Лес душ

Лори М. Ли, 2020

Сирша Ашвин привыкла, что за все в жизни надо бороться. Она рано лишилась родителей, выросла в сиротском приюте и ничего не знает о своем происхождении. Но это не помешает ей верить в мечту – стать Тенью, главным королевским шпионом. Однажды, когда она вместе с подругой Саенго выполняет секретное поручение, на них нападают шаманы враждебной древней расы. Саенго погибает, но Сирше удается вернуть подругу к жизни. Теперь она знает, что тоже принадлежит к расе шаманов и обладает редким даром исцелять погибшие души. Впереди у нее опасное приключение – поход в Мертвый Лес, деревья которого несут угрозу всему живому. Сможет ли она развить свои способности и усмирить души Мертвого Леса?

Глава 3

Мы остаемся на Кейстранском пролете, поджидая, пока между нами и делегацией офицера Болдиса окажется достаточно большое расстояние, чтобы, когда кто-нибудь заметил наше отсутствие и отправился на наши поиски, мы были уже далеко. На миг я раздумываю, не повернуть ли обратно к Вос-Тальвину, чтобы потребовать объяснений от Кендары лично, но она ни за что не станет терпеть такое нахальство с моей стороны.

— Тебе следует вернуться, — говорю я, когда Саенго косится через свое плечо уже в десятый раз, если не больше, за последние несколько минут. — Боюсь, на этот раз наказанием нам не отделаться.

Щеки Саенго снова краснеют, когда она вспоминает о том, что я одна была наказана за наше общее опоздание.

— Возможно, — говорит она, ее голос звучит с надеждой. — Но кому-то же нужно тебя прикрывать. Что ты собираешься делать, когда мы доберемся до чайного дома?

— Занять место Джоньи, конечно же. — Талонский чайный дом находится на расстоянии половины дня пути к югу отсюда, если идти прямо, вдоль Кейстранского пролета. У нас есть преимущество. Если повезет, я перехвачу сообщение, которое так хочет получить Кендара — от «мужчины с перекрещенными мечами» — до того, как Джонья нас вообще поймает.

Известно, что в прошлые годы ученики Тени порой рушили планы друг друга, а иногда и вообще убивали друг друга, чтобы конкуренция на место подмастерья Тени стала меньше. Сама Кендара убила двоих своих соперников, когда тренировалась под руководством предыдущей Тени.

Поэтому среди своих учеников она решила оставить имя каждого из них в тайне. Ей не нравилось, что подобные перебранки и стычки привлекали много ненужного внимания, особенно учитывая, если один из погибших учеников оказывался ребенком какой-нибудь важной персоны. А также она предпочитала, чтобы ее собственные ученики концентрировались на тренировках и обучении, а не на том, чтобы зарезать друг друга. Однако она ясно давала понять, что, если один из нас раскроет свою личность, другие ученики могут распоряжаться этой информацией как пожелают. Зная Кендару, это можно считать все равно что разрешением действовать.

Однако я беспокоюсь сейчас не о том, разрешено ли мне расстраивать чужие планы, а о последствиях всего этого.

Правила в Гильдии королевы куда более строгие, чем в Гильдии принцев. Когда я впервые открыла рот, не получив на это сначала одобрения — просто чтобы задать вопрос, не имея никакого злого умысла на душе, — офицер ударил меня так сильно, что я потеряла равновесии и упала. Он хотел, чтобы позор от моего неуважительного поведения видели на моем лице все, пока не заживет. После этого я быстро уяснила свое место и как мало оно тут значит. Студенты вроде Джоньи получают наслаждение при любой возможности напомнить мне о своей власти, прижимая меня к углам, когда рядом нет Саенго, или рассказывая всем ложь, которая принесет мне еще одно наказание или порку.

Покинуть же свой пост? Это хуже, чем любое вранье и наказание, какие Джонья выдумывал для меня за все годы. Гильдия принцев обязательна для детей от одиннадцати до тринадцати лет, но поступление в Гильдию королевы происходит на добровольной основе. Когда я поступила по просьбе Кендары — поклялась служить королевской армии и должна буду получить наказание, если нарушу свою клятву.

Если меня тут же не отчислят или не заклеймят как дезертира, мне, скорее всего, выдернут все перья, а косу отрежут, понизят в ранге до первокурсника.

