За твоими глазами

Лина Соле, 2022

За твоими глазами целый необъятный мир. Кто ты сегодня? Подруга, отмечающая день рождения в кругу близких друзей? Дочь, обещавшая отцу прийти пораньше, чтобы не печалить его? Девушка, позволившая себе снова влюбиться? А способна ли ты… Прощать? Принять? Предать? «За твоими глазами» – роман-пазл, только собрав детали которого, можно задать себе те же вопросы, которые мучают героев. Предупреждение: обилие откровенных сцен и увлекательная возможность попытаться понять переменчивую женскую натуру. Содержит нецензурную брань.

Сентябрь

Глава 6

— Просыпайся, соня, — Марго тыкала меня в бок, но я отвернулась от ее навязчивого способа поднять меня. Глаза опухли и едва открывались.

— Я не могу, — прошептала я, больше себе, чем подруге, и накрылась с головой одеялом.

— Майя, тебе нужно встать и проветриться, хватит уже лежать мертвым тюленем, — она сорвала с меня одеяло. — И поешь уже!

Я свернулась калачиком, последние дни я чувствовала только холод: внутри и снаружи. Сентябрь принес с собой дожди, и температура резко упала до +10, а отопления в домах не было. Я плавала на поверхности сознания, не давая себе снова окунуться глубже, в ужасные воспоминания. Я не понимала, как со мной могло случиться подобное.

Я присела на диване в гостиной Марго и ощутила сильное головокружение. Вот, что бывает, когда несколько дней ничего не ешь. Дома я не появлялась с момента, когда… «Ох», — подступил очередной приступ тошноты, я свалилась обратно на подушку, не желая, чтобы меня снова вырвало желчью.

— Тебе бы папе позвонить, — прокричала Марго с кухни, по комнате плыл аромат какой-то выпечки, возможно, оладий. — А то он порывается приехать.

— Не надо, — еле слышно произнесла я пересохшими губами, зная, что Марго меня все равно не услышит.

Она появилась в дверях, держа тарелку с чем-то дымящимся.

— Помнишь, как мы с тобой пекли такие? — она показала мне, что лежало на тарелке: тоненькие блинчики с неровными краями. Я улыбнулась через силу. Да, я помнила. Папы тогда не было дома, и мы, десятилетние девочки, закоптили всю нашу маленькую кухню, пытаясь приготовить первые в жизни блины. — Давай, детка, надо поесть. Так до хорошего не доведешь.

Она оторвала мне маленький кусочек и поднесла ко рту. Я вздохнула, но приоткрыла губы, кто и мог меня накормить и укрыть от целого злого мира — только Марго. Я съела половину блина и сказала, что больше не могу. «Ладно, — тоскливо хмыкнула подруга. — С чего-то надо начинать». Она скрылась на кухне, а я обхватила тощие колени руками и уставилась в пустоту.

Еще две недели назад мы с Тони загорали на пляже. Конец августа выдался катастрофически жарким.

— Почему ты не хочешь ко мне переехать? — он повернулся на бок и приподнял солнцезащитные очки. — До работы — пять минут на машине, центр города, все развлечения рядом. Все выходные мы и так проводим у меня.

— Я уже говорила, — я приоткрыла один глаз и посмотрела на Тони. Солнце ослепляло. — Еще рано.

— Два месяца, Мэй. Или ты из какой-то секты староверов? Никакого секса до свадьбы и все в таком духе? — он рассмеялся.

— Главное правило нашей секты я уже нарушила, — я растянулась в ухмылке и отвернулась, снова закрыв глаза.

— Познакомишь меня с отцом?

— Что? — я резко села и уставилась на Тони. — Ты серьезно?

— Ну да. Должен же я получить благословение, — он сжал губы, пытаясь сдержать улыбку, но один уголок губ непослушно полз наверх. Одной моей поднятой брови хватило, чтобы он не выдержал и засмеялся. — Ладно, для начала, благословение на твой переезд. Ты ужасно несносная, Мэй, я никак не могу тебя уломать. Мне нужна мужская солидарность.

— Там ты ее точно не получишь, папа слишком оберегает меня, — я прищурилась, хотелось сказать что-то колкое, но и не обидеть Тони. Пока я думала, Тони выдал:

— Значит, по его мнению, такой грешник, как я, не может посещать сей чудный храм? — он скользнул пальцами мне между ног.

— Фу! — я оттолкнула его руку. — Что за богохульство! И… мой папа, надеюсь, вообще не думает о том, чем мы занимаемся.

