Корсар

Лина Манило, 2018

Я давно уже не пылкий юноша, но увидел её случайно, такую юную, чистую, с огромными зелёными глазами, и внутри что-то опасно шевельнулось. Неужели любовь? Но нужен ли Еве рядом мужчина, в прошлом которого слишком много тёмных пятен? Содержит нецензурную брань.

Глава 7 Роджер

А вечер прямо заиграл новыми красками. Такой сюрприз, просто подарок небес, только заслужил чем? Неясно. Ну, будем считать, что кто-то там, наверху просто сошёл с ума, я совсем не против таких презентов.

Тем временем Ева стоит, смотрит на меня широко открытыми глазами, а в них всё тоже выражение, которое в сердце дыру прогрызает, ржавый гвоздь проворачивая. Ничего не могу с собой поделать, долбанный гипноз какой-то.

— Что ты здесь делаешь?

Никак не могу поверить, что это именно она сейчас замерла соляным столбом в моём ангаре, а не какой-то грёбаный глюк или белая горячка, что, кстати, вполне вероятно.

Ева тоже кажется удивлённой, но, по-моему, гораздо меньше моего. Хотя вижу ведь, что боится вздохнуть, точно могу что-то сделать с ней, наброситься, покалечить. Или этому страху есть какая-то другая причина? Ничего, выясню, только время дайте.

— Пиццу привезла, — нервно улыбается и, как ей кажется, незаметно вытирает вспотевшие ладошки о брюки. Только я всё вижу, хоть и многим может показаться, что отсутствие одного глаза такая уж сильная помеха.

Брэйн, о котором с появлением Евы успел забыть, кидает долгий задумчивый взгляд на меня, потом на флегматичного Фельдшера, сидящего на диване, бросает излишне бодрое: “Скоро вернёмся” и чуть не пулей вылетает из ангара. Наш костоправ, без лишних слов, следует примеру молодого товарища, и через несколько мгновений остаёмся с Евой вдвоём. Не знаю, радоваться этому или волосы на себе рвать.

Ева… такое прекрасное имя, такая замечательная девочка, и я… Красавица, мать его, и чудовище — вечный сюжет во плоти.

— А если серьёзно?

Жизненно необходимо понять, зачем она здесь, а иначе мозги поплывут. Вариант, что ко мне, такому замечательному, приехала хоть и заманчив, да только маловероятен. Тогда, что ей здесь нужно? “Петли и узлы” не место для таких как Ева.

Снова присаживаюсь на стул, потому что не хочу делать лишних движений, напугать боюсь. Пусть лучше нас разделяет несколько шагов и стол, чем снова страх в зелёных глазах видеть. Я, оказывается, малодушен и труслив до крайности, но рядом с Евой я вообще с трудом себя узнаю.

— Я брата ищу, — говорит со вздохом и взгляд отводит. Вижу, что ей неуютно здесь, с ноги на ногу переминается, точно сбежать хочет.

Только хрен ей, а не побег. Ведь, если судьба нас свела снова в третий раз, не думаю, что это простая случайность. Я фаталист до мозга костей, потому в такие знаки привык верить.

— Ева, присядь, — прошу, указывая рукой на диван. Она кивает и аккуратно садится на самый краешек, готовая в любой момент сорваться с места. — Кто твой брат и почему ты уверена, что он должен быть здесь?

Подозрение, чьей сестрой может оказаться, уже роится в глубине сознания, но я даю Еве шанс самой всё рассказать. Не потому, что подозреваю в чём-то, нет. А потому, что до одури нравится слышать её голос и здесь, совсем рядом с собой видеть.

— Вот, — говорит и достаёт из сумки мятую бумажку. — Мне адрес дали, сказали, что брат здесь, вот я и приехала.

Приходится всё-таки выбраться из-за стола, потому что по-другому не дотянуться. Не могу отказать себе в удовольствии дотронуться до её пальцев, когда клочок из руки забираю. Такие холодные, дрожащие. Чёрт, надо мысли в порядок привести, пока ещё могу соображать, пока глупостей не наделал.

— Да, наш адрес, — зачем-то изображаю из себя Капитана Очевидность. — А кто твой брат? Он участник или зритель?

Ева тяжело вздыхает и смотрит на меня, насупившись, а в глазах настоящая паника.

— Меня второй раз об этом спрашивают, но я ведь не знаю, понимаете? Мне просто адрес дали и всё!

Голос срывается в истерику, а мне хочется к себе её прижать, чтобы не волновалась, но пока не могу позволить себе такой роскоши. Надеюсь, что только пока.

