Российский колокол № 5–6 (41) 2023

Литературно-художественный журнал (2023)

Новый номер «Российского колокола» объединяет яркие и значимые произведения как в прозе, так и в стихах. Поэзия обращается к истории и культуре, природе и любви, насущным вещам и самому главному, о чём очень трудно говорить, но и не говорить невозможно. В разделе «Современная проза» заметна сосредоточенность на событиях настоящего, в том числе и тревожных, печальных, в то время как другие произведения обращены в прошлое или проводят параллели между делами минувших дней и днём сегодняшним. Детская и сказочная литература повествует о том, что не теряет своей важности никогда, — любви, красоте, благодарности. Раздел «Культурология» включает притчевое повествование о старинной мордовской деревне, проникнутое фольклорными мотивами, а «Литературоведение» полностью посвящено истории русской авторской сказки.

Современная поэзия

Алишер Сираджев

Алишер Сираджев (псевдоним — Алишер Зиё) родился в 1953 году в городе Нукусе Республики Каракалпакстан. Проживает в Ташкенте. Будучи по специальности инженером-энергетиком и экономистом, он посвятил сорок девять лет государственной службе в области строительства объектов энергетики и социальной сферы в Узбекистане, пройдя путь от монтажника до заместителя министра энергетики и электрификации Республики Узбекистан.

Наряду с трудовой деятельностью Алишер Сираджев увлекается поэзией, пишет на русском языке, хотя владеет также узбекским и таджикским языками. Основным мотивом творчества называет желание делиться с подрастающим поколением жизненной мудростью предков.

Лауреат и обладатель Гран-при многочисленных международных литературных конкурсов. Книги Алишера Сираджева на русском языке изданы в Узбекистане, России, Южной Корее, Турции, США, на Украине.

Речь русская — мелодия небес

Речь русская загадочна, чудна,

Ласкает слух, пронзает сердце, душу.

Дорога к овладению трудна,

Но я иду вперёд «и в зной, и в стужу».

Речь льётся, как мелодия с небес…

Божественные словосочетанья…

Картину представляю: русский лес —

Берёзок белоствольных очертанья.

Богатства познавая языка,

У берега оказываюсь Волги…

Течёт без края русская река,

Подобно языку, пленив надолго!

Сомнения развеять я не смог.

Река и речь — два чуда! Что же краше?

С могучим языком реки поток

Величием как будто спорит даже.

В понятие вникаю не спеша,

По сути, речи одухотворенье:

Загадочная русская душа —

Планеты уникальное явленье!

P. S. По вере — мусульманин я, таджик,

Традиции впитал, уклады с детства.

Но русской речи бьёт во мне родник,

Двух вер являя доброе соседство.

Великий шёлковый путь…

Познанье нравов и религий,

обычаев и языков,

Различья этносов, традиций,

общенья мирного ростков

Народы Азии, Европы

сумели вместе обрести

Им предначертанной судьбою

в Великом шёлковом пути.

Из Рима, Петры, Византии,

через Багдад и Анкару

В Афрасиаб, Лоян, Карачи,

пересекая Бухару,

Тянулись караваны с грузом,

неся богатые дары,

Соседство мирное являя

для той воинственной поры.

Культуру древнего Востока

Великий путь всем открывал,

Учёных, зодчих и поэтов

трудам мир должное воздал.

В гравюрах — рядом с Авиценной

стоят Гален и Гиппократ,

«Канон» с почтением читают,

наук врачебных фолиант.

Вверг астрономов в восхищенье

правитель, гений Улугбек,

А мысли мудрецов Востока

поныне излучают свет.

Эпоху процветанья края

Тимур с народом созидал,

Расцвет империи могучей

Клавихо миру описал.

И ныне наш народ уверен

в грядущий возрожденья век,

Поэты блеском слов-жемчужин

вновь затмевают лунный свет,

К народам стран Земли взывая —

священный край открыт для всех,

Кто к нам мостит дороги мира —

путей великих новых вех.

Сила слова

Весна… На людном перекрёстке

Сидит слепой в обносках нищий.

В руке видна монеток горстка,

Купить немного хватит пищи.

Листочек с надписью «Слепому

подайте» многие читают.

Но люди редкие чужому

Несчастью всей душой внимают.

В людском потоке шёл психолог,

Проникся чувством состраданья.

Путь размышлений был недолог —

Добром явил свои познанья:

Монету дав, он очень быстрым

Движением листок расправил.

Изящным росчерком волнистым

Слова какие-то добавил.

И каждый, фразу прочитавший,

Не оставался безразличным.

Немного мелочи подавший

С настроем дальше шёл отличным.

Слепой в растерянности… Странно,

Простой листок стал амулетом.

У сердца ночью постоянно

Хранит его… Настало лето.

Два новолунья миновало,

Любой прохожий был радетель.

И денег подано немало

Слепому. Бог тому свидетель.

С лихвой хватило на леченье,

И чудо в жизни совершилось:

Пришло желанное прозренье —

Ночная темень расступилась.

Увидев свет, он первым делом

Листок дрожащими руками

Достал, расправил и несмело

Прочесть пытался, но глазами,

Залитыми от чувств слезами,

Не смог. Поднёс его поближе.

Пред ним слова вдруг всплыли сами:

«Сейчас весна, но я не вижу».

Всего шесть слов, но силы сколько!

Любому, вникшему во фразу,

Насквозь пронзала сердце колко,

Меняя взгляд, по сути, сразу.

Инстинкт вбирать чужое горе

Заложен в людях изначально.

Но только он у многих вскоре

Исчез, как это ни печально.

Пусть в нашем мире состраданье,

Добро, участие к больному

Рождают чуткость и вниманье

И проявляются к любому.

А скептик, притчу прочитавший,

Изменит взгляд на силу слова.

Слепой, о зренье не мечтавший,

Весну увидел с нами снова!

Давным-давно в краях далёких…

Давным-давно в краях далёких

Среди царей и шахов многих

Властитель жил одной державы.

Ему владений было мало.

Расширить захотел границы

И войско шлёт с соседом биться.

Огромный город завоёван.

Народа дух, считает, сломлен.

Велит всем жителям собраться,

Его приказам подчиняться.

Гуманность проявить желает

И посему повелевает:

Всем женщинам, девицам, дочкам

Даёт возможность за ночь, срочно:

Что на себя они поднимут,

Ту ценность слуги не отнимут.

