Дар Демиурга. Поэзия Игоря Царева. Уроки лирики

Любовь Сушко

Игорь Царев – первый поэт 21-го века. 4.04.19 г. Международная Академия русской словесности посмертно удостоила его звания Народного поэта России. Мне посчастливилось видеть, слышать Мастера, получать его краткие и емкие суждения по поводу своих размышлений. После его ухода диалог продолжился. Этот сборник эссе, написанных автором в разное время, поэтому в них могут повторяться отдельные стихи или ссылки на них, сделано это и для удобства учителей словесности, которым важны поэтические тексты.

Откуда столько Бродского? Вечность-2

Страница за страницей, стихотворение за стихотворением предстоит нам всем открывать поэтический мир Игоря Царева.

Закономерно, вероятно, начать анализ стихотворений Игоря Царева в контексте лирики серебряного века с Александра Блока. «Старая незнакомка» — его программное стихотворение, возвращающее нас в эту эпоху, и протягивающее световые нити между временами, нити, разорванные на какое-то время бурной советской эпохой. Но коли у нас есть «возвращенная литература» серебряного века, то почему бы их снова не связать воедино, и тогда к нам вернётся настоящая поэзия, как говорил в свое время Мандельштам о Песнях Оссиана:

И не одно сокровище, быть может,

Минуя внуков, к правнукам уйдет, —

Что-то подобное творится и с нашей лирикой сегодня, особенно если обратиться к ярчайшим поэтам 21 века, они очень близки поэтам серебряного века.

Но на время оставив и Б. Пастернака, И. Северянина, и М. Волошина, и Н. Гумилева, и Марину Цветаеву, я переношусь от А. Блока к Иосифу Бродскому, потому что в нашем времени, и в творчестве Игоря Царева Бродского очень много. И более того, в одном из первых стихотворений памяти Игоря Царева близкий его друг, человек не один год, знавший поэта, написал (а первое впечатление всегда самое верное):

На самом главном в чувствах языке

О Бродском лучше Бродского писавший..

Владимир О. Сергеев

Когда в передаче «Вечерние стихи», прозвучало стихотворение «Бродяга и Бродский», я подумала о том же самом, что он пишет о Бродском лучше самого Бродского.

Потом были другие передачи, другие поэты, и чуть ли не каждый из них в той или иной мере снова обращался к Бродскому. Его было слишком много, это отмечали и критики, и я все время ловила себя на той же мысли. Часто Бродский бывал излишен, неуместен, невольно возникал вопрос, зачем нужно снова тревожить Бродского. И только в лирике Игоря Царева он был уместен и органичен. А вот почему так случилось, нам еще предстоит понять.

Вовсе не сразу я ответила на вопрос, почему именно к Бродскому обращаются все сегодня? И ладно бы год 1990, когда он был впервые опубликован, когда мы могли называть его имя, не боясь неприятностей, серьезного разговора с человеком, который следил за порядком, за тем, что нам нужно читать, а чего не нужно. Бродского читать не рекомендовали, запрещали (трудно поверить, но так было). У некоторых из нас были неприятности.

Но с тех пор прошло уже четверть века. Черный том 1994 года в серии Нобелевских лауреатов, все еще похож на чудо, как и зеленый том Избранного Николая Гумилева в серии «Большая библиотека поэта»…

Но только сегодня, почти через двадцать пять лет поэты начали осознавать, кем был для всех нас Иосиф Бродский, встреченный в юности Анной Ахматовой и советским правосудием, осужденный за тунеядство, отбывший срок в глуши и насильно высланный из страны. Это был самый громкий судебный процесс по делу ПОЭТА, после которого Ахматова воскликнула: «Какую биографию делают нашему рыжему!».

Благодаря всем этим очень печальным событиям, Бродский остался поэтом серебряного века, хотя жил в совсем иные времена.

Высланный из страны Бродский повторил путь поэтов серебряного века, и вопреки всему сохранил традиции и тот уровень поэзии, который существовал тогда, и именно Анна Ахматова словно бы передала ему великое наследство внезапно ушедшей эпохи. Он вернулся в нашу лирику через полвека, когда и началась его творческая жизнь…

— Откуда столько Бродского? — повторяли многие вслед за Игорем Царевым, понимая, что это наше сегодняшнее стремление поверить в Ренессанс серебряного века, попытаться возродить те традиции высокой поэзии, казалось бы, навсегда безвозвратно утраченные.

