Девушка, которая хотела написать книгу о войне

Лилит Мазикина

Четвёртая книга цикла о мире Венской Империи и его волчицах.«Динамичный, драматичный и полифонический поток, который временами головокружительно ускоряется, а иногда наоборот становится глубоким и пугающим, как омут. Это, несомненно, развлекательная литература, но в лучшем её варианте…История Лизы Дре, девушки, которая захотела быть сама и написать книгу, это очень добрая история – несмотря на концентрацию проблем и темную громаду прошлого». Отзыв Анны Ломтевой на fem_books.

Глава 7

К утру фон Мореншильд еле держалась от усталости и слабости, но нашла в себе силы поблагодарить всех офицеров, кто решился рассказать что-то о войне. Лейтенант Хунд, невысокая, крепко сбитая женщина, вызвалась подвезти её до дома на служебной машине, и Лиза с благодарностью согласилась. У дома она сказала, делая вид, что заглядывает в сад:

— Ой, я, кажется, забыла закрыть окно в кухне. Туда же мог залезть кто угодно! Лейтенант, не сочтите за труд…

Офицерша зашла с фон Мореншильд в дом, осмотрела первый этаж, взошла на второй.

— Похоже, в дом залезали кошки, госпожа Дре, — сказала она, спускаясь. — В пыли полно кошачьих следов.

Лиза покраснела.

— Я не могу убирать дом быстро, я только учусь это делать…

— Умение приходит с опытом, — ободрила её лейтенант. — Доброго дня.

Она уехала. Лиза попробовала снова лечь спать, но её одолел страх, что уж теперь-то, когда она вымотана, кто-то и решит как раз залезть. Она попробовала растопить плиту, чтобы сделать себе кофе, но зря потратила последнюю дюжину спичек. Вышла во двор, умылась холоднющей водой из дождевой бочки. Бочку давно не чистили, в ней плавали насекомые, и черпать было боязно и брезгливо. Лиза села на крыльцо, привалившись спиной к двери, и попробовала не спать. Примерно наполовину у неё получилось. Мерно саднило распухшие после ночной пробежки ступни, в голове было пусто и гулко, и минуты или часы, когда она смотрела в пустой, в утренней нежной тени сад, сложились в одну долгую секунду, которая оборвалась в тот миг, когда возле неё очутился знакомый уже шофёр:

— Майне даме…

В руках у него была коробка из кондитерской лавки. Лиза заставила себя сфокусировать взгляд на юном лице.

— Вы хорошо себя чувствуете? — участливо спросил молодой человек.

— Я не могу сделать себе кофе, — пожаловалась фон Мореншильд.

— Позвольте, я помогу.

Шофёр уверенно прошёл в кухню; Лиза с усилием плелась за ним.

— Княжна шлёт вам пирожные в честь новоселья, — сказал он, ставя коробку на стол, и длинно втянул носом воздух. Поглядел себе под ноги, поднял сосиски. — Вы знаете, не стоит это держать в доме. Хм, я заверну их в один из вчерашних пакетов, если вы не против.

Лиза наблюдала равнодушно.

Зайдя за углём в чулан, юноша тут же выскочил, схватил пакет с сосисками и с ним вместе нырнул обратно за дверь. Долго шуршал там. Выйдя, принёс свои извинения:

— Похоже, половину продуктов необходимо выкинуть. Если позволите совет, то не стоит закупаться на неделю вперёд. Лучше совершать небольшую, полезную для здоровья прогулку в магазин каждый день…

Плиту он растопил быстро и привычно, приготовил кофе, поставил перед фон Мореншильд чашечку с густой коричневой пеной.

— Княжна приглашала вас также на обед, но я могу передать, что вы плохо себя чувствуете…

— Нет-нет, — встрепенулась девушка. — Я в порядке! Если вы съездите за моим бельём в прачечную, то я с удовольствием загляну к княжне.

