Старомодная девушка

Луиза Мэй Олкотт, 1869

Луиза Мэй Олкотт – американская писательница, автор знаменитой повести «Маленькие женщины», которая принесла Олкотт мировую славу и любовь читателей. И до сих пор книга остается одним из самых значимых произведений американской литературы «для девочек», и не только для девочек. Как писал один из современников автора, творчество писательницы трогает сердце «молодежи любого возраста – от шести до шестидесяти». Перу Олкотт принадлежат и другие произведения, переведенные на десятки языков и положенные в основу многих кинофильмов и театральных постановок. В их числе и повесть «Старомодная девушка» (1869), представленная в настоящем издании. Главная героиня, четырнадцатилетняя Полли, как и автор, родилась в небогатой, но очень дружной семье. С раннего детства Полли усвоила, что главными ценностями в жизни являются трудолюбие, взаимная поддержка и здравомыслие. Она убеждена, что богатство и внешний блеск мало что значат в сравнении с отзывчивостью и добротой и, конечно, настоящее счастье или любовь нельзя купить. Однако, приехав погостить к своей подруге Фанни, Полли чувствует себя белой вороной: ее скромность и простосердечие, ее неброские платья выглядят бесконечно старомодными в роскошном доме подруги, которая щеголяет яркими нарядами в окружении толпы молодых кавалеров…

Глава III. Страдания Полли

С каждым днем, проведенным здесь, Полли все явственней убеждалась, что попала в новый для себя мир. Мир, где обычаи и привычки до того отличались от простой жизни у нее дома, что она все чаще задумывалась: стоило ли ей вообще приезжать сюда?

Ее истомила праздность. Сидеть часами в гостиной, обмениваясь новостями и сплетнями, наряжаться, неспешно фланировать по модным улицам, ну разве еще немножечко почитать какой-нибудь модный роман… Фанни такая жизнь нравилась, она к ней привыкла, да и не знала другой. Но Полли-то знала. И к исходу недели ее уже воротило от всего этого, как воротит здорового человека, если его начинают кормить одними лишь сладостями. Она ощущала себя маленькой лесной птичкой, которую посадили в золотую клетку.

Роскошь сама по себе ее впечатляла и нравилась ей. Она и сама ничего не имела бы против, будь у нее такое, но в то же время невольно задумывалась, почему, обладая всем этим, семья Шоу совсем не так счастлива, как могла бы? Полли пока не хватало ни опыта, ни мудрости разобраться в причине. Ей даже не приходило в голову сравнивать, какой образ жизни правильнее — здесь или у нее дома. Она просто знала, какой больше нравится ей самой, полагая, однако, что в этом тоже проявляется ее старомодность.

С друзьями Фанни ей было не слишком-то интересно. Они скорее вызывали в ней робость какой-то своей преждевременной взрослостью и темами разговоров. Многое из того, что они обсуждали, Полли вовсе не понимала, а когда Фанни принималась ей объяснять, не находила в этом ничего для себя занимательного, а то и смущалась, настолько какие-то вещи ее шокировали.

Девочки, в свою очередь, сначала поудивлялись гостье подруги, а затем, посчитав ее слишком странной и маленькой для своего круга, ограничили отношение с ней равнодушной вежливостью. Полли в итоге стала общаться гораздо больше не с ними, а с Мод. Она ведь и дома много времени проводила в компании младшей сестры, которую обожала, и вместе им было всегда хорошо и весело.

Только, как выяснилось, и у Мод имелся «свой круг» юных леди пяти-шести лет, и этих малявок с головой поглощала собственная «светская жизнь». Они по примеру старших устраивали друг другу приемы и праздники, ходили на свои мюзиклы и неустанно оттачивали модные навыки и манеры. У Мод даже имелась собственная визитница, полная карточек, и она, подобно миссис Шоу и Фан, постоянно обменивалась визитами со своими ровесницами. А так как все это требовало соответствующей экипировки, у Мод были коробка тонких перчаток, набор шляпных булавок, разнообразнейший гардероб одежды, сшитой в полном согласии с последними веяниями парижской моды, и целый ящичек с драгоценностями. И одевалась она не сама, а с помощью служанки-француженки.

