Юные жены

Луиза Мэй Олкотт, 1869

«Юные жены» – продолжение самого известного романа Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины». Действие в нем происходит спустя три года после событий, описанных в предыдущей части. Очаровательные девочки семейства Марч незаметно превратились в изысканных леди, не потеряв при этом ни крупицы своего очарования. Теперь, покинув уютную страну детства, они должны вступить в необозримое, неизведанное пространство взрослой жизни. И конечно, несмотря на предстоящие печальные уроки, любовные драмы и тяжелые испытания, каждая из них обязательно найдет свое счастье, хотя совсем не там, где им казалось в начале этого долгого пути. В настоящем издании представлен новый перевод романа, отражающий все особенности и своеобразие оригинального текста.

Глава шестая

Визиты

— Пора, Джо. Идем!

— Куда?

— Неужели ты собираешься сказать мне, что забыла? Ты же обещала сделать сегодня со мной полдюжины визитов!

— Я сделала множество поспешных и глупых поступков в своей жизни, но мне кажется, я еще не совсем сошла с ума, чтобы пообещать нанести шесть визитов за день, когда даже один-единственный выводит меня из себя на целую неделю.

— Обещала, обещала! Мы же с тобой сделку заключили: я должна была закончить для тебя портрет Бет пастелью, а ты — должным образом пойти со мной наносить ответные визиты нашим соседям.

— Если бы погода была хорошая, это был бы честный договор, Шейлок*, а дав обязательство, я всегда исполняю его до последней буквы! Но на востоке видна целая куча туч, идет гроза, а это в нем не учтено, значит договор не честный, так что я никуда не иду.

— Ну, знаешь, это просто уклонение от обязательств. Погода чудесная, нет и намека на дождь, а ты гордишься тем, что всегда держишь слово, так что будь честна, выполни свой долг и пойдем со мной, а следующие полгода снова будешь жить спокойно.

Как раз в тот момент Джо была особенно поглощена шитьем одежды, ибо стала генеральным портным, создававшим манто для всех членов семьи, и сама справедливо ставила это себе в заслугу, потому что владела иглой столь же искусно, как пером. Бывает совсем некстати, когда тебя прерывают во время первой прикидки, да еще велят в жаркий июльский день выходить с визитами в твоей лучшей одежде. Джо терпеть не могла формальных визитов; она никогда их не делала до тех пор, пока Эми не стала принуждать ее к этому с помощью сделок, подкупа или обещаний.

На этот раз никакого выхода не оставалось, и, возмущенно клацнув ножницами и заявив, что носом чует грозу, Джо сдалась, отложила свое шитье и, с видом полнейшего смирения взяв шляпку и перчатки, объявила Эми, что жертва готова.

— Джо Марч! Твоя извращенность способна вывести из себя даже святого! Надеюсь, ты не намереваешься делать визиты в таком виде? — вскричала Эми, потрясенно глядя на сестру.

— Да почему же нет? Одежда моя опрятна, мне в ней прохладно и удобно, она вполне годится для ходьбы по пыльной дороге в жаркий день. Если людей больше заботит моя одежда, чем я сама, то я не желаю их видеть. Ты можешь разодеться за нас обеих и быть сколько угодно элегантной — тебе это только на пользу. А мне — вовсе нет, оборки да побрякушки меня только раздражают.

— Святые Небеса! Теперь у нее приступ противостояния! Это сведет меня с ума прежде, чем я добьюсь, чтобы она была по-настоящему готова! А на самом деле — что мне-то за удовольствие идти сегодня с визитами? Но ведь это наш долг перед обществом, а никто другой не может его выполнить, кроме нас с тобой, Джо. Я для тебя сделаю все, что захочешь, если только ты мило оденешься и поможешь мне выполнить этот долг вежливости. Ты так хорошо умеешь беседовать, можешь так аристократично выглядеть в твоей нарядной одежде и так замечательно вести себя, если постараешься, что я тобой горжусь. Я боюсь идти одна, прошу тебя — пойдем со мной, позаботься обо мне хоть немножко!

