Проект «ХРОНО». За гранью реальности

Лихобор

Эпоха застоя. Конец 70-х годов прошлого века. Москва уже вовсю готовится к Олимпиаде-80, а в глухих смоленских лесах колхозный пасечник, Василий Лопатин, обнаруживает находку, которая навсегда меняет его жизнь и судьбы близких ему людей. Вновь напоминает о себе завершившаяся более тридцати лет назад война. В невероятно запутанный клубок сплетаются любовь и смерть, таинственное «Аненербе» и могущественное КГБ, мистика и высшие государственные интересы. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4. Русский из СС

Он выжил. По всему не должен был. Боги его хранили, а спасло почти сверхъестественное умение Герберта Ролле управлять хронолетом. Его, Юрия Кудашева, спасло, а сам Ролле погиб. Ремни, которыми он был пристегнут к кресту не выдержали удара, гауптштурмфюрера бросило со страшной силой на приборную панель, превратив тело в мешок с переломанными костями. Он умер у меня на руках, думал Кудашев, смотря мне в глаза и пытаясь, что-то сказать, но так и не смог… Теперь Юрий понимал, причину беспокойства гауптштурмфюрера перед полетом, он чувствовал смерть, а я чувствовал, что выживу, и поэтому сказал, что беспокоиться не о чем. Теперь я жив, хотя тоже изрядно помят, но жив, а он лежит передо мной, на бревне, запрокинув голову, глядя в серое, грозовое небо невидящими глазами.

За три года, пока они работали вместе, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, и статус (Ролле был офицером, а Юрий только обершарфюрер), они стали для друг друга, больше, чем братьями. В СС никогда не было пропасти между офицерами и солдатами, как в старой Германской армии. К друг другу часто обращались просто Kamerad, не зависимо от звания и должности. Управление столь сложной машиной, как хронолет, требовало ментального контакта, как между матрицей, так и между собой. Иными словами, каждый из них знал, о чем думает другой, знал тончайшие эмоции, порывы и страсти.

Последние мысли Ролле были о Маргарет. Они были женаты уже десять лет и Кудашев за всю свою молодую жизнь не видел более любящей и счастливой пары. Маргарет подарила мужу, Рейху и Фюреру двоих милых девчушек шести и четырех лет. Теперь, к великой радости мужа, готовилась осчастливить его долгожданным сыном. Их небольшой домик в пригороде Магдебурге на Гусав-Адольф-штрассе, полный детских голосов, за три года стал для Юрия вторым родным домом. Приезжая на выходные и в отпуск из расположения части, он жил у них намного чаще, чем ездил к отцу с матерью, в маленький Тюрингский городок Херинген.

Маргарет вышла замуж за молодого пилота люфтваффе Герберта Ролле, в восемнадцать лет, влюбившись в него буквально с первого взгляда. Все эти годы была ему твердой опорой, любящей женой и верным другом. Она была живым воплощением новой немецкой женщины, и руководила молодежной группой национал-социалистического женского союза своего района, а также школой-интернатом для невест. Жена — это идеал женщины для национал-нациста. Не приветствовалось женщинам учиться в вузах, работать в офисах и на производстве. В далеком 1937 году в Германии открылись «Школы подготовки жен». Через них должны были проходить девушки, выходящие замуж за членов СС и функционеров НСДАП. В школах их учили домоводству, уходу за детьми и сельскому хозяйству. С тех пор многое изменилось, исчезла та ограниченность во взглядах, свойственная началу Движения. В Школах проходили обучение уже не только невесты партийных функционеров и служащих СС, но и обычные немецкие женщины. Одно правило оставалось твердым: арийское происхождение и не более одной восьмой еврейской крови. В начале пятидесятых не редко можно было встретить воспитанницу такой школы-интерната и в лаборатории института, и в офисе крупной фирмы, но неизменным оставалось одно — женщина Рейха, прежде всего любящая жена и счастливая мать, а не безликая, мужеподобная наемная работница.

