Странная Салли Даймонд

Лиз Ньюджент, 2023

МИРОВОЙ БЕСТСЕЛЛЕР № 1 В 2023 ГОДУ. ШОКИРУЮЩИЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ТРИЛЛЕР О ДЕВУШКЕ-СОЦИОФОБКЕ. ВЫБОР РЕДАКЦИИ AMAZON СРЕДИ ВСЕХ ДЕТЕКТИВОВ И ТРИЛЛЕРОВ. Мрачный, извращенный и одновременно трогательный триллер о женщине-социофобке, вынужденной противостоять непонятному ей миру и страшному прошлому, которое вернулось за ней. Бедная Салли Даймонд не может понять, почему то, что она сделала, кажется всем соседям и полиции таким странным. Она всего лишь выполнила просьбу своего отца – сожгла его мертвое тело в сарае вместе с мусором. Что не так? И почему полицейские недовольны тем, что потом Салли тщательно вымыла весь дом и выстирала одежду? Мама бы точно ею гордилась. После этой истории Салли оказывается в центре внимания голодных до сенсации СМИ и детективов. Внезапно она получает странный подарок – грязного игрушечного мишку с оторванным глазом и записку от некоего «С», которому явно известно что-то ужасное о ее прошлом. Но кто он? А еще Салли преследуют кошмары с изможденной женщиной в темной комнате, хотя до этого она никогда не видела снов. Притворяясь полжизни глухой, просто чтобы ни с кем не разговаривать, Салли приходится познавать этот мир с нуля. Ей предстоит выяснить, кто этот таинственный преследователь, чье присутствие с каждым днем ощущается все острее… ___________________________________ «Действительно странная… и к тому же умная! Шокирующая, тревожная и совершенно оригинальная "Странная Салли Даймонд" захватит вас от первой до самой последней страницы». – Пола Хокинс, автор мирового бестселлера «Девушка в поезде» «Одна из обязательных к прочтению книг 2023 года». – Джон Маррс, автор мировых бестселлеров «The One. Единственный», «Пассажиры», «Тьма между нами» и многие другие «Удивительно, трогательно и поражающе оригинально». – Харлан Кобен, автор бестселлеров The New York Times, который возглавляет десятку лучших детективных писателей Америки «Потрясающее чтение». – Энтони Горовиц, автор мирового бестселлера «Сороки-убийцы» «Мне понравилась каждая чертова секунда этой книги». – Лайза Джуэлл, автор бестселлеров «Опасные соседи» и «Ночь, когда она исчезла» «Ошеломляюще умно… Одна из лучших книг, которые я прочитала за долгое время. Я не могу перестать думать об этом». – Люси Фоли, автор бестселлеров «Охотничий дом» и «Список гостей» «Действительно превосходно и красиво написано… настоятельно рекомендую». – Софи Ханна, британская писательница, продолжающая серию о великом сыщике Эркюле Пуаро «Мрачная, неотразимая и глубоко трогательная история». – Рут Уэйр, автор бестселлера «Девушка из каюты № 10» «В "Странной Салли Даймонд" Ньюджент подарила нам поразительное творение с уникальным голосом… захватывающий, запутанный, навязчивый психологический триллер с особым юмором и пафосом». – Sunday Independent «Неотразимо притягательная, эта мрачная история шокирует и в то же время очаровывает. Блестящее чтение, которое точно увлечет вас». – Crime Monthly «Желание продолжить чтение не ослабевает, и, что самое впечатляющее, концовка не прогибается под тяжестью ожиданий… абсолютное удовольствие от книги». – Sunday Times «Ньюджент создала незабываемую главную героиню в лице Салли и никогда не упускает из виду человечность своих персонажей, даже когда она делает неожиданные повороты и направляет повествование в самую тьму. Изобретательный, захватывающий и смелый роман, заслуживающий внимания». – Publishers Weekly «Ньюджент рисует необычных, несовершенных персонажей… Этот хорошо написанный роман не для слабонервных людей, но он найдет свой дом у читателей, которым нравятся сложные сюжетные линии и развивающиеся персонажи». – Booklist «Салли – привлекательный персонаж, – странный, да, но в то же время по-настоящему привлекательный. Ньюджент задает совершенно правильный тон сопереживания и оптимизма». – Kirkus «Это восхитительное повествование, где используется полная палитра эмоций. Тьма и юмор, надежда и отчаяние. Грандиозно». – Deadly Pleasures Mystery Magazine «Ньюджент мастерски рассказывает о порочности, травмах и психическом здоровье». – Library Journal «Увлекательный сюжет, наполненный головоломками… Захватывающий роман Ньюджент вселяет нас одновременно отчаяние и надежду». – Minneapolis Star Tribune «Напряженная, тревожная и местами жутковатая, захватывающая и пронзительная история, рассказанная Лиз Ньюджент, которую трудно будет забыть». – Mystery & Suspense «Ньюджент создала увлекательный, совершенно захватывающий роман, который в сочетании с уникальным и незабываемым голосом Салли делает его настоящем победителем… Здесь Ньюджент на высоте, и я не могу дождаться, чтобы увидеть, что она приготовит нам в следующий раз». – BookReporter

