Восставший из пепла. Князья и воины

Любовь Сушко

Это повествование о последнем из русских князей, жившем в эпоху проклятого татарского ига. Дмитрий Иванович, прозванный Донским, распрямил плечи и перестал подчиняться тому, что происходило. И грянула Куликовская битва, кровавая и поворотная в истории нашей. Она стала первым шагом к освобождению от вечного плена и рабства.

ЧАСТЬ 2 НА ПОРОГЕ ДНЯ

ГЛАВА 1 ВО ВЛАДИМИРЕ

Дмитрий появился во Владимире в тот день, когда его счастливый соперник выехал из орды, получив ярлык на княжение. Он направился к себе в Тверь, а потом в славный град, который несколько последних столетий уже считался столицей земли русской.

Дмитрий упрекал себя за то, что не часто появлялся в столице, ему дарованной. Не удивился бы, если бы люди забыли его, но они хорошо помнили. Все знали даже о последней схватке его с Олегом Рязанским. Он слишком часто появлялся в последние часы перед боярами и простыми смертными, немного успокоился только тогда, когда понял, что они на его стороне, поддержат его, даже если князь явится с ярлыком на княжение.

— Я знаю Мамая, знаю, как непрочно сидит он на столе своем, он не пойдет против вас, даже если будет нарушена его воля. Он выбрал тверского князя потому, что тот не так силен. Мы не должны допустить его в столицу, если он верным холопом оставаться в орде не желает. Может при Батые и еще раньше и была она могущественной, но ничего от этого могущества не осталось больше, и нам тоже нечего бояться.

Москва защищена и Владимир защищен достаточно, чтобы татарский натиск выстоять. Мы другие, по иному действовать должны. Так говорил князь, готовый встретить своего соперника во всеоружии. Почти уверен был в том Дмитрий, что в этот раз за меч ему братья не придется, Михаил не сможет против него двинуть свою дружину. И хотя какие-то опасения за татар в душе его все-таки оставались, но что-то ему подсказывало, что опасения эти напрасны.

В Твери лишь несколько слов сказав боярам, узнал Михаил, что нет Дмитрия в его Москве, после схватки с Олегом тот сразу во Владимир отправился. Все ему ведомо, все он предусмотреть может, — усмехнулся тот, — но ярлык у меня. Я не дам ему спуску в этот раз. Он спешил часть воинства своего оставить там, а часть сможет набрать во Владимире, город оставался верен ему и хану. А то, что таких будет большинство, сомнений не было.

**************************

Вместе с ханским мурзой въехал во Владимир Михаил. Город встретил его молчаливым ожиданием. Они смотрели и старались понять, что будет, на чьей стороне настоящая сила? Кто окажется победителем в

Этом споре, длившемся так долго.

Дмитрию сообщили о вторжении, он решил встретить захватчиков в княжеских палатах. Как только они добрались до дворца, спокойно в своей багрянице он появился на крыльце.

Мурза внимательно наблюдал за происходящим. Он уже хорошо изучил сурового, молчаливого и упрямого Михаила, а когда взглянул на Дмитрия, тот показался ему юным, слабым и каким-то простоватым. Наверное, победить его будет не так трудно. Сказал о том, что первым получил ярлык он. Парень пошел на них прямо и твердо, заявил, что им придется убраться отсюда.

Такой дерзости татарин не слышал никогда прежде, терпеть такого обращения он не собирался, да еще от того, кто отторгнут был ханом. Он понял, что так напугало Мамая — парень оказался яростным и неуправляемым. Его внешность оказалась обманчивой.

Михаил чувствовал, что наступил ответственный момент, подал знак своим людям, и они двинулись к палатам, готовы были применить силу, словно воплотились из ничего. Со всех сторон к ним двигались люди Дмитрия. Схватка, которая должна была состояться через миг единый, была остановлена. На площади перед палатами, словно по команде, стали собираться люди. Почти весь Владимир ждал знака, и готов был ринуться туда, куда отправят его воины

— Что они хотят этим сказать?

Михаил вспомнил сцену из Новгорода, когда он был отторгнут толпой. Дмитрий тоже ведал о том, что там произошло. Неужели он собирается все повторить? Этого еще не хватало. Как — то до сих пор он о том даже не думал, но теперь это казалось делом реальным и решенным.

Михаил приказал своим воинам остановиться. Эти люди не должны видеть насилия с его стороны, он постарается им все объяснить. Наученный горьким опытом, он понимал, что нельзя настраивать против себя тех, кто собрался управлять, тогда ни один Мамай, да и сам господь бог не сможет тебе уже помочь. Михаил решил обраться к ним с речью, показал им татарского мурзу в доказательство того, что он великий князь Владимирский.

— Такова воля хана, — говорил он сердито и торжественно.

— Воля хана была сделать Дмитрия великим князем, мы присягнули ему и присягу менять не собираемся. Что же это за клятва будет такая, если ее так легко можно нарушить?

Михаил ждал. Он еще не верил в этот молчаливый бунт, был уверен, что это только один голос, остальные с ним согласны.

— Пусть останутся те, кто не давал такой клятвы, — крикнуло он, — решив, что уйдут немногие. Но толпа стала рассеиваться, они казались такими спокойными, такими безобидными, а что творили.

Во второй раз повторяется проклятие, как же с этим жить и как бороться. Мурза приказал привести к нему Дмитрия. Князь представал вместе с Боброком и свитой. Кажется, и умереть они за него были готовы.

— Ты не собираешься подчиниться хану?

— Отчего же, я подчинился хану, когда он мне отдавал эти земли. Откуда мне знать, что вы с Михаилом волю хана исполняете? Я не верю в то, что это он дал вам свой ярлык на княжение, а не получили ли вы его обманом, я же его из рук самого Мамая получил, пусть он мне сам скажет, что устранил меня и чем я ему неугоден стал.

— Ты хочешь схватки с нами?

— Я хочу справедливости, если ради этого надо меч обнажить, я готов это сделать, — так странно и так грозно прозвучал голос его, что мурза не решился что-то ответить. Твердости этого мальчишки и камни могли позавидовать. Никто в этом мире не сможет с ним поспорить.

В том мурза не сомневался. Им оставалось только развернуться и отправиться прочь. О чем еще было им говорить? Но такая дерзость в татарские времена встречалась впервые, понятно, что за ней что-то скрывалось.

— Михаил слишком слаб, чтобы на него можно было опереться, — говорил Мурза Мамаю, как только описал все, что случилось во Владимире. Он ничего не мог поделать, а этот другой ничего не собирался слушать, он меня обвинял в воровстве и нагло заявил о том, что не верит в то, что этот ярлык князю ты сам мне дал, мол, мы его обманываем..

Хотя это казалось немного странным, но Мамай ожидал чего-то подобного. Ему хотелось взглянуть на то, как это будет, узнать слабые места Дмитрия.

— Значит князь хотя и молод, но хитер, он умеет выкручиваться в трудных ситуациях и выходить сухим из воды. Его не так просто будет взять. Но он знает, что я им недоволен, положение его не так прочно, как кажется.

Только зря уговаривал себя Мамай. Он должен был знать, что задуманное им провалилось. Дмитрий больше не станет ему подчиняться. В следующий раз надо быть осторожным, черт с ним с Михаилом, пусть он убирается, куда вздумает. Это он сам позволил вырасти и пойти против него парню, вот и пусть на это расплачивается. Он давно должен был поставить парня на место, а теперь пусть за все расплачивается сам

№№№№№№№№№

Владимирцы лукавили, они понимали, что и против татар можно стоять насмерть. Хотя последнего им вовсе не хотелось. Но и каждая маленькая победа казалась огромной. Они сбросили с себя проклятых татар, князь Дмитрий помог им в этом, а они помогли ему удержаться в те дни.

ГЛАВА 2 УГРОЗА РЯЗАНИ

Татары не появились. Можно было подумать, что Мамай забыл эту обиду. И не только подданным, но и самому князю казалось, что это и есть его победа. И не такая уж она маленькая, как казалось сначала. Сам митрополит пожаловал во Владимир, ему хотелось посмотреть на этих людей и отслужить службу. Он чувствовал тот прилив радости и гордости и должен был показать и татарам и русским князьям, на чьей он стороне стоит, где его храм, и где его мир.

