Снежинка

Луиза Нилон, 2021

Дебби Уайт, выросшая на ферме с мамой, у которой, как считают многие, «не все в порядке с головой», и дядей Билли, питающим слабость к выпивке братом мамы, поступает в учебное заведение с самой высокой в Ирландии концентрацией привилегированных снобов – Тринити-колледж Дублинского университета. Для наивной и чувствительной Дебби это совершенно другой мир. Примет ли он ее? Примет ли она его?.. «Снежинка» – очень искренний и трогательный рассказ о том, каково это – взрослеть в двадцать первом веке.

Оглавление

Copyright © Louise Nealon, 2021

First published in the UK in 2021 by Manilla Press, an imprint of Bonnier Books UK

Published in the Russian language by arrangement with The Agency srl

Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2021

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2021

* * *

Дебби Уайт, выросшая на ферме с мамой, у которой, как считают многие, «не все в порядке с головой», и дядей Билли, питающим слабость к выпивке братом мамы, поступает в учебное заведение с самой высокой в Ирландии концентрацией привилегированных снобов — Тринити-колледж Дублинского университета. Для наивной и чувствительной Дебби это совершенно другой мир. Примет ли он ее? Примет ли она его?..

«Снежинка» — очень искренний и трогательный рассказ о том, каково это — взрослеть в двадцать первом веке.

Посвящается моим родителям Томми и Хильде — за их мудрость, любовь и поддержку

Трейлер

Дядя Билли живет в трейлере в поле за нашим домом. Впервые увидев на дороге другой трейлер, я решила, что кто-то — другой ребенок — похитил у меня дядю. Только тогда я и узнала, что трейлерам положено двигаться. Трейлер Билли никогда никуда не ездил. Его как поставили на бетонные блоки, так он и стоял у нас на задворках с самого моего рождения.

Я приходила к Билли по ночам, когда боялась ложиться спать. Билли разрешал мне выходить из дома, только когда из моего окна было видно луну и если я приносила ему из сада желания. Завидев в окне круглую, толстую луну в ночь своего восьмого дня рождения, я стремглав слетела по лестнице, выскочила в заднюю дверь и босиком помчалась по росистой траве, через живую изгородь, которая вцеплялась в меня колючками и тянула назад за рукава пижамы.

Я знала, где искать желания. За изгородью, возле трейлера, их росла целая россыпь. Я срывала одно за другим, наслаждаясь негромким треском стеблей, липким соком из обломанных концов, тем, как упругие головки пружинят друг о друга. Я бережно прикрыла цветы ладонью, словно свечу на ветру, стараясь не сбить ни одного шарика, не уступить его ночи.

Собирая цветы, я вертела в голове слоги — о-ду-ван-чик, о-ду-ван-чик, о-ду-ван-чик. Днем мы нашли это слово в большом словаре у Билли под кроватью. Дядя объяснил, что у английского слова «одуванчик» — dandelion — французское происхождение. Dent-de-lion по-французски значит «львиный зуб». Одуванчик начинает свою жизнь милашкой в желтой юбке из остроконечных лепестков, напоминающей балетную пачку.

— Это его дневной наряд, но рано или поздно цветок начинает клонить ко сну. Он увядает, выглядит усталым и помятым, но стоит подумать, что его песенка спета, — Билли вскинул кулак, — как он превращается в белый шарик. — Он раскрыл ладонь и достал из-за спины белый, похожий на сладкую вату одуванчик. — В пушистую луну. В святое таинство желаний. — Он дал мне его сдуть, как задувают именинные свечи. — В созвездие грез.

Любуясь врученным мной букетом желаний, Билли открыл дверцу трейлера. Я сорвала все одуванчики, которые только смогла найти, — хотелось сразить его наповал.

— Так и знал, — сказал он. — Знал, что луна обязательно выйдет в твой день рождения.

Мы наполнили водой пустую банку из-под джема и сдули в нее пух с одуванчиковых головок. Пушинки плавали на поверхности, будто малюсенькие купальщики, лежащие на спине. Я закрыла крышку и встряхнула желания, чтобы устроить им праздник, увидеть, как они танцуют. Банку мы водрузили на стопку сырых газет, откуда желания могли смотреть в пластиковое окно трейлера.

Билли поставил кастрюлю с молоком на конфорку своей газовой плиты. Его кухня походила на игрушечную, которую я надеялась получить на Рождество. Меня всегда удивляло, когда в ней на самом деле удавалось что-то приготовить. Он разрешил мне помешивать молоко, пока оно не забулькало, и я отодвигала белую кожицу обратной стороной ложки. Потом он насыпал в кастрюлю какао, и я стала взбивать его ложкой, пока не заболело запястье. Мы перелили его дымящейся коричневой струей во фляжку и взяли с собой на крышу, куда пошли смотреть на звезды.