Пока он ездил, Лиза наскоро вытерлась мокрым полотенцем вместо душа и расчесалась. Переоделась в свежее в ванной, проверила, уходя, заперты ли двери и окна, в руке ли самое главное — тетрадь.

— Барышня, — доложил, подъехав к крылу княжны, шофёр в телефон. — Госпожа фон Мореншильд…

— Что, неужели отказалась? — растерянно спросила Канторка.

— Нет, барышня. Она заснула в машине. Не могу разбудить.

Сквозь стекло окна он встретился взглядом с князем. Тот стоял, заложив руки за спину, с таким видом, словно был здесь уже полчаса. Эта манера господина Крабата всегда немного пугала прислугу.

— Принесите её в мою гостевую спальню, — сказала в гарнитуре княжна.

— Да, барышня.

Юноша вышел из машины, обошёл её и открыл дверцу. Принялся осторожно вытягивать девушку за ноги.

— Прекратите, — поморщился князь. — Сразу видно, что детей у вас не было.

Юноша покраснел и отступился.

Господин Крабат подошёл, пригнулся в машину и ловко вынес девушку оттуда двумя руками. Без лишних слов он передал её шофёру. Подбежала Канторка, взглянула в лицо спящей Лизы.

— А с ней всё в порядке?

— Абсолютно, — заверил князь. — Нормальный здоровый сон молодой женщины, всю ночь прошатавшейся по городу. С ней тут, видишь ли, ночью приключилось вдохновение. Хотя выразилось оно сначала немного странно. Но я уже ничему не удивляюсь.

Гостья проспала до полдника. Канторка, предвидя это, заказала повару полдник поплотнее. Заранее послала горничную будить поэтессу, чтобы та смогла привести себя в должный вид и не смущаться. К столу гостья вышла вялая, но освежённая душем и причёсанная.

— Прошу прощения, меня так укачало в машине, — сказала она хозяйке. — Ой, с нами будет князь?

Стол был накрыт на три персоны.

— Нет, отец занят. Но, если вы не против, конечно, я позвала брата. Он тоже изучает русский, подписан на ваш блог и некоторые стихи знает наизусть.

Лиза покраснела от удовольствия.

Вошедшего вскоре княжича она рассмотрела очень внимательно, чтобы описать его. От отца у юноши были только глаза, во всём остальном княжич удался, видимо, в мать и больше походил на итальянца или француза, чем на немца или лужичанина. Кажется, он был ещё очень молод, но над губой вились достойные внимания усы.

Княжича представили Иоганном, и он пожал руку гостье просто и весело. Лиза наконец-то почувствовала себя уверенно, так всё напоминало прежние встречи с читателями.

— Ваша сестра мне рассказывала о вас, вы упали в дождевую бочку, когда вам было восемь лет…

— Ради вас я даже готов повторить этот фокус, — не смутившись, ответил Иоганн. Все трое перешли на русский. Канторка снова убеждала не писать книги о войне, взамен предложив вдохновиться красотой Лужицких гор для стихов о природе. Иоганн горячо её поддержал, предложив для вдохновения несколько конных горных прогулок втроём.

— С кем втроём? — закатила глаза княжна. — Я на этих зверей не полезу, я их терпеть не могу.

— Через две недели приедет Ясмин.

— А, Ясмин…

— Наша подруга из России, — пояснил Иоганн. — Её отец — ваш посол, живёт в Дрездене. Она приедет к нему на каникулы и обязательно заглянет к нам.

— Наша подруга? — Канторка странно поглядела на брата. Тот пожал плечами и улыбнулся.

— В общем, она татарка. Это как турки, только татары.

— Финляндия ведь больше не Россия, — сказала Лиза. — Мы отложились и теперь в Австро-Славяно-Унгрии.

— Да, к этому надо привыкнуть…

Фон Мореншильд смотрела на молодых людей и думала, что это о них господин Крабат говорил, когда рассказывал о кричащих во сне детях. Но они не выглядели испуганными, сломанными, подавленными. Такие разные внешне, и княжна, и княжич были румяны, оживлены, легко улыбались ей и друг другу, с аппетитом ели куски мясного пирога.

