Фаза быстрого сна

Лина Николаева, 2023

«Да таких как вы в нашем мире уже не один десяток. Да, это давно стало отлаженным механизмом. Да, вы – наш ресурс, и это не изменится».Попавшим в другой мир людям пообещали многое, но правды в этом списке не было. Захотелось узнать её? Плати: моралью, принципами, здоровьем – а лучше всем сразу. Марк думал, что уплатил достаточно, однако вслед за разгадкой шел выбор: стать пленником или палачом. А ведь ему говорили, что монета не падает точно на ребро – всегда нужно делать выбор.

2. Выжжено войной

На следующий день вместе с Ангуардом пришел улыбчивый круглолицый мужчина, говорящий так, словно был добрым дядюшкой и нес подарок. Штерн, портной, по очереди принимал одного за другим и снимал мерки столько времени, как если бы собирался сшить каждому по целому гардеробу.

Одни пытались порадоваться и называли это честью. Вторые усмехались, неужели, здесь нет магазинов готовой одежды. И те и другие за своими словами прятали растерянность. Марк думал, что людей просто не хотят выводить раньше времени, и тоже был растерян.

— Добрый день, — он широко улыбнулся, заходя в комнату, где принимал портной.

И без того маленькое помещение из-за образцов тканей, сантиметровых лент, зеркала и манекена, наряженного в длинную рубаху, выглядело еще меньше. Штерн будто перенес все свое ателье, и все эти приготовления казались излишними — не стоящими того.

— Как мне к вам обращаться? — аккуратно начал Марк.

— Мое имя Штерн, молодой человек, — портной улыбнулся, берясь за ленту.

— А как же обращение «господин»?

Марк старательно вкладывал в голос дружелюбие и искренность. Выглядел мужчина простовато, смотрел по-доброму, и, казалось, разговорить его, получив еще несколько крох информации — задача простая.

— Что вы, куда мне до господина, я так высоко никогда не поднимусь, — портной махнул рукой.

— Почему?

— Вытяните руки, — измеряя длину от плеч до запястий, он рассказывал: — Господами становятся по праву рождения, а из нас немногие достойны этого обращения. Хотя когда нужно показать уважительное отношение, можно сказать и так.

По поводу рас, населяющих мир, Ангуард так и не дал ответов, раз за разом твердя свое: «Наберитесь терпения». Стражи хранили такое же молчание, да и все они, даже Лаэм, после сообщения об отъезде начали избегать разговоров, поэтому сейчас Марк сразу, точно охотничий пес, уцепился за услышанное.

— Из нас?

— Повернитесь, — скомандовал Штерн и приложил сантиметровую ленту к спине. — Из нас, из эйлов, — он понизил голос. — Вы все узнаете, когда узнаете.

Вот это мудрость! Встав к портному спиной, Марк сохранил улыбку на лице, хоть ответ и покачнул чашу терпения.

— Что бы вы хотели сшить?

— Не знаю, расскажите, что здесь носят?

— О! — продолжая снимать метки, Штерн с удовольствием начал: — У каждого города своя специализация, поэтому и мода у них разная. Крестьяне, конечно, одеваются одинаково, но вам это не нужно. А горожане отличаются, да. Увидите, так не поверите, что все это один народ. Центр армии и гвардии здесь, в Акиде, поэтому в городе даже верхняя одежда напоминает мундиры. И у женщин! Не люблю я шить для акидийцев, да и вам такой крой не пойдет. В Авиле, — послышались нотки пренебрежения. — Одеваются слишком пестро. Авила называет себя открытой каждому из народов, поэтому там и моды нет — все перемешалось, никакого стиля!

Марк ловил каждое слово. Если Акида — центр армии и гвардии, можно предположить, что в городе строгие порядки, усиленная охрана и низкий уровень преступности. Что же, происходящее со сбежавшими не было ни случайностью, ни совпадением? И что это за притесняемые народы, которые принимают только в Авиле?

