Мой любимый домовой

Лидия Полякова

Кто-то скажет, что это фантастика, а дети скажут, что это правда. Все взято из настоящей жизни маленьких фантазеров. А верить в это вам или нет – решайте сами.

Оля лежала в своей кровати, закутавшись до самого носа. Руки, спрятанные под одеялом, крепко держали фонарик. Время от времени Оля щелкала им в нетерпении и следила, виден ли свет из-под одеяла. Очень хотелось дочитать книгу, которую она вчера тайком стащила у брата и читала полночи, пока веки не стали слипаться. Утром она долго искала укромное местечко, чтобы спрятать книжку. Теперь эта драгоценность лежала под подушкой, и Оля не могла дождаться, когда наконец-то уляжется спать Толя — ее старший брат. Он не привык укладываться рано и теперь вертелся в своем неудобном ложе из двух составленных вместе плетеных кресел с мягкими подушками вместо матраца. Легкие кресла иногда разъезжались, и Толя проваливался. Оле было смешно жалко брата. Она несколько раз пыталась уговорить его поменяться с ней местами, но упрямый брат заявил, что неудобства воспитывают характер. Когда он в очередной раз провалился между креслами и зло прорычал «тьфу ты», Оля уже не смогла удержаться. Уткнувшись в подушку и закрывшись одеялом, чтобы ее не было слышно, она захохотала так, что брат не выдержал, подскочил к ней, шлепнул подушкой по спине и прошипел:

— Хватит хрюкать, малышню разбудишь!

Но шум уже, видимо, услышали в соседней комнате, и в коридоре раздались легкие мамины шаги. Толик в два прыжка сиганул в свои кресла. Мама чуть-чуть приоткрыла дверь и тихонько спросила:

— Олюшка, Толя, вы спите?

— Мы уже спим, мамуля, — шепотом ответила Оля.

— Умнички.

Мама закрыла дверь. Было слышно, как она прикрыла и вторую дверь, в кухню, голоса там стали глуше.

— Если ты еще раз ответишь, — не выдержал Толя, — я подойду и дам тебе в лоб!

Оля возмутилась:

— Что же я молчать должна? Это невежливо, некультурно.

— Уже третий раз спрашивают: «Вы спите?» А ты, как из детского сада, отвечаешь: «Мы спим!» Если ты спишь, почему отвечаешь? Когда спят, то молчат! Поняла, деревня?

— Сам оттуда, — сразу же среагировала Ольга. — Толя был старше всего на два года, но всегда пытался учить сестренку, и это ей не очень нравилось.

— Деревня простаков, проулок чудаков, там живет наш Толька — король ду… ра…

Оля не осмелилась договорить обидное слово, а брат решил сделать вид, что не понял.

— Фу, как неудобно спать в этих креслах, — попытался он перевести разговор.

— Ничего, одну ночь потерпишь.

Теперь уже Оля не жалела брата — «деревня» обиделась.

— Им там в моей комнате удобно, — продолжал попытку к примирению Толя. — Слушай, точно на одну ночь?

— Точно, — буркнула Оля, усевшись в кровати. — Я слышала, она маме на кухне рассказывала, что дом древний-древнющий. Все жильцы из своих квартир повыезжали. Дом ужасно скрипит, а по ночам кто-то ходит.

Брат никак не отреагировал на эти страсти, и Оля, широко открыв глаза, еле слышно спросила:

— А вдруг это привидения?

Толя помолчал немного и, не понижая голоса, уверенно заявил:

— Привидения в наше время не существуют.

Оля терпеть не могла, когда ей не верили.

— А кто тогда там ходит по ночам? — не унималась она. — А еще тетя Таня говорит, что слышала голос, как будто кто-то сам с собою разговаривает. Она дверь открывает — нет никого! Она другую открывает — опять никого…

— Может, это радио у кого-то не выключено?!

— Вовсе нет! — продолжала убеждать Оля. — Она говорит, голос старческий, как будто кто-то бурчит себе под нос.

— Значит, это она сама себе бурчит под нос, или ее малыши шуточки опять устраивают. У нее Андрюшка такие фокусы выкидывает, не скажешь, что ему всего шесть лет.

Толя попытался аккуратненько лечь на бок лицом к сестренке — его заинтересовал зажатый в ее руке предмет. А Оля так увлеклась разговором, что не заметила, как стала размахивать фонариком.

— Да? Андрюшка сам струсил! Тетя Таня говорит, что к нам пришла ночевать, потому что дети боятся. Тут что-то не то! Как в книге «Тайны старого дома».

И тут Оля поняла, что проговорилась, и заметила, что брат смотрит на ее руки. Уличный фонарь, светивший по ночам в окно ее комнаты, сегодня безжалостно выдал Олю. Она быстро сунула свой маленький фонарик под подушку, сделала вид, что взбивает ее, пригладила ладошкой наволочку и улеглась на подушку, обняв ее руками с двух сторон.

— Ага, — тихо сказал брат, — попалась? А говорила, что не брала мою книжку. А ну, давай сюда!

— У меня ее нет! — Оля сильней прижалась щекой к подушке.

— Спорим, найду! — Толя уже не сомневался о месте нахождения пропавшей книги. — Как найду, дам шишку в лоб!

Оля сунула руки под подушку и ухватилась за книгу. Она понимала, что брат старше ее и сильней, но сдаваться не хотелось. Он про эту книгу три дня не вспоминал, а теперь, когда она взяла ее читать, ему, видите ли, тоже срочно захотелось!

Толя подскочил, и кресла, не выдержав, разъехались. Хорошо, что Оля не видела, в каком положении застрял он между креслами, иначе опять бы стала смеяться. Но шум услышала мама. Дверь приоткрылась, и раздался ее шепот:

— Олюшка, Толя, вы спите?

Толя замер вверх ногами. Он боялся, что мама войдет и увидит его кордебалет. Тогда она точно предложит ему спать с Андрюшкой. Спасибочки! Андрюшка во сне разговаривает и за ночь двадцать раз меняет на кровати положение «ноги-голова». И именно тогда, когда малыш спал с Толиком, тот впервые понял, что «звезды из глаз посыпались» — это не образное выражение, а звездная натура. Андрюха во сне так звезданул ему своей башкой по лицу, что Толя минут пять спросонок махал перед собой руками, пытаясь поймать разноцветные звезды перед носом. А уж нос на второй день был как у клоуна — большой и красный.

