Жизнь и её винтики. Рассказы

Любовь Новгородцева

Герои вошедших в сборник рассказов – обычные люди, такие же, что живут рядом с нами. Они страдают и радуются, теряют и находят, ошибаются и учатся исправлять свои ошибки. Они и есть винтики, от решений и действий которых зависит, в какую сторону покатится жизнь.

Сложный уровень

1.

Ирина вынимала тарелки из шкафчика над мойкой и, аккуратно обёртывая желтоватой газетной бумагой, складывала в коробку. Послезавтра её семью ожидало грандиозное событие — переезд в собственную двухкомнатную квартиру в городе. И Ирина радовалась, но вяло, короткими вспышками. Было одно обстоятельство, которое мешало радоваться как следует.

— Мама! — вбежал в кухню встревоженный Никитка и, ещё не зная причины, Ирина почувствовала, как тревога сына передаётся ей, обвивает плечи, скользит по спине холодной змейкой.

— Что?!

— Там милиционер… К нам подъехал! Просит, чтобы ты вышла!

«Полиция? К нам? Зачем? Что-то с Сергеем? Или Никитка что-то натворил? — вихрем пронеслось у Ирины в голове. — Да нет, не может быть!»

Она поспешила к нежданному гостю, еле сдерживаясь, чтобы не поддаться панике раньше времени. Никитка, возомнив себя хозяином в отсутствии отца, деловито шагал следом. С одинаковым испугом в одинаковых круглых карих глазах, оба темноволосые, короткостриженые, похожие друг на друга, как два подберёзовика на картинке, они вышли за ворота.

— Здравствуйте. Участковый Потапов, — вежливо представился полицейский. — Мне нужно задать вам несколько вопросов о ваших соседях.

На мгновение Ирине полегчало.

— Хорошо, задавайте, — разрешила растеряно, а в голове уже конвейером текли предположения о том, что могло произойти у соседей.

Подрались? Украли что-то? Может, Кольку за какие-нибудь прошлые дела разыскивают?

— Можно пройти в дом? Так будет удобнее.

— Конечно, проходите.

В прихожей она суетливо огляделась, решая, куда лучше провести участкового. Обычно гостям предлагалось пройти в зал, но сейчас зал был заставлен коробками и мешками, палас свёрнут, на полу бледнел матовый прямоугольник въевшейся пыли. Только книжный шкаф пока стоял неразобранным.

— Пойдёмте лучше на кухню.

На кухне ещё почти всё находилось на своих местах.

— Переезжаете? — поинтересовался участковый, усаживаясь за стол и доставая из папки какие-то бумаги.

— Да. В город.

Никитка, как приросший, стоял рядом. Ирина хотела отправить его в комнату, но участковый вмешался:

— Пусть останется, — и, словно кувалдой по столу, обрушил свой первый вопрос: — Когда вы в последний раз видели сына ваших соседей Новосельцева Антона?

«Что-то с Антоном? О, Господи!»

— Вчера, — ответил Никитка.

— В какое время?

— Днём.

— Где ты его видел?

— Здесь.

— Он приходил к вам?

— Да.

— Чем вы занимались? — полицейский был предельно терпелив и осторожен, как ищейка, идущая по едва уловимому следу, который в любое мгновение может оборваться.

–…Ничем, — Никитка осип от волнения.

— Он приходил подстригаться. Перед выпускным. У него вчера выпускной был, — торопливо пояснила Ирина и взмолилась: — Да скажите наконец, что случилось?

— Пропал парень. После выпускного не вернулся домой.

Часы над столом показывали шесть вечера. Прошли уже целые сутки.

— Его родители сказали, что он дружил с вашим сыном и часто бывал у вас, — продолжал участковый. — Вы не замечали ничего подозрительного в его поведении в последнее время? Он не говорил, что хочет поехать куда-нибудь?

Ирина ничего такого не помнила и с надеждой посмотрела на Никитку. Тот испуганно замотал головой.

Участковый спрашивал и спрашивал.

— Он рассказывал об отношениях с родителями? Может, у них был какой-нибудь конфликт недавно? Может быть, у него были проблемы в школе? У него не было девушки, с которой он мог поссориться? Он никогда не заговаривал о суициде?

Ни на один вопрос Ирина с сыном не смогли дать вразумительного ответа. Участковый записал их скудные показания и ушёл, оставив номер телефона на случай, если что-то вспомнится, и жуткую, пробирающую до костей тишину.

Никитка сел на его место и понуро опустил голову.

— Ты точно ничего не знаешь? — строго кольнула его взглядом Ирина.

— Говорю же: не знаю! — буркнул он.

Ирина опустилась на табурет напротив сына. За спиной громко гудел холодильник. Часы чёткими хладнокровными ударами отсчитывали: «Ан-тон, Ан-тон…»

Что с ним могло случиться? Он должен был вернуться домой сразу после торжественной части. В клуб с одноклассниками не собирался… И тут Ирину пронзило воспоминание: вот он сидит на стуле перед зеркалом, обёрнутый парикмахерской накидкой. Светло-русые, жёсткие волосы непослушно топорщатся на макушке, свисают на уши. Со спины ему не дашь пятнадцати. Ирина берёт в руки расчёску и встречается с его зелено-карими глазами в зеркале. Их выражение неожиданно пугает её, она отдёргивает взгляд и спрашивает у мелких веснушек, едва-едва проступающих на его носу:

— Как будем стричься?

