Очень храбрый человек

Луиза Пенни, 2019

Роман «Очень храбрый человек» продолжает серию расследований старшего инспектора Армана Гамаша. Этот обаятельный персонаж создан пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. «Сегодня первый день Армана Гамаша в Квебекской полиции, куда он вернулся после девятимесячного отстранения, последовавшего за рядом необдуманных, пагубных решений», – пишут в «Твиттере» недоброжелатели – нет, явные враги Гамаша. Тем не менее в полиции знают: он лучший. Он умеет действовать отчаянно дерзко, рискованно и, что бы там ни писали в твитах, в высшей степени эффективно. Именно таких решений требуют от старшего инспектора события, обрушившиеся на него в первый же рабочий день. Пропала молодая беременная женщина, и он берется за расследование, испытывая глубокое (и возможно, неразумное) сочувствие к ее отцу, ведь у инспектора тоже есть взрослая дочь! Тем временем провинции Квебек угрожает весеннее наводнение эпического масштаба. Надвигающаяся катастрофа всегда несет с собой хаос, и Арман Гамаш пытается ему противостоять. Отложить поиски пропавшей, как считает его зять – тоже старший инспектор полиции, – и заняться более насущными вопросами перед лицом стихийного бедствия? Нет. «Сражение можно выиграть на одном фронте, – заявляет Гамаш. – Но война выигрывается на многих». Лед на реках уже тронулся, трещат мостовые опоры, в Сети запущено видео, порочащее честь Армана Гамаша… Успеет ли он выиграть свою войну? Впервые на русском!

Глава десятая

Патрульную машину начало заносить на дороге, но агенту удалось выровнять машину и остановиться в том месте, где на обочине стояли два автомобиля, на которых приехали Гамаш, Клутье и Камерон. Агент высадила их и поехала дальше, открыв окна, чтобы проветрить свой прежде идеально чистый автомобиль, в котором теперь пахло старой мокрой собакой, дорожной жижей и осликами.

— Что нам делать, patron? — спросил Камерон.

— Возвращайтесь в свое отделение. Вы можете понадобиться для борьбы с наводнением и для возможной эвакуации. А мы едем в Монреаль.

В машине агент Клутье спросила:

— А что с Вивьен? Что мне сказать Омеру?

— Я позвоню ему, когда мы выедем с нагорья и поймаем сигнал.

Дождь лупил по лобовому стеклу. Тучи висели низко, смешиваясь с туманом, цепляющимся за лес.

— Но я хотя бы могу остаться на этом деле? Продолжить ее поиски?

— Вы будете действовать в соответствии с приказом, агент Клутье, — сказал Гамаш. — Как и я.

Он посмотрел в сторону леса, где невидимая Белла-Белла несла свои воды в долину. И в деревню Три Сосны.

Рут стояла на каменном мосту, наблюдая за работой, кипевшей вокруг.

Жители деревни, все как один, наполняли мешки песком. Они занимались этим почти каждую весну, но до сих пор это была лишь мера предосторожности, превратившаяся в традицию, которая переросла в застолье. В празднество. Так они отмечали окончание долгой зимы.

Весеннее половодье совпадало со временем сбора кленового сока.

Они заполняли мешки песком и устраивали по случаю варки кленового сиропа вечеринку с печеными бобами и блинчиками. В котлах бурлил сок, выкипая до состояния сиропа. Играл скрипач, а дети и Габри стояли вокруг котлов и ждали, когда сладкую жидкость выльют на снег, где она превратится в подобие мягкой карамели, называвшейся tire d’erable.

Пока матери и отцы, друзья и соседи наполняли мешки для строительства стены вдоль Белла-Беллы, дети и Габри накручивали tire d’erable на прутики и лизали кленовые конфетки, наблюдая за тем, как возвращаются из леса лошади с новыми ведерками, полными сока.

Таким было праздничное окончание зимы. В конце концов, река никогда не выходила из берегов. И причин для беспокойства не возникало.

Но нынешний день мало походил на праздничный. Скрипач держал в руках лопату. Дети сидели в безопасности в церкви Святого Томаса — здешнем эвакуационном центре. Никакой tire d’erable. Только усталые и вспотевшие жители деревни.

Рут стояла под дождем со снегом и смотрела, как они наклоняются, распрямляются и снова наклоняются, наполняя мешки, словно в каком-то языческом ритуале.

— «Я сижу, где посажена, созданная из камня и желания, выданного за действительное», — зашептала Рут строки из своего стихотворения, глядя, как наклоняются и распрямляются ее соседи и друзья. Сгибаются и орудуют лопатами. — «Будто божество, убивающее ради удовольствия, может и исцелять».

По указанию Рут жители деревни выстроились в две цепочки, по которым передавали мешки к берегу, где их укладывали один на другой. Стену строили по обоим берегам Белла-Беллы.

Старая поэтесса отвернулась от созерцания потных и грязных соседей и посмотрела вверх по течению реки.

Рут старалась, чтобы на ее лице не отражались чувства, владевшие ею. Жевала щеки, чтобы скрыть страх. До недавнего времени река была бежевой от пены, а теперь она стала почти черной. Бурление становилось все более и более яростным. Вода подхватывала с самого дна грязь, осадочные отложения и бог знает что еще. То, что лежало без движения десятилетиями, а то и столетиями, теперь было поднято на поверхность. Сгнившее. Разложившееся.