Еда, одежда, злато, живность…

На всё распространялась милость.

И пусть уносят то, что смогут,

Но без какой-либо подмоги.

Встаёт довольный царь под утро,

Считает, поступил он мудро.

(Останутся мужчины в царстве

Приумножать его богатство.

И в окруженье были рады,

Что лишних ртов кормить не надо.)

Но смотрит и глазам не верит:

Мужья на спинах, старцы… Вперив

Свой взгляд, он видит на дороге,

С трудом переставляя ноги,

На плечи водрузив, девица

Отца несёт. (Ему не снится.)

И дочка, боль превозмогая,

Идёт… Отца не оставляет.

Мужчина плачет от бессилья:

«О боже! Ей мои бы силы».

Бредёт старушка еле-еле,

На посох опираясь телом.

Такую ветерок шатает…

К груди ребёнка прижимает.

Несёт беременная деда…

Во все века кто б видел это?!

Дед просит: «Брось! Своё я прожил».

И слёзы… слёзы льются тоже…

Властитель… женщиной рождённый,

Поник, душою потрясённый.

Взглянул на новые владенья

И видит страшные виденья:

Пред ним раскинут город-призрак,

Нет ни души — могилы признак.

В домах ни звука, ни движенья,

На рынке нет столпотворенья.

Пустыней-городом он правит,

Печаль вот-вот его раздавит.

Он чуть не падает от страха,

Тоска пронзила падишаха.

Ведь столько лет прожил и правил,

Но мудрости он не прибавил,

Что, кроме золота и власти,

Есть в жизни истинное счастье.

Семья, любовь и чувства, дети —

Суть бытия на этом свете!

Шах сломлен был, но рассужденья

Уму явили озаренье:

Семья — вот главное богатство!

Иные мысли — святотатство.

Я сына одного лишь вижу

Журчит ручей на горном склоне,

И веет от него прохладой.

На сказочно красивом фоне

Кувшины наполняют влагой

Три женщины из сёл неблизких.

Хозяюшки сосудов этих

Сидят у выступов скалистых,

Играют рядом с ними дети.

Три мальчика — стройны, красивы —

Резвятся… юность так чудесна!

Кругом деревья, горы — диво…

Им всё на свете интересно.

Старик подходит к ним — не местный.

Водой из ручейка напившись,

На деток смотрит с ними вместе…

Одна из женщин тут, решившись,

Сказала: «Сына голос просто

Прекрасен, душу он волнует».

Вторая молвит: «Мой подросток

В посёлке лучше всех танцует!»

А третья женщина молчала…

Её спросил о сыне старый,

На что та скромно отвечала:

«Мой сын — обычный добрый малый».

Но тут наполнились кувшины.

На плечи ношу водружая,

Выходят мамы в путь. За ними

Наш старец, молча наблюдая,

Встаёт. Один сынок буквально

У мамы ношу отнимает,

Других обходит моментально

И гордо впереди шагает.

Его друзья: один танцует,

Пластичны мальчика движенья.

И душу мамочки волнуют

Второго рифмы-песнопенья.

Вновь та же мама вопрошает:

«Узнали сыновей вы ближе.

Кто — лучший?» Дед ей отвечает:

«Я сына одного лишь вижу!»

В кого же мы переродились?

Колье на праздник (повод веский)

Вручил жене, когда светало.

Надула губки, смотрит дерзко:

Каратов, видите ли, мало.

На улицу я быстро вышел.

Промозглый холод, дождь и ветер.

Воды потоки льются с крыши,

Погода — хуже нет на свете.

Торгует женщина цветами.

Стоит в плаще дедуля рядом.

Слышны в беседе их местами

Слова, пропитанные ядом:

«Алкаш, проваливай отселе,

Цветы тебе не по карману».

А дед ей вторит еле-еле

Совсем замёрзшими губами

И, невзирая на угрозу:

«К жене… больной… как без подарка…

Продайте хоть одну мимозу,

Поменьше, ту, что вам не жалко».

Уймёт ли ярость продавщица…

Сверкает гневными глазами:

«Закончишь дни свои в больнице,

Тебя я выведу пинками».

Не выдержал я оскорблений:

«Послушай! Дай цветочек деду!»

Являя жёсткость намерений,

Мой взгляд сулил большие беды.

Нашла за пять рублей мимозу,

В руках у деда трёшка только…

Заплакал дед… Скатились слёзы

По щёкам… Было очень горько

Такое видеть униженье…

Заныло сердце болью страшной.

(Добра и веры вырожденьем

Грозит бездушие ужасным).

Вскричал я: «Сколько стоят розы?»

«Пять тысяч». Тут же расплатился.

И вместо веточки мимозы

Букет дал деду. Он смутился…

Трясущимися от волненья

Руками выбрал самый малый

Бутон и мне, на удивленье,

Вернув цветы, сказал устало:

«С войны живём с женою дружно,

Рейхстаг мы брали с ней в сраженье,

Обоим нам немного нужно:

Всего лишь каплю уваженья».

Я шёл, а слёзы сами лились…

Колье… букет… бутончик розы…

В кого же мы переродились?

Лишь внешне на людей похожи.

Прижав к груди родной комочек…

Стал большим и сильным мой сыночек,

Сердце не нарадуется, глядя,

Даром не прошли те дни и ночи,

Что недосыпала сына ради.

Было трудно. Помню, как рыдала,

Но, прижав к груди родной комочек,

И пылинке сесть не позволяла,

Чтоб здоровым вырос мой сыночек.

От тебя я рада каждой вестке —

Слышу внука, как смеётся дочка,

Весь в заботах с милою невесткой…

Лишь бы не обидел кто сыночка.

Не вставал отец, болел весь месяц

И в бреду он звал тебя нередко.

«Навещал, — лгала, — сынок раз десять,

Спал ты в это время очень крепко».

Без тебя отца похоронила,

Говорила всем: мол, сын в отъезде,

А сама о помощи молила.

Помогли живущие в подъезде.

И когда однажды приболела,

Проронив от немощи слезинки,

Я всего лишь малость захотела:

Голову обнять моей кровинки.

С днём рожденья ты меня поздравил,

Приезжал, соседям говорила,

И букет прекрасных роз оставил…

Скрыла, что сама его купила.