Часть вторая

Глава 16

Питер, 1974

Я помню себя маленьким в большой комнате с видом на море. За мной — стена из книг, и я сижу за длинным обеденным столом напротив отца. Прежде чем уйти на работу, каждый будний день он завтракал со мной, и мы вместе слушали радио. Потом отец угощал меня печеньями и фруктами и оставлял раскраску с карандашами. Он диктовал мне домашнее задание на день и запирал в моей белой спальне в пристройке. Там было огромное окно во всю стену, выходившее в сад, горшок под кроватью, полка с четырьмя книгами и шкаф с одеждой.

Дни тянулись бесконечно, но когда отец возвращался домой, он отпирал дверь, хватал меня на руки и нес обратно в главный дом. Готовил мне горячий ужин и проверял домашнее задание: читал, писал и исправлял, а потом мы вместе смотрели телевизор до вечера, хотя отец никогда не мог объяснить, как эти крошечные люди попадают в коробку телевизора. Я часто слышал, как отец играет на пианино, и иногда просыпался по ночам, когда он отпирал соседнюю дверь.

По субботам и воскресеньям, если погода стояла хорошая, мне разрешалось выходить в сад, и я помогал ему с огородом. Я собирал в маленькие кучки скошенную траву или птичьи гнезда, и он делал из них костры.

Пристройка находилась в смешном здании сбоку от дома. Туда вела дверь из кладовки на первом этаже. Рядом с моей спальней была еще одна комната. Время от времени я слышал шум, доносящийся из-за другой двери. Чаще всего плач и вой. Отец говорил, что там он держит призрака, но я мог не волноваться, потому что он никогда оттуда не выберется. И отец был прав — он никогда не выбирался. Но иногда звуки были очень страшные. Когда становилось совсем жутко, отец говорил мне лечь под одеяло и зажать руками уши и, наверное, шел в другую комнату, чтобы сказать призраку вести себя потише, потому что после этого оттуда еще несколько дней не было слышно ни писка.

Перед сном отец читал мне сказку, целовал в лоб, и мы вместе произносили молитву, а потом он снова запирал дверь, чтобы до утра со мной ничего не случилось.

Каждый год, в мой день рождения, 7 августа, у нас был Особый День. Отец не шел на работу. В первый раз, который я помню, отец принес домой палатку, и мы разбили ее в саду. Он развел костер, и мы жарили на нем сосиски. Мы спали в спальных мешках прямо в палатке. А потом, попозже, отец разбудил меня, когда было уже совсем темно. Он вытащил меня на улицу и запустил фейерверки, так что чернильное летнее небо разорвали взрывы света и грохота, и это была самая потрясающая картина в моей жизни.

Следующий день рождения был страшный. Мне исполнилось семь лет, кажется. Я испугался, когда мы на отцовской машине выехали из ворот в дальнем конце сада и свернули на дорогу. Меня затошнило. Я раньше никогда не сидел у него в машине, хотя помогал мыть ее по воскресеньям. Он положил подушку на переднее сиденье, чтобы я мог все видеть в окно. А еще дал мне пакет на тот случай, если меня вырвет. Но это быстро прошло. За воротами стояли люди — такого же размера, что и мы с отцом, и женщина. Я раньше видел их только по телевизору и в книгах, но эта была обычного размера.

Мы долго ехали на машине в зоопарк. Я боялся, что мы потом не найдем дорогу домой, но отец заверил, что он всегда сможет найти дом.

