Никогда не влюбляйся в повесу

Лиз Карлайл, 2008

Киран, барон Ротуэлл, – мот и бонвиван, кумир дам лондонского полусвета. Однако за внешним легкомыслием скрывается израненное сердце человека, много страдавшего и глубоко разочарованного в жизни. Его страсть – рискованные развлечения, а потому в азартной карточной игре он охотно принимает необычную ставку – незаконнорожденную красавицу дочь разорившегося виконта Камиллу Маршан. Теперь судьба девушки в руках Кирана. Однако барон не желает легких побед. Он намерен не просто покорить Камиллу, но пробудить в ней настоящую женщину – любящую и преданную, способную подарить ему счастье…

Глава 3

Лорд Ротуэлл получает весьма заманчивое предложение

Еще не успели карты с легким шелестом лечь на стол, как с губ Эндерса посыпались проклятия. Валиньи в каком-то тупом оцепенении не мог оторвать от черной королевы — своей счастливой карты — глаз, а потом вдруг разразился визгливым истерическим смехом. Дочь графа закрыла глаза, затем внезапно судорожным движением поставила на стол пустой бокал, и он протестующе звякнул о серебряный поднос. Изящные плечи девушки устало поникли, голова упала на грудь — казалось, она беззвучно молится.

Итак, она свободна, с внезапным чувством облегчения подумал Ротуэлл. Что бы там ни было, она свободна. Хоть в чем-то он смог ей помочь.

Смог ли? Девушка, на его взгляд, достаточно быстро пришла в себя. Граф, отсмеявшись наконец, с довольным видом потер руки.

— Неплохо проделано, лорд Ротуэлл. Что ж, поздравляю вас! — Он повернулся к дочери. — Мои поздравления, милая! Весьма рад, что имею возможность первым пожелать тебе счастья. А теперь, дорогая, проводи его светлость в гостиную. Жениху и невесте наверняка хочется немного побыть наедине, не правда ли?

Не удостоив Ротуэлла даже взглядом, девушка резко повернулась на каблуках и выскочила из комнаты — словно ожившая дама пик, почему-то подумал Ротуэлл. Обуреваемый непонятными самому себе чувствами, Ротуэлл поднялся из-за стола и вслед за ней вышел из комнаты.

Надменно расправив плечи, мадемуазель Маршан толкнула бедром дверь в гостиную и, распахнув ее, влетела в комнату. Потом зажгла лампу и указала лорду Ротуэллу на стул — все это было проделано настолько быстро, что не дало ему времени опомниться.

Убедившись, что сама она не намерена садиться, Ротуэлл также остался стоять. Он окинул взглядом гостиную — она оказалась довольно маленькой, в камине весело потрескивали поленья, возле изящного старинного стула с потертой обивкой рядом с тем, что предложили ему, горела еще одна лампа. Ротуэлл продолжал неторопливо разглядывать комнату, как будто обстановка могла помочь ему лучше понять характер ее хозяйки.

В отличие от кричащего, аляповатого великолепия позолоты, которая резала ему глаз в гостиной графа, крохотная гостиная, со вкусом обставленная изящной, хоть и не новой, французской мебелью, выглядела даже элегантно. Одну из стен сплошь покрывали книжные полки, гнувшиеся под тяжестью книг в старинных кожаных переплетах. Вместо сигарного дыма, винного перегара и запаха мужской плоти тут витал аромат лилий. Можно было не сомневаться, что эта комната не принадлежит графу — тут явно жила его дочь. И если Ротуэлл не ошибается — а внутреннее чутье обычно не подводило барона, — отец с дочерью по мере возможности старались избегать друг друга.

Он повернулся к ней.

— У вас есть имя, мадемуазель? — отвесив ей сухой поклон, осведомился барон. — Потому что мне показалось, вам не слишком нравится, когда к вам обращаются «ma chou»?

В ответ на его слова она улыбнулась — но сколько горечи было в этой улыбке!

— Какая вам разница, как меня зовут? — с вызовом бросила она. — Можете звать меня мадемуазель Маршан.

— Скажите мне ваше имя, — с нажимом в голосе повторил он. — При сложившихся обстоятельствах, думаю, я имею право его знать.

В ее прекрасных глазах вспыхнула искорка досады.

— Камилла, — наконец неохотно выдавила она из себя. И Ротуэлл вновь поразился ее низкому, звучному голосу.

— А меня зовут Киран, — мягко сказал он.

Казалось, имя Киран ничего ей не говорит. Отвернувшись от него, девушка подошла к окну и невидящим взглядом принялась разглядывать улицу, залитую светом газовых фонарей.

Ротуэлл заколебался, гадая, что же ему делать. Попытаться и дальше ломать эту комедию? Но зачем? Для чего ему вообще понадобилось ввязываться в эту историю? Что толкнуло его на это — похоть? А может, жалость? Еще одна, последняя попытка облегчить свою черную душу? Или просто гнусное любопытство, извращенное желание вкусить нечто неизведанное, что-то такое, чего ему еще не довелось испытать?

Что же довело это прекрасное создание до столь жалкого состояния? Но если девушка и была в отчаянии, Ротуэлл вынужден был признать, что она научилась мастерски это скрывать.

Ротуэлл опустил глаза. Возле ее стула он заметил старинный круглый столик с рельефной крышкой, а на нем бокал с остатками чего-то явно покрепче кларета и возле — открытую книгу. Ротуэлл украдкой бросил взгляд на обложку. К его удивлению, это оказался не роман, как можно было бы ожидать, а «Исследование о природе и причине богатства народов» Адама Смита.

Господи помилуй… Вот уж повезло! Неужто судьба послала ему «синий чулок»? Ошеломленный Ротуэлл украдкой покосился на ее лицо, обращенное к нему профилем — девушка по-прежнему смотрела в окно.

Нет… невозможно! «Синий чулок» — это с такими-то губами?! Чушь! К тому же она слишком умна. И вдобавок типичная француженка — утонченная, искушенная и очень современная.

— Мадемуазель Маршан, — мягко сказал он. — Может, вы объясните мне, для чего вам понадобилось подыгрывать вашему отцу, когда он объявил о своей дьявольской затее? Почему вы не отказались в ней участвовать?

Наконец она соизволила оторваться от окна — она повернулась к Ротуэллу, ее руки, одна поверх другой, скромно были сложены на поясе.

— Я поступила так из тех же самых побуждений, что и вы, месье, — невозмутимо ответила она. Теперь ее французский акцент чувствовался гораздо меньше. — Потому что углядела в этом определенную выгоду для себя.

— И что же вы надеялись заполучить? Титул, наверное? — язвительно бросил Ротуэлл. — Вынужден вас огорчить, дорогая — мой титул громким не назовешь. Так что вам, похоже, не повезло.

— Меня абсолютно не интересует ваш титул, сэр! — невозмутимо бросила она в ответ. И снова высокомерно вздернула подбородок. — Мне всего лишь нужен был муж — муж-англичанин, я имею в виду, к тому же способный выполнить свой супружеский долг.

— Простите? — растерялся Ротуэлл.

— Господи, ну что тут не понять?! Мне нужен был муж, который был бы в состоянии сделать мне ребенка — причем чем быстрее, тем лучше. — Она придирчиво оглядела его с головы до ног, и Ротуэлл окончательно смутился: пришла его очередь почувствовать себя выставленным на аукцион племенным жеребцом. — Хочу надеяться, месье, что это вам по силам — хотя по виду не скажешь. Какой-то вы изможденный, знаете ли…

Ротуэлл почувствовал себя задетым. Но не тем, как она отозвалась о его внешности, а безразличием, с которым это было сказано.

— Какого дьявола… — разъярился он. — Если вам позарез понадобился ребенок, мадемуазель, так в Лондоне достаточно порядочных холостяков, которые были бы только счастливы удовлетворить ваше желание!

— Увы! Мне объяснили, что все приличные мужчины в это время разъезжаются по своим загородным имениям, чтобы поохотиться, — рассмеялась она, но под этой нарочитой беззаботностью угадывалась горечь. — О, да будет вам, месье! Найти приличного мужа… мне? Это при репутации Валиньи-то?! А моя мать?.. Бросьте… Даже мое появление на свет, милорд, сопровождалось скандалом. Но вы… да, похоже, вы не из тех, кого может отпугнуть такая мелочь, как скандал.

— У вас ядовитый язычок, мадемуазель, — не остался в долгу Ротуэлл. — Может, проблема в этом?

— Да, милорд, но поверьте, я не стану долго обременять вас, — равнодушно бросила она. — Просто женитесь на мне и выполните свой супружеский долг. Уверяю вас, вы заключили достаточно выгодную сделку — если, конечно, не считать, что часть этих денег вам придется вернуть Валиньи. Но вы в накладе не останетесь. Клянусь, я заплачу вам вполне приличные деньги — разумеется, после того, как мой ребенок живым и здоровым появится на свет. А после этого вы вольны идти своим путем и жить как вам нравится.