Всего на несколько лет старше Кудашева, среднего роста, стройная молодая женщина с русыми вьющимися волосами до плеч, с голубыми глазами и лукавой ямочкой на подбородке милого, правильного лица Маргарет приковывала к себе внимание окружающих. А еще радовала мужской глаз роскошной грудью и сногсшибательной фигурой, как будто являлась ожившей скульптурой Арно Бреккера или Роберта Ульмана. Среднего срока беременность вовсе не портила ее. А вздернутый слегка носик Маргарет так и просился на картины Юлия Энгельхарта или Вольфганга Вильриха.

Она ждала мужа, когда он уезжал в часть, плакала тайком, рядом с госпитальной койкой, не отходя от него днями и ночами, когда он, сбитый стрелком «Летающей крепости» над Атлантикой, лежал без сознания в французском госпитале. Радовалась и гордилась его переходу в спецчасти СС, наивно думая, что служба в «Зондербюро 13», это — не боевые вылеты на перехват волн американских бомбардировщиков. Знала бы, как ошибалась…

Кудашев вспомнил, как за два дня перед последним полетом, они с Ролле провели вечер у них дома, и сидя за столом за бокалом белого рейнского вина, спорили, смеясь, что лучше, сладкое Auslese или более дорогое и еще более сладкое Trockenbeerenauslese. Вернее, спорили в шутку супруги Ролле, а Юрий развеселил их еще больше, сказав, что лучшее вино, это — пиво, и не какое-то, а именно Schwarzbier из Тюрингии. Маргарет, не стесняясь его, уселась мужу на колени и запрокинув голову млела в объятиях Герберта. Кудашев со своим сверхобостренным ментальным контактом с ним, дико краснел, чувствуя себя третьим в их постели. Еще сильнее смущали его более чем откровенные, бесовские, взгляды красотки Маргарет, великолепно знающей, что он чувствует все эмоции ее мужа, как свои собственные.

Сам Ролле только смеялся, видя смущение своего второго пилота. Потом Маргарет, мурлыча как кошка, села рядом, взяла за руку, нежно поглаживая его внутренней стороне ладони.

— Юрген, ты такооой красавчик! Давай я познакомлю тебя со своими девушками из школы! Они у меня все великолепные! Я их учу на совесть и многому — сама, — при этом она обворожительно улыбнулась и подмигнула. — Тебе уже пора давно найти невесту. Все. Решено. Я беру это на себя! Обещай мне, что вы с Ролле, как вернетесь, приедете ко мне в Шваненвердер (место, где располагалась школа невест). Не скрою, последнее время мои девушки без ума от вас, русских.

Кудашев, чувствуя ее эмоции и мысли почти так же хорошо, как и ее мужа, конечно, пообещал, ибо обещано было нечто…

Все это пролетело в его мозгу в те краткие мгновения, когда он чувствовал, как угасает мозг Ролле, Юрий в это мгновение ненавидел себя за то, что не мог ничего сделать. Травмы были не совместимы с жизнью. Кудашев, имевший квалификацию военного фельдшера, был бессилен так же, если бы оказался вместо него какой-нибудь маститый профессор, светило медицины. «Что теперь будет с Маргарет и девочками?» — содрогаясь, думал он. Не мог представить ее вдовой… Кудашев знал, что кто-то, скорее всего командир отряда, штандартенфюрер Денис Волль и его ординарец, приедут к ней с известием, что они не вернулись. Она знала, что бойцы из их подразделения или возвращаются, или нет, третьего не дано, пропасть без вести у них синоним умереть. Знал, что жизнь для потерявшей своего любимого Маргарет Ролле потеряет смысл и все краски. Да, она из поколения, про которое Фюрер говорил, что они — тверды, как «крупповская сталь». Маргарет будет жить ради Рейха и своих детей. Она будет видеть в них обожаемого Герберта, и, до последнего, не признаваясь себе в своих надеждах, что пилоты смогут вернуться. Рейх, Фюрер, товарищи из СС не оставят ее. Она и дети не будут нуждаться, но разве это будет ей утешением?