— Просто дали и всё? Даже в курс дела, что ли, не ввели?

— Нет, — отрицательно машет головой и заправляет волосы цвета закатного солнца за ухо.

Интересно, кто даёт юным девам наш адрес и даже не предупреждает, что здесь могут найтись охотники до таких прелестных крошек? Тут же на каждом шагу утырок на утырке. Холодный пот прошибает, когда понимаю, в какую неприятность Ева могла вляпаться, не встреть она Брэйна. Надо потом ему бутылку коньяка, что ли, презентовать, раз ангелом-хранителем поработал.

— И как ты сюда добралась? — Присаживаюсь на край стола, выбрасываю в мусорное ведро мятый листок и складываю руки на груди. — Мы же у чёрта на рогах находимся.

И это правда, нас не так-то просто найти. Обычно, на картах такие адреса кружочком не отмечают.

— На такси, — вздыхает, и я понимаю, что, наверное, все деньги за проезд отдала. Не думаю, что она на своих многочисленных работает заколачивает миллионы.

Мать их, это же надо…

Сжимаю и разжимаю кулак, чтобы стену не ударить, потому что нахожусь почти на грани.

— Кто твой брат? Не переживай, сейчас найдём.

— Артём Романов. — Вот же пропасть! Так и знал, что это он, прямо чувствовал, что с ним не всё так просто. — Родион, вы его знаете?

Морщусь от этого отвратительного официоза, потирая лицо ладонями. Почему-то именно из её уст слышать своё полное имя особенно отвратительно. Ещё бы Викторовичем для полной картины обозвала. Понимаю, что в её глазах выгляжу, наверное, чёрт пойми кем, но хочется всё-таки немного другого.

— Слушай, у меня есть одна маленькая просьба в обмен на информацию.

Ева открывает рот, потом закрывает, несколько раз испуганно моргает, а я улыбаюсь.

— Какая? — На веснушчатом лице почти ужас, а в глубине моей души волна досады поднимается. Понимаю, о чём она подумала: что приставать сейчас начну, брюки зубами рвать, причиндалами перед лицом трясти. Чёрт, какого хрена она так трясётся?

— Не бойся, насиловать не стану.

— Я не… Родион… я не об этом…

— Помолчи, а то просьбу прослушаешь, — жестом останавливаю поток бессвязных бормотаний, и Ева затихает. — И вообще, старших нужно уважать и не перебивать, когда говорят. Так вот, прекращай, во-первых, мне выкать, а, во-вторых, никакой я тебе не Родион. Тоже мне, удумала.

Выдаю на одном дыхании и улыбаюсь. Первый ход сделан. Посмотрим, куда дальше кривая выведет.

— А кто? — округляет глаза и сглатывает.

— Дед в кожаном манто.

Она секунду смотрит на меня, а потом смеётся. Закрывает лицо руками, пополам сгибается и хохочет. Святая колодка, за что мне это? Господи, искушаешь зачем? Зажмуриваюсь и делаю три глубоких вдоха. Надо умыться, что ли, холодной водой или вообще, часа три поплавать, чтобы дурь из башки выветрилась.

— Так и называть?

— Можешь и так, но лучше Роджером.

Она прекращает смеяться и кивает.

— Хорошо, Род… Роджер. Договорились.

— Так и думал, что у нас это получится с первого раза. Договориться, в смысле, — улыбаюсь, потому что ничего не могу с собой поделать. Старый дурак, извращенец мерзкий. Но пусть, всё равно никакая разница в возрасте и мои тараканы не помешают любоваться ею. — Так вот, твой брат пришёл ко мне сегодня, просился в участники.

— Слушайт… слушай, — поправляет себя, виновато улыбнувшись, — я всё-таки не понимаю, в чём они участвуют? Это что-то опасное, да?

Эх, золотая девочка. Вот как тебе сейчас объяснить, чтобы ты в обморок не рухнула? Но, делать нечего, придётся как-то рассказать. Главное, не напугать ещё больше, а то и так бледная, как полотно, хоть и храбрится изо всех сил, умница такая.

— Будет аккуратным, ничего с ним не случится. Впрочем, пойдём, покажу. Рассказывать я не мастак.

Ева кивает, поднимается на ноги и протягивает мне руку. Несколько секунд смотрю на изящную бледную кисть, красивые пальцы, как и у брата созданные для игры на скрипке, и не знаю, как лучше поступить. Самый важный момент: смогу ли потом отпустить?

А, и чёрт с ним. Будь, что будет.

— Замёрзла? — Сжимаю ладонь в своей, а Ева отрицательно машет головой. Отчаянно хочется поцеловать хрупкую кисть, но понимаю, что с Евой лучше не торопиться. — Вернёмся с экскурсии, кофе будем пить, чтобы дрожать перестала.

