Стихи для мертвецов

Линкольн Чайлд, 2018

Специальный агент Алоизий Пендергаст вынужден согласиться с требованиями нового руководства нью-йоркского отделения ФБР: теперь он, знаменитый агент-одиночка, должен работать с напарником. Пендергаст и его новый помощник Колдмун направляются в Майами-Бич, где происходит череда немыслимых убийств. Почерк преступника ошеломляет: он вырезает сердца у своих жертв и оставляет их вместе с загадочными письмами на могилах женщин, совершивших самоубийство десять лет назад. Существует ли связь между всеми этими смертями? Что движет кровожадным психопатом? Пытаясь ответить на эти вопросы, Пендергаст и Колдмун даже не подозревают, какие невероятные обстоятельства вскоре откроются в ходе расследования, полностью меняя всю картину преступления и заставляя содрогнуться даже опытных следователей… Впервые на русском!

9

Охотничий домик в Катадине располагался не совсем рядом с горой, носившей то же название, что и город. Он находился за много миль от Бакстер-Стейт-парка, на краю бесконечного леса, неподалеку от федеральной трассы. Колдмун с трудом мог себе представить место, более непохожее на Майами-Бич. В Мэне прошедшей зимой выпало много снега, и, хотя уже заканчивался март, всюду еще виднелись снежные наносы; почтовые ящики, дровяные сараи, даже легковушки и трейлеры были всего лишь протуберанцами в снежном покрове. На прочищенных улицах небогатое разнообразие в цветовую гамму вносил песок, придававший снегу зловеще-красный оттенок. Позднее утро здесь напомнило Колдмуну долгие зимы времен его детства в Поркьюпайне, в Южной Дакоте.

Он остановил взятую ими напрокат в аэропорту машину на парковке гостиницы. Площадку расчистили без особого усердия, и большой указатель с названием лишь наполовину виднелся за нанесенными ветром сугробами. На парковке стояли всего три машины. Одна из них — патрульная полицейская.

Агент Пендергаст, сидевший на пассажирском сиденье, отстегнул ремень безопасности:

— Выходим?

Колдмун вышел на морозный воздух: двадцать градусов ниже нуля, не считая ледяного ветра.

Они почти не разговаривали в самолете и еще меньше — по пути из аэропорта. Колдмун сообщил Пендергасту о своих действиях прошлым вечером — предмет, о котором он не хотел особенно распространяться. Пендергаст в свою очередь вкратце описал, как он нашел в районе Майами еще шесть знакомых и коллег Элизы Бакстер. Все, с кем он разговаривал, помнили Элизу как тихую молодую женщину, чье самоубийство стало для всех полной неожиданностью.

Они прошли по скользкой тропинке к входу. Пендергаст был упакован в гигантскую куртку, в которой стал похож на Мишленовского человека^[15]. Колдмун опознал эту куртку как «Снежную мантру» от фирмы «Канада гуз», на пуху и с капюшоном, подбитым мехом койота. Она рекламировалась как самая теплая одежда на земле и продавалась по цене от полутора тысяч долларов. Колдмун недоумевал, где в Майами Пендергасту удалось столь быстро приобрести такую. Сам же он чувствовал себя вполне комфортно в купленной двадцать лет назад в «Уолмарте» куртке, лоснящейся и выцветшей, местами заклеенной скотчем.

Словно читая его мысли, Пендергаст повернулся к нему лицом, невидимым в чересчур большом капюшоне:

— Вы человек из холодных краев, я полагаю?^[16]

Колдмун пожал плечами.

— Вам точно следует вложиться во что-нибудь подобное. — Пендергаст похлопал себя по светоотражающей груди. — Любимая одежда исследователей Южного полюса. И даже я доволен количеством карманов.

