Долина Дюн – II. Часть 2

Линн Вер

Действие романа разворачивается во время первого крестового похода, когда тысячи воинов отправились к берегам Сирии и Палестины, не зная, что в живых останутся лишь немногие.Кларисс последовала за мужем в Святую землю, и за ней по пятам идёт наёмник, намереваясь уничтожить разорённый крестоносцами Иерусалим. Это история отваги и веры, предательства и любви, загадочных реликвий и тайных знаний. Хватит ли у героев сил, чтобы выдержать жестокие удары судьбы?

Глава II

Опасные желания

Август 1096 года

Она видела, как её дядя стоял на холме, озаряемый вспышками молний. Его ноги были широко расставлены, кулаки подняты к небу, а на лице застыло свирепое выражение. Он проклинал её. Обвинял в собственной смерти. Тряс обрывком верёвки, на которой его повесили. Его пунцово-красное лицо бледнело, а затем вновь начинало багроветь. Кларисс бежала со всех ног, оскальзываясь и падая в мокрой земле.

— Это не дождь! — рычал её дядя, Баллард Маккей. — Это слёзы нашего народа! Униженного и раздавленного Завоевателем и его чёртовым отродьем! Шотландия умывается слезами вдов и детей, обездоленных и убогих, лишённых пищи и крова! И всё по твоей вине, глупая девчонка!

Кларисс чувствовала, как земля уходит из-под ног. Чувствовала, как задыхается. Чувствовала, как бешено колотится сердце, словно она угодила в капкан. Волосы застилали глаза, вились вокруг шеи и хлестали по рукам, когда она бежала без оглядки. Ещё мгновение, и она начала проваливаться в ледяное вязкое болото.

— Это могилы наших предков! — рокотал Баллард. — Займи своё место среди них, чтобы никогда больше не выбраться! Моли их о прощении! Отведи английский кулак от нашей земли!

Она судорожно пыталась высвободиться, била руками по топкой жиже, звала на помощь. Однако, дождь становился всё сильнее, превращаясь в град. Колкий лёд осыпал её, ускоряя погружение. Кларисс тщетно пыталась прикрыть лицо руками. Ей оставалось кричать. Кричать изо всех сил…

— Проснись! — донёсся до неё густой низкий голос Роны, её кузины. — Ну же, Риз! Давай, выбирайся из своих кошмаров!

Вздрогнув, Кларисс непонимающе уставилась на полную рыжеволосую женщину, которая отчаянно трясла её за плечо. Встретившись с ней взглядом, лицо Роны посветлело, и она убрала руку.

— Что произошло? — прошептала она, пытаясь отдышаться.

— Ты переполошила весь Иннис-брох, Риз, — орехово-карие глаза Роны округлились. — Неужели опять дядя? Отец Дэниэл говорит, что когда усопшие приходят в кошмарах это значит, что они не нашли упокоения и мечутся между раем и адом.

— Значит, он до сих пор хочет спасти Шотландию, — Кларисс села на кровати и откинула влажные пряди со лба. — Он даже пошёл на убийство брата ради этого. Поднимал восстания. Покушался на моего мужа. Предал наш клан!

— Он проклял всех нас, Риз, — заныла Рона, и её глаза привычно наполнились слезами. — Мой муж скоропостижно погиб, а ты так и не родила наследника… Я боюсь… Боюсь, что клан Маккей вымрет!

— Маргарет — наследница, и в ней течёт не только норманнская кровь, но и кровь моего отца и деда, — отрезала Кларисс. — Дядюшка сделал многое, чтобы она не появилась на свет. Но даже он оказался бессилен! Во снах он до сих пор проклинает меня. Говорит, что в его доме хозяйничают норманны, и скоро мы все прогнёмся под сапогом английского короля.

— Это устроил Завоеватель, — голос Роны дрожал. — Я так устала, Риз! Мы все живём в страхе, что от Иннис-броха камня на камне не останется от этих распрей!

— Мы — шотландцы, — твёрдо сказала Кларисс, теряя терпение. Нытьё кузины всегда действовало ей на нервы. — Уильям и его люди защищают крепость и стараются мирно улаживать конфликты: так всегда поступал мой отец. И будь он жив, то одобрил бы действия моего мужа.