— Как-нибудь, — говорит он. — Мне всё равно.

— Полубокс пойдёт?

Он кивает и добавляет ворчливо:

— И зачем придумали эти выпускные? Как будто нельзя просто отдать аттестаты и всё.

— Как зачем? — не соглашается она. — Вы шли к этому девять лет, это итог пути, он должен стать памятным. Тем более, некоторые ребята уйдут из школы.

— Я бы тоже ушёл, — вздыхает он.

Она выбирает подходящую насадку для машинки и прежде, чем включить, снова цепляется за его взгляд в зеркале. В нём столько страдания, бездонного и откровенного, что у неё снова не хватает сил его выдержать.

— А вы не пойдёте к нам на выпускной? — вдруг спрашивает он.

— Я? — удивляется Ирина. — Как-то не собиралась…

…Воспоминание растеклось в груди тупой болью. Это надо же быть такой слепой! Ведь он так смотрел, потому что пытался что-то сказать ей! Может, он тогда уже знал, что не вернётся вечером из школы? Зачем-то же он спросил, пойдёт ли она на выпускной.

2.

Антон появился в их семье прошлой осенью. Именно так: в семье. Ирина хорошо помнила тот день. Солнце поливало мир ласковой грустью, и весь дом был наполнен спокойным, золотистым, как вода в пруду, воздухом. Она приготовила обед и ждала Никитку из школы. К её неудовольствию, он пришёл не один.

Ирине не нравилось, что сын общается с соседским мальчиком. Во-первых, тот учился уже в девятом классе, а Никитка ещё в шестом. Во-вторых, чему может научить старший товарищ из неблагополучной семьи, кроме как пить, курить и ругаться матом? Её материнское сердце очень боялось, что такой друг будет плохо влиять на Никитку. И вот пожалуйста — он привёл его домой.

— Мам, — извиняясь, но глядя твёрдо и упрямо, произнёс Никитка, — Антон посмотрит у нас домашку по информатике, ладно? Им просто скинули её в «Дневник.ру», сказали там взять. А у него сейчас нет инета.

— Здравствуйте, — вежливо кивнул Антон.

— Ну проходите, — разрешила Ирина, не скрывая, впрочем, что не рада такому гостю.

Раньше Антон с матерью и отчимом жил в городе, а соседкой Ирины была старенькая, тихая бабушка — баба Тоня. Они прожили в соседях двенадцать лет, и десять из них баба Тоня ждала своего без вести пропавшего сына Кольку.

— Вот Колька приедет… — часто повторяла она, возлагая на него большие надежды, дескать, он и ворота поправит, и забор поменяет, и крыльцо починит.

Люди, которые помнили Кольку молодым, в его возвращение не верили. Говорили, он был отчаянным драчуном, выпивохой и неутомимым искателем противозаконных приключений. Но года два назад он неожиданно объявился, постаревший, потрёпанный жизнью, обросший, худой, сутулый, без левой руки — обморозил, и врачи ампутировали её по самый локоть. Отлежавшись у матери, он отправился обратно в город. Сельская жизнь была слишком тягостна для него.

С матерью Антона он познакомился, когда лежал в больнице. Она работала там санитаркой. Говорили, она сошлась с ним только из-за пенсии, иначе зачем бы он был ей нужен, старый и без руки. Про него говорили, что он сошёлся с ней от безысходности, иначе зачем она ему, гулящая и «с довеском».

В городе они снимали комнату. На что-то лучшее средств не хватало. Уживаться втроём на пятнадцати квадратных метрах было непросто, поэтому, когда баба Тоня умерла, они решили переехать в деревню.

Новоселье отпраздновали так грандиозно, что перепугали пол-улицы. Колька наприглашал друзей юности, полночи у него в ограде рычала и хрипела музыка, потом музыка сменилась басистыми мужскими криками, пронзительным женским визгом, треском, глухими ударами, звоном стекла. Кто-то вызвал полицию…

Ирину трясло до самого утра, даже после того, как полиция усмирила празднующих и стало тихо. «Вот это соседи! — думала она. — Нет, надо поскорее уезжать отсюда!»

Они с Сергеем давно уже задумались о переезде и усиленно копили на квартиру в городе. Сергей работал на севере, уезжал из дома на три, на четыре месяца, а бывало, и на полгода. Из заработанных им денег на жизнь они брали необходимый минимум, остальное заботливо прикладывали. Ирина тоже немного «калымила» парикмахером на дому.

Общаться с новыми соседями у неё не возникало никакого желания. Подобных празднеств больше не повторялось, но время от времени из их ограды или огорода доносилась такая истеричная, отборная брань, что первое время Ирина пугалась, а потом привыкла, когда поняла, что для них это в порядке вещей.

Однажды Колька сделал попытку познакомиться. Это было в начале сентября, когда вся деревня высыпала в огороды копать картошку. В воздухе стоял смешанный запах земли и прелой ботвы, весело гремели вёдра. Ирина докопала рядок, подняла голову и увидела, что к ней направляется Колька, огромными сапожищами распинывая по сторонам лежавшую на пути ботву.