Рут наблюдала за тем, как вспухшая река несет с гор обломки льда, ветки деревьев. Набрасывается на них. Захватывает, а потом дробит.

Но рано или поздно затор станет слишком плотным. Обломки скопятся в непреодолимую преграду. Преграда перестанет пропускать воду. И тогда?..

До сего дня жители деревни считали Белла-Беллу дружелюбным, мягким существом. Она никогда не обижала их.

Но теперь казалось, будто кто-то, кого они хорошо знали, кто-то, кого они любили и кому верили, обратился против них. Только одна вещь могла бы потрясти их сильнее: если бы три громадные сосны в центре деревни сорвались со своих корней и напали на деревню.

Габри и Оливье раздавали горячие напитки. Чай, кофе, горячий шоколад, бульон. Месье Беливо, владелец магазина, и Сара, хозяйка пекарни, разносили на подносах сэндвичи. Сыр бри, толстые куски ветчины под кленовым соусом и руккола на багетах, круассанах и pain ménage^[18].

Но наибольшей популярностью пользовались сэндвичи, которые приготовила Рейн-Мари, прежде чем занять место среди тех, кто наполнял мешки.

— Боже мой, — сказала Клара, вгрызаясь в сэндвич. — Пальчики оближешь!

Ее перчатки промокли насквозь, большие руки дрожали от холода.

— У тебя что? — спросила Мирна, откусывая громадный кусок багета.

— Арахисовое масло и мед на тостовом хлебе, — неразборчиво произнесла Клара, завязнув языком в арахисовом масле.

— Мамочка-мама! — вскрикнула Мирна, выскочила из своего ряда и принялась искать глазами Сару. — Я тоже хочу такой.

— Вот, — сказал Билли Уильямс. — Возьми мой.

Умирая с голоду, он предложил ей половинку своего сэндвича.

Мирна улыбнулась и покачала головой:

— Ничего. Я найду для себя. Но спасибо.

Билли посмотрел ей вслед, потом опустил глаза на свой промокший сэндвич. И понял, что у него нет ничего такого, чего хотела бы Мирна.

Она была недостижима, и он боялся, что будет томиться по ней до второго пришествия.

Габри подошел к мосту и предложил Рут кофе:

— Я плеснул туда бренди.

— Не надо, — ответила старая поэтесса, перекрикивая рев реки. Она потянулась к кружке, над которой поднимался парок. — Я выпью бульона.

Габри побледнел. Он понял: это знак конца света. Рут никогда не отказывалась от выпивки.

Он посмотрел вниз и увидел, что река не просто злится, она сходит с ума. Словно все унижения, происходившие на всех водных путях в Новом Свете на протяжении многих поколений переселенцев, всплывали на поверхность.

Подъем воды был не протестом, а отмщением.

Габри едва слышал собственные мысли за ревом реки.

Наверное, думал он, спускаясь с моста, такой звук издает душа, которую тащат в ад.

Гамаш лихорадочно обдумывал ситуацию. Догадались ли они открыть водоотводы по всей провинции?

Больницы нужно перевести на режим чрезвычайного положения. Нужно связаться с другими провинциями, сообщить, что может понадобиться помощь. Необходимо защитить водофильтровальные станции. Держать наготове команды гидроэнергетиков, если потребуется восстанавливать подачу энергии. Задействовать армейские резервы и группы быстрого реагирования. Ввести режим чрезвычайного положения.

Неожиданное катастрофическое явление, природное или нет, несло с собой хаос. Места пасторальные и столь любезные глазу мгновенно превращались в зону военных действий.

Население, непривычное к чрезвычайным ситуациям подобного рода, нуждалось в объединении и руководстве. И в сохранении спокойствия.

Жизненно важно было держать все под контролем.

Гамаш постарался перестать думать об этом. И запретил своей руке лезть в карман за телефоном, чтобы звонить в Управление по чрезвычайным ситуациям. Звонить своему преемнику в Квебекской полиции. Звонить премьер-министру. И говорить им всем, что нужно делать.

Вместо этого он сделал глубокий вдох, откинулся на спинку пассажирского сиденья и заставил себя успокоиться.

Это больше не входило в его обязанности. В зону его ответственности. Они сами знают, что им делать. Он им не нужен.

И все же он чувствовал себя пловцом, рассекающим волны вдали от берега. Пловцом, который видит, как на суше разворачиваются какие-то ужасные события, но не в силах остановить их. Или хотя бы помочь.

Как только они спустились с нагорья, его телефон разразился кучей сообщений.

Первым делом Гамаш попытался связаться с Рейн-Мари, но сумел дозвониться только до Оливье в бистро, а тот уже позвал Рейн-Мари.

— У нас все в порядке, Арман. Конечно, готовим мешки. Но никакой паники.

— Рут не…

— Не подложила ли она снова валиум в горячий шоколад? — спросила Рейн-Мари. — Non. Но я абсолютно, абсолютно спокойна.

Правда, голос ее звучал устало.

— Ну а как там на самом деле? — спросил Гамаш.

