В огороде бузина

Лора Вульф, 2022

Юмористические приключения жителей поселка в Краснодарском крае. Главная героиня – весьма интересная пенсионерка – находит себе преданного спутника жизни моложе себя. В динамическом темпе развиваются совершенно непредсказуемые события, вовлекающие в водоворот любовных историй всех жителей поселка.

Приезд золовки

Райка привычным движением откинула щеколду на калитке. Зайдя во двор, она кивнула возившемуся около насоса Ромика и зашла в дом.

«Римма, Артемка к своему деду вернулся, говорят ему работяги бока намяли, зарплату требовали!»

«Вот это новость», — Римма Васильевна оторвалась от готовки и с интересом взглянула на подругу.

«Я знала, что тебе понравится, — Райка привычно важно выгнулась. — А это, — она взглянула в окно, — тебе вряд ли понравится, гляди кто по лужам шлепает!»

По поселковой улице шла золовка Риммы Васильевны, родная сестра Николая — Надежда. Жила она в городе и совсем недавно узнала о наличие у вдовой невестки молодого любовника. Теперь она приехала, чтобы взглянуть в глаза этой «распутной бабе».

«Распутная баба» прильнула к окну, предчувствуя настоящее торнадо.

Надежда уже с порога, не успев толком поздороваться, а отношения у родственниц и раньше оставляли желать лучшего, поперла буром, то причитая, то просто переходя на крик.

«Римма, ты, говорят, бомжа здесь, в Коленькином доме пригрела?» — она возбужденно хлебнула воздух открытым ртом как большая рыба, готовясь к дальнейшему диалогу.

Римма Васильевна, картинно подбоченясь, состроив умильное выражение на своем посвежевшем от большой любви лице: «Замуж я вышла, Надежда! Мужчина серьезный, работящий, моложе меня, и мы обожаем друг друга!»

Женщина-рыба от такой наглости отчаянно замотала головой.

«Коленька, как же ты на все это смотришь», — она подскочила к портрету брата над кроватью, брат на фото максимально вжался в стену, предвидя грандиозный скандал.

«Ты хоть бы портрет мужа перевесила, паскудница», — Надежда с отвращением толкнула аккуратную гору подушек на кровати.

«Сама ты паскуда», — Римма Васильевна бросилась подбирать подушки, отпихивая золовку от постели, та пошатнулась и упала на крепко сбитый зад, вереща при этом как свинья в загоне и тщетно пытаясь встать.

«А что он, икона что ли?» — Римма Васильевна, не обращая внимания на неистовое барахтанье Надежды среди подушек на полу, залезла на кровать, сняла с гвоздя фото мужа под стеклом, машинально протерла пыль на портрете и продолжила, стоя с изображением супруга в руках.

«Я тридцать лет смотрела на его б…о и не ослепла, теперь пусть он полюбуется на наши с Ромиком чувства», — и она гордо шагнула вниз с постели.

Больные колени не раз уже подводили темпераментную женщину, на этот раз они напрочь отказались гнуться. И она, на совершенно прямых ногах, не просчитав место для приземления, с треском опустилась на распластано-застывшую от ужаса внушительную фигуру золовки, припечатав своим пышным телом Надежду намертво к полу и опустив лик ее любимого брата под стеклом прямо ей на голову. Стекло разлетелось, женщины замерли в позе бразильского джиу-джитсу, лежа друг на друге.

Раиса, привыкшая с малолетства к любым коллизиям и побоищам, стояла как соляной столб, прижав руки к отсутствующей груди, зажмурив глаза на последнем аккорде.

Женщины постепенно приходили в себя. Встав на четвереньки, они расползлись в разные углы комнаты-ринга и с профессиональной свирепостью борцов тяжелой весовой категории воззрились друг на друга.

Никто не считал себя побежденной! Но абсолютное зло, в виде скандальной золовки Надежды, было наказано волею случая. Портрет любимого брата случайно опустился аккуратно ей на темя и теперь из-под волос по лбу женщины текли две алые струйки-змейки. На несколько секунд они задержались в золовкиных густых бровях, скопились там и хлынули в глазницы. Она поднесла руки к глазам, макнула их в кровь и тут же замычала как раненный зубр, низко и гулко, постепенно повышая тональность.