— Привет, соседка! — развязно поздоровался он и хитро сощурился, наверное, хотел таким образом произвести впечатление. — Ну чё, нормальный картофан уродился?

— Нормальный.

— И у нас ничё. Вишь как, садила мать, а копать пришлось мне… А ты чё одна-то с мальцом? Чё помощника не заведёшь?

Ирина отвечала вежливо, но односложно и с холодком, как будто выстраивала из слов забор, огораживая от Кольки свою территорию.

— Чё-то ты неразговорчивая… — вздохнул он, ловким движением руки вытряхнул из пачки в рот сигарету и пошёл обратно, покачивая пустым рукавом.

С матерью Антона Ирина близко не сталкивалась, видела её только на расстоянии: в огороде или когда та проходила мимо окон. В облике новой соседки проскальзывало что-то грубое, хамское, отталкивающее. Она напоминала озлобленное животное, которое, не раздумывая, укусит, если протянешь к нему руку.

…Прошло уже достаточно времени для того, чтобы посмотреть домашнее задание. Ирине хотелось поскорее выпроводить гостя. Она решительно направилась в зал, где в углу между окном и диваном ютился компьютерный стол, уверенная, что «Дневник.ру» — это всего лишь предлог, и на самом деле он уже вовсю сидит в каком-нибудь «ВКонтакте» и строчит своим сомнительным друзьям сообщения.

К её удивлению, компьютерный стол пустовал. На полу, прислонившись «плечом» к дивану, валялся школьный рюкзак с надорванной лямкой. Его хозяина Ирина с ещё большим удивлением обнаружила у шкафа с книгами. Слегка склонив голову набок, он увлечённо рассматривал книжные корешки.

Читать Ирина любила безмерно. Её читательские предпочтения были широки, она и классику уважала, и за современной литературой старалась угнаться. Вся домашняя книжная коллекция была собрана до того, как они с Сергеем начали копить на квартиру, когда она ещё могла себе позволить тратиться на книги. Сейчас ей приходилось довольствоваться электронными версиями в интернете да сельской библиотекой с её скудным, устаревшим фондом.

Антон заметил на себе взгляд Ирины и отошёл от шкафа, как ей показалось, с некоторым сожалением.

— Хорошая у вас библиотека, — сказал, поднимая с пола рюкзак.

И она почувствовала, как её неприязнь к этому парнишке сменяется любопытством.

Когда Никитка привёл Антона в следующий раз, Ирина встретила его более благосклонно. Она даже спросила, нравится ли ему в деревне.

— Вы знаете, во всём можно найти плюсы и минусы, — было видно, что он уже раздумывал над этим вопросом, и как будто даже обрадовался, что нашёлся человек, с которым можно поделиться размышлениями. — Плюс деревни в том, что здесь есть огород и можно выращивать бесплатные овощи, в то время как в городе нам их приходилось покупать. Ещё один плюс в том, не надо платить за жильё. И самый главный плюс — это то, что у меня здесь есть своя комната.

Да уж, после проживания в одной «клетушке» с родителями, которые постоянно ругаются и периодически устраивают посиделки с друзьями, собственная отдельная комната, наверное, кажется ему раем.

— А школа понравилась?

— Школа как школа, — задумался он. — В школе ведь главное — учителя. Учителя от моих бывших ничем не отличаются, такие же требовательные.

— А я думала, главное в школе — дети, — возразила Ирина и с интересом стала ждать, что он ответит.

— Ну да, дети тоже… Но это с какой позиции смотреть. Для нас, детей, главное в школе — учителя, потому что мы ходим туда учиться. Для учителей — дети, потому что они ходят туда учить нас.

Он говорил, а Ирина смотрела на него во все глаза. За внешней обыкновенностью, даже какой-то бесцветностью, в нём, кажется, скрывался довольно интересный собеседник. Этот мальчишка располагал к себе всё больше и больше. Теперь она поняла, почему Никитка так тянется к нему.

На этот раз Антону нужно было скачать презентацию по физике. Ирина оставила их на время, а когда вернулась, то вновь застала гостя у книжного шкафа. Он держал в руках раскрытую книгу, взволновано трепещущую страницами, и с жадным любопытством всматривался в неё.

— Любишь читать? — спросила она.

Он вздрогнул, как воришка, пойманный за поеданием украденного пирожка, и захлопнул книгу. Ирина узнала «Книжного вора» Зусака.

— Люблю.

Осторожно, словно книга была из тонкого хрусталя, он втиснул её на место и смущённо пустился в объяснения:

— Просто я много слышал об этом романе и начинал читать его, но прочитал только ознакомительный фрагмент в интернете, полностью нигде не смог найти. Увидел у вас — и стало интересно, много ли там ещё осталось.

— И как, понравилось тебе начало?

— Да, очень!

О, Ирина слишком хорошо знала, что такое история, затянувшая тебя. История, в которую ты погружаешься, как в иной мир, и не просто наблюдаешь за происходящим со стороны — ты живёшь в ней, дышишь её воздухом, чувствуешь запахи… И как не хочется тебе выныривать оттуда, когда приходится… И как бросаешься в неё снова, очертя голову, едва появляется такая возможность.

Она не могла остаться равнодушной.

— Если хочешь, можешь взять почитать.

— Правда можно?! — просиял он.