Я поняла, что краснею. Произносить эти слова было, по меньшей мере, странно. Тони промолчал, но на его лице было красноречиво написано, что «все всё прекрасно понимают». «В итоге, мы все — взрослые люди», — мысленно успокаивала я себя.

На следующий день Тони снова напомнил мне о разговоре на пляже, разогревая ужин:

— Ты так и не сказала, когда познакомишь меня с отцом.

— Я думала, ты не всерьез, — я округлила глаза. Он пожал плечами и подошел ко мне, целуя в макушку.

— Я всегда очень серьезен. Особенно в том, что касается тебя, Майя.

— Тогда в эту пятницу, — я была уверена, что он пойдет на попятную, скажет: «Да ладно, я пошутил».

— Хорошо, — Тони снова чмокнул меня в макушку и пошел к звенящей микроволновке. «Блин!» — я совсем не знала, как подготовить себя и, тем более, папу для подобной встречи.

Как ни странно, папа отреагировал спокойно, даже радостно.

— Ну, наконец-то, и про старика вспомнили, — он наматывал на вилку спагетти. Я уставилась на него: никакого испепеляющего взгляда или неодобрительного комментария. — Ты чего, Мэй?

Я быстро заморгала, спагетти соскользнули с моей вилки и шлепнулись обратно в тарелку.

— Думала, ты будешь недоволен… — честно призналась я и пожала плечами.

— Ты всегда думаешь про меня в плохом свете, дочка. А я только хочу твоего счастья, — он тщательно пережевал и проглотил кусок мяса, после чего добавил. — Твой Тони, кажется, хороший малый.

Я смущенно улыбнулась, редкие парни удостаивались похвалы от моего скупого на эмоции отца. Хотя я мало кого успевала с ним познакомить, мы или быстро разбегались, или папа заочно их ненавидел, отпуская едкие комментарии, в духе: «Даже не мог тебя до дома подвезти, идиот», «Ну и патлы у твоего… как его? Я в окно видел. Ему бы постричься не помешало».

В пятницу вечером Тони забрал меня с работы и отвез в небольшой ресторан, который нам очень нравился. Он нервничал, что было видно и по напряженному телу, и по серьезному взгляду. Даже поцелуй при встрече, обычно жаркий и страстный, показался мне каким-то пуританским.

— Надо было предложить подвезти его, — он нахмурился, когда мы уже усаживались за уютный столик у окна, входящего в живописный цветущий двор.

— Он прекрасно доберется на такси, — я стиснула руку Тони. Она была ужасающе ледяной и влажной. — Все будет хорошо.

Когда папа появился в дверях, растерянно осматриваясь вокруг, я махнула ему, а Тони поднялся. Они пожали друг другу руки, папа сразу попросил называть его просто «Виктором».

Вечер проходил спокойно, однако, неловких пауз хватало с избытком. Папа был не самым общительным человеком, да и Тони тушевался, поэтому мне приходилось выполнять своеобразную роль медиатора между двумя сторонами, предлагая разные темы для разговора.

— Виктор, я бы хотел попросить вашего разрешения, — сказал Тони, я подняла на него глаза, не столько с испугом, сколько с любопытством. — Я предложил Майе переехать ко мне, но, мне кажется важным, узнать, не будете ли вы возражать.

Я удивилась насколько дипломатично и деликатно прозвучал его вопрос.

— Мэй? — папа вопросительно взглянул на меня. — Тебе решать. Я не вижу причин возражать.

Папа рассмеялся, пряча смущение, он явно не ожидал, что придется принимать какие-либо важные решения в день знакомства с парнем своей дочери. Но по его глазам я поняла, что просьба Тони многое для него значила.

Папа наотрез отказался, чтобы Тони довез его до дома, он махнул рукой и сказал: «Сегодня пятница, идите, погуляйте. Я вызову такси». Только распрощавшись, Тони немного обмяк, казалось, что все напряжение в его теле — физическое и эмоциональное — ушло в момент, когда увозящая папу машина скрылась из вида. Я поняла, что тоже морально истощена, всю неделю я переживала и готовилась к вечеру пятницы, представляя, как все пройдет, к чему может придраться папа. Но он вел себя сдержанно. Неужели Тони, действительно, пришелся ему по душе? Я могла только мечтать о таком!

— Пожалуй, гулять — не лучшая идея, да? — я прижалась к Тони и уткнулась носом ему в шею. Он был гладко выбрит и еще пахнул ментоловой пеной для бритья.

— Кажется, все прошло хорошо? — он легонько гладил меня по спине большим пальцем.

— Просто замечательно, — я нежно поцеловала Тони в уголок губ. — И ты — замечательный.

— Теперь ты переедешь ко мне? — Тони взял меня за оба запястья, словно надев наручники.