— Мне по душе Альта, — продолжал Штерн. — Это наша столица наук и искусств, как тонко там чувствуют! Но и какие все капризные! Самые сложные заказчики, скажу я вам, однако я люблю с ними работать — они единственные ценят красоту по-настоящему. Это точно! Еще мне нравится работать с жителями Арьента. Хотя это королевский город, там и своих портных хватает — ко мне обращаются редко. А жаль, понимаете, столичные ведь хорошо платят. Но это и к лучшему, может. Сложно им угодить, а мода меняется так быстро, что я не успеваю за ней. Например, в январе женщины носили короткие рукава, а в следующем месяце им захотелось длинных, да таких, чтобы до самых кончиков пальцев доходили, еще и широких. Ну что это?

Марк кивал в такт словам Штерна, но нового в его рассказе больше не было.

— Я думаю, вам нужно что-то в духе альтийцев! Черная рубашка и черный жилет подойдут темным волосам и строгим чертам лица. Хотя нет, необходимо их смягчить, точно! Рубашка должна быть светлая. Добавим в области талии несколько лишних сантиметров, чтобы скрыть худобу. И походный костюм, конечно, еще нужен!

— А что носят в других городах?

Штерн тяжело вздохнул — даже, скорее, простонал:

— Нет больше других городов. Все выжжено войной.

Марк попытался узнать больше, но Штерн, испуганно поглядывая на дверь, уже не говорил ни о чем, кроме удачного кроя и модных цветов.

***

Переодевшись, Вадим развел руки в стороны, демонстрируя расшитую звездами мантию. Черный цвет придал лицу болезненное, скорбное выражение, хотя свободный крой и прямые линии одеяния сделали его выше и стройнее.

— Ну как? — не без гордости спросил парень. — Этот портной все отнекивался, но я подумал, что надо сразу показать, что мы маги.

— Здорово, — Андрей прикрыл рот рукой, пряча улыбку.

Марк только покачал головой и снова уткнулся взглядом в страницу. Оставались последние строки, а книги, пожалуй, были единственным, что ему нравилось в этом доме. Все остальное так приелось, что доводило до зубного скрежета, и пусть после отъезда жизнь не обещала стать лучше, хотелось поскорее сбежать.

— Что? — протянул Вадим насупившись.

— Жаль, что я сам не додумался до такого… — Андрей уже с трудом сдерживал смех. — Образа.

— Мы станем магами, надо соответствующе выглядеть, — буркнул Вадим и замолчал, когда Марк засобирался.

— Уже пора? — удивился Андрей, смотря на часы.

Двенадцати еще не было, до отъезда оставалось время, но и слушать набившие оскомину пререкания не хотелось.

— Я побуду на улице, — ответил Марк, подхватывая котомку, выданную вместе со сшитой портным одеждой.

Он раскрыл ее, чтобы проверить собранные вещи, затем посмотрел на то, что оставлял на тумбе: паспорт, зарядку, книгу, какие-то исписанные бумажки, унесенные с работы — кому все это нужно теперь?

Марк открыл паспорт. Мать, наверное, засуетилась и занервничала только потому, что матерям положено переживать за своих детей, этого ждали от нее. Отчим бы пожал плечами и поворчал, что пасынок специально отключил телефон и уехал, никого не предупредив, потому что «характер у него паршивый».

Следом Марк раскрыл книгу. Он взял ее у коллеги «до выходных», как обещал. Пожалуй, первыми забили тревогу на работе, да и то, скорее, из-за прогулов, а не от настоящего переживания. Оставшись наедине с собой на два месяца, Марк понял, что с той же вероятностью о нем мог никто не вспомнить — он сторонился людей, точно заразных, хотя знал, что «зараза» на самом деле сидит в нем, а он с ней просто не сумел справиться.

Поняв, что разглядывание затягивается, Марк быстрым движением закрыл книгу и вышел, успев заметить, как Вадим садится на кровать и бережно поправляет складки мантии.