И сердце Ирины окончательно растаяло: разве может плохой человек так искренне радоваться книге?

Однажды она случайно подслушала их с Никиткой разговор. Тот разговор надолго запал ей в душу, как горячий уголёк в ботинок, который никак не вытряхнуть.

— Хорошо, когда у тебя такая мама, — сказал Антон.

— Какая — такая? — не понял Никитка.

— Понимающая.

— А твоя?

— Моя меня не понимает. Ругается, когда я читаю. Ну, не то чтобы ругается… ворчит. Говорит, лучше бы я спортом занимался или чем-нибудь другим, полезным.

Ворчит — это мягко сказано. Ирина была наслышана, какими словами мать Антона обычно выражала своё недовольство, и недоумевала, как у такой матери и в таких условиях мог вырасти совершенно непохожий на неё, удивительный ребёнок. Он напоминал ей тоненький побег, который случайно оказался в гуще сорняков и, не взирая на трудности, упрямо тянется к свету.

Ирина пробовала представить себе его жизнь, его холодные утра (почему-то они виделись ей холодными), когда он вставал в школу, не выспавшийся после ночных родительских посиделок. Его неуютные вечера, когда он прятался в своей комнате, как в бомбоубежище, от семейных ссор. И чем чаще он приходил, тем яснее она понимала: приходил погреться у очага, хоть и чужого, но источающего такое сладкое домашнее тепло.

Иногда он засиживался допоздна. Ирина кормила их с Никиткой ужином и ни о чём не спрашивала, хотя догадывалась, по какой причине ему совсем не хочется домой. Да и не было необходимости спрашивать его: обо всём, что происходило на их улице, она узнавала от Ольги Тарабановой, приятельницы, живущей через дорогу. У неё Ирина через день покупала молоко и в качестве бонуса получала подборку свежих новостей. Ольга обладала удивительной способностью быть в курсе всех событий.

От Ольги Ирина узнала, что мать Антона зовут Ленкой, что до Кольки у неё была уже целая уйма мужей, которых она, якобы, рассматривала исключительно как средство для выживания. Переехав в деревню и не найдя здесь работы, она решила устроиться дневной сиделкой в городе. Так тут делали многие, благо до города всего сорок с небольшим километров, можно утром уезжать и вечером возвращаться. В первый же рабочий день она встретила хороших знакомых и осталась у них ночевать. На том её работа и закончилась. Колька поставил ультиматум: либо сиди дома, либо собирай манатки и вали. Ленка выбрала первое.

В один из стылых ноябрьских дней, когда угрюмые тучи свисали до самых крыш и скупо роняли на замёрзшую землю белые крупинки, Антон пришёл какой-то напряжённый. Он был полон нервозного ожидания, часто бросал взгляд в окно, за которым холодный ветер гонял по дороге скрюченные листья, как злой кот несчастных мышей. Время от времени набирал чей-то номер, и телефон упрямо выдавал ему одну и туже металлическую фразу: абонент не может ответить на звонок.

— Кому ты всё звонишь? — поинтересовался Никитка.

— Да так… — уклончиво потупился Антон.

Обычно они что-нибудь обсуждали, спорили. Вопросы их занимали самые разные, от того, чем питались стегозавры, до полёта американцев на Луну. В качестве третейского судьи выступал всезнающий интернет и, в совсем уж редких случаях, Ирина. Такие дискуссии Никитка называл поисками истины, они нравились ему чрезвычайно. Но в тот день беседа не складывалась, рушилась раз за разом, как неустойчивая пирамидка из детских кубиков, и тогда Никитка предложил пересмотреть все выпуски обожаемого им мультфильма о трёх богатырях.

Когда мальчишки уселись у компьютера, Ирина, взглянув на спину Антона, придавленную какой-то невидимой тяжестью, вдруг почувствовала, что ей хочется подойти и положить ему руки на плечи.

«Я не знаю, что у тебя случилось, — сказала бы она этим жестом, — и не буду спрашивать. Просто возьми немножко моих сил, может, тебе станет легче».

Однако сделать так не осмелилась.

Вечером, сходив за молоком, она узнала, из-за чего Антон был сам не свой и кому так настойчиво пытался дозвониться. Оказывается, его мать ещё накануне уехала в город за вещами, которые ей пообещала отдать двоюродная сестра, и, видимо, снова заночевала у «хороших знакомых». Колька рассказывал об этом в магазине, когда приходил выпрашивать в долг джин-тоник, и, хрипя от удушающего справедливого гнева, грозился выбросить её манатки, если она не вернётся к вечеру.

«Ну и тварь! — Ирине тоже хотелось хрипеть и браниться, когда выходила от Ольги, прижимая к груди тёплую банку с молоком. — Вообще не думает о ребёнке! Бросила его одного с этим алкоголиком, мало ли что тому может взбрести в голову!»

Она уже твёрдо решила оставить Антона на ночь у себя, но, вскинув взгляд на соседские окна, из которых тоскливо желтело только одно, кухонное, вдруг расслышала шаги, а затем и различила в вязкой темноте женскую фигуру, слегка перекошенную вправо под тяжестью сумки. Фигура свернула к соседским воротам.

Приехала!