— Ты — коварная маленькая кисонька, всегда умеешь подольститься и уговорить свою старую злюку-сестру. Подумать только, я — аристократична и хорошо воспитана, а ты боишься пойти куда-нибудь одна! Не знаю даже, что из этого более абсурдно. Ладно уж, пойду, раз должна, и сделаю все, что в моих силах. Ты будешь командовать вылазкой, а я — слепо тебе подчиняться. Это тебя удовлетворит? — спросила Джо, неожиданно сменив свою несговорчивость на ангельскую кротость.

— Ты просто настоящий херувим! Теперь надевай все самое лучшее, а я буду говорить тебе, как надо вести себя в том или другом доме, чтобы произвести хорошее впечатление. Мне хочется, чтобы ты всем понравилась, и так оно и случится, стоит тебе лишь постараться вести себя чуть более согласно с правилами. Уложи волосы покрасивее и приколи бледно-красную розу к шляпке. Это будет тебе к лицу, а то ты выглядишь слишком серьезной в твоем простом, без украшений, наряде. Возьми светлые перчатки и вышитый платочек. Мы зайдем к Мег, попросим у нее ее белый зонтик от солнца, а ты сможешь взять мой, цвета крыльев голубки.

Эми отдавала эти распоряжения, одеваясь, а Джо выполняла их, впрочем не так уж беспрекословно, ибо она вздыхала, надевая новое, шуршащее платье из органди*, мрачно хмурилась своему отражению, вывязывая тесемки собственной шляпки безупречным бантом, яростно сражалась с булавками, пристегивая воротничок, морщилась всем лицом, расправляя платочек, чья вышивка столь же сильно травмировала ее нос, сколь сегодняшняя миссия — все ее чувства. А втиснув руки в качестве завершающего ее элегантность штриха в тугие перчатки с тремя пуговками и кисточкой, она обернула к Эми обезумевшее лицо и кротко произнесла:

— Я чувствую себя совершенно несчастной, но если ты находишь, что я выгляжу достойно, я умру счастливой.

— Да, ты можешь удовлетворить самые высокие требования. Теперь медленно поворачивайся, дай мне как следует все осмотреть.

Джо стала медленно поворачиваться, а Эми принялась добавлять по штриху то тут, то там, затем отступила назад, склонив голову набок, и благосклонно заметила:

— Да, так годится. Твоя головка — просто все, чего можно было бы желать, ведь эта белая шляпка с розой совершенно очаровательна. Выпрями спину и не держи руки так напряженно, даже если перчатки жмут. Знаешь, есть одна вещь, которую ты замечательно умеешь делать, это носить шаль, Джо. Я-то не могу*, но смотреть на тебя в шали — истинное удовольствие, и я так рада, что тетушка Марч подарила тебе такую прелесть. Шаль простая, но очень красивая, а ее складки спадают с твоих плеч на руки по-настоящему артистично. Посмотри, кончик моей мантильи точно ли посередине и ровно ли лежат складки платья? Мне нравится, когда видны ботиночки — ведь у меня красивые ноги, хотя мой нос таким не назовешь!

— Да ты у нас всегда — воплощение вечной радости и красоты, — ответствовала Джо, с видом знатока разглядывая через сложенную трубочкой ладонь голубое перо на фоне золотистых волос. — Должна ли я волочить свое лучшее платье по пыли, или мне перекинуть юбку через руку, подскажите, мэм, очень прошу?

— Просто приподнимай юбку, когда идешь по дороге, но сразу опускай, как войдешь в дом. Пышные длинные юбки — стиль, более всего тебе подходящий, и тебе следует научиться так их носить, чтобы подол изящно скользил по полу. Ты один манжет застегнула лишь до половины, немедленно все поправь! Ты никогда не будешь выглядеть изысканно, если станешь пренебрегать мелочами, ведь именно они создают приятную цельность.

Джо, вздохнув, покорилась и чуть не пооборвала пуговицы на перчатке, спеша застегнуть манжет, однако в конце концов обе сестры были готовы и плавно удалились прочь — «хороши, прям как картинки», по выражению Ханны, высунувшейся из верхнего окна, чтобы посмотреть им вслед.