Семена одуванчиков полностью ушли под воду лишь через много дней. Они льнули к поверхности, свисали со своего водяного потолка, а потом то ли сдались, то ли заскучали. Но едва мир с ними распрощался, как вверх потянулись крошечные зеленые побеги — словно растения-русалочки отрастили себе хвосты под водой. Билли позвал меня к себе поглядеть на эту упрямую мелюзгу — на желания, отказывающиеся умирать.

* * *

В мой восемнадцатый день рождения стучаться к Билли было немного боязно. Я ведь давно не навещала его по ночам. Дверь трейлера холодила костяшки пальцев. Она была проложена резиновым уплотнителем, как дверца холодильника. Я вонзила ногти в тугую мякоть и потянула. От резинки оторвалась гладкая полоска, словно прожилка сала от куска окорока. Послышался шорох бумаги и тяжелые шаги. Билли открыл дверь, изо всех сил стараясь не показать, что удивлен.

— Ну, — сказал он, возвращаясь в кресло.

— Спящий красавец, — приветствовала его я.

Утром он проспал дойку, и мне пришлось его подменить.

— Ага, извиняюсь.

— Причем в мой день рождения.

— Ну, лажанулся. — Он скривился. — И как только наш преподобный Джеймс допустил, чтобы тебя подняли с постельки?

— Он был не в курсе. Мама забыла ему сообщить.

— Хороши гости на вечеринке! И сколько тебе стукнуло? Шестнадцать шоколадных?

— Восемнадцать вредных.

Видеть, как его лицо морщится в веселой усмешке, — уже победа. Я дождалась, пока он отвернется, чтобы наполнить чайник.

— Сегодня пришли ответы из колледжей, — сказала я.

Он выключил кран и оглянулся:

— Неужто сегодня?

— Ага. Я поступила в Тринити. Занятия со следующей недели.

Дядя, кажется, расстроился. Помедлив, он взял меня за плечи и вздохнул:

— Охренительно за тебя рад.

— Спасибо.

— На хрен чай. — Он отмахнулся. — На хрен чай, достану-ка я лучше виски.

Он стал копаться в шкафу. Тарелки задребезжали, башня мисок накренилась. Билли безуспешно пытался остановить коленом посудную лавину. Мне хотелось поднять осколки, чтобы занять руки, но тут он с победным видом встал, выудив из шкафа бутылку «Джеймесона».

— С днем рождения, Дебс!

— Спасибо.

Я приняла бутылку виски из его рук, будто лотерейный приз.

Мы оба смущенно умолкли. Проявлять инициативу не хотелось. Я ведь теперь взрослая. И ничего выпрашивать не собираюсь.

— Небо сегодня ясное, — наконец сообщил он.

— И охренительный мороз, — добавила я.

— Если что, в шкафу есть грелка.

Билли потянулся к дверце в потолке, опустил раздвижную лестницу и потопал наверх в сапогах, волоча за собой спальник, точно сонный ребенок одеяло.

Я поставила чайник, чувствуя, как на меня таращится причудливое содержимое дядиного трейлера. Над кроватью висела деревянная модель аэроплана, на котором, как на качелях, сидел крошечный человечек с биноклем в руках. За французские усики мы окрестили его Пьером.

От горячей грелки рукам стало теплее. Я поднялась по лестнице, перешагивая через две ступеньки, и в лицо ударил ночной ветер. Точно на корабле. Забравшись в коконы спальников, мы улеглись на стальной оцинкованный лист, служивший кровлей жилищу Билли. Он был холодный и скользкий. Лежишь будто на льдине. Мы смотрели в небо так пристально, словно только сила наших взглядов и удерживала его на месте.

Вид, открывающийся с крыши трейлера, — единственное, что не уменьшается с годами. Нам было слышно, как хрустит трава под копытами коров. Они неспешно приближались и нюхали воздух, чтобы понять, что происходит. Я тоже втянула носом затхлый запах трейлера, исходящий от спальника. От Билли пахло табаком и соляркой. Рукава его джемпера свисали над шерстяными митенками. Колючая щетина топорщилась вокруг рта и тянулась по щекам до самых ушей, переходя в шевелюру.

— С тебя история, — сказал Билли.

— Нет настроения.