Отношения с Мод налаживались у Полли с трудом. Порой она вообще не понимала, кто из них двоих старше, так как малышка ее постоянно одергивала за неправильные слова и манеры, хотя сама вела себя далеко не идеально. Зато если чувствовала себя плохо или впадала в нервозность, передавшуюся ей по наследству от мамы, в «миног», она неслась именно к Полли, чтобы та ее «газвлекла». Терпеливая ласковая гостья успокаивала Мод лучше, чем остальные обитатели дома, которых девочка почти перестала теперь тиранить постоянными скандалами и капризами.

Потому что, рассказывая Мод какие-нибудь занимательные истории, или затеяв с ней увлекательную игру, или отправившись на прогулку, Полли испытывала точно такое же удовольствие, как ее маленькая подружка, и та мало-помалу начала отвечать ей привязанностью.

Отношения с Томом складывались сложнее. Таращиться на Полли он за столом перестал, видимо полагая, что ни одна девчонка не стоит его повышенного внимания. В этом Полли скорее его понимала, учитывая, какие девочки были ему до сих пор знакомы. А вот то, что он время от времени принимался ее дразнить, нравилось ей куда меньше.

Атаки Тома всегда заставали ее врасплох. То он с воплями вылетал перед ней из-за двери, то вгонял в дрожь, выпрыгивая из темного закоулка дома, то хватал неожиданно за ноги, когда она поднималась по лестнице, то, проходя мимо нее по улице, оглушительно свистел ей в ухо или дергал за волосы. Она множество раз просила его прекратить свои шуточки, но он в ответ разражался хохотом, уверяя, что поступает так исключительно для ее же блага. Мол, она чересчур застенчива и ее следует закалить, как других девчонок. Когда же Полли ему говорила, что ей не хочется быть похожей на них, он лишь ерошил рыжие кудри да смотрел на нее угрожающе, пока она, едва сдерживаясь от слез, не убегала.

И все же Том ей скорее нравился. Она видела, что он всеми заброшен. Никто из домашних не обращал на него внимания, предоставляя его самому себе. Можно было подумать, что он мешает своей родне, настолько отец, мать и сестры старались, как только он возникал на их горизонте, скорее от него отделаться. Миссис Шоу была с ним, в отличие от дочерей, крайне неласкова. Мистер Шоу, похоже, вообще не интересовался единственным сыном, вспоминая о нем лишь в моменты, когда тот заслуживал наказания за какой-то проступок. Фанни стеснялась его неотесанности, однако не делала ни малейших попыток хоть немного улучшить его манеры. А Мод с Томом и вовсе сражались, как кошка с собакой в несчастливом семействе. И только одна пожилая мадам действительно принимала во внуке участие, а Том, как не раз подмечала Полли, в свою очередь, старался для нее сделать что-нибудь приятное, только вот по-мальчишески этого очень стеснялся и с подчеркнутой грубоватостью называл ее «старухой, которая вечно вокруг него суетится». Стоило ему, однако, попасть хоть в малейшие неприятности, он прямиком несся к ней и явно был рад именно этой «суете».

Полли нравилось, как Том относится к бабушке. Несколько раз она даже хотела ему об этом сказать, но одергивала себя, опасаясь, что похвалу в его адрес другие воспримут как осуждение за невнимательность к пожилой леди.

Бабушка, как и Том, была в этом доме совсем заброшена, что, вероятно, тоже способствовало их дружбе. На ее старомодность, куда более ярко выраженную, чем у Полли, родные махнули рукой, видимо полагая, что жить ей уже осталось недолго. Она не вмешивалась в их жизнь, а они — в ее, требуя лишь, чтобы «перед людьми» она всегда появлялась красиво одетой.