Толя замер и не дышал, пока мама ждала ответ. Наконец, дверь тихонечко прикрылась, и ребята услышали, как мама прошептала, видимо, тете Тане:

— Молчат, значит, спят. Ну, слава Богу, угомонились.

Толя разрешил себе полностью сползти под кресла и прошептал:

— Проверка закончена.

— Это не меня проверяют, а тебя, — подняла голову Оля. — Потому что ты, мама говорит, человек непредсказуемый. А — фе — рист! — по слогам произнесла девочка непонятное для нее слово.

— Не ври, она сказала «авантюрист», — хохотнул брат. — Это совсем разные вещи. И не вешай мне лапшу на уши — книгу давай!

— Не брала!

Толя подошел к кровати сестры, легко выхватил книгу из-под подушки, забрал фонарик и щелкнул сестру по лбу. Не больно, но обидно!

— Жадина! Жадина-говядина, соленый огурец, на полу валяется, никто его не ест! — с обидой прошептала Ольга.

— Помолчи, болтало!

— Сам ты это слово!

Толя поправил кресла, уселся и включил фонарик. Этого Оля уже выдержать не могла: ее замечательная идея с фонариком тоже ушла к брату!

— Не буду молчать! Назло не буду!

Оля покопалась в памяти, стараясь найти что-нибудь обидное, но в голове вертелась только дразнилка:

— Как у Тольки на носу ели свиньи колбасу. Ели, ели три недели, ели, ели, не доели!

Брат совершенно не реагировал, листая книгу. Оля решила не сдаваться:

— Толя-дроля карапуз съел у бабушки арбуз. Бабушка ругается, Толя отпирается: «Это, бабушка, не я! Это рыжая свинья!»

Не зная, как досадить брату, она повторила дразнилку еще раз. А когда завелась в третий раз, он перебил ее:

— Вот, нашел! Слушай! «В свои последние часы жизни дом прощается с хозяевами. Он все знает о своих жильцах, а они все знают о нем. Но если дом хранит тайну, он становится беспокойным: скрипит паркетом, стучит ставнями, шелестит обоями. А как еще он может привлечь хозяев к себе? Прислушайтесь к дому, подарите ему внимание, и он откроет вам все свои тайны»…

Брат замолчал, задумчиво глядя в сторону окна.

— Ух, ты! — прошептала восхищенно Оля. — Я еще это не читала. Слушай, — она уселась в кровати, по-турецки поджав ноги, — а может, и тети Тани дом хранит тайну?

— Конечно. Он же старый.

— А давай завтра сходим и поищем эту самую тайну!

— Все самое тайное всегда случается ночью, это во-первых. А во-вторых…

Брат перелистнул страничку книги и умолк.

— Ну? — не выдержала Оля.

— Дом завтра уже развалят.

— А ты откуда знаешь? — спросила Оля в нетерпении.

— В окно выгляни. Там уже баба приехала.

— Какая баба?

Оля тут же представила себе толстую бабу с кошелкой и почему-то обязательно с козой. Она соскользнула с кровати и на цыпочках подбежала к окну. Весь двор, освещенный одним ярким фонарем, был как на ладони. И никакой бабы с козой не было!

— Я никого там не вижу!

Толя тоже подошел к окну и ткнул пальцем:

— Вон там видишь кран?

Оля присмотрелась и молча кивнула.

— А у него на цепи висит большущий шар. Это и есть баба, — объяснил Толя сестренке. — Сегодня этой бабой по стене били-били, а толку никакого. Стекла кое-где повылетали, а стены стоят! Крепкий, видно, дом!

Оля представила, как огромный железный шар бил по стене, и ужаснулась.

— Жалко… — прошептала она.

Брат не понял, но поспешил успокоить:

— Говорят, здесь построят детскую площадку, карусели там всякие…

Оля вздохнула:

— Все равно жалко. Дом похож на старого великана. Мне кажется, что он живой и ему больно.

Вот теперь Толя понял, о чем она жалеет, и напрямую спросил:

— Ну, тогда пойдем?

— Куда? — опешила Оля.

— Узнавать тайну дома.

Оля в недоумении уставилась на брата. Ну и шуточки у него! Больше делать нечего, как сейчас, в темноте по чужому дому шастать!

— Аферист!

— Авантюрист, — поправил брат.

Оля, молча, подошла к кровати, поправила сбившееся одеяло и, нырнув в постель, отвернулась к стене.

— Идешь? — услышала Оля шепот в ухо. — А то пойду сам.

Он подошел к двери, выглянул, прислушался. Кажется, все спят.

— И никакой романтики… — недовольно прошептал он.

Сердце Оли сначала подпрыгнуло, а потом замерло при воспоминании о предыдущей романтике брата. Мама тогда обещала устроить им романтику вокруг дома под свист ремня. Не стоит испытывать мамино терпение!

— Нет, так неинтересно, — оглянулся брат. — Давай через окно. Боишься?

— Вот еще! Не боюсь, а просто не хочу! — Оля кому угодно призналась бы, что боится, только не брату. — Зачем прыгать со второго этажа, если можно спокойно выйти через дверь.

— Ага. И попасть кому-нибудь на глаза.

Толя противным голосом пропел ей в ухо:

— Мне приспичило погулять в двенадцать ночи, бессонница замучила…

— Не полезу!

— Я и не прошу!

Брат опустился на корточки перед кроватью и потянул на себя ящик, в котором хранились старые, но самые любимые игрушки. Он покопался во всех четырех углах большого ящика и вытащил веревочную лестницу. Когда-то они вдвоем смастерили ее и приспособили на даче для лазания по деревьям. Толик был Тарзаном. Оля хотела быть прекрасной индианкой, но брат заявил, что роль обезьянки ей больше подходит. Ольга обиделась и играть отказалась, а Тарзану в одиночестве не прыгалось и не кричалось на деревьях. Привезенная с дачи веревка больше года провалялась в ящике, ожидая своего звездного часа, и, кажется, сейчас он наступил.

Толя привязал веревку к трубе отопительной батареи под окном и повернулся к сестре. Оля демонстративно молчала.

— И потом ни о чем не спрашивай! — предупредил Толик сестру.

Он подергал веревку, проверяя ее прочность, и сделал последнюю попытку уговорить сестренку:

— Пять минут туда, пять минут обратно, десять минут на поиски — всего страхов-то на двадцать минут. Идешь?

Оля отрицательно покачала головой.

— Пока! Привет трусливым! — он все-таки не выдержал и поддразнил сестренку, прежде чем исчез за окном.