Я был в ужасе, когда отпустил отцовскую руку. Люди заинтересовали меня больше, чем животные. Они прогуливались целыми группами — матери с детьми и младенцами в колясках, мамы и папы, держащиеся за руки. Группки детей — мальчиков и девочек, — бегающие друг за другом. Отец пытался заставить меня смотреть на шимпанзе и слонов, но я слушал, как люди разговаривают друг с другом. Отец купил мне фруктовый лед и велел не смотреть на других людей, но я ничего не мог с собой поделать. Отца остановил какой-то мужчина и начал с ним разговаривать. Я спрятался за отцовской ногой. Отец сказал, что я его крестный сын. Я видел, что он не хочет разговаривать с тем другим мужчиной, так что мы быстро ушли, и отец заявил, что нам пора домой. Я был рад.

У меня появилось много вопросов. Я спросил его, какая разница между обычным сыном и крестным сыном, и он ответил, что крестный сын — это ребенок, который верит в Бога на кресте. А я, определенно, верил.

Я спросил отца, все ли женщины плохие. Он объяснил, что большинство. Я сказал, что в телевизоре и в моих книжках есть очень милые, но, по его словам, телевизор и сказки — это выдумка. Я спросил, была ли у меня мама, и он ответил, что да, но сейчас она превратилась в призрака. На двери по соседству от моей спальни в пристройке висел большой навесной замок. Я спросил, превратилась ли моя мама в того самого призрака, который живет в той комнате и постоянно плачет и воет. Отец сказал — так и есть, но я мог не волноваться, потому что я никогда ее не увижу.

Глава 17

Салли

Я открывала конверт трясущимися руками.

Дорогая Салли!

Я надеюсь, к этому времени ты уже немного оправилась после моей смерти.

Есть то, о чем мне нужно было постепенно начать тебе рассказывать уже очень давно. Я не хочу, чтобы эти новости тебя потрясли. Все уже в прошлом, и для тебя это ничего не изменит, если только ты сама не захочешь, но мне кажется, ты — человек привычки и оставишь все как есть.

Твое имя при рождении: Мэри Нортон. Нортон — фамилия твоей матери. Полагаю, она не выбрала бы для тебя фамилию отца. Все оригиналы медицинских отчетов и несколько газетных вырезок лежат в коробке у меня под столом с надписью «ЛИЧНОЕ». Когда ты оказалась у нас, мы решили, что теперь ты новый человек. Ты стала нашей Салли Даймонд.

Ты немного странная совсем не потому, что у тебя что-то не так с мозгами, а потому, что ты росла в жутких и противоестественных условиях, прежде чем тебя обнаружили.

В возрасте двенадцати лет, в 1966 году, твою мать, Дениз Нортон, похитил Конор Гири. Он подвергал ее психологическому и сексуальному насилию на протяжении следующих четырнадцати лет. Насколько мы можем судить, ты родилась через восемь лет после похищения. Твоя родная мать не была уверена насчет точной даты или даже года, но ее предположения и расчеты моих коллег-врачей сошлись на том, что ты должна была родиться, вероятно, где-то во второй половине 1974 года. Твое рождение, по очевидным причинам, не зарегистрировали, так что дата рождения на твоем свидетельстве об удочерении может быть неточной. Мне неприятно тебе это говорить, но Конор Гири, похититель, — твой родной отец.

Семья Дениз Нортон искала ее годами. Ее нашли только в марте 1980 года, благодаря анонимному сообщению в полицию. Тебя и твою родную мать нашли за несколько дней. Вас обнаружили в чудовищном состоянии, в индивидуальной пристройке к дому Конора Гири в Киллини, в Дублине. Окна в комнате твоей матери были заколочены. Там было темно и сыро. Имелась электрическая плитка и холодильник. На полу лежал матрас, а за стенкой располагались туалет и раковина. Твоя спальня по соседству оказалась светлой и просторной, с огромным окном, выходящим в сад. Вы обе были страшно истощены, но если ты не произносила практически ни звука и была, очевидно, перепугана внезапным освобождением, то Дениз страдала от серьезных психических расстройств. Не думаю, что стоит даже пытаться представить, что у нее тогда творилось в голове. Сначала она буквально озверела и пыталась наброситься на любого, кто к ней подходил. Вас обеих пришлось анестезировать, чтобы провести медицинский осмотр. Обычные седативные оказались недостаточно сильны. Изначально никто не предполагал, что вас с ней придется разлучить насовсем.