— А теперь, Джо, дорогая, помни, что Честеры считают себя людьми весьма элегантными, так что я хочу, чтобы ты показала им свои самые лучшие манеры. Не допускай никаких резких высказываний, никаких странных выходок, очень тебя прошу! Просто будь холодна, сдержанна и молчаливо-спокойна, такое поведение безопасно и вполне подобает леди. А ты вполне способна минут пятнадцать такою быть, — говорила Эми, когда они, одолжив белый зонтик и пройдя инспекционный досмотр у Мег, державшей по младенцу на каждой руке, подходили к первому из намеченных Эми домов.

— Дай мне подумать. Холодна, сдержанна и молчаливо-спокойна? Да, полагаю, это я могу пообещать. Мне приходилось играть роль чопорной юной леди в спектакле, и я попробую это показать. У меня же великолепные способности, ты сама увидишь, так что пусть твоя душенька будет спокойна, дитя мое.

Эми вздохнула с облегчением, но озорница Джо поймала ее на слове, и во время первого визита сидела, грациозно расположив свои руки и ноги и даже складки своего платья, спокойная, словно летнее море, холодная, как снежный сугроб, и молчаливая, словно сфинкс. Тщетно упоминала миссис Честер о ее «прелестном романе», напрасно юные мисс Честер заводили разговор о вечеринках, пикниках, об опере и последних фасонах. Все до единой получали они в ответ лишь улыбку, наклон головы и сдержанное «да» или «нет», произносимые холодным тоном. Тщетно телеграфировала ей Эми слово «беседуй!», пытаясь вытянуть ее из «спокойной молчаливости», тщетно наносила ей никому не видимые толчки ногой, Джо сидела, будто бы совершенно не чувствуя всего этого, и лицо ее было подобно лицу Мод* — «холод совершенства, роскошное ничто».

«Что за высокомерное, неинтересное создание — эта старшая мисс Марч!» — было, к несчастью, хорошо расслышанное сестрами замечание одной из дам, когда за гостьями закрывалась дверь. Все то время, что они шли через прихожую, Джо беззвучно смеялась, но Эми был противен такой провал ее поучений, и она, вполне естественно, возлагала всю вину за это на Джо.

— Как могла ты так неверно все истолковать? Я всего лишь хотела, чтобы ты вела себя с истинным достоинством и сдержанностью, а ты притворилась бездушной деревяшкой. Постарайся у Лэмбов быть общительной, посплетничай, как это делают другие девицы, прояви интерес к платьям, к флирту и к любой чепухе, о какой зайдет разговор. Они же все вращаются в самом лучшем обществе, и нам очень важно поддерживать с ними знакомство, я ни за что не хотела бы провалить наши попытки произвести на них хорошее впечатление.

— Я буду вести себя более приятно. Я стану сплетничать и хихикать, ужасаться и восторгаться какими угодно пустяками. Я сумею — ведь у меня есть теперь модель — Мэй Честер, и я даже смогу ее немного улучшить. Пожалуй, мне это начинает нравиться. Вот увидишь, у Лэмбов скажут: «Что за живое, милое создание — эта Джо Марч!»

Эми взволновалась, и не напрасно, ведь если уж Джо начинает озорничать, никогда не угадаешь, где она остановится. Надо было видеть лицо Эми, когда у нее на глазах ее сестрица впорхнула в очередную гостиную, бурно расцеловала всех юных леди, одарила всех юных джентльменов благожелательно сияющим взглядом и вступила в беседу с таким воодушевлением, что поразила всех, кто это мог наблюдать. Эми же в тот момент оказалась во власти миссис Лэмб, которая ее очень любила, и должна была выслушать длинный отчет о последнем припадке Люкриши, тогда как три восхитительных юных джентльмена крутились поблизости, ожидая паузы, чтобы совершить вторжение и спасти несчастную жертву. В создавшейся ситуации Эми была бессильна остановить Джо, которой, по-видимому, завладел дух озорства, и она болтала без умолку, как и хозяйка дома. Сонм заинтересованных голов собрался вокруг нее, и Эми напрягала слух, пытаясь расслышать, что там происходит, так как долетавшие к ней обрывки фраз возбуждали ее любопытство, а учащавшиеся взрывы смеха рождали страстное желание участвовать в этой забаве. Легко можно представить себе, как страдала она, расслышав, к примеру, такой отрывок беседы: «Она великолепно ездит верхом. Кто ее учил?» — «Никто. Она тренировалась садиться верхом, управляться с поводьями и правильно держаться в седле, пользуясь старым седлом, укрепленным на дереве. А теперь она может скакать на чем угодно — ведь она не знает страха, и владелец конюшни дает ей любую лошадь задешево, потому что она так хорошо обучает их подчиняться дамам-наездницам. У нее просто страсть к этому делу, и я часто говорю ей, что, если ей ничего другого не удастся добиться, она сможет стать объездчиком лошадей и так зарабатывать себе на жизнь».