— Сам ты это слово! — не желая оставаться в долгу, вслед ему громким шепотом ответила Оля.

Она сидела на кровати, прислушивалась к сопению и пыхтению брата и уже жалела, что не согласилась пойти с ним. Подойдя к окну, она, крадучись, глянула вниз. Толя болтался на веревке у окна на первом этаже.

— О! Соседи не спят. Чем это они занимаются?

Он поднял голову и посмотрел, выглянет ли сестра? Оля схватила тапочек и швырнула, стараясь попасть в брата.

Ой! — услышала она и, высунувшись в окно, прошипела: «А ты не заглядывай в чужие окна!»

Она подхватила второй тапок и швырнула туда же.

— Ой! — раздалось снова. — Не буду, я пошутил. Соседи спят давно.

Толя спрыгнул на землю и подергал веревку.

— Слушай, — тихо сказал он выглянувшей сестренке, — раз тапочки здесь, может, и ты спустишься?

— И чего я тебя всегда слушаю? — вздохнула Оля. — От тебя только одни неприятности!

Она бурчала, но остановиться уже не могла: тайна дома была сильнее всех будущих неприятностей. Неуклюже развернувшись на четвереньках на подоконнике, она нащупала ногами веревку, стала на ее толстый узел, ухватилась за веревку мертвой хваткой и начала спускаться, стараясь бурчанием затолкать свой страх поглубже.

— Ну влетит же нам! Точно знаю, что влетит! Аферист, правильно мама говорит, аферист ты.

Она спустилась до последнего узла и облегченно вздохнула.

— Тапочки подай!

Брат подхватил ее и поставил на тапочки:

— Привет, авантюристка! Пойдем?

Войти в старый дом не составило особого труда: входная дверь не была закрыта. Пол в коридоре действительно скрипел на все лады, ничуть не страшно, даже певуче. А вот двери в квартиры были заперты, но одна из них, как показалось ребятам, была чуть приоткрыта, и из-под нее виднелась полоса слабого света. Не сговариваясь, ребята рванули к двери, стараясь опередить друг друга. Но перед самым носом дверь неожиданно щелкнула и закрылась. Оля толкнула ее, потом навалилась сильнее, повернулась спиной и приложила силу своего мягкого места, помогая еще и ударами пяткой. Толя, молча, отодвинул сестренку и заглянул в замочную скважину, вернее в то, что от нее осталось: предусмотрительные хозяева, видно, очень любили свой замок и, съезжая, не захотели с ним расставаться. Теперь в эту дырку можно было заглянуть и рассмотреть находящуюся за дверью комнату. Ничего интересного! Она пуста, на полу разбросаны бумажки и что-то еще непонятное. В углу, вроде бы, стоит тумбочка, а на стене, кажется, что-то висит — то ли картина, то ли портрет — видно плохо.

Оля не выдержала молчания брата и, оттиснув его от двери, приникла сама к отверстию.

— Ничего не вижу. Нет там никого.

— Открывай дверь, — тут же предложил Толя. — Сильней толкай… да не шуми ты! — одернул он сестренку.

— Сам толкай и не шуми! Она, наверное, заперта.

— Не заперта, — Толя шлепнул ладонью по дырке в двери, — замка нет. Может, гвоздями заколотили? А зачем? А ну, навались!

Толя недоумевал. Неужели ему показалось, что дверь была приоткрыта?

— Стучать семнадцать раз ногой и сорок восемь головой, — фыркнула в ухо сестренка, наблюдая за его стараниями.

После сильных ударов всеми частями тела по двери Толя усомнился в том, что видел полосу света. Он присел и попытался провести рукой под дверью. Щели не было!

— Що це було? — спросил он бабушкиной поговоркой. — Мабуть, НЛО.

Толя встал, посмотрел на сестру, и они, не сговариваясь, навалились на эту упрямую дверь. То ли силы были на стороне ребят, то ли двери надоело сопротивляться, но она вдруг очень легко и бесшумно отворилась, а ребята по инерции влетели так, как будто кто-то дал им пинок под зад. С грохотом они растянулись почти посреди комнаты.

— Ничего себе, как мы тихо вошли, — пошутила Оля, — прямо шепотом.

— Ага, — согласился брат, — полгорода разбудили, это точно. Ты не ушиблась? — спросил он, услышав, как Оля вздохнула.

— Коленку разбила. Включи свет, я посмотрю.

— А где здесь выключатель? — посмотрел брат по сторонам.

— Возле двери, наверное, предположила Оля, закатывая штанину пижамы и пытаясь в сумраке рассмотреть коленку.

Но тут очень слабо зажглась лампа на потолке. Ребята заворожено смотрели на нее, пока она не стала светить так, что вполне можно было рассмотреть все в комнате.

— Лампочка сама зажглась! — еле шевеля губами, выдохнула девочка.

— Тихо, без паники. Здесь, наверное, кто-то есть. Ау! — позвал брат. — Есть кто дома?

— Ау…есть дома… — приглушенно ответил кто-то, и свет погас.

Толя встал, подошел к двери напротив и попытался ее открыть. Оказалось, что все двери в этой комнате были заперты.

— Глянь, лампа качается, — отвлекла брата Оля. — Ой, не нравится мне все это!

— Ну что ты, это от эха, — постарался успокоить сестренку Толя. — Знаешь, как бывает в горах? Крикнешь, а с гор лавина срывается. Сила звука!

— Мы же не в горах…

Толя подошел к сестренке и присел рядом.

— Коленку разбила, как начинающая альпинистка.

— Сам ты это слово, — обиделась Ольга. Ей больно, а ему все шуточки!

Толя подул на разбитое колено сестры, стараясь в темноте рассмотреть ее ушиб. Но тут лампа перестала раскачиваться и начала мигать тускло и противно, до боли в глазах.

— Щелкни выключателем, — попросила Оля, — может, лампочка нормально будет светить.

Вдруг лампа зажглась очень ярко и тут же погасла. После такой игры света Оля сначала ничего не видела, хотя и пыталась рассмотреть все, широко открывая глаза. Первое, что она начала различать, это уродливые, жуткие тени на стене. Казалось, что в углу над тумбочкой медленно вырастало чудовище, угрожающе махая не то крыльями, не то перепончатыми лапами.

— Ой, там в углу что-то шевелится, — медленно прошептала Оля, не сводя глаз с тумбочки. — Ай, — завизжала она, подскочив, — здесь, кажется, крысы, кто-то пробежал…

Она отступила назад и, натолкнувшись на брата, цепко ухватила его за рукав пижамы.

