Яблоня от яблочек

Лидия Луковцева, 2023

Разве можно на старости лет вернуть юность и упущенное когда-то личное счастье? Сбежавшая невеста, а ныне просто уставшая пенсионерка возвращается в родной город, чтобы – пусть не вернуть, а хотя бы попытаться. Вот только мужчину, ради которого она проделала путь через всю страну, через несколько минут после встречи находят мертвым в парке.Седьмая книга серии "Детектив из глубинки" повествует еще о нескольких судьбах жителей провинциального поволжского городка и похождениях пожилой артюховской "детективши" Зои Васильевны. Она помогает подруге-однокашнице разобраться с тайнами личной жизни, а заодно раскрыть серию убийств. И никакого на этот раз золота, всего лишь немного криптовалюты!

Дипломатия — это умение нагадить в душу

Слежку мужчина заметил не сразу. Вернее, он ее почувствовал и попытался сразу обнаружить, обращая внимание на тех, кто казался ему подозрительным. То есть — на мужчин, неторопливо, но настойчиво шагающих за ним, на встречных, окидывающих его преувеличенно равнодушным взглядом, на тех, кто обгонял его, лавируя в толпе и прижимаясь к нему почти впритирку. Толпа, прямо скажем, была не так уж многочисленна, чтобы возникала нужда прижиматься, а карманники в наше время, слава богу, уже практически перевелись. Поэтому от таких вот, прижимающихся, он особо испуганно шарахался.

А на двух теток примерно его возраста мужчина обратил внимание не сразу, потому и не мог сказать, давно ли они следуют за ним, то приближаясь, то отдаляясь, то вдруг вообще исчезая из вида, может, свернув на другую улицу. Но когда тетки возникли у него за спиной в очередной раз, неотвратимые, как судьба, у мужчины в голове щелкнуло.

Ведь это идеальная слежка! Разве вот таких теток: пожилых, обыкновенных, в пестрых летних одежках турецко-китайского пошива — можно заподозрить? А они-то и есть самые опытные — демонстрирующие эту свою обыкновенность. Гуляют себе и гуляют две подруги по улицам родного города. Наматывают нужное количество шагов, в соответствии с рекомендациями теледокторов. Времени полно, внуки выросли. А может, приезжие, гостьи города — в Поволжье гостевой сезон. То остановятся у киоска с мороженым, то притормозят, разглядывая красотку на обложке глянцевого журнала в витрине киоска «Роспечать», едва мужчина начинает поворачивать голову в их сторону. Причем проделывают это довольно шустро, успевая осуществить процесс увлеченного разглядывания красотки до того, как он успевает оглянуться окончательно.

Как только мужчина уяснил, кто за ним следит, тетки тоже скоренько просекли, что спалились. Тут, по идее, они должны были бы отстать, чтобы их подменили другие коллеги по «наружке». Но, когда он заполошно оглянулся в очередной раз, одна из теток, в нарушение всяких правил конспирации, вдруг решительно направилась к преследуемому.

Он мысленно присвоил ей псевдоним «Бабища», хотя женщина была комплекции вовсе не устрашающей. Ну да, высокая, габаритная, статная… Скорее, дама-позитив. Но эта несуразная, на его взгляд, кокетливая соломенная шляпка с голубой розочкой!..

Вторая тетка — среднего роста и средних объемов. Она топталась на месте, лишь отступив к краю тротуара.

Мужчина резко остановился и, повернувшись, ждал приближения Бабищи. Держа в одной руке свернутую в трубочку газету, он злобно постукивал газетной трубкой по ладони другой руки, с намерением устрашить преследовательницу. Это до чего же дошло! Совсем обнаглели!

Однако не устрашил. Бабища неумолимо приближалась.

— Простите, вы не Купцов? — спросила она, приблизившись, и лучезарно улыбнулась, — Олег Купцов?

Вся из себя такая простодушная. Типа, ой, обозналась, с кем не бывает?

— Пошла вон!!! — рявкнул мужик, выпучив зенки. — Где вас только набирают таких?

Наглая преследовательница, уподобившись вертолету, взлетела в воздух без разбега, но далеко не улетела. Низко пошла. Может, когда-то она и была легче перышка, но сейчас в это трудно было поверить.

Однако за время своего недолгого полета она успела сконцентрироваться, что свидетельствовало о хорошей реакции. Наверное, в свое время занималась спортом. Приземлилась довольно удачно, едва не сбив с ног испуганно шарахнувшегося от летящего снаряда паренька.

В какой-то мере приземление смягчил оброненный ею в полете надкушенный пломбир в вафельном стаканчике. На него шпионка и приземлилась. И тут же, довольно резво для своих возраста и комплекции вскочив, тетка в крайней степени озлобления уточнила не совсем в тему, в сложившейся-то ситуации:

— Каких это — «таких»?!

— Фемин сушеных! — охотно пояснил мужик, тоже вне всякой логики: с одной стороны — Бабища, а с другой — сушеная.

Впрочем, если есть женская логика, мужская ведь тоже имеет право на существование? Во-первых. А во-вторых, это было его традиционным ругательством в ссорах с женой, женщиной миниатюрной. Только вот Бабища в эти подробности не была посвящена, как и в то, что она Бабища.

Дама-вертолет, захлебнувшись от возмущения, издала писк. Это был редчайший случай в ее биографии, когда не находилось слов, даже междометий, одни звуки.

К чувству ее справедливого негодования мужским хамством присоединилось смутное чувство протеста. Протест адресовался не к «фемине», что при желании можно было принять за комплимент. Но до «сушеной» ей было еще сохнуть и сохнуть!