Но если я ничего не сделаю, то потеряю Кендару, а с ней и цель, ради которой я все это терпела и проходила. Нет такого наказания в Гильдии, которое окажется хуже, чем это.

Красть миссию Джоньи — опасная затея, но я обязана рискнуть. Обязана доказать Кендаре, что она должна выбрать именно меня, что лучше меня нет никого среди ее учеников. Вся моя жизнь, мое будущее зависит от этой миссии.

Когда мы приближаемся к красной крыше чайного домика, день почти подошел к концу. Полумесяц висит низко в небе, такой тусклый, что в его свете мало что видно. Чайный дом состоит из двух этажей, это здание с темными колоннами и очень живописной изогнутой крышей, края которой напоминают выставленные в разные стороны когти. Его невозможно не заметить даже во мраке, и путешественники любят останавливаться здесь, чтобы отдохнуть или перекусить.

Мы договорились, что Саенго останется снаружи с дрейками и будет начеку, если Джонья вдруг появится раньше времени. Если только он не нашел короткий путь, то мы прибыли раньше. Прежде чем уйти, я глажу Яндора по его мощной челюсти. Он тяжело дышит от долгой дороги, но все равно добродушно склоняется под моей рукой.

Взмахнув крыльями, Милли опускается рядом с загонами, чтобы составить компанию Саенго. Она направляется к корытам с водой. Я снимаю перья со своей косы и бросающийся в глаза красный пояс Гильдии, дающий всем понять, что я студентка четвертого курса обучения. И то и другое убираю в свой рюкзак и вытаскиваю длинный серый шарф, который приобрела по пути сюда, чтобы прикрываться от накрапывающего дождя. У меня болят ноги, и мышцы жутко жжет от синяков. Но я лишь прикусываю язык, чтобы отвлечься от ноющей боли и направляюсь внутрь чайного домика, мысленно молясь, чтобы Сияющая Сестра приберегла для меня немного удачи.

Я небрежно заматываюсь шарфом, закрывая волосы и шею, так чтобы никто не глазел на мое лицо и не видел ворот моей серой униформы, и вхожу. Внутри чайного дома царит полумрак, свет излучают лишь один-единственный камин и несколько масляных ламп, которые отбрасывают мигающие тени во все стороны. Зал почти пуст. Столики расставлены четырехугольником вокруг платформы, где должны обычно выступать артисты, чаще всего это музыканты с двухструнными лютнями или сказители, которые пересказывают старинные сказки под убаюкивающие мелодичные песни.

Земляной запах камина перебивает резкий аромат, исходящий от не принимающих по несколько дней ванну постояльцев. Трое мужчин в капюшонах сидят за угловым столиком, потягивая чай или, быть может, что покрепче. Пока, насколько я могу понять, ни у кого нет скрещенных мечей.

Как я и предполагала, Джонья еще не здесь. Я медленно, успокаивающе выдыхаю. Тем не менее он должен скоро явиться. Надеюсь, загадочный информатор Кендары покажется все же раньше. Я выбираю столик, откуда хорошо видно входную дверь. Низенькая женщина с темно-коричневыми кудрями и круглым лицом показывается из-за двери, которая, вероятно, ведет на кухню. Она прижимает руки к своему фартуку с цветочной вышивкой и вежливо кивает мне.

— Могу ли я вам что-нибудь принести? — спрашивает владелица.

— Немного чая каркаде, пожалуйста.

Вскоре она возвращается с подносом, на котором красуется фарфоровый чайничек, маленькое блюдце с медом и ложечкой сладостей и перевернутая чашка. Как только она наливает горячий чай в кружку, то оставляет поднос и снова уходит за дверь. Я кладу немного меда в ароматный чай и делаю глоток.

Кто-то дергает мой шарф, снимая его с головы. Я тут же подскакиваю, сжимая кинжал, который спрятан в моем рукаве. И застываю при виде Джоньи. Как он умудрился подкрасться ко мне?

— Так это ты! — фыркает он. Его даже можно было бы назвать красивым, если бы он постоянно не кривил губы в ужасной усмешке. Свет огня в лампах отбрасывает медные тени на его темные волосы, свою привычную косу он расплел. — Молись Близнецам, если ты здесь не по той причине, по которой я думаю.