Коль уйду не вовремя из жизни,

Не успеешь ты со мной проститься,

Не смотри на тело с укоризной,

Просто утомилось сердце биться.

Я желаю, милый, чтобы дети

Ласку и внимание дарили.

Самыми счастливыми на свете

Были дни, когда мы вместе жили.

Если в этой жизни хоть немного

В старости я стала нетерпимой,

Не ругай меня у гроба строго.

Будь здоровым, мой сынок любимый.

Любимой доченьке

Доченька, пишу тебе с надеждой,

Что простишь ты ветхую старушку.

«Мамочка», — промолвишь мне, как прежде,

На прощанье успокоишь душу.

Ты права: я повторяться стала…

В детстве, дочь, одни и те же сказки

Сотни раз я наизусть читала,

Овевая родненькую лаской.

Слушая, ты сладко засыпала…

Большего не нужно было счастья:

Твои ножки нежно целовала…

Я и ныне памяти подвластна.

Ничего не смыслю в интернете.

Не смотри с насмешливой улыбкой.

С «мышкой» кто в годах моих на свете

Ладить может быстро, без ошибки?

Помнишь, сколько лет тебя учила:

Есть красиво, поступать как надо…

И победе каждой моей милой

Я всегда была безмерно рада.

Ну прости, на скатерть уронила

Я недавно кашу, ты… кричала…

В детстве сколько раз тебя кормила,

Столько же переднички стирала.

Если вдруг беседы нить утрачу —

Прошлое я в мыслях воскрешаю:

Как в подушку плача, слёзы прячу,

Но тебя улыбки не лишаю.

Руку протянув, я помогала

Делать в жизни первые шажочки.

Робкими шагами умиляла,

Радостью одаривала дочка.

Не печалься, видя мою старость,

И не злись, осталось ведь немного.

У Всевышнего прошу лишь малость:

Руку протяни мне у порога.

Доченька, прости, что я посмела

Написать письмо и потревожить.

Ты права: я сильно постарела

И пора уйти уже, быть может.

С сердцем плохо было мне намедни…

Завершаю жизни путь с любовью,

А тебе желаю в миг последний

Чуткости от деток и здоровья.

Ложь во имя жизни

Больница, тихая палата.

Кровати у окна и двери…

Врачи хотят помочь солдатам

И сократить войны потери.

Друг просит друга утром ранним:

«Мне расскажи, в окне что видишь.

Не верю, что я с койки встану…

Как выжить, коли еле дышишь».

Второй ответил: «Солнце светит,

Играют дети… скоро взглянешь.

Прекрасно всё на белом свете,

Поверь, что на ноги ты встанешь».

Лежащий у окна не выжил…

Солдат окно открыл рукою.

Но ничего он не увидел:

Закрыто всё глухой стеною…

Врач объясняет осторожно:

«Глаз друг лишился после взрыва…

И видеть было невозможно…

Он лишь рассказывал красиво».

Солдат застыл на грани срыва…

Ком в горле… Он вздохнуть не может…

Слеза скупая с глаз скатилась,

А душу боль гнетёт и гложет…

Воистину, во имя жизни

Ложь прозвучала не напрасно.

Бывает правда тоже лишней,

Суровой, тяжкой и опасной.

Хромой котёнок

У входа в овощную лавку

Висит листочек с объявленьем:

«Продам котят!» — предельно кратко

Хозяин сделал предложенье.

Входную дверь открыв тихонько,

Заходит мальчик конопатый.

Купить желая он котёнка,

Спросил по поводу оплаты.

«Продам котят рублей по десять,

Возьмёшь приплод весь — скину сумму.

В придачу корм могу отвесить.

Дешевле не найдёшь, подумай».

Сказав, хозяин взял коробку

И выпустил котят… Довольный

Смотрел, как расползались робко

Комочки по полу, на воле…

Один прихрамывал заметно…

Отстал от всех своих собратьев.

«Возьму его, — сказал конкретно

Подросток, — мне его продайте».

Хозяин с жалостливой ноткой:

«Сынок, — промолвил, — он с дефектом.

Придётся с лапкой жить короткой,

Родился с отклоненьем редким.

Ветеринара заключенье:

Как все не сможет он резвиться.

Кривая лапка, без сомненья,

Со временем не распрямится.

Отдам тебе его бесплатно».

Но мальчик деньги дал и нежно,

Подняв котёнка аккуратно,

Прижав к груди, ответил спешно:

«Он также жить имеет право,

Как все котята остальные».

Хозяин отвечает здраво:

«Проблемы вносят в жизнь хромые.

Таким, с дефектами рождённым,

Никто не рад и их не лечат».

Тут мальчик с взглядом отрешённым,

Согнувшись, опуская плечи,

Скатал штанину до колена…

Хозяин, видя искривлённый

Сустав… металл (ступни замена),

Застыл картиной поражённый…

Представил, что родной сынишка

С дефектом был рождён ужасным.

Хлебнул бы горя он с излишком…

Давили мысли грузом страшным.

А мальчик доброе сужденье

Хозяину при этом выдал:

«У нас дефектов совпаденье:

Не бегал никогда, не прыгал.

Никто понять котёнка лучше

Меня, поверьте мне, не сможет.

Со мной лишь котик будет дружен,

И мне он, как никто, поможет».

P. S. Мы — люди — «здраво» рассуждаем:

Практично, человечность руша…

И сострадание теряем…

Итог: безнравственны, бездушны.

Сердца любимых берегите

В ауле горном, поднебесном,

Жил старец мудрый и умелый.

На всю округу был известен

Как чародей в искусном деле.

Игрушки делал он любые,

Вся детвора у ног толпилась.

Умельца мастера любили,

Лицо его добром светилось!

Машинки, куклы восхищали,

Но все они ломались часто.

О бережливости звучали

Его слова! Но всё напрасно.

Когда ладошки деток малых

Игрушку хрупкую сломали,

Спросили старца аксакалы:

«Зачем наносишь боль и раны?»

Мудрец, обычно молчаливый,

Тут улыбнулся как-то странно

И на вопрос неторопливо

Поведал свой рассказ сельчанам:

— Завет оставили мне предки,

Раскрыли сущность воспитанья.

С рожденья впитывают детки,

Как губка, всё в своё сознанье.