Раиска теперь привычно активизировлась. Она схватила мобильник и судорожно стала искать в контактах номер Кристинки-стоматолога. К счастью, если это уточнение уместно, был выходной и зубной врач была на даче. Обычно весь поселок не оставлял дантистку в покое во время ее отдыха, видимо специально подгадывая все заварухи под нерабочие и праздничные дни.

Все вызовы зубного врача к местным традиционно имели слабое отношение непосредственно к стоматологии. Скорее ближе они были к челюстно-лицевой хирургии, попадались иногда и бытовые травмы. Надо отдать должное, Кристина приезжала на своем авто просто моментально и предельно профессионально оказывала необходимую помощь.

Надежда продолжала сидеть на полу. Теперь она горестно выла, выставив вперед окровавленные руки, периодически выкрикивая: «Убили!»

Римма Васильевна, перемазавшись кровью золовки, пыталась обмотать ее голову полотенцем, та не давалась, энергично орудуя локтями и ногами. Очень быстро появилась губастая врачица, не нарушая традиции, в прозрачных телесного цвета лосинах, больше напоминающих колготки, и зазывно просвечивающихся малиновых стрингах в окружении аккуратных ягодиц и, как не странно, бюстгалтере, сигналящем о своем существовании сквозь тоненькую туничку дымчатого цвета.

Она моментально оценила ситуацию, ловко захватила голову пострадавшей двумя руками. Опыт оказания первой помощи буйным односельчанам у нее был и дантистка моментально оценила урон, нанесенный здоровью женщины.

Надежда как-то быстро успокоилась и теперь воззрилась на докторицу, ожидая приговора. Рана оказалась небольшой, скорее царапина, но довольно глубокая. Кровь уже не текла, она подсохла на лице золовки, сделав его цвета интенсивного загара.

Римма Васильевна вместе с Раисой усадила впавшую теперь в ступор пострадавшую на стул, а Кристина ловко обработала ее рану, обтерла кровь и сказала, что швы накладывать не нужно. Спросила, кружится ли голова? Не тошнит ли? И велела уложить больную в постель. Надежда, помотав головой, отрицая перечисленные признаки недомогания, молча позволила поместить себя на кровать и положить пакет со льдом к голове.

Кристинка выкурила на крыльце дежурную сигаретку, изящно бросила окурок в ведро и прихватив свой тревожный чемоданчик отбыла к себе на дачу. В доме воцарилась жуткая тишина.

Всю ночь Надежда-золовка либо громко стонала, либо безбожно храпела. Римма Васильевна только к утру забылась в нервозном сне. Обычно, они с Ромиком вставали рано, завтракали и он шел на работу, а женщина принималась за домашние дела.

Сегодня Римма Васильевна встала раньше обычного. Она на цыпочках, чтобы не потревожить притихшую Надежду, вышла на кухню и теперь тихонько гремела там посудой, обдумывая ситуацию с золовкой, понимая, по опыту прежних лет, что нынешнее безмолвие, это только затишье перед бурей. Надежда так просто не сдастся, не в ее это было правилах: последнее слово должно было всегда быть за ней.

Ромик, как всегда, словно тень перемещался по дому. Заскрипела кровать, Надежда всхлипнула, пару раз хрипло кашлянула и поднялась с постели. Вскоре она появилась на кухне, ее волосы слежались, а кое-где стояли торчком. Пару слоев повязки сползли с головы и висели как хомут на ее шее.

«Как в песне «Голова повязана, кровь на рукаве», — пыталась шуткануть Римма Васильевна и моментально осеклась, наткнувшись на ледяной взгляд золовки, не предвещающий ничего хорошего.

