Мёртвые люди – уже не люди

Лина Ди

В Моргевилле происходит череда убийств беременных женщин, которым вырезают сердца. На месте преступления оставляют одинаковые записки, розы и другие знаки. Со временем почерк преступлений меняется, и следствие подозревает в убийствах уже не одного, а нескольких маньяков. Что именно ими движет и почему они считают своих жертв мёртвыми до совершения преступления? Кто они, эти жертвы? И кто они, эти убийцы, и как они связаны между собой?

ГЛАВА 4. НАДЛОМ

***

За сверкающими очертаниями ледяной горы, похожей на пирамиду, нарисовался силуэт девушки. Резкий ветер подул ей в спину, и чёрные волосы, точно их подожгли спичкой, взлетели верх и заметались в разные стороны. Моника закрыла глаза, продолжая идти. Ледяная дорога обескураживала пустотой, но она видела в ней неподражаемую красоту. На пути ей не встретилось ни единого препятствия, поэтому она могла бы долго переставлять ноги с закрытыми глазами даже в обратную сторону, защищая глаза от ветра. Красными замершими руками она сжимала воротник пальто и прикрывала голову. Непослушные волосы немного угомонились.

Единственное, о чём она мечтала, собираясь в это ледяное царство, так это оторваться от существующей реальности, убежать, чтобы ощутить себя свободной, но в окружении ледяных гор и скал ей стало, как никогда, больно, страшно и невыносимо жалко себя. И этот внутренний голос в голове, её голос, транслирующий поток бесконечных мыслей, ни на секунду не затыкался. Она хотела беспечной тишины, но была слишком зациклена, чтобы услышать её. Ей хотелось разбить голову о камень или о безмолвную скалу холодных пейзажей, чтобы этот мучивший внутренний голос навсегда замолчал или чтобы ужасные мысли вылетели из головы вместе с пронизывающим насквозь ветром и устремились в белое небо.

Девчонку обдало жаром, белоснежные виды стали грязными, она слишком замёрзла, и щёки пылали лихорадочным румянцем, как и обмякшие руки. Нужно было спешить. Через несколько минут уже начало казаться, что немеют даже кости, а «самоподнимающиеся» подошвы вообще отсутствуют.

Моника не переставая думала о матери, которая вышла из тюрьмы и продолжила издеваться над ней. Она вспоминала её вовсе не добрым словом. По её спине щемяще проползли все ноты боли до пятой кричащей октавы, и она надломилась.

***

Красивая девушка склонилась к ещё живому телу с любопытным отвращением, разглядывая в испуганных глазах жертвы своё крошечное призрачное отражение, искажающееся, как в калейдоскопе, с каждой секундой по-новому.

Взгляд жертвы медленно стекленел, дыхание замедлялось. Бланшефлёр принялась раздевать Ноа, внимательно разглядывая каждый дюйм её тела и снова укладывая в постель. Всё это действие заняло у неё чуть ли не полчаса. Она явно наслаждалась безвольностью обмякшего тела и своей властью над ним. В этом ритуале было даже что-то особенное для Бланшефлёр, непостижимая тайна. Ей нравилось раздевать этих женщин.

Голова Ноа коснулась подушки и зафиксировалась в горизонтальном положении, как и тело. Из левого уголка глаза лежащей девушки вытекла слеза. Правый спрятался под тень от руки Бланшефлёр. Бланш достала скальпель и провела рукой по обнажённой белоснежной коже, видимо, не встретившей ни единого солнечного лучика в летний сезон. Задержав руку в самом низу, где уже неслышно замедлялось сердцебиение крошечного существа, ещё несформированного плода, привязанного к умирающей матери…

Тени обвивали комнату всё сильнее, и лежащая девушка, касаясь серого цвета, казалась уже усопшей, с открытыми глазами, как пластмассовая кукла.