Мир ощущений познавая,

Запоминают всё невольно.

Игрушки, иногда ломая,

Осознают, что это больно.

Своё желание не скрою,

Пусть сердца голосу внимают

И в жизни бережно, с любовью

Пусть ценят всё, что окружает…

Пройдут года, и наши дети

По заведённому порядку

В любви своё подарят сердце

Прожить всю жизнь с любимым сладко!

А сердце хрупкое, столь нежно —

Хрусталь божественный и тонкий…

Задень слегка, чуть-чуть, небрежно —

И не собрать его обломки…

Аул известен всей планете!

Кто вырос в нём — тот долгожитель!

Понятна всем соль притчи этой —

Сердца любимых берегите!

С врачами всей земли поспорю:

Вода и воздух гор, твердите?

Подобно старцу, всем вам вторю —

Сердца любимых берегите!

Анна Батчева

Анна Батчева (настоящее имя — Анна Лисина) родилась в Донецке в 1997 году. В 2015 году переехала в Ростов-на-Дону, получила высшее образование в РГЭУ (РИНХ) по специальности «Информационные системы и технологии в экономике». Работает в сфере IT.Начинающий поэт, переводчик — любитель, автор песен в стиле фэнтези. Лауреат III степени всемирного фестиваля «Всемпоэзии-2023».

Рыцарь и Принцесса

Рыцарь уходит на фронт, а Принцесса — в Башню.

Ссору, конечно, накаркали им воро́ны.

Там у него — бездорожье и хлеб вчерашний,

здесь у неё — под окном облетают клёны,

стелют листву, позолоченную закатом,

на перепутье грядущего и былого.

Рыцарю бы отоспаться, но вот досада,

мысли бурлят в голове — не седой, свинцовой:

как там она, на последнем в пятиэтажной?

Снова, наверно, до ночи сидит и пишет

письма, стихи, переводы о чём-то важном.

Если/когда он вернётся, не будет лишним?

Он же не Принц: безземельный, не то чтоб знатный,

нынче ещё и подстрижен «под единичку».

Нет в нём ни тонкой возвышенности, ни тайны,

и всё никак не поборет в себе привычку

свет не гасить, уезжая: да пусть маячит,

а коммуналку оплатим, не так уж много.

Рыцарь не спит, а Принцесса — совсем не плачет,

в косах отливы жемчужного, не седого.

День распланирован, завтрашний — как вчерашний:

утром пробежка и кардио (чёртов пятый),

после — смотреть из окна на другие Башни,

чай с бергамотом и бабушкин джем из мяты.

Письма, стихи, переводы… О чём? Неважно.

Важно — дойти по осеннему бездорожью

до магазина, а после вкрутить отважно

лампу-стоваттку в маяк у себя в прихожей,

чтоб он светил день и ночь, без конца и края,

и коммуналку за это платить не нужно.

Рыцарь вернётся — она это точно знает

и достаёт с верхней полки вторую кружку.

Донецкие маки

Степь растянулась до горизонта маками.

Смотришь — и будто видишь её впервые.

Ты мне сказала: «Будет уж, Анька, плакать-то:

маково семя, вишь, не прошло навылет».

Ты мне сказала: «Вот прорастут все семечки —

пышною клумбой стану, красиво будет.

Не поливай меня ты слезами, девочка,

сникнут цветы от соли, сгниют под грудью.

Мне бы водой колодезной впрок напиться бы,

чтоб прорастали маки сквозь рёбра легче», —

и до утра баюкала под ключицами

пригоршню с верхом пойманной в грудь картечи.

…

Степь растянулась и налилась бутонами.

Ей, вероятно, что-нибудь тоже снится.

Мне снятся маки — алые, злые, томные:

комья сердец, нанизанные на спицы;

небо горит, земля отвечает заревом,

мятлики тянут к солнцу свои серёжки.

Лезут упрямо сквозь полусон и марево

из-под ключицы тонких корней дорожки.

За кадр до вечности

Посвящено погибшим женщинам-фотокорреспондентам

Вот ты пришёл, говоришь без умолку,

давишь улыбку и смотришь весело:

«Бухта Ла-Хойя, теченье Гумбольдта…» —

сыплешь слова, как идальго — песо, и

каждое слово такое звонкое,

каждое слово мне прямо в душу. И

если бы знал ты, чего мне стоило

просто лежать здесь — и слушать, слушать их!

Ты говоришь (пальцы нервно сцеплены),

тихо смеёшься: «Эх, знаешь, милая,

дни пролетают безумно медленно —

я в них застыл, как рябина в инее».

Ты говоришь (голос дрогнул): «В Питере

нынче погода опять нелётная.

Мне послезавтра уже к родителям —

дача, дожди и Нева холодная».

Не отвечаю, а только слушаю,

как твои речи на плач срываются.

Пусть ты приходишь за редким случаем, —

чаще, понятно, не получается, —

я за тобой на край света, в тернии,

буду хранителем щит и меч нести.

Я не исчезла, я рядом. Веришь ли?

Встретимся. Позже. За кадр до вечности.

Александр «Сэро» Коньков

Московский поэт и музыкант. Куратор международного фестиваля «Всемпоэзии» (Москва), юрисконсульт проекта. Публиковался в журналах «Аврора» и «Перископ», альманахе Политехнического университета. Полуфиналист форума-фестиваля «Капитан Грэй» (2022). Выступал в частной школе «Орион», на фестивалях Стефании Даниловой, Ники Батхен, Влада Павловского, Ирис Аполло, на музыкальном джеме в Красной Поляне, на вечере выпускников семинара МВР «Вспять». Участник поэтического семинара «Мы выросли в России» в Омске. Мастер семинара песенной поэзии «Под сенью дружных муз» в Дюртюли. Совместно со Стефанией Даниловой играет волшебную программу «Мосты, маяки и дороги» — премьеры прошли в Петербурге, Москве и Сочи.

«В пластиковом Граале мутнеет квас…»

В пластиковом Граале мутнеет квас.

Марья-искусница дело за делом шьёт.

В местной ментовке — она, говорят, атас.

Иван теперь не дурак — уже идиот.

У Талиесина голос прокурен в хлам.

Да и зачем он, когда Моргенштерн везде.

Рапунцель вчера побрилась, в скины ушла.

Кто-то сломал все зубья Полынь-звезде.