№№№№№

Мамай медлил дольше, чем было нужно. Но он решил показать свою мощь Владимиру и его строптивому князю. С Михаилом вместе или без него, но он покажет, кто у кого и что украл, кто кому подчиняться должен.. Все его войска были подняты на ноги, и чувствовал он себя Батыем, а может и Чингисханом самим. А тот, подобно русскому богатырю копил и хранил свои силы для того, чтобы со всей мощью обрушится и оказаться в самой гуще сражения. Никто тогда больше против него не пойдет, не посмеет свергнуть и оставаться у власти, когда он сказал свое веское слово. И снова, как и в старые времена, на пути его оказалась Рязань. С Олега несчастного, уже битого Дмитрием и Мамай решил начать. Неслучайно ему нужна была победа, сокрушительная битва. И Дмитрий показал ему, где и как такую победу можно добыть.

№№№№№№№

Мамай пошел к Рязани. Может он хотел наказать Олега, а возможно оттуда легче было до Москвы добраться. Но впервые люди могли представить себе, как все было в старину, а сами не только гари и копоти дохнули, но и почувствовали на своей шкуре, как это и когда бывало. Затрепетали они, поняли, что татары могут быть не так сильны, но еще много чего могут, скорее всего, этот самозванец, который не был рожден ханом, а только пытался им стать, повторит Батыевы кошмары. Ему еще доказать нужно, что он на многое годится.

Мрачный и воинственный князь Дмитрий в своей Москве слушал рассказ о походе Мамая на Рязань. Что-то заставило его повернуть голову к княгине. Он узрел, как затрепетала Евдокия, какой нечастной и одинокой она ему показалась в тот момент, словно какая-то жуткая сила подкосила ее. А ведь когда Ольгерд у них под стенами Кремля стоял, она была спокойна и мужественна, многие мужи могли ей позавидовать. И все потому, что литвины были там своими, что плен их не так страшен оказался. Разве за эти годы они не привыкли быть пленницами родных и двоюродных братьев, да и у собственных мужей все время оставались в плену. А татары оставались противными, непонятными, чужими. Беда, шедшая от них, тот огонь, который они разбрасывали, казался магическим кошмаром, от которого невозможно было спастись.

Что-то в сознании Дмитрия перевернулось, он понимал, что Мамай его собирается устрашить, не Олег Рязанский ему нужен, а именно Дмитрий. Тогда он и понял, что надо подниматься, только так и можно достойно и по-настоящему ответить. Если они во Владимире перед Мурзой не прогнулись, первый шаг сделали, то теперь не могут и не должны отступать. Не будет такого никогда.

Боброк и митрополит появились по первому зову. Тогда, прежде чем о чем-то сказать, он повернулся к жене, и кажется, говорил для нее, а не для них:

— Я должен выйти к Коломне.

Воцарилась тишина, ее можно было назвать мертвой. Слышно было, как тяжело вздохнула княгиня. Но Боброк уже заговорил о чем-то, они поддержали его и стали говорить о том, что Мамай должен получить отпор, чем быстрее такое случится, тем лучше. Да и не могут они сидеть, сложа руки, когда уже так много сделано.

— Ничего с нами не случится теперь. А митрополит и княгиня пусть хорошенько помолятся за нас. Мамай получит все, что ему полагается, предки наши нам помогут, думаю, что они давно ждут решительного шага.

№№№№№№№№

Воинство собралось быстро, казалось, что подготовлено оно было заранее. Мамай направился к Москве — он хотел ударить Дмитрия в самое его сердце, а уж потом к Владимиру двигаться. Хан считал Владимир все еще его градом. Он стоял несколько дней, но в последний миг так и не решился выступить против русичей. Когда русичи поднялись после сражения, татар там не оказалось.

Дмитрий бросился к своим воеводам. Все наслышаны были о татарских хитростях. Но вряд ли Мамай решится прятаться, слишком большим было его войско, а сам воитель так непопулярен среди своих. И сотники его назвали это великой трусостью. Еще целый день с воинством простоял Дмитрий, а потом повернулся к себе. Ему в тот момент показалось, что все он делает правильно, нет такой силы, которая окажется сильнее его самого.

— Не гордись и не задавайся, — размышлял он в последний момент, — подножку могут подставить в последний момент, когда ты станешь праздновать победу. Мало ли кто из победителей уже на пиру отраву выпивали.

Он спросил у митрополита о Любаве, тот должен был ему сказать, что она куда-то бесследно исчезла, но потом внезапно вернулась назад.

— Следи за ней. Даже когда все тихо, мы не должны выпускать ее из вида, она не может вольно ходить там, где вздумается.

Но тот и сам прекрасно понимал, только много дел было у него в последнее время, не везде он мог успевать.

№№№№№№№

Когда возвращались, у кремлёвских стен, он не узрел княгини и расстроился, но потом узнал, что у него родился сын. Так что отступление Мамая было потом связано в воспоминаниях с рождением сына. Они назвали его Федором. И он благодарил княгиню за то, что у него появились наследники как раз в то время — не раньше и не позднее. Он успеет их всему научить и будет кому оставить свой трон.

ГЛАВА 3 РАЗГРОМ

И был победный пир. Правда, победа сама казалась какой-то обманчивой, не была понятна до конца. И все-таки Дмитрий хотел приучить своих воинов к победам. Слишком долго они не знали ничего такого, им нужно было вселить веру в свои силы. Никто не смог бы противиться этому.

В тот миг бес, за всем следивший, вдруг понял, что до сих пор он допускал оплошности. Одному все победы адресуя, а второму только поражения. Второй стал немощным и хлипким, а о первом и говорить нечего. Он ощутил, что главное в этот день дать Дмитрию почувствовать кошмар поражения. Только тот, кто испытал и пережил это, может потом говорить о каких-то победах, так можно закалить волю. А когда он проигрывает в решающей битве, выиграв те, которые были прежде, разве это допустимо с его стороны?

Случай ему представился через пять лет, когда дружина Дмитрия была сильна, как никогда, ничто не предвещало беды. Он узнал, что Новгород, град, на который он и прежде обращал внимание, оказался пред его взором. И надо было спасти новгородцев, для того, чтобы показать Мамаю,, насколько он теперь силен — двигаться пришлось наперерез царевичу Арапше. И был он разгромлен быстро, даже не почувствовав того.

Дмитрий даже оторопел, когда увидел раненого Боброка, а сам вступил в сражение с такой яростью, но был легко ранен — татары вроде не собирались его пока убивать, а может, не смогли этого сделать. Но странно бледный Боброк, потребовал, чтобы его отпустили, так как не имело больше смысла терять воинов — они проиграли, в том не было сомнения.

На усталого и измученного Дмитрия страшно было смотреть. На его лице значилась скорбь и тоска. Каждую минуту он только и повторял:

— Этого не может быть.

— Они могут быть сильны, когда захотят, — усмехнулся Боборок. Он убедился, что ранение было не опасным, хотя крови он потерял много, пока его судьба сохранила, словно он был уготовлен для важных дел.

И ни один воин, выходивший из сражения живым, не знал, хорошо или плохо то, что ему была сохранена жизнь. На радость ли это или для больших испытаний.

Но Боброк радовался, ему вовсе не хотелось в те дни покидать этот мир, Москву и возлюбленную. А еще больше ему хотелось оставаться с князем Дмитрием. Он во всем доверял князю, тот позволял ему чувствовать, что он первый и самый главный. И спокойствию его можно было позавидовать. Таким он навсегда и останется. А ведь Боброк, росший рядом с ним, всегда знал, что у него вовсе не было детства, и с самых ранних пор он уже знал такое, что скрывали и от старших сыновей. Можно представить, что ждет его дальше. От шока князь опомнился быстро, он представил себе Михаила, не раз уже проигравшего, а князь Игорь, когда-то даже в плен попавший, тоже стоял перед глазами.

Одно поражение ничего не значит, это только опыт и урок, из которого пора сделать верный вывод. Вот только княгиня не сильно расстроилась, до нее дошли тревожные вести. Он отправил в Москву гонца, чтобы сказать ей обо всем. Вот и не волновалась она, зная, что узнать и услышать может.

Князь просто старался немного отстрочить свое возвращение в Москву и Владимир. Бес внимательно за ним наблюдал. Выглядел он прилично, никто не сможет упрекнуть его в том, что он подавлен, что рассудок перестал его слушаться. Значит, не только победы могут его волновать, но и поражения для него не страшны.

— Обойдется, — усмехнулся он и стал размышлять о том, что когда победа — это победа, а когда она больше похожа на поражение, и отличить их друг от друга невозможно.

Если ты победил, но от дружины ничего не осталось, если ты торжествуешь, а враг наступил и разгромил тебя, то как же с этим быть?

