Лажа под названием жизнь

Любовь Гайдученко, 2007

На свете так много счастливых людей! Некоторым я завидую. Например, тем, кто – творческая Личность. Большим талантам – само собой, но и небольшим тоже завидую. В конце концов, бОльшая или мЕньшая степень таланта – это важно только для окружающих. А для самого человека это не так уж и важно, даже если он сознаёт, что не Бог весть какой артист или художник – ему всё равно интересно жить. Эта книга содержит рассказы, в общем-то, без конкретного сюжета, скорее, их можно назвать "размышлизмами". Но, как известно, все жанры хороши, кроме скучного. Автор уверяет вас – скучать вы не будете, даже если будете со многим не согласны. Содержит нецензурную брань.

Лунные ландшафты одиночества

Никто так никогда и не узнал, от чего умерла эта молодая женщина. Она легла спать, как обычно, а утром её нашли мёртвой. Патологоанатомы исследовали потом клетки её мозга, но так и не смогли дать никакого заключения. Да, она была больна неизлечимой болезнью, потому что в войну, подростком, голодала, но с этой болезнью люди вполне могут дожить до глубокой старости и даже иногда выздоравливают. Достоевский страдал этим же самым, и это не помешало ему создавать шедевры — а может быть, даже помогало? Дело в том, что человеческий мозг, в отличие от других органов, непредсказуем. И случаются разные парадоксы, которые давным-давно описаны. Например, существовал человек, попавший на афганской войне под артиллерийский обстрел, рядом с ним разорвалась бомба. Контузия была обширной, но когда он пришёл в себя, он вдруг заговорил на всех мыслимых языках — даже на тех, на которых уже говорить перестали.

Она сама ничего особенного из себя не представляла — обыкновенная ничем не примечательная личность, из-за своей болезни ей так и не удалось получить высшего образования, она могла бы оформить себе инвалидность, но предпочла устроиться на какую-то нехитрую работёнку. А вот детей иметь ей врачи строго-настрого запретили. Но существует такая страшная вещь, как инстинкт продолжения рода, который не её первую уловил в свою неумолимую ловушку, и она, когда была ещё совсем молодой, не долго думая, выскочила замуж и родила ребёнка. Впрочем, личная жизнь не заладилась, неизвестно, что тут сыграло роль, может быть, всё-таки болезнь, а может и нет — разводы случаются на каждом шагу у вполне здоровых людей.

А вот ребёнка — девочку — у неё отобрала мать, она действовала категорически, долго не размышляя, таков уж был у неё характер, решительный и властный, как у мужика, потому что на её долю выпало кормить и содержать всю семью, так уж получилось, что с мужчинами их роду не везло изначально. Век был бурный, то революции, то мировые войны, мужиков уничтожали пачками, а сколько миллионов погибло в том же Гулаге, никто не считал.

Девочка росла странным ребёнком, не похожим на других детей. Совсем в раннем детстве, можно сказать, в младенчестве, было замечено, что она смотрит на всех таким отсутствующим взглядом, обращённым внутрь себя, сосредоточенным на чём-то неведомом окружающим. Казалось, что она находится где-то не здесь, а возвращалась в этот мир только тогда, когда при ней начинали что-то читать. Бабушка была старой интеллигенткой, любила литературу, особенно русскую, часто читала вслух русских классиков — стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева… Никому и в голову не приходило, что ребёнок, которому не исполнилось и двух лет, впитывает в себя всё это, как губка, пока её не повели на ёлку на бабушкину работу, и тут она выдала такое!

Её поставили на стульчик, ожидая, что она подобно другим детям пролепечет какой-нибудь детский стишок и получит конфетку. А она начала с самого начала, со знаменитой всем известной фразы: «Мой дядя самых честных правил…» и стала бойко чесать дальше, прошло десять, пятнадцать минут, она не останавливалась, народ очнулся — никто не собирался слушать её до вечера, и пришлось стаскивать ребёночка со стульчика силой под её оглушительный рёв.