Драконы ТЭЦ наполняют былым теплом.

Принцессы идут разводиться в районный ЗАГС.

Меч-кладенец сдали в металлолом.

Мы не успели в сказку…

Она умерла без нас.

«Разбушевался гром, постигай азы…»

Разбушевался гром, постигай азы:

От Высших сил возвращаются бумеранги.

Что, если вспышкой сумеречной грозы

На почерневшую землю спустился ангел?

Судя по книжкам, чудное существо.

Он светлолик, да крылья белы как сажа.

Ему назубок известен великий свод

Правил и список всех прегрешений наших.

Хватит ли сил признаться, что был неправ?

Есть ли ремарки к заповедям Скрижалей?

Детская травма или жестокий нрав?

Казнить ли убийц? Жаль их или не жаль их?

Искренне ли раскаяние твоё?

Скрыл все улики ловко, но видят Боги…

Ангел с тем человеком идёт вдвоём,

Кто доучил преподанные уроки.

Грешникам, заигравшимся в прятки с тьмой,

Пламя их глаз на раз превращает в пепел.

Ангела возвращает заря домой

До новой грозы в чёрном от боли небе.

«Любит группу «Немного нервно»…»

Любит группу «Немного нервно».

Строчки ткёт из кромешной боли

Да читает их по тавернам —

Чтобы травы всходили в поле,

Расцветали на небе звёзды,

Распевались на ветках птицы.

Светлый мир поэтессой создан

Для того, чтоб с тобой случиться.

От седого Калининграда

К молодому Владивостоку

Льётся голос чистейшей правдой,

Не умеющей быть жестокой.

Научили когда-то Боги

Слышать их указанья верно.

И, цветы заплетая в строки,

Любит. Любит немного нервно.

«На аватарке свадебное фото…»

На аватарке свадебное фото

Как будто издевалось над тобой.

А мир был тем же. Пёрлись на работу

Другие, шар вертелся голубой.

Мечтать о светлом будущем не в силах.

Твой силуэт в разбитых зеркалах

Родного дома, ставшего могилой.

Смеются ваши призраки в углах.

Перед тобой развилка — каждый выбор

Неверен, если есть другие два.

Ты бьёшься, словно пойманная рыба,

И в жабрах задыхаются слова.

Так просто мир, который создавался

За десять лет, в один момент сломать.

Она — бокалов звон и звуки вальса,

Любимая, сестра, жена и мать.

И если отношения — работа,

Уволилась она — долой и с глаз.

На аватарке свадебное фото

Не обновишь одиннадцатый раз.

Любить дракона

Сказке любой положен благой финал:

принцы на белом коне или красном «бентли».

Ворона крик да волчий в ночи оскал

ведут героиню в дали, на грабли, в петли.

Долго и счастливо жить бы да не тужить.

Воительница меняет доспех на фартук,

меч боевой — на кухонные ножи.

Сказочный снег становится стекловатой.

Это ли долгожданный благой финал?

Автор, придумай сказке свои законы.

Должен же рыцарь покинуть свой пьедестал,

чтобы принцесса могла полюбить дракона…

Москва — Петербург

За составом состав уходит на Ленинград:

ветер гудки протяжные мне донёс.

От ночного перрона, полного роз и слёз,

доберутся туда, где в заливе горит закат.

Забывая про чай, термометр и паспорта,

тень моя из Москвы уедет на пару дней.

И увидит она сотни лиц, миллион огней,

и как локомотивом взрезается темнота.

Доберётся состав на Московский седой вокзал,

перекурит с людьми, дымом в воздухе наследив.

Тень моя с проводов незамеченною слетит,

чтоб возникнуть в окне, за которым никто не ждал.

Костёр

Горит костёр на сумеречной грани,

трещат поленья, пламя рвётся ввысь.

По предрассветной, по туманной рани

приди к нему, ладонью прикоснись

к теплу. Все поколения согреты

числом несметным пляшущих огней.

И песни здесь не все ещё допеты,

пришёл сюда — пой, наливай да пей.

Запомнит лес все ноты, что звучали

под куполом, сплетённым светом звёзд.

Все голоса — и страсти, и печали,

что к небесам соткали хрупкий мост.

Горит костёр среди лесов таёжных.

Я вглядываюсь в пламя болью глаз.

Три чувства: тихо, трепетно, тревожно…

Кто прорастёт травою после нас?

И старо-молодые напевают:

«Как здорово, что все мы собрались».

Так искры к небу с дымом отлетают,

как наши годы, устремляясь ввысь…

Пронесу

Я тебя пронесу через Лету и времена.

Через лужи носить умеют, кто не был мной.

Я запомню твои несметные имена.

Я — тот воин, что у Кипелова крикнет: «Стой!».

Ты по воле моей не осмелишься сделать шаг

ни в окно, ни с обрыва, ни буквой с черновика.

Если удушье чёрный подарит шарф,

обращу его в ткань, что как никогда легка.

Пусть рождаются самые искренние стихи

Из-под пальцев твоих, что пропасть зашьют во ржи.

Я тебя заклинаю силою всех стихий:

Твоя сила и воля твоя —

Для того,

Чтобы

Жить.

Гениям

«E pur si muove!»^[1] — мстилось Галилею…

Лишь Циолковский тайну разгадал

века спустя, мечту в груди лелея.

И Юрий рассказал через года,

что он на небесах не видел Бога,

но синь планеты в солнечных лучах.

Три личности сплелись в одну дорогу:

Быть гением с безуминкой в очах…

Когда же мир поймёт, что всё едино

и смысла нет ни в спорах, ни в войне?..

Увы, пока в клубах седого дыма

мы топим гениев.

Они себя — в вине.

Печать

Жидким воском плачет несломленная печать,

обжигая мою израненную ладонь.

Никогда мне строк из послания не познать,

потому что прочесть — это бросить письмо в огонь.

Мне неведомы переплетения букв и слов,

что похожи на связку медных больших ключей.

Сердца к сердцу протянуты нити из тьмы веков

и сияют подобно сотням свечей-очей.

Я читал верстовых ветвистых столбов огам^[2],

звёзды, Руны, Таро, следы на летнем снегу.

Всё, что сбудется, ведомо только моим Богам.

И противиться воле Их даже я не могу.