Кузина, насупившись, молчала. Её кудрявые, медного оттенка, волосы, поблёскивали в свете разгорающегося дня. Кларисс перевела взгляд на окно и смотрела, как алое небо постепенно светлеет. Вслушивалась в грохот волн, разбивающихся об стены Инниса. Чувствовала тонкий аромат выпечки, доносившийся из кухни — по приказу Уильяма её переоборудовали так, чтобы дым выходил через отверстие в крыше, а не окутывал холл и коридоры замка. Ей самой не нравилось, что простое и аскетичное убранство главного зала сменилось нормандским стилем — серебряная посуда, кованые подсвечники, изысканные масляные лампы, гобелены, скатерть, расшитая по краям золотыми нитями и полосатые дорожки на полу. Кларисс считала это всё безвкусным и непомерно дорогим, и в первое время новое убранство холла не раз заставляло её краснеть под неодобрительными взглядами соплеменников.

— Уильяму стоило большого труда наладить отношения с соседними кланами, — жёстко продолжила она. — Те же Макгрегоры, Макдауэллы и Макгрэйвы! Дядя хорошо поработал над тем, как их настроить против норманнов! Эти кланы воровали наших овец, угоняли лошадей, вытаптывали посевы! И это всё, на что они были способны. Знаешь, что сделал Уильям? Он призвал их к перемирию и нашёл подход к каждому! Юэну Макдауэллу подарил лошадь, а сына Дугласа Макгрэйва взял на обучение. Для Дэвида Макгрегора выделил средства для починки дома, в котором прохудилась крыша. Ты устала жить в страхе за свою жизнь, а я устала каждый день выслушивать обе стороны!

— Остынь, Риз, — умоляюще произнесла Рона. — Я… Я не трясусь за свою жизнь, нет… Но мне страшно, когда вижу, что в деревне точат вилы и топоры, чтобы встать на пути английского войска.

— Возможно, они просто хотят заняться сбором урожая, — отмахнулась Кларисс. Услышав недовольное сопение Роны, она отправила её на кухню. Чувствовала, как её трясёт от вспыхнувшего раздражения.

Глупо пытаться объединить сталь и камень! Люди, чувствуя доброту Уильяма, часто пытались выторговать себе какие-либо привилегии в стиле «милорд, мне нужен второй конь для работы в поле» или «милорд, может ли ваш кузнец подковать мою лошадь, а я отдам деньги после того, как соберём урожай?» Кларисс понимала, что стоит за этими незатейливыми просьбами и если муж уступал, не понимая этих тонкостей, то высказывала ему о том, что вскоре придётся распродавать Иннис по камням, чтобы выплатить долги. Она пыталась втолковать ему ценности шотландцев, чтобы объяснить их бесхитростные просьбы, однако, Уильям оставался непрошибаемым. Нормандская сталь и шотландский камень никогда не станут единым целым!

Оставшись в одиночестве, Кларисс плеснула в лицо холодной воды из кувшина и медленно выпрямила спину. Её руки тряслись от гнева, когда она заплетала волосы в косу, а затем пыталась зашнуровать домашнее платье. Несмотря на английский титул, Кларисс одевалась скромно, понимая, как нелепо смотрится на фоне роскошного убранства замка среди нормандских интерьеров.

Она помнила, как Уильям собирался в дорогу. Как разрывалось её сердце, и холодели пальцы при мысли о том, что возможно пройдут годы прежде, чем они снова встретятся. А вдруг Дональд Третий поднимет мятеж? Вдруг сюда хлынет войско Вильгельма Руфуса? Крепости Иннис и Карлайл — единственные на приграничной территории…

— Если бы ты присягнул Шотландии, то тебе не пришлось бы нашивать крест на свою тунику, — горько сказала она, видя, как Уильям даёт короткие распоряжения своему оруженосцу: Жан аккуратно складывал его вещи в дорожный сундук.

— Кларисс, я служу английскому королю, — не оборачиваясь, произнёс Уильям. Его голос был глубоким и мягким как восточная ткань. — И мой долг отправиться в Святые земли.

— А как же семья? Твой дом? Дональд прячется в горах и собирает людей!

— Точно так же действовал твой дядя, — Уильям обернулся, и вопросительно поднял левую бровь. — Дональд не трогает Иннис, потому что знает, что он принадлежит клану Маккей, а Вильгельм знает, что крепость принадлежит дому де Клер. Какие я ещё могу дать гарантии того, что обе стороны не будут посягать на крепость? Пока мы все на своих местах, всё будет в порядке. И я не хочу нарушать этот порядок, Кларисс. Я и так большую часть людей оставляю на защиту крепости.

Она чувствовала, как в горле тугим комом стоят едва сдерживаемые слёзы. Веки нещадно щипало, когда видела, как двое мужчин из отряда Уильяма подхватили сундук и вынесли его из комнаты. Вслед за ними вышел Жан и аккуратно притворил за собой дверь. Из окна тянуло августовской прохладой, смешанной с ароматами свежескошенной травы. Лёгкие облака на небе уже окрасились в золотисто-розовые тона уходящего солнца. Возбуждённые голоса воинов едва заглушал рокот моря, чьи волны неустанно разбивались об стены северной башни. Со стороны кухни доносились запахи свежеиспечённых пирогов.