Он открыл дверь, и его окутало облако теплого воздуха, вырвавшегося из помещения. Они вошли в темный вестибюль, в котором все поверхности мебели, даже стол портье, были укрыты полиэтиленовой пленкой. В воздухе пахло опилками и нафталином. Колдмун отметил, что вестибюль довольно большой, но, судя по поцарапанным рамам пейзажей на стенах и слегка потертому ковру, гостиница знавала лучшие дни. Из открытой двери за столом портье доносился тихий гул разговора.

Когда раздался стук захлопнувшейся двери, разговор резко прекратился. Через секунду-другую из двери вышли трое. Первый — грузный человек лет пятидесяти с большим гаком, в красном свитере на пуговицах и поношенных вельветовых брюках. За ним шла женщина приблизительно того же возраста, костлявая в той же мере, в какой был грузен мужчина. Платье на ней фасоном напоминало одежду горничной. Последним появился полицейский в форме, лысый и очень низкорослый, с картонной папкой в руке.

Мужчина и женщина немного неуверенно улыбнулись новоприбывшим. Полицейский просто кивнул.

— Хорас Янг? — заговорил Пендергаст голосом, приглушенным курткой. — Кэрол Янг? — Он шагнул вперед, снимая массивную рукавицу и протягивая руку. — Я специальный агент Пендергаст, а это мой коллега, специальный агент Колдмун.

Они по очереди пожали протянутую руку. Пендергаст расстегнул молнию на капюшоне, откинул его назад и повернулся к полицейскому:

— А вы?..

— Сержант Уэйнтри, — представился коп. Он посмотрел на Колдмуна. — Вчера днем я разговаривал по телефону с агентом… мм… Колдмуном.

— Спасибо, что без промедления отозвались на нашу просьбу. — Пендергаст оглядел вестибюль. — Я вижу, вы не ждете гостей.

— Используем зиму, чтобы навести здесь порядок, — объяснил Хорас.

Колдмун отметил, что, несмотря на тепло в доме, Пендергаст не расстегнул куртку.

— Давайте не будем тратить ваше время больше чем необходимо, и если вы не возражаете, то позовите остальных, и мы сразу же начнем.

— Больше никого нет, — сказал Хорас.

Пендергаст посмотрел на Колдмуна.

На его безмолвный вопрос ответил сержант Уэйнтри:

— Ваш напарник просил меня собрать всех, кто работал здесь, когда эта женщина, Бакстер, покончила с собой.

— И вы собрали только Янгов? — спросил Пендергаст. — А персонал? Повара и официанты?

— В то время поваром у нас работал Болтон, — ответила женщина. — Он давно уехал, нашел себе новую работу в гостинице в Северной Каролине. Донна и Матти — официантки — обе на пенсии. Уехали куда-то с детьми, больше я ничего о них не знаю.

— Хозяйственный персонал?

Мистер Янг переместил свой вес с одной ноги на другую.

— Уилли умер в позапрошлом году. Рак его доконал.

— Горничные?

— Я была старшей горничной, — ответила женщина. — Потом вышла за мистера Янга. — Она кокетливо улыбнулась.

Колдмун поймал себя на том, что смотрит на ее тощую шею. Почему-то ее шея навевала ему мысли о чайке.

— Бизнес у нас процветает главным образом летом и осенью, — пояснил Янг. — Туристы, орнитологи, любители природы, собиратели гербариев. На зиму и весну мы закрываемся. Трудно держать в штате людей, которые работают только полгода. Мы обычно нанимаем студентов. Они неплохо работают, когда их подучишь. Некоторые работают всего одно лето, другие — по два.

— Да и бизнес немного просел, — подхватила женщина. — Полеты в Европу стоят теперь гроши.

Если Пендергаст и был разочарован тем, что свидетельские показания будут столь скудными, он никак этого не показал.

— Понятно, — сказал он с едва заметной улыбкой. — Если вы не возражаете, давайте начнем с ваших книг.

Янги переглянулись.

— Мы не против. Но к несчастью, регистрационные журналы и бухгалтерские книги сгорели несколько лет назад во время пожара. У нас мало что сохранилось, кроме старых компьютерных файлов. — Он постучал по стопке распечаток.

