Жнец

Лилия Сергеевна Кожанова, 2020

За три тысячи лет в мире ничего не изменилось! Человечество тянется к звездам, порой забывая о том, что стоит по колено в болоте из собственной глупости, жадности и эгоизме. В мире, который погряз в пороках, найдется ли ещё место для светлой чистой души? Прекрасной, как свет в кромешной тьме. Слабой и невинной, как мотылёк. Но душа слишком слаба, чтобы все трудности преодолеть в одиночку. Его воля хрупка, как стекло, его разум мягок и податлив, его вера шатка, его силы конечны, его жизнь коротка. Я нахожу, что тяжесть власти над людьми столь велика, что непременно производит изменения в умах и душах тех, кто ею обладает. В конце концов, власть сталкивает душу в бездну деградации. Так что же станет с маленькой чистой душой, внезапно появившейся в этом грязном темном мире? …

1 душа

После умиротворенной ночной тишины звуки производства оглушительны. Раскаленный металл яркими, оранжево-красными струями вырывались из ковшей. Тяжелый горячий воздух дрожит от температур. Гигантского размера краны проносят многотонные грузы над головами рабочих, для них подобное — рутинная обыденностью, на которую никто не обращает внимания Их опухшие красные лица скрыты за респираторами.

Я лениво обвожу взглядом пространство. Часы на косе начинают отмерять золотые песчинки. Оставшееся время человека запустило свой ход. Делая несколько шагов вперёд, вглядываюсь в нити душ. Заметив мерцающую тонкую нить, в другом конце цеха, поворачиваю в нужную сторону. Надвигающийся ковш с металлом преграждает путь, закрывая обзор на человека. Я делаю несколько шагов вперёд и прохожу сквозь него. Мгла окутывает, не позволяя предметам этого мира коснуться моего тела. Когда преграда остается позади, замечаю двух человек. Тонкая нить тянется к рабочему, чья кожа перепачкана в пыли, грязи и саже, пряча впалые щеки и темные синяки под глазами. Погнутая каска, съехавшая на бок, потеряла свой цвет много лет назад. Простая, в нескольких местах порванная одежда, мешковато сидит на худощавом теле. В руках он сжимает лопату. Уставший, измученный и злой взгляд бегает, сверкая кипящими чувствами. Их разговор переходит на повышенные тона и вот, лопата летит прочь в сторону. Бросая каску на пол, рабочий разворачивается, широкими шагами покидая цех.

Я точно тень, по пятам следую за ним, оставаясь незримой человеческому глазу. Стянув с себя потную, грязную одежду, мужчина падает на скамью, обхватывая руками голову и погружая пальцы в жирные волосы. Бессильная злоба выплескивается через рот, спина содрогается от ругательств. Сделав шаг к свету, я выхожу из тени, медленно проявляясь.

— Рабство — это позорное клеймо на теле человечества, которое оно несет на протяжении всей своей истории. — мужчина поднимает голову, останавливая поток льющейся брани, глядя на меня затуманенным взглядом.

–Я не раб!-выкрикивает человек и прежде чем он успевает сжать кулаки, я оказываюсь перед ним, поднимая его голову за подбородок. Когти упираются в кожу. Я направляю взгляд человека в свои глаза и расплываюсь в хищной улыбке.

–Сможешь повторить?-усмехаюсь, читая прожитую жизнь человека.