Слушая это ужасное высказывание, Эми с трудом сдерживалась, ведь о ней создавалось впечатление как о довольно легкомысленной юной девице, а сие вызывало у нее особое отвращение. Но что она могла тут поделать? Миссис Лэмб добралась лишь до середины своего повествования, а задолго до того, как пожилая дама умолкла, Джо снова принялась за свое, произнося все новые забавные откровения и делая все больше устрашающе глупых ошибок.

«Да, Эми в тот день была просто в отчаянии: всех хороших лошадей разобрали, а из трех оставшихся одна была хромая, одна — слепая, а третий — такой норовистый, что приходилось ему полон рот грязи набивать, прежде чем он трогался с места. Милое животное для приятной прогулки, не правда ли?» — «И какую же из них она выбрала? — спросил один из смеющихся джентльменов, явно наслаждавшихся темой разговора». Да никакую. Она слышала о молодом жеребце на ферме за рекой, и, хотя он еще никогда не ходил под дамским седлом, она решила попробовать, потому что он был красивый и горячий. Ее старания тогда стали поистине героическими. Не было никого, кто мог бы доставить коня к седлу, так что Эми пришлось своими силами тащить к нему седло. Моя дорогая сестрица! Ей на деле пришлось самой грести с этим седлом через реку, водрузить его себе на голову и шагать так до амбара, к величайшему изумлению старика-хозяина!» — «И что же, она все-таки поехала на этом жеребце?» — «Конечно! И великолепно провела время. Я-то ожидала, что ее доставят домой вдребезги разбитой, но она с ним совершенно блестяще управилась и стала душой всей компании». — «Ну, вот это смелость, скажу я вам!» И юный мистер Лэмб устремил одобрительный взор на Эми, удивляясь при этом, что же такое могла говорить ей его матушка, чтобы заставить юную леди так покраснеть и выглядеть такой смущенной.

Однако минуту спустя Эми стала выглядеть еще краснее и еще смущеннее, так как неожиданный поворот в беседе породил новый сюжет: одежда. Одна из девиц спросила у Джо, где она взяла ту замечательно блеклую желтовато-коричневую шляпку, в которой была на пикнике, а глупая Джо, вместо того чтобы просто сказать, в каком магазине она ее купила два года тому назад, ни с того ни с сего ответила с никому не нужной откровенностью: «Ах, это Эми ее покрасила. Невозможно купить такие приглушенные оттенки, так что мы сами красим свои шляпки в любой цвет, какой нам понравится. Огромное удобство — иметь сестру-художницу».

— Какая оригинальная идея, не правда ли? — воскликнула мисс Лэмб, находившая Джо весьма забавной.

— Но что это в сравнении с другими ее придумками? Нет ничего такого, чего эта девочка не могла бы сотворить! Ну как же, вот ей понадобились голубые ботиночки к вечеринке у Сэлли, так она просто покрасила свои запачкавшиеся белые в небесно-голубой цвет прелестнейшего оттенка, какой только можно себе представить, и они стали выглядеть как настоящие атласные, — откровенничала Джо, и видно было, как она гордится талантами своей сестры, а это раздражило Эми до такой степени, что она с огромным облегчением запустила бы в негодницу футляром для визитных карточек.

— На днях мы читали один из ваших новых рассказов и он доставил нам большое удовольствие, — промолвила старшая мисс Лэмб, желая сделать Джо комплимент как даме-литератору, хотя следует признаться, что в тот момент Джо вовсе на таковую не походила.