Долго и мучительно думал он о происходящем. Но никто больше ничего ему не поведал. Он понял, что не стоит делить шкуру неубитого медведя.

— Ты привык побеждать, одно поражение ничего не значит, оно может быть полезно, — отвечал Боброк. Князь хотел понять, просто ли тот его утешает или так и считает. Но это оказалось почти невозможным.

— Татары не так слабы. Ведь и русичи, почти раздавленные и уничтоженные, и тут и там оказывали сопротивление.

Но Дмитрий чувствовал, что он должен действовать стремительнее, нельзя позволять Мамаю опережать себя, хан хочет повторить подвиг своих предков, и сможет это сделать, тогда им придется туго, никто тогда не справится с ним. Еще две сотни лет рабства уничтожат славян окончательно. Так стоило наказать строптивых князей. А их народ достоин лучшей участи, вот и надо быть решительней и жёстче..

Так он размышлял, пока предавали земле прах убитых.

Чтобы укрепить дружину, князю надо было несколько лет, но у него не было этих лет в запасе. Надо убедить союзников присоединиться к ним, умножили силы, только так можно было ничего не знавшего Мамая отправить к праотцам в рай или ад. Кто знает, что там будет на самом деле, на том свете, куда все они должны были отправиться.

Как ни странно, но в тот момент Дмитрий подумал ни о митрополите, который ждал его в Москве, а об отце Сергии, благословившем его на новый поход. Была в нем какая-то невероятная сила, способная многое в мире переменить. Странно, но ведь он не знал этого человека Но то, что он появился во времена Дмитрия — в этом было что-то важное и главное. Он понимал, что они до конца будут прочно связаны друг с другом. И князь чувствовал эту дивную связь.

ГЛАВА 4 ПОДГОТОВКА К БРОСКУ

На рассвете князь Дмитрий поднялся спокойным и отдохнувшим. Сил у него только прибавилось за бессонную ночь. Он сразу готов был двинуться в путь. Переживал и грустил князь только об убитых в этой схватке, придется объяснять женам и матерям, что же с ними такое приключилось. Жаль, что появилось столько новых сирот в этом мире. Но надо было двигаться дальше, и что-то еще делать. В то самое время Мамай возможно впервые за все время был доволен тем, что творилось вокруг, Дмитрий получил достойный отпор и больше не станет вмешиваться, и нос задирать. Он показал Дмитрию, как воюют татары, какая это грозная сила. Пусть сидит за стенами своей Москвы, и забудет о том, что творится вокруг.

Мамай, окрыленный победой, и не думал о том, как трудно разгадать русских. Ведь они способны подняться только тогда, когда побеждены и казалось бы сломлены, но это только кажется.

Вдохновляет властелина первая победа, и в тот момент он не думает, что она может закончиться страшным поражением. В такие дни и часы властелин особенно уязвим. Для начала Мамаю нужно было взять Рязань — этого ему хотелось больше всего. А Дмитрий, несмотря на разногласия с Олегом, обрушился на них с новой силой, он мстил за себя и за всех, кто не мог уже отомстить сам. И верной оказалась пословица о том, что от поражения до победы всего один шаг — никто и ничто больше не сдерживало князя. Олег Рязанский вышел к нему навстречу, должен был рассыпаться в благодарности, но видя, насколько смущен и растерян Дмитрий, остановил его.

— Подожди, — усмехнулся он, — мне не нужны твои благодарности, нам только кажется, что мы враги, а у нас общее дело, и ненавистный Мамай наш общий враг, мы должны вместе действовать против него. Только когда он разбит будет, тогда мы и сможем спокойно вздохнуть, а потом и свое делить начнем.

Обиднее всего, что вы это не понимаете, с чертом рогатым вроде Ольгерда союз заключить решили, только лишь бы с братьями своими заодно быть. Вот потому все так и происходит.

Олег согласился с ним, но остальные молчали. Да и о чем еще ему было говорить? Он радовался тому, что град его на этот раз остался цел, разве мог он не благодарить Дмитрия.

№№№№№№№№

Евдокия с улыбкой встретила известие о его победе, и обняла милых сыновей. Она еще не успела привыкнуть к тому, что муж ее проигрывает, и вот теперь все оказалось таким прекрасным.

Пристальнее взглянула княгиня на свое отражение, показалась себе старой и усталой женщиной. Разве такой должна быть жена победителя? Разве обрадуется такой муж? От служанок она потребовала самых лучших нарядов, и только когда была одела прилично, успокоилась немного. Она теперь вспоминала, как ждала его и радовалась его появлению в первые годы их жизни. Нет, он должен полюбить ее так, как любил прежне.

№№№№№№№№

Напрасно Любава говорила своим подругам о том, что княгиня в последнее время сильно сдала и сама на себя не стала похожа.

Конечно, после рождения детей, да после того, когда она только молилась и скиталась из одного града в другой да на дорогу бегала, разве могла она так сохранить свою молодость? Но каково же было ее удивление, когда она увидела всадницу на рыжем жеребце. Какой она была яркой и прекрасной, казалось, что пришла из другого мира. Только внимательно приглядевшись, стало понятно, что это княгиня Евдокия.

— Не может быть, этого просто не может быть, — говорила Любава, глядя на свою соперницу.

Она готова была взорваться от ярости и раздражения. Она чувствовала, что ей страшно не везет в этой жизни. Как часто бывало, что в тот момент, когда казалось, что все идет так как хочется, все переворачивалось с ног на голову, и она снова не получала то, чего хотела, о чем мечтала. Так и с князем, увидев всадницу, она поняла, что никогда не получит Дмитрия в свои объятья.

Конечно, можно было подсыпать порошку сопернице, но княгиня даже не думала о таком исходе. Ведь все это проделав она расчистит дорогу кому-то другому. Дмитрий все равно не вернётся к ней, теперь он женится на молодой девице из соседнего княжества, потому что так будет выгодно для него, и он должен думать о власти, а не об утехах. Несчастная и одинокая, она не нужна больше ему, никогда не пригодится, даже о захудалом женихе, не то, что о князе не стоит ей думать.

Но почему же в этой жизни ей было так мало дано? Только во сне князь на белом коне врывался в ее сны и мечтания. Он говорил, что любит ее, никто другой ему не нужен, он навсегда готов с ней оставаться. Это был такой прекрасный сон, что ей вовсе не хотелось просыпаться.

ГЛАВА 5 КНЯГИНЯ

Не просто так во все лучшее обрядилась княгиня, она ждала своего мужа, не ведала, что только к вечеру появится он вместе с дружиной своей. А ей еще нужно было побывать у отца Сергия. Она столько слышала об этом человеке, об обители его, но никогда прежде не видела. И словно у древних волхвов та обитель была в чаще лесной. Вот туда она и пробиралась, чтобы поговорить с этим человеком. Она и слова не сказала митрополиту, когда к старцу отправилась. Хотя и не понимала, почему должна была что-то таить от него.

Но когда решение было принято, она показалась себе могущественной, никакая сила не могла поколебать ее в тот момент. Только теперь поняла она, отчего так вела себя Ольга в свое время, как чувствовала себя Ефросинья Ярославна — дочь Галицкого князя, жена несчастного князя Игоря, почему она оказалась на такой высоте, которая недоступна была никому из иных жен.

— Не только я должна гордиться своим мужем, — размышляла княгиня, но и он будет мной доволен.

Она верила старцу безгранично. И когда узрела его, то заметила улыбку на его лице. И только потом она убедилась, что перед ней еще довольно молодой человек, хотя речь и неторопливые движения делали его походим на старика.

Сколько времени нарядная, вдохновенная, стояла она перед ним и смотрела на человека в рубище, никогда бы такую рясу не надели на себя ее священники, и все же он не только этим от них отличался. Кажется, он обрадовался ее появлению. Наверное, если бы он не захотел с ней встречаться, то так бы сразу и сказал. Ведал он и о том, кто она такая, и сказал, что прежде такой славной княгини не знал.

— Ты дивишься тому, как живу я, — услышала княгиня, — только не так много и надо тому, кто богу своему служит. Воля вольная от всех столиц наших, лес дремучий, чтобы мало кому захотелось явиться сюда, чтобы никто не стоял над ним, не принуждал к совсем иным делам.

— Но разве в мире среди людей бывает такое?

— А почему нет, издревле так было, не до конца еще прошел я этот путь, но понял давно, что лучше черный хлеб и свобода, чем клетка золотая да белые пироги. Жизнь и так быстро проходит, а в суете и не заметишь вовсе, как нет ее больше.