— Давай, — сказал он. — Я выберу звезду.

Я с напускным безразличием играла молнией спальника, потом заправила волосы за ухо и ждала, пока он укажет на какую-нибудь звезду.

— Полярную видишь?

— Где уж мне разглядеть самую яркую звезду на небе.

— Вообще-то самая яркая — Сириус.

— Ты сам говорил, что Полярная.

— Значит, я ошибался.

— Внезапненько!

— Ну так видишь? Я тебе ее показывал?

— Всего раз двести, только ты говорил, что она ярче всех.

— Она вторая по яркости.

— По-твоему, я должна различить вторую по яркости звезду?

— От нее мы ищем букву W.

— Знаю-знаю: та, что кажется самой яркой… а на самом деле нет.

— Я просто уточняю — вдруг мы говорим о разных звездах. Ладно, на хрен! Видишь пять звезд рядом с ней, кособокой буквой W?

Прищурившись на небо, я попыталась соединить точки линиями. Раньше я притворялась, будто вижу то же, что и Билли. Терпеть не могу, когда стараешься изо всех сил и все равно ничего не получается. Для меня это как разбирать шрифт Брайля, только из огоньков, горящих за миллиарды миллиардов миль от нас. Их слишком много — просто невыносимо, когда такое скопище таращится на тебя в ответ.

Чем старше я становлюсь, тем больше стараюсь. Билли разделяет звезды на картинки и истории, и различать их становится проще. Буква W нашлась одной из первых.

— Ага, знаю, — сказала я. — Похоже на кресло-качалку.

— Точно.

Я следила за его указательным пальцем, соединяющим звезды ровными прямыми линиями.

— Кресло Кассиопеи.

— Помню ее.

— Молодец. Вот про нее и расскажи.

— Билли, ты же знаешь эту историю.

— Но от тебя еще не слышал.

Я вздохнула, чтобы выиграть время. В голове постепенно начали собираться персонажи.

— Давай-давай, — поторопил Билли.

— В прошлой жизни Кассиопея была царицей — супругой Цефея, — начала я. — Он тоже там, наверху. Кассиопея была клевая. Красавица, типа, но ее считали странной. Вечно ходила с распущенными волосами и босиком, а люди такие все в шоке — все-таки царская особа. Она родила дочь Андромеду и научила ее самолюбию и самоуважению — по тем временам радикальная идея. Ее внутреннюю свободу принимали за надменность. Поговаривали, что эта хипповая царица расхаживает всюду босиком, любит себя и дочь учит тому же. Посейдону это не понравилось, он решил напомнить людям, кто тут главный, и наслал на царство ее мужа морское чудовище. Кассиопее сказали, что единственный способ спасти царство — это принести в жертву дочь, и царица согласилась. Она приковала Андромеду к скале на краю обрыва и оставила умирать.

— Сука, — заметил Билли.

— Ну, у нее не было выбора. Иначе чудовище бы всех убило.

— Греки были долбаные придурки. Можно я угадаю, что случилось с Андромедой?

— Попробуй.

— Ее спас прекрасный принц?

— Разумеется.

Билли передал мне бутылку. Виски обожгло горло.

— Персей убил морское чудовище, возвращаясь после убийства Медузы, и Андромеде пришлось выйти за него замуж из вежливости, — сообщила я.

— Классика жанра. А что случилось с Кассиопеей?

Я показала на созвездие:

— Вон она, сидит в своем кресле-качалке. Посейдон привязал ее намертво, так что над Северным полюсом она кружит вверх ногами. Навсегда прикованная к креслу, она будет в нем крутиться до скончания мира.

— Господи Иисусе. Наверное, когда половину времени висишь вверх тормашками, начинаешь видеть мир по-другому.

— У меня бы просто кружилась голова.

— Разве что поначалу, но потом ты бы привыкла.

— Спасибо, гравитация меня вполне устраивает.

— Значит, ты не против, если я спихну тебя с крыши? — Дядя толкнул меня так, что я вскрикнула и перекатилась на другой бок вместе со спальником.

— Билли, придурок! Не смешно!

— А покачать именинницу?[1]

— Прекрати, — сказала я, но на душе у меня стало радостно и тепло.

Я думала об этой истории и снова отхлебнула из бутылки. Уже первый глоток виски закружил меня в небесах.

Примечания

1

По британской и ирландской традиции в день рождения виновника торжества подбрасывают в воздух столько раз, сколько лет ему исполнилось, а напоследок резко опускают на землю. — Здесь и далее, если не оговорено особо, — прим. пер.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я