— Я подумаю, — я рассмеялась и подмигнула ему. — Мужская солидарность делает меня еще более несносной.

Наконец, Тони засмеялся, я могла вечно смотреть на его живую искреннюю улыбку, на добрые морщинки вокруг родных серых глаз.

— Пойдем домой, Мэй, — он потянул меня за руку. «Домой», — так он сказал впервые. «Домой», — мне нравилось, как прозвучало простое уютное слово из уст любимого человека.

Утром я открыла глаза и перевернулась на спину, чтобы сладко потянуться. Тони лежал рядом, смотря в потолок.

— Привет, — я дотронулась до его голой груди и сонно спросила. — Ты давно проснулся?

Я заметила, что у него влажные волосы, а челка зачесана назад. Никогда раньше не видела его таким, по-своему ему шел образ итальянского мачо, но и обычный растрепанный после душа Тони был прекрасен. Он резко перехватил мою руку и задумчиво повернул ко мне голову. Он с интересом осмотрел мое лицо, в особенности, глаза, словно никогда прежде не видел, но влекомый инстинктом, опустил хищный взгляд на обнаженную грудь. Спустя молниеносную секунду Тони уже покусывал мой сосок.

— Эй, осторожнее, — я вскрикнула и шлепнула его по плечу.

— Значит, не любишь грубость? — он перешел на левую грудь и также, если не сильнее, укусил чувствительную кожу.

— Тони! — я хотела оттолкнуть его голову, но он вдруг приподнялся и навис надо мной, сверля суровым стальным взглядом. «Что за чертовщина?» — я нахмурилась, мне не нравились его игры.

Он резко сдернул покрывало, прикрывавшее нижнюю часть моего тела, и развернул меня к себе спиной, придавив своим телом так, что невозможно было пошевелиться. Я еле смогла повернуть голову, чтобы не задохнуться в подушках. Он скользнул рукой сзади между моих ног и нагло прошептал на ухо:

— И ты говоришь, что тебе не нравится, когда я делаю это грубо, — он пошло ухмыльнулся. Я была поражена, даже напугана жуткой переменой в Тони.

— Я не хочу! — прозвучало гораздо резче и злее, чем я планировала, но я желала как можно скорее прервать то, что он начал. — Тони, перестань!

Я попыталась вывернуться, но он схватил обе мои руки и сильно прижал к матрасу.

— Мне больно! — закричала я.

— Тсс! — он коленями раздвинул мои ноги и резко вошел. Я вскрикнула от неожиданности и, самое ужасное, от боли.

Ничего унизительнее в моей жизни прежде не бывало. Тони даже не потрудился надеть презерватив: то ли он боялся, что я выскользну и убегу, то ли ему было плевать. Он быстро и жестко имел меня, грязно и противно называя «сучкой» или «шлюхой», и после всего просто ушел в душ. Когда вес его тела, наконец, исчез, исчезло и что-то внутри меня. Я так и осталась лежать животом на мягкой серой простыне, не в силах собрать свои мысли и волю во что-то цельное. Шум воды в ванной вскоре прекратился. Тони спокойно вошел в спальню, снял с вешалки белую футболку, достал из комода свои синие джинсы и носки. Я молча наблюдала за его будничными безучастными действиями. Я будто и не присутствовала здесь, ни для него, ни для себя самой — так, бестелесный призрак. Он быстро оделся, вышел из спальни и открыл входную дверь. Когда она захлопнулась, я заплакала.

Я целый день просидела в своей машине, не зная, куда идти. Только вчера папа дал свое согласие, чтобы я переехала к мужчине, которому он доверял свою единственную дочь. Я не могла на следующий же день появиться на пороге дома в слезах. Что бы я рассказала папе? Марго… Я очень хотела позвонить ей, чтобы выплакаться, но не была уверена, что смогу поделиться с ней настолько интимными подробностями. Постепенно я успокоилась и, силой воли остановив поток отвратительных мыслей и напор эмоций, включила логику: «Надо понять, что произошло». Как бы мне ни было больно и обидно, но взрослые должны решать проблемы самостоятельно. Преимущественно, в конструктивном диалоге.

Я посмотрела на себя в зеркало — ужасная картина. Тони не должен был видеть меня такой: с опухшими глазами, красными пятнами и подтеками туши на щеках. Я доехала до ближайшей забегаловки и проскользнула в уборную, никем не замеченная. Пока я умывалась, с кухни доносились аппетитные ароматы дешевой вредной еды. Желудок заурчал, и я решила, что неплохо бы поесть перед трудным разговором. Было уже восемь вечера, а я даже не завтракала.