— Может и так, правда твоя, но ведь мы уходим и снова ворочаемся назад.

— А вот когда воротимся, там и видно будет, что дальше делать, только пока надо в этой что-то поспеть.

Как долго они говорили, княгиня вовсе не хотела уходить из этого довольно пустого места.

— Тебе надо идти, — услышала она голос отца Сергия, — не навлекай на себя гнев твоего митрополита, да и муж твой скоро воротится, пусть они будут спокойны, потому что много у них забот иных.

Она молча взглянула на него, и прибавил добродушно Сергий:

— Приходи сюда, когда вздумается, но возвращайся туда, где быть тебе должно.

Он вспомнил невольно о том, как взрослые и выносливые мужи, пришедшие с ним когда-то сюда, которых и с миром почти ничего не связывало, не выдержав этой жизни, уходили назад, а что говорить о хрупкой жене князя Дмитрия? Нет, там ей жить нужно, где она навсегда и осталась тогда. Иначе все нарушится в этом мире, никакого порядка и покоя не будет там больше. Евдокия поспешно с ним попрощалась, да и отправилась прочь.

№№№№№№№

Княгиня была довольна тем, что увидела и услышала. Она высоко ценила внимание и помощь митрополита, но в глубине души таила надежду, что когда митрополит окажется бессилен ей и князю помочь, а так будет, тогда на помощь и придет отец Сергий. Эта мысль и успокоила ее окончательно.

А окружала ее великолепная природа, которая и сама по себе была уникальна, и в такие минуты помогала жить и расти, и стремиться вперед и побеждать.

Тогда, по пути домой, она впервые задумалась о том времени, когда больше не будет ее на свете, сгинут и татары, не вечны же они, и сильными поднимутся славяне, они перестанут быть рабами. Но даже если этого не случится, все равно будет светить солнце и зеленеть трава, будет шуметь лес, и бури бушевать вокруг.

Забудут их имена, радости и мучения, они сами не поймут, из-за чего ссорились и воевали, что надо было им тогда делить, но они будут помнить отца Сергия, потому что такие не забываются. И от этих мыслей ей стало теплее и уютнее жить в странном мире. И от памяти о нем станет в душах теплее и уютнее.

Евдокия тихо улыбнулась, любуясь алым закатом, радовалась, что ей довелось прийти в этот мир, что она может жить и радоваться жизни. Мир восхитителен, таким он и останется навсегда. Но пока им нужно было только избавиться от рабства, не разрушать, а начать строить. И поможет им в этом странный священник, которого она смогла нынче навестить.

Она почувствовала еще у городской стены, что Дмитрий вернулся, и бросилась к нему в объятья. Радость в тот день переполняла ее душу.

ГЛАВА 6 ВЕРА И БЕЗВЕРИЕ

Сергий с самого начала знал, что женщина первой придет к нему. И будет это мать детей великого князя Дмитрия. Ведь это ее будет больше всего волновать то, что происходит в мире. Она должна знать, что случится в мире, когда дети ее подрастут, как они себя поведут, что оставят им в наследство родители. Он был мудр и хорошо знал, как устроена жизнь, жена того, кто взял в руки меч, должна сохранить если не самого воина, то его наследников.

Жены князей всегда больше иных верят в бога, потому что им надо верить в то, что кто-то их сможет уберечь от беды. Ему понравилась княгиня, хотя он и не почувствовал в ней искренней и глубокой веры, не разглядел того верного служения этому миру, всему, что в нем было. Ее разум был загружен чем-то совсем иным, не связанным с верой и миром. Но Сергий понимал, и хотел другим объяснить, что люди страдают оттого, что они ушли от своих богов, они и верили — то не сильно, так только от случая к случаю, и жертвы приносили, когда уже поздно было, не потому ли все так скверно для них складывалось? А самое главное, что в трудные минуты бежали они в леса, к своим богам, и там оставались с ними, понимая, что только они и смогут уберечь в минуты грозной опасности.

А тут даже те, кто молятся и соблюдают все обряды делают это скорее по привычке, нет им дела до таинств, до главных дел, и бес постоянно соблазняет их своими пакостями. Они бегут, даже не подозревая, что только темная половина бога и есть реальность, потому им не понять, не поверить в него до конца. Но зря себя жрицы и священники обманывали, они как не верили в него прежде, так не верят и теперь. Так с ним всегда и во всем оставались. И все беды их кончатся не тогда, когда они к Перуну вернутся, словно возможен такой возврат, а когда они, наконец, придут к новому богу.

Только вера в бога сможет объединить их и поддержать в борьбе. Он понимал свою миссию, как нечто большее, чем просто служение богу. Он может оказаться в стороне от этого мира, и тогда никакая сила больше не будет противостоять вере в бога. Он не хотел быть миротворцем, отвлекался от обычных дел. Но какая-то сила двигала им в те минуты. Только тогда все, им сотворенное будет стоять, пока он тверд в своих убеждениях.

Путь его был ясен и верен. Он так много слышал о князе Дмитрии, если на что-то сетовал, то на то лишь, что князь от него так далек.

— Она мила и хороша, но не она должна привести его сюда, он сам должен появиться, — размышлял священник. Но он чувствовал, что сам Дмитрий еще не скоро до него дойдет. Митрополит к нему ближе, тот удержит князя. Хотя и погряз в интригах, и нельзя ему ни в чем доверять.

Только далекий человек может приблизиться, а близкий навсегда далеко останется.

— Мы должны были уже встретиться, стать ближе друг к другу. Но пока Дмитрий мотается между мамаевым станом и митрополитом, и своими братьями князьями, и литовскими королями, все так запутанно раз и навсегда, что и при желании не распутать этого клубка.

Отец Сергий понимал и ждал, уж чего, а терпения у него было достаточно.

№№№№№№№№№

Князь почувствовал приближение беса, но не гнал его, никогда не гнал, потому что надеялся на его помощь, и никакая сила против беса не могла его настроить. Он знал, как смышлен и как полезен может быть этот тип. И если кого-то и пришлось ему прогнать, так это самого митрополита, который своей ложью и праздной леностью, был еще дальше от Бога, чем рогатый, по разумению князя. Это он казался настоящим злыднем. А бес оставался самим собой, никакая сила не могла быть против него. Эти мысли показались Мефи странными, если бы он не знал, что старик не врет вовсе, как бы он порадовался происходящему. Но держался бес настороженно. Ни блестящий митрополит, ни нищий священник ни смогли бы провести его, всякое он видел на своем веку.

ГЛАВА 7 ПРОШЛОЕ В НАСТОЯЩЕМ

После отъезда княгини отец Сергий погрузился в воспоминания. Нет, он вовсе не мечтал о чем-то запретном, а с женщинами встречался так редко, что и не помышлял о каких-то желаниях. Он думал о войне и мире, о том, куда будет двигаться Русь дальше. Но какие-то чувства в его душе она все-таки разбудила, хотела того или нет.. И главным было чувство сопричастности ее в больших и важных делах, которые им предстояло творить. Он думал о пророчестве патриарха Петра, с которым был хорошо знаком еще во времена молодости. Они много говорили и спорили о самом главном.

Патриарх тоже был заинтересован в том, чтобы все было по-другому, чтобы русские земли наконец объединились и скинули ненавистных татар. Ему хотелось, чтобы Тверские земли объединились с Владимирскими, а не боролись за власть после падения Киева, когда тот стал одним из окраинных городов на Руси, давно перестал привлекать и своих, и чужих. Но пока они соперничают, победит какой-то третий град, до сих пор незаметный. Тогда называл он и Москву или просто почему-то вспомнил о ней, вот это как-то забылось. Но то, что победила Москва, это странным отцу Сергию даже не показалось.

Князь Дмитрий родился именно в Москве. А ведь он долго не верил в то, что такой князь может быть на этой земле, а ведь вырос и окреп.

№№№№№№№№

А тем временем в Свароге столкнулись князь Юрий с Иваном Калитой. Они так были заинтересованы в том, что там творилось, что забыли о мире и покое. Им хотелось получше рассмотреть все, что на земле творится. Ведь если там будет все, как им хотелось, то можно оправдать и их прошлые грехи. Ведь не напрасны были все принесенные жертвы, ради святого дела избавлялся князь Иван от братьев своих и соперников. А второй, тот, который хотел удержаться, и пал в орде от меча, за своего отца мстивший и не отомщенный до сих пор, оба они оказались там и палачами и жертвами, и должны были в мучениях покой обрести. А значит, надо искать оправдания. Да и тогда на земле они о грядущем только думали, а теперь оставалось убедиться в том, что они были правы во всем. Но пока оставалось наблюдать и гадать, когда поднимется князь Дмитрий и плечи расправит. Так и метались они там, бесплотные тени, ждавшие оправдания своей земной жизни. Это при жизни они не думали, на что себя обрекают, а тут все переменилось в один миг.