Дарья Мисюра

Дарья Мисюра родилась и живёт в Москве. Окончила биологический факультет МГУ, работает в биологической лаборатории, фотоохотник-любитель. Музыкальная исполнительница, мелодекламатор. Организатор творческой онлайн-площадки «Бриз».

Победительница текстовых онлайн-конкурсов, конкурсов мелодекламации, фестиваля «Всемпоэзии — 2023».

«Мы мечтали вдвоём — разобьём на участке сад…»

Мы мечтали вдвоём — разобьём на участке сад.

Там, где был водоём, нынче — взлётная полоса.

Там, где были поля, — только жирный асфальт шоссе.

Дачный домик заполнит виниловый Джо Дассен,

Зазвучит, перекроет турбин раздражённый гул.

Петь о Champs-Elysées — это всё, что сейчас могу.

Ты уже никогда не вернёшься в наш старый дом.

С неба хлещет вода, и мне страшно остаться в нём.

Раскалённое золото молний разрежет тень.

Я почти растворяюсь в пугающей красоте,

Выпивая до дна ошалевший озон весны,

И смотрю — у крыльца зеленится неоном сныть.

Нет, бояться не страшно.

Страшно, когда уже

Понят принцип (и принят), как смерть выбирает

жертв.

Липнет к нёбу солёный и влажный вчерашний сон.

Фатум крутит вальяжно уставшее колесо,

Морта ножницы точит, бельмо на её глазу.

Белый след раскроил неостывших небес лазурь.

Свет во мне угасает, надежда идёт на спад.

Сквозь тебя прорастает цветущий весенний сад.

«Кровавое солнце встаёт над зелёной сельвой…»

Кровавое солнце встаёт над зелёной сельвой,

Шаман растирает в скорлупке сухое семя

В коричневый пепел под шорох столетних крон.

Пол в хижине — шкуры пятнистых и полосатых.

Клубится под крышей дым терпкого пало санто,

Кому-то — последний приют, а кому-то кров.

Иди к нему, если захочешь коснуться истин.

Он сложит в скорлупку коренья, орехи, листья,

Сотрёт в порошок и щепотку швырнёт в огонь.

И в пламени вспыхнут холодные злые маски,

А значит, твои скитания не напрасны.

Бордовая краска и щиплет, и жжёт ладонь.

Вдохни сладкий дым — и узнаешь, о чём в тумане

Поют амазилии, в джунгли густые манят,

Чтоб ты заблудился, плутая среди корней.

Узнай, что всем шепчет дождь, наполняя русла,

Стань целым с природой, живи, проникайся, чувствуй —

«Вся сила вселенной отныне течёт во мне».

Всё глубже и громче шамана гортанный голос.

Вот встала на месте пожара лесная поросль,

И вот снова пламя сжирает её стволы.

Вздымаются горы на месте глубоких впадин,

Солёные волны пустынные дюны гладят,

И чёрные горы заснежены и белы.

Клокочет шаман, страшной бурей надрывно воет,

И голос дрожит натянутой тетивою.

Ты хочешь прервать этот липкий и жуткий сон,

Но тело уже не твоё, как не твой и разум.

И как ты не понял, что это ловушка, сразу?

Теперь ты лишь пища для жителей тех лесов.

Туман пред глазами, всё стало прозрачно-белым,

И прелые листья навеки укроют тело,

И джунгли продолжат свой вечный глубокий сон.

Кровавое солнце встаёт над зелёной сельвой,

Шаман растирает в скорлупке сухое семя

В коричневый пепел под шорох столетних крон.

«Я вижу сад — он полон красоты…»

Я вижу сад — он полон красоты:

Костлявые обнажены деревья,

Стыдливо прикрываясь лунной тенью,

Скрываются в чертогах темноты.

Я вижу сад — безмолвен и суров,

Лишь шорох разлетающихся листьев.

Рябин чернеют пламенные кисти,

Укутанные в сумрачный покров.

Я вижу глаз — он холоден и жёлт,

И смотрит, не скрываясь, не мигая.

Поверхность чёрной лужи отражает

Страдания отчаявшихся жертв.

Я вижу солнцеликий диск луны.

Расправив крылья пышные беззвучно,

Скрываюсь в набегающие тучи,

А старый сад укутывают сны.

Иван Нечипорук

Иван Нечипорук — коренной горловчанин, родился 24 июня 1975 года. В довоенном прошлом — шахтёр с двадцатилетним подземным стажем. Параллельно с работой в шахте сотрудничал с городскими и областными газетами в качестве репортёра и ведущего литературной рубрики. Выпускник Горловского института иностранных языков и Славянского государственного университета (филологический факультет, заочно). Автор нескольких книг стихов, прозы и очерков. Публиковался в литературных журналах России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Киргизии, Казахстана, Болгарии, Германии, Австралии. Заместитель председателя Межрегионального союза писателей, член СП России и Славянской литературно — художественной академии (Болгария).

Если мы выживем

Если мы выживем в этом огне,

В этом густом удушающем дыме,

И, вспоминая об этой весне,

Сможем ли мы укротить этот гнев?

Если Господь нас оставит живыми…

Сколько в сердцах накопили мы зла

В списках потерь без конца и без края?

Нас угнетали тревога и мгла,

Мы выгорали от боли дотла.

Рок выл над нами как псина дурная.

Как это всё обнулить и забыть?

Нам говорили, что нужно быть выше.

Только обиды суровую нить

Не оборвать, но и страшно хранить…

Если мы выживем, если мы выжи…

Ветер

Воспитанность у ветра не в чести —

Ревёт и мечет, словно сумасшедший,

Сметая все преграды на пути,

Как птица Рух над городом летит,

Рвёт крыши с перекошенных коттеджей.

Не в силах удержаться, чтоб не взвыть,

Проспекты стонут кронами акаций

И плачут ранним золотом листвы.

А ветер гнёт деревья, как ковыль,

Муштрует нас и учит не сдаваться.

Лицом к…

Город высится громадой

За согбенною спиной.

Я смотрю вперёд с отрадой,

Что исполнил всё, как надо

В этой схватке жестяной…

В поле чистом, в поле сизом

Ветры травы теребят.

Жизнь застыла под девизом:

«Будь хоть Глебом, хоть Борисом —

Святополк найдёт тебя!»

Царство пуганых фазанов

Горемычная сентябрьская планета —

Поседевший от войны Донецкий кряж!