Сзади хрустнула ветка. Кудашев почувствовал за спиной чужого. Грудь болела, каждый вздох отдавал болью, рот заполнился железным привкусом крови. Отработанным движением в развороте он вскочил, и пистолет из кобуры сам скользнул ему в руку.

Перед ним стоял среднего роста, пожилой мужчина, растрепанный, задыхающийся от бега, одетый не броско. На голое тело — белая майка, поверх нее серый пиджак, на ногах — синие спецовочные брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Раскрасневшееся лицо, небольшая растрепанная борода, седой ежик коротких волос, серые, как и у него самого, русские глаза. В правой руке держал он карабин, но то, как он его держал, чувства опасности у Кудашева не вызвало. Больше того, буквально за мгновение, возникло предчувствие, что человек этот сыграет не последнюю роль в его жизни.

Когда чисто автоматически Юрий выпалил на немецком, что бы мужчина не подходил ближе, тот еще более опешил, и так же автоматически выдал цветастую фразу по матушке, которую, будь Кудашев немцем, он бы не в жизнь не смог перевести и понять. Не то, чтобы Юрий был знатоком и ценителем таких выражений, но после них о национальной принадлежности невольного свидетеля катастрофы гадать не приходилось.

— Ты русский? Винтовку брось. От греха подальше, отец, брось.

Его повело в сторону от резкого движения, и Юрий облокотился на ствол дерева.

Видно было, что мужик тихо дуреет от происходящего. Только боги ведают, что у него в голове, откуда он, и кто. Даже где он находится и в каком времени, обершарфюрер мог только предполагать, были серьезные сомнения, что они вышли в переход по лей-линии в то место и время, в которые собирались. Но мамонтов и динозавров тут точно нет, подумал Юрий, правда, шутка получилась совсем не веселая.

Карабин дед машинально выронил на землю. Хотя какой он дед, примерно возрастом как его отец. Он уставился на Кудашева как на диво, или вернее на приведение, побледнел и пытался что-то спросить, но, видимо, никак не мог собраться с мыслями. Пилот убрал пистолет в кобуру и, стараясь, успокоить мужика сказал:

— Все, все, отец, успокойся, помоги лучше — и, пошатываясь, пошел к хронолету. Он специально повернулся спиной, не чувствуя угрозы, зная, что это подсознательно успокоит незнакомца. Тот будто ждал этих слов, засуетился и было бросился к телу Ролле, но там помощь уже была не нужна…

— Эх… командир, командир, как же без тебя теперь… — думал Кудашев, забираясь в кабину.

Из-под залитой кровью приборной панели первого пилота он достал аварийный маяк, ставший бесполезным без электропитания, из боковой ниши снял специально разработанный для экипажей боевых машин и самолетов укороченный чешский автомат, выгреб свой подсумок и второй, командирский. За ними последовали укупорки с медикаментами и сухими пайками. Он передавал коробки мужику, а потом натянул кепку и, закинув автомат на плечо, осторожно вытащил аварийный маяк. Запитать его надо еще найти чем, но это был хоть и призрачный, но шанс выбраться домой.

Незнакомец тем временем увидев на Кудашевском плече автомат струхнул не на шутку. Глаза забегали, ноги заметно дрожали. Пилот спросил его имя.

— Василий Лопатин, — ответил мужик.

— А по батюшке?

— Э-э-э… Андреич я. Его голос дрожал.

Юрий попытался успокоить его, назвался сам, не самое хорошее место и обстоятельства для завязывания знакомства, но и тот, и другой ни времени, ни места не выбирали.

