Магда Нахман. Художник в изгнании

Лина Бернштейн, 2020

Первая биография художницы, ученицы Л. Бакста и К. Петрова-Водкина в петербургской художественной школе Е. Н. Званцевой, автора прижизненных портретов Марины Цветаевой и Владимира Набокова. Магда Нахман жила в России в эпоху Серебряного века, двух революций 1917 года и Гражданской войны. Она была в Германии во время прихода к власти Гитлера, а после стала свидетельницей освободительной борьбы в Индии и установления там независимости. Книга уводит читателя из Петрограда и Москвы в русскую пореволюционную провинцию, оттуда в Берлин и другие европейские столицы 1920-1930-х годов, а затем в Бомбей – по следам отважной женщины, которая не покорилась судьбе и стала признанным художником и наставником нового поколения индийских живописцев. В книге используются письма, дневниковые записи и редкие архивные документы. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Предисловие

В моем рассказе о художнице Магде Нахман будет много белых пятен, которые трудно заполнить. Ее поколение ушло, и сведения о ее жизни и творчестве приходится собирать по крохам в архивах, периодических изданиях того времени, по музеям и частным собраниям, в биографиях ее друзей и родственников. К тому же ей выпало жить в период эпохальных исторических сдвигов, которые не пощадили ни ее картин, ни свидетельств о ней. Я начала свое знакомство с Магдой по ее письмам. Их сохранилось и попало в мои руки немало. Благодарить за это надо ее ближайшую подругу, художницу Юлию Леонидовну Оболенскую, и исследователя жизни и творчества Марины Цветаевой Викторию Александровну Швейцер.

Виктория Александровна собиралась писать книгу о Марине Цветаевой. Она работала в РГАЛИ (ЦГАЛИ в ее время), изучая среди всего прочего фонд Оболенской — приятельницы Волошина и частой гостьи Коктебеля, сыгравшей важную роль в жизни Цветаевой. В архиве Оболенской нашлись и письма художницы Магды Нахман, автора единственного прижизненного живописного портрета Цветаевой: он был написан в Коктебеле в 1913 году. Закончив книгу «Быт и Бытие Марины Цветаевой» (1988), Виктория Александровна решила заняться историей Коктебеля как артистической колонии начала XX века. Она собрала много архивных документов из фонда Оболенской и из фонда Максимилиана Волошина в ИРЛИ, но времени на большую работу не нашла. В конце концов часть собранного ею материала попала в мои руки. С этого и началось мое исследование.

К сожалению, архив Оболенской оказался разрозненным. Сама художница надеялась поместить его целиком на хранение в Третьяковскую галерею. В конце 1920-х годов она отдала туда некоторые подготовленные ею материалы. Туда же в 1941 году, перед эвакуацией из Москвы, принесла зашитые в мешок дорогие ей письма. После ее смерти в 1945-м оставшийся архив (дневники, письма, картины) был свезен в Государственный литературный музей (ГЛМ) и оприходован как «выморочное имущество». Так как объем этого «имущества» оказался для ГЛМ неподъемен, часть его отдали в Третьяковскую галерею, часть попала в Р(Ц)ГАЛИ, большое количество документов разошлось по другим хранилищам^[1]. Очевидно, в момент поступления этого материала в архивы мало кто понимал его ценность. Кое-что было списано «за ненужностью». Многое долго лежало неразобранным. А между тем здесь были картины самой Оболенской и картины, отданные ей на хранение, ее дневники (в том числе коктебельские), воспоминания о Л. С. Баксте и художественной школе Е. Н. Званцевой, письма известных поэтов, писателей, художников и письма ее друзей.

Интереснейшая часть архива — это письма подруг Оболенской, молодых художниц, учениц Л. С. Бакста, М. В. Добужинского и К. С. Петрова-Водкина в художественной школе Е. Н. Званцевой, открытой ею в Петербурге в 1906 году. Эта дружеская переписка велась с 1908 по 1922 год — до тех пор, пока события не разбросали подруг по всему свету. Все они превосходно владели словом, ярко описывали свою эпоху с точки зрения обыкновенного человека, оказавшегося в гуще исторических событий, культурных и политических. Часть этой переписки я и получила в дар от Виктории Александровны.

Перечитав письма несколько раз, я решила, что буду писать биографию Магды Нахман. Надо признаться, это было смелое решение: кроме ее имени, писем из разных городов и селений с упоминаниями неизвестных мне инициалов и одной картины ее работы (портрета Цветаевой), я ровно ничего о ней не знала. Где и когда она родилась; в какой семье выросла; каким художником была; почему переписка оборвалась в 1922-м — все это было мне неизвестно. Но по письмам я почувствовала, что Магда — родной мне человек, а ее жизненный опыт отражает историю первой половины XX века.

