Роза и ее братья

Луиза Мэй Олкотт, 1875

Луиза Мэй Олкотт – американская писательница, автор знаменитого романа «Маленькие женщины», который принес ей мировую славу и любовь читателей. До сих пор книга остается одним из самых значимых произведений американской литературы. Роман «Роза и ее братья» был написан Олкотт в 1875 году. В нем рассказана трогательная история девочки, потерявшей своих родителей и вынужденной жить с дальними родственниками в большой семье. Поначалу Розе приходится нелегко. И правда, что прикажете делать одинокой тихой девочке с целой толпой невероятно заботливых тетушек и бабушек? Однако дела приобретают совсем уж скверный характер, когда на горизонте появляются… семеро шумных мальчишек – ее двоюродные братья. Впрочем, вскоре у Розы просто не остается времени для тоски: удивительные приключения, веселые проделки и маленькие подвиги возвращают ее к жизни, любви и семейному счастью. В настоящем издании роман «Роза и ее братья» представлен в новом замечательном переводе Александры Глебовской.

Глава пятая

Пояс и сундук

Когда на следующее утро Роза вышла с чашкой в руке из своей спальни, первым делом она увидела дядю Алека: он стоял на пороге комнаты напротив и, похоже, внимательно ее осматривал. Услышав шаги племянницы, он обернулся и запел:

— Ты зачем, голубушка, утром во саду?

— Я свою коровушку подоить иду, — откликнулась Роза, помахав чашкой, после чего они дружно и складно допели куплет.

А больше они ничего сказать не успели, потому что из комнаты дальше по коридору высунулась голова в ночном чепце столь крупном и нарядном, что он напоминал капустный кочан; раздался изумленный возглас:

— Господи всемогущий, что вы делаете в такую рань?

— Прочищаем трахею перед грядущим днем, мадам. Скажите, тетушка, могу я занять эту комнату? — поинтересовался доктор Алек, отвешивая моряцкий поклон.

— Занимай любую, кроме той, где живет сестра.

— Благодарствую. А могу я обшарить чердаки и закоулки и обставить ее на свой вкус?

— Мальчик мой, ты можешь даже перевернуть дом вверх тормашками, главное — поживи в нем подольше.

— Великодушное предложение. Поживу, мадам; вот он, мой маленький якорь, так что на сей раз я еще успею вам надоесть.

— Ну уж нет! Надень пальтишко, Роза. Следи, чтобы она не переутомилась, Алек. Да, сестра, иду!

И кочан капусты стремительно исчез.

Первый урок доения дался им нелегко, но несколько раз сильно перепугавшись и бесчисленное количество раз не добившись толку, Роза все-таки сумела наполнить чашку, пока Бен держал Зорьку за хвост, чтобы она им не размахивала, а доктор Алек не давал ей таращиться на новую молочницу, которой и то и другое сильно мешало.

— Похоже, ты замерзла, хотя и много смеялась. Пробегись-ка по саду, чтобы щечки разрумянились, — сказал доктор, когда они вышли из коровника.

— Дядя, я уже слишком большая, чтобы бегать; мисс Властер говорит, что девочкам старше десяти лет такое не пристало, — чопорно отозвалась Роза.

— Позволю себе поспорить со всякими мадам Ворчустер и Ругастер; как твой врач, приказываю тебе бегать. Вперед! — распорядился дядя Алек и взмахнул рукой, да так, что Роза припустила со всех ног.

Чтобы порадовать дядю, она долго носилась между клумбами, а потом вернулась к нему на крылечко и плюхнулась на ступеньку, пытаясь отдышаться, — щеки алели так же ярко, как и косынка у нее на плечах.

— Умница моя; смотрю, ножки твои не утратили резвости, хотя ты и старше десяти. Вот только пояс у тебя застегнут слишком туго, ослабь его — вздохнешь вольготнее и не будешь так пыхтеть.

— Вовсе не туго, дядя; мне совсем нетрудно дышать, — начала было Роза, пытаясь говорить внятно.

