На бегу

Любовь Деточкина

Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.

Создающий прекрасное

— Вы кто?

— Создающий прекрасное.

— Кто?

— В данный момент сценарист. Видите ноутбук, блокнотик, унылое лицо и тремор в ноге от непрерывных дедлайнов.

— Чего вы меня путаете. Сразу бы и сказали. И тремор ваш не зря. Дедлайн вот уже, можно сказать вчера. Где готовый сценарий?

— Тут, — сказал сценарист, похлопывая сумку с ноутбуком.

— А выслать нельзя было?

— Нет.

— Еще один параноик.

— Вы не поняли, я должен его презентовать.

Сценарист вынул из кармана ленточку и завязал бантик на руке продюсера. От неожиданности продюсер уставился на него и простоял так несколько минут. Опомнившись и придя в переговорный зал, он застал там фокус-группу, внимательно взирающую на сценариста, размазывающего черные полосы по презентационной доске.

— Что здесь происходит?

— Тсс, — послышалось от собравшихся.

Продюсер сел на крайний стул.

Сценарист выливал, как теперь можно было разглядеть, тушь из банки на доску, создавая все новые и новые текущие полосы.

Одна из полос достигла края доски, и собравшаяся капля туши смачно упала на бежевый ковролин. В этот миг продюсер вышел из очередного ступора. Часто поморгал, хотел было что-то сказать, и уставился на бантик на руке. Этот глубокий темно-синий цвет напомнил ему о маме. Молодая с ярко рыжими кудрями, выбившимися из-под косынки, она стоит у старенькой гладильной доски и отпаривает ему школьный пиджак этого прекрасного темно-синего цвета. Такой был только у него во всей школе, тогда-то он и решил, что быть неповторимым надо во всем. И эта мысль вела его по жизни и привела в художественный институт, а потом в школу кинематографии. И там, через боль и разочарование, он понял, что не будет ни сценаристом, ни режиссером, и наконец, обрел свое призвание, которое привело его сюда, где какой-то псих измазал всю доску и безвозвратно угробил ковер.

Тем временем, сценарист достал из своей сумки флакон, подошел к мрачной, тучной женщине в центре зала и брызнул ей в лицо. Она отпрянула, а потом расплылась в улыбке. Взяла за руки по соседству сидящих людей и басовито запела:

«В степи широкой под Иканом

Нас окружил коканец злой,

И трое суток с басурманом

У нас кипел кровавый бой…»

Из дальнего угла зала стал подпевать визгливый мужской голос.

Солидный мужчина с бородой и залысинами на висках начал прохаживаться вдоль доски, чеканя шаг.

Сценарист поднял за руку совсем молоденькую практикантку, которая пыталась что-то конспектировать, и закружил. Она звонко засмеялась, сделала еще несколько оборотов, потом забралась с ногами на узкий подоконник, утроилась там как на насесте, раскинула в стороны руки и начала плавно размахивать ими.

Сценарист захлопал в ладоши в такт расхаживающему у доски старичку. К его хлопкам присоединились еще несколько хлопающих. Причем каждый хлопал в своем ритме, но хлопки гармонично сливались в одно целое, и все еще басившая на весь зал дама попадала в такт своей, переходящей уже в тантрический транс, песней.

Высокий худой мужчина подошел к регулятору освещения и начал его крутить.

Когда свет погас, проявились яркие звезды на фоне машущей крыльями птицы, и призрачная тень присутствия Луны, которая точно есть где-то за спиной, но поворачиваться так лень. А свет начал нарастать и скрывать искры, вылетающие из шпор королевского гвардейца, несущего караул. Свет растворял в себе невыносимые, заставляющие дрожать от страха и наслаждения воющие звуки, похожие на ветер, исходящие от старой шаманки, бьющей в бубен. Которым являлся круглый оранжеволицый господин, мерно ударяющий каблуками о пол. Несмотря на ковер, звук получался ясным, с мягкой глухотой и таким мощным, что казалось, все здание вибрирует вместе с ним.

Сценарист подошел к столу, открыл ноутбук, вывел на экран текст сценария и направился к двери. По пути он легко сдернул ленточку с руки продюсера. Вышел и громко хлопнул дверью.

Всё исчезло.

Некоторые растерянно переглянулись, потом окончательно пришли в себя, сделали серьезные лица и сразу забыли странное наваждение. Только продюсер все смотрел на застрявшую в дверном проеме темно-синюю ленту.