Вот такой вот смешной инцидент случился в её раннем детстве, а уж когда она научилась читать, вообще никто даже и не заметил, и она стала проводить с книгами всё своё время, почти не общаясь со сверстниками и очень редко выходила во двор поиграть с ними, только под большим нажимом бабушки, боявшейся, что она «свихнёт себе мозги». Библиотеку бабушка собрала большую, девочка её перечитала всю, а потом перешла на две библиотеки, имевшихся в городе. В этот город много лет ссылали интеллигентов из Москвы и Питера, задолго до её рождения, они привозили с собой много книг, которые потом попадали в общественное пользование.

Надо ли говорить о том, что в школе ей было нечего делать? Информация, содержавшаяся в книгах, во много раз превышала скудные знания из учебников, и не только по количеству. Но она честно провела в стенах школы все положенные десять лет, правда, на уроках она в основном опять же читала книги — полулегально, но учителя смотрели на это сквозь пальцы: ведь она никому не мешала, а училась всегда на круглые пятёрки, лучше всех.

От скуки она уже тогда начала писать. Вставала летом раньше всех и шла в уголок своего двора, засаженный акациями, там ей соорудили небольшой столик и скамеечку. Ну что такого особенного может написать маленькая девочка? Конечно, какую-нибудь ерунду. Она писала «дневник» — обо всём, что случалось в её детской жизни. А зимой она забиралась в маленькую заднюю комнатку, почти чуланчик, где складывались всякие ненужные вещи. Её никто не беспокоил — все взрослые работали, а старенькая больная прабабушка, которую она очень любила, безвылазно сидела у себя в комнате и перечитывала старые газеты… И девочка предавалась писанию с наслаждением, она уже тогда почувствовала всю сладость этого удивительного занятия — создавать на бумаге особый мир, который принадлежит только тебе…

Наверное, уже тогда ей стало понятно, что она обречена на одиночество, которое будет сопровождать её всегда, всю жизнь. Это при том, что по натуре она была общительной, коммуникабельной и поначалу очень тянулась к людям. Но каждый раз это плохо кончалось, её не только не понимали, но и старались сделать ей больно. Зачем это было нужно? Наверное, люди делали это не специально, просто так уж они были устроены. Всё, не похожее на них, не вписывающееся в рамки их скудных представлений, они старались превратить в то, что могли бы переварить своим недалёким умишком.

Ко времени её повзросления пышным цветом распустилась ложь, господствовала коммунистическая доктрина, в которой уже не осталось ничего от возвышенных идей (да были ли они вообще когда-нибудь?), а царило глухое лицемерие, всех стригли под одну гребёнку, заставляя верить в «светлое будущее». Это было совершенно несопоставимо с миром, который она создала для себя одной. Не сказать, что она не пыталась как-то вписаться в существующий социум — пыталась вовсю. Поступала в вузы, преодолевая огромный конкурс, училась какое-то время, но потом понимала, что это невозможно. Такой уж создала её природа, не наделив способностью лгать и лицемерить, подстраиваясь под всеобщий маразм.

И начались крупные неприятности. Её чуть не сломали. Но каким-то образом ей удалось избежать расправы, которую во все века чинили над теми, кто мыслил не так, «как все», и кто не хотел идти в ногу с большинством, с этим миллиардным стадом, которое гнали какие-то неведомые пастухи в направлении, нужном для их сладкой жизни за счёт других. А тут неожиданно попался крепкий орешек…

Потом это явление было описано крупными социологами, оно называлось «внутренняя эмиграция». Вот так и прошла целая жизнь — в ней, родимой. А когда она выбиралась на «свет божий», к людям — она не получала ничего, кроме боли и непонимания.