Время мадам проводила по большей части одиноко в собственных комнатах, полных старинной мебели, картин, книг и реликвий из прошлого, которые ни для кого здесь ничего не значили. Ежевечерне к ней ненадолго поднимался сын. Он был к ней по-своему добр, старался ее обеспечить всем необходимым, что только возможно купить за деньги, однако этим его внимание исчерпывалось. Ибо он был до того поглощен делами и заботами о приумножении богатства, что у него не оставалось ни сил, ни времени получать удовольствие от того, чем он уже обладал.

Мадам никогда не жаловалась, ни во что не вмешивалась и ничего никому не навязывала. Лишь по грустному флеру, который, словно туманом, окутывал все ее существо, да по тоске, застывшей в поблекших глазах, можно было понять, насколько обделена она тем, что ни за какие деньги не купишь. Поэтому-то она тянулась к детям, стараясь при каждой возможности их приласкать и принять в них участие, как это умеют лишь бабушки.

Полли, успевшая и сама порядком соскучиться без домашней ласки, стала все чаще захаживать к пожилой леди, чьи комнаты словно бы населяли призраки детских лет тех, кто давно уже вырос. Ведь в сердце матери годы эти хранятся вечно и никогда не уходят из памяти. Но как же ей не хватало живого общения! При виде Полли лицо ее озарялось, и девочке тоже общаться с ней было так радостно и легко, словно мадам и впрямь приходилась ей родной бабушкой. «Вот бы еще и Мод с Фанни стали к ней подобрее», — думала она часто, однако при всем желании не чувствовала себя вправе говорить им об этом и просто сама старалась уделять старой леди побольше внимания и ласки.

Чего решительно не хватало здесь Полли, так это физической нагрузки. Нарядиться, пофланировать медленным шагом час в день по улице, немножечко поболтать с кем-нибудь, стоя в дверном проеме, или проехаться в стильном экипаже по магазинам — вот, собственно, все, чем исчерпывалась у Фанни потребность в движении. Когда Полли однажды предложила ей пробежаться по крытой галерее, та впала в ужас, и Полли поняла, что попытки расшевелить ее тщетны. «Но тогда как же быть мне самой?» — просто изнывала от неподвижности гостья.

Дома она постоянно бегала, ездила верхом, каталась на санках и на коньках, скакала через прыгалки, собирала сено, занималась садом, гребла на лодке. Стоит ли удивляться, что привычку к такому подвижному образу жизни совершенно не компенсировали прогулки со стаей девочек, которые на высоченных своих каблуках и в сковывающей движения вызывающе модной одежде были едва способны идти даже медленным шагом.

Когда Фанни отправлялась без нее в какую-нибудь компанию или на примерку очередной новой шляпки или просто читала, Полли выскальзывала одна из дома и тут уж, никем и ничем не скованная, летела, румяная от морозного воздуха, быстрым шагом сквозь совершенно немодную часть парка, где гуляли лишь няни с детьми, к ледяным горкам, с которых скатывались на санках мальчики. «Вот бы и мне вместе с ними», — мечтала она и дома бы непременно последовала их примеру.

Как-то, уже незадолго до ужина, Полли так извелась от безделья, что отправилась очередной раз пробежаться. Тем днем на улице было морозно, но хмуро, однако к исходу его сквозь облака показалось солнце. Снег от него под ногами искрился, ветер утих, мороз слегка щипал щеки. Девочка, напевая себе под нос одну из любимых песенок, которая ей помогала прогнать тоску по родному дому, побежала вдоль ровной, укутанной снегом галереи.

На горках катались вовсю, и Полли, как никогда раньше, охватило желание влиться в это веселье. В толпе мальчишек она заметила нескольких маленьких девочек. Живых, настоящих, в теплых капорах^[8], сапогах из резины и варежках. И она без оглядки на осуждение, которое ей наверняка высказала бы по этому поводу Фан, подошла к ним.