Джин была отлично квалифицирована. Она прошла дополнительную специальную стажировку в детской и подростковой психиатрии, прежде чем получить диплом терапевта, еще до твоего обнаружения. Тебя и твою мать направили в психиатрическую больницу Сент-Мэри, где я тогда работал старшим врачом. Было сформировано специальное отделение, и я набрал туда группу энтузиастов, которые должны были присматривать за вами обеими. Поскольку существовали определенные опасения в связи с твоим развитием и психическим здоровьем, я попросил, чтобы Джин стала моей помощницей в Сент-Мэри. Мы уже были женаты, так что проблем не возникло. Мы сутками работали как одна команда и практически жили вместе с тобой в отделении, как и весь остальной персонал.

Мне так и не удалось заслужить доверие Дениз, но в свое оправдание скажу, что я старался изо всех сил, и, если б у меня было больше времени, я бы сумел помочь ей адаптироваться. Не думаю, что она когда-нибудь смогла бы жить «нормальной» жизнью после всех ужасов, которые перенесла. Изначально моей целью было найти для нее какое-нибудь учреждение открытого типа, где у нее будет доступ к внешнему миру и круглосуточная психологическая и медицинская помощь. Но тебе для длительного проживания такое место не подходило, и я решительно настаивал на том, что вас нужно разделить на определенном этапе — когда Дениз будет готова. Она до сих пор кормила тебя грудью. Неслыханно для пятилетнего ребенка. Джин показала Дениз, как кормить тебя из бутылочки, но твоя мать яростно воспротивилась. У нас ничего не получилось, ты кричала и рвала на себе волосы, и в какой-то момент мы вынуждены были прийти к радикальному решению. Я всегда буду о нем сожалеть, хотя и не до конца.

Сейчас я понимаю, это было слишком резко и, наверное, даже жестоко, но мы беспокоились о твоем будущем. Я был убежден, что в таком юном возрасте тебя еще можно полностью перевоспитать — и это оказалось правдой — и что у тебя есть шанс на нормальную жизнь. Вы с матерью находились в отделении четырнадцать месяцев, и за все это время нам ни разу не удалось разлучить тебя с Дениз. Это было очень тяжелое время, которое оставило глубокий отпечаток на всех, кто наблюдал за кем-то из вас.

Я видел тебя с твоей родной матерью почти каждый день. Она отказывалась говорить о Коноре Гири, но при этом упорно отрицала, что он когда-либо сексуально домогался тебя или что ты была свидетельницей насилия по отношению к ней. Во время изнасилований тебя запирали в ванной. Медицинский осмотр также подтвердил, что он никогда не применял к тебе сексуальное насилие, и это, вероятно, многое объясняет. Однако мы не можем быть уверены, что он не нанес тебе психологических травм, потому что твою мать он оставил и психологически, и эмоционально сломленной. Он удалял ей зубы в качестве наказания. Конор Гири был дантистом.

Твоя мать добровольно рассталась с жизнью в мае 1981 года, в первую же ночь, которую ты провела в отдельной комнате вместе с Джин. Мы совершали ошибки, но мы не хотели причинить вреда никому из вас. До самой моей смерти, которая уже очень скоро наступит, я буду чувствовать ответственность за смерть твоей матери. Было проведено короткое внутреннее расследование, и с меня сразу сняли обвинения в медицинской халатности, но я действительно ощущаю себя виноватым, Салли. Я должен был найти другой способ.

Мы с Джин обратились одновременно в Совет по усыновлению и в Министерство здравоохранения. Нам не повезло иметь собственных детей. Все согласились, что семья психиатра и квалифицированного терапевта, которая собирается в ближайшее время покинуть Дублин, — это лучший выбор. Мы чувствовали, что сможем обеспечить тебе безопасность и стабильность, и я надеюсь, нам это удалось и ты чувствовала себя рядом с нами спокойно. Потерять Джин так рано было трагедией, но мы неплохо справились — я и ты, — как думаешь?

Только из-за этого очень раннего опыта ты бываешь социально и эмоционально выключена. Твоя склонность воспринимать все буквально — отголосок долгих лет социальной изоляции в заточении. Это невероятное везение, что у тебя не осталось никаких воспоминаний о том времени, когда мы еще не привезли тебя домой. Я настойчиво рекомендую тебе не предпринимать никаких попыток воскресить эти воспоминания, потому что знаю — они лишь травмируют.