Когда были опубликованы книги И. Бродского, когда в нашу жизнь вошли поэты серебряного века, (а случилось это почти одновременно в конце прошлого века). Тогда появился шанс вернуться к высокий поэзии.

И одним из первых к Бродскому в своих чеканных, ярких и очень ясных стихах обратился Игорь Царев.

Кто-то их рецензентов сказал о том, что поэзия, настоящая поэзия, всегда немного туманна, темна, подобна молитве, и только немногим из самых талантливых авторов удается достичь той светлой ясности и простоты, которая поднимает ее на неветряную высоту. Второе удалось в полной мере Игорю Цареву. Не потому ли создается впечатление, что Игорь Царев «О Бродском лучше Бродского писал».

Сколько было споров все эти годы среди филологов — классик ли Бродский, нужно ли включать его в школьную программу, такого туманного, такого непонятного даже взрослым, уж не говоря о детях.

Для Игоря Царева такого вопроса не стояло, потому и возникло стихотворение, обращенное к Бродскому, программное стихотворение. Говорят, оно было включено в посмертный сборник Бродского, исследователи, которые изучали творчество Бродского, дали ему такую вот высокую оценку

Бродскому

Не красками плакатными был город детства выкрашен,

А язвами блокадными до сердцевины выкрошен,

Ростральными колоннами, расстрелянною радугой

Качался над Коломною, над Стрельною и Ладогой…

И кто придет на выручку, когда готовит Родина

Одним под сердцем дырочку для пули и для ордена,

Другим лесные просеки, тюремные свидания,

А рыжему Иосику — особое задание…

Лефортовские фортели и камеры бутырские

Не одному испортили здоровье богатырское.

Но жизнь, скользя по тросику, накручивая часики,

Готовила Иосику одну дорогу — в классики.

Напрасно метил в неучи и прятался в незнание,

Как будто эти мелочи спасли бы от изгнания!

И век смотрел на олуха с открытой укоризною:

Куда тебе геологом с твоею-то харизмою?..

Проем окошка узкого, чаёк из мать-и-мачехи…

Откуда столько русского в еврейском этом мальчике?

Великого, дурацкого, духовного и плотского…

Откуда столько братского? Откуда столько Бродского?

Здесь уместилась вся страшная биография поэта, и немного перефразирована знаменитая фраза Ахматовой: « Готовила Иосику одну дорогу — в классики» («Какую биографию делают нашему рыжему!». А. Ахматова).

С невероятной силой звучат последние строки этого стихотворения, где Игорь Царев отмечает:

Проем окошка узкого, чаёк из мать-и-мачехи…

Откуда столько русского в еврейском этом мальчике?

Великого, дурацкого, духовного и плотского…

Откуда столько братского? Откуда столько Бродского?

И здесь дается характеристика нашего национального характера «Великого, дурацкого, духовного и плотского» — вот из этих противоречий и состоит русская Душа, а отразить ее по воле судьбы и рока удалось в свое время Борису Чичибабину и Иосифу Бродскому.

Игорь Царев не первый задает этот вопрос, он немного раньше возник у Бориса Чичибабина, в стихотворении «Тебе, моя Русь» тот тоже отмечает подобное явление, правда уже в живописи:

Нет меры жестокости, ни бескорыстью,

И зря о твоём же добре лепетал

Дождём и ветвями, губами и кистью

Влюбленно и злыдно еврей Левитан.

И тот и другой отмечают в своих чудесных творениях, что в определенный момент в нашей живописи, в нашей поэзии появляются знаковые фигуры, которые понимают и описывают Русь и русский характер так ярко, как это не удается никому другому. Нам остается только внимать и восхищаться, и учиться понимать этот мир через призму их картин, их стихотворений. Но если Игорь Царев обратился к поэту осознано, другие сделали это интуитивно. И сегодня настоящую поэзию без контекста лирики Бродского представить проблематично.

2.