— Смотри, по стене кто-то ползет!

Медленно, с жутким скрипом отворилась дверка тумбочки, выплыли из нее и повисли в воздухе два крошечных зеленых огонька. Они качнулись вправо, влево, потом поднялись выше.

«Волчьи глаза», — подумала Оля и, судорожно задергав рукав брата, закричала:

— Включай скорее свет, мне страшно!

Толя подошел к входной двери и стал водить рукой по стене в поисках выключателя.

— Ну! — в нетерпении крикнула Оля.

— Не кричи, — отозвался брат, — выключатель не могу найти.

И тут почти над ухом раздался старческий голос:

— Можешь не искать, его там нет!

— Ой! — еще больше испугалась Оля, — кто это?

— Кто здесь? — спросил Толя, и Оля почувствовала, что брат тоже напуган.

— Я, хозяин дома.

Медленно зажглась лампа, освещая ребят, уставившихся в угол, где только что на стене уродливо извивались тени.

На тумбочке сидело лохматое существо неопределенного рода-племени в серой рубашке. Покачивая босыми ногами, оно время от времени отталкивало закрывающуюся и противно скрипящую дверцу тумбочки.

— Не мало ли вас, не надо ли нас? — скрипуче пропело существо.

Ребята молчали, рассматривая это «непонятно что». Существо шмыгнуло носом и тут же спросило вполне нормальным задорным голоском:

— И чего это вы тут раскомандовались?

— Здравствуйте, ой… — смутилась Оля, — …добрый вечер!

— Спокойной ночи! — намекнул незнакомец.

— Да, то есть нет… — Оля уже пришла в себя. — А вы кто? Сторож?

— И сторож тоже.

— Что-то я вас раньше здесь не видел, — вмешался в разговор Толя.

— А меня здесь никто не видел, — существо повысило голос, — ни раньше, ни позже.

— А-а! — осмелела Оля. — Я поняла, вы — бомж!

— Здрасьте, Настя, с чего ты взяла?

— Ну… — смутилась девочка, — одежда у вас… не очень… в общем, не модная…

— Классическая, — выделил голосом человечек и пригладил на груди свою рубашку. — Все домовые так одеваются.

Толя даже опешил от такой наглости. За кого их принимают? За малышей? Ну, уж нет!

— Знаете, не надо нам тут сказки рассказывать, — категорично заявил он. — Нет домовых, они не существуют.

Услышав это, незнакомец соскользнул с тумбочки, плавно и бесшумно приблизился к ребятам, и оказалось, что он им «в пупок дышит».

— Ну, нет, так нет, — сказал маленький человечек. — Раз я не существую…

Он посмотрел сердито, и его серые глаза позеленели от злости, потом стали желтые, как у кошки.

Толя почувствовал легкий холодок между лопатками — так неприятен был этот взгляд. Коротышка поднял голову и дунул на лампу — свет погас.

— Ой, — вскрикнула Оля, — свет включите, дяденька!

Какое-то мгновение, пока глаза привыкали, ничего не было видно.

— Мой дом, хочу — включаю свет, хочу — выключаю. Гость хозяину не указчик, — зло пробурчал коротышка где-то в стороне.

— Пойдем отсюда, — взял сестру за руку Толя. — Этот бомж, по-моему, псих.

— Для дорогого гостя и ворота настежь, — проскрипело ехидно из угла, и дверь тотчас же открылась. Но едва ребята шагнули к ней, она захлопнулась с такой силой, что зазвенели стекла окон. Толя дернул несколько раз ручку, пнул со злостью дверь и крикнул:

— Эй, дверь откройте!

— Мой дом, хочу — открываю дверь, хочу — закрываю, — ехидничал человечек в своем углу, и по стене снова поползли пугающие тени.

— Ничего, — стараясь говорить спокойно, сказал брат и взял девочку за руку, — мы не гордые, выйдем и через окно.

— Да, — храбро поддержала сестренка, — умение уже есть. Мы со второго этажа спускались, а с первого — пара пустяков, — и она потянула брата к окну.

Толя протянул руку к раме, но ставни, размахнувшись, захлопнули полуоткрытое окно, едва не прищемив ему пальцы.

— Эй ты, фокусник! — рассердился Толя не на шутку. — Ты мне чуть пальцы не отдавил! Ненормальный, что ли?

Теперь старинные ставни не пропускали ни одного лучика света, и комната потонула в темноте жуткой и устрашающей. Толя испугался, но не за себя, а за сестренку. Он всегда помнил, что она панически боится темноты и замкнутого пространства. По ночам ночничок в ее спальне выключали только тогда, когда во дворе загорался вечерний фонарь, ярко освещающий ее комнату. Толя взял сестру за руку, легко и успокаивающе сжал холодные, чуть дрожащие пальчики. Олюшка молчала, хотя ей казалось, что сердце от страха стучит очень громко.

— Мой дом, хочу — открываю окна, хочу — закрываю, — продолжал бурчать недовольно скрипучий голос. — Вас сюда никто не звал. Я и двери все запер без замков, чтобы никто не вошел, и пугать вас пытался, а вы все равно нагло лезли сюда…

Бурчание прекратилось, и над тумбочкой опять повисли два огонька. Желто-зеленые, как у разъяренной кошки. Они качнулись и поплыли навстречу ребятам.

— А теперь мне пошутить хочется… — конец фразы прозвучал весело и детским голоском. — Вы выходите, попробуйте, а я посмотрю и посмеюсь. А то что-то скучновато у меня стало… Спишь, спишь, а отдохнуть некогда! — и вслед за этим раздался многоголосый хохот. Казалось, что в комнате находятся несколько этих маленьких человечков разного возраста — смех перекатывался от старческого, скрипучего и кашляющего, до звонкого, молодого и задорного.

— Ну-ка, ну-ка, — смеясь, дразнил он, — и вашим, и нашим за копейку спляшем!

— Ах ты, малявка, — не выдержал Толя, — ну, держись! Я тебя сейчас найду, все уши пообрываю!

— Мал золотник, да дорог, — среагировал нахаленок. — Малявка — это ты про себя? А мне недавно сто пятьдесят исполнилось, до совершеннолетия всего каких-то пятьдесят лет только и осталось. Так что тебе до меня расти и расти. А насчет поискать — попробуй! Раз, два, три, четыре, пять, начинай меня искать, — самодовольно хохотнул над самым ухом Толи человечек.