Любое упоминание ее работ всегда плохо сказывалось на настроении Джо: она либо застывала и казалась обиженной, либо сразу меняла тему разговора, кратко заметив — вот как сейчас:

— Жаль, что у вас не нашлось ничего лучшего для чтения. Я ведь пишу эту чепуху потому, что она продается и простым людям она нравится. А вы поедете в Нью-Йорк этой зимой?

Поскольку мисс Лэмб получила большое удовольствие от рассказа, сей отклик прозвучал не такой уж благодарностью и вовсе не мог быть принят за ответный комплимент. В ту же минуту, как она произнесла это, Джо поняла свою ошибку, но, опасаясь еще более осложнить ситуацию, вспомнила, что сама должна сделать первый шаг к уходу, и так и поступила, но слишком поспешно, из-за чего трое участников беседы остались с недосказанными фразами во рту.

— Эми, нам пора идти. До свидания, дорогая. Приходите повидать нас. Мы просто жаждем вашего визита. Я не решаюсь приглашать вас, мистер Лэмб, но если вам захочется прийти к нам, не думаю, что я осмелюсь отослать вас прочь!

Джо произнесла все это с такой забавно-бурной интонацией — в экспансивном стиле Мэй Честер, — что Эми пришлось выйти из комнаты со всей быстротой, какая была возможна, поскольку у нее возникло сильное желание прыснуть со смеху и разрыдаться в одно и то же время.

— Ну как, хорошо я себя вела? — с удовлетворенным видом спросила Джо, когда они удалялись от дома Лэмбов.

— Да хуже некуда! — прозвучал уничтожающий ответ Эми. — С чего вдруг тебе в голову пришло рассказывать им все эти истории про мое седло, и про шляпки, и ботиночки, и все остальное?

— А что тут такого? Это же все забавно и всех развлекает. Они же знают, что мы бедны, так что нет смысла делать вид, что у нас имеются грумы, что мы можем приобрести три или четыре дамских седла или покупать себе четыре новые шляпки каждый сезон с такой же легкостью и изяществом, как это делают они сами.

— Тебе вовсе незачем было рассказывать им о всех наших маленьких уловках и выставлять напоказ нашу бедность с такой ненужной откровенностью. У тебя нет ни капельки должной гордости, тебе ни за что не научиться, когда следует придержать язык, а когда — высказываться! — заявила Эми в отчаянии.

Бедняжка Джо выглядела совершенно сконфуженной и молча терла кончик своего носа жестким вышитым платочком, как бы в наказание за неправильное поведение.

— А как же мне вести себя здесь? — спросила она, когда они приближались к третьему особняку.

— Да как тебе заблагорассудится. Я умываю руки, — коротко отвечала ей Эми.

— Тогда я смогу получить здесь большое удовольствие. Мальчики теперь дома, на каникулах, и мы прекрасно проведем время. Беру Небо в свидетели, что мне необходима хотя бы небольшая перемена обстановки — элегантность оказывает дурное влияние на мой организм, — ворчливо отозвалась Джо, почувствовав, что ее душевное равновесие нарушено, раз ей не удалось угодить сестре.

Но энтузиазм, с которым их приветствовали трое юношей и несколько симпатичных детишек, очень быстро утихомирил взъерошенные чувства Джо. Так что, оставив Эми развлекать хозяйку дома и мистера Тюдора, который как раз в это время тоже явился с визитом, Джо посвятила все свое внимание молодежи и нашла такую перемену обстановки весьма освежающей.

Она с глубоким интересом слушала истории из жизни колледжа, безропотно ласкала пойнтеров и пуделей, от всего сердца подтверждала, что «Том Браун* молодчага», не считаясь с неэлегантностью подобной формы выражения похвалы, а когда один из подростков предложил ей посетить его бассейн с черепахами, она согласилась с такой готовностью, что их маменька просияла ей улыбкой, поправляя чепец, сбитый набок и совершенно смятый сыновьями, чьи объятия, хотя и нежные, все же слегка походили на медвежьи, но были более матери дорогими, чем безупречная куафюра, сотворенная руками вдохновенной француженки.