— Я бы хотела спуститься вниз, но мне страшно, — обратилась к ней тут же одна из девочек, которых высокомерная Фанни, конечно бы, назвала «простыми». — Горка уж слишком крутая.

— Ну если ты позволишь мне сесть на твои санки, то я возьму тебя на колени и прокачу, — загорелась Полли.

Девочки, смерив ее пытливыми взглядами, предложение приняли. Полли внимательно огляделась по сторонам. Горизонт оказался чист. Насколько хватало глаз, ни одной модной фигуры не наблюдалось. Полли села на санки и, устроив как следует у себя на коленях маленькую пассажирку, вихрем понеслась вниз с тем восторгом стремительного движения, который превращает катание с горок в одно из любимых занятий для всех нормальных детей.

По очереди прокатив одну за другой всех малышек, Полли вернула их снова наверх, а они смотрели на нее как на ангела, который спустился в сером пальто с небес, чтобы доставить им радость. И конечно же, охотно одолжили ей санки, когда она захотела съехать с горы сама.

Она как раз завершала этот самый приятный и самый стремительный спуск, когда подле нее послышался очень знакомый свист и, прежде чем ей удалось соскочить с санок, возле нее возник Том, взиравший на нее с таким изумлением, словно застиг ее верхом на слоне.

— Ну и что же скажет по этому поводу Фан? — с ехидным видом осведомился он.

— Не знаю и знать не хочу. Не вижу ничего страшного в катании с гор. Мне это нравится, и, раз выпал шанс, я буду кататься.

И она с независимым видом покатилась снова. Волосы ее развевались на ветру, а лицо сияло от счастья, и его совершенно не портил ставший красным от холода нос.

— Так держать, Полли! — выкрикнул Том и, кинув плашмя свое тело на санки с полным пренебрежением к собственным ребрам, устремился следом за ней с горы.

На широкой дорожке внизу они поравнялись.

— И ты считаешь, тебе не попадет за это, когда мы вернемся? — в отнюдь не галантной манере спросил у нее юный джентльмен.

Счастье на лице Полли сменилось тревогой.

— Нет, если ты не доложишь. Но ты, конечно же, это сделаешь.

— Да, пожалуй, нет, — отозвался Том, который еще мгновение назад именно так и хотел поступить, но вдруг резко изменил решение, как это нередко происходит с большинством мальчиков.

— Ну, тогда я сама расскажу, если они меня спросят, — сказала Полли и покатила санки наверх. — А если нет, промолчу. По-моему, в этом не будет ничего страшного. Тем более я ведь уверена: моя мама ничего не имела бы против. Так зачем понапрасну нервировать вашу, как ты считаешь? — вопросительно глянула она на своего спутника.

— Правильно мыслишь, — одобрил Том. — Будь уверена, я ничего не скажу. Давай-ка еще раз прокатимся.

— Ну если только разок. Они ведь уже собираются уходить, — указала на маленьких девочек Полли.

— Ну и верни им санки, — махнул рукой Том. — Они все равно у них никудышные. А вот мои — совершенно другое дело. Садись. Сейчас ты поймешь, что такое катание.

Полли устроилась спереди, а Том каким-то немыслимым образом, почти вися в воздухе, уцепился за санки позади нее, и головокружительный спуск, который они совершили, доказал, что мальчик расхваливал их не для красного словца.

Против такой «закалки» Полли совершенно не возражала, да и Тома как подменили. Забыв о браваде, он вел себя очень естественно и проявлял всю вежливость и предупредительность, на какую только способны мальчики его возраста, если они к кому-нибудь расположены. Полли вдруг совсем перестала его стесняться. И они замечательно проводили время, от души наслаждаясь занятием, которое их обоих так увлекало и радовало.

— Ну, теперь уж самый последний раз, — повторяли то он, то она, поднимаясь снова на горку.

— Нет, теперь уж действительно самый последний, — вновь произносилось после очередного стремительного полета вниз.