Иосиф Бродский, проживший за границей вторую половину жизни, никогда не возвращавшийся в Россию. Долгое время запрещенный, казалось потерянный навсегда, вопреки всему становится той путеводной звездой, которая оставляет надежду на то, что поэзия еще может возродиться и подняться на невероятную высоту. Еще можно вернуть ту элитарную поэзию, которую отняли на долгие годы, заменив ее каким-то суррогатом, чем-то новым, часто невнятным, а порой и просто халтурным подобием. Но большие художники и тогда вольно или невольно тянулись к Бродскому. А когда его книги были, наконец опубликованы, мы открыли его для себя. Именно в стихотворениях Игоря Царева видно, как сомкнулись разорванные звенья золотой цепи. (Это то древнее славянское письмо, которое, казалось бы, забыто и утеряно навсегда, и далеко не всем удается видеть эту золотую цепь).

Вот, что сам Игорь говорит о стихотворении и о Бродском в рецензиях:

Но я — то от своего имени пишу, ощущая некую общность в языковом пространстве

Игорь Царев 08.09.2011 17:16

Я к Бродскому спокойно отношусь. Это не герой моего поэтического романа. Но вот судьба его гения мне чрезвычайно интересна:)

Игорь Царев 24.01.2012 12:01

Стихи у него все равно гениальные:)

Игорь Царев 24.01.2012 12:17

Да, меня интересовала именно судьба Бродского. В ней очень ярко проявил себя фатум, детерминированная предопределенность. Пример Бродского показывает, что чем ярче человек, тем он менее свободен, тем более ограничен в выборе своего будущего.

Игорь Царев 09.10.2012 19:29

Поэт — прежде всего судьба. Потому есть четкая взаимосвязь — чем сложнее эпоха, тем ярче стихи, которые являются отражением взаимодействия поэта и времени. Именно поэтому свои собственные «размеры» мне кажутся куда менее значительными, чем вы назвали. Но спасибо на добром слове:)

Игорь Царев 21.01.2013 12:35

На это стоит обратить внимание, Игоря Царева интересует именно СУДЬБА гениального поэта, отраженная в нашей реальности и творчестве.

И опять же, отталкиваясь от Бродского, от туманного и несколько зашифрованного стихо — творения, Игорь Царев идет к той ясности и высоте стиха, которую мог бы достигнуть акмеизм, если бы его творцам удалось прожить чуть дольше, если бы все в судьбах Гумилева, Мандельштама, Ахматовой случилось иначе.

Конечно, творчество И. Бродского, как и предшественников, связанно, прежде всего с Ленинградом, а потому одно из самых знаменитых его стихотворений возникает в памяти мгновенно. Оно звучало и во времена его опалы.

* * *

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

я впотьмах не найду.

между выцветших линий

на асфальт упаду.

И душа, неустанно

поспешая во тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

над затылком снежок,

и услышу я голос:

— До свиданья, дружок.

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой,

— словно девочки-сестры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

Иосиф Бродский

Особую роль в жизни поэта играет именно Васильевский остров — место символичное и сакральное для него, оно все время помнится в годы изгнаний, и туда снова и снова возвращается его душа. Да и мы, еще ничего не зная о творчества Бродского, помнили именно это стихотворение. И если где-то мог и встретить тень поэта Игорь Царев, то именно на Васильевском. Так оно и случилось, стихотворение «На Васильевском» сразу отсылает нас к Бродскому, и еще дальше, к другому мученику режима, жившему здесь, и описавшему град — Осипу Мандельштаму, так мы вместе с поэтом снова дотягиваемся до серебряного века и до акмеистов…

Мысленно Игорь Царев возвращается в Питер (Ленинград), где родился и жил до трагических событий гений. Игорь не раз подчеркивал, что он там учился в свое время, и этот город прекрасно знает и любит. И вольно или невольно именно в Питере появляется и призрак Бродского.

На Васильевском

Линии жизни пересекая, ларьков обходя паршу,

Призрак Иосифа бродит любимым островом…

Если однажды встретится — пусть бестактно, но я спрошу:

Шпилька Адмиралтейства — не слишком остро Вам?

Улиц названия, лиц вереница, глянцевый переплет,

Не целиком история — только выборка.

Бармен под злую музыку розоватый кронштадтский лед

Крошит в стакан бурбона быку из Выборга.

Черные тучи и белые ночи — гренки и молоко,

Каменный фрак потерт, но оправлен золотом.

Что старый век не вытравил, новый выправит кулаком.

И кошельком. И просто ячменным солодом.