Картинки человеческой жизни проносятся у меня перед глазами. Сутки напролет, ночные смены физического труда. Стоя в горячем цеху по двенадцать часов мужчина, лопатой кидает песок, стирая выступающий пот. Падая на колени перед начальником, одним, вторым, третьим, он умоляет, о подачке, как голодный побитый пес, скулит на свою жизнь. Но встречает лишь насмешку, чей злобный смех разносится по сознанию, обращая остатки разума в кашу неразумности и отчаяния. Оставляя все силы на работе, и получая гроши за столь тяжелый труд, он возвращается в обшарпанную тесную квартиру. Ободранные серые обои, отстают от стен. Прогнившие в полу доски мерзко скрипят от шагов. Полуразвалившаяся мебель выглядит настолько ненадежной, что поражает уже то, как она до сих пор не развалилась под тяжестью вещей, что хранились на ней. Скупив на большую часть денег лекарства, человек входит в закрытую комнату. Царящая духота и полумрак угнетают и без того уставшего мужчину. Прикованная к постели мать рассеянным взглядом смотрит в потолок. Подобно кукле, лишившейся нескольких нитей, она едва держится в этом мире. Бледная кожа обтягивает кости, делая её похожей на мумию. Звуки, выходящие изо рта мало схожи с человеческой речью, а движения столь ограничены, что она беспомощнее ребенка. Впихнув часть лекарств в больную мать, мужчина выходит из комнаты и закрывает дверь. Делая несколько шагов и оказываясь на кухне, он ловит на себе полный отвращения взгляд жены. Она морщит и без того, уродливое лицо и отворачивается к плите. Из коридора выбегают двое детей, чуть не сбивая с ног, едва стоящего мужчину. Я внимательно вглядываюсь в их нити. Забавно… Дети, что веселятся вокруг родителей, не принадлежат по крови рабу. Поглощая безвкусную пресную пищу, пожираемый яростью и собственной никчемностью, он топит свою безысходность в стакане. Проносятся недели, месяца и годы… И точно замкнутый круг одного дня, беспрерывно течет тридцать лет и три года…

Я отстраняюсь от человека, отпуская его подбородок. Он смахивает пелену собственных воспоминаний и с отчаянием смотрит на меня.

–Кто ты…

–Кто я, не столь важно! А вот, кто ты? — я медленно отступаю в сторону, обходя сгорбившегося человека. — Раб, слуга, шестерка, чья мелкая карта не имеет значения…

–Я… — голос человека оборвался, а мир вокруг начал медленно искажаться. — Я — никто, всё верно… — я хмыкнула, дернув плащом. — Моя мать больна, а я не в силах ей помочь. Я могу потерять семью: моя жена грозится уйти от меня и забрать детей… Я столько раз унижался, просил повышения, прибавки, хотя бы какую-нибудь помощь. Я поднимался все выше, от начальника к начальнику, но с каждым разом они лишь сильнее втаптывали меня в грязь… У них деньги, власть… Им плевать на таких, как я и мне это не изменить!

— Власть, сколь бы она сильна ни была, вовсе не означает всемогущества, чем часто кажется со стороны, ведь они такие же смертные люди, как и ты… — оказавшись за спиной, медленно наклоняюсь к человеку. Кладу руку на его плечо и шепчу в ухо. — Все, кто стремились властвовать, ныне не в состоянии отогнать мышей от собственных костей. — Бедность порождает лишь страх, неудачу, смирение и безволие. Кто желает достатка, тот должен восстать против бедности… Кто сеет угнетение, тот пожинает ненависть…

В глазах человека загорается яркая искра. Я отступаю назад, наблюдая за действиями восставшего раба. Если разум не в силах помочь вам добиться поставленной цели, то и автомат не поможет. Если ум не способен помочь сохранить вашу жизнь, то и бронежилет не спасет. Разгневанная душа, отчаявшаяся и опустившаяся на самое дно способна на многое, и даже больше, ведь грань морали больше не сдерживает ослепленный слабый разум!

В глазах человека сверкало алое пламя крови. В руках с автоматом он врывается в кабинет начальника. Дикая улыбка и точный выстрел без колебаний. Тело мужчины, не успевшего понять, что случилось, падает на стол. Лужа крови медленно, почти лениво начинает растекаться. Губы вытягиваются в безумную улыбку, а пелена всё больше застилает взгляд взбунтовавшегося раба. Человек оборачивается, глядя на меня.

Конец ознакомительного фрагмента.