После полдника играли в бадминтон. Иоганн всё время расспрашивал о жизни в Финляндии, Лиза старалась отвечать как можно беззаботнее, и каждый раз, как обнаруживала себя упоминающей второго мужа, чувствовала, что сводит скулы.

— Кажется, дело к вечеру, — сказала Канторка. — Ужинать мы должны все вместе, с отцом. Я попрошу разрешения оставить вас на ужин.

— Но это ужасно неловко!

— Бросьте, у нас здесь простая, практически фермерская жизнь, это же Лужицкие горы, — отмахнулась княжна и убежала.

Лиза вспомнила сразу много книжек о вампирах, где оставаться на ужин в доме вампира значило не то, чтобы кушать самому, и приуныла.

— Вы что, боитесь отца? — догадался Иоганн. — Бросьте, он очень милый чудак.

— А это правда, что он, э… Обезглавил правительство Новой Саксонии в очень прямом смысле слова?

— Голову оторвал? Только одному. Очень зол был. Он не любит войну. Никто в своём уме не любит войну. Я бы тоже не сдержался убить того, кто развязывает войны, до объявления ему приговора.

— А кровь?

— Что кровь?

— Пил из оторванной головы?

— Совершенно точно нет.

— Я бы тоже не стала рассказывать своим детям, что пила кровь из оторванной части человека.

Иоганн поглядел на неё в изумлении и заговорил о том, как его дедушка охотился с Канторкой в лесу. Все думали, что она будет его любимой внучкой, а в итоге он забрал к себе в Дрезден Иоганна. Канторка так и живёт в Рабенмюле. Странные повороты судьбы.

— А кто ваш дедушка? — рассеянно спросила Лиза, вспоминая уже десятый или одиннадцатый сюжет из вампирских романов.

— Герцог Саксонский.

— Значит, король Пруссии? — теперь в изумлении была Лиза.

— Три года уже да, — смутился Иоганн и посмотрел на неё жалобно. Лиза взяла себя в руки. О жизни наследных принцев она толком ничего не знала, но смутно догадывалась, что простой человеческой компании княжичу не хватает. То ли подходящих ровесников маловато, то ли не получается с ними видеться. Она решила быть с принцем сердечной. Потом подумала, сколько вообще людей с ним говорит, наверное, сердечным тоном, и растерялась.

— А Дрентельны, — сказала она, — это очень маленький род. Но древний, старше вашего отца.

Вышла бестактность.

К счастью, подошла Канторка.

— Всё отлично, — сказала она. — Вы остаётесь на ужин. Отец сказал, что можно, если мы с Йоцо после ужина пойдём сделаем, э… наши задания. Вы ведь не обидитесь, если мы вас оставим вечером ненадолго?

— Но я, наверное, сразу пойду домой…

— Ну, нет. Вы у меня сегодня ночуете, и это дело решённое. Отец пока артачится, но я с ним справлюсь, — Канторка взяла Лизу за руку и обворожительно улыбнулась.

— Да ведь это неловко, особенно если хозяин дома против, — нерешительно запротестовала фон Мореншильд. Протестовать ей совсем не хотелось. При мысли об ещё одной ночи в пустом и тёмном доме становилось страшно. Если бы не остатки гордости, она уже на коленях умоляла бы княжну пустить её к себе пожить, хотя бы месяц.

— Ничего неловкого, мы не в Дрездене и не в Будишине, у нас всё по-простому. Скажите, вы умеете играть в римские кости? До ужина ещё почти час, я вас научу, это очень интересно.

Идея проверить фон Мореншильд на цыганскую магию, связанную, как ей было известно от Батори, с удачей (и неудачей), осенила Канторку только что. Больно уж часто поэтесса попадала в странные ситуации. Впрочем, княжна, она же верховная жрица Ужовника, всё равно не верила, что видит перед собой другую жрицу.