Реки выпиты до дна, все песни спеты,

И застывшие над головой ответы

Не укладываются в хронометраж.

Это царство трижды пуганых фазанов

Не сдаётся. Этот край к тому привык,

Что не временем залечивают раны,

И историю назло эпохе бранной

Переписывает в новый чистовик.

Усталость

Горловский сонет

И хочется вином залить тоску,

Ты так устал быть менестрелем бойни.

Легко судить смотрящим с колокольни

И языком молоть словес муку,

Чтоб речь звучала злей и протокольней,

Пока их с высоты не совлекут…

А тут молчишь, накапливаешь злость

И чувствуешь себя как в саркофаге,

Пока душа не выплеснет бумаге

Всё то, что в хрупком сердце запеклось,

Не думая о страхе и отваге,

О спице, что вот-вот пронзит насквозь…

И судит век предвзято и сурово

За каждое несказанное слово.

Дантова осень

Вот и осень роняет свои эполеты

Стылых клёнов в роскошно-желтеющем сквере.

Получив свой удар от холодного лета,

Я пытаюсь укрыться от шума и света:

Снисходя в те круги, где бродил Алигьери.

Ускользая от осени робкою тенью,

Не отринуть мне статус её фигуранта…

Но я верю, однажды тропою весенней,

Страх отбросив, я к свету начну восхожденье,

К верхней точке, к которой стремился сам Данте.

Октябрь

Пусть октябрь сегодня на излёте,

Но бессильна хмурая тоска.

За раскатом вновь летит раскат,

И саднят от шрамов миномётных

Террикона мятые бока.

Но прозрачен купол поднебесья,

Запах осени сквозь листопад пророс.

Отряхнувшись от туманных грёз,

Вновь горят над храмом тонколесья

Золотые купола берёз.

На заре

Смотри, какая чистая заря,

Какие облака парят над крышами!

Сочатся пряный запах октября,

Оттенки мёда, меди, янтаря,

И тополя едва-едва колышутся.

Туман осел в низине луговой,

И счастье льётся с голосами птичьими.

Осенний город просто сам не свой

От Божьей красоты над головой,

Ликует, как дитя, забыв приличия.

Не резон

Горловский сонет

Превращая стихи в согласованный шум,

Обречённо ищу подходящее слово.

Но душа, растерявшись, мне снова и снова,

Настоятельно шепчет, что я, мол, спешу.

А ноябрь сверлит спину мне взглядом суровым,

Я опять не от печки по жизни пляшу.

Заговаривать сны нынче вышел сезон,

Но шаманят ветра по шершавой бумаге.

Я хотел написать про линялые флаги,

Но от этого страшный рождается звон…

Мне придётся забыть о вчерашней отваге,

Быть «героем не к месту» — уже не резон.

И слова улетают грачиною стаей,

Я вослед пепел старых тетрадей листаю.

Кровавый вторник

Дышит декабрь по-драконьи свирепо,

Вьётся судьбины кровавый изгиб —

Это война собирает долги…

Гибельность звёзд на земле так нелепа,

Смерть-Архимед слепо чертит круги.

Кальмиус плещет волной Ахерона,

Пляшут над крышами злые дымы,

Город-страдалец слезами омыт…

В небе клубятся грачи да вороны —

Древние символы чёрной зимы.

Ночь с апреля на май

Горловский сонет

Как в полусне сознание парит.

Всё врёт судьба, хоть вроде мягко стелет,

Я вне себя десятую неделю,

И к звёздам рвётся нерождённый крик…

Забычковав последний день апреля,

Я первый майский кофе заварил.

А город содрогается в ночи,

И остывает в чашечке эспрессо.

Там, над Глубокой, дымная завеса

И воздух обречённостью горчит.

Моей весны безрадостная пьеса

Трепещет, словно язычок свечи…

Гул сотрясает небо без умолку,

И робкий май шагает по осколкам.

Горловская весна

Отцвели форзиции,

Сдав свои позиции:

У весны ротация — зацвела сирень.

Но безлюдны улицы,

Поднебесье хмурится,

Здесь автоматически человек — мишень.

Старой бесприданницей

Ходит смерть и мается,

Косит одуванчики, топчет зеленя.

А мои окраины

Биты и изранены,

Плачутся околицы в фосфорных огнях.

А весна не ленится,

Всё цветёт и пенится.

Что ей до погибельных огненосных дней?

И с предельной грацией

Кружится в акациях.

Всё по расписанию, даже на войне…

Пришёл июнь

Пришёл июнь, рождается жара,

Цветёт чубушник в раненых дворах,

И нет надежды на дожди и грозы.

А по следам за мною ходит страх,

Который знает — это не игра,

А вынужденный шаг к метаморфозам.

Но тишина рептилией в жару,

Подставив спину солнцу поутру,

В себя вбирает умиротворенье.

На миг забыв войны порочный круг,

Мне верить очень хочется: «А вдруг

Продлится это хрупкое мгновенье!»

Жди

Город, словно рыба в молоке,

В выхлопном тумане от ракет,

В окнах глаз тревожная истома.

Не горят в безмолвном далеке

Слёзные огни аэродрома.

Декабрят холодные дожди,

И, напитываясь каплями вражды,

Город стонет в горьком исступленье…

Но назойливо дождинки шепчут: «Жди

Искупленья, исцеленья, избавленья!»

Эта боль

Хиросимой выцвела земля,

Посрывало кроны тополям.

Кряж, покрытый оспами воронок,

К небесам свой устремляет взгляд,

Пульс надежд его предельно тонок.

Эту боль придётся оправдать,

Ветер заметает города —

Ветер страха, безнадёжной мути.

Нынче смерть накроет Соледар,

Завтра разгуляется в Бахмуте.

Городов обломки скорлупой

Скорбно хрустнут под твоей ногой,

И, не веря трелям соловьиным,

Ты придёшь от горечи слепой

Жгучей болью омывать руины.

С чёрствою душою

Я с душою чёрствою, как камень,

Нарушая промысел поста,

Изливаю боль под облаками…

Оттолкнуться б от земли ногами,

Только под ногами — пустота.

Это ли теперь не преступленье —

Верить в твердь потерянных годов?

Вновь теряя связи поколений,

Я ловлю руками чьи-то тени

И к потерям новым не готов.