Ну как тут не вспомнить, ставшее знаменитым:

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

О. Мандельштам

Там они могли встретиться в реальности или в фантазиях, но на Васильевском остается только Призрак Бродского. Хотя поэт был жив в те времена, но мы знаем, что сам Бродский никогда не возвращался в Питер, не хотел быть там туристом, и не мог вернуться, чтобы жить постоянно. Вернулись только творения в последние годы его жизни, и воспринималось это и радостно и печально всеми нами тогда, вот и у Игоря Царева возникла эта странная тень.

— мои скромные размышлизмы по поводу, как бы ему глянулся нынешний Питер:) Игорь Царев 28.04.2010 11:43

Я и сам любил пройтись по Васильевскому. Переходил по Тучкову мосту с Петроградской стороны (где какое-то время обитал) и просто гулял по линиям. Иногда шел в ДК, где показывали старые фильмы…

Игорь Царев 29.10.2012 11:06

Так постепенно мы узнаем Питер — город, в котором пусть только в фантазиях сошлись три поэта, соединяются разорванные нити русской лирики. Эта встреча могла бы случиться в реальности, в ту пору Игорь Царев был еще очень молод, а Иосиф Броский уже давно стал Мастером и Патриархом русской словесности…

Но это творилось только в мечтах и снах, а вот другая встреча оказалась вполне реальной. Она тоже связанна с Бродским, и поэт ее запечатлел в своем знаменитом стихотворении, о котором было столько споров, на которое в передаче обрушились критики — Игорь Царев

Бродяга и Бродский

Вида серого, мятого и неброского,

Проходя вагоны походкой шаткою,

Попрошайка шпарит на память Бродского,

Утирая губы дырявой шапкою.

В нем стихов, наверное, тонны, залежи,

Да, ему студентов учить бы в Принстоне!

Но мажором станешь не при вокзале же,

Не отчалишь в Принстон от этой пристани.

Бог послал за день только хвостик ливерной,

И в глаза тоску вперемешку с немочью…

Свой карман ему на ладони вывернув,

Я нашел всего-то с червонец мелочью.

Он с утра, конечно же, принял лишнего,

И небрит, и профиля не медального…

Возлюби, попробуй, такого ближнего,

И пойми, пожалуй, такого дальнего!

Вот идет он, пьяненький, в драном валенке,

Намешав ерша, словно ртути к олову,

Но, при всем при том, не такой и маленький,

Если целый мир уместился в голову.

Электричка мчится, качая креслица,

Контролеры лают, но не кусаются,

И вослед бродяге старухи крестятся:

Ты гляди, он пола-то не касается!..

Сколько раз уже слушала это стихотворение в исполнении автора, сама перечитывала, но остается в нем какая-то дивная тайна, несмотря на всю его акмеистическую прозрачность. Что же в этом стихотворении особенного? Ситуация знакомая для каждого из нас — каких только попрошаек и стихов не слышали мы в электричках, но в том-то и дело, что никто из нас не смог бы увидеть и описать это так, как удалось Игорю Цареву.

Пожалуй, в первой раз (мы помним, что в стихах его отсутствует лирический герой, и пишет он, прежде всего от первого лица) тут этот герой появляется рядом с автором, а еще есть призрак Бродского, вырванный из небытия чтением его стихов.

Кто-то из критиков обвинил Игоря в том, что он уравнивает себя с бродягой, особенно в последнем четверостишии, но это совсем не так, на самом деле, он почти сторонний наблюдатель. Но возникает сравнение этого человека с самим Бродским. Посмотрите хотя бы на строчки

В нем стихов, наверное, тонны, залежи,

Да, ему студентов учить бы в Принстоне —

И невольно задаешься вопросом, а каким был бы Бродский, не окажись он за границей, оставаясь в России. Что стало бы с ним за эти годы, как сложилась бы его судьба. Прогуливался бы он по Венеции, декламируя стихотворения, были бы те самые стихотворения так актуальны и популярны, как нынче?

Бродяга, который мог быть профессором в Принстоне, но не стал, эта тень другого Бродского, вариант его судьбы на Родине. Не случайно ли на Васильевский остров он стремился умирать, но не жить. А вот этому человеку повезло еще меньше, как оказывается, ему приходится жить в таких условиях, но помнить стихи Бродского, как мы помним только свои собственные творения, да и то не всегда.

Успешный, устроенный Поэт там, такой вот бродяга здесь, все с теми же стихами. Автор оказывается между этими двумя полюсами в золотой середине. Ему остается только созерцать и написать то, что увидел. Вроде бы все расставлены по местам.