Она улыбается, но молчит, а у меня ступор, потому что внутри всё переворачивается, скрежещет и ломается. Все бастионы, выстроенные однажды, разом опасно накренились. Я так отвык столь сильные эмоции испытывать, от которых на части разорваться могу, что теряюсь. В голове полная неразбериха, почти белый шум, мешающий здраво рассуждать.

В движении жизнь, правильно? Иду к двери, но когда распахиваю, натыкаюсь на Аню. Она смотрит на меня, потом переводит взгляд на Еву, сглатывает и улыбается. Вот за что ещё её уважаю: она всегда делает вид, что всё в порядке вещей. Сколько разного видела за прошедшие годы, а всегда сохраняет невозмутимость.

— Родион Викторович? Всё готово, можно начинать.

— Замечательно, — говорю и прохожу мимо. — Я прогуляюсь по территории, меня не ищите, хорошо?

Аня кивает, прижимает к боку толстую папку и убегает, а я веду Еву к стоянке мотоциклов. У нас не обязательно иметь свой, вполне допускается взять в аренду на время. Почти как каток в Торговом центре. Окидываю взглядом собравшихся участников, но Артёма среди них не вижу. Где же он?

— Расскажи, что случилось? Почему ищешь его так настойчиво?

Надо о чём-то поговорить, потому что у меня стойкое чувство, что легко могу наступить на горло своим принципам и затащить Еву в особенно тёмный угол. А уж там держите меня кто-нибудь, да покрепче, потому что контроль потеряю мгновенно. А этого допустить никак нельзя, я же не животное.

— Мне нужно с ним очень серьёзно поговорить. Это очень важно, — тихо произносит, напряжённо глядя вперёд.

В глазах решимость и злость — эмоции, которых раньше не замечал. Что сделал этот Артём, что Ева согласилась поехать поздним вечером в совершенно незнакомое место? А ещё меня волнует один вопрос, сводящий с ума, навязчивый.

Останавливаюсь, выпускаю руку Евы и беру за плечи. Наверное, слишком крепко, потому что морщится, но упорно молчит, лишь обжигает изумрудной зеленью. Но мне нужно узнать ответ, и для этого на многое готов.

— Ева, скажи мне, — начинаю тихо, чтобы не спугнуть, — какого чёрта твой брат позволяет тебе пахать на трёх работах?

Замирает испуганной птицей, но вырваться не пытается, уже хорошо. Вглядываюсь в лицо, выражение глаз прочесть пытаюсь, но ничего не получается. Ева закрылась от меня, словно одно случайно сказанное слово прорвёт плотину.

— Не скажешь?

— Нет. Он не виноват ни в чём, просто немножко непутёвый, но старается.

Ничерта он не старается! Прийти на ночные гонки — это хрень моржовая, здесь не так просто заработать как кажется, особенно новичку. Я пытался объяснить это Артёму, но он и слушать не хотел, а сейчас у меня одно желание: схватить гадёныша за шкирку и заставить одуматься. Вспоминаю, что говорила Аня: о непогашенных кредитах, а внутри гнев кипит, что и эти долги тоже, наверняка, помогает выплачивать Ева.

Мать их, она должна в свои девятнадцать ходить в клубы, встречаться с подружками, с парнями — хорошими, юными — на велосипедах кататься, а не мыть подъезды кверху задом. Труд — вещь хорошая и почётная, если только не вместо оболтуса брата.

— Ладно, пошли в центр.

Мы направляемся к центральной площадке, куда стекаются все любители острых ощущений и желающие сделать ставки.

— Сейчас наш новенький стартанёт, — улыбается Аня, завидев меня. На Еву она старается не смотреть, чтобы не смущать лишний раз.

— Мать твою, тормози заезд! — ору, а на меня озираются все, кто рядом находятся.

Понимаю, что этот придурок — Артём — в любой момент может пропахать пузом всю трассу, разбить себе голову или вообще сдохнуть. Не хочу, чтобы Ева видела это.

— Но уже поздно… — растерянно говорит Аня, разводя руками. — Ты сам просил его в график поставить, вот и решила первым пустить, чтобы долго не тянуть.

Впервые в жизни готов придушить Аньку за её обязательность и исполнительность.

— Чёрт!

— О, вон он, — говорит Аня, указывая рукой на трассу.