— Господи помилуй! — вспылил он, почувствовав, что его гнев вот-вот вырвется наружу. — Вы что же, мисс Маршан, считаете, что в наши дни мужчины пали так низко, что готовы продавать свое семя, так? И почем же, если не секрет? Назовите свою цену, будьте добры!

Она на мгновение смешалась.

— Я готова хорошо заплатить вам за эту небольшую услугу, милорд, — бросила она. — Сто тысяч фунтов. Надеюсь, вас это устроит?

— Господи помилуй! — опять вырвалось у него. — Я начинаю верить, что вы такая же бессердечная, как и ваш отец.

По чувственным губам девушки скользнула улыбка, полная горечи.

— А вы, похоже, все-таки превыше всего ставите свой драгоценный титул! — буркнула она. — Уж эти мне английские аристократы со своим проклятым высокомерием…

— Да к черту аристократов! И к черту высокомерие, о котором вы тут толкуете! — рявкнул Ротуэлл, направившись к ней. — В любом случае никакого ребенка не будет! Бог мой, уверяю вас, милочка, если вы рассчитываете на брак, то сильно ошибаетесь, потому что брака тоже не будет! И что это за вздор насчет сотни тысяч фунтов, которые вы намереваетесь мне заплатить? Валиньи говорил только о тех деньгах, которые вы получите в день вашей свадьбы…

— Ах вот как? — Ее темно-карие глаза расширились, но это удивление показалось Ротуэллу наигранным. — Похоже, Валиньи позаботился рассказать вам только часть правды — вернее, ту часть, которая известна ему самому.

Ротуэлл придвинулся поближе — теперь он стоял так близко, что мог полюбоваться густой бахромой черных ресниц, окаймлявших ее глаза, цветом напоминавших ему горький шоколад, — и его рука тяжело опустилась ей на плечо.

— Раз так, мисс Маршан, очень надеюсь, что вы расскажете мне остальную часть правды, о которой не подозревает Валиньи, и притом незамедлительно.

Ее шоколадные глаза внезапно вспыхнули гневом.

— Проклятье, вы ничем не лучше тех, с кем предпочитает водить дружбу Валиньи! — Ее низкий, волнующий голос дрогнул. — Неужели вы не задумывались, откуда возьмутся эти пятьдесят тысяч, которые были обещаны мне в день свадьбы? И с какой стати, собственно говоря, я должна выходить за вас замуж?

Действительно, подумал он, с какой стати она должна выходить замуж? Что именно она должна получить в том случае, если сделает это? Из тех пятидесяти тысяч, которые она получит в день, когда у нее на пальце появится обручальное кольцо, половину заберет ее отец, а вторую половину — законный муж.

— Я хотел бы услышать правду, — холодно бросил Ротуэлл.

В глазах мисс Маршан сверкнуло что-то очень похожее на ненависть.

— Что ж, я вам ее скажу, — кивнула она. — Три месяца назад Валиньи вдруг узнал, что по завещанию, оставленному моим дедом, в день своей свадьбы я должна буду получить крупную сумму — и с тех самых пор мысль об этом не давала ему покоя. Верите ли, месье, он ни есть, ни спать не мог — все думал об этом. Впрочем, вы ведь знаете, мой отец — игрок. Неисправимый игрок — и к тому же невезучий. Он весь в долгах. Чтобы заполучить эти деньги, которые дадут ему возможность снова играть, он готов на все.

Ротуэлл незаметно окинул ее взглядом — теперь, когда она была так близко, он мог чувствовать исходивший от нее пряный аромат каких-то незнакомых духов, видеть, как бьется жилка на ее нежной шее.

— Да, я понимаю, — уже мягче сказал он. — Продолжайте.

Она поспешно облизнула пересохшие губы, и Ротуэлл успел увидеть мелькнувший кончик розового язычка.

— Это еще не все. — Голос ее упал. Теперь она говорила, запинаясь и осторожно подбирая слова. — Есть еще кое-что, о чем Валиньи даже не подозревает. Но я не знаю… не знаю, могу ли я вам доверять.

— Нет, конечно! — отрезал он.

Какое-то время она, похоже, обдумывала его слова.

— Черт! — процедила она сквозь зубы. — Вы взяли меня за горло, месье! Могу ли я по крайней мере положиться на вашу честь джентльмена?

— На мою честь? Увы, это слишком хрупкая и ненадежная вещь, чтобы на нее полагаться, моя дорогая мадемуазель, — хмыкнул он. — Но попробуйте!

Ее глаза яростно сверкнули.

— Бог мой, вы… вы дьявол! — вспыхнула она. — Дьявол с глазами волка! Но я рискну… тем более что выхода у меня нет.

— Конечно, — кивнул он. — К тому же можно ли быть бо`льшим дьяволом, чем ваш отец?

— Да, тут вы правы. — Лицо девушки исказилось от гнева. Похоже, она все еще колебалась. — Конечно, речь идет не только о тех деньгах, которые я должна была получить в день моей свадьбы, — нерешительно продолжала она. — Поверенный моего деда объяснил мне, что его английские… как это вы называете… propriétе?..

— Вы имеете в виду — его собственность?

Она энергично закивала.

— Да-да, принадлежавшие деду земли, дом, титул — все это переходит в собственность его кузена. Зато все остальное — а это намного больше — станет моим. Да, речь идет о деньгах, конечно, об огромных деньгах… а кроме этого, еще прядильные фабрики и угольные шахты. Я не слишком хорошо разбираюсь в подобных делах — пока. Но все это стоит много сотен тысяч фунтов.

Ротуэлл изумился. Выходит, Валиньи их не обманул?! Только этот подонок даже представить себе не мог, какое сказочное сокровище он так бездумно проиграл в этот раз!

— И Валиньи, выходит, ничего об этом не знал? — уточнил он.

— Нет. — Девушка изящно вздернула обтянутое тонким шелком точеное плечико. — Я не настолько наивна, чтобы рассказывать ему об этом!

Ротуэлл вдруг почувствовал, как в нем шевельнулись подозрения.

— Если вы настолько богаты, — задумчиво проговорил он, — то для чего вам вообще выходить замуж?

При этих словах мадемуазель Маршан недовольно поджала губки.

— Увы, в этом-то и есть — как это говорят у вас в Англии? — ложка дегтя в бочке с медом, — проворчала она. — Мой покойный дед, как мне говорили, был человеком мстительным. По условиям его завещания я не получу ни гроша, если не вернусь домой — то есть в Англию — и не выйду замуж за достойного человека. Под достойным мой дед подразумевал, разумеется, какого-нибудь английского аристократа, — криво усмехнулась она.

— Ах, ну да, конечно! Английский джентльмен, — хмыкнул Ротуэлл.

По губам девушки скользнула горькая усмешка. Однако непохоже, чтобы замечание Ротуэлла хоть сколько-нибудь смутило ее.

Она невозмутимо кивнула.

— И вдобавок даже для того, чтобы получить те пятьдесят тысяч, я должна не только выйти замуж за англичанина, но и произвести на свет ребенка. Мой дед сделал все от него зависящее, чтобы ужасная французская кровь, доставшаяся мне в наследство от отца, как можно скорее растворилась в доброй английской крови его наследников.

Ротуэлл слегка отодвинулся.

— Боюсь, моя дорогая, вы выудили не ту рыбку, — с иронией бросил он. — Идея вашего дедушки кажется мне… не слишком удачной. И я не испытываю ни малейшего желания способствовать ее воплощению.

Девушка метнула в его сторону испепеляющий взгляд.

— Чушь! — бросила она, с вызывающим видом скрестив руки на груди. — Неужели вы откажетесь? Вы ведь заядлый игрок, не так ли? Так рискните! В конце концов, шансы, что родится девочка, пятьдесят на пятьдесят, не так ли? И тогда ваш драгоценный титул так и останется при вас.

— О, вот как! — прорычал он. — А если мне вовсе не безразлично, кто станет носить мой титул после меня, что тогда?

Она с чисто французской беспечностью пожала плечами.

— Тогда, monsieur, вы просто разведетесь со мной, вот и все! — бросила она. — Уверяю вас, я с большим удовольствием предоставлю вам все необходимые для этого основания. До сих пор мне никто никогда не делал предложения о замужестве, c’est vrai^[6], зато других предложений было хоть отбавляй. А уж тех, которые делают глазами, и того больше! Так что будь у меня желание принять одно из них, я могла бы с легкостью это сделать, поверьте!

Она еще не успела договорить, как Ротуэлл, молниеносным движением руки сжав ее запястье, рывком развернул ее лицом к себе.

— Только попробуйте, мадемуазель! — угрожающе прорычал он. — Если вам когда-нибудь придет в голову сыграть подобную шутку со мной, уверяю вас, одним разводом вы не отделаетесь!

Он думал, она испугается. В ответ она только рассмеялась ему в лицо.