Иван Калина оставался все время с другим Юрием — Долгоруким, который сверху видел все его дела великие и малые. Наверное, недаром кажется всем, что за ними с небес наблюдают. Он был заинтересован в том, чтобы Москва поднялась над другими городами, но Владимир был его любимым детищем, и представить себе, что какой-то другой град завоевал его место, было очень тяжело, он казался мал и неказист и совсем не годился для этой роли.

Споры казались пустыми и бессильными, ничего сделать они все равно уже не могли, а сознавать свое бессилие было тяжело. Ожидание длилось, порой оно казалось невыносимым.

ГЛАВА 8 МЕЧТЫ И ПЛАНЫ

Княгиня вернулась к себе. Несколько дней была она с князем, так ничего и не сказав ему о том, что была у отца Сергия. Она чувствовала, что еще не время, и самое главное, чтобы князь не оттолкнул священника. Да и не знала она, как он вообще отнесется к этому священнику.

Вспоминая снова и снова то, о чем она говорила, и о чем может быть не сказала, но хотела сказать, Евдокия неожиданно вспомнила рассказ о «Слове « Игоревом. Две с половиной сотни лет назад была какая-то своя история у князя Игоря, да и сам свиток и прятали и старались уничтожить, многие пострадали тогда от руки Всеволода, но отыскать так и не смогли. Но что же было в нем такого тайного и страшного?

Митрополит говорил, что в их монастыре есть Слово это. Она должна его прочесть, чтобы не гадать, что такое там было. Еще в детстве в Суздале она слышала от отца обрывки рассказов о крамольном писании, но страсть как хотелось ей прочесть его само, хотя тогда она еще не умела читать. Девочка была настырна и хитра. Она подслушивала разговоры монахов и узнала, что это то самое Слово, которое запрещали повсюду. Она зашла в келью, когда там было пусто, только один монах оставался за своими вечными трудами, она упросила его показать Слово, и намекнула на то, что если он не покажет, то она обо всем расскажет отцу.

Но как только «Слово» оказалось в ее руках, на пороге появился отец. Донес ли ему кто, сам ли он видел, как она туда отправилась, и в келье мерцала свеча, но он пошел к монахам.

— Что ты тут делаешь, дочка? — спросил князь сердито.

Она стала раздумывать, известно ли ему что-то или он просто так спрашивает, чтобы она сама все выложила.

Монах сидел не жив, не мертв, наверное, умоляя своего бога избавить его от расправы. Девочке некогда было обращаться к богу, да не верила она в него так уж сильно, чтобы на него надежды возлагать. Она быстро спрятала свиток в складки одежды, и сказала, что у нее нет способностей к чтению и письму, все отказались, и только этот монах согласился ее научить, потому что великой княгине надо уметь читать и писать, ведь еще дочери Ярослава Мудрого с этим прекрасно справлялись.

— Если нет радения, то нечего и учиться, — буркнул князь, он ожидал услышать что-то совсем другое.

— Но надо одолеть то, что не дается, как иначе? Я не собираюсь прослыть тупой дурочкой.

Так она вошла в свою роль, что никто больше, даже сам князь не смог бы ее остановить, монах мог перевести дыхание, но он все еще затаился и не двигался с места.

Князь не знал, что и думать, если она пришла на свидание, то не к монаху же этому, если она что-то еще скрывает, то все равно не скажет, сколько не пытай ее. Он вернулся назад, но никак не мог понять, радоваться ли ему за дочь или огорчаться? Она уродилась настоящей княгиней, и совсем не похожа на мать, которую кроме детей и хозяйства ничто не интересует. Ну что же, если его дочь будет королевой, ему хуже от этого не станет, и ему не стыдно будет перед Ярославом за то, что такая дева у него уродилась. Она говорила правду, именно тогда княжна начала учиться читать и писать, только «Слово « куда-то бесследно исчезло, его нигде больше не было.

Монах решил больше не рисковать, и хотя княжеского гнева ему удалось избежать, но кто сказал, что так будет и в другой раз? Не стоило испытывать божьего терпения, а писание было языческое, там о Христе не было сказано ни слова, словно его еще и не существовало, а ведь сотню лет уже был он богом и для русичей тоже. Вот и сейчас вспоминала княгиня о том забавном случае из детства своего. Если бы о том самом «Слове» не заговорил отец Сергий. Но она должна точно знать, что же там написано было, отчего столько возни вокруг него все время творится, пусть попробуют монахи отговориться, отпереться.

Как только Дмитрий отправился к воинам, сказал, что до вечера будут они в чистом поле, она отправилась в монастырь. То ли воспоминания толкнули ее туда, была ли еще какая-то причина, но действовала она четко. Кто мог подумать, что это писание заставит вернуться в далекое прошлое.

ГЛАВА 9 НАД СЛОВОМ ИГОРЕВЫМ

Княгиня уже несколько часов читала повествование о старом Игоревом походе против половцев, кто они такие и отчего их больше нет в мире, спрашивала она. Кажется, татары подавили их и прогнали далеко. Оказавшись в плену, поверивший тому, что они отступают и попавший в засаду князь Игорь, теперь упрекал остальных князей в том, что они воюют друг с другом, никак не могут соединиться, а уж помышлять о том, что станут помогать, не было никакой надежды.

Как сильно и страстно звучало это древнее Слово. Она не просто слышала голос несчастного князя, обращенный к ней из глубины веков, она внимала ему и старалась понять то, что там тогда творилось. Она перечисляла имена тех князей, к которым он обращался. Какие-то из них ей ничего не говорили, какие-то были смутно знакомы. Но что же такое там творилось, не там ли корень всех бед, случившихся с ними позднее. Почему никто не пришел на помощь, не встал на защиту Игоря, вот и распался славянский мир прямо перед монгольским нашествием. Если татарские ханы знали о том, что творится между русичами, то они должны были оставить все другие походы и двинуться против русичей, потому что в ту пору их так легко и просто было захватить.

— Почему Всеволод? — спрашивала княгиня. О нем она слышала много и подробно столько хвалебных речей, и вдруг оказался главным виновником того, что там творилось. Ведь и могучий Ярослав Галицкий, да еще родич Игоря, и Святослав старый тоже ничего для этого не сделали.

Это они должны были начать объединение, а не Всеволод. Она понимала, почему писание это таким крамольным оказалось. Оно проливало свет на то, как это было на самом деле, они не смогли бы терпеть обвинения и насмешки, и свидетельств таких о том времени.

Все горько и печально. Но князь Игорь, который позднее станет Черниговским, это врезалось в память, осмелился написать и сохранить свое послание к потомкам. Но нигде в Московских летописях не было о том ни слова. Тогда княгиня и решила побеседовать о том с монахом, с тем самым с которым когда-то застал ее отец. Столько воды утекло, наверное, теперь можно было поговорить о том, что они тогда пережили. Да и князь Дмитрий не стал бы сердиться так, как ее отец, значит опасаться им нечего. Говорил он спокойно и рассудительно.

— Не стоит суетиться, княгиня, нигде не найдешь ты упоминания об Игоре Святославиче. Все мы интересовались и «Словом» его и судьбой, но ничего нигде найдено не было.

— Отчего же — удивилась еще больше Евдокия, ведь вы записываете рождения и смерти даже тех, кто день и два на этом свете пробыли и покинули его. И о них все есть, так почему же нет ничего о князе Игоре?

— Наверное, не слишком усердные монахи были у Всеволода, а может по приказу княжескому изъяли все о нем из этого мира и из того тоже, — монах кивнул на летописи. Всеволод сам следил за тем, что писалось. А чего не писалось вовсе, потому так и вышло.

Княгиня понимала, что недаром князь Игорь во всем обвинял Всеволода, наверное, с ним все и было тогда связанно в первую очередь. Наверное, у князя и отца Сергия были разные боги, не мог же один и тот же быть таким разным?

Тогда и произнесла княгиня:

— Значит, бог позволяет, чтобы лгали, скрывали, вырывали страницы летописи в угоду властелину?

— На земле может и позволяет, но на небесах все спросится, вот тогда на углях горящих они и попляшут, никто не уйдет от ответа, только не задумываются они о том, пока на земле остаются.

