Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Луис Броули, 2011

Юджи (У. Г.) Кришнамурти – наиболее радикальный и шокирующий учитель, не вписывающийся ни в одни существующие духовные и светские рамки и представления. В 49 лет с ним произошла грандиозная мутация, впечатляюще изменившая его восприятие, работу всех органов чувств и физиологию тела. Все накопленное знание было полностью выметено из него, в том числе и представление о независимом «я» и противостоящем ему обществе. Автор этой книги описывает «парадоксальную истину», ярким воплощением которой был Юджи (У. Г.) Кришнамурти, во всей ее беспощадности, рассказывая о событиях и своих переживаниях, происходивших в присутствии этого учителя с 2002 года и вплоть до оставления им тела в 2007 году. Это честное описание человеческого существа, которому действительно удалось выйти за рамки как обычного человека, так и святого – за пределы царства диктата мысли.

Глава 7

«Но те, кто „сделал это“, живут среди людей, вы можете их там видеть».

16 октября 2001 года я нашел в Нью-Йорке женщину, которая знала Юджи в течение многих лет. Спустя много лет я обнаружил запись об этом в одном из многочисленных блокнотов, которые я бог знает зачем постоянно таскаю с собой, записывая в них все на свете.

«Сегодня утром я позвонил Х из телефонной книги по поводу просмотра видео с Юджи. Она перезвонила. Возможно, он приедет. Я буду там в следующий понедельник. Все звучало достаточно обыденно. Интересно, что… что? Ничего, просто отметил. Как я буду себя чувствовать, находясь рядом с подобным человеком? „Ты бы этого не хотел“. Конечно же, именно из-за „меня“ я не свободен. Свобода не предполагает никакого „меня“».

Мне сказали, что будут рады видеть меня в любое время, поэтому я назначил дату и вскоре пришел. Женщина из Нью-Йорка была лет на пятнадцать старше меня, при этом от нее исходило ощущение молодости, радушия и принадлежности к богеме. Как только она открыла дверь, вся моя неловкость тут же испарилась. Интерьер говорил о любви к богеме и немалых доходах. Белая ткань покрывала кушетки, стулья и большое пианино, стоящее в углу огромной гостиной. Комната, в которой останавливался Кришнамурти, располагалась за кухней и была самой маленькой в доме. В ней мы сели за стол и стали смотреть видео, на котором Юджи беседовал с друзьями в разных домах по всему миру.

Она предложила мне чаю, и через пару часов разговора я продолжил свой путь, нагруженный книгами и видео с Юджи.

Когда я пришел в следующий раз, в квартире был еще один посетитель. На полу в комнате сидела женщина и фотографировала свои работы — изысканные гравюры, выполненные в розовато-бежевых тонах. Она была такой тихой, что я едва мог расслышать, что она говорит. Поездка в Европу к Юджи, намеченная на 11 сентября, отменилась, и с тех пор она ждала, когда он вернется. Своеобразная манера речи, высокий мягкий голос создавали ощущение, что она тоскует о ком-то очень близком и любимом. Танцовщица в прошлом, артистка с голосом Мэрилин Монро и лицом Ингрид Бергман, практик и преподаватель йоги — там было во что влюбиться. Я с облегчением выдохнул, узнав, что она замужем. В любом случае она бесспорно была очень красива.

В феврале моя новая нью-йоркская знакомая наконец сообщила мне по телефону, что Юджи приехал в город. Я тут же отправился к нему в гостиницу. По иронии судьбы та находилась прямо через улицу от Мэдисон-сквер-гарден, куда я раньше ходил слушать Джидду Кришнамурти. Дверь в комнату 2107 была слегка приоткрыта, но я все равно постучал. Кто-то внутри сказал: «Входите, не заперто». Я был одет по-зимнему, поскольку на улице было холодно, а в комнате явно кто-то очень любил жару. Нью-Йоркерша и Йогиня взглянули на меня, улыбнулись и поздоровались, когда я вошел в помещение, оставив свои кожаные ботинки и куртку в коридоре.

Человек, ради встречи с которым я пришел, сидел на диване в гостиной и разговаривал с горсткой людей. Он был небольшого роста, пожилой, худой и энергичный, с копной светлых волос, разделенных на пробор посредине головы и спадающих по обе стороны лица. Не могу сказать, был ли он точно похож на индийца: в его речи слышались и индийские, и английские нотки — так что трудно сказать. Не так, как в случае с Джидду Кришнамурти, голос которого временами приобретал явно британский акцент. Короткий воротник рубашки торчал вокруг жилистой шеи, выглядывая из-под чуть более темного свитера. Из-под отутюженных коричневых брюк были видны постоянно меняющие положение босые ноги. Одежда цвета загара выгодно оттеняла цвет кожи.

Нью-Йоркерша представила меня.