— О, вот как? Оказывается, даже у вас есть принципы!

Ротуэлл заставил себя отпустить ее руку. Но девушка и не думала отодвинуться — взгляды их скрестились, как острия шпаг. Пряный запах ее духов защекотал ему ноздри.

— Возможно, я действительно не слишком дорожу своим титулом, мадемуазель Маршан, — рявкнул барон, — зато я сделаю все, чтобы избежать жалкой роли рогоносца!

— О, все имеет свою цену, не так ли, Ротуэлл? — Ему показалось, в ее голосе проскользнула нотка грусти. — Вы, Валиньи, Эндерс… да, барон, даже я. Разве я только что не доказала вам это? — высокомерно бросила она.

— Цену? — переспросил он. — Знаете, мадемуазель, возможно, во мне не так уж много того, что достойно уважения, но мне нет никакой нужды жениться на женщине ради ее денег. Собственно говоря, в данный момент я не испытываю и особого желания жениться.

— Какой вздор! — Она снова смерила его взглядом, полным ледяного высокомерия. — Разве не поэтому вы остались сыграть еще одну партию, когда мой отец вздумал поставить на кон меня? — ехидно бросила она.

— Проклятье! Нет, конечно! — рявкнул барон.

Мадемуазель Маршан заморгала, словно ей в глаз попала соринка.

— Нет? — недоверчиво пробормотала, снова отойдя к окну. — Тогда ради чего вы согласились сыграть с Валиньи, а, барон? Какая еще причина могла быть у вас, хотела бы я знать?

Ответ вертелся у него на кончике языка — ему хотелось сказать, что ему нестерпима была сама мысль о том, что этот похотливый козел Эндерс заполучит столь очаровательную и столь невинную девушку, но… нет! Так не пойдет, угрюмо подумал Ротуэлл.

Он вдруг почувствовал на себе ее пытливый взгляд: девушка наблюдала за ним, как кошка за мышью.

— Почему, Ротуэлл? — настойчиво повторила она. — Теперь моя очередь требовать, чтобы вы открыли мне правду.

— Правду? — с горечью бросил он. — Хотел бы я знать, способен ли кто-то из нас распознать ее?

Она шагнула к нему, глаза ее вспыхнули.

— Почему вы рискнули сыграть с Валиньи? — потребовала она ответа. — Скажите мне. Если вас не интересуют деньги — тогда зачем вам все это?

Раздражение, уже давно копившееся в нем, наконец вырвалось наружу. Пальцы его, словно тиски, сжали руку девушки, и он рывком притянул ее к себе.

— Потому что я хочу вас, вот почему! — рявкнул он, глядя ей в глаза. — Довольны? Да, я ничем не лучше Эндерса! Я желаю заполучить вас в свою полную власть, мадемуазель! Затащить к себе в постель!

Неожиданно в ее глазах вспыхнуло удовлетворение.

— Прекрасно, — с довольным видом промурлыкала она, потом, почувствовав, что его пальцы, сжимавшие ей руку, разжались, отодвинулась. — Что ж, по крайней мере теперь я хоть знаю, чего ждать.

Ротуэлл с трудом подавил клокотавший в нем гнев. Да, он лгал — и теперь, когда его вывели на чистую воду, его внезапно охватили усталость и стыд.

— О нет, мадемуазель Маршан, уверяю вас, вы и понятия не имеете, с кем вас свела судьба. Готов поспорить на что угодно, что у вас никогда не было ничего общего с таким человеком, как я. Я помог вам разорвать условия глупой и безнравственной сделки, навязанной вам вашим отцом. Вы свободны. Теперь он уже не имеет возможности снова выставить вас на торги — вне зависимости от того, что придет ему в голову, когда он вновь проиграется в пух и прах.

Все это время мадемуазель Маршан в гордом одиночестве стояла у окна, повернувшись к нему спиной. Ротуэлл украдкой бросил на нее взгляд — и вдруг ему пришло в голову, что он еще никогда не видел человека, столь безнадежно одинокого.

Потом она медленно повернулась и снова подняла на него глаза — барон слегка поежился, почувствовав, как этот взгляд ощупывает его лицо.

— Нет, — чуть слышно проговорила она. — Нет, лорд Ротуэлл. Благодарю вас, но я предпочитаю сдержать данное отцом слово. И выполню все условия этой сделки.

С губ барона сорвался хриплый смешок.

— Думаю, вы не понимаете, мадемуазель, — пробормотал он. — Видите ли… мне не нужна жена.

На лице девушки отразилось сомнение. Она прошлась по комнате, потом снова повернулась к нему лицом.

— Если вы хотите меня, лорд Ротуэлл, — понизив голос до едва слышного шепота, проговорила она, — вы меня получите.

— Простите? — растерялся он.

Придвинувшись к нему, мадемуазель Маршан взяла барона за лацканы сюртука и притянула к себе. Ресницы ее затрепетали.

— Вы меня получите, — с волнующей хрипотцой в голосе проговорила она. Барон, словно завороженный, не мог оторвать глаз от ее сочных губ. — Если вы поклянетесь мне… если вы дадите мне слово истинного джентльмена, что женитесь на мне и разделите со мной все, чем я владею, то… тогда я стану вашей. Сегодня же вечером. Сейчас.

— Вы, должно быть, сошли с ума, — наконец с трудом произнес он. Но исходившее от нее благоухание — этот густой, смешанный аромат орхидей и горячего, возбужденного женского тела — ударило ему в голову, и он понял, что пропал. Его собственное тело предало его.

Она прижалась грудью к его груди. Ее голос, теплый и чувственный, словно летняя ночь, шелестел у самого его уха. — Я в полной твоей власти, — прошептала она. — Готова исполнить любую твою прихоть. Ты ведь об этом мечтаешь?

Ротуэлл, собрав в кулак все, что еще оставалось от его самообладания, поднял руку и обхватил ее затылок.

— Попади вы ко мне в руки, мадемуазель, — прошептал он, едва не касаясь губами ее уха, — да еще будь у меня желание исполнить кое-какую из моих прихотей, клянусь, вы были бы сильно разочарованы, потому что тогда я задрал бы вам юбки да отшлепал по мягкому месту так, что ваши крики были бы слышны отсюда до самой Хай-Холборн-стрит!

Она отпрянула в сторону, как ужаленная.

— Нет, — насмешливо продолжал он, — это не то, о чем вы подумали. Но если вы вознамерились вести себя как глупый, избалованный ребенок, мадемуазель Маршан, то ничего другого вы и не заслуживаете.

— Хорошо, милорд, — пробормотала она на удивление невозмутимым голосом. — Вы выразились достаточно ясно. Вы не знаете, лорд Эндерс еще здесь?

Ротуэлл пожал плечами:

— Думаю, да. И что с того?

Она решительными шагами двинулась к двери.

— Тогда, видимо, мне придется выйти за него, — бросила она через плечо. — Вряд ли он откажется, учитывая, какую кучу денег он получит благодаря мне. Впрочем, и мой отец тоже, — добавила она.

Ротуэлл, опередив ее, захлопнул дверь перед самым ее носом, да еще для верности припер ее ногой.

— Вы с ума сошли! Эндерс — грязный развратник! И это еще мягко сказано! — прорычал он, вне себя от ярости.

— Да? А какое вам до этого дело, позвольте спросить?

Он навис над ней, точно скала.

— А теперь послушайте меня, мадемуазель! — гаркнул он. — Этот человек даже не знает, что такое честь! Если вы решили, что сможете заключить с ним сделку, можете заранее выкинуть из головы эту мысль. О, конечно, он с радостью женится на вас — а потом, призвав себе на помощь закон, постарается обобрать вас до нитки… выудит у вас все до последнего пенни — и вы окажетесь в полной его власти и будете вынуждены исполнять все, даже самые грязные его прихоти.

Прислонившись спиной к двери, девушка смерила его взглядом. Она смотрела ему в глаза — и барон, сколько ни пытался, не увидел в них страха. Можно было не сомневаться — она не боится ни его, ни Эндерса. Черная королева, с невольным восхищением подумал он. Он давно уже не помнил, чтобы кто-то смотрел на него так, как эта девушка.

Ротуэлл уперся ладоням в дверь, и она оказалась в западне его рук.

— Похоже, вы загнали меня в угол, лорд Ротуэлл, — ледяным тоном заявила она. — И что вы намерены теперь делать?

Собственно говоря, он намеревался поцеловать ее. Что он и сделал — с какой-то дикой, первобытной жадностью он впился в ее рот, прижав ее голову к двери, и попытался приоткрыть ее губы своими. Она инстинктивно подняла руку, чтобы оттолкнуть его — но было уже слишком поздно.

Кровь ударила Ротуэллу в голову. Пригвоздив ее к двери всей тяжестью своего мощного тела, он смял ее губы своими губами, яростно прокладывая себе путь в сладостные глубины ее рта.