Когда я не сжимаюсь при виде его, мышцы на его шее напрягаются еще сильнее. Он вскидывает руки, растопыривая пальцы, как будто ничего больше не жаждет так сильно, как задушить меня на месте.

— И что же это за причина? — хладнокровно спрашиваю я. Мы далеко от Гильдии и всех, кто знает, кто мы такие. Так как он вряд ли пожалуется на то, что я покинула свой пост, ибо тогда ему придется признаться и в своих темных делишках, я могу разговаривать с ним как пожелаю.

Когда он не отвечает, я упираюсь бедром о стол, игнорируя боль, пронзающую мои ноги. Делаю вид, что разглядываю лезвие своего кинжала, которое поблескивает бледно-оранжевым светом, отбрасываемым камином. Я украла этот кинжал из оружейного склада два года назад. Кендара не всегда предупреждает, что собирается отправить меня на какое-то опасное дело, так что я стараюсь не ходить без оружия.

Джонья хватает меня за руку и утаскивает подальше, в достаточно далекий угол, чтобы мне стало некомфортно. Его хватка оставляет синяки, только так он и умеет хватать, как я подозреваю. Я едва сдерживаюсь, чтобы не врезать ему кулаком в лицо.

Но вместо этого только говорю:

— Что ты затеял?

Его медлительность, с которой он смотрит на меня, не отвечая, выводит меня из себя. Потому что это доказывает, что кое-чему он у Кендары не научился в отличие от меня.

— А по какой, по-твоему, я здесь причине? Сам догадайся, — говорю я и как ни в чем не бывало вытаскиваю из кармана его записку.

Джонья обмяк. На его лице на долю секунду проскальзывает испуг, который выглядит комично. Однако затем он смеется, резко и нагло.

— Ты и правда одна из ее учениц? Должно быть, Кендара просто была в отчаянии, когда взяла тебя. Ты проиграла, Тсаув Тавс. Она выберет меня, — он плюет мне под ноги. — Потому что я лучше тебя во всем без малейшего исключения. В истории будет написано мое имя, мой титул и мои таланты.

Мои ногти впиваются в кожу ладоней, когда он говорит все это. «Тсаув Тавс». На старом эвейвианском языке, которому обучают лишь рейвинов, эти слова означают «пепел». Саенго сказала мне, когда он впервые назвал меня так. Так переводится моя фамилия, Ашвин, которая на самом деле не является даже настоящей эвейвианской фамилией. Монахи нарекли меня так в приюте, тем самым говоря, что я ничто и мой род никто.

Однако, если не считать оскорбления, он глупым образом признался в том, что я отчаянно хотела узнать, когда только прочла записку: Кендара еще не назвала имени того, кто станет ее официальным подмастерьем. Пока что я еще ничего не упустила, пока что я не проиграла. Пока что.

— Ей плевать на все это.

— Разве? — он оглядывает меня с ног до головы. — Ты костлявая пустышка без настоящего имени и без будущего. Я уже семь лет пытаюсь убедить тебя сделать всем одолжение и воспользоваться уже этим кинжалам, вонзив его в свою же глотку. Когда ты наконец осознаешь? Никто не станет по тебе скучать.

Мне чудится, что моя челюсть готова треснуть от напряжения, с которым я стискиваю свои зубы. Но я держусь, не двигаюсь, потому что если я двинусь, то воткну свой кинжал в глотку Джоньи здесь и сейчас. Пока он наливает и пьет мой чай, я медленно выдыхаю через нос и судорожно пытаюсь расслабить тело, мышцу за мышцей.

Стулья царапают потертый деревянный пол. Я поднимаю глаза к углу, где те самые трое мужчин теперь уже стоят. Они проходят мимо нас, склонив головы. Потом последний вскидывает голову, и его глаза, скрытые под тяжелым капюшоном из скрученного шарфа, находят мои. Я замираю. У него горящие ало-красные глаза пламенителя, шамана, повелевающего огнем.

Между его пальцами проскальзывают искры. Лишь благодаря своим инстинктам я подскакиваю с места вовремя, за долю секунды до того, как мой стул вспыхивает, объятый пламенем. Я падаю на пол, а затем тут же ныряю за центральную платформу для выступлений артистов.