Уильям нетерпеливо мерил шагами комнату. Одетый в кожаные штаны и просторную рубаху, с его вьющимися короткими тёмными волосами и правильными чертами лица, он напоминал Кларисс античного бога с греческих полотен, которые она видела у отца Дэниэла в маленькой библиотеке. Обхватив себя руками, наблюдала за движениями мужа — каждый шаг выдавал в нём лёгкость и гибкость. Круто развернувшись, он подошёл к ней. Медленно и нежно тронул ладонью её щеку и убрал прядь волос за ухо. Склонившись, коснулся губами её губ — его лёгкое прикосновение словно околдовало Кларисс, и она замерла. Шумный окружающий мир словно утратил свои краски, растворившись в дымке наступающего вечера. Её веки опустились, а напряжение, сковывавшее тело в последние дни, разжало свою стальную хватку. Кларисс чувствовала, как ласкающие губы Уильяма скользнули к её щеке и спустились к шее. Хотелось окунуться в головокружительном желании близости, отвечать на опаляющие поцелуи, позволяя страсти испепелить не только тело, но и душу…

— Простите, милорд, — донёсся голос запыхавшегося Жана. Уильям повернулся и кивнул ему, разрешая продолжить. — Всё готово.

— Ступай отдыхать, — сказал Уильям. — На рассвете отправляемся в Винчестер.

Когда за оруженосцем закрылась дверь, Кларисс отпрянула от мужа.

— Нет! — воскликнула она. — Ты не можешь сейчас уехать!

— Прости, Кларисс, — его глаза потемнели, а лицо приобрело выражение мрачной решимости. В его угрожающе спокойном голосе она расслышала ярость и страдание. — Это мой долг, и я должен исполнить его.

От охватившей её тоски, захотелось взвыть. Кларисс закрыла пылающее лицо ладонями. Ярость клокотала внутри, ища выхода. На лбу выступила испарина от сдерживаемых эмоций. Сколько ещё раз судьба будет испытывать её через этот брак? Сколько она ещё будет разрывать своё сердце? Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и выдохнуть.

— В такие моменты я тебя просто ненавижу, — глухо произнесла она.

— Я знаю, — голос Уильяма звучал отчуждённо. — Поговорим с тобой, когда ты успокоишься.

Кларисс хорошо помнила, что успела наговорить ему до момента, как он приказал ей выйти из комнаты. Видела, как играли желваки на его лице. Ей хотелось броситься к нему и молотить по его груди кулаками, надеясь, что это заставит его передумать. Заставит его остаться в Иннисе. Заставит отречься от своего короля. Но муж был непреклонен — он открыл дверь и повторил приказ. Глядя в его тёмные от гнева глаза, Кларисс обречённо понимала, что ей не удастся удержать его рядом с собой. С таким же успехом она могла попытаться заковать его в цепи как дикого зверя. Ярость испарилась, уступив место тянущей боли в груди. Едва сдерживая всхлипывания, Кларисс покинула комнату…

С тех пор она больше не видела Уильяма — ей удалось уснуть лишь под утро в комнате Маргарет, и она беспробудно проспала до тех пор, пока не рассвело. Узнав от дочери, что ей удалось попрощаться с отцом и получить от него поцелуй в лоб, Кларисс зажмурилась, прогоняя непрошеные слёзы. Она винила себя за устроенную ему истерику. Кусала до крови губы, испытывая жгучий стыд. Ненавидела себя больше всего на свете!

В начале осени в Иннис пожаловал торговец тканями и украшениями. Со всех сторон его окружили жители крепости и близлежащих деревень. Кларисс издалека наблюдала, как он раскладывал на вынесенном во двор столе свой товар — тяжёлый византийский шёлк, тончайшие и яркие дамасские ткани, полотенца и узорчатые вуали. На его широком поясе позвякивали образцы ключей и украшений, чей блеск не оставил равнодушной ни одну женщину. У него было обветренное загорелое лицо, плотный шерстяной плащ и крепкие башмаки. Прищурив глаза, Кларисс слушала, как этот мужчина с уже начавшими седеть волосами рассказывал о том, как ему довелось побывать в Святой земле. С открытым ртом его слушали даже дети — о венецианских купцах и генуэзских торговых судах, о невольничьих рынках и охоте на тигров.