Итак, теперь ты знаешь. Для меня писать это письмо было очень тяжело. Не знаю, может, лучше бы тебе было никогда не узнать всех подробностей этой истории. Никто в Каррикшиди не знает твою полную биографию, даже Анджела. Джин рассказала своей семье, но взяла с них клятву держать все в строжайшем секрете. Когда в 1980-м тебя нашли, как ты понимаешь, в СМИ поднялся жуткий шум, и мы сделали все возможное, чтобы уберечь тебя от прессы.

Слава богу, мое имя в новостях не фигурировало. Полиция согласилась выпустить пресс-релиз и заявить, что тебя удочерила семья из Великобритании. Я перевез нас из Дублина сразу же, как только ты смогла покинуть отделение.

А теперь я наконец говорю тебе до свидания, моя милая, и оставляю тебе массу поводов для размышлений. Ты совершенно не обязана ничего предпринимать в связи с этой информацией. Но если тебе нужно с кем-то поговорить, покажи это письмо Анджеле. Она будет шокирована, но сможет оказать практическую и эмоциональную поддержку, если понадобится.

Я желаю тебе здоровья, счастья и спокойной жизни.

Твой любящий отец

Когда я наконец прекратила чтение, то заметила, что Анджела и тетя Кристин о чем-то перешептываются.

— У тебя есть какие-нибудь вопросы к нам?

У меня было столько вопросов, что я не знала, с чего начать.

— Можно мне немного виски, пожалуйста?

Тетя Кристин взглянула на Анджелу, и та кивнула.

— Думаю, нам всем не помешает виски.

— Это та травма, которую имел в виду отец, когда говорил про ПТСР.

— Салли, что ты думаешь насчет того, чтобы я осталась на ночь? Ты не будешь против? — уточнила тетя Кристин.

— Мне кажется, это хорошая идея, тебе нужно налаживать отношения с семьей, которая у тебя осталась, — сказала Анджела. — Кристин может переночевать в комнате твоего отца. Я пойду наверх и застелю постель.

Я совершила некоторые мысленные подсчеты.

— Если моей родной матери было девятнадцать, когда я родилась, что насчет ее отца и матери, моих дедушки и бабушки? Они живы? И есть ли у меня настоящие дядя или тетя? И как насчет других родственников?

Анджела посмотрела на тетю Кристин.

— Мне бы тоже хотелось знать ответы на эти вопросы. Я не могу поверить, что проработала вместе с Джин восемь лет, а она ни разу мне ничего об этом не рассказывала. Она говорила, что занималась детской психиатрией в рамках обучения на врача, но никогда — что была задействована в деле Дениз Нортон. Я знала, что Том был психиатром, но больше не практиковал. Я думала, он пишет научные работы и статьи в медицинские журналы. Время от времени Джин просила его побеседовать с пациентами, но только чтобы вызов остался зарегистрированным. — Анджела вздохнула, прежде чем продолжить. — Салли, я ничего об этом не знала, пока не прочла письма в тот день… когда приехала полиция. Мне пришлось их отксерить и отдать им. В свое время дело Дениз Нортон гремело на всю страну, но твою личность держали в секрете. Полиция прочла письма твоего отца, и у них есть копии всех его документов, так что кто-то, видимо, слил информацию, что ты — Мэри Нортон. Вот почему пресса и фотографы объявились на похоронах, и вот как у них оказались твой адрес и телефон. Кристин сказала мне, что они тебе писали.

— В газетах появились твои фотографии, Салли, на похоронах. Поэтому мы за тебя так волновались, — объяснила тетя Кристин. — Я всегда знала правду. Но Джин и Том так отчаянно боролись за твою тайну! Джин хотела рассказать все, как только тебе исполнится восемнадцать, но Том… он не соглашался. И вскоре после этого она умерла.

— Вы не ответили на мой вопрос по поводу других родственников. — Я взглянула на тетю Кристин, отхлебнув виски, и она залпом опрокинула свой стакан.

— Родители Дениз отчаянно желали воссоединиться с ней. Но, как мне рассказывала Джин, встреча произошла не очень хорошо. Когда твои настоящие дедушка и бабушка, Сэм и Жаклин Нортон, впервые снова увиделись с Дениз, она напала на них с кулаками, особенно на отца. Ярость, накопленная за четырнадцать лет, выплеснулась в форме ненависти к людям, которые любили ее больше всего. Есть еще кое-что, и это может тебя расстроить. Они были полностью уверены, что заберут Дениз домой после ее лечения, но они не допускали даже мысли взять тебя. Ты была его ребенком. Ты должна попытаться посмотреть на это их глазами. Если б они привели тебя в свой дом, они привели бы и частичку Конора Гири.