Едва закрылась дверь, послышался голос Андрея:

— Жаль его.

— Да, такой молодой, а ворчит хуже моей слепой бабки, — откликнулся Вадим.

— Я про другое. Он многих оставил дома, вот и сторонится всех.

— А кто не оставил, но что теперь? Слушай, мы станем магами, что еще нужно?

Марк зашагал по коридору. Он спускался в гостиную во время общих сборов, но предпочитал молчать и наблюдать. Имея слишком много свободного времени, про таких вот «молчунов» жильцы фантазировали, поэтому по дому постоянно ползали слухи — обычно более грязные, отчего слова про «многих оставил» даже умиляли. В этом был весь Андрей.

В гостиной сделалось шумно, горели все лампы, на столе стояла оставшаяся со вчерашнего вечера бутылка вина. Слова прощания не стихали с того же времени. Люди так быстро сошлись, ухватившись друг за друга, как за спасательные плоты, и многие сейчас не разжимали соединенных рук или не переставали обниматься.

Марк потоптался в комнате и вышел, забрав дорожный плащ. Прощаться не хотелось, да и не ждали этого от него, но смутное беспокойство все равно заставило дважды обернуться, пока он шел по коридору. Если интуиция и существовала, то сейчас она роптала и щерилась иглами.

Входные двери стояли нараспашку, словно спеша избавиться от непрошеных гостей. Давно сошел снег, солнце вовсю пригревало, и уже робко показалась первая трава, а мимоза не прекращала цвести, и день и ночь наполняя ароматом меда. Март здесь был ласковым и обещал скорое лето.

В сад привели лошадей. Первая пятерка людей ранним утром выехала в столичный Арьент. Следующая в полдень уезжала в прибрежную Альту. Третью направляли в Авилу, названную житницей Ленгерна, а четвертую оставляли в Акиде, но в ее число вошли те, кто постарше.

Сопровождающих набрали из числа стражей, по двое на каждую группу. Это вызывало не меньше сомнений: они казались простой домашней охраной — боровами с грубой силой, но без особого ума или ловкости. Или не так уж эта охрана была проста?

Со второй пятеркой отправлялись Лаэм и Зейн, и Марк подошел к ним, пока они крепили седельные сумки:

— А кроме лошадей у вас есть что-нибудь? На чем вы обычно передвигаетесь? — он остановился от животных на почтительном расстоянии.

— У нас есть паромобили, — ответил Лаэм, с улыбкой щурясь на солнце — ну точно сытый кот, развалившийся на подоконнике.

Марк кивнул. Что-то подобное было ожидаемо: и по прочитанному, и по увиденному. В домах работала канализация, полицейские носили при себе револьверы, с улицы слышались звуки, похожие на скрип шин и гудение клаксонов, а из-за ворот виднелись трубы фабрик, хоть и не слишком много.

— Однако это больше для богачей, — продолжил страж, презрительно фыркая. — Между Акидой и Альтой проходит железная дорога, летают дирижабли, но… В общем, как решили, так и лучше. Что, боишься лошадей? — он ухмыльнулся, взглядом измерив расстояние, на котором остановился Марк.

Тот признался:

— Я любил конные походы, пока лошадь не выкинула меня из седла так, что я сломал руку. Больше не тянет ездить верхом.

Дело было не столько в страхе, сколько в воспоминаниях. Все детство Марк занимался музыкой и хотел связать с этим жизнь, однако сломанная рука перечеркнула мечту, и пусть после неудачи прошло достаточно времени, воспоминание до сих пор вызывали горечь.

Лаэм хохотнул:

— Зейн, покажи своего малыша.

Ехидно улыбаясь, начальник стражи снял с пояса свисток и подул в него. Прошло не больше пятнадцати секунд, как через двухметровую стену перепрыгнула черная псина размером с лошадь. Марк отшатнулся, но зверь подошел к Зейну и склонил перед ним голову, точно в поклоне. Стало ясно, что это не собака. Телосложением он действительно напоминал борзую, однако тело оказалось более вытянутым и с осиной талией, морда — шире и длиннее, в ней угадывалось что-то лисье. Короткая шерсть была не черной, а серой, как припорошенной пылью.