В ответ дядя приподнял ее и расстегнул пряжку новенького пояска, которым она очень гордилась. В тот же миг пояс разошелся сразу на несколько дюймов, не в силах сдержать невольный вздох облегчения, явственно противоречивший Розиным словам.

— Ах, а я и не замечала, что туго! Ничего такого не чувствовала. Ну естественно, он расходится, когда я вот так вот пыхчу, но ведь такого и не бывает — я почти никогда не бегаю, — пояснила Роза, смущенная этим разоблачением.

— Я вижу, что легкие свои ты наполняешь воздухом лишь вполовину, поэтому и носишь эту дурацкую затяжку, не замечая. И кому пришло в голову заковывать нежную молодую талию в кожу и сталь, когда на деле ей нужно расти и расти? — произнес доктор Алек, рассматривая пояс с величайшим неодобрением, а потом переставил пряжку сразу на несколько дырочек, к тайному отчаянию Розы, потому что она очень гордилась своей тонкой талией и частенько радовалась тому, что она не такая корова, как Лули Миллер, бывшая ее одноклассница, постоянно пытавшаяся спрятать пышные формы.

— Так он с меня, наверное, вообще свалится, — сказала она встревоженно, глядя, как дядя колдует над ее драгоценным поясом.

— Не свалится, ты, главное, дыши полной грудью, чтобы он держался на месте. Это мое распоряжение, а когда ты немного раздашься вширь, мы его снова расставим, а потом еще — чтобы талия у тебя стала как у Гебы, богини здоровья, а не как у модницы с картинки, уродливее которой ничего и быть не может.

— Как ужасно! — Роза бросила презрительный взгляд на пояс, свободно болтавшийся на ее ладной талии. — Я его непременно потеряю и потом буду переживать: за него заплатили много денег, это настоящая сталь и сыромятная кожа. Понюхай, как он приятно пахнет.

— Потеряешь — подарю другой, лучше этого. Мягкий шелковый кушак будет на такой хорошенькой девочке смотреться куда лучше, чем эта железная сбруя; а у меня в багаже целый набор итальянских платков и турецких шарфов. Ага! Тут ты сразу перестала огорчаться, верно? — И он ущипнул ее за щечку, которая покрылась ямочками от неожиданной улыбки.

— Это глупо с моей стороны, но мне все-таки нравится слышать, что… — Тут Роза осеклась, зарделась, опустила глаза и смущенно добавила: — Что ты считаешь меня хорошенькой.

Глаза доктора Алека заискрились, но голос звучал серьезно.

— Роза, так ты тщеславна?

— Боюсь, что да, — откликнулся едва слышный голосок из-под завесы волос, скрывших заалевшие щеки.

— Прискорбный порок. — Доктор Алек вздохнул, будто бы опечаленный ее признанием.

— Да, знаю, и я стараюсь с ним бороться; но когда хвалят мою внешность, я против воли этому радуюсь, потому что и сама считаю, что не совсем отвратительна на вид.

Последние слова и смешной тон, которым они были произнесены, окончательно доконали доктора Алека, он, не выдержав, рассмеялся — к величайшему Розиному облегчению.

— Я с тобой совершенно согласен; а чтоб ты стала уж вовсе не отвратительна на вид, я хочу, чтобы ты росла такой же красоткой, как и Фиби.

— Фиби! — На лице Розы отразилось такое изумление, что дядюшка едва не расхохотался снова.

— Да, Фиби. Она наделена тем, чего тебе не хватает: здоровьем. Ах, если бы все девочки вовремя осознавали, что такое настоящая красота, если бы не морили себя голодом и не изнуряли, сэкономили бы себе кучу времени, денег и сил. Здоровое тело, а в нем бодрый дух — эталон и мужской, и женской красоты. Ты меня понимаешь, душа моя?

— Да, дядя, — ответила Роза, немало ошарашенная сравнением с девочкой из работного дома. Ее оно задело, поэтому она торопливо произнесла: — Полагаю, ты хочешь, чтобы я подметала и драила полы, ходила в старом коленкоровом платьице и постоянно закатывала рукава, как Фиби?