И эти «самые последние разы» следовали во множестве один за другим. Катаясь, болтая, смеясь, они совершенно не замечали, что солнце уже совсем закатилось за горизонт и померкло, и опомнились лишь в тот момент, когда бой городских часов возвестил о времени ужина.

— Опаздываем! Побежали! — всполошился Том, когда санки вынесли их на дорожку под горкой. — Да ты сиди, не вставай. Сейчас мигом тебя докачу до дома.

И не успела она подняться на ноги, как он, схватив привязанную к санкам веревку, ринулся на огромной скорости вперед.

— Ну и щечки, — с улыбкой глянул на Полли мистер Шоу, когда та, быстро пригладив перед зеркалом волосы, появилась в столовой. — Вот бы тебе такой цвет лица, Фанни, — перевел он глаза на бледную старшую дочь.

— Да у нее нос сейчас красный, как клюквенный соус, — бросила свысока Фан, поднимаясь лениво из кресла, где провела, свернувшись калачиком, целых два часа за чтением душещипательного романа «Секреты леди Одли».

Полли, закрыв один глаз, другим посмотрела на нос.

— Ну да. Так и есть, — весело констатировала она. И от избытка эмоций даже слегка подскочила на стуле. — Зато я неплохо провела время.

— И что тебе может нравиться в пробежках по холоду? — зябко поежилась от одной только мысли об этом Фанни.

— А ты попробуй сама, может, тогда и поймешь, — обменявшись взглядами с Томом, ответила ей подруга.

— Ты гуляла одна, моя милая? — Мадам ласково похлопала Полли по румяной щеке.

— Да, мэм. Но потом встретила Тома, и домой мы вернулись вместе. — Глаза у Полли при этом так блеснули, что Том поперхнулся супом и, пытаясь удержаться от хохота, уткнулся в салфетку.

— Выйди из-за стола, Томас, — нахмурился мистер Шоу.

— Ой, сэр, пожалуйста, не прогоняйте его, — тут же вступилась за мальчика Полли. — Это ведь я рассмешила его.

— А что было смешного-то? — с недоумением произнесла Фанни.

— И зачем тебе надо его гассмешать, когда он все вгемя тебя заставляет плакать? — вмешалась в разговор Мод.

— Чем же, позвольте полюбопытствовать, вы занимались, сэр? — строго воззрился мистер Шоу на сына, который был все еще красен, однако уже не смеялся и лицо салфеткой не прикрывал.

— Всего лишь катался с горки, — буркнул он, кипя от негодования на отца, который вечно к нему придирался по поводу каждой мелочи, в то время как сестры могли спокойно творить почти все, что угодно.

— И Полли тоже на гогках была. Я видела. Мы с Бланш возвгащались домой, а они в пагке на санках катались. А потом Том Полли на них усадил и сюда пгивез, — с полным ртом еды доложила Мод.

— Не может быть! — впала в столь сильное возмущение Фанни, что у нее даже выпала из рук вилка.

— Очень даже может. И мне очень понравилось, — хоть и с некоторой тревогой, но напрямик объявила Полли.

— И тебя видели? — с ужасом выдохнула подруга.

— Только какие-то маленькие девочки, ну и, конечно же, Том, — ответила Полли.

— Это ужасно неподобающе, — осуждающе покачала головой Фанни. — Том, хоть бы ты объяснил ей, раз сама она не понимает. Я просто умру, если вдруг выяснится, что ее там видел кто-нибудь из моих знакомых, — добавила она уже чуть ли не со слезами в голосе.

— Вот уж подумаешь. Что тут страшного-то! — воскликнул Том. — Почему это Полли нельзя кататься на санках, если ей нравится? Правда ведь, бабушка? — решил он привлечь на их сторону мощного союзника.

— И мама мне разрешает, — подхватила Полли. — По-моему, нет никакой беды в том, чтобы с удовольствием покататься.