Пендергаст вскинул брови:

— И что же это был за пожар?

— В кухне загорелся жир на плите. Мы быстро погасили огонь, но старые папки хранились в сарае рядом с кухонной вентиляцией и сгорели.

— А у вас? — обратился Пендергаст к полицейскому.

Тот поднял свою папку:

— Вот здесь все дело. Допросы, фотографии и остальное.

В течение следующего получаса Пендергаст и Колдмун просматривали журналы отеля, какие уж остались, за период в два месяца — по месяцу назад и вперед от даты смерти Элизы Бакстер. Пендергаст снял все страницы на свой телефон. Янги ждали поблизости, отвечая на вопросы, когда возникала необходимость. На их лицах застыла смесь любопытства с легким смущением. Сержант Уэйнтри наблюдал с некоторого расстояния, сложив руки и помалкивая. Колдмуну он казался типичным жителем штата Мэн — островитянин по природе, независимый, неразговорчивый. А кроме всего прочего, он отличался подозрительностью и ершистостью, как ему и полагалось с учетом того, какую тощую папку он принес по делу о самоубийстве. Колдмун знал, что самоубийства расследуются спустя рукава, но даже и по этим меркам полиция сделала самый минимум того, что требовалось, пусть и в таком недоукомплектованном, маленьком отделении.

Пендергаст начал задавать вопросы самим хозяевам. Оба помнили ту ночь, когда умерла Элиза Бакстер, правда лишь в общих чертах. Да и то потому, что случилось самоубийство. Агенты по продаже недвижимости из «Солнца и берега» собрались на обед с вечеринкой в небольшом банкетном зале гостиницы в самом конце сезона. Насколько помнили Янги, гости прекрасно проводили время. Ничего выходящего за рамки не происходило — ни споров, ни громких голосов, разве что случались взрывы хохота. Никто вроде бы не напился. Никто не помнил, чтобы Элиза Бакстер попалась ему на глаза; впрочем, у них не было причин обращать на нее внимание.

А вот что касается следующего утра, то воспоминания о нем у Кэрол Янг остались очень ясные. Именно она, в то время горничная, нашла тело, висевшее на штанге для занавески в ванной. Женщина определенно была уже мертва: глаза открыты, язык высунут. Кэрол взвизгнула и упала в обморок. Ее крик услышали обитатели соседних номеров. Хорасу Янгу, когда он увидел, что Элиза Бакстер мертва, хватило здравого смысла закрыть дверь в номер покойной и ничего не трогать до приезда полиции.

В этот момент в разговор вступил сержант Уэйнтри. Первым отреагировали патрульный полицейский — теперь уже отставник, живет в Аризоне — и водитель «скорой», который погиб в автокатастрофе несколько месяцев назад. Потом приехала небольшая группа криминалистов, они сняли тело, провели первоначальную судебно-медицинскую оценку, взяли образцы, сделали фотографии — те, что переданы Колдмуну, — а потом передали тело коронеру. Коронера можно увидеть, он больше не практикует, но живет на побережье в городе под названием Бристоль.

— Вы служили в полиции в то время? — спросил Колдмун у Уэйнтри, когда тот открыл полицейскую папку.

Коп кивнул:

— Угу.

— Принимали участие в расследовании?

— Да там и расследовать-то было нечего. Но мы сделали все необходимое.

— Например? — спросил Пендергаст, глядя на папку, которую просматривал Колдмун.

— Никто не видел и не слышал ничего необычного. Мы допросили гостей из близлежащих номеров, персонал, дежуривший в тот день. И нескольких коллег покойной тоже допросили.

— А где записи допросов? — спросил Пендергаст.

— Допросы проводились неформально. Оснований для подозрений кого-либо в чем-либо не имелось. Тут есть резюме.

Пендергаст вытащил листочек бумаги с двумя написанными на нем предложениями:

— Вот такие?

— Да.

Пендергаст бросил листок назад в папку:

— Записи с видеокамер?