— А какая там пустыня! — он описывал руками полукруг. — Величественная! Огромная! И её пески поют. Счастлив тот, кто услышал её пение — это считается добрым знаком!

— А какие та… там звери? — Маргарет стояла в компании девочек и в её глазах, таких похожих на глаза Уильяма, стоял неподдельный интерес. — Есть ли там волки? А м-медведи?

— Там бродят рыси и пумы, тигры и шакалы. Большие, клыкастые и свирепые твари! Горе тому, кто встретится им на охоте! Поговаривали, что от пропавших людей оставался только башмак или кошель.

— Ну, оставить после себя кошель, набитый монетами — это ещё неплохой исход дела! — потешался Джок, двоюродный брат Кларисс.

— Такого и врагу не пожелаешь, — она смерила его предостерегающим взглядом, отчего Джок потупился. — Нет ничего ужаснее, чем не быть преданным родной земле, когда нет даже могилы…

— Так в эти края и отбыл твой муж, — он покачал головой. — В Святые земли, воевать за Гроб Господень. Он может и не вернуться.

— Хватит, — отрезала Кларисс и повернулась к торговцу: — Останьтесь на несколько дней. Мы будем вам благодарны за истории о ваших путешествиях.

Когда с наступлением сумерек жители начали расходиться по домам, она повела гостя на кухню. Усадив его поближе к очагу, приказала дать ему бобовой похлёбки и варёной рыбы с зеленью, налить отборного шотландского эля.

— Благодарю за гостеприимство, миледи, — сказал торговец после ужина.

— Расскажите всё, что знаете, о Святой земле, — она выжидающе смотрела на него. — Долго ли туда добираться? Что слышно о паломниках? Какие там места? Как выглядят люди и какую одежду носят? Какую слушают музыку? Играют ли они в кости? А что едят?

— Каждый раз я добирался много месяцев до берегов Палестины. Чаще всего ночевать приходилось в монастырях, где могли дать миску горячей похлёбки и соломенный тюфяк. Мои башмаки не раз протирались до дыр! Поэтому пришлось их дважды сменить, пока я добрался до Византии. Дорога очень трудная, особенно, когда приходится карабкаться по скалам и висеть над ущельем, пытаясь пройти по козьим тропам. Многие умирали по пути, миледи.

— Так как же вы добрались? — Кларисс побледнела при мысли о том, как это всё похоже на Шотландию! Не каждый горец отправится в такой путь в одиночку и без подстраховки! Горные ущелья, быстрые реки, узкие тропы и сбивающие с ног ветры, резкая смена погоды…

— С божьей помощью, миледи, — торговец покачал головой. — Мы отправлялись в марте прошлого года. Шли через Лотарингию и Швабию. Спустя три месяца достигли Апулии и Калабрии — земли норманнов. Они переправили нас на византийский берег, где мы дальше следовали за торговым обозом до Константинополя.

— Я слышала об этом городе, — неуверенно произнесла Кларисс. Не так давно это название произнёс Уильям, подгонявший воинов перед отправлением ко двору короля. Если бы она не была так ослеплена яростью на него! Если бы была внимательнее к его словам!

— Там золочёные ворота, зубчатые белые башни, — принялся перечислять торговец, загибая заскорузлые пальцы, — черепичные крыши и большой порт, в котором стоят корабли. А какой там храм с круглой крышей, колоннами и изысканной резьбой! Нигде такого не увидите, миледи! А недалеко стоит дворец императора, утопающий в ещё большем великолепии и блеске. Фонтаны, сады и райские птицы, разноцветье богатых тканей, обилие фруктов и нектаров. Женщины носят золотые браслеты, украшенные драгоценными камнями, а на ногах — сандалии.

— Что это?

— Башмаки в виде ремешков, оплетающих ногу ниже колена. Такие часто носили римляне, миледи.

— Удобно в них ходить?

— В летнюю жару самое то, миледи! И вы ещё не видели их одежду! В таких местах носят не только сандалии, но и цветные лёгкие ткани: дамасский шёлк и парча, расшитые золотом, серебром и жемчугом. Разноцветье кожи тех людей поражает: есть с молочно-белыми лицами, а у некоторых цвет похож на глину. Ещё некоторые красят губы и нижние веки красками из местных растений, истолчённых в порошок.

Кларисс слушала торговца, открыв рот от изумления. Качала головой, пытаясь представить странных женщин в плетёных башмачках, облачённых в золото с ног до головы. Пыталась представить тёмную кожу, но у неё не получалось. Неужели такое бывает? Ей хотелось увидеть всё это вживую! Потрогать ткани, оказаться внутри большого храма, приложиться к святыням и посмотреть на византийского императора. Увидеть море и покачивающиеся на нём лёгкие корабли, о которых с таким восторгом говорил собеседник. Попробовать фрукты, которые слаще верескового мёда…

— Продолжайте рассказ, — нетерпеливо произнесла она, подавив желание дёрнуть торговца за рукав.