Мужик помянул, какого-то Гагарина, видно личность тут известную, но расспрашивать было некогда, обершарфюрер чувствовал себя на редкость скверно, грудь и бок справа все сильнее болели, то, что сломаны ребра, факт. Но судя по нарастающей слабости что-то было повреждено из внутренних органов. Надо было найти укрытие… а этот Василий Лопатин тем временем спекся окончательно, не сводил глаз с оружия и Кудашевской формы. Тоска смертная была в его глазах. Не понятно пока, чего он так испугался, хотя, конечно, стресс, но не до такой же степени. Другой мир, другие нравы, другие люди, но жить, все хотят одинаково.

Мужик с пасеки — вот ведь угораздило — вдруг засобирался в какое-то Чернево за помощью, чем не на шутку Кудашева встревожил. Один очевидец их появления уже был ему огромной головной болью, а извещать о его, Кудашеве, появлении и потерпевшем аварию хронолете, все местное население было недопустимо.

— А вот этого делать не надо. Не надо никуда ехать, никому ничего сообщать, — острая боль резанула грудь, и Юрий пошатнулся…

Пасечник не иначе понял его слова, как свой приговор, ноги подогнулись, и он безвольно опустился на мох.

Тут уже Кудашев матюгнулся сквозь зубы и, превозмогая боль присел рядом с ним, встретился взглядом с остекленевшими серыми глазами, похлопал мужика по щекам. Надо быть с ним поосторожнее, аккуратнее подбирать слова.

— Ну что вы, право слово, не бойтесь, мне нужна помощь, я вам ничего плохого не сделаю, возможно, даже буду полезен, а сейчас Василий Андреевич, вставайте, пожалуйста. Потащили в овраг вещи — пилот целенаправленно перешел на официальный тон.

Через несколько секунд Лопатин, видимо, понявший, что убивать не собираются, к великому облегчению пилота немного пришел в себя. Какое-то время у них ушло на перетаскивание коробок в находившийся метрах в ста от места крушения довольно глубокий, сырой овраг. Овраг был с крутым склоном и ручейком, текущим ржавой болотной водой по дну. Влажный после ливня лес испарял влагу, было тяжело и больно дышать.

Юрий обессилено откинулся на склон оврага, прикрыл глаза. Силы были на исходе, но надо было еще замести следы. Пасечник немного успокоившийся по поводу своей непосредственной участи, хрипло дыша, сел рядом, не сводя с Кудашева глаз. Он просто излучал нетерпеливое любопытство. Пора было, что-то объяснять и рассказывать… В идеале, как учили, о них, хронолетчиках, на заданиях никто не должен был знать, и их не должны видеть. Для работы в других мирах, сбора информации среди аборигенов внедрялась элита, считанные единицы специально подготовленных агентов, с идеально отработанной легендой и только после тщательного, негласного изучения мира, в котором предстояло работать. Сейчас же почти на голову этого деда свалился мой корабли с экипажем, из которых один погиб практически у него на глазах.

Конечно, все пилоты «Зондербюро 13» проходили углубленный курс «Психологии контакта», но доктор Рушер, читавший пилотам курс, не уставал повторять, что идеальный контакт, это отсутствие незапланированного контакта. Что я скажу, думал Кудашев? Хорошо попал не в средние века, перспектива окончить свои дни на костре инквизиции, перспектива не веселая, но вполне реальная. Ладно, буду плыть то течению. Мои ответы будут зависеть от его вопросов.

— Спрашивай уже, — тихо произнес он слабым голосом. Нужно попытаться сойти за «своего», этакого безопасного встречного….

Лопатин только этого и ждал.

— Ты это… немец что ли?

Хорошо, хоть за негра не принимает, подумал Юрий,

— Нет, русский… и отец русский, и деды, и прадеды… — от нарастающей слабости стала кружиться готова, но он продолжил. — Русский, Юрий Николаевич Кудашев, обершарфюрер СС, особое управление, «Зондербюро 13».

Лопатин опять впал в ступор, хлопая глазами и приоткрыв рот, он рванул ворот рубашки так, что полетели пуговицы.