— Укрепляем берег. Белла-Белла поднялась очень высоко — такого никогда не было. До разлива всего несколько дюймов. Но даже если она выйдет из берегов, ничего страшного не случится.

Рейн-Мари никогда не видела наводнений. А он видел. И знал, что это не просто несколько дюймов воды в подвале. Даже маленькая волна, прошедшая такое расстояние, содержит в себе невероятную энергию. При малейшем разрыве плотины этой энергии хватит, чтобы рушить стены. Здания. Колодцы будут загрязнены. Линии электропередач обрушены. Люди и животные унесены.

И для этого не потребуется так много воды, как думают люди.

— Я приеду, как только смогу.

— Ты где?

— Объявлено чрезвычайное положение. Я на пути в Монреаль.

Короткая пауза.

— Да, конечно.

Рейн-Мари постаралась, чтобы это прозвучало небрежно, но от разочарования у нее перехватило дыхание. Он ехал в другую сторону, от нее, а не к ней.

— Извини.

— Не смей извиняться. Мы в порядке. Правда. Ты там поосторожнее. У тебя есть надувной спасательный круг?

— В виде лебедя? Он всегда при мне.

— Хорошо. Надень обязательно.

Гамаш рассмеялся:

— Вот будет фото для социальных сетей!

Услышав ее смех, когда она представила себе, как ее муж в костюме, галстуке и с розовым надувным лебедем на талии руководит спасательными операциями, Гамаш немного успокоился. Они поговорили еще минуту-другую и попрощались.

Потом Гамаш позвонил месье Годену. Это был трудный разговор. Пришлось сказать отцу Вивьен, что поиски его дочери временно приостановлены до отмены чрезвычайного положения. Но поиски возобновятся, как только появится возможность.

— Вы не можете остановиться, — выпалил Омер. — Вы должны ее найти. Вы обещали.

— Мне очень жаль, — сказал Гамаш. — В настоящий момент мы ничего не можем сделать, но поверьте мне…

— Я сейчас еду туда.

— Нет, не едете, — резко произнес Гамаш. — Дороги вскоре окажутся под водой. Мосты будут закрыты. Вы не сможете ни вернуться, ни доехать, куда собирались. Оставайтесь дома. Ваша дочь может позвонить.

Он прибег к прежней уловке. Дал отцу Вивьен то, что, на взгляд Гамаша, было ложной надеждой. Сам он все больше проникался убеждением, что она не позвонит никогда.

Но нельзя было допустить, чтобы этот человек уехал из дома. По множеству разных причин, а не только из-за наводнения.

Как только он закончил разговор, агент Клутье включила сирену. Они выехали на шоссе и помчались к городу. Когда они въехали на мост Шамплена, Гамаш попросил ее остановиться и включить аварийку.

— Но тут нет аварийной полосы, сэр. Мы заблокируем движение.

— Ненадолго.

Машина остановилась, и он быстро вышел, чтобы не передумать.

Сам не веря, что делает это, он двинулся к перилам.

Всего несколько шагов, но каждый дюйм давался ему с трудом.

Страдающий боязнью высоты, Гамаш немедленно почувствовал, что у него начинает кружиться голова. И испугался, что может потерять сознание.

Но он должен был посмотреть. Должен был увидеть.

Гамаш с трудом заставил себя идти, ощущая каждый фут как милю. Протянув руку, он ухватился за бетонную стенку, отделяющую его от пропасти. В лицо ему хлестали ветер и дождь. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Потом открыл глаза и выглянул за ограждение.

И охнул. Его глаза широко раскрылись, костяшки пальцев побелели.

Мир начал вращаться, и Гамаш в ужасе понял, что рискует свалиться не в обморок, а за ограждение. Головокружение тянуло его за край. И ничто не могло остановить его полет. Ничто между мостом и водой.

Словно из далекого далека он слышал автомобильные гудки. Ему показалось, что его окликают по имени, и у него возникло ощущение, что голос доносится из пропасти внизу.

Но он продолжал смотреть, приказывая своим глазам сфокусироваться.

И когда его взгляд обрел резкость, он все увидел. Ситуация была хуже утренней. Гораздо хуже. Вздыбившийся лед давил на пилоны моста. Он уже поднялся до середины опор и продолжал наползать.

Гамаш окинул взглядом необъятный простор реки. Кое-где виднелось немного открытой воды — темные рваные линии между трещинами. Крупные льдины толщиной в несколько футов сталкивались, наползали одна на другую, выкидывали наверх острые осколки льда.

Потом он услышал громыхание и заставил себя посмотреть еще дальше, дальше по течению реки. Звук становился все громче и громче, быстро приближаясь. Ледоход рвался к мосту.

Гамаш сделал два глубоких вдоха и еще крепче ухватился за невысокое бетонное ограждение.

Стараясь не закрывать глаза. Стараясь не моргать.

Он немного выпрямился, когда громыхание перешло в рев.

И тогда раздался грохот. Как будто выстрелила пушка — это лед раскалывался под давлением. Метрах в пятидесяти от него.

Гамаш выдохнул.

Если здесь было так плохо, то и в других местах вокруг острова Монреаль было не лучше, если не хуже. Не говоря уже обо всех других реках. Обо всех других мостах по всему Квебеку.