— А откуда знать, что на небесах по-другому, если тут такое творится?

Княгиня ничего больше не сказала, да и монах молчал. Есть ли в этом мире бог, таков ли как они себе его представляют? Одна ли княгиня обо всем этом задумалась.

№№№№№№№

Бес, случайно заглянувший в келью, заинтересовался этим разговором. Ее помыслы очень понравились рогатому. Как девица обычная могла быть так умна и проницательна? Он не мог понять этого. Даже старый монах оторопел и ничего не мог сказать в ответ.

Он поспешил в Сварог, чтобы обо всем рассказать князю Всеволоду.

Бес прекрасно знал, кто был виноват больше других. Ведь тайное благодаря ему должно было стать явным. Хорошо, что дева, пусть и великая княгиня, сможет побольнее пнуть того, с кем он боролся долго и упорно. А он-то верил, что не найдется управы. Когда могучий князь уходит на небеса, в мире все мгновенно меняется, становится другим. Он думает, что никто не сможет засунуть свой нос в его летописи, но не бывать этому.

— Что это? — недовольный тем, что его побеспокоили. Спросил Всеволод

— Это княгиня Евдокия Московская, дочь князя Дмитрия, и жена Дмитрия Московского. А что у нее в руках, тебе ведомо лучше моего, хотя монахи не раз переписывали «Слово « Игорево, но ничего там не поменяли, оно осталось прежним. Если бы ты тайников не наделал, может и забылось оно бы давно, а так попробуй, забудь — стало оно для многих самой большой забавой. Она же возмущена тем, что об Игоре нет нигде никаких упоминаний, а ей хотелось бы узнать его судьбу. Уродилась она дотошной. Рано или поздно все одно обо всем узнает, и о внезапной кончине князя Игоря тоже, и о смерти в Галиче его сыновей, вот с чего бы тем-то умирать было, не ведаешь?

Всеволод в ярости повернулся к нему. Пронзил его горячим взором. Но бес сделал вид, что ему это безразлично, они просто говорят о каких-то делах обычных.

— На что это ты намекаешь?

— Намекать тебе может твоя наложница, если смелости хватит, а мне все известно заранее, и монах может рассказать интересную историю. Ему же больше нечего бояться. Не будет лжи там, ведь ложь не может быть такой отвратительной. Да и мне трудно придумать такие дикие вещи, которые ты сотворил.

Всеволод хотел что-то сказать в ответ, но промолчал, поднялся и пошел прочь. Бес его больше не удерживал. Все, что было нужно, он уже и так рассказал. Князь понимал, что за все ему придется ответить, а когда узнают, будет поздно. Так бессмертие и окажется для них кошмаром.

ГЛАВА 10 А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ

Княгиня вернулась к себе. Она рассказала Дмитрию обо всем, что узнала в монастыре, секретов от мужа у нее не было. Он видел насколько она потрясена из-за всего, что случилось там. Дмитрий не меньше, чем ее отец когда0то порадовался тому, что он о своей жене услышал, тому, как серьезно она интересовалась всем, что происходило в мире.

— Нужно, чтобы двести лет в рабстве и мучениях прожили мы, и только потом обо всем узнаем и сможем объединиться с братьями против них.

— Человек слаб, он понятия не имеет о том, что в мире творится, и совершает столько ошибок.

— Но ты должен что-то изменить, мы не можем уйти, даже не пытаясь что-то сделать, зачем тогда все это?

Князь понимал, что если о том просит даже его жена, то он должен все это сотворить. Хотя он сам об этом же думал. Наверное, потому он пришел в мир именно в это время, и небеса о нем заботятся.

Дмитрий после разговора с женой решил заглянуть в тот монастырь и почитать Слово. Но он просил, чтобы монах растолковал ему незнакомые слова, хотелось понять древнего князя до конца, а он плохо знал тот язык.

Боброк говорил ему недавно о том, что княгиня была у отца Сергия, откуда он о том узнал, кто его знает, но говорил твердо, так что никаких сомнений не возникло. Почему сама княгиня ему не рассказала, Дмитрий не мог понять, ведь она никогда ничего не боялась.. Ему хотелось заглянуть и к этому священнику, что-то все ходили вокруг него, и только князь пока до него еще не дотянулся. Но он все больше и больше готов был связать себя с тем миром, в котором оставался. И сделать для него что-то важное.

№№№№№

Люди порой возвращаются в прошлое, в недоступную им реальность, и приходят они туда в одно мгновение. Тогда все и становится на свои места. Князь взял с собой Боброка и еще нескольких близких ему людей. И отправился в совсем иной мир, от блеска его не осталось и следа. И хотя Дмитрий был в обычном одеянии, но при отце Сергии он показался слишком ярким и нарядным. Хотя тут же склонил голову перед обычным священником. Хорошо, что не видел этого митрополит, он бы подивился происходящему. Он был так высок и худ, что казался значительно старше, чем был на самом деле. Он так достойно держался, что вся внешняя мишура как-то отошла в сторону.

Они шли по тропинке вдвоем и направлялись на опушку леса. Там было два широких пня рядом. На один из них уселся молодой князь, по знаку отца Сергия, на второй опустился он сам.

Стражники князя разошлись, и только Боброк, оставшись в одиночестве, не сводим с него глаз. Старик говорил мало. Но сказал для первого раза он много. Зато слушать он умел, как никто другой. Но слушал он так не только молодого князя, а и любого другого человека, перед ним оказавшегося, конечно, того, кому было что-то сказать.

— Я давно слежу за тем, что ты делаешь, как взрослеешь, хорошо, что мы совпали с тобой по времени. Хотя надо было на Тверь и на Михаила взор свой обратить, но вот на тебя гляжу, и появляется уверенность, что Москва станет матерью городов русов.

— Но почему же не Тверь? — невольно вырвалось у Дмитрия, видно было, что это больной для него вопрос, и все время он о том думает, — они пострадали от рук наших предков, и если торжествовать справедливости, то все на их стороне.

— Да не было и никогда не будет той справедливости, — неожиданно ответил отец Сергий, — вот и Михаил верит, что так должно быть. Но одной веры мало, для этого надо что-то делать. Да и не надо нам все время на прошлое оглядываться, оно прошло и не воротится, с вас за грядущее, а не прошлое спросится..

Странно все это было слышать, но показалось Дмитрию, что был он в страданиях своих обласкан. Если бы каждый из князей не с бесом, а с отцом Сергием поговорил, то может и жизнь бы по-другому текла.

И, кажется, произнес он это вслух, потому что говорил отец Сергий:

— Не стоит его сторониться, потому что все свои грех и беды вы на него спирать привыкли. Конечно, доверяться ему не следует, но и пенять на него не надо. Но и против него идти — себе дороже. Для разумного он хорош, а для дурака никто хорош не будет.

Странно прозвучали эти слова святого отца. Никогда бы митрополит не сказал такого, а вот он сказал и был уверен в том, что прав. Растерянность поселилась в душе князя, чего-то совсем другого он ожидал, и видя это, улыбнулся священник.

№№№№№№№№

Боброк начал то ли волноваться, то ли сердиться. Он не доверял старцу с первого взгляда, никак не мог понять, чем не нравится ему отшельник, но не нравился точно. Он словно жил в другом мире. Он живет, как ему хочется, но не стоит в дела князя вмешиваться. И еще подозрение было у воеводы — ему казалось порой. Что ушел от мира отец Сергий именно для того, чтобы прослышав о подвиге его князя, смог в том поучаствовать, чтобы заметил его князь и сам к нему пришел.

Ушли они в полумраке, казался князь окрыленным, он был доволен тем, что узрел и услышал, тем, что дорога его к отцу Сергию привела.

Он понял, почему Евдокия не говорила ему о свидании со священником. Она хотела, чтобы он пришел туда сам, вот и молчал Боброк, озадаченный тем, что он там видел и слышал. Только смотрел по сторонам и думал о том, что там еще может случиться.

№№№№№№

А между тем Мамай готовил поход. Он не собирался отступать и понимал, что мир вокруг него вертится, если он не докажет русичам свою мощь. О победах и славе Батыевой он вовсе не думал, хотя бы просто утвердиться так, чтобы ханом его признали. Пока еще молод Дмитрий, он должен сокрушить его, глазом не моргнув, потом будет поздно. Он захватил власть не для того, чтобы так просто с ней расстаться. А если другим удавалось удержать русичей в узде, то почему это не получится у него?