Вместе с облегчением Ирина испытала странное раздражение, какое бывает, когда из-за неподвластных обстоятельств приходится отказываться от почти уже свершившихся планов. Она с удивлением обнаружила, что на самом деле где-то глубоко-глубоко, в тайне даже от самой себя, хотела бы, чтобы Ленка задержалась в городе до завтра.

3.

Стылый ноябрь не торопясь добрался до своего завершения. Пришла зима, мягкая, бархатистая, как спустившееся на землю большое облако. Дом наполнился особым уютом, светлым и праздничным от заоконной белизны.

Антон приходил почти каждый день, и, если его не было подряд два дня, Ирина начинала беспокоиться. Он по-прежнему брал книги из её шкафа. Чтение сближало их всё сильнее. Они много разговаривали о прочитанном. Обсуждали персонажей и их поступки. Из-за серьёзности суждений он казался ей раньше времени повзрослевшим, но иногда в нём ещё проглядывал ребёнок.

— Вы читали «Бедную Лизу»? — поинтересовался он как-то.

— Читала, но давно, ещё в школе.

— А мы её вот только что прошли, и нам задали по ней сочинение. Даже не знаю, правду писать или нет. Она какая-то дурочка, эта Лиза! — он был искренне раздосадован и выглядел таким забавным.

— Почему?

— Ну ясно же было, что этот Эраст её обманывает! Как можно быть такой наивной! Он ей вешает лапшу на уши, а она верит! Ещё и утопилась из-за него. Так глупо!

— Это же любовь, — попыталась объяснить Ирина. — А любовь слепа. И нравы тогда были другие, такой позор был хуже смерти.

— Дурацкие нравы, — пробурчал он, и она видела: понимает, но не хочет соглашаться вот так сразу.

Впрочем, книги были не единственной темой для бесед. Говорили буквально обо всём, даже о политике.

— Как вы думаете, если Жириновский станет президентом, он сможет навести порядок в стране или этот бардак так и останется?

— Даже не знаю, сможет ли, но, наверное, попытается, — ответила она, а сама смотрела на него во все глаза: интересно, что он сам думает по этому поводу?

— Я думаю, не сможет, — уверено заявил Антон. — И никто не сможет. Слишком большая у нас страна. Вот представьте большой дом, где много, много комнат. И маленький дом, где мало комнат. В каком легче уследить за порядком? Конечно, в маленьком. А в большом пока наводишь порядок в пятой комнате, в двадцать пятой уже всё вверх дном.

— Получается, нужно в каждую комнату посадить по Жириновскому.

— Да. Но это невозможно. Что и требовалось доказать!

4.

К Новому году с вахты приехал Сергей. По характеру он был серьёзным, в чём-то даже суровым, мужиком-работягой. Суровость проступала и в чертах его лица: глубокой посадке глаз и выступающем вперёд подбородке. Впрочем, на лице её было больше, чем внутри. Клиентки Ирины и малознакомые люди его побаивались, но близкие знали, каким он может быть ласковым и весёлым, если снимет свои «доспехи»: хмурый взгляд и холодную молчаливость.

Присутствие Антона в их доме ему не понравилось. Ничего особенного он в соседском мальчишке не разглядел и ни симпатией, ни жалостью не проникся. Спросил, когда терпение лопнуло:

— Чего он здесь ошивается целыми днями?

Ирина попыталась объяснить про очаг и семейное тепло.

— Ну он же не бездомный, — не желал ничего понимать Сергей. — Я не был дома четыре месяца. И я тоже хочу погреться, причём у своего собственного очага. Имею я на это право?

Сергей не мог чувствовать себя раскрепощённо в присутствии чужих людей, Ирина видела, как он устал и как ему хочется наконец высвободиться из своих «доспехов». Конечно, это было неправильно, что он чувствует себя некомфортно в собственном доме. Но не выгонять же Антона. Это было равносильно тому, чтобы пригретого с улицы несчастного котёнка, уже успевшего поверить в человеческую доброту, безо всякой на то его вины, выставить обратно в холодный, бездушный мир.

Впрочем, ситуация разрешилась без её вмешательства. Антон и сам заметил, что атмосфера в доме изменилась: напиталась исходящим от хозяина напряжением, стала густой и упругой, словно стремилась вытолкнуть неугодного гостя из дома. Стоило только ему появиться на пороге, хозяин становился похожим на большого матёрого кота, который расхаживает по своей территории с недовольным видом. «Лучше тебе убраться отсюда подобру-поздорову!» — как будто говорил он.

Зал полностью оказался во владении хозяина, и заветный книжный шкаф стал недосягаем для Антона. Разговаривать с Ириной, как раньше, он теперь тоже не смел, потому что и она в какой-то степени принадлежала хозяину. Никитка, наскучавшийся по отцу, вился вокруг него, чуть ли не приплясывая от радости, и, конечно же, втянул его в «поиски истины». Отцовское мнение стало для него единственно важным и непререкаемым. Даже если бы Сергей сказал, что Земля плоская, убедить Никитку в обратном было бы невозможно.

И наступил день, когда Антон не пришёл. Он не пришёл и на другой день, и на третий. Сначала Ирина испытала облегчение. Но это было ложное облегчение, с затаившейся до поры до времени оборотной стороной.