«Если ты мыслишь, что я все спущу на тормозах, то ты глубоко ошибаешься. Я напишу заявление в полицию… и тебя посадят», — радостно подвела итог Надежда. После чего с энтузиазмом придвинула к себе тарелку с нарезкой из колбасы и сыра, соорудила двухэтажный бутерброд и с аппетитом отправила его в рот, запивая чаем.

«Тебя же врач осмотрела, оказала первую помощь, это всего лишь царапина», — Римма Васильевна пыталась объяснить ситуацию.

«Конечно», — Надежда отставила тарелку с бутербродами и теперь целилась на сдобные булочки, аккуратной горкой лежащих на подносе, — ваша…, — она впилась передними зубами в булочный бок и пережевывая продолжила, — …. девочка по вызову отлично справилась с ролью медсестры, но….»

Тут она увидела Рому, робко стоящего у кухонной двери. Женщина дернулась будто ее укусила змея, вскочила на ноги, срывая с головы бинты и почему-то накручивая их еще сильнее вокруг мощной шеи. Несведущим могло показаться, что эта недавно активно поглощающая хлебобулочные изделия дама, теперь, хочет лишить себя жизни путем удушения.

Паника охватила несчастную женщину, а как известно, именно поддавшись панике, погибает большое количество людей. Она заметалась по кухне, выпучив глаза и уже заранее предсмертно, хрипя, стараясь обеими руками сорвать ненавистные путы, мешающих полноценному доступу воздуха. Римма Васильевна и Ромик, стояли неподвижно как два суслика-суриката, изумленно наблюдая эту пантомиму, буквально с отвисшими челюстями. Первым вышел из оцепенения мужчина. Он схватил нож со стола и ринулся к начинающей уже синеть, скорее всего, от усилий и потуг, Надежде, чтобы освободить ее от пут. Та, увидав это, начала передвигаться по кухне уже прыжками как упитанный кенгуру.

Римма Васильевна вырвала нож у любимого и, выставив вперед руки и широко улыбаясь, пошла на золовку. Надежда, устав от скачков, стояла у холодильника, громко дыша и затравленно наблюдая за действиями невестки.

Через несколько минут, вняв увещеваниям, она все же позволила приблизиться Римме Васильевне, и та развязала коварную повязку, оставившую след на шее как от удушения. Золовка, почуяв свободу от пут, моментально бросилась к дверям, как заяц из силков, и выбежала на улицу.

Часа через два позвонил участковый Борщ, сказав Римме Васильевне, что к нему приходила Надежда и оставила заявление, в котором сообщалось, что невестка вместе с сожителем пытались ее убить.

«Вы че там совсем с катушек съехали, перепились что ли? — кричал он в трубку. — У нее голова разбита, на шее странгуляционная борозда от удушения, и она в таком виде по поселку бегает».

Римма Васильевна пыталась что-то объяснить, но из ее гортани вырывалось только глухое мычание.

«Так, ужрались вы по-взрослому, — сделал вывод Борщ. — Завтра в девять ко мне, а не придете, под конвоем приведу», — сказал полицейский и отключился.

Отключилась и Римма Васильевна практически во всех смыслах. Наступившая ночь, как и предыдущая, не задалась. Римма Васильевна металась как в бреду. Ей мерещилась окровавленная золовка с вылезающими из орбит глазами и раскуроченной головой.

Ближе к рассвету, напившись успокоительного, Римма Васильевна ненадолго заснула. В половине девятого они с Ромой замкнули дом и горестно побрели на опорный пункт.

На улице грело солнышко уже совсем по — весеннему. На лавочке через дорогу прожаривала свои кости баба Вера. Старушка долгожительница, очевидно, имела план не просто разорить пенсионный фонд, а, скорее всего, его полностью уничтожить. Сотрудники СОБЕСа, так называла бабуля эту организацию, предвидя крах своей системы из-за упрямо не желающей самоустраняться старушки, скорее всего уже вынашивали план по тотальной ликвидации долгожительницы.

Проходя мимо соседки, Римма Васильевна вежливо поздоровалась: «Баба Вера, здравствуй!».

Старушка приподняла восковое лицо, будто обтянутое пергаментом, с умными, полностью выцветшими, когда-то голубыми глазами.