В азарте Толя широко развел руки, чуть присел и, прыгая из стороны в сторону, двинулся к тумбочке, где, по его мнению, должен был находиться этот маленький нахаленок. Быстро ощупав тряпки, лежащие на тумбочке, Толик провел рукой за тумбочкой и внутри ее и вновь бросился на поиски малявки в комнате, делая обманные прыжки в разные стороны. Несколько раз он натыкался на Олю, стоящую посреди комнаты и упорно молчащую. Все двери комнаты по-прежнему были закрыты — Толя не забыл это проверить во время своих скачек. С толку сбивали появившиеся звуки: скрип дверей, шепот, шарканье шагов, шелест ветра, а может, разбросанных на полу бумаг…

— Дяденька, миленький, выпустите нас, пожалуйста, — раздался удивительно спокойный голос Оли. На мгновение тускло зажглась лампа, и Толя увидел сестренку с прижатыми к груди кулачками и сильно зажмуренными глазами.

— О-о-о! — раздалось над ухом девочки, и в сумраке над ее плечом появились два желтых огонька. — Доброе слово и кошке приятно…

Толя в два прыжка оказался рядом с сестрой, пытаясь схватить наглеца, но руки успели почувствовать только легкий ветерок.

— Но это мой дом, хочу — впускаю, хочу — выпускаю. В своем дому, что хочу — ворочу, — тихо прошелестело рядом.

И Толя не выдержал:

— Ладно, сдаюсь! Твой дом, ты — хозяин, ты — домовой.

— О! — откликнулся с радостью маленький хозяин. — Надулся, как мышь на крупу! На сердитых воду возят, а на дутых кирпичи!

Он помолчал немного, ожидая ответа мальчика, и добавил:

— Верно говорят: веселого нрава не купишь.

Ярко зажглась лампа. Толя, сощурившись от света, увидел в углу на тумбочке горделиво восседающего на куче тряпья и хитро улыбающегося домового.

— Ну, пошутил я! — еще больше расплылся тот в улыбке.

— Не долго тебе шутить осталось, сказал Толя, успокаивающе поглаживая по плечу сестренку, которая все так же стояла с закрытыми глазами. — Завтра этот дом развалят.

— Дом не развалят, пока я не выполню свою главную задачу, — сразу стал серьезным человечек, — и пока я не покину его.

Олюшка вздохнула, опустила руки и открыла глаза.

— Дяденька, миленький, выпустите нас, пожалуйста, вдруг мы здесь погибнем… под развалинами… Никто не знает, что мы здесь, — тихо попросила Оля.

— Голова б не думала, ноги б не пошли, — откликнулся домовой. — Погибнут они!

Он покачался на своей тумбочке, раздумывая над словами девочки, хлопнул маленькими ручонками по коленям и возмущенно спросил:

— И зачем мне еще одна тайна дома?

— Что вы сказали? — спросила Оля, не веря своим ушам. Все предыдущие страхи сразу же выскочили из ее головы, а душа замерла в ожидании сказки. — У дома есть тайна? Толя! Я тебе что говорила?

— Это я тебе говорил, — возразил брат и с сомнением посмотрел на человечка. — Это правда?

«Надо с этим незнакомцем держать ушки на макушке. Может, это какой-нибудь преступник здесь прячется? Или воришка? А чтоб мы не догадались, показывает тут фокусы всякие, как в цирке» — рассуждал Толя.

— Правда, что у дома есть тайна? — переспросил он еще раз.

— А чем мой дом хуже других? — обиделся коротышка. — У каждого дома есть своя тайна.

— А вы можете открыть нам эту тайну? — шепотом спросила Оля. — Мы, вообще-то, за этим и пришли.

— Как! — воскликнул человечек и подпрыгнул на своей тумбочке. — Вы пришли узнать тайну дома? Ну, наконец-то!

Он вихрем сорвался со своего места и стал бегать, подпрыгивая, вокруг ребят.

— Ух, ты! А то я тут уже завял, засох и чуть не сдох в самом расцвете сил!

Чувствуя заинтересованность девочки, он остановился напротив нее:

— Скукота полнейшая: помогать некому, мешать некому, пугать некого, шутить не с кем.

Он крутанулся на одном месте, подпрыгнул высоко и, очутившись перед Толей, сказал жалобно:

— И уйти не могу! Если я не передам кому-нибудь из людей тайну дома, то не имею права перебраться в новый дом и должен всю свою жизнь скитаться без приюта. А у меня вся жизнь впереди… если я, конечно, сегодня перехитрю кое-кого. Я еще совсем молодой, чтобы…

Тут он резко остановил себя и очень внимательно, серьезно посмотрел на ребят.

— Только что-то вы совсем уж зеленые, маленькие еще, чтобы вам тайну дома доверять, Доната спасать,… Хотя, можно попробовать… М-да, малы вы еще…

— На себя посмотри, ты тоже не старый, — улыбнулся Толя. — Сам говорил, что несовершеннолетний.

— А ты не сравнивай, — одернул его коротышка. — У нас с тобой заботы разные. Ты кто? Ребенок, ученик. У тебя все заботы на один лад — расти, учись, умней. А у домовых забот много: за порядком следи, ссоры в семье гаси, дом охраняй…

— А мне подружка говорила, — вмешалась в разговор Оля, — что их обокрали, когда все на работе были. А где в это время был домовой? Что же он не охранял дом?

— Видно, не ладили хозяева с домовым, не прислушивались к его подсказкам.

— А кому домовой передает тайну дома? — спросил Толя и удивился самому себе, чувствуя, что начинает верить этому заводному человечку.

— Кому попало, не доверит, — объяснял домовой. — Сначала человека проверит на честность, на храбрость, струсит он или нет… Хотя, человек — не орех, сразу не раскусишь…

И тут Оля кое-что решила, Толя сразу это понял по ее хитрым глазенкам.

— А вы нас уже проверили на храбрость, — заявила она. — У меня даже мурашки по коже пробежали. А когда дверь заскрипела — волосы дыбом встали!

Она весело рассмеялась, и человечек тоже поддержал ее звонким и довольным смехом.

— Правда? Правда? Ну, я же стара-а-ался! Мне, конечно, далеко до моего деда, тот был великий мастер по страхам, — доверительно обращаясь к девочке, рассказывал домовой. — У него вечером по коридору никто не ходил спокойным шагом. Только перебежками: вжик — туда, вжик — обратно.

— Он злой, значит, был?