— Я был бы этому очень рад, особенно если бы ты научилась работать, как она, и под рукавами у тебя были бы такие же сильные руки. Я давно не видел ничего столь же живописного, как эта барышня, когда нынче утром она стояла на заднем крылечке, руки по локоть в тазу, стирала белье и заливалась соловьем.

— Право же, в жизни не видела такого странного человека! — Это все, чем Роза смогла ответить на столь откровенное проявление дурновкусия.

— Ты пока еще не знаешь и половины моих странностей, так что готовься к новым потрясениям, — ответил дядя, бросив на нее такой озорной взгляд, что Роза даже обрадовалась звону колокольчика — ей удалось не показать, какой страшный удар нанесен по ее тщеславию.

— Твой сундучок, уже открытый, стоит у тетушки в гостиной, можешь ее позабавить и позабавиться сама — ройся в нем, сколько душе угодно; а мне предстоит занятое утро — нужно довести до ума свою комнату, — сказал доктор Алек, встав после завтрака из-за стола.

— А могу я тебе помочь, дядя? — вызвалась Роза, которой очень хотелось быть полезной.

— Нет, благодарствуй, я на некоторое время заручусь помощью Фиби, если тетушка Биби мне позволит.

— Поступай, как тебе угодно, Алек. Подозреваю, что и я тебе понадоблюсь, так что пойду распоряжусь насчет ужина, а потом готова тебе содействовать. — И пожилая дама поспешила прочь, преисполненная благожелательного интереса.

«А вот дядюшка еще убедится, что я умею делать некоторые вещи, которых Фиби не умеет», — подумала Роза, тряхнула головой и помчалась к тетушке Мире — разглядывать содержимое долгожданного сундучка.

Любая девочка сумеет без труда себе вообразить, какое это замечательное занятие — нырнуть в целое море сокровищ и вылавливать там одну очаровательную рыбку за другой; в результате воздух наполнился запахами мускуса и сандала, комната запестрела яркими цветами, а Роза пришла в невообразимый восторг. Увидев прелестную шкатулочку из слоновой кости, она почти простила доктора Алека за овсянку на завтрак; обнаружив целую связку кушачков всех цветов радуги, она почти смирились с тем, что он натворил с ее поясом; а когда в руки ей попали изумительной красоты флакончики с розовым маслом, она решила, что простит дяде его великий грех — предположение, что она не такая хорошенькая, как Фиби.

А доктор Алек тем временем, поймав тетю Изобилию на слове, переворачивал дом вверх тормашками. В малой гостиной вершилась настоящая революция — тяжелые камчатные шторы были свалены на пол, и Фиби уволокла их прочь; поглощавшая весь воздух печурка отправилась восвояси на плече у Бена, а громоздкая кровать в виде отдельных фрагментов на чердак, под конвоем троих носильщиков. Тетушка Биби только и успевала метаться между кладовками, комодами и бельевыми шкафами; судя по виду, нововведения ее одновременно и изумляли, и прельщали.

Мы не сумеем рассказать и о половине сложных превращений, которые произвел доктор Алек; но Роза, время от времени отрывая глаза от своих сокровищ, успевала заметить, как он шагает мимо и тащит бамбуковое кресло, пару старинных андиронов^[7], причудливую японскую ширму, стопку ковров, а под конец — большую ванну на голове.

— Какая у него будет странная комната, — заметила она, когда присела отдохнуть и решила подкрепить силы «роскошным лукумом» прямиком из Каира.

— Полагаю, душенька, она тебе понравится, — откликнулась бабушка Мира, с улыбкой отрывая глаза от какого-то симпатичного пустячка, который она сооружала из голубого шелка и белого муслина.

Улыбку Роза не увидела, потому что в этот самый миг дядя ее приостановился у двери и она вскочила, чтобы станцевать перед ним, воскликнув с ребяческим восторгом:

— Посмотри на меня! Посмотри! Я так прекрасна, что просто сил нет! Я наверняка все это надела не так, но все вещицы такие красивые!