«Римка, говорят ты Надьку убила? — очень живо и с интересом, скорее утвердительно, чем вопросительно изрекла она. — Правильно сделала, эта стерва давно напрашивалась», — добавили бабуля-моль и затряслась от смеха всем своим маленьким, иссушенным тельцем, промокая слезы узловатыми, плохо слушающимися пальцами.

У Риммы Васильевны просто подкосились ноги.

Около участка было пустынно, вся местная публика как-то не стремилась по собственной воле проводить свой досуг вблизи с очагом правоохранения. В единственном на все небольшое здание кабинете за столом, заваленным ворохом бумаг, сидел встревоженный Витя Борщ.

«Ты понимаешь, что это? — он тряс перед носом Риммы Васильевны листом бумаги. — Это срок! И немалый!»

«Так набрехала Надька, я на нее случайно упала с Колей, она говорит, сними Колю, да сними, — Римма Васильевна стояла с открытым ртом, глубоко и часто дыша.

— Я к Николаю со всем уважением, — начал мямлить Ромик невпопад.

— Да подожди ты! — Римма Васильевна махнула рукой в его сторону, подойдя ближе к участковому. — Я его с гвоздика сняла, значит, пыль протерла, пыли много на лице его было, — она обеими руками показала, как стирала пыль с портрета.

— Николай — мужчина достойный, — опять встрял донельзя испуганный Ромик.

— Да уймись ты, — оттолкнула его Римма Васильевна. — Совершенно случайно упала я вместе с Колей на Надьку, Раиска свидетель и Кристинка сказала, что урон здоровью минимальный.

«Пыль протерла на лице? — Борщ уже с сомнением посмотрел на женщину, немного отпрянул от нее и как-то вжался в кресло. — А удушение? — тоже из-за пыли? — участковый покраснел как помидор. — Какие еще свидетели?» — Борщ уже вышел из себя и теперь орал на посетительницу благим матом.

«Он, он свидетель, вдвоем мы были, — показала Римма Васильевна на уже пошедшего зелеными пятнами Ромика. — Сама она удушилась…. душилась, душилась — насилу остановили», — сбивчиво объясняла женщина.

«Значит, вдвоем душили?! — Борщ вскочил на ноги, — Да какой он на хрен свидетель?! Подельник он твой!»

Участковый приблизился к Ромику. Тот от непосредственной близости блюстителя закона пришел в крайнее возбуждение.

«Я к Надежде с большим уважением», — толдычил теперь он, переминаясь с ноги на ногу.

Борщ посмотрел на него как на пустое место и продолжил,

«Я сидалищем чую гнилой движняк… Значит так, подельника твоего, Мундияну этого, с глаз долой, куда хочешь, можешь прямо в Бишкек и отправить. Иначе пристрелю», — добавил он.

«За что?» — взмолилась женщина.

«За попытку к бегству! — заорал, терявший последнее самообладание Виктор. Римма Васильевна, взявшись с Ромиком за руки в страхе отпрянула к стене,

— Ты, я думаю, по дурке откосишь от срока, — он окинул крайне испуганную женщину с головы до пят. — Признаки все налицо, все, разбежались по хатам!» — скомандовал он, демонстративно уставившись в монитор компьютера.

Домой шли молча. Расставаться с любимым женщине не хотелось, она понимала, что Виктор прав и сейчас нужно Ромика убрать из поселка, пока не уляжется весь этот кошмар с мнимой попыткой убийства. К нему, в любом случае прицепятся, и не поможет паспорт молдаванина с густой шевелюрой. Но где, где можно надежно и без риска спрятать любимого? А главное у кого?

Женская половина местного электората даже в расчет не принималась. Римма Васильевна скорее отправила бы его на самом деле в Бишкек, чем на постой к местным бабам. И тут ее осенило: йог Леха, уже однажды принявший активное участие в судьбе Ромика, не откажет приютить его на сей раз.

Через полчаса Римма Васильевна уже стояла перед домом Алексея.