Забрав пакет с бургером и картошкой фри, я забралась в машину и жадно набросилась на еду. Меня даже не мучило обычное чувство вины от переедания нездоровой пищи, все эмоции до сих пор были на стопе. Что было даже к лучшему. Я сделала глубокий вдох, затем медленный выдох и надавила на педаль газа.

Спустя пятнадцать минут я стояла у входной двери квартиры Тони. «Нашего дома», — как не единожды вчера повторял он, когда мы вернулись из ресторана. «Добро пожаловать домой, Майя», — он вежливо пропустил меня вперед. «Давай закажем завтрак к нам домой?» — сказал он, крепко обнимая меня перед сном. И я поверила, что чудесная современная квартира, в которой прошло столько невероятных нежных ночей, станет моим домом. «Стоп», — произнесла я про себя, чтобы остановить новую лавину мыслей. Я достала ключ, который Тони вручил мне чуть ли не на вторую неделю знакомства, и осторожно приоткрыла дверь.

Громкая музыка доносилась из спальни, жутчайший грубый металл. Я включила свет в холле и замерла, в ужасе уставившись на изменившуюся до неузнаваемости обстановку: прекрасные светлые стены были залиты черной краской, на полу, диване и прочей мебели остались ужасающие подтеки, пятна и разводы. Все было напрочь испорчено! Вдруг сквозь басы я расслышала смех. Женский визгливый смех. Не раздумывая ни секунды, я направилась к двери в спальную, распахнула ее и увидела то, что не могла представить в худших кошмарах: Тони трахал какую-то девицу, привязав ее за руки к кровати. Она стонала и извивалась. Ей, похоже, дико нравилось происходящее. Я словно приросла к полу, дыхание перехватило. Еще немного, и я свалилась бы в обморок, но тут девчонка с мерзкими красными волосами открыла глаза и, увидев меня, вскрикнула: «Ты, на хрен, кто?»

Тони повернул голову, проследив за ее взглядом, в его глазах не было ничего — абсолютная пустота. Он сразу же вернулся к прерванному сексу. Я медленно развернулась, чувствуя, что еще секунда и меня стошнит. За спиной не утихали ее вопросы: «Это что за телка, а?» Когда Тони ответил «Забей, детка», я пулей выбежала в подъезд, согнулась пополам, и меня вырвало.

Глава 7

Моим убежищем на следующие кошмарные дни стала квартира Марго.

— Что он натворил, Мэй? — прошипела она, как только моя бледная тень появилась на ее пороге.

Она уже знала, что с Тони мы… «поссорились». Когда я направлялась к ней, я все думала, как рассказать подруге о том, что случилось, но не нашла ничего вернее, чем открыть правду. Она в ужасе слушала, закрыв рот рукой, на глазах блестели слезы. Меня сотрясала крупная дрожь, Марго крепко меня обняла, тихо шепча: «Успокойся, детка, я с тобой. Я с тобой».

В первые сутки у Марго я не плакала. Совсем. Пожалуй, это было естественным проявлением шока. Когда в 4 утра Марго встала в туалет и увидела мои стеклянные открытые глаза, ей пришлось дать мне снотворного, чтобы я хотя бы ненадолго уснула. Все воскресенье мы провели вместе. На все предложения Марго я отрицательно качала головой: «Хочешь есть? Хочешь пить? Будешь виски? Посмотрим комедию? Мэй, поешь! Держи, я налила тебе текилы!»

— Мама попросит терапевта в больнице оформить тебе больничный, в таком состоянии я тебя не отпущу на работу, — Марго доставала из сушилки выстиранную спортивную форму и аккуратно складывала ее в рюкзак. — Давай я возьму отгул… Насколько понадобится.

— Не нужно, — я следила за ее действиями. Мне не хотелось создавать Марго проблем, тем более, здесь от подруги было мало толку, молча лежать я могла и в одиночестве. — Спасибо Анне за больничный. Пожалуй, я, правда, не осилю работу.

Понедельник принес слезы. И нестерпимую боль. Я попыталась узнать у Марго по телефону, где лежит снотворное, но она сказала, что будет выдавать мне сама. Вероятно, боялась, что я что-то с собой сделаю. Целый день я прорыдала, немного успокоившись только, когда вернулась Марго.

— Все, я беру отгул! — она присела на край дивана и ласково провела по моему лицу. — Мэй…

— Пройдет, все пройдет, — я положила ледяную руку ей на колено. — Завтра я постараюсь больше отдыхать, хорошо?