Однажды она увидела Антона в окно. Он нехотя брёл домой, пряча лицо от колючих пощёчин метели за меховой опушкой капюшона. В тот момент она так остро почувствовала себя виноватой перед ним, как будто кто-то незаметно подкрался сзади и вонзил в спину кинжал. Так и промаялась весь месяц «с кинжалом в спине», то впадая в кратковременное забытьё, то вновь отчётливо ощущая под сердцем безупречно отточенное лезвие.

5.

Через несколько дней после отъезда Сергея в сенях послышался долгожданный весёлый топот, означающий, что Никитка возвращается из школы не один. Ирина не помнила, чего в ней было больше, когда она выходила навстречу: радости, волнения или страха, что вдруг он ведёт с собой другого мальчишку. Помнила только, как они с Антоном посмотрели друг на друга, признаваясь одними глазами, что рады увидеться в этой прихожей снова, и только потом поздоровались вслух.

— Вот, я тут книжку принёс, — сказал он, протягивая собрание «Дозоров» Лукьяненко. — Наконец-то прочитал. Извините, что так долго.

Ирина чуть не расплакалась. Милый мальчик! Сознательно или не сознательно, но он пытался снять с неё вину и переложить на себя, предлагая другую, свою версию событий. Дескать, не приходил так долго не потому, что это она не смогла защитить его от сердитого хозяина, а потому, что просто всё это время читал книжку.

— Ну, я пойду, — он неуверенно повернулся к двери. — А то мне скоро на факультатив по математике надо идти…

— Нет-нет, что ты! — испугалась Ирина. — Я так быстро тебя не отпущу! Давай раздевайся, проходи на кухню, будем чай пить.

Он заулыбался, и улыбка ярче лампочки озарила полутёмную прихожую.

Никитка тоже был рад и даже горд, что доставил в дом такого гостя, и вился вокруг него, как совсем недавно вокруг отца.

— Давай быстрее попьём, потому что мне надо тебе кое-что показать. Я вчера такую «думалку» интересную скачал!

Ирина выставила на стол всё вкусное, что было в шкафу и холодильнике: колбасу, сгущёнку, малиновое варенье, насыпала полную вазу конфет, страшно жалея, что не осталось булочек с изюмом, напечённых Сергею в дорогу.

— Ну рассказывай, как у тебя дела, — велела Антону, протягивая ему кружку с чаем, на боку которой «сидел» пухлый снегирь. Это была её любимая кружка.

— Да пойдёт, — коротко ответил он и замолчал, то ли стесняясь, то ли осторожничая.

— Что в школе?

— Нормально.

— Уже решил, какие экзамены будешь сдавать?

— Историю и географию.

— А что потом? Останешься в школе или пойдёшь дальше?

— Хотел бы уйти, конечно, — вздохнул он. — Но мать сказала, что не отпустит.

— А куда бы ты хотел?

— Всё равно куда, лишь бы поскорее.

У Ирины знакомо заныло сердце, затрепыхалось, будто птичка, сдавленная в стальном кулаке. Она снова представила холодный вечер, холодную комнату и Антона в ней, забившегося с книгой в угол дивана. Нестерпимо захотелось дотронуться до него и перелить ему через прикосновение хоть немного своего тепла, чтобы потом, когда придёт домой, оно согревало его.

После чая стеснение Антона прошло, он разговорился. Последнее время его волновал вопрос, который он сформулировал так: «Судьба делает из человека то, что он из себя представляет, или человек творит свою судьбу?» От ответа на этот вопрос зависело решение ещё одного, более важного: стоит ли тратить силы на борьбу с обстоятельствами или лучше расслабиться и плыть по течению, если всё равно судьбу не изменить?

Проигранная борьба за право покинуть школу после девятого класса, видимо, настроила парнишку пессимистично. Ирина посчитала, что нужно подбодрить его:

— Мне кажется, как человек сам для себя решит, такой и будет его жизнь. Решит плыть по течению — будет жить там, куда его занесёт: в болоте, так в болоте…

— В канализации, так в канализации, — вставил смешок Никитка.

— Решит карабкаться в гору — значит рано или поздно доберётся до вершины, — договорила она.

— Но почему тогда некоторые всю жизнь карабкаются, и не могут ничего добиться? — возразил Антон. — А другие плывут по течению, и у них всё прекрасно? Одни рождаются в нищете, горбатятся, пока есть силы, и в нищете же умирают. Другие рождаются в богатстве и живут, наслаждаясь жизнью и ни в чём себе не отказывая.

«Почему я родился именно в этой семье?» — послышалось Ирине между слов.

Он смотрел на неё с терпеливым ожиданием. В ясных зелено-карих глазах светился этот упрямый, невысказанный вопрос и уверенность, что она знает ответ.

Ирине на мгновение показалось, что и правда знает. Или знала когда-то. Она изо всех сил напрягла память. Что-то важное, очень важное должно было вот-вот проявиться в чёткую мысль, но тут Никитка поперхнулся чаем, и мысль, испугавшись, ускользнула обратно в тёмные, непроглядные глубины памяти.

— Мне тут идея пришла, — Антон улыбнулся немного смущенно. — А что если наша жизнь здесь — это всего лишь игра, и человеческие судьбы — это просто разные уровни сложности? Говорят же, что дети ещё до рождения выбирают себе родителей. Может быть, они выбирают себе не родителей, а уровни?