Я вспомнила злое письмо, где меня называли дьявольским отродьем.

— После смерти Дениз в психиатрическом отделении они были уже сломленными людьми. Они переехали во Францию.

— Они никогда не выходили на связь, чтобы выяснить, что стало со мной? Тетя Кристин?

— Полагаю, они много раз об этом задумывались, но, боюсь, ты могла быть лишь печальным напоминанием о дочери, которую они потеряли. Салли, ты абсолютно уверена, что узнаешь этого медведя, он совершенно точно твой?

— Он мой, — заявила я, еще крепче прижав его к себе.

Они продолжали менять темы, перескакивая с одного на другое. Я налила себе еще виски. Тетя Кристин тоже. Она предложила и Анджеле, но та покачала головой.

— Дорогая, — начала тетя Кристин мягким голосом, — твой родной отец сбежал за несколько дней до того, как тебя с Дениз обнаружили. Он опустошил свой банковский счет и бросил машину на Восточной пристани в Дун-Лэаре. Он мог утопиться, но тела не нашли. Похоже, он сел на паром до Холихеда. Конор точно покинул страну. У него не было паспорта — в те времена, чтобы попасть в Великобританию, он не требовался, — но у него имелись деньги. Зачем ему снимать все деньги со счета, если он планировал покончить с собой? Никто не знает, куда он отправился. Его так и не поймали.

— Я думаю, это он послал тебе медведя, — выдохнула Анджела.

Мои руки машинально потянулись к волосам, но потом снова схватили Тоби. Я не могла его отпустить.

Глава 18

Питер, 1974

Отец ошибался насчет того, что я никогда не увижу призрака из соседней комнаты. В середине сентября он сказал, что должен уехать на выходные и в его отсутствие я должен остаться в ее комнате.

— С призраком?

— Да, но она тебя не обидит. Она твоя мать.

Я был в ужасе от такой перспективы.

— Не волнуйся, — успокоил он. — Это всего на два дня, и ты будешь за главного. Она должна делать все, что ты скажешь, а если откажется, можешь отобрать у нее еду. Если она что-то сделает, что тебе не понравится, я разрешаю тебе ее пнуть. Не отвечай ни на какие ее вопросы. Это единственное правило.

— Я думал, пинать людей — нехорошо.

— Она не человек, она призрак. Так что ничего страшного.

Я совсем расстроился и закричал:

— Но я не хочу оставаться с призраком!

— Ты слишком маленький, чтобы оставаться одному на целые выходные, и, кроме того, призрак хочет увидеть тебя. Она умоляла меня об этом… много лет.

— Почему?

— Потому что она твоя мать.

— Она может напасть на меня?

— Я тебя уверяю, что нет.

— Она мертвая? — У меня было какое-то туманное представление, что призраки — это мертвые люди.

— Нет, не совсем.

— Но почему она в той комнате?

— Ты слишком мал, чтобы понимать некоторые вещи. Все, никаких больше вопросов. Я положу тебе спальный мешок, и можешь взять с собой свое любимое одеяло и две любые книги. Еще можешь взять лампу с тумбочки.

Все это никак не уменьшило мой страх.

После ужина в пятницу отец повел меня в ее комнату. Там было темно и тихо, пока он не подключил мою лампу к розетке рядом с дверью. А потом я услышал призрака.

— Питер? Это ты? — Ее голос дрожал, и она вылезла из-под одеяла и потянулась ко мне. Отец подошел прямо к ней и с размаху ударил по лицу.

— Видишь? Вот что нужно делать, если тебе что-то не нравится. Она ничего тебе не сделает. Она знает, что будет, если она как-то тебя расстроит. — Его голос звучал легко, ровно и успокаивал меня.

Отец поставил рядом со мной большой бумажный пакет с едой.

— Это для тебя, не для нее, понятно? У нее есть своя еда. — Она заползла обратно под одеяло, и я не успел как следует разглядеть ее лицо. Отец показал мне спальник, который лежал прямо рядом с дверью, в которую мы вошли. Еще показал, где включается свет в туалете и ванной, и напомнил чистить зубы и умываться каждый вечер. Затем показал холодильник и плиту и сказал, что завтра на ужин она сделает мне пюре с фасолью и беконом. Он вернется в воскресенье утром.