Мадемуазель Маршан забилась под ним — и вдруг сдалась. Приоткрыв губы, она позволила его языку скользнуть внутрь, а потом мучительно-сладостным, дразнящим движением коснулась его своим. Он снова и снова целовал ее и чувствовал, как постепенно погружается во что-то темное и неизведанное. Тепло, исходившее от ее тела, сжигало его. Он понимал, что теряет голову. Мягкая тяжесть ее груди… упругость ее живота… тугие мышцы ее бедер — все то, что он чувствовал своим телом, сводило его с ума. Жаркое, иссушающее безумие внезапно овладело Ротуэллом.

В сумраке комнаты слышалось ее частое, прерывистое дыхание. Ротуэлл готов был поклясться, что она отвечает на его поцелуи… причем с не меньшим пылом, чем он сам. Приподнявшись на цыпочки, она обвила его шею руками, он слышал слабый шелест шелка, когда ее корсаж терся о плотную шерстяную ткань его сюртука.

Ротуэлл настолько потерял голову, что даже не сразу заметил, что уже не прижимает руками дверь — вместо этого он обхватил ладонями ее лицо — и руки его как-то подозрительно дрожат. За окном послышался грохот колес — вероятно, промчалась, спеша куда-то, почтовая карета. Город просыпался. Стук колес по булыжной мостовой, развеяв горячечный туман, вернул Ротуэлла к действительности. Скрепя сердце, он в последний раз коснулся кончиком языка ровного ряда ее белоснежных зубов, потом неохотно поднял голову — тяжело дыша, с раздувающимися ноздрями, они по-прежнему не могли оторвать друг от друга глаз.

Она тоже дрожала. О да… вот теперь в глазах ее появился страх. Но кого она боится? Только не его, подумал барон.

Мадемуазель Маршан неуверенно облизнула пересохшие губы.

— Итак, милорд, — прошептала она, опустив глаза, и уставилась выразительным взглядом куда-то вниз. — Как насчет того, чтобы перекинуть меня через колено? Вы по-прежнему намерены это сделать?

В голосе ее чувствовалась бравада — он мог бы поклясться в этом. Но, будучи опытным игроком, Ротуэлл ощутил за этой бравадой и другое… панику. По мере того как туман в его голове рассеивался, он начал потихоньку понимать, что ей страшно, — и разжал руки. Его взгляд еще раз ощупал ее очаровательное лицо, вбирая в себя широко раскрытые, цвета темного шоколада глаза и изящно очерченные высокие скулы.

— А теперь скажите мне, дорогая, сколько времени еще остается в вашем распоряжении? — пробормотал он. — Мне кажется, я слышу звук тикающих часов, со всей неумолимостью отсчитывающих секунды — как вы понимаете, я не имею в виду те часы, что стоят у вас на каминной полке.

Она замялась.

— Шесть недель, — наконец неохотно прошептала она.

— Шесть недель?! — эхом повторил он. — Всего? Но почему так мало?

Ее выразительное лицо приняло обреченное выражение.

— В моем распоряжении было десять лет, — пробормотала она. — Десять лет на то, чтобы найти — как это вы говорите? — рыцаря в сверкающих доспехах, да?

— Примерно так, — кивнул он.

По губам ее скользнула горькая улыбка.

— Эта мысль пришла в голову моему деду, когда я была совсем еще маленькой. Однако письмо, в котором его поверенный сообщал об условии в его завещании, отыскалось совсем недавно — вскоре после того, как умерла моя мать.

— Понятно. — Ротуэлл проглотил вставший в горле комок. — Итак, у вас осталось шесть недель. А что будет потом?

— Потом? Потом наступит мой — как вы говорите? — мой день рождения. Двадцать восьмой.

— Ваш день рождения? — Ротуэлл снова решил, что ослышался. — Итак, получается, вы должны выйти замуж до того, как вам исполнится двадцать восемь лет?

— Да — чтобы получить те деньги, которые дед оставил мне к свадьбе. Я обязана выйти замуж до достижения двадцати восьми лет и в течение следующих двух лет родить своему мужу ребенка.

— Понимаю, — пробормотал барон.

— Итак, что же вы решили, лорд Ротуэлл? — тихо спросила она. — Согласны вы жениться на мне? Или мне придется примириться с тем, что в моей постели вместо вас окажется этот развратник лорд Эндерс?

Господи помилуй… так она, выходит, и впрямь намеревается выйти замуж за кого-то из них двоих? И теперь слово за ним?

Ротуэлл заглянул в ее бездонные глаза. Да, похоже, она это серьезно. Совершенно серьезно.

Он вдруг почувствовал, что ему стало нечем дышать.

А мадемуазель Маршан — Камилла — все так же не отрываясь, смотрела ему в глаза. Если бы не руки, которые она снова по привычке скрестила на груди, он сказал бы, что она смахивает на сирену-обольстительницу — столько соблазна было в ее лице. Она явно ждала — ждала его решения. Он глубоко вздохнул, потом снова оглядел ее с головы до ног. Она была так красива, что могла бы и мертвого соблазнить… да, могла бы. И несмотря на все события этой безумной, отвратительной ночи, Ротуэлл понимал, что безумно хочет ее — отрицать это было бы глупо, да он и не пытался этого делать. А поцелуй, которым они обменялись, лишь раздул пламя, вспыхнувшее в его груди в тот самый миг, как только он увидел ее.

Что ж, в конце концов, он сам ввязался в эту авантюру, не так ли? Значит, ему и решать. Бог свидетель, до какой степени ему все это безразлично.

— У вас есть горничная? — резко осведомился он.

— Разумеется, — с легким удивлением кивнула она. — А что?

Ротуэлл решительно, почти грубо схватил ее за локоть.

— Потому что сейчас вы пойдете и отыщете ее, — мрачно проговорил он. — А после этого отправитесь вместе с ней укладывать свои вещи.

— Прямо сейчас, ночью? — Голос ее дрогнул. — Но почему?

— Да, прямо сейчас, ночью. — Распахнув дверь, Ротуэлл чуть ли не волоком вытащил девушку из комнаты. — Потому что будь я проклят, если позволю вам провести еще хоть одну ночь в доме вашего отца!

Тафтон снес по лестнице последний сундук, потом остановился и с каким-то сомнением бросил взгляд на дверцу кареты. Убедившись, что сундук надежно привязан к задку экипажа, Ротуэлл подошел к уличному фонарю, вытащил из кармана визитку и протянул ее лакею.

— Если что-то понадобится, я живу на Беркли-сквер, — пробормотал он. — Можете не беспокоиться — пока она со мной, она в безопасности. Даю вам слово.

— О боже! — только и смогла воскликнуть Памела двумя часами позже. Набросив на себя свободный утренний пеньюар, она спустилась в гостиную — и теперь расхаживала взад-вперед перед камином. Полы пеньюара с легким шуршанием обвивались вокруг ее ног при каждом резком движении, но она этого не замечала. — Наверху?! Дочь графа де Валиньи, ты сказал?

— Сплошное безумие, конечно. Можешь не говорить — я сам это знаю, — проворчал Ротуэлл, сидя в кресле за чайным столиком.

Памела перестала метаться из угла в угол. Нахмурившись, она остановилась и бросила на него недоуменный взгляд.

— С кем поведешься, Киран, от того и наберешься. — Банальная, до дыр затертая поговорка, даже не упрек, а лишь намек на него — все, что позволила себе графиня Шарп в адрес любимого кузена.

Барон воздел руки к небу.

— Я и не думаю обманывать себя, Памела, — вздохнул он. — Мне заранее известно, что станут обо мне говорить. Мы с Валиньи частенько играли и пили вместе и вместе таскались по шлю… в общем, разными способами прожигали жизнь, что не делает чести ни одному из нас — и так продолжалось довольно долго. В какой-то степени это бросает тень и на нее, — угрюмо добавил он.

Памела снова прошлась по комнате, потом придвинула к себе кресло и уселась рядом с бароном.

— Мы не имеем права осуждать эту девушку только потому, что ей не повезло с отцом, — твердо сказала она. — Думаю, мы даже не можем вообразить тот ад, в котором пришлось ей жить, — сухо добавила она, подливая ему кофе. — Точно так же, как я не собираюсь осуждать тебя лишь потому, что у тебя не совсем… м-м-м… подходящие друзья.

— А я никогда и не считал Валиньи своим другом, — резко бросил Ротуэлл. — Что же до того, чтобы кого-то судить… Поздно, Памела, дело сделано. Именно поэтому я и привез ее к тебе.

— А все-таки почему не к Ксантии? — пробормотала леди Шарп.

По губам барона скользнула кривая усмешка. Он терпеть не мог просить об одолжении.

— Потому, дорогая, что ты как сугроб: чиста, как снег, и при этом тебя очень трудно сдвинуть с места. А мадемуазель Маршан — в ее-то положении — едва ли может позволить себе общаться с людьми, на чьей репутации можно обнаружить хоть малейшее пятнышко. Представляешь, если бы я отвез ее на Беркли-сквер? Ее репутация погибла бы окончательно.