Мой пульс учащается. Рожденный шаманом, разгуливающий на свободе по землям Эвейвина? Невозможно. Королева посадила их всех за решетку. Однако если бы один каким-то образом сбежал из своей тюрьмы, то скрывался бы. Этот, должно быть, ньювалинец, шаман из Ньювалинской империи. О, Сестры, что же он тогда делает в Эвейвине?

Все перед моими глазами горит красным и расплывается. Боль в ногах внезапно отходит на второй план, я размахиваю своим кинжалом, готовая отразить удар, вглядываясь в огонь перед собой.

Пламя расползается по залу. Столы и стулья вспыхивают как спички. Я закрываю рот шарфом, но дым все равно жжет глаза. Входная дверь распахивается. Языки пламени и дым вырываются наружу. Саенго стоит за порогом, крича что-то, но я ее не слышу, лишь вижу, как она размахивает руками, отгоняя от себя жар. Огонь подбирается прямо к моим ногам. Я бросаюсь бежать, прыгая под стол и сталкиваясь с Джоньей на своем пути, когда задний вход в домик и часть стены взрываются.

Горящие ошметки дерева летят сквозь дым и снова попадают в пламя. Однажды я уже была в подобной ситуации, когда Кендара привязала меня и бросила в хижине с горящей соломой. Однако на этот раз огонь совсем другой. На этот раз он распространяется очень быстро, его невозможно контролировать или предугадать, он яростно несется по чайному дому.

Джонья все проклинает и отталкивает меня, мы оба поднимаемся на ноги. Огонь, как огромная змея, тянется по полу вокруг. Джонья выхватывает кинжал, которой вдвое больше моего, хотя я сомневаюсь, что оружие ему сейчас чем-то поможет. Его спина врезается в мой локоть, мы оба сжимаем свои бесполезные кинжалы и беспомощно таращимся на пламя, зажимающее нас в кольцо, захватывающее в свою смертельную ловушку. Вдруг один из шаманов показывается за пределами кольца.

Нет, это не пламенитель. Другой. Танцующее пламя освещает его лицо, однако его глаза блестят фиолетовым, цвет ярче, чем любой обычный человек мог бы похвастаться. Он поднимает руки. Поднимается резкий порыв ветра, который запутывает мне шарф и наматывает косу вокруг моей шеи. Огонь в ответ лишь разгорается, превращаясь в настоящее адское пекло. Я отступаю назад, мои руки и ноги сжимаются, чтобы их случайно не задело жаром.

Затем шаман-темпест замирает, а потом он кричит, падая на колени. Милли, которая, похоже, умудрилась проскользнуть внутрь через горящую дверь, дико хлопает крыльями над его головой, и соколиные когти царапают его по шее.

Я потеряла третьего шамана из виду, однако у меня есть шанс, и я перепрыгиваю через слегка утихомирившееся пламя и несусь навстречу Саенго, которая тоже умудрилась забраться в горящий чайный дом. Однако между нами слишком много горящей мебели и предметов. Огонь крадется по стенам, дым собирается под потолком, как будто над кипящим котлом.

— Саенго! — задыхаясь, выкрикиваю я ее имя, но с трудом сама слышу свой голос, тонущий в этом кошмаре. Мне не выбраться, поэтому я прыгаю обратно к Джонье. Он уже успел сцепиться оружием с шаманом-пламенителем, у которого в руках короткий меч. Дым окутывает их как будто живой. Я вижу, что Джонья затаил дыхание.

Сгорбившись как можно ниже, я целюсь своим кинжалом пламенителю в незащищенную спину. Но до того, как успеваю ударить, Джонья одним сильным ударом вышибает меч из руки пламенителя и тут же наносит удар по его животу. Кровь окропляет горящий деревянный пол, шипя в пламени. Пламенитель отшатывается, сжимая раненый живот, из которого течет кровь, пачкая ему пальцы. Взбешенные языки пламени внезапно начинают дрожать и затухать.

Джонья со свистом втягивает ртом воздух, и его глаза находят мои. Он бросается на меня.

Я ставлю блок, обороняясь, но его сила отбрасывает меня назад, и я врезаюсь в угол стола. Боль пронзает позвоночник, отдаваясь эхом в ногах, и мне приходится собрать всю свою силу, чтобы отразить следующий удар кинжала Джоньи, нацеленного уже мне в грудь. С диким воплем ударяю коленом в его слабое место между ног. Его атака тут же прекращается. Он шатается, делая шаг назад. Мне нужна лишь доля секунды, чтобы броситься на него, мои ноги обхватывают мясистую шею Джоньи, и я дергаюсь, вынуждая его потерять равновесие и упасть.