— В этой феске и с таким кушаком ты действительно похожа на разноцветного попугая, и у меня душа радуется, глядя, как черная тень превратилась в радугу, — сказал дядя Алек, оглядывая фигурку ослепительных цветов с большим одобрением.

А еще он подумал — хотя вслух этого не сказал, — что сейчас она будет покрасивее, чем Фиби у таза с бельем, потому что Роза увенчала белокурую головку алой феской, завязала несколько цветастых шарфов вокруг пояса и надела изумительной красоты бордовую жакетку, на которой сзади было вышито золотое солнце, спереди — серебряная луна, а на рукавах звезды самой разной величины. На ножках у нее красовались расшитые турецкие туфельки, на шее висели ожерелья из янтаря, кораллов и филигранных бусин, в одной руке она держала флакончик с нюхательной солью, в другой — коробочку с пряными восточными сладостями.

— Я чувствую себя девочкой из «Тысячи и одной ночи» и все жду, что сейчас обнаружу волшебный ковер или таинственный талисман. Вот только не знаю, как мне тебя отблагодарить за все эти прекрасные вещи, — вдруг сказала она, перестав танцевать, будто признательность навалилась на нее тяжким грузом.

— А я сейчас скажу тебе как: сними черную одежду — негоже ребенку так долго носить траур — и замени ее цветными нарядами, которые я тебе привез. Ты и сама воспрянешь духом, да и в этом мрачном старом доме станет повеселее. Вы согласны, тетушка?

— Мне кажется, ты совершенно прав, Алек, и очень хорошо, что мы еще не приготовили ей весенний гардероб, — Сара считает, что ей не следует носить ничего ярче темно-фиолетового, а она для этого слишком бледна.

— Если позволите, я дам мисс Присбор указания, как обращаться с этими тканями. И вы еще удивитесь, сколько я знаю о том, как подрубать края, присборивать подмышки и вытачивать складочки, — начал доктор Алек, с видом знатока похлопывая ладонью по груде муслина, шелка и ситца.

Тетя Мира и Роза громко рассмеялись, помешав доктору продемонстрировать прочие свои познания, а когда они унялись, он добродушно произнес:

— Это отличный способ округлить талию, чтобы пояс сидел потуже, так что смейся в свое удовольствие, Моргиана^[8], а я пойду трудиться дальше, иначе никогда не закончу.

— Я просто не удержалась — «вытачивать складочки» такая умора! — сказала Роза, возвращаясь к своим подаркам после дозы здорового смеха. — Но тем не менее, тетушка, — добавила она уже серьезно, — я далеко не уверена, что имею право на столько прелестных вещиц. Но ведь, наверное, подарить некоторые из них Фиби неуместно? Дядя может обидеться.

— Я уверена, он и слова тебе не скажет, вот только Фиби они не подходят. Думаю, лучше подумать про те платья, которые ты уже не носишь, только нужно их подогнать ей по росту, — ответила тетушка Мира очень сдержанно и рассудительно — а никто не любит такого тона в ответ на порывы кого-то облагодетельствовать.

— Лучше я подарю ей что-то неношенное: я заметила, что она немножко гордячка, старое ей может не понравиться. Будь она моей сестрой, это было бы уместно, сестры никогда не возражают, но она мне не сестра, поэтому, полагаю, может выйти нехорошо. Знаю, какой есть замечательный выход! Я ее удочерю! — И Роза так и засияла от этой своей новой мысли.

— Боюсь, законным образом ты это сможешь сделать, только когда станешь постарше, но сейчас нелишне будет узнать, как она сама к этому относится, да и в любом случае будь с ней как можно ласковее, потому что в определенном смысле все мы сестры и обязаны помогать друг другу.

И славная пожилая дама посмотрела на Розу с такой добротой, что в той вспыхнуло неудержимое желание претворить свой план в жизнь незамедлительно — и она, во всей красе, помчалась на кухню. Фиби была там, начищала антикварные андироны и так погрузилась в работу, что вздрогнула, услышав крик:

— Понюхай, попробуй, а главное — посмотри на меня!