— Что это вас так перекорежило?

И тут аборигена прорвало.

— Ты стало быть фашист?! А еще русский! Предатель значит! Этот… как его… власовец, да?

Лопатин вскочил, стал орать, багровея лицом и размахивая руками.

— Да я мальцом еще против вас фашистов воевал! Вы ж нелюди, столько народу погубили, отца моего, дядьев, деревню соседнюю вовсе спалили! Мы двадцать миллионов положили, прежде чем Гитлера вашего в гроб загнали!

Кудашев обессилено закрыл глаза.

Вот ведь повезло, — пронеслось в голове, — не знаю, при чем тут итальянские фашисты, но этот мир, видимо, тоже прошел через мировую войну, в которой большевистский СССР воевал с… Италией. Но я-то немец. И Гитлера упомянул, стало быть и немцы союзникам помогали. Ясно одно, любви я у местных точно не вызову. Двадцать миллионов просто так не забудут. Кто такой Власов, и что за власовец, тоже не ясно.

Исследовательскому отделу общего естествознания, были известны два мира существующие параллельно с их. Вся информация была покрыта максимальной завесой секретности, но пилоты хронолетов были теми, кто информацию эту добывал и проверял на своей шкуре. Для гражданских, да и для военных Рейха, не говоря уже о остальном мире, было только ощущение какой-то тайны и предвкушение того, что мир стоит на грани чего-то, способного перевернуть все мировоззрение человечества. Но отдел «Н» умел хранить тайны. Разведки мира, американская в особенности, сходили с ума, пытаясь вызнать секреты «Аненербе» получалось у них, признаться, не особо.

В обоих известных мирах история, до какого-то времени развивалась абсолютно одинаково. Один мир, получивший кодовое название «Видсид», отличался от родного мира Кудашева тем, что Первая мировая война началась не в августе 1914 года, а 25 июля 1913 года, там царь Третьего Болгарского царства Фердинанд Первый из Саксен-Кобург-Готской династии, терпя поражение в скоротечной Второй Балканской войне от объединенных сил Румынии, Сербии, Греции и Турции, обратился за помощью к Австро-Венгрии и Германии. Потом события развивались стремительно. На стороне противников Болгарии выступила Россия, к ней присоединилась Франция, а через пару месяцев и Великобритания. В то же время Савойская династия заключила пакт с Центральными державами, и Италия стала союзницей Германии и Австрии. Завершилась война победой Австро-Германского блока в августе 1917 года. Революций в России, заключившей сепаратный мир со своими противниками, так и не произошло. Дальше история все больше отличалась от знакомой реальности, но мир был в целом очень благополучным, если сравнивать с Кудашевским.

Вторая параллельная реальность, названная «Тивас». Первая мировая война, тоже закончилась там поражением в ноябре 1918 года. В 1916 году, один из многих, безвестный ефрейтор Адольф Гитлер, раненый в левое бедро осколком гранаты под Ле Баргюр в первой битве на Сомме, умер от сепсиса в лазарете Красного Креста в Белице под Потсдамом. Германия с 1918 по 1920 годы сотрясалась кровопролитной гражданской войной, инспирированной советскими большевистскими агентами и евреями, конец которой положила франко-британская оккупация. Участь того мира была кровавой и страшной.

Обершарфюрер молча смотрел, как этот пожилой мужик в старых сапогах и замызганном пиджаке выплескивает на него все накопившееся за день, да и, наверное, за всю жизнь. Судя по виду, войну они ту проиграли, ни один немецкий крестьянин не ходил бы в таком виде… Или война все еще идет? Тогда меня, не особо размышляя, пристрелят как врага! Вот ведь попал! Да еще сознание того гляди потеряю. Угораздило…

Мужик тем временем, по-видимому, устав орать, набычившись исподлобья смотрел на пилота тяжело дыша. Время! Вот что нужно выяснить, это сейчас самое важное. До тех пор не понять, куда я попал, что происходит вокруг. Повисла пауза, стало слышно, как шумит вверху в ветвях ветер и перекрикиваются лесные птицы.