Он падает на спину с характерным глухим ударом, от которого содрогаются деревянные половые доски. Я выбиваю его кинжал, так что ему теперь не достать свое откатившееся орудие, и прыгаю ему на грудь, прижимая свое лезвие к его шее.

— Что ты творишь? — кричу я, мой голос скрипит от дыма.

— Избавляюсь от соперника, — шипит он сквозь зубы, — ты бы тоже так поступила, если бы у тебя была хоть капелька мозгов! — его руки тянутся к моему горлу, но я изворачиваюсь, и его пальцы вместо этого хватают мою косу.

Между нами опять вспыхивает огонь. Я отлетаю от Джоньи и больно ударяюсь о землю. Удар выбивает воздух у меня из легких. Я не могу вдохнуть, но перекатываюсь по полу, чтобы сбить языки пламени, лижущие мои руки. Рядом падает пламенитель, испуская свой последний выдох. Однако чайный домик уже объят пламенем, и без контроля шамана огонь вырывается наружу.

Джонья кричит. Половина его тела в огне. Его рубашка плавится вместе с его кожей, которая обращается в ожоги и пузыри, но он успевает ее скинуть. Я слышу, как громко и часто дышу, мой пульс стучит в ушах, желчь подкатывает к горлу, но я не позволяю себе слабости.

«Сестры, защитите нас», — я яростно стучу по уголькам, потрескивающим в его волосах. От запаха жженых волос меня тошнит. Он все еще борется с пламенем и кричит, но все, что я могу, это схватить его за талию еще не загоревшихся штанов и поволочь в сторону выхода, однако он оказывается слишком тяжелым.

Звуки хлопающих крыльев намекают мне, что Милли все еще отвлекает шамана-воздушника, однако я по-прежнему не могу увидеть третьего шамана. Темная фигура появляется из-за густого дыма передо мной, я чуть не вскрикиваю от облегчения, когда понимаю, что это Саенго, пробравшаяся наконец сквозь пламя.

— Помоги мне! — кричу я. Мою глотку царапает дым.

Вместе нам все же удается вытащить Джонью, который оказывается тяжелым, как бык, за дверь наружу и наконец сбежать из огня на открытый воздух.

— Ты в порядке? — спрашивает Саенго, обеспокоенно изучая мою униформу.

— В порядке, — ответ вместе с кашлем вырывается у меня из груди. Талисман Кендары из тролличьей кости остается подозрительно холодным по сравнению с моей разгоряченной кожей. Защита от магии. Именно благодаря ему, должно быть, я не валяюсь без сознания или что еще хожу, мертвая, рядом с потерявшим сознание Джоньей.

Мы осторожно опускаем его на грязную землю. Он выглядит жутко, однако теперь не кричит и совсем не двигается. Я опускаюсь на колени рядом с ним, не уверенная, можно ли к нему вообще прикоснуться, не нанеся ему еще больше урона и не сорвав ошметки кожи. От его груди, лица и рук поднимается пар. Аккуратно поворачивая его голову, я нахожу неповрежденный участок кожи под подбородком и прижимаю пальцы к этому месту. Его пульс стучит очень слабо.

— Он живой, — выдыхаю я, а затем говорю: — Ему повезло, что я не закончила начатое шаманом. Ублюдок.

— Нам нужно убираться отсюда, — говорит Саенго. Ее голос даже не дрожит. Как она может оставаться такой спокойной, когда все пошло так непредвиденно плохо?

И зачем ньювалинским шаманам нападать в чайном домике в Эвейвине? Саенго рассказывала мне о некоторых стычках между эвейвинианцами или ньювалинскими патрульными в северных полях, неподалеку от ее семейного дома, однако гневные угрозы паучьего короля всегда сдерживали эти стычки, не позволяя им превращаться во что-то более серьезное.

Что-то вроде того, что произошло сегодня здесь. Влияние Ронина на королевства должно было помешать подобному произойти.