Предоставив сестре действовать по ее собственному усмотрению, Эми наслаждалась теперь от всей души. Дядюшка мистера Тюдора был женат на англичанке, которая оказалась троюродной кузиной какого-то ныне живущего лорда, и Эми относилась ко всему семейству с величайшим почтением, ибо, вопреки своему американскому происхождению и воспитанию, она питала почтение к титулам, каковое не чуждо даже лучшим из нас, — этакую не признаваемую преданность стародавней вере в королей, которая несколько лет тому назад повергла самый демократичный народ в сильнейшее волнение при известии, что в страну прибывает желтоволосый юнец королевской фамилии. Такая преданность все еще как-то соотносится с той любовью, что наша молодая страна питает к старой, подобно тому как большой, повзрослевший сын относится к своей маленькой властной матери, удерживавшей его при себе, пока это было возможно, и отпустившей его, отругав на прощанье, когда он взбунтовался.

Однако даже удовольствие от разговора с дальней кузиной британского аристократического семейства не позволило Эми забыть о времени, и, когда прошло положенное количество минут, она неохотно оторвалась от этого аристократического общества и огляделась, ища в комнате Джо, всей душой надеясь, что ее неисправимая сестрица не будет обнаружена в ситуации, могущей принести бесчестье гордому имени Марч.

Могло бы быть гораздо хуже, но Эми сочла, что и это плохо. Ибо Джо сидела на траве посреди целого лагеря мальчишек, на юбке ее великолепного праздничного платья расположился какой-то грязнолапый пес, а она в это время рассказывала восхищенной аудитории о какой-то из проделок Лори. Один из малышей тыкал в черепах обожаемым летним зонтиком Эми, другой ел имбирную коврижку прямо над выходной шляпкой Джо, а третий играл в мяч в ее перчатках, но тем не менее все явно наслаждались происходящим, и, когда Джо собрала свои попорченные пожитки, намереваясь уйти, весь лагерь поднялся, чтобы служить ей эскортом, приглашая ее приходить еще. «Было так весело слушать про проделки Лори!»

— Превосходные ребята, правда? Я снова чувствую себя молодой и свежей после этого, — призналась Джо, бодро шагая рядом с Эми и заложив руки за спину, отчасти по привычке, отчасти — чтобы скрыть забрызганный грязью зонтик.

— Почему это ты всегда избегаешь мистера Тюдора? — спросила Эми, мудро воздерживаясь от комментариев по поводу неряшливого вида Джо.

— Не люблю его. Он задается, свысока смотрит на своих сестер, вызывает беспокойство у отца и неуважительно говорит о своей матери. Лори утверждает, что он легкомыслен, и я не считаю таким уж желательным знакомство с мистером Тюдором, потому и не обращаю на него внимания.

— Но ты могла бы, по крайней мере, быть с ним просто вежливой, а ты только холодно ему кивнула, зато сейчас поклонилась и очень любезно улыбнулась Томми Чемберлену, отец которого держит бакалейную лавку. Если бы ты поменяла кивок и поклон местами, это было бы как раз то, что надо, — с упреком произнесла Эми.

— Нет, не то, что надо. Я не люблю, не уважаю Тюдора и не испытываю восхищения перед ним, пусть даже племянница племянника дядюшки его дедушки — троюродная кузина какого-то лорда. Томми беден и застенчив, и он очень добрый и очень умный. Я хорошо к нему отношусь, и мне нравится показывать ему это отношение, потому что он — джентльмен, несмотря на все их пакеты из коричневой оберточной бумаги.

— Нет смысла с тобою спорить… — начала было Эми.

— Ни малейшего, моя милая, — прервала ее Джо, — а посему давай-ка будем выглядеть подружелюбнее и оставим здесь визитную карточку, так как Кингов явно нет дома, за что я глубоко благодарна судьбе.

Футляр для семейных карточек сослужил свою службу, и сестры отправились к следующему дому, где Джо снова возблагодарила судьбу, поскольку им сообщили, что юные леди заняты.

— А теперь пойдем-ка домой, вовсе не обязательно идти сегодня к тетушке Марч. Можно забежать к ней в любой день, в любое время, и на самом деле просто жаль тащиться по такой пыли в наших лучших выходных одежках, да еще когда мы уставшие и сердитые.