— Люди в провинции делают многое из того, что здесь совершенно не принято, — бросила свысока миссис Шоу и собиралась явно добавить что-то еще в том же духе, но ее перебил мистер Шоу:

— Ну пусть и делает, если ей это нравится. И берет с собой Мод. Как хорошо, что у нас в доме появилась хоть одна живая девочка, — вынес вердикт он, и спор на этом был завершен.

— Спасибо, сэр, — поблагодарила Полли и кивнула Тому.

— Все в порядке! — телеграфировал тот в ответ, после чего накинулся на еду, как голодный волк.

— Ну ты и хитрюга. С Томом флирт начала, — с крайне многозначительным и ехидным видом шепнула на ухо подруге Фанни.

— Что-о? — до такой степени удивилась и возмутилась Полли, что Фанни спешно перевела разговор на другое, объявив миссис Шоу, что ей просто необходима новая пара перчаток.

Полли молча справилась с ужином и поспешила наверх. Ей необходимо было остаться одной, чтобы обдумать как следует все, что произошло, однако на середине лестницы ее нагнал Том. Заметив его, она тут же села на ступеньку, чтобы он, по обыкновению, не схватил ее за ноги.

— Клянусь честью, не буду, — смеясь, уселся он на перила. — Я просто хотел спросить, пойдем завтра снова с гор кататься?

— Нет, — опустив глаза, ответила Полли. — Я с тобой не могу пойти.

— С ума, что ли, сошла? — ошарашила ее реакция Тома. — Я ведь не ябедничал.

— Да, ты сдержал обещание. И спасибо тебе за поддержку. Но и я не сошла с ума. Просто не стану больше кататься с горок, раз твоей маме не нравится.

— Маме не нравится? — удивился сильнее прежнего Том. — Вот только не ври, что ты из-за этого. Ты мне кивнула, после того как она высказалась, и тогда ты собиралась пойти. Говори, в чем причина?

— Не скажу, но и не пойду, — был ему твердый ответ девочки.

— Эх, — с сожалением выдохнул Том. — А мне показалось, что ты умнее других девчонок. Но нет. Ты, выходит, такая же, и теперь я даже и шести пенсов не дам за тебя.

— Очень вежливо, — начала сердиться она.

— Ненавижу трусов, — парировал Том.

— Я не трусиха, — защищалась она.

— Вот именно что трусиха! — Мальчика охватывало все большее разочарование. — Испугалась, что люди о тебе скажут. Ведь так?

Полли сама понимала: по-другому слова ее не воспримешь. Пойми Том истинную причину ее отказа, возможно, не впал бы в такое негодование, но о ней она предпочла умолчать.

— Так и знал, что пойдешь на попятную, — бросил ей напоследок недавний союзник и, вскинув голову, удалился.

«Ой, как жалко, — сжалось сердце у Полли. — Он ведь был очень добр ко мне. И мы с ним завтра наверняка очень весело провели бы время на горке. Зачем только Фанни ляпнула эту глупость про флирт! Теперь, согласись я завтра пойти вместе с Томом кататься, поднялся бы шум. Миссис Шоу бы не понравилось. И бабушке, наверное, тоже. А Фан бы стала меня изводить своими шуточками и намеками. Нет уж, пусть лучше Том считает меня трусихой. Ох, никогда еще таких странных людей не встречала!»

И, охваченная досадой на странный мир, где даже совсем еще крохотные девочки играют в любовь, а за невинным катанием на санках с мальчиком тут же усматривается флирт, Полли, поднявшись наверх, с силой захлопнула за собой дверь. Потому что в ее семье любовь считалась очень серьезным, ответственным и священным чувством, а вот флирт как раз осуждался, в отличие от катания с горок, пусть и съедешь с них дюжину раз подряд. Поэтому Полли была изрядно потрясена, когда днем раньше услышала такую беседу Мод с миссис Шоу:

— Мама, а у меня должен быть ухажег? У всех дгугих девочек есть. Мне советуют выбгать себе Фгедди Ловелла. Но я бы сама лучше выбгала Хауги Фиска.