— Ничего, всё хорошо, — произнесла играючи Бланш. — Теперь никто из вас больше не будет страдать. Ведь ты же знаешь, внутри ты такая же больная, как и твоя мамочка. И твой неродившийся ребёнок или его несостоявшееся продолжение не причинит никому вреда. Никто из вас не причинит никому вред. Ни ты, ни «оно»…

Бланшефлёр погладила почти плоский живот скальпелем.

— Слышишь? Ты не причинишь, мышь серая… — уже с лёгкими нотками наигранной агрессии добавила сидящая на постели девушка c короткими волосами, по-прежнему сжимая в руках блестящий скальпель. Она вспомнила, как несколько раз с Этьеном подглядывала за Ноа, как та поглаживала свой живот очень характерными для беременных движениями.

Ноа лежала неподвижно. Уложенные руки мирно прикасались к бёдрам, ровно, вдоль тела. Она выглядела, как ни странно, вполне уже умиротворённо, больше уже не пытаясь пошевелиться, без сил. Зрачки замерли, успев выразить историю своей длинной мысли и взаимосвязи со своим миром. Будто её страдания «разрешились», её сомнения завершились, и она искренне приняла радость от того, что всё это наконец произошло, и произошло по воле кого-то другого, точно она слишком давно этого хотела, но ей некого было попросить сотворить это с ней. В один момент, правда, ей стало казаться, будто судьба повернулась к ней лицом, и она задумалась, что зря так долго беспечно думала о своей жизни, существуя, а не живя, с застывшими глазами, как те роботы, над которыми она тоже трудилась.

Потом она почувствовала внутри себя другую жизнь и испугалась. Ведь она этого не планировала. Сначала нерешительно обрадовалась, а затем страхи, что с ребёнком что-то пойдёт не так, жизнь пойдёт не так и даже что, может, ей отнюдь это и не надо, смяли её. Эти мысли стали укрепляться, просачиваясь в нейроны и волокна нервной системы всё глубже и глубже, как клещи, которые уже сложно отцепить, потому что их хватка смертельна.

Все эти страхи и нервное напряжение возникли не от всплеска гормонов, а потому что Ноа не успела пожить для себя и в ней накапливалась нескончаемая неудовлетворённость, ведь она хотела, чтобы полюбили её, именно её! Когда она наконец осталась одна, обречённая на жизнь… а тут… она бы вновь тратила энергию, все силы на «что-то неизвестное». А любил ли её новый мужчина, который охмурил красивыми глазами и сладкими речами? Она не была уверена. Он тоже выжимал её по полной программе, даже беременную, устраивал скандалы, но, зная, что её психика неустойчива, твёрдо понимал, что девушка никуда не денется и что очень она удобна. Поэтому он и сделал предложение, когда та забеременела. А Ноа вечно молчала, вечно всё держала в себе. И теперь, ускользая, услышала, как эта женщина назвала её мышью, и смиренно закрыла глаза… потому что она и прожила мышью всю жизнь.

Теперь всё именно так, как и должно быть, ведь её жизнь не представляет ценности даже для неё самой — значит, и её будущий ребёнок тоже. Она давно мертва, и эти мимолётные радостные всплески никогда не перекроют такую долгую убыточную черноту. Всё решено, и ей больше не нужно наигранно улыбаться и делать вид, что всё в порядке, потому что её давно нет в «мире живых». А сейчас просто время отрикошетило бумерангом, и её старое желание, возникшее в момент опустошения, исполнится… Ей даже было всё равно, кто эта девушка. Люди приходят в нашу жизнь как ответы. Эта девушка просто пришла и укрепила опасение в том, что она не получит счастья в этом мире. Не все люди, приходящие в видимый мир, получают счастье, даже если очень мечтают об этом. Её сердце билось всё медленнее.

«Я серая мышь…» — проскочила последняя мысль, и Ноа, почувствовав обжигающую слезу, но не сумев даже моргнуть, перестала дышать, как и плод внутри неё — маленький неродившийся мышонок, и всё погрузилось в зону безмолвия и безмыслия.