— Ну ты закончили истерику? — тихо спросил Юрий.

— Скажи мне, Василий Андреевич, не удивляйся только, какой сегодня день, год и где я нахожусь? Юрий снова стал играть в рубаху-парня.

Вопрос этот, как и резкая перемена интонации явно сбили с толку Лопатина. Но на фоне остальных потрясений, странность была вполне безобидной. Он уселся рядом и стал рассказывать. Кудашев слушал не перебивая, сцепив зубы. Он узнал, что тут сейчас 27 июля 1979 года, опять его назвали фашистом, дались же им тут итальянцы, вроде вояки они всегда были не то что бы очень. Местный волновался и желал «сообщить куда надо» о случившемся, но судя по всему был достаточно вменяем, для того, чтобы узнать правду. Однако, попал я на двадцать лет в будущее, мотнул головой пилот, но зато место вроде то, куда и хотели попасть.

Кудашев решил, что терять особо уже нечего. Стоило начать врать, как тут же запутаешься в незнакомой истории и обстановке и навсегда потеряешь доверие местных. Он начал рассказывать. Всего, конечно, Юрий говорить не собирался, некогда было, да и не к месту. Как и предполагал, начало рассказа мужик встретил руганью и принялся по рабоче-крестьянски бычиться, но потом притих пришибленный очевидной правдой, которая в его голове пока не умещалась. Когда пилот закончил свой краткий рассказ, видно было, что как он и предупреждал, в Лопатинской жизни круто все изменилось. Но самому Кудашеву было не до его душевных терзаний. Надо было уничтожить корабль, пока были силы.

— Я понимаю, что вопросов у тебя теперь еще больше, чем было, — решил пока побыть «своим» Юрген, — но все объяснения, уж извини, будут потом. А сейчас, помоги мне встать, мне надо вернуться к кораблю.

Пасечник помог встать и выбраться из оврага, хотел было пойти с ним, но обершарфюрер отдал ему автомат и велел ждать тут в овраге. Только бы дойти до хронолета, слабость накатывала волнами, грудь и бок болели уже совсем не на шутку, глаза то и дело застилало пеленой. Пошатываясь, Юрий шел к кораблю, чувствуя спиной взгляд. Пули в спину он не ждал, уже наверняка зная, что от Василия Лопатина она не прилетит. Предчувствие ему не изменяло уже давно. Этот человек сыграет в жизни очень важную роль.

Эти сто метров дались большой болью и забрали почти все силы. Остатки сил ушли на то что бы подняться в кабину и поставить таймер системы самоуничтожения на тридцать минут. На обратном пути, он забрал из куртки Ролле документы, снял с его безымянного пальца обручальное кольцо. По дороге к оврагу, прихватил карабин Лопатина, скорее для того что бы опираться на него как на костыль.

В овраг Кудашев почти съехал, запас сил, четко отмеренный на самое необходимое, подошел к концу. Он дал команду залечь и прикрыть голову, через несколько минут земля запрыгала от мощного взрыва. Термический заряд выжег кислород в сфере радиусом десять метров вокруг корабля, расплавив в тысячеградусной вспышке все, что находилось внутри, и хронолет и тело командира, деревья, землю, оставив неглубокую воронку и оплавленный в стекло грунт. Точно рассчитанный заряд плазмы, результат новейших разработок ученых Рейха, основанных на древних знаниях Высших, не стал ни источником пожара, ни заражения.

Уже теряя сознание, Юрий вспомнил отца, ему сейчас столько же, как и Лопатину, пятьдесят с небольшим.

— Я очень плохо себя чувствую, Василий Андреевич, сами видите… — начал он, но что говорил потом уже не помнил, и даже не понял, как отключился.