Нужно было уходить отсюда. Донести эту информацию до участников совещания в управлении. Но сначала он должен вернуться в машину. Через три бесконечных фута асфальта. Внезапно Гамаш обнаружил, что не может разжать пальцы — так крепко они вцепились в ограждение.

Наконец он оторвал руки от бетона, повернулся, сделал несколько нетвердых шагов и практически одним броском преодолел последние футы.

— Patron? — обеспокоенно сказала агент Клутье, увидев его лицо.

— Все в порядке, — ответил Гамаш, крепко сжав кулаки, чтобы скрыть дрожь. — Но нам нужно поспешить.

В управлении полиции стоял гул. По коридорам сновали агенты.

Открытые рабочие пространства на каждом этаже были практически пусты, оставалось лишь несколько полицейских, которые отвечали на звонки и производили самые неотложные следственные действия.

Все остальные были направлены на борьбу с наводнением.

Гамаш сразу же прошел в отдел по расследованию убийств, чтобы коротко переговорить с Бовуаром.

Жан Ги сидел на телефоне, явно чувствуя себя в своей стихии, о чем говорил его возбужденный вид. Хотя он и стал бы категорически отрицать это, но факт оставался фактом: Жан Ги Бовуар ничего не любил так сильно, как чрезвычайные ситуации.

Он повесил трубку и поднял брови:

— Побывали в спа?

— В спа?

— В грязевой ванне.

— А, вот ты о чем. — Гамаш посмотрел на куртку и брюки в корке грязи. Он и забыл, что весь покрыт дорожной жижей. — Больше похоже на борьбу в грязи.

— И кто победил?

— Не я. — Он снял свою тяжелую куртку и повесил на крюк с внутренней стороны двери. — Потом расскажу. Кстати, я бы хотел кое-что оставить здесь у тебя. Ты не возражаешь?

— Ничуть.

— Его зовут Фред. Он не откажется от водички.

Он оставил грязную собаку и недоумевающего человека, взирающих друг на друга, и поспешил наверх.

К тому времени, когда появился Гамаш, совещание в кабинете старшего суперинтенданта Туссен шло полным ходом.

Перед этим Гамаш зашел в туалет и попытался очиститься, но ни оборудование, ни время не позволили ничего иного, кроме как вымыть лицо и руки.

Он посмотрел в зеркало и прошелся пятерней по волосам.

Потом покачал головой и сдался. Пора было сосредоточиться на более важных вещах.

— Старший инспектор, — приветствовала своего предшественника старший суперинтендант Мадлен Туссен. Если она и обратила внимание на его растрепанный внешний вид, то никак этого не показала. — Кажется, вы со всеми знакомы.

Она была достаточно уверена в себе, чтобы пригласить на совещание своего предшественника, и достаточно искушена в реальной политике власти, чтобы обозначить пониженный статус Гамаша, упомянув его новое звание.

Здесь присутствовали представители высшего руководства Корпуса инженерных войск, Королевской канадской конной полиции, компании «Гидро-Квебек», главный метеоролог из Министерства окружающей среды, а также заместитель премьера Квебека.

Всех их Гамаш хорошо знал.

— Я вижу, часть того дерьма, что вылилась на вас из «Твиттера», прилипла, — сказал высокий чин из конной полиции, показывая на одежду Гамаша.

Гамаш улыбнулся:

— К счастью, оно не оставляет пятен.

— Но попахивает, — сказал полицейский с кривой улыбкой. — Первый день работы — и такая чертовщина, Арман.

— Что есть, то есть.

— Мы обсуждали сложившуюся ситуацию, — сказала Туссен, слегка ощетинившись при виде очевидно близких и теплых отношений между Гамашем и офицером из конной полиции.

Она жестом пригласила своего предшественника к огромной топографической карте провинции, возле которой уже собрались остальные.

На карте были отмечены не только те места, где сейчас возникли проблемы, но и накапливающиеся угрозы вниз по течению той или иной реки. А в Квебеке рек хватало, как и воды.

В те времена, когда Гамаш занимал этот самый кабинет, он склонялся над множеством подобных карт. Над картами, которые отражали криминальную активность и природные катастрофы.

Но он никогда не видел ничего подобного.

На карте было столько отметок, что она стала почти неузнаваемой.

— Я как раз собиралась показать кое-что, — сказала главный метеоролог.

Она кивнула коллеге, сидевшему за ноутбуком. Несколько ударов по клавиатуре, и на стене появилась проекция другой карты Квебека.

— Это наш прогноз на ближайшие двадцать четыре часа.

Началась анимация, из разряда тех, что не понравились бы Диснею.

Компьютер показывал природную катастрофу эпических масштабов. Все реки сливались в одну. Ледяные заторы росли. Все притоки выходили из берегов.

Все острова исчезали.

Населенные острова, как было известно Гамашу.

У него расширились глаза, а желудок скрутило узлом. Большие и малые города, не один век простоявшие на своих местах, особенно на берегах реки Святого Лаврентия, были затоплены водой.

А потом наводнение остановилось. Вода начала убывать. Оставляя после себя грязь и мусор.

Ниже картинки проходила временна́я шкала. Все события должны были произойти в течение одного дня.