— Мне тут не нравится, — прохныкал я. В комнате было темно, душно и плохо пахло. Отец поднял меня на руки.

— Тебе нечего бояться, обещаю. — Он поцеловал меня в макушку, пошел к двери, и я услышал, как с другой стороны щелкнул замок. Я сразу побежал к двери и начал колотить в нее своими маленькими кулачками.

— Пожалуйста, не оставляй меня здесь! Я боюсь призрака! — кричал я. Но с другой стороны ничего не было слышно. Отец ушел.

Она снова высунула голову из-под одеяла. Потом села.

— Питер, не бойся. Я так по тебе скучала, — сказала она. У нее были длинные и спутанные волосы, а нескольких зубов не хватало, но ее глаза сверкали. На нижней половине щеки расплылся темный синяк. — Я твоя мама, ты не помнишь меня?

Я вжался в дверь. Что-то в ней показалось мне знакомым, но я ужасно боялся ее.

— Ты жил тут вместе со мной, пока он не забрал тебя, когда ты научился ходить, говорить и приучился к туалету. Он иногда отбирал тебя, но я не думала, что тебя заберут насовсем. Я не выходила из этой комнаты уже… Я даже не знаю, сколько лет…

Она говорила очень быстро, слова путались. Призрак поднялась, и я увидел, что одна из ее лодыжек прикована цепью к кольцу в стене. Она могла дойти до туалета и до кухни, но до меня дотянуться не могла. Ее ноги и руки были очень худые, зато живот огромный, и она опустила руки, чтобы поддержать его ладонями. На ней была рубашка до колен и длинная юбка, которая спереди не доходила до пола. На ногах — пара шерстяных носков.

— Какой сегодня день?

Я не хотел с ней говорить. Я быстро побежал в туалет, нажал на выключатель, оставил дверь открытой и пописал в унитаз. Когда я вышел, она уже могла до меня достать. Призрак протянула ко мне руку.

— Я хотела назвать тебя Сэм, в честь папы, но он сказал, что ты будешь Питером. Я родила тебя прямо здесь, в этой комнате.

Я грубо оттолкнул ее руку. Отец сказал, я могу пнуть ее, так что я ударил ее правой ногой.

— Ай, — ахнула она, но не заплакала.

— Открой шторы, — велел я.

Она посмотрела на меня распахнутыми глазами.

— Их тут нет. Здесь нет окон.

Я ударил ее по лицу, как отец.

— Пожалуйста, не бей меня, — прохныкала она. — Он не научил тебя, что бить людей — это плохо?

— Папа сказал, что тебя я могу бить. Почему здесь нет окон? У меня в комнате есть окно.

— Ему нравится держать меня в темноте. Тут было окно, когда я только пришла, но он заколотил его снаружи. — Я знал это заколоченное окно, но в этих сумерках не мог толком сообразить, где оно. Единственный свет шел из туалета и от моей лампы.

— Зачем он это сделал?

— Чтобы наказать.

— А что ты сделала?

— Не помню.

— Наверное, что-то очень плохое.

— Я пыталась бежать, он поймал меня, и тогда я укусила его!

— Ой, — я снова убежал в другой конец комнаты.

— Тебя я не укушу. Я тебя люблю.

Я ничего не ответил.

— Здесь сейчас так приятно и тепло. Хорошо, что он не привел тебя зимой. Сейчас же лето, да?

Я чуть было не ответил, но прикусил язык. Был сентябрь.

— Ты совсем меня не помнишь? Ты знаешь, какой сейчас год? Или месяц?

— Да.

— Скажешь мне?

— Нет.

— Пожалуйста. Это важно. Я здесь с июня 1966 года. Мне тогда было двенадцать. Думаю, ты родился через год, но я не помню, сколько лет назад это было.

— Отец сказал ничего тебе не говорить.

— Сколько тебе лет?

— Где ты была раньше?

— У меня были родители и друзья, и школа, и собственная спальня с окнами. Он говорит, это все мое воображение, но я помню.

— Кто говорит?

— Мужчина.

— Мой папа?

Она кивнула.

— Как его зовут? — спросила она.

Я знал, что его зовут Конор Гири, но не собирался ей отвечать.

