Академия родная

Андрей Ломачинский, 2019

«Академия родная» – это целый взвод уморительных курсантских историй, смешное чтиво как для военных, так и для тех, кто к погонам никакого отношения не имеет. Все истории реальны и написаны от первого лица одним из бывших курсантов. Воспоминания военного медика об учебе в ленинградской Военно-Медицинской Краснознаменной Академии читаются непринужденно, быстро, а главное, с невероятным удовольствием.

Кони

Ты помнишь, как всё начиналось?

Андрей Макаревич и «Машина Времени»

В самом начале восьмидесятых годов ХХ века государство Российское жило дружненько в составе громадной страны под названием великий могучий Советский Союз. Воевать особо никто не собирался, а потому службы в армии народ не страшился. Наоборот даже, если говорить об офицерской службе, то туда молодёжь стремилась — хорошая зарплата, карьерный рост и почет в обществе гарантированы. Всякие там афганистаны да анголы общей картины не портили. А какие самые военные профессии среди офицеров? Артиллерист, танкист, минёр-подрывник? Не-а! Нет в названии этих специальностей и намёка на слово «военный». Самых военных професий две — военный дирижер и военный врач. Про военных дирижеров ничего не знаю, а вот на военврача довелось поучиться. Дело было в городе-герое Ленинграде в Военно-Медицинской Краснознаменной, орденов всяких и прочая и прочая Академии (тогда) имени Кирова. Вообще-то высшее медицинское образование, да еще с военным в довесок, — дело тяжкое и серьёзное. Но пока его получишь, столько разного будет! Самый первый прикол случился еще до того, как это самое образование началось. Так вот с этого момента и все оставшиеся шесть лет грызня гранита науки и смех от незатейливых житейских ситуаций шли у нас одним непрерывным сериалом под названием курсантская жизнь. Начнешь вспоминать, и приходит ностальгия — по исчезнувшей стране, но больше по молодости. Вроде было это всего-ничего тому назад, ну если не вчера, то на прошлой неделе. Помню краснеющую рябину и спеющие маленькие яблочки-дичку. Последние дни августа, холодное северное солнце греет плохо, руки охота засунуть в карманы. А туда их засовывать нельзя, их положено держать по швам, вытянувшись по команде «равнение на середину». И чтоб «подбородок на второй этаж». Рекомендация такая для красоты и строевого порядка на плацу, где застыли несколько сотен будущих военврачей, пока семнадцатилетних мальчишек. На этой самой середине, куда все равняются, происходит таинство — с этого момента КМБ, или курс молодого бойца, заканчивается, начинается учеба. А это значит, что через несколько минут мы сядем в автобусы и поедем из Красного Села в Ленинград. Там примем присягу и станем настоящими военнослужащими. Ведь мы пока солдаты понарошку. Хоть форму и надели, но даже до звания рядовых не дослужились. Уже не абитуриенты, но еще и не курсанты. Просто зачисленные. И тут такой момент… В начищенных до зеркального блеска хромовых сапогах начальника лагерного сбора отражается мирное советское небо и такие же сапоги идущего рядом замполита. Под бравурные звуки оркестра парочка переходит на строевой шаг. Оба полковника маршируют чётко, вытягивая носок, словно рисуются своим мастерством перед нами, сопляками. Оркестр у Академии хороший, только вот флейту едва слышно. Кто-то подставил специальный микрофон под нос флейтиста, теперь нормально — музыка точно как на Красной Площади. Полковники подходят к микрофонам перед трибуной. На трибуне высокое начальство — сам генерал-полковник Иванов с кучей генералов пониже. Царь всея Академии со свитой. Полковники ему рапортуют чеканными голосами. Репродукторов вокруг плаца много понавешено, вместо речи получаются наложения непрерывного эха. Но громко. Однако последние фразы рапорта слышны превосходно:

— Докладывал начальник лагерного сбора полковник Белоконь!.. — конь-конь-конь… — Докладывал замполит лагерного сбора полковник Сивакобыла!.. — кобыла-кобыла-кобыла… — Ко-о-они… — они-они-они…

Это флейтист сказал. Ну а мы… мы громко пёрнули, потому что смеяться в строю нельзя.