— Говори, пожалуйста, за себя, если тебе так хочется. Тетушка Марч любит, чтобы ей делали приятное, нанося визиты в должном стиле и по всей форме. Это такая малость, но она доставляет тетушке удовольствие, и мне не верится, что это повредит твоим одежкам хотя бы вполовину так, как смогли их попортить грязные собаки и неуклюжие мальчишки. Наклонись, дай мне счистить крошки с твоей шляпки.

— Какая же ты добрая девочка, Эми! — с раскаянием проговорила Джо, переводя взгляд со своего попорченного костюма на одежду сестры, по-прежнему безупречно чистую и свежую. — Хотелось бы и мне делать то, что ты называешь «такой малостью», так же легко, как это делаешь ты, чтобы доставлять людям удовольствие. Я думаю об этом, но выполнение таких малостей отнимает так много времени, что я откладываю их на потом, ожидая возможности оказать великую услугу. А ведь мелкие в конечном счете говорят о нас больше и лучше, как я понимаю.

Эми улыбнулась, тотчас смягчившись, и сказала, приняв умудренно-материнский вид:

— Женщинам следует учиться быть приятными, особенно тем, что бедны, ибо у них нет других способов отплатить за доброту и любезности, какие им оказывают. Если бы ты помнила об этом и практически пользовалась этим принципом, ты всем нравилась бы намного больше, чем я, ведь в тебе гораздо больше тебя.

— Я — старая и ворчливая особа, такой и останусь, однако я готова с охотою признать, что ты права, только мне гораздо легче рискнуть собственной жизнью ради человека, чем быть с ним приятной, если мне это не по душе. Ужасное несчастье — иметь такие сильные пристрастия и предубеждения, правда?

— Но еще ужаснее — не уметь их скрывать. Могу сказать, что я тоже не одобряю Тюдора, но никто не просил меня говорить ему об этом, да и тебя тоже. Так что незачем делаться неприятной из-за того, что он сам такой.

— Но я думаю, что девушкам следует показывать молодым людям, когда они их не одобряют, а как же иначе могут они это сделать, если не своей манерой обращения с ними? Проповеди никакой пользы не приносят, я это, к моему великому огорчению, хорошо знаю с тех пор, как мне пришлось управляться с Тедди. Но существует масса почти незаметных способов, какими я могу повлиять на него без единого слова, и я утверждаю, что нам следует, если возможно, так же поступать и с другими юными джентльменами.

— Тедди — необыкновенно примечательный юноша, и его нельзя сравнивать с другими молодыми людьми, — заявила Эми, и в тоне ее звучала святая убежденность, которая заставила бы необыкновенно примечательного юношу содрогаться от смеха, если бы он это услышал. — Будь мы светскими красавицами или состоятельными женщинами с положением в обществе, мы, вероятно, могли бы что-то сделать, но таким, как мы с тобой, бесполезно хмуриться на какую-то группу молодых джентльменов из-за того, что мы их не одобряем, и улыбаться другой группе, показывая им свое одобрение, — это не будет иметь ни малейшего эффекта. Нас просто сочтут странными или пуританками.

— Значит, нам следует мириться с теми вещами и с теми людьми, которых мы терпеть не можем, потому что мы не красавицы и не миллионерши, да? Что за прелестная мораль!

— Я не умею спорить о таких вещах. Я знаю только, что так уж принято вести себя в обществе и что над теми людьми, кто восстает против этого, все смеются, ибо их старания тщетны. Я сама не люблю реформаторов и надеюсь, что ты не будешь даже пытаться стать одной из них.

— А мне они нравятся, и я стану одной из них, если сумею, потому что, хотя общество и смеется над ними, оно без них не сможет двигаться дальше. Мы с тобой никогда в этом не будем согласны, так как ты принадлежишь к группе людей со старыми взглядами, а я — к сторонникам новых. Ты продвинешься лучше и дальше, чем я, зато мои дни будут полны увлекательной жизни. Пожалуй, меня даже станут радовать каменья и поношения.

— Ну ладно, а теперь соберись и не вздумай беспокоить тетушку своими новыми идеями.