— Ну конечно же, — отвечала спокойно и весело ей миссис Шоу. — Я бы на твоем месте обязательно себе выбрала какого-нибудь маленького возлюбленного. Это ведь так забавно.

И чуть погодя Мод с гордостью сообщила, что отныне «обгучена» с Фредди, а Хаури Фиск оказался «пготивным» и в ответ на ее предложение стать ухажером стал «дгаться».

Полли в тот момент посмеялась вместе со всеми над этим, однако после задумалась: как бы отреагировала на подобное ее мама? Наверняка бы ей показалось такое совсем не забавным. Вот почему, слегка поостыв от восторга, испытанного от катания с Томом, Полли решила: лучше уж отказаться дальше составлять ему компанию, чем между ними возникнет какая-нибудь ерунда, пусть даже из-за своей заброшенности он и понятия не имеет о модном среди его сверстников флирте.

И начиная со следующего дня Полли стала себя развлекать другими занятиями. Прыгалки во дворе. «Гимнастика», как называла их подвижные игры Мод, в просторной комнате для сушки белья. Фанни тоже порой заходила к ним показать фигуры какого-нибудь модного танца, а затем незаметно втягивалась в их упражнения, что ей было весьма полезно. Только вот Том теперь демонстративно не обращал на Полли внимания, выражая при встречах с ней всем своим мужественным видом, что она не стоит в его глазах и шести пенсов.

Сама же Полли чем больше времени жила в гостях, тем сильнее испытывала недовольство своей одеждой. Она казалась теперь ей слишком простой, некрасивой и скучной, и ее все чаще охватывали мечты, как было бы славно, если бы ее синие и серые шерстяные платья оказались получше скроены, на поясах появились бы банты, а на рюшах стало больше кружев. Еще ей хотелось бы заиметь медальон, а хорошенькие коричневые кудряшки собрать на макушке в модный пучок.

Кончилось тем, что она спросила у мамы в письме разрешения переделать лучшее свое платье, чтобы оно стало такого же фасона, как носит Фан. Ответ последовал незамедлительно: «Нет, дорогая! Платье твое должно оставаться таким, как есть. Поверь уж: простые фасоны идут тебе куда больше. Ведь в том-то и суть, что старая мода обращает внимание не на платье, а на красоту самого человека. Вот и пусть мою милую Полли любят за это, а не за всякие рюши и фестончики. Оставь их другим, а сама носи то, что с таким удовольствием для тебя сшила мама. Возможно, ты этим сослужишь добрую службу и окружающим, которые, глядя на твое счастливое свежее лицо и восхищаясь твоим чистосердечием, поймут: они-то и есть наши лучшие украшения и никаким изыскам парижской моды с ними не сравниться.

Тебе хочется медальон? Ну что же, изволь. Посылаю тебе тот, который сама, уже очень давно, получила в подарок от мамы. Внутри его ты найдешь с одной стороны портрет папы, а с другой — мой. Гляди на них каждый раз, как окажешься в плохом настроении или жизнь твою омрачат проблемы. Уверена: наша любовь к тебе осветит твою душу солнцем».

Медальон действительно стал для Полли на многие годы верным и вдохновляющим спутником. Она носила его на груди под платьем, и стоило ей в минуты душевных смятений раскрыть его, вглядываясь в два любящих и родных лица, как даже вдали от дома тревоги ее оставляли, сердце преисполнялось уверенностью и она твердой походкой шла дальше по жизни, заражая своим оптимизмом и верой в лучшее всех, кто ее окружал. Одежде простых фасонов она тоже с тех пор хранила приверженность. И многие, очарованные сиянием внутренней красоты, исходящей от этой девушки, поневоле задумывались: а не стоит ли им самим оформлять себя так же?

Но еще до того, как дошли до нее мамины письмо и посылка, Полли все-таки поддалась одному искушению и потом очень осуждала себя за слабость.