«Ах вот ты о чём!» — с облегчением вздохнула Ирина, но чувство, что ей нужно вспомнить что-то важное, не исчезло.

— Как знать, — сказала вслух. — Всё возможно.

Судя по его «уровню», выходило, что он довольно неплохой игрок. Лучше Никитки, лучше её, лучше многих своих одноклассников, «выбравших» себе уровни попроще. Наверное, эта идея давала ему какое-то утешение.

6.

Зима катилась к финишу. В воздухе волнующе запахло весной, но вместе с этим Ирина чувствовала и смутную тревогу. Весной они с Сергеем планировали покупать квартиру в городе.

Антон теперь был занят подготовкой к экзаменам, заходил не так часто и не так надолго, как раньше. Иногда его визиты совпадали с визитами клиентов, и Ирине совсем не удавалось поговорить с ним. Правда, уходя, он обязательно заглядывал в комнату, которую она оборудовала себе для работы, с вопросительно-выжидательным «Ну, я пошёл», словно не мог уйти без её негласного на то благословения.

Как-то Ирина подстригала пожилую подслеповатую женщину. Когда Антон появился на пороге комнаты с очередной книгой в руках и всё с тем же о чём-то спрашивающим взглядом, женщина с улыбкой качнула головой в его сторону:

— Это ваш сын? Похож!

Ирина не стала ничего объяснять. Только посмеялась про себя: они были совершенно не похожи с Антоном. Но слова клиентки острыми коготками зацепились в душе и настырно царапались там, требуя внимания к себе. Она отмахивалась от них, пока вдруг не пришло осознание: а ведь и вправду похож! Разве они не похожи друг на друга любовью к книгам? Такая похожесть гораздо важнее внешней. Но всё-таки как странно, что он похож на неё, а не свою мать! Как будто по ошибке родился не у той женщины.

Дальнейшие размышления привели к тому, что Ирина стала высчитывать, мог ли Антон быть её сыном. Выходило, что вполне. Если бы она родила ребёнка в восемнадцать лет, то сейчас ему шёл бы шестнадцатый год… И тут её бросило в жар: она ведь была беременна как раз в том возрасте!

Это случилось на первом курсе торгово-экономического колледжа, куда она поступила после школы. Свобода, самостоятельная жизнь и симпатичный однокурсник вскружили голову. Мама, узнав о случившемся, без разговоров потащила её в больницу. Паника тогда парализовала Ирину. Беременность казалась ей концом жизни, крушением надежд на счастливое будущее. Она была готова на всё, лишь бы стать такой, как раньше — весёлой девочкой-первокурсницей, словно бабочка, беззаботно порхающей над цветочной поляной с другими такими же бабочками. Избавившись от ребёнка, она с облегчением вздохнула и вскоре забыла о том происшествии.

«А что, если…» — затрепетала мысль.

«Нет, не может быть!»

«А что если он должен был родиться у меня?»

«Нет, так не бывает!»

«А как бывает? Ведь никто не знает, как бывает!»

«Не сходи с ума!»

«Я абсолютно в своем уме. Он должен был родиться у меня! Иначе как объяснить всё это?»

Ирина обвела взглядом комнату, призывая стены засвидетельствовать, что она не сумасшедшая. Догадка лихорадочно билась в голове, как пойманная наконец рыбина, не дававшая ей покоя столько времени.

Вместе с догадкой пришло отчаяние: скоро, совсем скоро история повторится, и она, так ненадолго обретя Антона, снова его оставит. И, получается, опять ради собственного благополучия. Он останется один мёрзнуть в своём холодном мире. В её доме поселятся чужие люди, и никто больше не будет ждать его в нём, интересоваться его делами…

Как бы было хорошо, если бы ему разрешили уйти из школы после девятого класса! Тогда они все вместе уехали бы в город и могли бы видеться в любое время. Может, поговорить с Ленкой? Хотя, если разобраться, Ленка в своём решении права. Мальчишка не глупый, учится хорошо, после одиннадцатого класса у него будет возможность поступить в институт, а сейчас куда он? У него и цели-то конкретной ещё нет, «всё равно куда, лишь бы поскорее отсюда».

Ирина мучилась в поисках решения, которого не существовало. Остаться самой было невозможно. Что она сказала бы Сергею? Давай поживём здесь ещё два года?

Помочь могло только чудо. Не зависящее от неё обстоятельство. Например, если бы… если бы Ленку лишили родительских прав. Тогда она смогла бы забрать Антона себе. Конечно, Сергей был бы против. Но если бы такое случилось, она сделала бы всё, она вымолила бы у него согласие!

7.

Май и половина июня выдались суматошными: покупали квартиру в городе, делали в ней ремонт, продавали дом в деревне. Сергей находился в состоянии эйфории и готов был расцеловать весь мир от счастья, которое принесла ему сбывшаяся мечта.

Антон сдавал экзамены и забегал иногда повидаться, стараясь угадать в такое время, чтобы хозяина не было дома. Впрочем, если Сергей и заставал его в гостях, то почти не обращал внимания, как, бывает, люди не замечают того, что для них уже наполовину в прошлом. Только спросил однажды:

— Тебе не кажется, что он в тебя влюбился?

Ирина рассмеялась:

— Что за глупости!