— У мужчин начищенные до блеска доспехи и многие тоже носят сандалии. Они неторопливы и не суетливы, как и сам император. При его дворе много музыкантов и поэтов. Часто люди собираются, чтобы послушать сказания о героях и сыграть в триктрак, отведать тонких вин и сочных ароматных плодов с сирийских берегов. Многим хотелось бы вернуть римские времена, но мы не властны над временем, и нам остаётся лишь воспевать их подвиги. Сам император сидит на роскошном троне из золота. Его руки усыпаны перстнями, а на ногах сафьяновые туфли, расшитые сверкающими каменьями. Его алый плащ подбит белоснежным мехом самого свирепого зверя тех краёв — рыси. На его голове лёгкий венец самой тонкой работы, которую только можно представить! А какие там ярмарки! Чего там только нет! И специи, и фрукты и сладости. Можно найти множество тканей, инкрустированную камнями золотую конскую сбрую, украшения и посуду из чистейшего серебра и золота, диких зверей в клетках, рабов, красители для одежды, лица и волос. Мрамор и драгоценные породы деревьев. Всего не перечислить!

— Боже мой, — выдохнула Кларисс, тщетно пытаясь представить себе это великолепие.

— Там очень жарко и много пустынных земель. Солнце и пески, деревья и пышные сады, холмы и скалы, у подножья которых выстроены сельджукские крепости. Когда я ехал в Дамаск за тканями, то видел, что некоторые из них даже обшиты сталью и сделаны из камня.

— Какие они, эти сельджуки?

— Очень свирепые, миледи.

— Как валлийцы?

— Хуже, — торговец сокрушённо покачал головой. — Я видел их в бою. Никого не щадят! У них сабли с кривым лезвием, булавы и секиры. Несметные войска, миледи. В одном из сирийских городов пленили самого патриарха. Заковали его в кандалы и бросили в темницу!

Кларисс похолодела. Что говорить о простых воинах, которым придётся столкнуться с такими силами? Уильям говорил, что Вильгельму Завоевателю нелегко пришлось сражаться на чужой земле, однако, он победил Гарольда Годвинсона и стал королём Англии. Поэтому есть надежда, что они доберутся до Палестины и с божьей помощью одержат победу.

— А как же город, где находится Гроб Господень?

— Он прекрасен, светел и чист, — благоговейно произнёс торговец и молитвенно сложил руки. — Кто бы им ни правил, пусть только Иерусалим останется в целости и сохранности! Я буду молиться за всех воинов, отправившихся к Святой земле. Пусть бог рассудит всех нас, грешных…

Пожелав торговцу доброй ночи, Кларисс вернулась в холл, где на полу на соломенных тюфяках спали слуги. Она замерла на месте, услышав за спиной лёгкие шаги.

— Ирвин, — произнесла она с укором, — подслушивать нехорошо.

— Да брось, тётя Риз, — к ней подошёл худощавый юркий подросток двенадцати лет. — Будет завтра что рассказать парням! Неужели так огромен мир?

— Я не была нигде дальше Лондона, — поморщилась Кларисс, вспоминая густонаселённый город, где судьба свела её с Уильямом.

— И не хочешь? — в ломающемся голосе подростка слышался вызов.

— Я не брошу Иннис-брох, — твёрдо сказала она. — Сейчас слишком беспокойное время, Ирвин. Тем более, ты сам видел, сколько средств нужно собрать на такой поход.

— Да уж, пару бочек серебра не помешает! — хмыкнул племянник и, имитируя голосом цокот копыт, убежал во двор.

Кларисс поднялась в комнату дочери, которая уже спала, свернувшись калачиком. Со стороны окна доносился убаюкивающий шум моря, а во дворе замка кто-то насвистывал грустную кельтскую мелодию. Ему вторил голос, подпевавший:

«Разбойники в пустоши напали на нас

Ограбили и верёвкой связали

Оставили диким зверям сей же час

Мы приуныли, надежды пропали…

Но вот шёл по пустоши храбрый Беван

И узрел он наши страданья

Ловко достал свой острый кинжал

Хей ди хо! Конец нашим терзаньям!»

Кларисс помнила эту песню, в которой храбрец сразился с пятью разбойниками, и на дорогах снова стало безопасно. Засыпая, думала о том, по каким дорогам сейчас едет отряд Уильяма, и какие опасности могли поджидать его в пути…