— Постараюсь не беспокоить. Только меня всегда тянет разразиться какой-нибудь особенно резкой революционной речью в ее присутствии. Это просто рок какой-то, я не могу с этим сладить.

У тетушки Марч они застали и тетушку Кэррол: обе старые дамы были увлечены обсуждением какого-то очень интересного сюжета, но, обменявшись понимающими взглядами, прекратили разговор сразу же, как только появились сестры, и это предательски выдало девушкам, что тетки говорили о своих племянницах. Джо пребывала в дурном настроении, к ней вернулся дух противоречия, однако Эми, добродетельно выполнившая свой долг перед обществом, была чрезвычайно терпелива, всем приятна и находилась в самом ангельском расположении духа. Ее дружелюбие почувствовалось сразу же, и обе тетушки ее буквально «тетешкали», очень нежно называя ее «моя дорогая», а Эми при этом выглядела так, что потом эти старые дамы с чувством утверждали: «Это дитя хорошеет с каждым днем!»

— Ты собираешься помогать на благотворительной ярмарке, моя дорогая? — спросила миссис Кэррол, когда Эми усаживалась рядом с ней с видом полной доверчивости, какой пожилым людям так нравится в людях молодых.

— Да, тетя. Миссис Честер спросила меня, буду ли я участвовать, и я предложила постоять за одним из столиков, раз я ничего другого, кроме своего времени, предложить не могу.

— А я не буду, — решительно вмешалась Джо. — Я терпеть не могу, когда ко мне относятся свысока, а Честеры полагают, что оказывают нам великую услугу, разрешая помогать на их ярмарке, в которой принимают участие высокопоставленные особы. Меня удивляет, Эми, что ты согласилась. Им ведь просто нужно, чтобы ты для них поработала.

— А я и хочу поработать. Ведь это — для освобожденных невольников*, а не только для самих Честеров, и я считаю, что очень любезно с их стороны позволить мне участвовать и в этом труде, и в этом развлечении. Отношение свысока меня не задевает, если за ним стоят добрые намерения.

— Совершенно верно. Мне нравится, что в тебе жив дух благодарности, моя дорогая. Это большое удовольствие — помогать людям, которые ценят наши старания. Некоторые на это не способны, что весьма огорчительно, — заметила тетушка Марч с довольно мрачным видом, устремив взгляд поверх очков на Джо, покачивавшуюся в кресле-качалке чуть поодаль.

Если бы только Джо могла знать, какое огромное счастье ждало одну из сестер на колеблющихся невидимых весах, она в тот же миг стала бы нежной, словно голубица, но, к сожалению, в груди у нас нет окон, и мы не видим, что творится в душах наших друзей и близких. Да и лучше, что не видим, если говорить в общем плане, но от раза к разу это было бы так удобно, так экономило бы время и умеряло бы вспыльчивый нрав! Последовавшей за тем речью Джо лишила себя нескольких лет удовольствий и напросилась на своевременный урок должного умения держать язык за зубами.

— Я не люблю покровительства, не люблю одолжений — они меня угнетают, вызывают такое чувство, будто я попала в рабство. Я лучше буду всего добиваться сама и останусь совершенно независимой.

— Кхм! — негромко кашлянула тетушка Кэррол и взглянула на тетушку Марч.

— Ну я же тебе говорила, — ответствовала тетушка Марч, утвердительно кивнув тетушке Кэррол.

В счастливом неведении о том, что она только что совершила, Джо сидела, гордо задрав нос, с видом весьма революционным и не весьма привлекательным.

— А ты говоришь по-французски, моя дорогая? — спросила миссис Кэррол, положив свою руку на руку Эми.

— Довольно хорошо: спасибо тетушке Марч — она разрешает Эстер говорить со мною так часто, как мне этого хочется, — отвечала Эми, благодарно взглянув на тетушку Марч, что вызвало у старой дамы довольную улыбку.

— А как у тебя с языками? — обратилась миссис Кэррол к Джо.

— Не знаю ни словечка! Я ужасно тупа, глуха к любому ученью, не выношу французского — он такой скользкий, глупый язык! — последовал резкий ответ.

Конец ознакомительного фрагмента.