишине осевшая,

Все поняли снова, не русич, но светлый их князь,

И гордые викинги, в битвы отважно шагая,

Сражались и гибли, и вновь поднимались, смеясь.

Там Игорь родился в плену этой силы и воли,

И мир озаренный казался сильней и прекрасней,

Гроза в небесах, — им Перун говорит, что доволен,

И беды отступят, Купалы приблизился праздник

10

Князь вместе с Олегом на дивной поляне пирует,

И девы, и духи его в тишине обступают.

И мир, возрожденный с ним вместе смеется, ликует.

Жар цвет из болота им Одд в этот год добывает.

Он смело прошел все тропинки, врываясь в пучину,

В дремучем лесу его духи и звери пугали,

Но викинг прошел, и тот мир никогда не покинет,

О, огненный свет, он желания все исполняет.

И дева прекрасная к викингу нынче прильнула,

И Рюрик смеется, — Ты будешь удачлив, мой друг.

И огненный цвет сама Лада ему протянула,

Рассвет наступил, жизнь врывается в яростный круг.

11.

Так Рюрик наследника миру спокойно оставит,

И с ним воевода, им вместе сражаться опять.

И древние боги помогут, и яростно правит

Отважнейший воин, и княжич готов воевать.

И к древнему Киеву снова ладьи их уходят,

В неведомый мир, отправляется нынче Олег,

И он покорится, и девы в тиши в хороводе

За лучшим из воинов снова стремились на брег.

— Иди там и правь, — говорил ему Велес спокойно, —

С тобою мой Киев, останется, знаю, в веках,

К Днепру приближался отважный и яростный воин,

И чашу сжимал в этот миг в своих сильных руках.

12

И Чаша напомнила миру о воле и власти,

И Киев сдается на милость, и он покорен.

Какие там битвы, какие там грозные страсти,

Смирит их Олег, и с хазарами справится он.

Потом засветилась в тумане звезда Византии,

Царьград рассмеется, угрозу услышав вдали,

Да рано смеются, еще им сраженья такие

Устроят Олеговы воины, только смотри.

И щит на вратах, и печали, и слово о Чаше,

И древние боги сильны с ним, и дивная Русь.

И сам император о мире просивший все чаще,

На пир поспешил, не скрывая и ярость, и грусть.

13.

Смотрел он в глаза, снова видел: — Не русич упрямый,

А викинг могучий сражается с ним до конца.

Признать пораженье — начало и боли и драмы,

Распятый Царьград не поднимет пред князем лица.

Уходят до срока, там, в Киеве, ждут их хазары,

И земли родные придется еще защищать,

И юная Ольга влюбилась в Олега недаром,

И лишь усмехнулся усталый и яростный князь.

— Ты будешь над ними и миром, о, юная дева,

Мой век завершен, я не смею противиться боле,

Смотрел он на Велеса и не скрывал больше гнева,

Но викинг метнулся внезапно в бескрайнее поле.

14.

— Мне к Рюрику нынче на пир и на бой собираться,

Закончены дни, мир иной и иная борьба.

И волхв с ним рядом, и надо им в небо подняться,

И к дубу священному снова уводит тропа.

Могучие руки его эти ветви сжимали,

И видели все, как врывался он яростно в небо,

И там Берегини с улыбкой его провожали,

И Ольга страдала, смотрела то тихо, то немо.

— Прощай, властелин, нам еще на земле оставаться,

Но вынесем все, и уже подрастают сыны,

Князь Игорь смотрел, как звезде в небесах загораться

Еще предстояло, и видел тревожные сны.

15.

Он видел древлян эти дикие жуткие рожи,

Толпа приближалась, расправу над ним учинить,

И станет поход для него тем погибельным роком,

Он звездную Чашу не смог удержать, и поник.

И Ольге тогда оставаться придется вдовою,

И мал Святослав, что за доля теперь у юнца.

— Как страшен мой сон, и какие он дали откроет.

И князь уходил, вспоминая во мраке отца.

— О, Рюрик, спаси, помоги мне в седле удержаться,

Хрипят мои кони, и мир надвигается зло.

И странные тени над этой землею теснятся,

И дивные духи пытают его на излом.

16.

Так мал Святослав, а жена моя силы не зная,

Не сможет остаться одна, помоги мне опять.

Но черные кони, куда-то по тьму улетают,

Пред вечной бедою и смертью останется князь.

— Почто ты оставил, нелегкая Доля такая,

Вернее Недоля меня не оставит вовек.

Древляне из бездны к нему в этот вечера шагают

И падает Игорь в печали бесстрастно на снег.

Лишь волки над миром поверженным яростно воют.

Мелькнул и погас над главою кровавый закат.

Вдруг отрок проснется, и женщина, ставши вдовою.

Заплачет о князе, но он не вернется назад.

17.

Врывается тень, и просила она об отмщенье,

Не будет покоя ни мертвым теперь, ни живым,

Древляне трепещут, им тоже являются тени.

— Горим мы в огне, мы в бессилии вечно говорим.

Но надо смириться, а как еще можно смириться?

И хочется снова остаться в тиши у огня.

О, Русь моя, снова мне время лихое приснится,

И князь Святослав не отпустит в реальность меня.

Несутся куда-то во тьму одичалые кони,

И воины немы на дикой охоте своей.

Душа замирает во мраке от вечной погони.

И дивная Русь проступает в тумане ясней..

18.

Там пир или тризна, не знаю, мой ангел, не знаю.

Но слышу Бояна, и песнь его нынче ясна,

И снова дружинники князя в тиши вспоминают.

Высокая женщина, кто же, скажите она.

Живет моя Русь, и ее охраняют поэты,

И светлые песни, над миром весенним летят.

И белые кони идут к водопою с рассветом.

Очнулся от сна, и выходит из гридни наш князь.

И в этом порыве, о русич, с тобой мы едины,

Нас черные тени не смогут, я знаю, смутить,

И новая песня становится снова былиной,

И голос Бояна над милой землею летит.