— Что, мой красавец больше нравится?

Зейн потрепал животное по гриве, и впервые на лице мужчины появилась добродушная улыбка. «Красавец» оскалился, по-собачьи вывалив язык.

— Лошади так лошади. Кто это? Не похоже на ездовое животное.

— Орторы. Гордость Акиды, таких больше нигде не выращивают. Выглядят хрупкими, но это обман. Мы их и для езды, и для боя используем.

Марк насторожился. Речь шла про «собачьи» бои или настоящие сражения? Если вспомнить слова Штерна про города, выжженные войной…

Лаэм свойски улыбнулся:

— Вы еще удивитесь, сколько всего есть в этом мире.

«Всего поменьше бы», — Марк не ответил и подошел к буланой лошади, которая выглядела спокойнее остальных.

***

Вся жизнь превратилась в сплошной тракт. Четыре дня пути до Альты стали семью, и каждый из них люди начинали с проклятий, а продолжали ругательствами и бранью.

Не хватало примерно всего: сил, сна, отдыха, тепла, еды, ванны. Вместо этого были спальные мешки, которые они стелили рядом с костром, пытаясь согреться, но это не получалось. Ночные дежурства, чтобы поддерживать огонь. Котелки, где готовили похлебку с кусками жира. Иногда в ней попадались шерстинки, оставшиеся с плохо освежеванной кроличьей или птичьей тушки. И мытье в реках, которые вопреки недавним мыслям насчет погоды оказались по-мартовски холодными.

Мерный цокот копыт соответствовал ритмичности вопроса, бившегося в голове: «Что? Что? Что?..» Зейн больше ворчал, Лаэм рассказывал ерунду вроде: «Эти земли зовутся Клыками из-за острых скал» или «Исполняется двести девяносто пять лет со дня возрождения Альты». Но что с магией? Что с расами? Что с законами? Что с войной? Ответов не было, хотя в течение первых дней у людей еще оставались силы спрашивать, а потом недоверие улеглось, уступив место нескончаемой усталости, и только изредка, уже под вечер, оно еще поднимало иглы да кололо, веля снова спросить.

Бешеный темп путники сбросили, когда впереди показался город. Альту обступали поля, и на них трудились тысячи мужчин и женщин, готовящих землю к посеву. Марк старательно вглядывался в крестьян, во встречные повозки и телеги, но взгляд ни за что не цеплялся — это были обычные люди, ведущие обычный быт. Проезжая деревни, путники встречали бревенчатые избы, запахи земли, зелени и навоза, домашнюю живность, греющихся на солнце стариков, чумазых детей, работающих в садах или на огородах женщин, мужчин, занятых ремонтом, домашними делами или торговлей.

Дорога ширилась и становилась все более людной. Альту окружали две крепостные стены, и едва едущие преодолели первую, сделалось спокойнее — путники сворачивали на мелкие дороги и расходились по деревням, не спеша в город.

Чем ближе становились основные ворота, тем четче вырисовывалась Альта и ее высокие шпили, башни, трубы фабрик. В воздухе чувствовались дымный и смоляной запахи, к ним примешивалась соль, принесенная ветром с моря.

Оставалось не так много, когда Марк заметил, что путники расходятся по двум очередям: в одну вставали пешие и едущие на телегах и повозках, во вторую — конные. Обе стороны замедлялись, когда проходили мимо стражей, но никого не останавливали и даже не осматривали.

Стража носила строгую черную форму, похожую на кители полицейских Акиды, но на головах у них были капюшоны. Через пару десятков метров стало ясно, что это не часть одежды, у стражей тела людей, но вместо голов — то ли волчьи, то ли песьи морды. Они скалились и вглядывались в каждого так, словно видели перед собой добычу, не больше.