— Совершенно верно, мой дорогой, полностью с тобой согласна! — согласилась леди Шарп, вскочив с кресла. — Итак, что мы можем сделать? Остается только уповать на то, что та несчастная история с ее матерью уже забыта.

Ротуэлл хрипло рассмеялся.

— Это в лондонском-то свете? Даже не надейся, моя дорогая! В Лондоне слишком любят сплетничать.

— Да, думаю, ты прав. — Памела подняла руку, приставила палец к щеке, потом задумчиво побарабанила по ней. — А тут еще эти карточные ставки, о которых ты мне рассказал, Киран. Это, знаешь ли, уже ни в какие ворота не лезет! — фыркнула она.

Барон угрюмо потер подбородок.

— Думаешь, я сам не понимаю, Памела? — Он тяжело вздохнул. — Сейчас, днем, все это выглядит совсем в ином свете. Видишь ли, я и сам уже начинаю потихоньку жалеть, что пошел на поводу у Валиньи. Если бы можно было вернуться в прошлое, я бы сразу поставил точку в этом деле.

На губах леди Шарп мелькнула понимающая улыбка.

— Ну, в каком-то смысле именно это ты и сделал, разве нет? — усмехнулась она. — Во всяком случае, ты вырвал бедную девушку из его рук — а это уже немало. Но вот что я хочу тебе сказать, мой дорогой, — эта история с карточной игрой, в которой ставкой была она, не должна никогда выйти за пределы этой комнаты. Надеюсь, хоть это ты понимаешь? Иначе девушка будет навеки опозорена.

Ротуэлл только бессильно сжимал и разжимал кулаки. Он до сих пор был смущен той ролью, которую он сыграл в этом злосчастном фарсе.

Какого дьявола? Похоже, он окончательно спятил, когда посреди ночи затолкал мадемуазель Маршан в свою карету и увез из отцовского дома. Не иначе как она его околдовала, раз он решился на столь безумный поступок. А ведь поначалу он всего лишь собирался оказать даме небольшую услугу, полагая, что это причинит ему минимум неудобств.

Подняв голову, он увидел, что Памела внимательно рассматривает его.

— Познакомь меня с этой девушкой, — попросила она. — Я обязательно придумаю какое-нибудь очень умное объяснение, почему она вдруг решила погостить у нас. Только умоляю, скажи мне, что ты собираешься делать с этой бедняжкой дальше?

— О, что до этого… — Ротуэлл замялся было, потом решительно оторвал взгляд от чашки и посмотрел ей в глаза. — Что до этого… Боюсь, Памела, что я собираюсь на ней жениться.

Леди Шарп застыла, точно пораженная громом — у нее даже язык отнялся от удивления. В первый и, возможно, в последний раз в своей жизни она не нашлась что сказать.

Ротуэлл, естественно, не замедлил этим воспользоваться. Вместо того чтобы выслушивать бесконечные охи и ахи кузины, он в двух словах объяснил ей свои намерения, еще раз поблагодарил за помощь и ринулся к двери, рассчитывая исчезнуть до того, как к Памеле вернется дар речи.

Пора домой, подумал он, сбегая по ступенькам. Сейчас он поедет к себе и первым делом выпишет Валиньи чек на двадцать пять тысяч фунтов. На этом первую часть этого безумного фарса можно будет считать законченной. Ублюдок получит свои деньги — и тогда, что бы ни случилось и чем бы ни закончилась эта авантюра, это уже, черт возьми, будет не его дело!

Камилла, чинно расправив плечи, смирно сидела на стуле возле окна, разглядывая утренний поток пешеходов и экипажей, запрудивший Мейфэр. Убедившись, что не уснет, она поднялась на рассвете, умылась, расчесала волосы и уселась на стул в ожидании своей судьбы.

Рано или поздно, решила Камилла, лорд Ротуэлл вспомнит о ней и вернется. А если нет… что ж, к этому она тоже была готова. Камилла решила, что тогда ей придется самой решать свою судьбу. По-прежнему ждать у моря погоды было просто нелепо — так же нелепо, как слишком долго полагаться на какого-нибудь мужчину. Этому ее научили ошибки, которые в свое время наделала ее мать. Что ж, Ротуэлл по крайней мере был достаточно честен, чтобы сразу предупредить, что ей не стоит слишком уж ему доверять.

Камилла очень смутно представляла себе, что ждет ее впереди, если она свяжет свою судьбу с бароном Ротуэллом, зато она отлично представляла себе, как сложилась бы ее жизнь, останься она в отцовском доме. Нет, решила она, жизнь с лордом Ротуэллом вряд ли будет ужаснее, чем те три последних месяца, которые она провела под крышей Валиньи. И потом… вряд ли это продлится особенно долго, утешала она себя. Поспешная, на скорую руку свадьба… а потом, если Господь будет милостив к ней, появится ребенок, которого она сможет любить. И тогда она наконец-то будет свободна. Свободна, как птица, — от матери, от Валиньи. И конечно, от лорда Ротуэлла. Его серые сверкающие глаза, его дикий нрав, нелегкие вопросы, которые он имеет обыкновение задавать, способны отпугнуть любую женщину.

А тот, другой мужчина — лорд Эндерс, припомнила она, — о, этот тип мужчин был ей хорошо знаком! Обычная похотливая свинья, к тому же испорченная до мозга костей. Ей не нужен был совет лорда Ротуэлла, чтобы догадаться, что представляет собой его соперник — слава богу, она слишком долго жила в Париже, проводя время в тесном кругу нескольких чересчур нарумяненных дам, приятельниц своей матери, и крутившихся вокруг распутных повес.

Легкий шум за спиной заставил ее очнуться — это Эмили, проснувшись, заворочалась в постели. Обернувшись, Камилла смотрела, как горничная, сонно щурясь, закрыла глаза рукой, когда луч утреннего солнца упал ей на лицо.

— Простите, мисс, — смущенно пробормотала она. — Я нечаянно проспала.

— Все в порядке, Эмили. — Камилла снова вернулась на свой наблюдательный пункт у окна. — Тебе ведь прошлой ночью не удалось поспать.

— Да и вам, мисс, тоже, — вздохнула горничная.

Камилла прислушивалась к легкому шороху за спиной, говорившему о том, что горничная поспешно одевается. Скорее всего Эмили сейчас тоже гадает, что их ждет впереди, — а ей по-прежнему нечего сказать. Наконец, почувствовав, что молчание явно затянулось, Камилла обернулась и со вздохом посмотрела на Эмили.

— Не стоит так переживать, — пробормотала она. — Вот увидишь, у нас все получится.

— Да, мисс. — Послушно кивнув, горничная принялась складывать ночную сорочку. — Конечно, вам виднее…

Камилла закусила губу, чтобы не разразиться истерическим смехом.

— Что ж, будем надеяться, что все закончится хорошо, — пробормотала она. — И конечно, выйду я замуж или нет, я бы очень хотела, чтобы ты и дальше оставалась со мной, Эмили.

Но ей придется выйти замуж… она обязана это сделать!

Нет, конечно, у нее оставалась и другая возможность… она всегда могла вернуться обратно в Лимузен, продать то, что еще оставалось от драгоценностей покойной матери, и, возможно, этих денег хватило бы, чтобы протянуть какое-то время. В свои без малого двадцать восемь лет оказаться без гроша за душой и без каких бы то ни было источников существования? К тому же вернуться во Францию, к прежней жизни в качестве бедной родственницы, смиренно донашивать чьи-то обноски?.. Нет, ни за что! Об этом нечего и думать. Ей наконец представился шанс, за который она ухватилась обеими руками — и она ни за что не упустит его.

Приняв решение, она глубоко вздохнула. Камилла машинально сжала кулаки, чувствуя, как ее вновь охватывает та же безнадежность, которая преследовала еще в Париже. Лорд Ротуэлл действительно был ее последней надеждой. Вчера ей на мгновение почудилось, что в глазах Ротуэлла мелькнула искра жалости… какие-то остатки порядочности — и она рискнула доверить ему свою судьбу.

Но что, если она ошиблась, и он просто решил сыграть с ней злую шутку? Возможно, Ротуэлл еще хуже, чем ей казалось? У этого человека была мрачная аура. Нет, не аура зла, поправилась она, — это бы она почувствовала. Просто в душе этого человека царил мрак, окружавший его подобно темному облаку.

С губ Камиллы сорвался истерический смешок. Эмили, вздрогнув, бросила на хозяйку странный взгляд.

Нет, она точно сошла с ума, решила Камилла. Напридумывала тут бог знает что! Прежде она что-то не замечала за собой страсти к мелодраматическим фантазиям. Пора положить этому конец, не то, чего доброго, она очень скоро станет похожей на свою мать.