Конечно, ей, как и всем, хотелось любить и быть любимой, тем более, что, в общем, Бог её совсем даже не обидел в плане внешних данных — конечно, она не была писаной красавицей, но и к уродинам её совсем даже нельзя было причислить: стройная симпатичная молодая девушка с правильными чертами лица. Противоположный пол оказывал ей повышенные знаки внимания, а она выбрала старого маленького еврея с громадными глазами, из которых рекой лилась на мир еврейская печаль, старше её на 20 лет. В её жизни всегда в отношениях с другими происходило одно и то же: сначала ею пламенно восхищались, обещали ей златые горы, но проходило какое-то время и… в лучшем случае эти люди тихо исчезали из её жизни, но чаще всего её безжалостно предавали — те, кто громче всех клялся в любви и преданности.

И эта «неземная» любовь чуть не привела её к гибели, она чудом выскользнула тогда из объятий смерти. Но душа была покорёжена в пух и прах, она больше не смогла верить ни одному мужику и не воспринимала противоположный пол как полноценных людей, способных дать ей женское счастье — так, самцы какие-то, с которыми возможен только природный акт, смахивающий на зоофилию… А ведь лет-то ей было совсем немного — как жить дальше, если тебе совсем никто не нужен?

Но в тот момент безжалостная Природа оказалась, как ни странно, союзницей. Она выкарабкалась только потому, что родился ребёнок. Она не смогла убить вместе с собой и его. А дальше было понятно, что она ему нужна и уйти не имеет права. И почти два десятилетия она находилась в сладком заблуждении, что она на этом свете не одинока — рядом есть существо, которое не только требует твоей каждодневной заботы, но и дарит тебе любовь. Да и общаться было интересно — девочка росла умницей, талантливым человечком, с раннего детства была видна её редкая незаурядность во всём, и казалось, что вот оно — счастье: рядом самый близкий, родной человек, с которым не страшны все житейские невзгоды.

Но и тут её ждал такой удар, что и вспоминать страшно. Сначала были какие-то мимолётные размолвки, началось это в дочкин «переходный возраст». Потом мать случайно подружилась с пожилой женщиной, которая тоже была очень одинока, несмотря на то, что имелась тьма знакомых — и по работе, и по увлечениям, такое бывает часто. Это почему-то их отдалило с дочкой друг от друга, она оказалась между молотом и наковальней. Дочка и эта женщина были большими эгоистками и не терпели соперников, делить её между собой не хотели, хотя она не раз пыталась им объяснить, что принадлежит и той и другой, только очень по-разному, и это не повод для ревности. Короче, они с дочерью практически разошлись, отдалились друг от друга душевно, каждый начал жить своей жизнью. У дочери даже появились подруги, которых не было раньше. Впрочем, это было естественно и закономерно, она поступила в институт, её окружало столько молодых, а когда же и заводить друзей, как не в молодости!

И тут случилось вот что: наша героиня и её пожилая подруга очень любили животных. Для них они специально купили домик в деревне, куда летом вывозили «на природу» нескольких собак и кошек. А тут вдруг пришла в голову идея смотаться туда в разгар зимы — подышать. Воздух там был необыкновенный! И тишина, которой никогда не бывает в городе. Деревенька состояла из нескольких домишек, находящихся в дремучем лесу, вдалеке от цивилизации.

В какой-то из дней она отправилась в большое соседнее село, туда было можно дойти минут за 40, за продуктами. И умудрилась сломать ногу, аж в четырёх местах. Хорошо, что это произошло уже в самом селе, а не по дороге, обычно безлюдной, где её нашли бы не скоро и она бы наверняка замерзла. Её привезли домой на санях, в которые впрягли лошадку, и она несколько дней пролежала буквально в шоке. Потом всё-таки опомнилась, и её отвезли в районный центр, где пьяный в дрезину хирург наложил ей гипс.