Алена выдохнула:

— Господи…

— Кто это? — побледневший Андрей крепко вцепился в поводья.

Лаэм с улыбкой отмахнулся:

— Они хорошие, не переживайте,

Возглавляющий колонну Зейн обернулся:

— Все в порядке. Это один из наших народов. На-ри. Подождите, мы почти на месте.

Они приехали еще немного, и от того, как вглядывались эти на-ри в путников, делалось не по себе. Входящие в город сторонились стражей, прижимали руки, отворачивались.

— Я не поеду! — Олег остановил лошадь.

Говорил он немного, но к нему прислушивались. Может, дело было в серьезном, «профессорском» образе, а может, в особом тоне, который освоил Олег за годы работы учителем. После этих слов Алена придержала лошадь, Андрей с облегчением вздохнул. Вадим, с лица которого даже тяжелая дорога не стерла предвкушения, тоже вздохнул — разочарованно. Марк встал рядом с ними, но больше из необходимости, а не от нежелания идти. В пререканиях посреди улицы смысла точно не было, до города оставалось немного, и с путешествием хотелось покончить как можно скорее.

Зейн развернул к людям своего ортора. Зверь нетерпеливо рыл землю лапой и что-то рычал на своем орторьем.

— Не бойтесь, они просто посмотрят.

— Что это значит? — воскликнула Алена, глядя на Лаэма. Она попыталась скрестить руки, но, покачнувшись, снова ухватилась за поводья.

Вроде бы страж заглядывался на девушку, однако сейчас взгляд голубых глаз и красивая улыбка не проняли его, и он смолчал.

— Мы должны ехать, чтобы успеть до заката. Вам все расскажут на месте.

— Мы это уже слышали, — Олег снял очки и убрал в нагрудный карман. — Не раз и даже не два. Кто эти существа? Кто вы сами?

По лицам собравшихся было видно, что терпение лопнуло, и они, действительно, не поедут. Марк хотел поддержать стражей, лишь бы идти дальше и не стоять посреди дороги под взглядами других путников, но смолчал, решив, что вставать на сторону тех, кто скоро уедет, не стоит — нужно согласиться с теми, с кем он остается.

Ударив лошадь пятками, он направил ее к Зейну. Та была выше ортора, но все равно забеспокоилась, и удерживать ее на месте стоило труда.

— Нам обещали ответы, сколько еще раз мы должны услышать: «Подождите», прежде чем получим их? — рявкнул Марк.

Каждое слово звучало громче предыдущего и все более хлестко, но под конец голос сорвался. Музыкальное прошлое научило прекрасно владеть им, и Марк знал, как вложить верную тональность и интонацию. Ничего не выдавало, что это спектакль, в котором даже не хочется участвовать — просто усталый человек, столь растерянный, что страх превратился в ярость.

— Я не поеду в город, пока вы не расскажете, кто вы! — Алена высоко подняла плечи и упрямо задрала подбородок, но по взгляду было ясно, что надолго ее решимости не хватит.

— Будем стоять посреди дороги и пререкаться? Я же сказал, вам все объяснят на месте. Наша работа — сопроводить вас, и с этим мы почти закончили, — Зейн хмурился.

Растеряв всю свою радость и нетерпеливость, Вадим потребовал:

— Мы и так едем дольше, чем планировали, нам нужен отдых! Нормальная еда, из чистой посуды! Там, — парень ткнул пальцем в сторону ровных беленых домиков, вплотную подступающих к Альте. — явно найдется где посидеть, поговорить и поесть. Давайте!

— Хорошо, — процедил Зейн, помедлив с ответом. — Немного времени у нас есть, — он двинул ортора вперед.

«Осталось всего ничего», — с раздражением подумал Марк. Он полагал, после его требования стражи бросят пару хлестких слов, может быть, даже угрозу, люди замолчат и поедут дальше. Согласия он не ждал, оно казалось нелепым — молчать неделю, но согласиться на разговор перед самым городом? А если это было сделано специально? Но и такой расклад казался бессмысленным.

