Ева. Я знаю, кто тебя убил

Любовь Баринова, 2019

Любовь Баринова – писатель, редактор. Родилась в Ростове Великом, живет в Москве. Пишет психологическую прозу. Ее дебютный роман «Ева» собираются экранизировать. Трехлетняя девочка похищена в московском цирке. Киднепперу не нужен выкуп, им движет жажда мести. Главный герой заставит родителей девочки страдать так, как страдает сам, лишившись единственного близкого человека. Они так и не узнают, кто их наказал. Чтобы понять, за что он мстит, нужно отправиться в прошлое…

5

— Тут полная разруха, — говорит в трубке риелтор, — окна на МКАД, но две комнаты и цена почти вписывается в ту немыслимо маленькую сумму, на которую вы рассчитываете, Герман.

В квартире на Северодвинской улице крепко пахнет солениями — бочковыми огурцами, солившимися с укропом и чесноком, скисшей квашеной капустой, маринованным чесноком. Эти запахи перебивают, но не совсем, запах кошек и тараканов. Ванна, унитаз и раковины цветут ржавчиной, линолеум с цветочками изрезан, отклеен по углам и загибается в конвульсиях, демонстрируя черное нутро. Обои в комнатах милосердно содраны, по-видимому, продавцом.

Потолок оклеен пожелтевшей бумагой. Продавец, чтобы пощадить клиентов, выбросил всю мебель, кроме стула годов тридцатых и нелепой, с претензией, тумбы под телевизор — впрочем, одной дверцы у той не хватает. Квартира занесена пылью с МКАД, точно палатка бедуинов в пустыне песком. На подоконнике лежат стопка книг и журналов, колода карт. А еще — похожая на температурный бред разноцветная постройка из лего: детали явно из разных наборов и подобраны на помойке. На кухне есть холодильник «ЗИЛ», покрытый изнутри плесенью. Герман включает его в розетку — тот неожиданно приветствует гулом мотора.

— Конечно, если бы продавец сделал ремонт, то продал бы гораздо дороже, — говорит риелтор Лариса Анатольевна, женщина лет пятидесяти, со слишком большими голубыми глазами. Вообще-то в этом возрасте глаза у женщин обычно уменьшаются, у нее же, похоже, всё наоборот. — Но, как я поняла, ему срочно нужны деньги.

— А кто тут жил? — зачем-то спрашивает Герман.

Женщина отряхивает пыль с белого пиджака и юбки. Судя по одежде и Audi новой модели, ее карьера на взлете.

— Мать с сыном. Соседи поговаривают, оба были не в своем уме. Об этом нюансе, — риелтор вздыхает, — я не могу вас не предупредить. Цена низкая еще и поэтому. Но на учете в ПНД, насколько я выяснила, они не состояли.

Герман и риелтор выходят на балкон. Здесь стоит мешок, из которого выпирают очертания пустых бутылок и еще каких-то предметов. Два пластмассовых кресла в пыли жмутся друг к другу: похоже, мать с сыном глядели тут на закаты над МКАД. Герман закуривает, предлагает риелтору. Та берет у него сигарету, выпускает колечко. Она ему нравится. Трудяга. Из тех, что жалеют людей. Возится с ним, в сущности, за копейки. Сейчас подставляет лицо летнему ветру, делая вид, что не торопит Германа с решением.

Двенадцатый этаж. Сверху МКАД напоминает работающий транспортер на огромном игрушечном заводе. Машинки всех мастей двигаются непрерывно. Герман обшаривает глазами пасмурный горизонт поверх МКАД и будто нарисованного за ним черно-зеленого леса в поисках предмета, который привязал, примирил бы его с местностью. Такой находится — труба ТЭЦ. Из нее идет дым — словно пыхает задумавшийся курильщик. Что ж, это не краснопресненская высотка и не телебашня, но все ж кое-что, за что можно уцепиться взглядом.

Выбора-то у Германа, собственно, и нет. Он тушит сигарету о заржавевшие облупившиеся перила балкона, покрытые пылью, как паштетом, такой же густой и липкой. Поворачивается к риелтору. Она выжидательно смотрит на него. В сером пасмурном воздухе голубой цвет ее больших глаз кажется особенно насыщенным. Герман кивает.

— Что ж, значит, по рукам, — обрадовавшись, говорит риелтор.