Опираясь двумя руками на заграждение, сжимаю его с такой силой, что почти больно. Никогда так ни за кого не волновался, честное слово, даже за своих друзей. Ева становится рядом и следит за виражами гонщиков широко распахнутыми глазами, в которых плещется страх. Она что-то бормочет себе под нос, будто молится. Не удерживаюсь и обнимаю её за плечи, а она вздрагивает, когда соперник Артёма очень некрасиво подрезает его на повороте. Но здесь не место честности, на этой трассе побеждает сильнейший. И хитрейший. Ева зарывается носом мне в грудь, а мелкая дрожь сотрясает хрупкое тело. Чувствую себя последним козлом, что допустил этот заезд, но ведь никто не знал, что так получится.

Визг шин, тормозов, рёв толпы, грохот музыки — всё сливается воёдино. Крепче прижимаю к себе дрожащую Еву и шепчу, что я здесь, рядом. Пусть не боится, всё будет хорошо. Пусть Артём только попробует разбиться, придушу. Аня то и дело косится в нашу сторону, усмехается. Ловлю на себе периодически и другие заинтересованные взгляды, но наплевать, пусть делают, что хотят и как угодно смотрят.

Никогда ещё заезд не казался мне настолько бесконечным, но, слава всем подряд, раздаётся финальный сигнал и моторы затихают.

— Всё в порядке, — говорю, отпуская Еву. Уже нет повода обнимать, и от этого как-то грустно. — Живой твой братец, вон улыбается даже.

— А парень неплох, — замечает Аня, а в голосе сквозит уважение. — В сопли уделал соперника.

И убегает, а я смотрю на улыбающегося Артёма, на его самодовольное лицо, и злость вспухает уродливым нарывом. Так и подмывает схватить за тонкую шейку и тряхнуть несколько раз хорошенько, чтобы мозги на место стали, но нельзя, потому что дал себе слово не пугать Еву, а избиение брата вряд ли обрадует её. Почему-то мне очень важно её мнение обо мне, как будто что-то изменит. Сцепляю зубы так, что скулы сводит, а в горле дерёт.

Тем временем Артём идёт в нашу сторону и по мере приближения меняется в лице: самодовольная ухмылка сползает с губ, а в глазах недовольство.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает сестру. Он выше примерно на голову, тощий и угловатый, а она кажется сейчас совсем маленькой.

— Это я что здесь делаю? Это ты! Ты обещал, что перестанешь искать неприятности! — С каждым сказанным словом её голос всё выше и выше, и в нём прибавляется щедрая порция злости. Она совсем не замечает взглядов, обращённых в её сторону, обо мне напрочь забыла. Сейчас есть только она и её злость. И да, это выглядит восхитительно.

Артём берёт её за локоть и тащит в сторону, где посторонних глаз и ушей меньше, а я слежу за ними, готовый в любой момент прийти на помощь, если больно сделает. Понимаю, что им нужно поговорить, потому не лезу, но уходить далеко не собираюсь, мало ли.

А толпа, минуту назад приветствующая победителя, уже переключила внимание на новых игроков.

— Тебя опять искали, понимаешь? — шипит Ева, а я стою в темноте, скрытый от их глаз, и ловлю каждое слово. — Окно нам выбили. Это же не шутки!

Однако. Зря я не сломал ему шейку, когда хотелось.

— Систер, прекрати, я же сказал, что разберусь, значит, разберусь.

— Сколько раз я это уже слышала? — выплёвывает Ева, а меня изнутри от гордости распирает, что не плачет и не причитает. — Ты каждый раз говоришь одно и то же, но сейчас это уже перешло всякие границы.

— У меня был тяжёлый период, — бурчит Артём, а Ева хмыкает. Как жаль, что не вижу её лица в этот момент. — Но сегодня я выиграл. Заберу бабки и расплачусь с долгами, и нас в покое оставят.

— Выиграл он… Повезло просто. Сколько ты им должен?

— Тридцать тысяч.

— Рублей? — удивлённо переспрашивает Ева, а я напрягаю слух. Самому интересно стало, сколько этот сосунок назанимал.

— Сумасшедшая? — фыркает Артём, у меня челюсть от его тона сводит. — Зелёных.

Тридцать тысяч? И этот дебил думал, что здесь заработает столько? Да кому он нужен, такие деньги ставить на новичка?

Отхожу в сторону и быстро иду к своему ангару. Всё, что мне было нужно, услышал, об остальном буду думать после. Достаю телефон, набираю Аню и влетаю в помещение, где, слава святым покрышкам, никого нет. Через минуту приходит Аня, отдаю ей тридцать тысяч, она при мне исправляет сумму выигрыша на нужную мне, кивает и уходит.

Вот теперь пусть только попробует не решить все проблемы.