Рис. 1. Магда Нахман. Хильда Хольгер (Hilde Holger Archive © 2001 Primavera Boman-Behram, London UK)

Имя Магды в интернете в сочетании с именем Марины Цветаевой тут же выдало мне портрет поэта и цитату из письма Магды о смерти младшей дочери Цветаевой Ирины. Письмо было написано в Москву Юлии Оболенской из деревни Усть-Долыссы. Каким образом, зачем Магда оказалась в этой деревне в 1920 году? Как она узнала там о смерти Ирины, когда ее подруга в Москве об этом еще не знала?

С каждой находкой в интернете множились и загадки. Нашлись ссылки на рисунки Магды для детского еврейского альманаха, выпускавшегося в 1928–1931 годах в Берлине. И тут же было сообщение, что на обложке перевода романа В. В. Набокова «Подвиг» (Glory, 1971) — портрет писателя работы М. Нахман 1933 года. Значит, Магду надо искать и в Берлине.

Виктория Александровна упомянула однажды, что, кажется, Магда вышла замуж за какого-то индийца, приехавшего в Россию на второй съезд Коминтерна, по фамилии Ачариа или Ачарья. М. П. Т. Ачария оказался хорошо известным деятелем индийского национально-освободительного движения. Из статьи в интернете я узнала, что он действительно провел несколько лет в Советской России, но покинул ее в 1922-м «с русской женой». Умер Ачария в Индии. Если Магда действительно вышла за него замуж, поехала ли она за ним в Индию?

Я начала искать европейских беженцев, проживавших в 1930-40-х годах в Индии, и наткнулась на имя известной танцовщицы Хильды Хольгер, которая приехала из Вены в Бомбей в 1939 году и открыла там школу современного танца. На ее сайте в разделе «Archive Art Collection» я напечатала «Магда Нахман» и увидела рисунок с подписью: «Бомбей — Хильда. Работа Магды Нахман» (рис. 1).

Я не поверила своим глазам. Но за этой находкой последовали другие: несколько портретов Хильды, ее маленькой дочери Примаверы и эскизы костюмов к балетным постановкам в школе танцев — все работы Магды. С создателем сайта можно было связаться по электронной почте. Им оказалась сама Примавера Боман-Бехрам. Прим, как я стала скоро звать ее, жила в Лондоне, куда ее мать вместе с мужем, известным гомеопатом доктором Ардеширом Кавасджи Боман-Бехрамом, и дочерью переехала из Бомбея в 1948 году. Теперь трехэтажный лондонский дом Прим заполнен архивом ее матери, документирующим ее долгую, богатую событиями карьеру, в том числе и индийский период с 1939 по 1948 год. В этих документах остался и след Магды.

Таким образом, получалось, что Магда жила в России в эпоху Серебряного века, двух революций 1917 года и Гражданской войны. Она была в Германии во время прихода к власти Гитлера (о чем говорит время написания портрета Набокова). И она же была свидетельницей освободительной борьбы в Индии и установления там независимости. Ну и выпало же на ее долю!

Скитания Магды по белу свету подтвердились самым неожиданным образом. Пока я искала следы Магды в интернете, ее внучатая племянница Софи Сейфалиан проводила свои собственные генеалогические исследования и в поисках своей дальней родственницы нашла меня, так как к этому времени мое имя уже было связано с именем Магды в нескольких моих публикациях. Когда я увидела письмо Софи на экране компьютера, моим первым порывом было лететь первым же рейсом в Лондон, где она жила. Поостыв немного, я решила ей позвонить. Скоро я стала обладательницей семейных преданий и фотографий, газетных вырезок из Индии — критических статей и некрологов, копий картин Магды, сохранившихся у ее сестры в Швейцарии.

Передо мной развернулась картина моих будущих путешествий: города и деревни, где Магде приходилось жить, где-то год, где-то десять лет, где-то дольше. Мои маршруты пролегали через Россию, Германию, Швейцарию, Индию и доходили до Англии. Мне надо было найти ее работы и понять, что значило для нее искусство, удалось ли ей остаться художницей несмотря на все трудности эмигрантской жизни. Я отправилась в путь в поисках Магды.

Примечания

1

О судьбе архива Оболенской см. [Алексеева 2017: 15–16].