Но пока в душе трепещет вера

И ещё бессильны плен и тлен,

Болью обретаю чувство меры:

Не щадя ни памяти, ни нервов,

Нахожу свой путь в кромешной мгле.

Стена

Горловский сонет

Серой громадою высится над головой,

Годы идут, но стена остаётся стеной.

А. Крупнов

Ответы есть, но как найти вопросы?

Сомнения — как робких веток листья.

Моя душа беспомощней и мглистей

Во тьме окурком тлеет папиросным…

Сегодня облетают абрикосы,

Каштановых свечей набухли кисти.

Весна идёт, а я не успеваю

Ловить оттенки света и цветенья.

Надежда надо мной кружится тенью,

Тоска ползёт, как лава огневая.

И стаи птиц, в беззвучном небе тая,

В вину мне ставят эру негоренья.

И выщербленной серою стеною

Стоят мои смятенья предо мною.

Не унывая

Облака смыкают своды,

А в судьбе моей прогал.

День грядущий предан, продан:

До весны всего полгода,

До неволи — полшага.

Но душа не унывает,

Торит тропку через гать.

И спешит судьба кривая,

Кесарево отдавая,

Богу Богово воздать.

Виталий Шейченко

Родился в Белгородской области в 1951 году. Проживает в Санкт — Петербурге. Окончил Военный дважды Краснознаменный факультет физической культуры и спорта при ГДОИФК им. П.Ф. Лесгафта, адъюнктуру Военного института физической культуры, Северо-Западную академию государственной службы, ряд спецкурсов. С 1969 по 2000 год находился на военной службе, затем трудился в Комитете по образованию и Спорткомитете Санкт-Петербурга, в РГПУ им. А. И. Герцена, ВИВВ МВД России, НГУ им. П. Ф. Лесгафта.

Доктор педагогических наук, профессор, академик Академии военных наук Российской Федерации, полковник в отставке.

Изданы стихотворные сборники: «Снежность и нежность», «Любви весенней шалаши», «Белые ночи как белые лебеди» (СУПЕР-издательство, 2022–2023); «Мы — не «Раша»!», «Половодье любви», «Ах, женщины! Ох, женщины…» (ИСП, 2023).

Вспоминая Владимира Семёновича…

Моё подражательство

Подражаю ли я Высоцкому?! —

Я отвечу: «Конечно же, да»…

Тот, кто враг общежитию скотскому,

Будет к барду лоялен всегда.

Подражаю ли я Есенину?! —

Я отвечу: «Наверное, да»…

Тот, кто любит красоты осенние,

Будет чтить гениальность всегда.

Подражаю ли я Маяковскому?! —

Я отвечу: «Возможно, что да»…

Тот, кто предан задору бойцовскому,

Будет помнить горлана всегда.

Подражаю ли я Евтушенко?! —

Я отвечу: «Скорее, что нет»…

Не готов я тому дать оценку,

Что привнёс в царство рифмы поэт.

Подражаю ли я в чём-то Бродскому?! —

Я отвечу: «Конечно же, нет»…

Стиль его, диссидентски-сиротский,

На мой взгляд, не за классность воспет.

…

Вспоминая поэтов мне близких,

Я бы почести многим отдал!

Но, отметив в твореньях изыски,

Не делил бы средь них пьедестал…

2018

В общежитии любви

1.

Не квохчи ты, как наседка,

И словами не пыли.

Опостылела мне клетка,

В коей чахнут хрустали.

Вместо вольного полёта —

По задворкам бродит жизнь.

Если старт среди помёта,

То никак не взвиться ввысь.

Два вопроса беспардонно

Плешь мою хотят проесть:

Иль катиться по наклонной,

Или стать в любви как жесть?

2.

Я — скудею от реалий,

Но к разлуке не созрел:

Разбежаться тупо с кралей —

Хуже, чем в плену расстрел!

И как вырваться на волю,

Если я душой ленив?!

Мысль о волюшке мозолю,

Грань её не уточнив…

Поквохчи же, как наседка,

Но на ужин позови.

Всё же ты — моя соседка

В общежитии любви…

2018

Эх, Надька, Надька…

1.

Тут, понимаешь, какая штука —

Я в сердце Надькино вошёл без стука.

А наш сосед (такая с…)

Однажды мужу всё нахрюкал.

Любовь, конечно, близорука,

И ревность для неё докука,

Но так страшит её разлука,

Что истощает благость мука…

2.

И муж нас с Надькою застукал,

Влетев как груз из бомболюка.

Молчал он, словно каменюка,

Хватая воздух ртом без звука.

Затем, как грозная базука,

Стрельнул в меня всей мощью хука.

Но два моих боксёрских трюка

Сплели забор из каучука…

3.

Юлила женщина-гадюка,

Клялась — всему виною скука,

Что этот сбой — ей впредь наука,

А я — давно в любви как бука.

Любовь-обманка — просто злюка,

В спокойной жизни закорюка.

Она — как спиннинг из бамбука,

Что подтвердит любая щука…

2019

Эстафета красоты

1.

Время, дни весны листая,

Держит и над цветью власть:

Даже поросль негустая

Красоваться может всласть.

Без задержек или прений

Красота передалась:

От черёмухи — к сирени,

А затем — к жасмину в масть…

2.

Мне такая эстафета

Ожидаемо мила.

Ведь найдётся и у лета

Для цветенья похвала!

Где-то — шарики из пуха,

Где-то — «солнышки» пока:

Одуванчиков движуха

Тополям уже близка…

3.

Ну а дальше осень грянет

Буйством цвета на листве,

Наведёт волшебный глянец

На успешных в щегольстве.

Возрастёт в цене багрянец,

Станет царственным багрец,

Эстафетно красок танец

Из конца пройдёт в конец…

4.

У зимы — свои резоны

Эстафету провести:

Даже мелких горок склоны

Жаждут снежных ассорти.

Белоснежности приметы

И в лесах, и на полях —

Вот предмет для эстафеты,

Если небо при делах…

…

Я, красотами любуясь,

Все оттенки их люблю.

И, ценя красу любую,

Грусть-печаль свожу к нулю…

2023

Примечания

1

«И всё-таки она вертится!» (итал.)

2

Огам — кельтская письменность, представленная группой параллельных линий. Она напоминает верстовые столбы с развилками в разные населённые пункты.