— Ох, Полли, мне бы так хотелось тебя называть твоим вторым именем Мари`, — сказала Фан, когда они однажды вместе пошли в магазин.

— Можешь звать меня Мэри, потому что это мое второе имя, но на Мари` не согласна, — твердо возразила та. — Это звучит слишком уж на французский манер.

— Да я свое имя тоже всегда произношу на французский манер: Фанни`, — ничуть не смутилась подруга. — И все остальные девочки тоже стараются, чтобы их имена на французские походили.

— А вы сами не слышите, как это глупо? — засмеялась ее спутница. — Я что, теперь тоже должна себя называть Полли`?

— Ладно. Не хочешь — не называй, — отмахнулась Фан. — Но вот что тебе совершенно необходимо, это ботинки бронзового цвета, — с многозначительным видом объявила она.

— Но у меня и так достаточно обуви, — пожала плечами Полли.

— Бронзовые ботиночки сейчас очень модны. Как ты не понимаешь? Без них наш образ неполон. Я как раз собираюсь их купить, и тебе тоже нужно.

— Но они же, наверное, очень дорого стоят, — по-прежнему сомневалась Полли.

— То ли восемь долларов, то ли девять. Точно не знаю, — откликнулась Фанни. — Мне все покупки записывают на папин счет. А если тебе на них не хватит денег, могу одолжить.

— У меня есть десять долларов, которые я могу потратить, на что мне захочется. Но я собиралась купить подарки братьям и сестрам, — сказала Полли и с нерешительным видом вытащила из сумочки кошелек.

— Значит, можешь себе спокойно купить ботиночки, — продолжила уговоры Фанни. — А подарки пусть тебя не тревожат. Наша бабушка может тебе показать, как их сделать своими руками.

— Ладно, пойду погляжу на них, — ответила Полли и последовала за подругой внутрь обувного магазина, ощущая себя богатой и важной, раз ее денег хватает на модную дорогую покупку.

— Ну, теперь сама видишь, насколько они прекрасны? — спросила Фанни, когда продавец надел Полли на ногу изящный ботиночек с вырезанным фестонами верхним краем, бойким каблучком и изящным острым мыском. — Купи их к моей вечеринке, и будешь в них танцевать, как фея.

И Полли, залюбовавшись собственной ножкой, которая и впрямь очень изящно выглядела в этом ботиночке, приняла решение:

— Покупаю.

Все было прекрасно до той поры, когда, возвратившись домой, она глянула сперва в кошелек, где лежал теперь сиротливо одинокий доллар, а потом на список вещей, которые собиралась купить в подарок маме, папе и братьям с сестрами.

— Ну вот, — сокрушенно всплеснула руками она. — Теперь мне не хватит ни на коньки для Нэда, ни на парту для Уилла. А ведь они так этого хотели. И папа без книжки останется. И мама без кружевного воротничка. Как я могла быть такой эгоисткой, чтобы потратить все на себя! Как я могла!

И ботиночки, стоявшие перед ней в третьей позиции, словно уже готовые к вечеринке Фанни, вдруг совсем перестали ее радовать.

— Нет, они, конечно, прекрасны, — сказала самой себе Полли. — Но я вряд ли буду в них счастлива, если теперь не смогу порадовать близких. Пойду-ка узнаю у бабушки, можно ли хоть чем-то это исправить? А если да, то я должна скорее приниматься за дело. Подарки ведь мне нужны для всех.

Старая леди оказалась на высоте. Мало того что придумала замечательные вещи, но и обеспечила девочку всеми необходимыми материалами, а также множеством добрых советов, как справиться самым лучшим образом с этим множеством рукоделий.

Полли тут же принялась вязать для мамы хорошенькие белые ночные носки с розовыми ленточками. За работой она, однако, время от времени тяжело вздыхала, словно на сердце у нее лежал камень. А если бы вы у нее спросили, в чем дело, она бы вам честно ответила: «В бронзовых башмачках».

Примечания

8

Кáпор — женский головной убор.