Процессия двинулась в указанную сторону. Деревня явно считалась зажиточной: дома — в два этажа, каменные, рядом — цветники, улицы — мощеные. Здесь не пахло подгнившими овощами, навозом и дешевым алкоголем, во дворах не сушилось белье, не было ни детей-оборванцев с палками вместо игрушек, ни пьяниц, смотрящих по сторонам мутными взглядами.

Таверна встретила запахами картофеля, свинины и чеснока. Марк удивился шуму: звучало столько голосов, словно внизу собралось не меньше ста человек — слишком много для такого маленького помещения. Крики, похабные шутки, стук пивных кружек, царапанье ложек по тарелкам — все сплелось в единый клубок.

Сквозь толпу пробилась официантка — раскрасневшаяся девушка, которая судя по виду зарабатывала обслуживанием не только столиков.

— У нас нет мест! — она уперла руки в бока и кивком головы указала на выход.

Фыркнув, Зейн вытащил из-под плаща бумагу и почти что ткнул ее в лицо официантке.

— Подписано королевой. Вы не имеете права чинить нам препятствия, а мы для отдыха выбрали это место, ясно?

Едва посмотрев, девушка тут же залебезила:

— Да, господин, подождите, прошу.

Она юркнула в сторону и вернулась через несколько минут. Склоняя голову перед Зейном, а между делом успев заискивающе коснуться его руки, девушка провела гостей за стол, огороженный ширмами.

Пока выбирали, сидящие расслабились и вздохнули свободнее. Смолкли встревоженные голоса, путники развалились на стульях, а Андрей успел задремать, уложив голову на свернутый плащ. Супы и жаркое были встречены улыбками и нетерпеливо протянутыми руками. Тарелки — не походные миски, от которых уже не отмывается жир! — поставили на стол с приятным звоном, звучавшим лучше любой сонаты. Переваренного лука в супе оказалось больше, чем мяса, а в жаркое чеснока и перца добавили слишком щедро, но было прекрасно просто сидеть в тепле, на стуле, с нормальной едой. Однако чем меньше оставалось от порции, тем реже появлялись улыбки, тем напряженнее становилось молчание.

Откинувшись на спинку стула и сложив руки на животе, Вадим спросил:

— Демоны-собачки уже были, а божечки-кошечки у вас есть?

Олег одарил парня недовольным взглядом, как ученика, расшумевшегося на уроке — вот-вот попросит дневник или вызовет к доске.

— Что? — Зейн уставился на Вадима, но тот только отмахнулся и нетерпеливо закивал, требуя рассказа. Между начальником стражи и Лаэмом разгорелся молчаливый спор, состоящий из нахмуривания бровей и кивков.

— Начинай, — Зейн хлопнул напарника по плечу. Тот сделал глоток пива — такой большой и затянувшийся, что нежелание говорить стало понятно еще на трети.

— Ну, в общем, — с шумом он поставил кружку на стол. — Мы зовемся эйлами, — страж махнул в сторону других посетителей. — Нас много, мы основная часть. Еще есть афеноры. Это наша аристократия. Ублюдки белокожие, — натолкнувшись на хмурый взгляд Зейна, Лаэм ухмыльнулся: — Ну правда же! А есть всякие… Мы их зовем лес — это те, кто не похож на нас, и имеет что-то от животных или растений. Вот как те у ворот. Это не одна раса, таких много. Сурреи, на-ри, неры — те, кто живут с нами, но их больше, не у всех даже название есть.

— Очень интересно и очень непонятно, — Вадим ткнул локтем Андрея, когда после бесчисленных зевков тот опять свесил голову на грудь.

Лаэм хотел ответить, но Зейн прервал его взмахом руки.