— Можешь называть меня мамой. Знаешь, мне бы очень хотелось тебя обнять, подержать за руку… Ты только научился говорить, когда он забрал тебя. Ты знал только несколько слов: мама, кровать, печенье и молоко. И вот тогда он тебя забрал. Не помнишь?

В голове промелькнуло какое-то воспоминание. Я спал рядом с ней на этом матрасе.

— Замолчи.

Какое-то время призрак молчала, но смотрела на меня в темноте.

— Можешь поднести лампу чуточку ближе? Чтобы я могла тебя как следует рассмотреть?

— Нет.

— Я хочу тебе кое-что показать. — Она обернулась к полке за своей спиной и взяла плюшевого медведя. — Ты помнишь Тоби? — Это был милый мишка с красной ленточкой на шее. — Он был моим. А когда ты родился, то стал твоим. Хочешь его назад?

Тоби я помнил лучше, чем ее. Теперь он был совсем грязный, и одного глаза не хватало. Мне было неприятно на него смотреть. Мне очень хотелось взять его, но что-то меня удерживало.

— Нет, спасибо.

— Я думала, что никогда больше тебя не увижу.

— Почему у тебя такой большой живот?

— Думаю, у меня будет еще один ребенок. Ты тоже когда-то находился у меня в животе, как он. У тебя скоро будет маленький братик или сестричка.

— Как ребенок там оказался?

— Из-за него.

— Но как?

Призрак какое-то время молчала.

— Отец запирает меня днем в комнате по будням.

— Значит, сейчас выходной?

— Сейчас пятница, — сказал я, но потом закрыл рот руками, потому что нарушил отцовское правило не отвечать на вопросы. — Или, может быть, четверг, — быстро добавил я.

— Это неважно. Я не скажу ему, что ты мне что-то рассказал. Надеюсь, тебя он никогда не наказывает. Жаль, что тебя он тоже запирает.

Я должен был снова стать главным, как велел отец.

— Он не запирает меня в таком месте. У меня есть огромное окно, и я могу смотреть на сад, и у меня есть книжки и игрушки.

— Мы рядом с морем? Иногда мне кажется, что я его слышу…

Было сложно не отвечать на ее вопросы. Я понимал, что из этой комнаты нельзя услышать море. Тут везде к стенам были прибиты разорванные картонные коробки.

— Если ты спросишь меня еще что-нибудь, я снова тебя пну.

— Ладно. А ты не хочешь что-нибудь спросить у меня?

— Нет. Я хочу, чтобы ты молчала. Я вообще не хочу здесь быть. Я хочу обратно в свою комнату.

Призрак уселась обратно на матрас и громко застонала.

— Хватит издавать эти звуки.

— Я ничего не могу поделать. Беременность — это иногда больно. Это ребенок, твой брат или сестра.

— А кто?

— Я не знаю.

— Почему?

— Потому что ты не узнаешь, мальчик это или девочка, пока он не родится.

— Не хочу сестру.

— Я так хотела забрать тебя!

— Сюда?

— Нет, домой к моим родителям.

Я ничего не сказал. Мне не хотелось, чтобы она была моей мамой.

Я достал из сумки яблоко. Отец всегда говорит, что нужно съесть что-нибудь полезное, прежде чем есть сладкое. Я откусил большой кусок и стал жевать. Она смотрела прямо на меня.

— Ляг обратно под одеяло.

Призрак послушалась, но я видел, что там осталась маленькая щелочка, через которую она продолжала смотреть на меня. Я подошел и ударил прямо туда. Она ахнула, потом снова приподнялась, только на этот раз ее лицо оказалось в крови.

— Прости, прости, — пролепетала она и заплакала.

Мне было неприятно смотреть на ее окровавленное лицо.

— Ложись обратно под одеяло и не смотри на меня. Глупая женщина.

Глава 19

Салли

— Думаю, нам нужно отнести медвежонка, записку, коробку и оберточную бумагу в полицию. Может, они смогут найти там следы ДНК, — предложила тетя Кристин.

— Сомневаюсь, — ответила Анджела. — Вы двое уже смыли большую часть улик. Мы все брали в руки коробку и бумагу. Так же, как и работники почты в Новой Зеландии и Ирландии и во всех промежуточных пунктах. Но, думаю, они смогут извлечь какую-то информацию.

Конец ознакомительного фрагмента.