Наверное, не случайно советовали убрать странную на первый взгляд последнюю строфу в стихотворении, но, как и в «Апокалипсисе» в ней самое главное и содержится, там, где исчезает и образ автора, и тень Бродского, что же остается от этого мира?

Электричка мчится, качая креслица,

Контролеры лают, но не кусаются,

И вослед бродяге старухи крестятся:

Ты гляди, он пола-то не касается!..

Из трех персонажей остается только один, но какой?

Тот самый юродивый, который становится святым, как и всегда было на Руси, а если вспомнить слова Игоря о том, что его интересовала в первую очередь СУДЬБА поэта, то варианты этой судьбы он и пишет. А еще он и ответил на главный вопрос — почему у нас так много Бродского.

И чувствуется легкая зависть к бродяге, свободному от условностей, ставшему свободным поэтом, не обремененному всеми нашими проблемами и заботами.

Стихи Бродского живут и потрясают наши души и основы странного этого мира, даже если бродяга в электричке способен вот так вот явить их мир, и истинным поэтом оказывается именно он, как бы это не парадоксально звучало. Как и в «Старой Незнакомке» — из обыденной ситуации поэт творит настоящее чудо и восхитительную ПОЭЗИЮ.

Остается один вопрос, а что сказал, что написал бы сам Бродский, окажись он случайно на месте Игоря Царева. Это было бы совсем другое стихотворение, но вот какое?

А вот что говорит Игорь Царев, отвечая на многочисленные рецензии, где стихотворение понимается чаще на бытовом уровне.

Бомж то настоящий — меня самого мимолетная эта встреча зацепила Игорь Царев 21.06.2010 11:05

У нас самые высокоинтеллектуальные бомжи в мире. Однозначно. Многие с высшим образованием, а некоторые и не с одним. Богатая страна..

Игорь Царев 18.06.2010 15:10

Описана конкретная фигура, которую я наблюдал в электричке «Москва-Александров» (Ярославское направление). Так что современные бомжи тоже еще кой-чего знают и могут.

Игорь Царев 22.06.2010 17:01

И только одна рецензия Лешека, оказалась значительно глубже обычного взгляда на ситуацию, был ли бомж, и что именно он читал.

Изумительный текст. Распевный, и спрятал много чего внутри текста… Ну, просто молодец, и спасиб тебе за это!

Лешек 09.07.2010 08:50

И по поводу восприятия текста, вот что говорит сам Игорь:

Восприятие текста, конечно же, во многом зависит от того, как и кто читает. Но, чудо, сам текст при этом не меняется

Игорь Царев 29.08.2010 21:54

Слишком ли много в нашей жизни Бродского? На этот вопрос ответили авторы «Вечерних стихов», но это не главная наша беда, беда в другом — как и Пушкина, и Блока, мы слишком мало знаем, слишком плохо его понимаем и чувствуем. И только иногда вдруг случаются встречи с поэтами, способными приоткрыть для нас окошко в тот мир, где вольно или невольно приходит понимание происходящего и сотворенного.

И. Бродскому, да и не ему одному, очень повезло, потому что случилась его встреча, пусть и в виртуальном пространстве, с Игорем Царевым, и все мы стали к нему немного ближе. Жаль, что сегодня Игорь Царев уже не подарит нам новых своих великолепных стихотворений, но зато он может побеседовать там с самим Бродским да и с другими любимыми поэтами… А я еще раз цитирую стихотворение, в котором тоже есть Бродский и уходящий в вечность Игорь Царев

На смерть Игоря Царева

Владимир О. Сергеев

«И тебе дан шанс — в небеса лицом —

Не спеша, в подробностях, помолиться,

Ведь, когда распутица, под Ельцом

Бог куда доступнее, чем столица.»

Игорь Царев

Нет слов, а только горькая печаль

Свершившейся отчаянной неправды…

Разбита благородная скрижаль —

С не высеченной строчкой — жизни равной.

Молитва есть, как есть, свечой во мгле…

Но почему не дать по той причине —

Свечой гореть подольше на Земле

«В подробностях» молившемуся сыну?!

О чём молился он в своей строке,

Не много говоривший, много знавший,

На самом главном в чувствах языке

О Бродском лучше Бродского писавший?..

И как бы ни нелепо, но пока

Смерть Игоря Царева не приемлю!

Поэта — ч е л о в е к а, на века

Собой облагородившего Землю.