В кабинете воцарилось молчание. Наконец главный метеоролог заговорила:

— Хотите посмотреть еще раз?

— Non, — в один голос сказали они.

Non. В этом не было нужды. У всех в кабинете стыла кровь в жилах при виде такого зрелища.

— Это наихудший сценарий, — сказала метеоролог. — В том случае, если будут прорваны плотины. Маловероятный, но возможный.

Гамаш хотел задать представителю «Гидро» единственный вопрос, который теперь имел значение.

Устоят ли плотины?

Но он воздержался, понимая, что совещание ведет Туссен. Не желая подрывать ее авторитет.

Другие смотрели на него, а он повернулся к ней. И они тоже медленно перевели взгляд на нового старшего суперинтенданта.

— Они устоят? — спросил наконец конник.

Представитель «Гидро-Квебек» коротко кивнула. Лицо у нее оставалось мрачным.

— Пока что держатся. Оттепель еще не далеко продвинулась на север. А когда и там начнется таяние, мы откроем шлюзы и сбросим давление.

Гамаш смотрел на Туссен, которая явно обдумывала сказанное.

«Спроси, — послал он ей мысленный сигнал. — Спроси».

— И это сработает? — спросила она.

— Если шлюзы не будут заблокированы и если давление льда на конструкцию не превысит определенных значений.

Если, если, если…

В кабинете повисла тишина: все еще раз мысленно проигрывали увиденную анимацию, учитывая эти «если».

— Но даже если плотины устоят, — продолжила метеоролог, — мы имеем дело с катастрофическим сочетанием рекордных снегопадов на протяжении всей зимы, рекордной толщины льда, а теперь еще и сильных дождей. Вода, образовавшаяся в результате раннего таяния, поступает в реки до того, как оттаяла земля и сошел лед. Все застопоривается.

— Так, — сказал заместитель премьера. — Мы это видим. Вопрос: что с этим делать?

— Есть чрезвычайные меры…

— Да-да, — перебил он ее. — Я знаю. Это то, как мы отвечаем на опасность. А я хочу знать, как ее предотвратить. Или по меньшей мере снизить воздействие. Что мы можем сделать?

Голос его звучал не просто настойчиво, в нем слышались панические и даже капризные нотки. Голос ребенка, который подозревает, что не получит желаемого.

Ответом на этот призыв было молчание.

Гамаш надел очки для чтения и посмотрел на главного метеоролога. Он не раз встречался с ней на подобных совещаниях в этом кабинете. Склонялся рядом над картами.

Но он ни разу не слышал от этого бесстрастного, точного, осторожного ученого слова «катастрофическое».

— У вас есть какие-нибудь мысли? — спросил он.

— Реализуются наши худшие страхи, — сказала метеоролог слабым от усталости голосом. Плечи у нее поникли. — То, что будит любого синоптика среди ночи. «Все, что туманит разум и мучит».

— О чем вы говорите? — требовательно спросил политик. — Это какая-то цитата? Вы сошли с ума?

Гамаш узнал цитату, хотя не мог вспомнить, откуда она.

— Может быть, — ответила метеоролог, потирая лицо. — Я не спала два дня подряд, анализировала имитационные модели. У меня и в самом деле мозги запеклись.

— Вы хотели что-то сказать, старший инспектор? — спросила Туссен, опять сделав акцент на его звании.

Он снял очки и внимательно посмотрел на нее.

Она тоже наблюдала за ним. С момента появления Гамаша она ждала, что он возьмет дело в свои руки.

Однако он помалкивал. Уступал ей бразды правления.

Это казалось проявлением уважения, но теперь она задумалась, не скрывается ли за его молчанием другая причина. Не понял ли он, даже раньше ее, простую истину: кто руководит, тот и несет ответственность?

Мадлен Туссен начала осознавать свою ошибку. И почти патовую ситуацию, в которой оказалась. Если она берет руководство в свои руки, то будет виновата в случае провала. Если же она позволит Гамашу взять верх, то умалит свой авторитет.

Она пригласила его на совещание, отчасти рассчитывая на его опыт, а также видя в этом возможность подчеркнуть свое новое положение в глазах других высоких персон.

В городе появился новый шериф. Старый ослабел, сник. Разжалован.

Она не подумала о том, что для остальных участников будет естественным обращаться в первую очередь к нему. То ли по привычке, то ли потому, что они по-прежнему относились к нему с уважением.

Разумеется, кроме заместителя премьера. Который презирал Гамаша.

Не рассчитывала Туссен и на то, что Гамаш добровольно откажется от своей ведущей роли. В знак явного смирения.

Она несколько месяцев не видела своего прежнего босса и, увидев его снова, испытала легкое чувство стыда за то, что поступает с ним так. Но главным образом она чувствовала раздражение. Потому что он, по всей видимости, ничуть не переживал из-за своего понижения.

Гамаш постучал очками по карте, потом посмотрел на Туссен:

— Возможно, у нас меньше времени, чем вы думаете.

Он рассказал им о подвижках льда в районе моста Шамплена.

— Откуда вы это знаете? — спросила Туссен.

— Видел своими глазами.

— Как?

— Вышел из машины и посмотрел.