ГЛАВА 11 ОЖИДАНИЕ

Бес вспомнил о тех словах прекрасных, которые выдал о нем отец Сергий. Он мог приблизиться к священнику, наверное, тот во всем хочет быть не похожим на остальных. Но ему надо было принять личину кого-то близкого к окружению священника или князя. Он решил посмотреть на его воевод, понял, что ему не хочется становиться Боброком, какой-то тот положительный и правильный. Но зато он обратил внимание на неприметного друга детства князя Михайло Бренка. Пока Боброк старался держать его подальше от князя по каким-то своим соображениям, но ведь все меняется в мире, должно измениться, и потому Бренок должен выйти из тени. На самом деле Бренок был лучшим из молодых воинов — хорош собой, умен, весел, он как раз совпадал с самим бесом и воплотиться было не так и трудно. Надо только отбиться от девиц, которых рядом с ним всегда было много.

Так все переменилось в одни миг, но даже Дмитрий не заметил этой перемены. Боброк видел, что парень стал каким-то странным, но чего только не случается в ближайшем княжеском окружении. Но с его умом и честолюбием, он мог просто желать поближе оказаться к князю. Вот только ладить с ним становилось все труднее. Он стал противоречить князю, давать какие-то советы, чего прежде не было никогда, что за черт в него вселился, — размышлял при этом Боброк. Больше всего пугало Боброка то, что он терял свое влияние на князя, такое случалось и раньше, но ведь не в таких же масштабах.

Боброк и сам старался держаться подальше, чтобы Дмитрий ощутил, как без него плохо, но скорее всего князь этого даже не замечал. Потом он успокаивал себя, говоря, что надо подождать, парень хорош только пока не грозит опасность, а как только случится что-то такое, он сразу вспомнит о нем. Но все происходило совсем не так, как думалось воеводе, и Бренок занимал все больше места и в княжеской свите и в мыслях Дмитрия. Первой заметила эту странную перемену княгиня. Она увидела вдруг, что ряжом с Дмитрием творится что-то странное. Правда, сначала она решила, что он просто устал от опеки Боброка и скоро это пройдет. Но ничего не проходило. И тогда она заметила страшный холод, исходивший от Михаила. Даже в самый жаркий день, стоило ему промелькнуть рядом, и можно было умереть от холода. Она обиделось, ей казалось, что он просто хочет ее заморозить. Наверное, он мстит за то, что она от него отдалилась и больше не хочет быть с ним рядом. Потом, когда она перестала думать о чувствах, она стала размышлять здраво и решила, что в душе самого Михаила случились какие-то странные перемены.

Трудно было понять только, что же ждет их все дальше, что еще может быть с ними. Ей хотелось, чтобы эти перемены никак не отразились на князе. Она поняла все раньше самого князя и оставалась страшно проницательной. В этом не сомневался и бес, и только какая-то странная тайна не давала ему покоя.

Князь Дмитрий ни к кому прежде не ревновал жену, но тут он испытывал странные чувства. Словно бы она могла изменить с ним, есть что-то, о чем он мог узнать последним. Потом он забывал об этой опасности до следующего столкновения.

Бес скоро убедился в том, насколько проницательна княгиня, какая-то тайна ореолом висела в ее сознании. Евдокия часто рассуждала о том, кого в кругу ее мужа называли Бренком. Она чувствовала, что со временем ему будет отведена в этом мире главная роль, только она пока не понимала, в чем же она будет состоять. Он убьет Мамая, или последним ударом по врагам приблизит победу. Так и родился тогда совсем необычный персонаж.. Много воды утекло прежде, чем он успел проявить себя, но имя его навсегда останется в летописи рядом с именем князя Дмитрия. И рассказы о нем заставят девиц вздрагивать и вглядываться в ту тень, которая появилась вдруг перед ними. А каким был он реальный и живой, к тому времени никто уже не ведал.

ГЛАВА 12 ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ

Бес пытался утвердиться в этом мире. Показать всем, что он существует, и не просто существует, но ведет бурную деятельность. Словно бы он нуждался в этом.

А пахать в те дни Мефи приходилось много и упорно и за себя и за всех остальных. Так вольно или невольно он оказался слугой двух господ. И он гордился тем, что с этим справлялся, и никто даже не пытался ему в том противостоять. Все остальные могли только выбирать, быть с ним заодно, или быть против. Но и то и другое приносило им немало бед и страданий.

Алексий готовился к важному делу, к подвигу, который должен был совершить его князь. Когда его спрашивали, как он может так рисковать сыном своим, а именно таковым священник и считал князя, не только потому, что он был его крестным, а просто так убедил себя, что Дмитрий им рожден и выпущен в мир. Он отвечал, что как бог отдал своего сына, так и он готов был отдать своего. И если ему суждено погибнуть, то погибнет он за правое дело освобождения мира от рабства татарского. И рожден князь и воспитан именно для этого.

№№№№№№№№

Схватка бога с дьяволом иногда завершалась полным раздором. Иногда схватка завершалась поражением, иногда оставалась победной, и бес мог собой гордиться.

Ему хотелось быть победителем всегда и везде, и ради этого Мефи не жалел живота своего, хотя прекрасно понимал, что смерть ему не грозит, но порой так хотелось стать ближе к людям. А Бренок видел, что на него смотрели как-то странно, словно он только что появился перед ними, а не был тут с самого начала, странно такое для себя открыть. И он чувствовал себя словно не в своей тарелке, откуда такое могло появиться?

А тут еще Боброк все время был рядом, и понимал, что чем ближе Бренок к князю, тем злее тот будет становиться.

Правда, изменилось его отношение к женщинам и девам. Нежный, восторженный, обивший соблазнять и соблазняться парень, в один миг сделался грубым и агрессивным, девицы стали бегать от него, как черт от ладана. Они были с ним, конечно, но не испытывали больше прежней радости, и побыв одну ночь, исчезали, словно корова языком слизала. Порой он тосковал и отчаивался, но быстро успокаивался, хотя и не верил в то, что изменится что-то.

Их обмануть было трудно, еще труднее себя самого, но никто не понимал, что же случилось с Михайлом. И даже его любимая девица Алена, видевшая давно себя его женой, отправилась к ведьме, чтобы узнать, что же с ним такое приключилось?

Старуха внимательно ее слушала и молчала, словно не желала открывать страшную тайну. Но добиться от ведьмы Алене ничего не удалось, тогда она отправилась в собор, чтобы помолиться и поставить свечу. Но свечка сгорела, пока она читала молитву, а Бренок, как и в прошлые ночи был груб и не похож сам на себя. От такой ночи остались только злость и разочарование. Она томилась от дурных предчувствии в ожидании новой встречи. Она пообещала себе, что если ничего не переменится, то это будет их последняя встреча.

Бес знал об этом решении девицы, даже хотел как-то помочь своему несчастному юноше, чьим телом воспользовался так нагло, но он не мог сделать что-то, чтобы Бренок стал прежним, он просто не знал того Бренка, и не представлял себе каким он был.

ГЛАВА 13 НЕРАЗБЕРИХА

Брожения и метания в душе Бренка стали только началом тех волнений и тревог, которые появились в те времена. Дмитрий объявил о строительстве нового храма в Москве, а во Владимире строительство почти завершилось.

— Мы должны укрепить веру в сердцах людей наших, — говорил он задумчиво.

Священник смотрел на юношу и прекрасно понимал, что тот хочет заручиться поддержкой бога при помощи этого собора для того, чтобы удача их не оставляла. Но просто построить собор — этого мало, надо еще верить в бога искренне. Пока же даже сам князь приходил сюда далеко не всегда с большим рвением и желанием. Но разве что-то это даст? Они будут повторять слова молитвы, а думать все время о своем, и не услышит бог такие молитвы, никогда не услышит. И еще бы от Перуна, и веры в него как-то откреститься, тогда все будет проще и легче.

Дмитрий слишком молод и хочет решить все быстро, не прикладывая усилий. Но сколько бы золота он не отдал на крест, разве смогут они дотянуться до небес?

Митрополит понимал, что страшно принимать старость, и хотя в отличие от любого воина, редко до старости доживавшего, он проживет еще не один десяток лет, служить и богу, и князю своему будет исправно, но лучшие годы его уже прошли и остались в прошлом, ничто больше не вернется назад.

№№№№№№№

Бренок, услышав речь о новом храме, при митрополите не произнес ни звука, но как только тот ушел, он решил поговорить о главном:

— Княже, зачем нам столько этих храмов? Их и так больно много, плюнуть неуда, все время в храм попадешь.