— Он же не отходит от тебя ни на шаг!

— Он тянется ко мне, потому что мы с ним похожи, — попыталась объяснить она, сомневаясь, правда, что муж поймёт. — Люди всегда тянутся к себе подобным. Это называется родственные души.

Исходящее от Сергея радостное волнение волей-неволей передавалось Ирине. Город манил, будоражил воображение, в котором, словно в калейдоскопе, складывались причудливые узоры будущего, один другого краше: новые знакомые, новые возможности, движение, суета, жизнь! Однако так происходило только когда мысли об Антоне утрачивали бдительность. Стоило им встрепенуться — узоры тут же рассыпались на бессмысленные, тусклые стёклышки.

Ирина всё ждала, когда он спросит о переезде. Не мог же Никитка не похвастаться, что они купили квартиру. Да что Никитка — вся улица звенела этими новостями.

Но Антон не спрашивал. В последнее время он стал приходить какой-то поникший, часто проваливался в себя, как будто внутри у него лежало что-то такое, что никак нельзя было оставить без внимания. Ирина списывала всё на скорое расставание и страдала, как ей казалось, с ним в унисон.

Он хорошо сдал экзамены, но совсем не радовался этому. Нехотя ходил на репетиции к выпускному и, как ни уговаривала его Ирина подстричься, упрямо отказывался, мотая из стороны в сторону обросшей головой.

Тем временем Сергею подвернулась работа в городе с неплохой зарплатой. Чтобы не тратить время и деньги на ежеутренние и ежевечерние поездки туда и обратно, он пока в одиночку заселился в новую квартиру, а Ирине с Никиткой велел потихоньку упаковывать вещи, намереваясь на выходных пригнать за ними машину.

Антон молчал до последнего. До того, пока не увидел, что пустые коробки, в ожидании сваленные неряшливой пирамидой на веранде, пошли в ход и начали заполняться вещами.

— И как я теперь буду? — потеряно вырвалось у него.

Ирина принялась утешать, притворившись, что не видит причин для расстройства:

— Ты что? Как обычно! Ничего почти и не изменится! Мы ведь живём в век продвинутых технологий и всегда будем на связи! Можешь звонить или писать нам с Никиткой в любое время!

— Я буду к бабушке часто приезжать, — вмешался Никитка. — Могу на каждые выходные!

— А если ты будешь в городе, то обязательно к нам заезжай, — подхватила Ирина. — А потом, после школы, ты тоже в город переберёшься.

Антон криво улыбнулся и поднял на неё по-стариковски усталые глаза. «Ничего этого не будет», — ясно прочитала она в них, и холодок пробежал по спине от той железной уверенности, которую они излучали.

А потом случилось то, что случилось.

8.

Ирина с нетерпением поглядывала в окно на дом Ольги Тарабановой. Ольга была нужна ей как никогда!

Наконец, в старой мужниной ветровке с подвёрнутыми рукавами, помахивая хворостиной, та пригнала из паса свою красно-белую корову. Выждав ещё немного, Ирина отправилась за молоком и новостями. Не может быть, чтобы у Ольги не было хоть какой-нибудь информации об Антоне!

Ольга охотно поделилась тем, что знала.

— Это он всё из-за девчонки, — уверенно сообщила она. — Знаешь ведь дочку Рублёвых, коммерсантов наших?

Ирина кивнула. У Рублёвых в деревне был магазин, открытый ещё в девяностые. Первые частные магазины называли коммерческими, а их владельцев — коммерсантами, с тех пор у Рублёвых и образовалась «двойная» фамилия: Рублёвы-коммерсанты. Их младшая дочь училась вместе с Антоном. Выглядела она очень эффектно: фигуристая, длинноволосая, симпатичная, — но глаза всегда смотрели на окружающих с высокомерием, из-за чего Ирина её недолюбливала и сейчас, услышав о ней, неприятно удивилась выбору Антона.

— Она же дуб дубом по всем предметам, — торопилась рассказать Ольга. — Ну и давай она ему глазки строить, чтобы списывать давал и на контрольных помогал. Маленькая, а ушлая! А потом он к ней, дружить чтобы, а она его при всех унизила. Дескать, неужели ты правда подумал, что я с тобой, нищебродом, встречаться буду? Вот он, видать, переживал, переживал и…

— Подожди, — перебила Ирина. — Когда это было?

— Ну… недавно совсем. Она, говорят, так ревела, когда её полиция допрашивала…

Так вот, значит, что носил он в душе! Вот почему был сам не свой последнее время! И про переезд ничего не спрашивал, потому что не было ему дела до их переезда!

— А эта… — Ольга сделала слабое движение рукой в сторону, где стоял дом Антона. — Она мало того, что денег на чаепитие ему не дала, так и вообще не пошла на выпускной. Ей даже не охота было на ребёнка своего посмотреть. Пошла бы, так может, ничего бы и не случилось. После вручения аттестатов все собрались в клуб на чаепитие, а он постоял, постоял на крыльце… и пропал вот. Аттестат в урне нашли.

Ирина представила, как Антон стоит на школьном крыльце и смотрит в спины одноклассникам, которые, уже забыв про него, дружно и весело шагают в клуб. Надеется, что оглянутся сейчас, позовут…

Конец ознакомительного фрагмента.