В этот момент в дверь негромко постучали. Эмили кинулась открывать. На пороге вырос лакей — графиня Шарп желает видеть мадемуазель Маршан, сурово объявил он. Камилла сильно сомневалась, что эта леди была счастлива узнать, что незаконная дочь самого распутного из светских негодяев Лондона провела ночь под крышей ее дома.

Не прошло и десяти минут, как Камилла, держа в руках чашку кофе, уже сидела в маленькой гостиной леди Шарп. Сам этот кофе уже говорил о многом. Не то дешевое пойло, которое по требованию Валиньи подавали у них в доме в отсутствие гостей, а настоящий ароматный кофе.

Сидевшая напротив леди Шарп улыбалась ей с приветливостью, которая, конечно, не могла быть искренней. Но странное дело — даже после того, как они обменялись несколькими словами, Камилла почему-то не чувствовала ни враждебности, ни даже просто неудовольствия с ее стороны. Графиня оказалась полненькой миловидной женщиной, не слишком молодой, но жизнерадостной, с ровным, спокойным характером и, как показалось Камилле, достаточно здравомыслящей.

— Итак, дорогая, если я правильно поняла, вы воспитывались во Франции, в провинции, да? — осведомилась графиня, наклонившись, чтобы подлить себе кофе. — Как это мило!

«Мило» было последнее слово, которое пришло бы в голову Камилле, возьмись она описывать свое детство, но она решила, что возражать будет невежливо.

— У дядюшки Валиньи было маленькое шато в окрестностях Лимузена, — объяснила она. — Он был так добр, что предложил моей матери время от времени пользоваться им. А также его домом в Париже, когда тот был ему не нужен.

— Как это благородно с его стороны, — пробормотала графиня.

Да, это был действительно благородный жест — но, как и большинство мужчин, делая его, он, естественно, рассчитывал получить кое-что взамен.

— Да, мадам, — кивнула Камилла. — Моя матушка была очень ему благодарна.

— Что ж, дорогая, теперь, когда мы немного познакомились, — проговорила графиня, — пожалуйста, расскажите мне поподробнее об этой вашей… м-м-м… помолвке с моим кузеном. Мне бы хотелось узнать, как это произошло.

Камилла надменно вздернула подбородок.

— Мне кажется, вы не одобряете этого, madame. Я понимаю…

Глаза леди Шарп широко распахнулись.

— Ничуть, — покачала головой она. — Наоборот, я крайне признательна вам, что вы остановили свой выбор на нем. Просто я несколько удивлена… Видите ли, Ротуэлл никогда не выказывал ни малейшей склонности к семейной жизни.

— Лорд Ротуэлл сообщил вам, madame, что вопрос об этой помолвке решался между ним и моим отцом? — наконец спросила она.

Леди Шарп смущенно отвела глаза в сторону.

— Да, что-то такое говорил, — созналась она. — А вы до этого были знакомы с моим кузеном?

— Я познакомилась с ним только сейчас, — лаконично бросила Камилла.

— И вы… действительно хотите выйти за него замуж?

— Да, мадам, — кивнула Камилла. — Я дала ему слово.

Леди Шарп поджала губы.

— Но… почему?

— Видите ли, мне нужен муж. И к тому же я не питаю ни малейшей склонности к романтическим отношениям.

— О-о! — задумчиво протянула леди Шарп. Потом вдруг ее лицо просветлело. — Но тогда вы, наверное, как нельзя лучше подходите моему кузену, ведь менее романтически настроенного человека, чем мой кузен Ротуэлл, и представить себе трудно. И раз уж вам так мало от него нужно… что ж, думаю, вы не будете разочарованы.

По губам Камиллы скользнула очаровательная улыбка.

— Да, мадам, согласна. Практичное решение, не так ли?

Леди Шарп слегка замялась — было видно, что она в нерешительности.

— Тем не менее, моя дорогая, боюсь, ваша совместная жизнь не обещает быть гладкой, — вздохнула она наконец. — Ротуэлл один из немногих людей, кого я по-настоящему люблю… видите ли, в отличие от других я вижу то хорошее, что в нем есть — однако он не тот человек, которого легко любить. Вы меня понимаете?

Камилла широко раскрыла глаза.

— Да, мадам. Но ведь я этого от него и не жду, — пробормотала она. — Эта наша помолвка — просто сделка, не более того.

На лице леди Шарп внезапно отразилось нечто вроде испуга.

— О боже, моя дорогая девочка! — схватившись за грудь, воскликнула она. — О чем вы говорите? Вы ни в коем случае не должны давать согласие на брак с человеком, если вы не уверены, что со временем сможете его полюбить.

— Пардон, мадам? — удивилась Камилла.

Леди Шарп, перегнувшись через ручку кресла, склонилась к ней.

— Да, да, я знаю, такое происходит сплошь и рядом. Но если вы видите, что мужчина не стоит вашей любви, вы ни в коем случае не должны выходить за него замуж.

— Но, мадам, — возразила Камилла, — я ведь уже сказала вам, что не питаю ни малейшей склонности к романтическим чувствам…

— Стало быть, вы не испытываете к нему ни малейшего расположения, так?

— Расположения? — Камилла задумалась, что на это сказать, чтобы не обидеть эту почти незнакомую ей женщину. — Видите ли, лорд Ротуэлл показался мне порядочным, достойным всяческого уважения человеком. Разве это не замечательно? И уверяю вас, мадам, что пока мы вместе, я постараюсь быть ему хорошей женой.

Облачко, набежавшее на лицо леди Шарп, исчезло. Мгновенно смягчившись, она снова схватилась за кофейник.

Камилла, зажмурившись, проглотила вставший в горле комок. Господи помилуй, похолодев, подумала она, неужели она совершает страшную, непоправимую ошибку?! Что, если она вот-вот выпустит из бутылки джинна, совладать с которым у нее попросту не хватит сил? Она еще не успела забыть вырвавшегося у Ротуэлла признания… исходившего от него жара, когда он всем телом прижал ее к двери. Странное возбуждение вдруг охватило ее…

Графиня окинула ее оценивающим взглядом.

— Видите ли, мадемуазель Маршан, Ротуэллу нужен наследник, — негромко проговорила она, поболтав ложечкой в чашке. — Надеюсь, вы ничего не имеете против детей?

— Нет, мадам, — честно ответила Камилла. — Я тоже хочу ребенка. И чем скорее, тем лучше.

Леди Шарп сложила руки на коленях.

— Что ж, моя дорогая, вы, похоже, женщина разумная. Ну а теперь, когда вам почти удалось убедить меня, что вы вполне сознаете серьезность того шага, который намерены сделать, давайте обсудим все детали. Так вот, насчет вашей свадьбы — мне кажется, начало весны самое подходящее вре…

— Нет! — отрезала Камилла. — Простите, — поспешно спохватилась она. — Я имела в виду… Еще раз прошу прощения, мадам, но мне бы хотелось, чтобы наша свадьба состоялась немедленно. Лорд Ротуэлл не возражает.

— В самом деле? — Леди Шарп бросила на Камиллу странный взгляд. — Ну, впрочем, это дело ваше. Что ж, тогда давайте поговорим начистоту, не возражаете? Насколько я поняла из слов Ротуэлла, моя задача… о господи, даже не знаю, как сказать! В общем, мне нужно сделать так, чтобы ваше имя, дорогая, никак не связывали бы с именем вашего отца. Не так ли?

— Да, мадам. Боюсь, Валиньи не пользуется особым уважением в обществе.

— О, дорогая, — запротестовала графиня, — уверяю вас, это не совсем так.

— Это именно так, — покачала головой Камилла. — И поверьте, мадам, я совсем не чувствую себя задетой. Если не считать последних трех месяцев, я редко когда проводила больше двух недель подряд в обществе своего отца — я имею в виду в детстве. И слава богу. Но мне всегда хотелось жить в Англии. И в конце концов я решила, что лучше уж мириться с его обществом, чем остаться совсем одной.

— И вы совершенно правы, дорогая. — Леди Шарп, добродушно улыбнувшись, с материнской нежностью похлопала ее по руке.

А ведь она по-настоящему добра, с теплым чувством подумала Камилла.

Она сделала глубокий вдох и подняла глаза на кузину своего будущего мужа.

— Мадам… могу я задать вам один вопрос? — набравшись храбрости, выпалила она.

— Конечно, мое дорогое дитя. — Графиня вопросительно посмотрела на нее. — О чем вы хотели спросить?

Камилла замялась.

— Лорд Ротуэлл рассказывал вам о моей матери? — тщательно взвешивая каждое слово, спросила она. — Я имею в виду — какой она была?

На лице леди Шарп мелькнуло сочувствие.

— Да, конечно, дитя мое. Я никогда не была знакома с вашей матушкой, но мне говорили, что она была необыкновенной красавицей.

— А о ее муже… о лорде Холбурне… вам рассказывали? Вы его знали?

Леди Шарп покачала головой.

— По-моему, Шарп как-то раз встречался с ним, — пробормотала она. — Но, насколько я знаю, Холбурн жил отшельником, его редко видели в Лондоне.