— Почему злой? Строгий, справедливый. Он терпеть не мог, когда младших обижали, а старших не уважали. А семейка ему досталась трудная…

Оля посмотрела на босые ноги домового и, заметив, как постоянно шевелятся чумазые пальчики его ног, подумала, что малышу, наверное, холодно. Девочка подхватила его, как куклу, и усадила на тумбочку.

— Простынешь босиком, — сказала она опешившему домовому, и тот улыбнулся довольно, видно, забота эта ему понравилась.

Толя подошел и бесцеремонно выдернул из-под домового одну из тряпок, сложил ее аккуратно, положил на пол, и, предложив сестренке сесть, пристроился рядом с ней. Домовенок одобрительно следил за ним.

— Там брат сестру все время норовил исподтишка обидеть, — продолжил он свой рассказ. — А отец постоянно мать унижал. Вот дед мой и учил их, как мог. Не совсем, конечно, педагогично, как сейчас говорят, но в шок умел ввести, чтоб знали: как аукнется, так и откликнется, Он однажды хозяину… — тут домовой стал так хохотать и дрыгать ногами, что чуть не свалился с тумбочки, — … хозяину в его отчет на первую страничку сюрпризик положил. Представляешь, пришел он на работу, подает своему начальнику папку, тот открывает, а там… огромный таракан полузадушенный лапками дергает!

Домовой опять залился звонким смехом, а Оля передернулась:

— Фу! Не смешно!

Домовенок сразу насупился:

— А пусть не обижает дома никого! Сова и та своих совят хвалит: головастые, да лупастые! А он на детей кричал, мать детей своих обзывал. Из дома надо уходить так, чтобы тебя ждали, а не углы искали. Зато на улице — дед говорил — хозяин, фу-ты, ну-ты, строил из себя!

Домовенок вскочил на тумбочке, гордо выпятил грудь и выдал басом:

— Р-р-разойдись, грязь! Навоз едет!

Это было так уморительно, что ребята, не выдержав, расхохотались. Домовенок уселся и, довольный, добавил:

— Ничего, дед его хорошо учил, как надо родину любить!

— Можно подумать, — сказал Толя, успокоившись, — хозяин после этого добрее стал!

— Не стал, конечно, — вздохнул домовенок. — Грубого учить — только время зря мучить. Ну, потом дед его из дома выжил. Сколько ж с ним возиться, коли у него глаза вразбежку, а мозги набекрень? А хозяйке и детям все время помогал. Даже в сны приходил и подсказывал, что делать нужно, когда трудно было…

— А вы и в сны можете приходить? — удивилась Оля.

— Я все могу… ну, почти все… — просто и без хвастовства сказал малыш. — На то я и домовой. Кто к чему родится, тот к тому и пригодится. Ну, будем считать, что я вас страхами проверил, какие вы, видел. Могу теперь и побаловать. Какое чудо вам подарить?

Олюшка посмотрела на брата. Тот молчал и рассматривал домовенка, улыбаясь. И Оля подумала, что если попросит что-нибудь несбыточное, а малыш не сможет это сделать, то будет его очень жаль. А еще жаль испортить сегодняшнюю сказочную ночь. И тогда она сказала:

— Вы говорили, что снами управляете. Вот здорово! Я хочу побывать во сне у мамы, узнать, что ей снится.

— Эй! — повернулся к ней брат. — Ты говорила, что подсматривать нехорошо, а сама в чужой сон лезешь!

— Только без ужасов, ладно? — не обращая внимания на возражения брата, сказала Оля. — Я знаю, что любой сон можно себе заказать. Я уже это делала. Тогда что захочешь, то и приснится. Ой, а может, у меня в роду домовые были, и я тоже могу снами управлять?

— Ну, болтуха… — покачал головой брат.

— Сам болтух, — беззлобно сказала сестренка. — Я просто фантазерка.

— Фу — ты, ну — ты, — нетерпеливо дрыгнул ногой домовенок, — мало говори, больше услышишь!

— Это я от страха, — призналась Оля. — Я, когда боюсь, много говорю. А страшных снов боюсь до ужаса!

— Не бойся, — серьезно сказал малыш. — Страхов много, а жизнь одна. Иди. Это будет сон на двоих.

Он соскользнул с тумбочки, взял Олю за руку и подвел ее к одной из дверей этой комнаты. Дверь медленно и бесшумно отворилась.

— Эй, без фокусов, пожалуйста, — подскочил к ним Толя. Если с ней что-то случится, то я могу… — и он угрожающе поднес кулак к носу домового.

— О, это хорошо! — улыбнулся человечек Оле. — Иди, не бойся, у тебя замечательный брат.

Оля удивительно спокойно и без страха шагнула в темноту комнаты. Дверь тихо прикрылась, и Толя услышал удивленный голос сестренки: «Мама?»

Он подошел к двери, прислушался к голосам, доносившимся из соседней комнаты, и удивленно оглянулся на домового:

— Ничего не пойму. Как мама туда вошла?

Толя с силой толкнул дверь, но она не открылась.

— Она и не входила. Это сон, — сказал домовенок и направился к своей тумбочке.

Он влез на нее, приудобнился и объяснил Толе:

— Сон на двоих. Они обе друг другу снятся. Да ты не переживай, впереди времени не мчись. Подождешь — услышишь, поживешь — увидишь…

Домовенок помолчал немного, наблюдая за Толей, который начал нервничать. Видно было, что он боится за сестренку.

Малыш глубоко и тяжко вздохнул:

— Вот бы мне такого брата… или друга, чтобы спас меня от беды… или от смерти…

— Ты что, болен? — спросил Толя, продолжая прислушиваться к голосам за дверью. — А чего умирать собрался? Сколько лет живут домовые?

— Обыкновенные могут жить лет семьсот, восемьсот.

— А необыкновенные?

— А необыкновенные — те бессмертны, — улыбнулся домовенок.

— А какие это — необыкновенные? — заинтересовался Толя и подошел к домовому.

— Это те, кто пережил свою смерть.

— Разве это возможно?

— Говорят, возможно, — домовенок опять вздохнул. — Хотя я никогда такого домового не видел. Каждый домовой знает день своей смерти.

— Значит, он может уберечься от нее.

— Не может. Не ты смерти ищешь, она сторожит. Какая это смерть, если от нее убереглись? — домовенок недоверчиво покачал головой. — Не каждому это удается, не каждому счастье улыбнется. Счастье — вольная пташка, где захотело, там и село.

— А как домовой может стать бессмертным?

— Его должен от смерти кто-нибудь уберечь, спасти. Получается тогда, что он нужен, что без него не ладятся дела в доме и семье. Вот от такого смерть отступает, он становится бессмертным.