В кости Лиза играла неловко, впрочем, нельзя было сказать, что ей везло или не везло. Скорее, она с большим трудом соображала, какую комбинацию ей отметить как самую выгодную сейчас.

— Впервые в жизни играю в азартную игру, — призналась фон Мореншильд. — У меня была очень спокойная студенческая жизнь. Я на четвёртом курсе замуж вышла, и мой муж таких развлечений не понимал…

— А до четвёртого?

— Ой, до четвёртого я у тёти жила. Очень набожная была женщина. Я знаю наизусть множество псалмов. Но стать звездой какой-нибудь вечеринки мне это пока не помогало.

Ужин с князем выглядел семейнее некуда, за довольно уютным круглым столом: Канторка оказалась по правую руку от Танаса, Лиза — по левую. Напротив отца сидел, конечно, Иоганн. Молитвы перед тем, как взять в руки приборы, никто не прочёл. Перед молодыми людьми поставили жареную рыбу с жареной же картошкой, соусом и помидорами. Князь ел какой-то непонятный суп, впрочем, на застывающую кровь ничуть не похожий. Лиза попыталась заглянуть ему в рот, но мешали усы и общая аккуратность князя. Заметив взгляд гостьи, господин Крабат поинтересовался:

— Как ваша работа? Слышал, что пишете вы теперь не только днями, но и ночами.

Фон Мореншильд не смутилась:

— Ночь — лучшее время для рассказов. Располагает к искренности.

Только излишней искренности мне тут не хватало, подумал князь, вспомнив, что где-то в полиции Рабенмюле работает старый и очень много всего знающий жрец Наданя, Аденауэр.

— Приятно, когда человек любит поработать, — сдержанно сказал он вслух.

— А если не любит, отец делает ему неприятно, — усмехнулась Канторка. — Вы не представляете, как он взял в оборот вампиров!

— О моей работе — не за столом.

Дочь поняла намёк и сменила тему.

— Так что насчёт стихов, наши горы вас не вдохновили?

— Я редко пишу пейзажи. Почему-то только городские получаются, — охотно поддержала уход от разговора о ночной работе над книгой Лиза. — Я больше люблю сюжетные истории. Если у вас, к примеру, есть какие-то местные легенды, помимо Его Высочества лично, понятное дело…

— Да почему же помимо? Отец, послушай, тебе нужен биограф. У него потрясающе интересная была жизнь! — Канторку осенила очередная её внезапная идея. Князь поднял на дочь прозрачные глаза.

— Во-первых, почему была? У меня и сейчас жизнь неплохая. Во-вторых, интересна она совсем не в литературном смысле. Всем, в общем-то, жить интересно, а умирать не очень. В-третьих, нет, мне не нужен биограф. Зачем?

— Как зачем? — подпрыгнула на месте фон Мореншильд, сообразив, как может заработать на оплату электричества. — Вы ведь скоро умрёте, а в истории двадцать первого века вы сыграли заметную роль, о вас в любом случае будут писать биографические повести. И такого там понапишут! Вы что!

— Почему это я скоро умру? — растерялся господин Крабат. — Мне ещё далековато до смерти. У меня пока больше шансов увидеть ваших правнуков, чем у вас.

— Вот! И когда умирать будете, основные события все будут на пару веков позади, переврут их — ужас!

От того, как точно Дре угадала, сколько ему осталось, стало неуютно. Нет, непроста она. То есть, проста. Но сама не соображает, что такое знает. И даже, может быть, уверена, что на самом деле не знает ничего.

— Да почему же основные? Простите, вы меня в утиль, что ли, списываете? Я вполне ещё способен понаворотить…

— Ну, как знаете, — приуныла фон Мореншильд. — Я, в общем-то, не навязываюсь, я из соображений исторической правды.

Конец ознакомительного фрагмента.