— Зачем вы пришли сюда? — спросил он вежливо, внимательно изучая меня серыми глазами. Взгляд его не казался ни доброжелательным, ни враждебным.

— Я захотел с вами встретиться после того, как прочел ваши книги.

— Тот факт, что вы находитесь здесь после прочтения книг, говорит о том, что они не выполнили свою задачу.

Сказав это, он откинулся на спинку софы.

Я не знал, что сказать, поэтому молчал.

— Как вы узнали обо мне?

— Я прочитал о вас на веб-сайте.

— Понятно. Ну во всяком случае, теперь, когда вы пришли, я думаю, вам следует уйти, вы здесь ничего не получите. Я ничего никому не могу предложить, и нет нужды говорить, вы сами обнаружите, что вам не нужно получать что-либо от кого-либо в этом мире.

Несмотря на такое приветствие, он на самом деле не собирался прогонять меня. А вот что касается всего остального, он был категоричен и непреклонен. Решительным жестом руки он отмел всякую возможность получения от него чего бы то ни было. Я почувствовал спазм в животе. Не зная, что делать, я минуту стоял в нерешительности, пока кто-то не предложил мне место на диване перед ним, и он вернулся к разговору.

— Да, да, пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

Я сел перед ним и у меня возникло ощущение, что он говорит одновременно со всеми и ни с кем конкретно. Остальные были заняты оценкой первого впечатления, которое произвел на них новый человек. Народу было так мало, что я вскоре расслабился, едва ли не чересчур. Это немного напоминало обычный визит к родственникам — никаких церемоний, люди просто сидят и болтают. По крайней мере, один из них болтал.

Я не совсем понимал, о чем он говорит и почему вообще выбрал для обсуждения такую тему.

Он вернулся к разговору об индийской истории.

— Этот ублюдок Ганди был худшее, что когда-либо случалось с Индией. Я даже не хотел касаться индийских рупий. Почему они на каждой банкноте изобразили его гнусную физиономию? Я хочу знать! Ту книгу, что он написал, нужно было назвать «Мои эксперименты с едой», а не «Мои эксперименты с Истиной». Если бы он был сейчас здесь, я бы так ему врезал! Я при встрече ему так и сказал: «Когда-нибудь они всадят в тебя маленькую пульку, и тебе придет конец».

Это было забавно, хотя я и не понимал, что он имеет против Ганди. Чудно было слушать его комментарии. Подозреваю, он знал об этом, но это не мешало ему выражаться очень экспрессивно.

— Затем этот Неру занялся разделом Индии, потому что спал с женой Маунтбеттена Эдвиной. Это она уговорила его. Она была настоящей сукой.

Было интересно, что он встречался с Ганди, и уж, конечно, о Неру я такого никогда не слышал. Все, что я знал об индийской истории, могло уместиться в одном параграфе. Он продолжал об этом трещать, как будто важнее ничего на свете не было.

Я смотрел, как он двигался. Его руки танцевали в унисон со словами, махали и указывали, хватали и бросали что-то там и тут, а ноги в это время постоянно меняли положение с ловкостью, необычной для человека его возраста. Он был таким же расслабленным, как на видео, только выглядел гораздо старше. Его морщинистое, с приятными чертами лицо не было обвисшим. Взгляд серых глаз был отсутствующим. Хотя он и смотрел на предметы, взгляд его, казалось, не фокусировался надолго. У него был высокий, хорошо оформленный лоб с явным возвышением в виде листочка в середине, кончик которого касался точки между бровями в том месте, где у человека традиционно рисуют третий глаз. Стройные и красивые по форме ноги и руки были такими же быстрыми, как и речь. Из-за огромного количества движений руки казались больше, а ноги двигались почти с одинаковой с ними скоростью.

Йогиня сидела перед ним в изящной позе с немыслимо завернутыми ногами. Мягкий стул в центре комнаты занимала женщина с темными вьющимися волосами по имени Эллен Кристалл, представленная как человек, ответственный за редактирование одной из книг с его беседами под названием «Мужество оставаться самим собой»^[11]. Нью-Йоркерша представила меня индийской паре с именами Лакшми и Гуха. Она уже немного рассказала мне о них: они питали глубокую привязанность к Юджи и сейчас сидели у его ног, довольные достигнутой целью.

Большую часть времени Нью-Йоркерша что-то печатала на своем ноутбуке за столом напротив него, разговаривала по мобильному телефону или занималась еще какими-то делами; в это время все остальные тихо сидели и внимали главному действующему лицу с неким подобием благоговения, но без лишней серьезности и важности.

В какой-то момент, вспомнив мой прошлый интерес к Джидду Кришнамурти, он повернулся ко мне:

— Вы знаете, что имя Джидду на нашем языке означает «жир»? А Уппалури означает «каменная соль». Это название места, где ее добывают. Я люблю повторять, что эта соль нужна для того, чтобы избавиться от того жира.