Фиби вдохнула розовое масло, засунула в рот и пожевала «роскошный лукум», а потом так и вытаращилась на маленькую Моргиану, скакавшую вокруг, точно разноцветный попугай.

— Боженька, ну и красотища! — только и вымолвила она, всплеснув перепачканными руками.

— У меня там наверху целые груды прелестных вещиц, и я все их тебе покажу, и я бы с тобой с удовольствием поделилась, но тетушка говорит, что тебе они не пригодятся, значит я подарю тебе что-нибудь другое; ты ведь не против, правда? Потому что я хочу тебя удочерить, как в той книжке удочерили Арабеллу. Здорово будет, правда?

— Ой, мисс Роза, вы что, ума лишились?

Вопрос был вполне обоснованный, потому что Роза в спешке глотала слова, и выглядела так странно в своем новом костюме, и так спешила донести до Фиби свои мысли, что ничего толком не объясняла. Увидев, как Фиби ошарашена, Роза немного притихла и произнесла с милой серьезностью:

— Это несправедливо, что у меня так много вещей, а у тебя так мало, а я хочу заботиться о тебе, как если бы ты была моей сестрой, — бабушка Мира говорит, что на самом деле мы все сестры. Вот я и решила, что пока удочерю тебя как бы не до конца, это уже хорошо. Можно, пожалуйста?

И тут Фиби, к величайшему Розиному удивлению, вдруг осела на пол, спрятала лицо в передник и целую минуту не произносила ни слова.

— Ах, прости меня, пожалуйста! Я вовсе не хотела тебя обидеть, надеюсь, ты не подумала… — залепетала Роза, которой очень хотелось загладить свою промашку.

Но тут Фиби удивила ее в очередной раз: из-под передника вдруг вынырнуло личико, расплывшееся в улыбке, пусть на глазах и блестели слезы, а потом она обхватила Розу обеими руками и произнесла, всхлипывая сквозь смех:

— Вы просто такая милочка, каких свет не видывал, поэтому можете делать со мною все, что хотите.

— Так тебе нравится мое предложение? И плакала ты не потому, что я как бы говорила с тобой свысока? Я правда этого не хотела! — воскликнула обрадованная Роза.

— Вроде как нравится! А заплакала я, потому что раньше никто со мной так ласково не разговаривал, вот я и не удержалась. Ну а насчет «свысока» — можете даже ходить по мне ногами, я и то не обижусь, — сказала Фиби в порыве благодарности, потому что слова «мы сестры» проникли в самое ее одинокое сердечко, да там и угнездились.

— Ну давай тогда поиграем: я буду добрым духом из бутылки, а еще лучше — феей-крестной, которая спустилась по трубе, а ты Золушкой, так что говори, чего тебе хочется, — сказала Роза, попытавшись задать этот вопрос как можно деликатнее.

Фиби это поняла, потому что во многих смыслах была утонченной натурой, пусть и выросла в работном доме.

— Вот прямо сейчас мне вроде как ничего не хочется, мисс Роза, только найти какой-то способ вас отблагодарить, — сказала она, утирая слезинку, которая все-таки поползла у нее по переносице самым что ни на есть неромантическим образом.

— Но я пока ничего не сделала, разве что поделилась с тобой сладостями! Вот, бери еще, поешь за работой, а заодно подумай, что я могу для тебя сделать. А мне нужно идти убрать свои вещи, так что до свидания, и не забывай, что я тебя удочерила!

— Вы мне дали кое-что послаще сластей, и уж этого-то я точно не забуду. — Аккуратно стерев с рук кирпичную крошку, Фиби заключила маленькую Розину ладонь в свои, загрубевшие, а потом долго провожала уходящую гостью взглядом черных глаз, заблестевших и смягчившихся от благодарности.

Примечания

7

Андирон — металлическая подставка для дров в камине.

8

Ловкая и хитрая девочка-невольница из арабской сказки «Али-Баба и сорок разбойников», входящей в сборник «Тысяча и одна ночь».