— Хочешь, я тебя спасу? Назови свой день, — сразу же предложил Толя.

— Нельзя открывать эту тайну, это ничего не даст, а смерть тогда обманет, и придет, когда не ждешь.

— Фу, — недовольно сказал Толя, — совсем ты меня запутал — можно, нельзя… А я тут сижу, как дурак с помытой шеей, и сказки твои слушаю. Долго там Оля ходить будет?

— Она не ходит, а спит.

— Спать можно и дома, — возразил Толя категорично. — Все! Давай ее сюда!

Дверь открылась, и вошла Оля. Вид у нее был ошарашенный.

— Кошмарики какие-то… — сказала она. — Мы с мамой ходили по мрачным темным комнатам и искали друг друга. Я кричала, звала ее, но голос у меня какой-то странный был, беззвучный. Рот открываю, кричу изо всех сил, а мама не слышит. Это ей снится? Какой ужас? Ее надо разбудить!

— Она сама проснется скоро, придет на тебя посмотреть, — успокоил Олю домовой. — У вас еще час в запасе есть.

— Тоже мне, распорядитель снов, — сказал Толя недовольно. — Не умеешь — не берись! Нагнал страха на девчонку! Не мог что-нибудь интереснее показать?

— Зачем? — простодушно спросил малыш. — Я не ваш домовой, чего стараться? Ну, ладно, — крикнул он, увидев, что ребята направились к выходу, — я умею и более интересные вещи делать.

Он сорвался с места и остановился перед ними.

— Ошибок нет только у тех, кто ничего не делает, — буркнул он, потом вдруг улыбнулся хитренько. — А может, хотите пройтись во времени? В какое время хотите переместиться?

— Прошлое, — не задумываясь, сказала Оля.

— Будущее! — поправил ее брат.

Человечек довольно потер ладошки.

— Ладно, раз не можете договориться, выбираю я. Тому виднее, у кого нос длиннее.

— У меня длиннее, у меня! — закричала Оля, потому что фантазия ей подсказала, что можно побывать в каком-нибудь дворце на балу.

— Фу — ты, ну — ты, за твоим языком не поспеешь босиком, — укоризненно покачал лохматой головой домовенок. — Никто не будет в обиде. Дайте подумать, а то сделаю, как та Дарья, у которой каждый день аварии: садит в печь пирожки, а вынимает покрышки на горшки.

Человечек задумался, потом заложил ручки за спину и стал ходить туда-сюда перед ребятами. Мордашка была у него очень серьезная. Вот он остановился напротив и испытывающе посмотрел на них. Оля нетерпеливо кашлянула, а потом еще раз, подталкивая домового к действию. Он подошел к окну и пошлепал ладошкой по подоконнику:

— Сядьте вот здесь и молчите, ни во что не вмешивайтесь, ничего не говорите и не шевелитесь.

Ребята с готовностью подбежали к окну и уселись рядышком. Малыш поднял руки, дернул на себя что-то невидимое, повернулся к лампе и дунул на нее. Свет погас, и ребята почувствовали легкое колыхание воздуха перед лицом. А когда свет опять вспыхнул, оказалось, что перед носом у них висит удивительно красивая ажурная занавесь, сквозь которую видна комната. Эта же самая комната, но какая уютная и нарядная! Удивительные обои, а на стенах портреты детей. Какая дивная скатерть на столе! Вся ажурная, и цвет такой необычный, нежный! А светильник на столе, наверное, волшебный! Как в сказке его розы слабо мерцают и покачиваются, то открывая, то закрывая лепестки бутонов.

Мелодично прозвенел звонок, и Оля от неожиданности чуть не свалилась с подоконника, но брат вовремя успел схватить ее за пижаму. Откуда-то сбоку появилась молодая женщина, подошла к двери и открыла ее. Вошел мужчина, тоже молодой, в белом халате, наверное, врач.

— Здравствуй, — сказал он и поцеловал женщину в подставленную щеку. — Ну, что тут у вас?

— Все нормально. Ты зря беспокоишься, — ласково ответила ему женщина, поправляя воротничок своего голубого форменного халата. — Днем все пили кислородный коктейль, на ночь полоскали горло травяными настоями. Утром сделаем точечный массаж — все, как ты учил.

— Умнички! У меня хорошая помощница, — сказал незнакомец, ставя на стол свой маленький чемоданчик. — Что бы я без тебя делал?

Он подошел к детским портретам на стене.

— Сколько их сейчас?

— Шестнадцать. Семь девочек и девять мальчиков. Они такие забавные и такие талантливые. Посмотри, какую мы куклу сшили! — вспомнила женщина и потянула врача за рукав в угол к тумбочке. — Похож?

— Похож, — сказал мужчина и засмеялся, — особенно нос.

Они замолчали, а ребята вытянули шеи, пытаясь рассмотреть куклу, рассмешившую взрослых людей.

— Знаешь, мне иногда кажется, что мы его выдумали, — грустно сказала женщина.

— Или это был сон на двоих, — предположил ее собеседник.

— Да. Но железная коробочка с пуговицей и золотыми монетами нам не приснилась. Она была настоящей.

— Мы взрослые люди, — тихо сказал мужчина, — а ты все пытаешься рассказывать сказки…

— И мои гаврики верят всем сказкам, — горячо перебила его женщина. — А этого Донатия просто обожают. Скажи, если бы можно было вернуться в детство, что бы ты сделал?

— Применил бы силу. А клад все равно бы нашли.

— Да. Он оставил метку возле кирпича, за которым была спрятана коробочка, — и она добавила с горечью, — если бы мы тогда не проспали…

— Перестань себя казнить, — сказал мужчина, поглаживая ее по плечу. — Это просто была шутка… наваждение какое-то…

— Нет! — упорствовала женщина. — Если бы мы пришли раньше, он был бы жив!

— Ну что ты выдумываешь, Олюшка? — ласково уговаривал мужчина. — Вспомни, когда утром мы пришли, там никого не было, кроме старой лохматой куклы.

— Толя! Мы поздно пришли! — уверенно сказала женщина. — Это был он!

И тут Олюшка не выдержала, спрыгнула с подоконника и закричала:

— Толя! Это же ты и я!

Занавеска рухнула на ее голову, а свет погас. Оля замахала руками, стараясь освободиться, и когда свет вспыхнул, оказалось, что она машет руками впустую — никакой занавески нет.