— Вниз? — спросила она. — Вы стояли на мосту и смотрели за ограждение?

Хотя об акрофобии Гамаша не было широко известно, те, кто давно служил с ним, знали или по меньшей мере подозревали, что он страдает боязнью высоты.

— Да.

— Это означает, что мосты вскоре придется закрыть, — сказала она ему. — И дороги, я полагаю, тоже.

Гамаш едва заметно кивнул, соглашаясь с ней. И Туссен испытала удовлетворение и одновременно недовольство собой за то, что хотела, искала его одобрения.

— Команды взрывников уже на пути к наиболее опасным местам, — сообщил военный инженер. — Включая, конечно, и плотины гидростанций. При необходимости мы будем взрывать ледяные заторы.

— Хорошо. Спасибо, полковник, — сказала Туссен, возвращая себе главенствующее положение.

— Постойте, — вмешался заместитель премьера. — Вы предлагаете устроить серию взрывов по всей провинции? Вы хоть представляете, какая возникнет паника?

— Лучше пусть паникуют, чем тонут, — заметил военный инженер.

— А можно сделать что-нибудь другое? — спросил политик.

— Например, остановить дождь, сэр? — осведомилась главный метеоролог. — Я пыталась. Ничего не получается.

— У меня есть одна мысль, — сказал Гамаш, обращаясь к представителю «Гидро». — Вы говорили о шлюзах. Мы можем сделать что-то подобное дальше на юг?

— На юге плотин нет. И шлюзы открывать не на чем.

— Я знаю, но можно ведь прорыть поверхностные стоки, верно? И в результате получится то же самое.

Он оглядел собравшихся в поисках поддержки.

— Не думаю, чтобы это сработало, — сказала Туссен.

— Но почему? — спросил Гамаш с искренним интересом. — Какие у вас возражения?

— Для того чтобы это эффективно заработало, понадобится слишком много оборудования, — ответила она. — Нам придется отвлечь часть сил от плотин, и таким образом мы подвергнем их слишком большой опасности. Они станут уязвимыми.

— Хорошее соображение, — сказал Гамаш, возвращаясь взглядом к карте.

— И все же, — заговорил представитель конной полиции. — Если мы сумеем это сделать, то облегчим ситуацию на малых реках. Мы отведем часть воды, прежде чем она попадет в большие реки.

— Старший суперинтендант Туссен права, — сказал глава инженерного корпуса. — Подобные действия отвлекут огромную часть оборудования и персонала, у нас не хватает для этого ресурсов. Кризис быстро приближается и охватывает все большие территории. Чрезвычайное положение объявлено в Онтарио и приморских провинциях. Мы разворачиваемся на востоке.

— Постойте, — встрепенулся политик. — Вы хотите сказать, что вы не только не выделяете нам дополнительное количество персонала и оборудования, но и фактически уводите часть уже задействованного?

— Я собирался поставить вас в известность, — сказал полковник.

— Когда? Когда мы начнем ходить по воде?

— Вам в помощь будет выделен «Ван-Дуз»^[19], но это все, — сказал полковник, не поддаваясь на провокацию. — Другие полки потребуются нам в других районах.

Гамаш выпрямился. Королевский Двадцать второй полк Канадских вооруженных сил базировался возле Квебек-Сити. Легендарный полк, любовно прозванный «Ван-Дуз», был огромным подспорьем в любой чрезвычайной ситуации, и он уже был развернут.

Но этого недостаточно. Капля в море.

Как и все остальные в кабинете, Гамаш посмотрел на военного инженера с некоторым испугом. Увидев устремленные на него взгляды, тот опустил глаза:

— Désolée.

Все остальные тоже сожалели.

— Но если вы перенаправите большинство ресурсов, которыми мы располагаем, то этот план вполне осуществим, — не отступал представитель конной полиции.

— Мне не нравится, как это звучит, — заявил заместитель премьера.

— Вам не нравится идея взрывов, вам не нравится идея перенаправления ресурсов, — раздраженно заметил конник. — Вы требуете действия, но фактически отказываетесь действовать.

Туссен, увидев свой шанс, обратилась к Гамашу:

— Что вы предлагаете?

В смирение могут играть двое, и эта игра сулила Гамашу не положение ведущего, а одни неприятности.

— Риск есть, — согласился Гамаш. — Но я думаю, нам придется на него пойти.

— Давайте уточним, — сказала представитель «Гидро». — Вы предлагаете увести оборудование и персонал от плотин?

— Да, — ответил Гамаш, медленно кивая. Он повернулся к главному метеорологу. — Вы сами это сказали. Таяние там еще не наступило. И вряд ли наступит в ближайшее время. Зачем держать драгоценные ресурсы там, когда они необходимы на юге, где кризис, считайте, уже наступил?

— Затем, что, если плотины рухнут, мы будем отброшены в каменный век, — сказала Туссен. — Если произойдет резкое потепление, как оно произошло на юге, то нам конец. Мы не сможем достаточно быстро перебросить назад людей и оборудование. Если хоть одна из плотин обрушится…

Заканчивать предложение не требовалось. Они все понимали ее мысль.

На волю вырвутся сотни миллионов тонн воды, которые обрушатся на провинцию. Они будут подбирать на своем пути лед и обломки. Деревья. Дома, машины, мосты. Животных. Людей.