Из груди Камиллы вырвался долгий вздох — по ее лицу было видно, что она испытывает неимоверное облегчение.

— Да, Валиньи говорил мне то же самое, — прошептала она. — Но я не была уверена, что… — Она осеклась.

— Можно ли ему верить? — подсказала графиня. Так и не дождавшись ответа, она снова похлопала Камиллу по руке. — Что ж, думаю, в данном случае он сказал вам чистую правду.

— Значит, я могу надеяться, что не увижу Холбурна? Что мне не грозит опасность… как это правильно сказать… наскочить на него?

— Столкнуться с ним, — поправила графиня. — Нет, моя дорогая. Очень сомневаюсь, что такое возможно.

— Мерси, мадам! — вырвалось у Камиллы. — Мерси, мадам.

Однако лицо графини приняло задумчивое, слегка печальное выражение. Мысли ее, похоже, витали где-то далеко.

— Когда я была девочкой, у меня была гувернантка-француженка, — наконец проговорила она. — Очень воспитанная дама… ее фамилия была, если не ошибаюсь, Виньо. А ее семья, если не ошибаюсь, откуда-то из Сент-Леонарда. Скажите, дорогая, деревня, в которой вы жили в детстве, случайно, не в тех краях?

— Да, мадам, — кивнула Камилла. — Совсем рядом. Семья Виньо хорошо известна в тамошних местах.

— Мадемуазель Виньо пробыла у нас совсем недолго, — продолжала графиня. — Я была очень привязана к ней, но, увы, ее родственники настояли на ее возвращении — видите ли, им удалось подыскать ей блестящую партию… насколько я помню, ее просватали за кого-то из местных дворян.

— Да, ей повезло, — пробормотала Камилла.

— Не только ей, но и нам с вами. — Леди Шарп задумчиво побарабанила по столу. — Думаю, мне не составит большого труда воспользоваться этим, чтобы объяснить, откуда мы вас знаем. Я имею в виду — чтобы никто не удивлялся, почему вы остановились именно в нашем доме.

Внезапно за дверью послышался какой-то шум. Камилла, бросив взгляд через плечо леди Шарп, увидела стоявшую на пороге очень высокую, тонкую и гибкую, как тростинка, женщину в темно-синем дорожном костюме. Графиня, проследив за ее взглядом, повернулась к двери.

Незнакомая леди залилась краской и заметно смешалась.

— О господи! — смущенно пробормотала она. — У тебя гостья. А я нарочно приехала пораньше, надеялась застать тебя одну. Простите, ради бога!

Леди Шарп, вскочив с кресла, бросилась к ней с распростертыми объятиями.

— Моя дорогая, как я рада! Входи же! — радостно воскликнула она. — Конечно, для посетителей еще слишком рано. Но мадемуазель Маршан — не гостья, она какое-то время поживет у нас. Входи же! Сейчас я вас познакомлю.

Молодая женщина, переступив порог, стала нетерпеливо развязывать ленты шляпки. Камилла украдкой окинула незнакомку взглядом — судя по мягко округлившемуся животу, та была на втором или третьем месяце беременности.

— Я действительно должна извиниться, — снова пробормотала та, стащив с себя шляпку, и целая копна темных блестящих волос упала ей на плечи. — Вместо того чтобы ждать, когда тебе доложат о моем приезде, я просто незаметно прошмыгнула мимо бедного старого Строзерса. Понимаешь, я надеялась, что ты, возможно, сидишь тут с малышом…

— Я попрошу принести его сюда, но немного погодя, — пообещала леди Шарп, подтолкнув незнакомку к Камилле. — А теперь… Ксантия, позволь представить тебе мадемуазель Маршан. Камилла, это моя кузина, леди Нэш.

Молодая леди, широко улыбаясь, приветливо протянула руку.

— Вы ведь француженка, не так ли?! — восторженно воскликнула она. — Ну конечно, я сразу догадалась. Достаточно взглянуть на ваше платье и мантилью. Чисто парижский шик! Стоило мне только вас увидеть, как я тут же почувствовала себя такой неуклюжей, такой толстой!

— Вы слишком добры, мадам, — пробормотала Камилла.

— Ну а теперь садись, моя дорогая, — добродушно сказала леди Шарп, наливая гостье кофе.

— Ой, я только на минутку! — воскликнула молодая леди, осторожно опускаясь в кресло. — Карета ждет меня у дверей. Вообще-то я собиралась в Уоппинг.

— Понятно. — Камилле показалось, что леди Шарп вдруг смутилась. — А твой брат… он ничего тебе не говорил о… м-м-м… нашей гостье?

— Киран? — переспросила леди Нэш. На лице ее появилось слегка озадаченное выражение. — Господи… нет. А что? Разве он уже успел познакомиться с мадемуазель Маршан?

— Э-э-э… да, — туманно пробормотала графиня, — успел. И даже успел сделать мадемуазель Маршан предложение. И она приняла его.

Молодая леди застыла и машинально обхватила руками живот.

— Я… я, наверное, ослышалась… — заикаясь, пролепетала она. — Как ты сказала?..

— Киран и мадемуазель Маршан — Камилла — собираются пожениться, — повторила графиня. — Так что можешь поздравить невесту своего брата.

На лице леди отразился самый настоящий ужас.

— Это что — шутка?! — выдавила она.

Камилла почувствовала, что ее лицо запылало. Разве можно надеяться, что семья Ротуэлла примет ее? Да они возненавидят ее с первого взгляда. Наверное, она окончательно рехнулась, раз осмелилась мечтать о подобном! Имея такого отца, как Валиньи, глупо даже смотреть в сторону Англии — а она вознамерилась обосноваться тут навсегда.

— Ксантия! — резко прикрикнула леди Шарп. — По-моему, ты должна порадоваться за них!

Лицо леди Нэш внезапно утратило свой прелестный румянец.

— Так, стало быть, ты это серьезно?! — выдохнула она. — Э-э-э… да… конечно. Мадемуазель Маршан, примите мои поздравления. Желаю вам обоим счастья. Надеюсь, вы извините меня… просто для меня это было полнейшей неожиданностью.

— Мерси, мадам, — кивнула Камилла. Натянуто улыбнувшись, она встала. — Насчет нашего брака существовала предварительная договоренность. А познакомились мы совсем недавно. Простите, сейчас, думаю, мне лучше подняться к себе. Наверное, вам не терпится поговорить наедине.

Она направилась к двери, но леди Нэш порывисто схватила ее за руку.

— Не уходите, моя дорогая, — взмолилась леди Шарп. — Просто мы с вами здорово удивили Ксантию, вот и все. Можете не сомневаться, я еще устрою Кирану хорошую головомойку! Негодник поставил нас всех в такое неловкое положение, а сам сбежал!

Повернувшись, Камилла изящно присела в реверансе перед леди Шарп.

— Благодарю вас, мадам, за вашу доброту, — холодно проговорила она. — И за ваше гостеприимство. Но сейчас, думаю, будет лучше, если я вернусь в свою комнату.

Провожаемая взглядами обеих дам, она поспешно бросилась к двери — ей казалось, эти взгляды выжгут дыру у нее в спине.

Когда Ксантия вихрем ворвалась в дом на Беркли-сквер, первый, на кого она наткнулась, был Трэммел — подняв голову вверх, темнокожий дворецкий следил за тем, как одну из тяжелых люстр снимают, чтобы стереть с нее пыль.

— Доброе утро, мисс Зи, — невозмутимо бросил Трэммел через плечо. — Стоп, стоп! Ни шагу дальше! — вдруг завопил он так, что она вздрогнула.

— Что такое? — резко бросила Ксантия. Господи, да что сегодня за день такой, промелькнуло у нее в голове… все словно с ума посходили!

Дворецкий с трудом оторвался от созерцания целого водопада сверкающих хрустальных подвесок, после чего обернулся наконец, и лицо его мгновенно просветлело.

— О, мисс Зи, простите! Видите ли, дело в том, что эта люст… — При этих словах хрустальные подвески издали протестующий звон. — Проклятье, я же сказал, довольно! — заорал дворецкий, задрав голову вверх и явно обращаясь к кому-то на самом верху лестницы. — Хватит. Теперь опускай вниз, слышишь?

Жалобное позвякивание хрусталя, словно по мановению волшебной палочки, мгновенно прекратилось. Видимо, успокоившись, дворецкий отошел от лестницы и заторопился к Ксантии.

— Прошу прощения, мэм! — пробормотал он, умоляюще всплеснув кофейного цвета руками. — Сегодня все в доме просто вверх тормашками!

— Кто бы сомневался, — пробормотала Ксантия, разглядывая сверкающую хрустальную сосульку, угрожающе раскачивающуюся в воздухе у нее перед глазами. — Послушай, тут полно пыли! Но с чего это тебе вздумалось тащить этакую тяжесть вниз? К тому же мы практически никогда не зажигаем эту люстру. По-моему, мы даже никогда не замечаем ее.