Бланшефлёр сделала ещё один надрез, добралась до перикарда, освободила сердце от перерезанных артерий и вен, извлекла его рукой и сладко улыбнулась. Страдальческое сердце было изъято, и теперь девушка, неспособная любить, могла уснуть спокойно. Молодая женщина с голубыми волосами, в полумраке переливающимися оттенками цвета талой воды, сняла с пальца Ноа недорогое кольцо, легко спрыгнув с постели, подошла к зеркалу, начертила горячим сердцем слово «Нет», затем сначала отбросила его на кровать, как что-то мерзкое или заразное, а потом — с кровати на половик. Брызги крови от изъятого сердца и перчаток убийцы заполнили спальню, трюмо, ковры… Это было великолепно! Она вернулась к телу, завершив ритуал, и накрыла его простынёй.

Женщина вымыла перчатки от крови в ванной комнате и, не снимая их, покинула квартиру. На прощанье бережно положив на трюмо белую розу, как хотел Этьен. Пройдя несколько кварталов, она села в машину брата, и он взглянул ей прямо в серые глаза.

— Вместе до конца! — сказал мужчина и положил руки на руль.

Перед машиной пробежала грязная лохматая кошка, побывавшая во всех лужах Моргевилля.

— Вместе до конца, Этьен!

— Ты зна-а-а-а… зна-аешь, что ценно? — спросил Этьен, хватаясь рукой за подлокотник и пытаясь избавиться от внезапного неконтролируемого приступа, которые участились в последнее время, после того как они решили воплотить свою идею в жизнь.

Мужчина открыл окно и сделал пару глубоких вдохов и выдохов. Он сожалел, что именно из-за таких приступов не мог находиться там вместо неё или вместе с ней…

Молчание…

— То, что м-м-мы сами пришли к этому…

Этьен рассмотрел еле заметную улыбку в уголках губ Бланшефлёр, явно наслаждавшейся убийством, и сам проникновенно улыбнулся на выдохе, как будто только что находился в той квартире, а он был, но ранее, сам ввёл препарат и сам вырезал сердце этой несчастной сучки. В его мыслях она и оставалась несчастной сучкой, а не девушкой. Он не оговорился, сказав «в мыслях». Пока он ждал в машине (а это ожидание уже утомляло), он точно почувствовал, когда именно умерла Ноа и когда умер её нерождённый ребёнок. По несчастливой случайности это был первый и последний день, когда его сердце самостоятельно запульсировало, и эта пульсация прервалась.

Этьен слышал и чувствовал беременных по запаху, обладая уникальным даром. И невозможно было объяснить словами, как именно это работало. Он почти никогда не ошибался. Эту способность он заметил ещё в детстве и до определённого момента не знал, для чего ему нужен такой странный дар. А потом понял, понял и применил. После смерти девушек он снова их обнюхивал, и тела меняли запах, как и их мёртвые плоды. Это происходило на месте преступления или когда он, проникая в морги, притворялся уборщиком…

Бланшефлёр не знала об этом, но он и не должен был рассказывать обо всём. Поэтому, когда она садилась к нему в машину с новостью о том, как совершила убийство, он уже знал, что этот труп будет ожидать его в морге. И он правда внушил себе, что они (жертвы) его ждут. Каждый раз его ожидают. В задачу Этьена входило не только глупое ожидание — он находил и выслеживал этих девушек, неоднократно проверяя все факты, решал много организационных моментов и отвечал за безопасность, манипулировал людьми для получения информации и разыгрывал ситуации. И каждый раз до совершения преступления тщательно проверял и помещения, и мужчин девушек и подгонял нужные ключи. Ему становилось хуже в последнее время, и он не мог убивать их сам, хотя раньше осуществил уже множество убийств, чтобы защитить себя и свой бизнес. Но Этьен считал ухудшение самочувствия временным явлением.

Подул сильный ветер, и Моргевилль, подёргиваясь на нервном импульсе, погрузился в беспокойную дремоту.