— Так. Вам стоит запомнить, что у каждого народа своя способность. Говорят, афеноры произошли от фениксов, поэтому они долго живут и проживают несколько жизней. Все господа — афеноры. Мы, эйлы, видим духов и можем говорить с ними, но чтобы развить дар, нужно учиться. Аристократов среди нас действительно немного, чаще всего эйлы — крестьяне или рабочие. У леса разные способности. Сурреи, например, превращаются в зверей, но они… Об этом позже. Сурреи обычно служат в армии, охране или тюрьме. На-ри, которых вы видели у ворот, стражи, судьи и мудрецы. Они видят души. Поэтому-то их ставят на городские стены — им взгляда достаточно, чтобы найти самых гнилых. Когда мы будем проходить, они посмотрят на ваши души, но не обращайте внимания, им нужно больше времени для настоящего суда, первый взгляд только сброд помогает отвести.

Люди переглядывались, они не перебивали говорящих и продолжили молчать, даже когда те закончили. Вопросов, наоборот, в голове роилось слишком много, и превратить их в стройную схему никак не получалось.

Марк спросил первым:

— Все эти способности — так проявляется магия? Какой из народов владеет ею?

— Каждый, можно сказать, — Зейн потер кончик носа. — Вы узнаете о магии от господина Криансы-Антервена.

— Афенора, значит? — уточнил Олег. — Кто это?

Зейн кивнул:

— Да, верно, господин Кристоге Крианса-Антервен — афенор, один из старейших во всем Ленгерне.

— Он и войну пережил, — Лаэм говорил с искренним уважением — Лаэм, который только что называл афеноров «белокожими ублюдками». Чем этот аристократ был лучше?

— Господин Крианса-Антервен — королевский советник, маг, врач, изобретатель, передельщик и почетный житель Альты. Он проведет испытание, как это называют, и поможет раскрыть вашу магию.

В уважительном тоне Зейн вторил Лаэму, отчего светлый образ аристократа показался еще менее правдоподобным, и особенно отталкивало слово «передельщик».

Алена тоже обратила внимание на сказанное:

— Передельщик? Как это?

— Рука правосудия, — голос Зейна приобрел возвышенный тон, так неподходящий его суровому образу.

Они просидели в таверне еще минут десять и вернулись к лошадям. Услышанное не сильно успокаивало, но больше никто не отказывался пройти мимо на-ри.

От их взглядов хотелось укрыться, как и другие, Марк инстинктивно поднял руки, закрываясь. Казалось, за секунду на-ри распотрошили ему грудь, вынули сердце с легкими, взвесили и наспех зашили — стоило отойти от них, осталось гадливое чувство, будто он сделал что-то ужасное и теперь мучиется совестью.

Однако Альте удалось прогнать это ощущение и захватить все внимание. В городе сильно шумели ветра, доносились звуки гудящих моторов и скрип деревянных колес, а горожане ворчливо обсуждали прожитый день, смеялись шуткам, вспоминали домашние дела. Марк ожидал тесных улиц, грязи, запаха канализации — Альта оказалась прекрасна. Она была изящная и острая, и шпили, колоннады и башенки на фоне василькового неба выглядели вырезанными из темной бумаги.

Город опутывали тонкие серые нити рек и каналов, и между ними всюду, куда хватало глаз, была зелень: дубы, липы, осины, клены, цветочные композиции, даже стены опутывал вьюн, но он не выглядел сорняком, а удачно дополнял вид. Альта цепляла внимание яркими витражами, мозаичными площадями и часами — сколько же их здесь было! — и каждые показывали свое время, различающееся не минутами, а часами. Запах соли чувствовался так явственно, что она оседала на губах, а сильнее этого оказались ароматы зелени. К ним примешивались дым, копоть и машинное масло, усиливающиеся, когда проезжали паромобили и трамваи.

Знакомство с городом прошло хорошо, но этого было мало. Впереди ждала встреча с Кристоге Криансой-Антервеном. Такое имя не могло принадлежать добряку, а обещанное испытание навевало мысли о борьбе за выживание.