Он имел в виду свое имя: Уппалури Гопала.

Я был вынужден рассмеяться, поскольку это было именно то, что произошло со мной. Указывая рукой на присутствие в комнате несуществующего жира, он засмеялся тоже. Глаза его ярко блестели.

Окно напротив дивана выходило на северную часть Седьмой авеню. Он то и дело напоминал нам о том, что любит останавливаться в отеле в одном и том же номере. Предпочтение отдавалось цифре семь или кратной ей. Ему нравилась эта угловая комната номер 2107. В какой-то момент он начал разговор о Будде и о том, каким он был идиотом. Это было что-то новенькое.

— Я называю его «буд-ху», что означает «идиот» на хинди.

Затем ему пришла мысль чем-то поделиться со мной.

— Слушайте-ка! Я хочу вам кое-что показать!

Слегка коснувшись моей руки, с озорной улыбкой он вскочил с дивана и исчез в спальне. Его прикосновение было похоже на дуновение ветерка — прохладное и мимолетное. Пока он отсутствовал, я посмотрел на остальных и заметил, что они улыбаются со знанием дела. Вернувшись с тонкой папкой в руках, Юджи встал прямо передо мной. Он вытащил из папки самый яркий распечатанный на принтере листок и протянул его мне:

— Смотри, вот это мать Будды!

Это был коллаж, составленный из нескольких не слишком художественных картинок. На нем лицо обычной азиатской женщины было прилеплено к телу порнозвезды с задранными вверх ногами, которая находилась в процессе совокупления с белым слоном. Изображение со слоном, несомненно, было выдрано из журнала о природе. Картинка была очень грубой и не допускала никакой двусмысленности. Юджи стоял передо мной, в ожидании реакции рассматривая мое лицо своими ликующими пустыми глазами. Все, что я мог делать, это улыбаться и смеяться, наблюдая абсурдность происходящего. Он напоминал мне школьника на детской площадке, довольного своей проказой. В некотором смысле я был очень рад, потому что никогда по-настоящему не принимал культ Далай-ламы.

— Я отослал эту картинку Далай-ламе в день рождения этого ублюдка Будды. Это изображение его матери, которую имеет белый слон! Так говорится в легенде о матери этого ублюдка, поэтому я послал ее Далай-ламе на день рождения Будды! Его личный секретарь — мой хороший друг.

С энтузиазмом двенадцатилетнего подростка он похвастался:

— Эта сволочь меня не любит!

— Еще бы! — не мог не заметить я.

Меня не столько шокировала картинка, сколько сам факт того, что он с такой гордостью показывал мне эту абсурдную оскорбительную вещь — меньше всего я мог предположить что-либо подобное в первую встречу. Видимо, в последнее время ему понравилось вести себя с людьми вызывающе. В своих книгах он приравнивал логику к фашизму, так что его методы не расходились со словами, это было ясно. Я был в полушаге от того, чтобы узнать разницу между учителем и таким человеком, как он, но я все еще был слишком нацелен на ментальное понимание процесса, мне нужно было нечто, во что я мог бы вонзить клыки своих мозгов. Я просидел еще несколько часов, наслаждаясь абсурдной болтовней и терпеливо ожидая возможности встрять в разговор и спросить что-то осмысленное. Часы шли, лавина слов не прекращалась, и я влез прямо в нее — по крайней мере, попытался:

— Юджи, вы, очевидно, в другом…

Не успел я закончить предложение, он меня тут же прервал:

— Нет, сэр!

Неожиданно он стал очень раздраженным.

–…состоянии, но я…

Он был уже в наклоне вперед с поднятой вверх рукой.

— Ерунда! Все пустые слова и пустые фразы!

— Но…

Он обрубил меня моментально, словно ждал, пока эта глупость выползет из-за своего укрытия в кустах…

— Это не ваш вопрос! Знаете ли вы, сколько людей, переступивших порог моего дома на протяжении многих лет, задают мне одни и те же вопросы?

Я был в шоке, все полетело под откос…

–…Но ваше состояние… это естественное состояние…

Все, забудь. Я совсем растерялся.

— Единственное состояние/штат, в котором я нахожусь, это штат Нью-Йорк.

Он продолжал душить меня словами, и я сидел, как дурак, с так и не заданным вопросом.

Что-то подсказывало мне: «Расслабься, пусть пройдет какое-то время». Разговаривать с этим парнем было все равно что пытаться ухватить отражение в реке. Невозможно.

Наконец на улице стемнело, и я почувствовал, что пришло время прощаться. Я поблагодарил его, он в ответ любезно поблагодарил меня за визит. Я ушел.

Голова моя шла кругом.

Примечания

11

На русском языке опубликована в из-ве «Ганга».