Пока бо́льшая часть Квебека не будет снесена до самого Вермонта.

— Итак, у нас есть выбор, — сказал полковник. — Поддерживать безопасность плотин и гарантировать катастрофическое наводнение на юге. Или рискнуть плотинами.

— Все как вы сказали, — подтвердил высокий чин конной полиции. — В одном случае риск, в другом стопроцентная уверенность.

— Иначе говоря, — добавил полковник, — в одном случае катастрофа, в другом — Армагеддон.

Это прозвучало мелодраматически, но любой, кто видел приливную волну, цунами, знал, что тут нет преувеличения.

Заместитель премьера застонал.

— Вы наверняка радуетесь, что не сидите сейчас на моем месте, — сказала Туссен Гамашу.

Он улыбнулся:

— Да, я рад, что вы занимаете этот кабинет. Мы все рады.

Она сомневалась, что это правда.

— Еще какие-нибудь советы, Арман?

Он задумался, глядя на карту:

— По-моему, вам стоит уже сейчас открыть шлюзы на плотинах. В качестве меры предосторожности…

— Но тогда мы потеряем электроэнергию, — вмешалась представитель «Гидро», и политик снова застонал.

— Non. Вы потеряете деньги. Но мы оба знаем, что у вас есть достаточно резервных мощностей, которыми вы можете воспользоваться. — Гамаш уставился на женщину. — Дрожать от холода, сидя в темноте, мы пока еще не будем.

Эта старая угроза со стороны «Гидро» и политиков десятилетиями оправдывала драконовские меры, предпринимаемые коммунальными службами.

После секундного замешательства представитель «Гидро» коротко кивнула. Политик злобно сверкнул глазами на Гамаша. Старая ложь была разоблачена.

— Оставьте по одной команде на наиболее уязвимых плотинах, — сказал Гамаш. — На тот случай, если одного открытия шлюзов будет недостаточно. И перенаправьте все остальные ресурсы на прокладку отводов и водосливов на притоках.

— Merci, — сказала Туссен, пытаясь вмешаться. Остановить этот поток советов.

— Есть очевидные ключевые места, — заметил полковник из Корпуса инженерных войск, принимая предложение и указывая на несколько рек. — Мы можем выбрать дюжину наиболее важных притоков. Скажем, здесь… и здесь.

— Oui, — кивнул Гамаш, знакомый с местностью. — Нам не нужно отводить все. — Он оторвал глаза от карты и посмотрел на Туссен. — Мы можем также обратиться за помощью к местным фермерам. Воспользоваться их оборудованием для рытья…

— Мы? — спросила она, и опять все в кабинете замерли.

Исключая политика, по лицу которого расползлась широкая улыбка.

— Вы, — поправился Арман, выпрямляясь и снимая очки для чтения. — Это ваша операция, старший суперинтендант. Вы просили моей помощи и совета. Я просто даю их вам.

— Спасибо.

— Сражение можно выиграть на одном фронте, — продолжал он. — Но война выигрывается на многих. Вы сосредоточиваете силы в самых опасных местах. И в этом есть свой смысл. Однако вы можете также работать на опережение кризиса. Хотя риск и существует.

— Но это не риск, Гамаш, — перебил его заместитель премьера. — Это безрассудство.

Все взгляды устремились на него. Гамаш поднял голову и посмотрел на политика:

— Это просчитанный риск, месье. — Голос его звучал так официально и холодно, что было странно, почему при каждом слове из его рта не вылетает облачко тумана. — Гораздо больше риска в параличе. В безответственной нерешительности.

— Вы так думаете? Может, нам стоит спросить об этом тех ваших подчиненных, кто был убит или ранен из-за ваших так называемых просчитанных рисков? Да вы вообще не должны здесь находиться. Вы должны сидеть дома. Или охранять какой-нибудь «Уолмарт». Или прохлаждаться в тюрьме.

Никто не произнес ни слова. Все глаза были широко открыты. Даже Мадлен Туссен была потрясена этой язвительностью.

— Старший суперинтендант Гамаш сделал… — начала было она, но взгляд политика заставил ее замолчать.

— Когда ваш комитет предложил мне вернуться в полицию в качестве главы отдела, — заговорил Гамаш, гневно глядя на заместителя премьера, — вы должны были знать, что существует риск моего согласия на предложение.

По меньшей мере два человека в кабинете фыркнули от удивления. А может, от неожиданности.

— Мы даже не думали, что вы дошли до такого отчаяния. Или глупости, — сказал политик.

— Что ж, вы приложили максимум усилий, — слабо улыбнулся Гамаш. — И все же вот он я. Стою здесь. Прямо перед вами.

— Вы действительно считаете, что это был максимум наших усилий, Арман?

Наступило потрясенное молчание, и наконец старший суперинтендант Туссен ринулась на амбразуру:

— Думаю, именно так мы и будем действовать. Оставим оборудование на гидроплотинах, чтобы предотвратить катастрофическое развитие событий, а на юге будем по мере необходимости взрывать заторы.

Не обращая на нее внимания, заместитель премьера склонился к карте:

— По вашему сценарию, Гамаш, я вижу, что одной из спасенных деревень будет та, в которой вы живете. Вы ведь живете в каком-то захолустье в Восточных кантонах? Я чувствую на вас его запах. Запах дерьма.