— Надеяться на снотворное — бесполезно. А я не знаю, чем могу тебе помочь, — она прилегла рядом со мной. — Разве что просто буду рядом. Так будет попроще. Хорошо?

— Может, тогда на один или два дня? Я не хочу, чтобы тебя уволили.

— Никто меня не уволит! — она грустно улыбнулась. — Я же незаменима.

Действительно, когда Марго осталась дома, я чувствовала себя лучше, словно в силах была выдержать жестокий неожиданный удар судьбы. Мы много говорили о детстве, о наших родителях. Анна, мама Марго, любила меня как собственную дочь и компенсировала недостаток женской любви в моем сердце. Она учила нас готовить, шить и вязать, а когда мы стали постарше, стала брать нас в больницу, где работала. Мы помогали ей заполнять истории болезней пациентов, потому что сама она не всегда успевала, работы у невролога было и без того слишком много. Когда в пятнадцать лет я экстренно попала в реанимацию с острым аппендицитом, она примчалась среди ночи, вызвонила лучших хирургов и сидела со мной и папой до самого утреннего обхода лечащего врача. Она всегда была очень добра ко мне, и я могла только благодарить судьбу за то, что послала мне Марго и Анну после гибели моей мамы.

Так прошло три дня: за разговорами, трогательными объятиями, слезами и безуспешными попытками меня накормить.

— Мэй, завтра мне нужно пойти в студию на генеральный прогон перед концертом, — прокряхтела Марго. Она забралась на стремянку, чтобы достать осенние сапоги с верхней полки высокого шкафа. Судя по прогнозу погоды, тепло уже не вернется. — Часа на три-четыре. Справишься?

— Конечно, — в горле пересохло, я прокашлялась и повторила. — Без проблем.

— А ты придешь на концерт в воскресенье? — она осторожно спускалась с лестницы, держа длинную коробку перед собой.

— Я как-то… Не уверена, что готова выходить в люди.

— Перестань, я тебе целыми днями говорю, что пора вставать. Да и свежий воздух тебе нужен не меньше еды.

— У меня же голова кружится, как я приду? — не унималась я.

— Поэтому я сейчас же принесу тебе еще блинов! Сегодня за завтраком ты была умницей, съела целых… полблина! — она, хихикая, подмигнула. — Или что тебе приготовить?

— Блины были хороши. Со вкусом детства, — я осилила попытку улыбнуться, первую за все время.

— Я тут подумала, — вдруг сказала Марго после моего «обеда» из целого одного блина, — не нужно давить в себе слезы, лучше выплакать все и сразу!

И включила «Знакомьтесь, Джо Блэк». Всю концовку фильма мы прорыдали, держась за руки. Как только начались титры, Марго быстро набрала новое название: «Сладкий ноябрь».

— Нет, я больше не могу! — простонала я, вытирая еще не высохшие слезы от закончившейся печальной картины.

— Надо! — отрезала Марго. История повторилась, наши синхронные шмыганья носом постепенно перешли в рыдания взахлеб. Наверное, со стороны мы выглядели жалко, что не имело ни малейшего значения. Марго вновь лечила мое сердце всеми доступными ей методами, даже, на первый взгляд, абсурдными.

Я проснулась, когда услышала щелчок входной двери, и подскочила на диване, не сразу поняв, где нахожусь. Я тревожно огляделась и выдохнула, сердцебиение постепенно успокоилось, и я сказала себе: «Просто Марго ушла на репетицию, все хорошо».

Пятничное утро выдалось таким же пасмурным, как и вся первая неделя сентября. Я поднялась и поняла, что меня не штормит, чудодейственные блины Марго помогли. Я поставила разогреваться в микроволновку пару тоненьких блинчиков, самонадеянно вообразив, что теперь справлюсь уже с двумя и отправилась в ванную умываться. Почистив зубы, я решила позвонить папе. Он знал, что у нас с Тони что-то произошло, но Марго не стала рассказывать ему, что именно, да и подобная информация причинила бы ему ужасную боль. Может быть, он бы даже попытался отыскать Тони и сделать что-нибудь с ним… Может быть, я бы даже не возражала.

— Папа, привет! — мой голос все еще не звучал бодро, но лучше, чем во все прошлые дни.

— Мэй, доченька, как ты? Я так переживаю, возвращайся домой?

— Обязательно, папочка, — я облокотилась на раковину, слезы потекли по щекам, я сдавленно прошептала. — Я скучаю по тебе.

— Не плачь, милая, — он вздохнул, очевидно, ему было нелегко слышать, как я плачу и не иметь возможности обнять и успокоить меня. — Давай я приеду? Я всю неделю хотел, но Марго…

Конец ознакомительного фрагмента.