— Это ведь Мэн, агент Пендергаст, — сказал мистер Янг, словно это все объясняло.

— Не поступало каких-либо сообщений о приезжих в городе? О чем-нибудь, что могло показаться необычным, не на своем месте?

— Приезжие в городе в такое время года всегда есть, — ответил Уэйнтри. — Пока последний листик не опадет. Но никаких жалоб, драк, сообщений о происшествиях в ту неделю, когда она повесилась, не поступало.

— А место смерти? Какие-нибудь свидетельства необычного или подозрительного характера?

Хозяин и полицейский отрицательно покачали головой.

— И никакой посмертной записки? — спросил Колдмун.

— Никакой, — ответил Уэйнтри.

— А доклад коронера?

— Он в папке.

— Вы имеете в виду ксерокопию текста, напечатанного на машинке? — спросил Колдмун. — Тут даже рентгеновских снимков нет.

— Все как я вам вчера по телефону сказал, — ответил сержант. — По этому делу много чего не узнаешь. Мы могли бы выслать в Майами, не пришлось бы вам мерзнуть.

Колдмун и Пендергаст просмотрели короткий отчет коронера.

— «Обычные странгуляционные борозды, сопутствующие повешению, — прочел вслух Колдмун. — Смерть произошла вследствие удушения».

— Она повесилась на штанге для занавески, — сказал Пендергаст. — Судя по моему опыту, штанги для занавесок, особенно в отелях, не самые прочные опоры. Зачастую они висят на присосках.

— У нас не такие, — возразил Янг. — Наши крепятся с помощью скоб. По три шурупа на каждую. По самую шляпку. — Он гордо улыбнулся.

Пендергаст еще раз оглядел вестибюль:

— Ну что ж, пожалуй, нужно посмотреть, как выглядит комната.

Янг кивнул:

— Вам повезло. Тот номер мы нынче не ремонтируем.

Номер, где Элиза Бакстер покончила с собой, выглядел как бессчетное количество других номеров, в которых побывал Колдмун. Плотный ковер, по твердости не уступающий металлу, с рисунком, предназначенным для того, чтобы скрывать грязь. Два ряда тяжелых занавесок, чтобы утреннее солнце не разбудило любителей поспать. Одеяло, не стиранное, вероятно, с начала прошлого сезона. Колдмун читал где-то, что самая грязная вещь в номере мотеля — пульт дистанционного управления, иногда загрязненный кишечной палочкой или даже заразным, стойким к антибиотикам золотистым стафилококком. Он огляделся. Пульт лежал на столе рядом с рекламками местных достопримечательностей.

Ванная была маленькая, с фарфоровой ванной и желтой плиткой на полу. Штанга для занавески — как и сказал Янг, закрепленная с помощью скоб — висела на несколько дюймов ниже верхнего молдинга. Колдмун на глазок смерил расстояние от пола до слегка тронутого плесенью потолка: приблизительно стандартные восемь футов. Высота более чем достаточная, чтобы сделать то, что сделала эта женщина.

— Позвольте мне посмотреть фотографии? — попросил у него Пендергаст.

Колдмун снова открыл папку, и они вместе принялись разглядывать захватанные глянцевые отпечатки. По крайней мере, фотограф хорошо выполнил свою работу, сделал снимки под правильными углами, а также со всех ракурсов. Элиза Бакстер повесилась на штанге с помощью завязанной узлом простыни. На женщине был махровый халат, распахнувшийся наверху и обнаживший грудь. Она выглядела гораздо менее привлекательной, чем на портрете в гостиной родителей: сухой высунутый язык, остановившийся взгляд, точечное кровоизлияние, расходящееся от шеи, словно перезревшая черника, — все признаки асфиксии, словно взятые из учебника по криминалистике.

Пендергаст указал на крупный план ног покойной. Несмотря на скопление крови в нижних конечностях, Колдмун увидел глянцевый блеск на ее ступнях и щиколотках, а также на верхнем крае ванны.