— На самом деле это пахнет ослом. — Он уставился на политика. — Что вы хотите сказать, Пьер?

— О, Арман, вы прекрасно поняли, что я хочу сказать. Вы снова используете имеющуюся у вас власть в своих целях. И… — Заместитель премьера сделал паузу, набрал побольше воздуха. — И мне кажется, это пахнет не ослом. А задницей.

Присутствующие вздрогнули.

— Вы правы, — сказал Гамаш. — Я живу в одном из населенных пунктов на пути потока. В маленькой деревне под названием Три Сосны, незначительной по вашим стандартам. Никто про нее никогда не слышал, и если она исчезнет в потопе, то, я подозреваю, никто этого и не заметит. Но это все равно будет трагедией. И это будет трагедией для других городков и деревень, о которых вы ничего не хотите знать.

— Спасибо, что пришли, старший инспектор. — Туссен протянула ему руку. — Дальше мы сами. Отпускаю вас к вашей работе.

Они посмотрели друг на друга. Прежний и нынешний хозяева самого высокого кабинета в Квебекской полиции.

В нем больше не нуждались.

Его бесцеремонно выставляли за дверь.

Арману Гамашу указали на его место.

Когда он зашел в кабинет Бовуара, чтобы забрать куртку, ботинки и собаку, Жан Ги стоял у своего стола. Тут же была и Изабель Лакост.

— Со всеми побеседовала? — спросил Гамаш.

— Все встречи отменены, — ответила она. — Из-за чрезвычайной ситуации.

— Совещание закончилось? — спросил Бовуар.

— Нет еще. Я высказал свое мнение, а там посмотрим. Там заседают умные люди.

— Тогда почему вы здесь? — спросил Бовуар.

— Видимо, я недостаточно умен, — с улыбкой ответил Гамаш.

— Мне жаль, — сказала Лакост. — Они не должны были…

— Ничего-ничего, — заверил ее Гамаш.

Он вдруг заметил, что костюм Жана Ги, его бумаги, кресло и потолок покрыты маленькими коричневыми пятнышками.

— Ваша собака отряхнулась, — объяснил Бовуар.

— О боже.

— Да. Я говорил то же самое, когда умывался и отскребал свой стол. Боже, говорил я, какой беспорядок.

Он шутливо вытаращил глаза, и Лакост рассмеялась.

— Кстати, позвольте спросить, откуда у вас эта собака?

— Она принадлежит пропавшей женщине.

— Понятно. — Бовуар посмотрел на маленького вонючку, удовлетворенно разлегшегося на испачканном ковре. — К сожалению, мы должны на время отложить эти поиски.

— Вообще-то, не должны. По крайней мере, я. Если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить с ее отцом в Сент-Агате, пока дороги не закрыли. Не возражаешь, если я возьму агента Клутье?

— Конечно не возражаю. Вам не нужно спрашивать, patron, — сказал Бовуар.

— Но я спрашиваю, — улыбнулся Гамаш.

— Можно мне с вами? — спросила Лакост. — Похоже, я сегодня свободна.

— Это будет замечательно, — откликнулся Гамаш.

Он ценил ее суждения и общество, к тому же она была наставником агента Клутье.

Изабель Лакост была совсем молодой женщиной, когда он, ко всеобщему удивлению, взял ее в отдел по расследованию убийств. С тех пор прошло немало лет.

Теперь в волосах у нее серебрилась седина, а на лбу и возле рта появились морщины, вызванные стрессом. И болью. Она хромала и ходила с тростью, все еще не оправившись от почти смертельных ранений, полученных в прошлом году.

Гамаш нередко сомневался, действительно ли он оказал ей и Жану Ги услугу, пригласив их к себе в отдел. Впрочем, они были взрослыми людьми, говорил он себе, и могли сами принимать решения.

А теперь вот один решил уехать, а другая — вернуться.

Ожидая лифт в компании с Изабель и Фредом, Гамаш смотрел в окно на Монреаль. По стеклу беспрестанно скользили дождевые капли, и казалось, будто город находится под водой.

Гамаш сцепил руки за спиной, чувствуя, как у него внутри все холодеет. Он снова видел перед собой ту анимацию. О том, как огромная часть Квебека соскальзывает в Вермонт. Отправленная туда потоком воды и боязнью принять неправильное решение.

— «Все, что туманит разум и мучит», — продекламировал он.

— «Моби Дик»^[20], — откликнулась Лакост. — Учили в университете.

— Точно, — сказал Гамаш, поворачиваясь к ней. — Никак не мог вспомнить, откуда это.

— А к чему вообще вспоминать?

— Эти слова произнес кое-кто на совещании.

— Не вижу в этом ничего хорошего, — сказала Изабель Лакост, когда они вошли в кабину лифта. — Едва ли они вселяют оптимизм.

— Да уж.

Примечания

18

Хлеб домашней выпечки (фр.).

19

«Ван-Дуз» — англизированное произношение французского «vingt-deux», «двадцать второй».

20

«Моби Дик, или Белый кит» — роман американского писателя Германа Мелвилла.