Услышав такое, дворецкий снова воздел руки к небу.

— Я тут ни при чем, мэм! — простонал он. — Очередная прихоть хозяина.

— Что, снова навеселе, да? Опять раздает направо и налево дурацкие приказы?

— Вообще говоря, миледи, сдается мне, хозяин сегодня относительно трезв, — осторожно просеменив на цыпочках к ней, шепнул ей на ухо дворецкий. — Во всяком случае, был, когда отдавал мне распоряжения насчет дома.

— Что за распоряжения? — насторожилась Ксантия.

Трэммел страдальчески закатил глаза.

— Нам велено вымыть дом «сверху донизу», — уныло пробормотал он. — Выбить все ковры, снять и вытряхнуть все гардины, протереть все до единой тарелки… даже проветрить чердак — и все это до конца недели, вы представляете, мисс Зи?! — возопил он.

— А где он сейчас?

Из груди Трэммела вырвался шумный вздох облегчения.

— У себя в кабинете, мэм, — сказал он. — Только умоляю вас, осторожнее! Обельенна говорит, его светлость сегодня в очень странном настроении.

— Да уж… держу пари, так оно и есть, — пробормотала Ксантия, взбегая по лестнице.

Им с Кираном здорово повезло, что Трэммел и мисс Обельенна согласились вместе с ними переехать с Барбадоса в Лондон. Похоже, эти двое — единственные из всех слуг — были готовы по-прежнему мириться с чудовищным нравом ее брата. Остальные, едва услышав о том, что Ксантия намеревается выйти замуж, оставили их дом еще несколько месяцев назад.

Идя к брату, Ксантия с удовольствием вдыхала аромат мастики, исходивший от натертого до зеркального блеска паркета из кедрового дерева, и пряных специй из кухни Обельенны. Это все были запахи их детства — ее и Кирана. Переехав из Вест-Индии в Лондон, они привезли их с собой, и даже теперь, когда их детские годы остались далеко позади, эти ароматы всякий раз возвращали их в прошлое.

Она нашла Кирана у одного из окон, выходящих в сад, — широченные плечи брата почти полностью загораживали свет. Держа в руках бокал с бренди, он стоял, глядя в окно — и не удосужился повернуться, пока она не окликнула его.

— Господи помилуй, Киран! — возмутилась она. — Еще ведь и одиннадцати нет! Не слишком ли рано ты начинаешь?!

Он неторопливо повернулся — но вид у него при этом был на удивление трезвый.

— Одиннадцать, говоришь? — Он поднес бренди к губам, посмотрел на сестру через стенки бокала, после чего сделал осторожный глоток. — Тогда уж не рано, а скорее поздно. Если честно, я еще не ложился.

Ксантия раздраженно дернула ленты шляпки — опять запутались, как назло!

— Нет, это черт знает что такое! Киран, ты что, окончательно спятил?! — завопила она, всплеснув руками и не заметив при этом, что шляпка сползла ей на один глаз. — Я только что была у Памелы! И знаешь, что я от нее услышала?! Нет, отвечай!

В глазах Ротуэлла промелькнуло что-то странное.

— Ах, это… — негромко пробормотал он. Потом, поставив бокал на массивный стол красного дерева, со вздохом повернулся к сестре. — Стой смирно! — рявкнул он. — Не то ты того гляди придушишь себя. Оттого, что ты злишься, узел быстрее не развяжется.

— Нет, это просто возмутительно! — снова прошипела она, задрав подбородок, пока ловкие пальцы брата распутывали окончательно затянувшийся узел. — О чем ты только думаешь, хотелось бы мне знать?! Сделать предложение первой попавшейся женщине… нет, это ни в какие ворота не лезет! И потом, я вообще не верю, что ты собрался жениться!

Он с усмешкой вздернул вверх густую темную бровь.

— Неужели? — вполголоса пробормотал он, искоса глянув на раскрасневшуюся от возмущения сестру. — Оказывается, ты обладаешь даром ясновидения, моя дорогая? Почему же ты скрывала это от меня, Зи? — В конце концов ему удалось-таки распутать проклятый узел. С той же странной усмешкой Ротуэлл осторожно стянул с сестры шляпку.

Все то время, пока он возился с лентами, Ксантия буравила его негодующим взглядом.

— Насколько я помню, ты никогда не выказывал ни малейшей склонности к семейной жизни, — кипятилась она. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, тебя даже ни разу не видели в обществе порядочных женщин! И вот теперь вдруг эта несчастная девушка!

— С чего это тебе, позволь узнать, вздумалось назвать ее несчастной? — осведомился Ротуэлл. Направившись к письменному столу, он выдвинул один из ящиков и вытащил из него тонкую черуту.

Ксантия в отчаянии всплеснула руками:

— О, ради всего святого, убери эту гадость! Предупреждаю тебя — меня вырвет, слышишь?!

— Понятно. — Ротуэлл вернул черуту обратно в ящик.

— Ничего тебе не понятно! — Ксантия подскочила к столу — она понимала, что визжит, как базарная торговка, но ничего не могла с собой поделать. — У меня челюсть отвисла, когда я услышала, что ты намерен на ней жениться… а бедняжка наверняка вообразила, что я невзлюбила ее с первого взгляда. Она была в ужасе. Вообще говоря, я тоже была в ужасе, — мрачно добавила она.

— А она и в самом деле тебе не понравилась? — В голосе брата проскользнуло что-то похожее на предостережение.

— Понятия не имею, — фыркнула Ксантия. — Откуда мне знать! Но зато я точно знаю, что мне не хочется, чтобы ты женился на этой девушке!

— Почему? — Он, словно в насмешку, опять вскинул одну бровь.

— Потому, Киран, что ты сломаешь ей жизнь! — объявила она. — А то ты не знаешь свой отвратительный характер?! Или ты намерен с завтрашнего дня стать совсем другим человеком?

— Боюсь, для этого я уже слишком стар — так что поздно меня перевоспитывать, Ксантия, — буркнул Ротуэлл. — Или ты забыла, как сама называла меня погрязшим в грехах распутником?..

Ксантия, обойдя стол, уселась в стоящее рядом с ним кресло и тяжело вздохнула. Разговор с братом явно пошел не так, как надо, недовольно подумала она. По мере того как ребенок рос у нее в животе, она становилась все более беспокойной и раздражительной.

— Ради всего святого, Киран, скажи хотя бы, как тебя угораздило нарваться на дочку Валиньи? — уже спокойнее поинтересовалась она. — Неужто он обнаглел до такой степени, что официально представил ей тебя?

— Нет, конечно. Я просто выиграл ее в карты, — невозмутимо объявил Ротуэлл, глотнув бренди.

— О господи! — Глаза у Ксантии едва не выпали из орбит. Она снова машинально схватилась за живот, почувствовав, что голова у нее пошла кругом. Кожа у нее вдруг покрылась испариной, ноги стали ватными. — О боже… кажется, я рожаю! Честное слово… рожаю! А все из-за тебя! — зажмурившись, плаксиво простонала она.

К ее величайшему изумлению, Киран позеленел и, подскочив как ужаленный, бросился к ней с каким-то журналом в руках.

— Ты просто немного устала, — твердил он, заботливо обмахивая ее журналом, словно опахалом. — Дыши же, Зи, черт тебя возьми! О чем ты толкуешь? Тебе же еще рано рожать… или нет?!

— Наверное, да, — не открывая глаз, пробормотала Ксантия. — Хотя откуда мне знать? У меня такое ощущение, будто я сейчас упаду в обморок. Умоляю тебя, Киран, скажи, что я ослышалась! Не мог же ты в самом деле сказать, что выиграл мадемуазель Маршан в карты!

— Ну вообще-то выиграл — правда, не ее, а право жениться на ней, — уточнил Ротуэлл. — Мне кажется, это все-таки не одно и то же.

Ксантия, приоткрыв глаза, усилием воли заставила себя выпрямиться.

— Похоже, ты серьезно… — протянула она.

— Совершенно серьезно, — подтвердил он. — Прошлым вечером я как раз был у Валиньи.

— Да, я знаю, — сухо буркнула Ксантия. — И кто еще присутствовал при этом спектакле?

— Эндерс и Калверт.

— Лорд Эндерс?! Ужас какой! — ахнула Ксантия. — Этот развратник! О, черт! А если один из них проболтается? Ты ведь понимаешь — если это случится, девушка будет опозорена!

— Я как раз думал об этом, — бесстрастным тоном проговорил Ротуэлл. — Калверта — хоть и с натяжкой — можно назвать джентльменом, так что он будет молчать. А вот Эндерса придется припугнуть. Да и Валиньи тоже, причем чем быстрее, тем лучше.

Господи, как можно с таким ужасающим равнодушием рассуждать о собственной женитьбе, с отчаянием подумала Ксантия.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

Это верно (фр.).