— Здравствуйте, здравствуйте, проходите, да хвастайте, — подал голос домовой. — Ты что же это уговор нарушила? Сказано было: молчать, да на ус мотать! Ну? Что-нибудь уразумели?

— Да, — расплылась в улыбке Оля. — Я, когда вырасту, буду воспитателем, а Толя — врачом. Так? А знаете, почему? У нас бабушка часто болеет, а Толя обещал стать врачом и вылечить ее. А он ее вылечит?

— А ты дала посмотреть? Трепло! — не выдержал брат.

— Сам ты это слово, — обиделась Оля, хотя и чувствовала свою вину.

— Толком ничего не узнали и не поняли, — продолжал укорять брат, а домовенок сидел и как-то нервно постукивал пяткой по дверце тумбочки.

— Ой, — виновато сказала девочка, — а можно еще раз?

— Нельзя, — вздохнул домовенок. — Два раза в одну воду не входят.

— Почему? — не поняла Оля.

— Потому, что все течет, все меняется, — объяснил Толя.

— Молодец. Мудрый слышит вполслова, — как-то невесело похвалил домовой.

— А что это за дом был? — спросил Толя. — Этот? Его что, не снесли?

— Значит, не снесли, — кисло ответил домовой.

— Так радоваться надо! Ура! — закричала Олюшка. — Старый великан будет жить вечно!

— Да ему крышу уже разобрали! — пытался унять буйное веселье сестры Толя.

— А ты для чего сюда пришел? — спросил у него домовой.

— Я? — не понял мальчик.

— Тайну дома узнать! — подсказала Оля.

— То-то и оно-то! Давай что-нибудь взамен, — домовенок протянул ладошку.

— А у нас ничего нет! — растерялась девочка.

— Что давать? — удивился Толя. — На мне только пижама, да тапочки. Даже носков нет.

— Зачем мне носки? Орехи колоть? — и домовенок грустно улыбнулся собственной шутке.

— А я вон там, на подоконнике зеркальце видела. Хотите?

Олюшка подбежала к окну, взяла с подоконника зеркальце и принесла домовому.

— Эх, — сказал малыш, рассматривая себя, — такой нос про праздник рос, а я его в будни треплю.

Он подумал немножко, почесал свой нос и сказал:

— Нет, зеркальце не подходит!

— Хотите красивую пуговицу?

Олюшка оторвала пуговицу с нагрудного кармана пижамы и протянула домовому.

— Вот это подарок! — обрадовался он. — От себя оторвала! Для милого дружка и сережка из ушка. Ну-ка, ну-ка, что это я приобрел — от бублика дырочку?

Он внимательно посмотрел на пуговицу, потом поднял ее над головой и стал рассматривать сквозь свет лампы.

— У меня уже такая есть.

— Не может быть! — сказала Оля, принимая подарок обратно. — Эта пуговица, папина бабушка говорила, реликвия. Она мне ее пришила на пижаму, потому что пуговица одна, ни к чему не подходит. Видите, в середине шарика капелька, как крошечное солнышко? И вообще, это самый настоящий янтарь. Такие пуговицы сейчас не делают.

— Я и сам с усам, все знаю. Этих пуговиц было всего две. Одну крепостная актриса подарила своему любимому — гусару Н-ского полка. Он дал клятву выкупить девушку у помещика.

— И клятву не сдержал! — вздохнула Олюшка.

— В том нет его вины. Он собрал нужную сумму выкупа и через три года прибыл в этот город, надеясь утром прийти к помещику. Человек предполагает, а жизнь располагает…

Домовой замолчал, подошел к окну, легко вспрыгнул на подоконник и провел ладошкой по расколотому стеклу. Окно и ставни распахнулись. Малыш выглянул в окно, посмотрел вправо, влево, вздохнул и повернулся к ребятам.

— Ну? — подтолкнула его нетерпеливо Оля.

— Ночью в гостиницу — она была тогда в этом доме — пробрались воры. Они надеялись поживиться деньгами гусара и убили его. Денег не нашли, а душу сгубили. Коробочку с пуговицей и деньгами мой дед берег и передал мне. Это и есть тайна дома.

Домовой закончил свой рассказ, и в комнате воцарилась тишина. Где-то в углу запел сверчок.

— Хорошая примета: сверчок поет, значит, вся семья в сборе, — вспомнил бабушкину примету Толя. Домовой грустно улыбнулся.

— А ведь она его всю жизнь ждала, — вернулась к разговору Олюшка, — а замуж так и не вышла. Когда крепостное право отменили, она уже старенькая была и пуговицу потом подарила дочке хозяев, у которых на квартире жила. Сказала: «На счастье». Так эта пуговица и переходила из рук в руки на счастье.

— Да? — оживился домовой. — Ну что, тогда меняемся?

Оля как-то неопределенно повела плечиком, и малыш сказал:

— Верну две.

Девочка рассмеялась:

— Честно?

— Где ты видела домовых врунов? — возмутился домовенок.

— Я их вообще не видела.

— Я последний из врунов. Но, честное домовое, если все будет так, как мечтаю, ни одного слова неправды никто не услышит от меня, клянусь! Ну что?

— Ладно, — сдалась Олюшка. Ей ничуть не жаль было пуговицы, а просто интересно было наблюдать за домовым, который выпрашивал пуговицу, как малыш понравившуюся игрушку, к которой был безразличен до тех пор, пока не узнал, что она нужна кому-то.

— Обмен сделан! — хлопнул в ладоши Толя.

— А не пора ли вам домой? — вдруг спросил домовенок.

От неожиданности ребята даже глаза вытаращили.

— Это нечестно! — возмутился Толя.

А сестренка от обиды перешла на ты:

— Ты обещал клад!

— А я и не отказываюсь. Только вот примета есть: ни вечером, ни ночью из дома ничего выносить нельзя.

— А утром? — деловито спросил Толя.

— Шесть тридцать, — так же деловито ответил домовой. — Раньше нельзя, а позже уже не смогу.

— Договорились!

— Не опоздай! — предупредил домовой.

— Постараюсь. Слушай, а почему это ты тайну дома открыл, если дом еще будет о-го-го сколько жить?

Домовой молчал, испытывающе глядя на мальчика.

— Ты в новый дом переселяешься? — догадался Толя.

— Сказал бы я словечко, да волк недалечко… — таинственно прошептал домовой.

— Ты чего-то боишься? — спросил Толя, подойдя к малышу, который сидел на подоконнике и время от времени оглядывался в сторону двора.

Конец ознакомительного фрагмента.