— Она намылила себе ноги, — сказал Янг.

— Чтобы не передумать? — спросил Колдмун.

— Такое встречается, — заметил Пендергаст.

Янг покачал головой.

Пендергаст оглядел ванную:

— Мистер Янг, плитка на полу не такая, как на фотографиях. И штанга под занавески, кажется, установлена недавно.

— Да, — ответил Янг. — Нам тут пришлось все заменить. И не только в ванной: тут новая кровать, обои, ковер — все девять ярдов. — Он помолчал. — Работники отелей — народ еще более суеверный, чем гости.

— Превосходно, — сказал Пендергаст, хотя его вид говорил о совсем ином. Он убрал глянцевые фотографии в папку. — Мы еще немного осмотримся тут, если не возражаете.

— Ничуть, — в один голос ответили Янги.

— И хочу спросить у вас, сержант Уэйнтри: сможем ли мы рассмотреть с вами отдельные аспекты случившегося здесь самоубийства в отделении, когда закончим здесь?

Лицо копа стало еще более бесстрастным, если такое возможно.

— К сожалению, агент Пендергаст, это исключено.

— Почему?

— Понимаете… — Уэйнтри помедлил. — Шеф Пеллетье просил меня передать его извинения, но мы в настоящий момент чертовски заняты.

— Неужели?

— Да, сэр. Понимаете, у нас вспышка преступлений, связанных с опиоидами и передозировками. Мы загружены выше головы. Плюс рутинная работа, которую мы проводим, когда зима затягивается. Дело, которое вы получили, содержит все необходимое, и я единственный живой свидетель того самоубийства, все еще работающий в полиции. Смысла ехать в отделение нет никакого.

Лицо Пендергаста во время этой тирады стало непроницаемым. Когда Уэйнтри закончил, Пендергаст выдержал длительную паузу. Когда он уже готов был ответить, в разговор вступил Колдмун, действуя по какому-то внутреннему побуждению, не вполне понятному ему самому.

— Кстати говоря, — обратился он к Янгам, — какие номера вы оставили для нас?

Супруги переглянулись.

— О боже, — сказала Кэрол Янг. — Но у нас нет номеров. Мы закрыты.

— Нет номеров? А мне показалось, что вся гостиница пуста.

— Конечно пуста, — подтвердил ее муж. — Как и все заведения вокруг. Как только собиратели гербариев уходят, численность населения падает до нуля. Идеальное время для ремонта.

— Кажется, вы говорили, что эта часть отеля не ремонтируется.

— Этот номер не ремонтируются. Как я и сказал, его уже отремонтировали. Все остальные номера… — Янг беспомощно пожал плечами.

Колдмун переварил это известие.

— Вы можете порекомендовать что-нибудь в городе?

— Боюсь, что город заполнен. Все лыжники собрались вокруг «Большой скво». В это время года в часе езды от города вы ничего не найдете.

— Ни одного свободного номера в гостинице, — пробормотал Пендергаст, выходя из ванной.

— Есть «Скромная скумбрия», — вспомнил сержант Уэйнтри.

— Точно! — подхватил Янг. — Они круглый год сдают несколько номеров, верно? Никогда не мог понять почему.

— Они как раз по эту сторону озера Миллинокет, — сказал Уэйнтри. Он повернулся и двинулся к двери, но остановился. — А что касается обеда, советую вам заглянуть в магазин «Сейвмарт» на пути в мотель.

— И ни одного работающего ресторана? — спросил Колдмун.

Но Уэйнтри уже последовал за хозяевами в коридор и пропал из виду.

— Меня не удивляет, что здесь возникла проблема с опиоидами, — пробормотал Пендергаст.