Моментом воспользовалась зловредная старуха, живущая напротив, местный монстр и редкостная злыдня. Она и раньше любила ей напакостить при каждом удобном случае — например, обворовала её, когда она, наивная, оставила, уезжая как-то осенью, ей ценные вещи на хранение. Когда они весной приехали, она ничего не отдала. С тех пор они не разговаривали. И вот подруга ушла в магазин, она осталась одна, совершенно беспомощная. Старуха подослала мужика-печника, который под предлогом, что ему якобы стало известно, что у неё не в порядке печка и она может сжечь всю деревню, разгромил её печь. Это в январе-то! А она даже встать не могла, чтобы ему помешать, он ничего не слушал, только пыль летела во все стороны…

Её подруга была старой девой, семьи никогда не имела и не занималась домашним хозяйством, всегда поручала это домработницам, имела такую возможность, будучи известным на всю Москву театральным журналистом. А тут она и вовсе растерялась. И пришлось нашей героине в такой безвыходной ситуации звонить единственному человеку, кто как-то мог помочь — дочери. Она несколько дней просила её приехать. Но дочь отказывалась, ссылаясь на какую-то сильную занятость. Но было понятно, что ей попросту глубоко плевать на мать. Наконец, всё-таки ей удалось её уговорить. Но в свою квартиру в Питере они попали не сразу, почему-то дочь с друзьями решила везти её под Москву на дачу своей знакомой (сейчас уже не вспомнить причины, просто она сама, видимо, тогда очень плохо соображала). Её пожилая подруга уехала на поезде вместе с животными в Питер, но в итоге пришлось её вызывать, чтобы она увезла её домой, потому что дочь, бросив её, беспомощную, в домике, где никто ей не мог помочь, даже её не навещала.

В общем, всё это в итоге сгладилось, забылось, нога очень удачно срослась, но остался на душе какой-то неприятный осадок. И всё это оказалось сущей чепухой по сравнению с тем, что случилось потом. Она потеряла прекрасную квартиру в Петербурге, потому что дочь уговорила её продать, переехать в Москву и жить вместе. Но в итоге она осталась без квартиры и без дочери. Они не общались потом много лет. Их поссорил, прямо по Булгакову, квартирный вопрос.

Описывать, как она жила, бездомная и бесприютная, все эти годы, не стоит. Она попадала в такие переделки, что удивительно, как ей удалось остаться в живых. Со страной тоже творилось что-то страшное, обстановка накалялась, становилась всё невыносимее, шло к какому-то распаду. К тому же, она не становилась моложе — увы, перевалило за шестьдесят. Умерли многие из тех, кто её знал раньше, но как-то и чем-то помочь всё равно никто бы не смог, сами выживали с трудом.

Здоровье, конечно, рухнуло с дуба — ещё бы, мотаться по чужим неустроенным углам, работать на тяжёлых работах, чтобы не умереть с голода — её брали только на такую работу, на которую никто больше не польстился. Но она не опустилась, не спилась и не сошла с ума. Ей помогло то, что она вдруг стала описывать всё, что с ней происходит. В итоге стала профессиональным писателем, её книги издавали зарубежные издательства.

И с дочерью неожиданно они помирились, стали общаться по интернету, один раз дочь даже посетила её, пробыв с ней несколько дней. Это было просто удивительно, ведь незадолго до этого она попала в больницу чуть не при смерти — схватила воспаление лёгких, когда зимовала в чужой холодной хибаре. Её спасли какие-то совсем чужие люди, они стали звонить дочери, но она не прореагировала тогда. И вот какое-то время спустя что-то вдруг, видимо, переменилось, видимо, опомнилась она и отказалась от своей беспрецедентной жестокости по отношению к матери, ведь не конченный же была человек…

Как бы там ни было, о совместном будущем даже речи не было. Дочь считала, что мать помешает ей «наладить личную жизнь». По сути дела, они стали друг для друга чужими…

Она замерзала в своём ледяном одиночестве, в своей пустыне, которая сильно смахивала на лунный пейзаж, в которой не было тех, кому она была бы по-настоящему нужна, а самое главное — она уже привыкла к полному одиночеству и вряд ли смогла опять вернуться в общество людей, в котором она так и не состоялась ни в каких аспектах, где все её способности оказались невостребованными…