— Я тебя перестал понимать, — заговорил Дмитрий, и это было правдой, в последнее время Бренок сильно переменился.

— А тут и понимать нечего, — отрезал тот, — словно тоже видел его в первый раз и старался рассмотреть хорошенько, — натыкали на каждом шагу одних храмов, но, сколько бы их не строили, веры в душах все равно не прибавится.

— И с чего ты взял?

— А с того и взял, что нет бога в душах твоих воинов, и я докажу это тебе хотя бы нынче на пиру.

— Что ты мне показать хочешь?

— Отправимся мы в одно место, вот там сам и поглядишь, — пообещал Михайло. Князь начал беспокоиться, страшно даже представить было, что мог ему показать Бренок. Но отказываться он не стал, надо значит надо.

Он заметил, что добродушный прежде Бренок становился порой грубоватым, а часто и злым делался, но ничего говорить не стал. Напрасно в тот вечер княгиня ждала мужа, ей так много хотелось ему поведать, а он куда-то пропал вместе с воинами своими.

— Понятно, Михайло вряд поведет его к девицам, и то ладно, потому что девицы шарахались от него в последнее время и знать не хотят. Но почему тогда волнение было таким сильным? Есть в мире что-то пострашнее девиц. Вернется наверняка злым и раздражённым, и ничего рассказывать не станет

Отправились они в темный лес, как выяснилось, не только Бренок был вместе с Дмитрием. Боброк не мог оставить их без присмотра. Ему хотелось самому все видеть и знать, а ведь они не расскажут.

ГЛАВА 14 В ЗАПОВЕДНОМ ЛЕСУ

Еще в детстве слышал что-то князь Дмитрий о древних богах, скрытых в заповедных лесах. Но воспринимал все это, как странную сказку, которая к реальности не имеет отношения. Но вот ведь имела, они оказались в этом дальнем лесу, который так уж случилось, прежде обходили стороной. Он просто оказался в сторонке от проезжей дороги, был на тех невиданных дорожках, куда ему никогда не было дороги.

Лес этот не отличался от прочих, хотя и казался великаном, во тьме деревья выглядели значительно больше. Князь вспомнил о том, что татары его обходили стороной, словно он на самом деле был заколдован, а может и был.

Они вошли туда вместе с Бренком, и первое, что бросилось в глаза — Луна осветила дорожку, и странные изваяния стали появляться то там, то тут. Это и были древние боги, и где-то тут были и Велес и Перун.

Там появились и какие-то люди, хотя он видел только их тени.

— Что они тут делают? — спросил он у Бренка, хотя нетрудно было догадаться — они совершали какой-то языческий обряд. Бренок хотел подойти ближе, но Дмитрий остановил его.

— Не надо, — произнес он очень тихо, так что шумевшие люди не могли его остановить.

Издалека Дмитрий еще раз посмотрел на то, что там происходило, ему показалось, что он оказался в каком-то древнем и непонятном ему мире.

— Но с этими людьми тебе надо будет в сражение идти, а ты ведь веришь в своего Христа, ты был недавно у отца Сергия, и он заразил тебя своей верой странной, но как же так, когда-то Святослав не хотел этого бога принимать, чтобы воины его не засмеяли. Прошло столько лет, мы изменились. А воины наши прежними остались. Теперь они не смеют над князем смеяться, митрополит тут главное лицо, примирились немного с тех пор.

В полутьме таинственного колдовского леса не обращал князь внимания на Бренка, а если бы прислушался, то не смог бы не заметить, насколько странными были его речи, говорил явно кто-то другой, но не этот парнишка, с которым вместе он рос.

№№№№№№

Княгиня подошла к окну, она не могла сомкнуть глаз, ей казалось, что Дмитрию грозит беда, а в таких случаях она всегда была настороже. И хотя видимой опасности не было, и Дмитрий вовсе не был так слаб, но что-то такое витало в воздухе. Только когда два всадника вернулись на княжеский двор, она медленно отошла от окна и усмехнулась, уселась в кресло и замерла. Ей не хотелось показывать ему своей тревоги, но и притворяться спящей она тоже не хотела. Дмитрий пришел быстро, сбросил в углу намокшую одежду, там видно шел дождь, наверное, так небо отвечала на то, что творилось вокруг.

— Что случилось? — спросила он, заметив, что она сидит и ждет его.

— Ничего не случилось, лебедка моя.

— Почему ты умчался, ничего не сказал?

— Бренок, — устало прошептал он, понимая, что так просто не отстраниться от нее, — он решил показать мне диковинку, в то время пока мыс троим храмы, они по прежнему поклоняются своему Велесу.

— Этого не может быть, — вырвалось у нее, еще до того, когда она смогла понять все, что он говорил.

— Мне показалось, что мы попали во времена древнего Святослава, оказались там на празднике. Но там настоящие кумиры, они сотворены не нынче. Они благосклонно принимали жертвы, принесенные людьми, я и сам взирал на то, словно завороженный.

Он замолчал и отвернулся, потому что значить это могло только одно — все его усилия оказались напрасными. Его люди вовсе не верили в то, что им может помочь и спасти новый бог. Но ведь они успели так далеко уйти от тех богов, к ним нет, и не может быть возврата. А вот древние боги оставались с ними. Они существуют и влияют на их судьбы.

Евдокия была потрясена, она не замечала такого ни в Суздале у своих людей, ни здесь, они просто были где-то рядом. Кто они такие, что их интересует, хотят ли они этого мира. Они были в разных мирах, а она растерялась по-настоящему, и главная беда, что князья друг с другом воюют, и в том, что боги у них древние, и никогда они ничего не поймут.

Если бы ей сказали о том, что Дмитрий ездил на свидание к какой — то девице, она не была бы так смущена и раздосадована. Она просто поняла бы, что у ее мужа есть какие-то слабости. На него надо почаще взор свой обращать, а тут все так странно, так непонятно.

— Что нам делать, — спросила она у Дмитрия.

Но княгиня понимала, что нет ответа на этот вопрос.

— Ничего мы с этим не сделаем, не сможем мы этого одолеть.

— Хорошо, что мы вместе, — размышляла княгиня, засыпая в его объятьях. Она понимала, что нельзя так привязываться к другому человеку, если вдруг он исчезнет, пропадет, тогда ничего кроме пустоты не останется, она просто не сможет жить дальше. Но у каждого есть и своя жизнь тоже, можно ли разбрасываться?

Но Евдокия благодарила бога за то, что он послал ей такого мужа, соединил их однажды вместе.

А во сне она видела деревянных кумиров, облитых кровью, и вокруг них стояли разные — знакомые и незнакомые люди. И так странно было сознавать, что они рядом, что они так близко.

Смута в умах началась страшная, бес никак не ожидал такой реакции, теперь он сомневался, что поступил правильно, когда показал им зачарованный лес. Может быть, жили бы они в двух мирах и оставались бы довольны происходящим. Но как важно показать, что они заблуждаютсяОни смогут что-то предпринять.

Мир странно переменился. И он был причастен к этим переменам.

ГЛАВА 15 В РАЗДУМЬЕ

Впервые за все время Дмитрий углубился в реалии, хорошо понял, что она вовсе не такова, как ему казалось сначала. Ему нужно было на что-то опереться. Когда он заметил, что жена его погрузилась в чтение каких-то свитков. Она не говорила, что именно читает, да и, кажется, не собиралась объяснять, теперь он заинтересовался происходящим. И это оказалось «Слово» князя Игоря — то самое, которое ему хотелось отыскать, посмотреть, что же это за свиток такой. Но все время что-то мешало ему этим заняться.

— Отчего тебе это важно? — спросил он

— Я хочу ведать, как было тогда, и почему мы оказались в этом кошмаре рабстве.

Он не знал, понимает ли она то, что творится, или просто ей стало любопытно.

— Но он был изгоем, все, что говорил князь — далеко от нас, нас не могло это коснуться, и влиять на нас не могло.

Евдокия смотрела спокойно на буквицы, старалась что-то для себя извлечь, а он через плечо тоже пытался читать то, что там написано был

Когда он спросил о рукописи у митрополита, тот только и сказал, что крамола в ней великая, и потом душу умиривать придется, после того, когда узришь, что там начертано. Он знал, что жена ничего не расскажет Алексию, но даже если и скажет, какая ему разница. Он должен, наконец, обо всем узнать сам. К себе они возвращались молча. Митрополит вышел к ним навстречу. И остановились они в чистом поле под бескрайним голубым небом.

Конец ознакомительного фрагмента.