Потом, энергично потерев руки, он предпринял самое дотошное исследование номера, какое когда-либо видел Колдмун. С увеличительным стеклом он рассмотрел кромки ковра от одного конца ванны до другого, он разобрал телефон и радио, рассмотрел их содержимое, приложил крохотную расческу с тонкими зубчиками к установочным скобам для штанги в ванной. Время от времени в его руках, словно по волшебству, появлялись из бесчисленных карманов куртки пластиковые пакеты; он подбирал что-то ювелирным пинцетом, клал в пластиковый пакет, засовывал его назад в карман и продолжал поиски.

Колдмун, наблюдавший за ним с растущим недоумением, наконец заговорил:

— Хозяин сказал, что комнату переделали. А Элиза Бакстер совершила здесь самоубийство одиннадцать лет назад. С тех пор здесь побывали сотни гостей.

Пока он говорил, Пендергаст извлек из кармана куртки небольшой мультитул и начал откручивать счетчик тепла у основания стены.

— Совершенно справедливо, — сказал он. — Тем не менее… — Он потрогал трубопровод, который только что высветил фонариком, снова достал пинцет и снял что-то прилипшее к зазубрине на металле. — Тем не менее Элиза Бакстер находилась в этом пространстве. И здесь она покончила с собой.

— А что именно вы ожидаете найти? Надеетесь, что она заговорит с вами из Ванаги Таканку?^[17]

— Вполне вероятно. — Пендергаст встал и отряхнулся. — Агент Колдмун, вы наверняка заметили, что все полученные нами документы практически бесполезны. Без журнала, в котором зарегистрированы постояльцы, находившиеся в гостинице в вечер самоубийства, нам совершенно не от чего отталкиваться. Вот почему я пытаюсь собрать здесь все, что возможно, — если возможно. Вы, несомненно, предпочли бы занять свое время чем-то другим. Хотите, встретимся в вестибюле?

Колдмун пожал плечами:

— Договорились.

И вышел без дальнейших церемоний.

Колдмун давно привык к ожиданиям: в кабинетах Бюро по делам индейцев и в племенных судах, на плацу Куантико, в машинах без опознавательных знаков. Ему даже стало нравиться это. К тому же предыдущей ночью он почти не спал и его донимала усталость. Увидев, что в вестибюле никого нет, он снял пленку с одного из диванов (несмотря на подготовку к ремонту, ни одного рабочего здесь не было), взял пару журналов со столика и принялся читать.

Немного погодя он проснулся. Настенные часы показывали без десяти три. Вестибюль оставался пустым, как и в то время, когда он сюда вернулся; ни следа Хораса или Кэрол Янг. Он замер и прислушался. В гостинице стояла мертвая тишина. Чем, черт побери, занят Пендергаст?

Колдмун положил журналы на стол, встал и пошел по устланному ковром коридору к номеру, где когда-то жила Элиза Бакстер. Дверь, которую он оставил открытой, оказалась заперта. Он подошел к ней, прислушался. Изнутри не доносилось ни звука.

Номера в гостинице открывались не магнитной картой, а старомодными ключами. Колдмун бесшумно присел и заглянул в пустую скважину.

Поначалу он ничего не увидел. Потом заметил Пендергаста. Тот лежал на кровати, по-прежнему в куртке, со сложенными на груди руками. Фотографии, принесенные сержантом Уэйнтри, были разложены вокруг него, словно подношения вокруг идола. В одной руке он что-то держал: золотую цепочку с медальоном, разглядеть который Колдмуну не удавалось.

Поначалу Колдмун решил, что у старшего агента инфаркт или удар. Но потом увидел, что грудь Пендергаста мерно вздымается и опускается. Должно быть, он спал, хотя и это казалось маловероятным — даже спящие не лежат так бездвижно.

Колдмун еще несколько секунд смотрел в скважину. Потом поднялся и пошел по коридору к вестибюлю.

Примечания

15

Мишленовский человек, или Бибендум — официальный символ и торговая марка производителя покрышек фирмы «Мишлен».

16

Здесь обыгрывается фамилия Колдмун, в переводе означающая «холодная луна».

17

На языке индейцев лакота это означает «дорога призраков» — так лакота называют Млечный Путь.