Милли вылетает из входной двери, кашляя теперь черным дымом, и взмывает ввысь, в небо. Воздушник, шатаясь, тоже показывается на пороге чайного дома, выкрикивает проклятия, его кожа на руках и шее выглядит как кровавое месиво из обгоревшей кожи. Я хватаю Саенго за запястье, утягивая ее за собой, и мы отступаем. Косясь на стойла, к которым языки пламени только еще тянутся, я раздумываю, сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до своих дрейков.

Однако мы не можем бросить здесь Джонью. Выругавшись, я поднимаю кинжал снова, когда третий шаман выскакивает из чайного дома.

— Кто из них? — кричит он сдавленным голосом. Пытается выплюнуть дым, осевший на его глотке.

Воздушник корчится от боли, когда отвечает:

— Какая разница? Кто-то из них. Просто убьем всех.

— Согласен, — говорит другой шаман. А затем я наконец понимаю, во что он одет. Его одежда обгорела и потемнела от дыма, однако свет полыхающего в ночи рядом с нами чайного дома освещает брошку, прикрепленную к вороту его туники. Два скрещенных меча.

Информатор Кендары. Что означает, это не просто случайная атака, которую нам не посчастливилось застать. Они пришли сюда в поисках Тени. В поисках Кендары.

Я толкаю Саенго, утягивая ее за свою спину, отбрасывая все сомнения из своих мыслей. Несмотря на жар, исходящий от горящего чайного дома, холодное спокойствие медленно, но уверенно разливается по моим рукам и ногам. Вся боль от синяков и мозолей растворяется в нем. Хладнокровие войны, как всегда называет это чувство Кендара, момент, когда разум и сердце затихают, позволяя инстинктам физического тела взять верх. До сегодняшнего времени я не понимала, о чем она говорит. Теперь же мое сердце больше не пытается вырваться через ребра. Все вдруг становится просто и понятно.

Мы или они.

Я кручу кинжал в своей руке и запускаю в свою жертву. Лезвие врезается третьему шаману прямо в горло. Шаман-воздушник вздрагивает от испуга, когда кровь его напарника окропляет ему лицо. С мокрым кашлем поверженный шаман падает на землю. Однако еще до того, как его тело достигает земли, воздушник вырывает из него кинжал и бросает его обратно. Я легко уворачиваюсь от смертельно острого лезвия и тут же целюсь в его ноги. С воплем тот теряет равновесие и падает, его щека с треском ударяется о землю.

Я запрыгиваю ему на спину, пытаясь обхватить руками его шею, чтобы сдавить и сломать. Однако его кожа и волосы слишком скользкие из-за крови, текущей из ран, которые нанесла ему Милли. Шаман отбрыкивается и перекатывается по траве, в следующий миг его кулак врезается в мою челюсть до того, как я успеваю уклониться. Я трясу головой, отмахиваясь от боли, но потом все передо мной внезапно начинает кружиться. Воздух отрывает мои ноги от земли и поднимает вверх. Я прикрываю голову, когда через секунду мое тело падает и врезается в грязь. Я сжимаюсь от того, что руки и ноги деревенеют и ноют от резкой боли.

Сквозь несколько выбившихся из косы прядей я вижу, как шаман направляется к стойлам. Мои ногти оставляют глубокие полосы на земле, когда я заставляю себя подняться.

— Саенго! — кричу, с трудом силясь встать на ноги. — Он уходит.

Когда она не отвечает, я озираюсь по сторонам, ища ее. Она лежит на земле. Рукоятка кинжала пугающе торчит из ее груди.

Я раскрываю рот, но мои легкие не могут набрать внутрь воздух. Она стояла позади меня, когда воздушник запустил в меня кинжал.

— С-Саенго, — я охаю, все тело трясет от неожиданно охватившего меня ужаса, который пронзает меня, точно ураган. Я забываю обо всем: боль, Джонья, шаманы, желание стать Тенью. Есть только Саенго и я, пытающаяся пробраться сквозь грязь и рухнуть рядом с ней. Мои пальцы прощупывают ее пульс, но ничего не находят.

Боль в моей груди становится острее, точно горящий камень. Она крадется по ребрам и вырывается на свободу, лишая меня остатков воздуха в легких, вынуждая меня опять со всей мочи закричать. Мой вопль разносится эхом по Кейстранскому пролету и звучит, пока во мне не остается ничего, кроме ослепляющей боли и печали, а потом, к моему облегчению, не остается вообще ничего.