Формами своими тетка если не гордилась, то и не комплексовала по поводу их объемов — вполне приличные объемы, в возрастных рамках. Она любила иногда со сдержанной гордостью поведать знакомым, как, проходя несколько лет назад диспансеризацию, в порядке кокетства сказала симпатичному, тоже немолодому доктору, что не мешало бы ей похудеть. А седовласый доктор с энтузиазмом воскликнул:

— Что вы, что вы! Ни в коем случае! У вас прекрасный вес.

И было это всего-то пару-тройку лет назад. А тут такой эксцесс!

В Библии — там у них в начале было слово. У тетки, как уже было сказано, вначале был звук, только потом родилось слово.

— Хам! Чистопородный артюховский хам! — с чувством констатировала она.

— Шляпу сними! — процитировал артюховский хам реплику из «Кавказской пленницы».

— Что?! — опешила тетка.

— Шляпу сними. Нацепила! Думаешь, замаскировалась? Как на корове седло! — издевательски бросил мужик и, развернувшись, неторопливо пошагал дальше.

Он уже понял, что ошибся в отношении этих баб, и гора свалилась с его плеч. С одной стороны. С другой стороны, отвлекшись, он прозевал настоящую слежку. Если, конечно, она вообще была.

Нервным он, однако, стал чрезмерно! Так ведь и станешь. Олег Купцов — ну надо же!

Оглянувшись через несколько шагов еще раз, для страховки, мужик увидел прихрамывающую вертолетчицу, удалявшуюся по тротуару к поспешавшей ей навстречу спутнице. Неэстетичное пятно от пломбира на ее легкой светлой юбке расплылось в районе весьма объемной пятой точки. Наверно, аппетитной была в свое время попочка.

Мужик мстительно ухмыльнулся. Оглянувшись вторично, удостоверился, что от мысли его преследовать лже-шпионки отказались. Вторая баба, согнувшись, проделывала какие-то спасательные мероприятия с юбкой Бабищи, а та, извернувшись, демонстрируя почти римский профиль, бурно жестикулировала, произнося гневную тираду. В его адрес, разумеется! Цицеронша, мать твою.

Впереди показался сквер, носящий имя Братского садика. Мужик вошел в него и, дойдя до памятника солдату-победителю, присел на лавочку — ноги не держали, все же перенервничал. Достал пачку с сигаретами, подержал ее в руках в некотором размышлении, но закуривать не стал.

Не стал он также засовывать пачку обратно в карман, а, помедлив, встал, отошел к соседней, тоже пустующей, лавочке и выбросил пачку в урну. Видимо, решительно и бесповоротно надумал с курением завязать, и настал момент сделать такой символический жест. Но чтоб не возникло искушения вытащить пачку обратно, выбросил ее подальше, хотя урна имелась и рядом с его лавочкой. Потом вернулся обратно, подальше от соблазна, а может, просто облюбованная им раньше лавочка была ему более симпатична. Или голубой цвет ему больше импонировал, чем желтый (лавочки были окрашены в разные цвета).

Мужик, присев на лавочку, перевел дух и откинулся на спинку, вольготно раскинув руки. Вскоре с другой стороны сквера, из-за памятника, появился еще один мужик и подсел к первому, бесцеремонно его потеснив.

Между тем неудачливые «наружницы» и не подумали отстать от объекта. Распрямившись после того, как почистили перышки, точнее, юбку Бабищи, они все же успели заметить, что чистопородный артюховский хам скрылся в сквере.

— Слушай, — сварливо сказала та, что подходила удостоверяться и поразила Купцова способностью взлетать как вертолет, — Я все-таки хочу расставить точки над «ё»!

— То есть?

— Хочу окончательно удостовериться, Купцов он или не Купцов. Хотя, в общем-то, уже и так понятно, что не он.

— И когда тебе это стало понятно?

— Купцов никогда бы не сказал, что шляпа на мне, как на корове седло.

— Он же не предполагал, что это ты.

— Любой знакомой женщине не сказал бы!

— То есть все остальное, кроме шляпки, твой Купцов МОГ бы сказать НЕЗНАКОМОЙ женщине? И сказать ТАКИМ тоном?

— Ну… Мало ли какие обстоятельства случились в его жизни! В каком он жил окружении. Влияние среды, знаешь ли…

— Жены, ты хочешь сказать? — уточнила подруга.

— Жена — тоже часть среды, и весьма существенная.

— Но не до такой же степени могла повлиять… существенная часть среды? Обычно женское влияние облагораживает!

— Мы же не знаем, до какой степени озверения могла довести эта… «среда» нормального в прошлом мужика!

— Мы же пока ни в чем не уверены. Может, у этого мужика была совсем другая среда. Не та, которую мы видели.

— Может… А может, очень похожая на ту, что мы видели. То-то он и рычит, как пес, которого палкой дразнят.

— Ну хорошо, ты подойдешь. А если он тебя опять пошлет? Или вообще стукнет? Мало тебе одной испорченной юбки и ушибленного копчика?

— Но я же сейчас пойду без мороженого. Копчик переболит, чем-нибудь помажу. Я прямо вся на эмоциях! Я, конечно, сплоховала от неожиданности, но теперь-то я предупреждена, чего от него можно ждать! Следовательно, вооружена. В любом случае, я не привыкла уходить вот так — молча утеревшись и в испорченной юбке! Тем более, утереться от Купцова! — вздернула она подбородок.

— Но ты же сейчас сказала, что тебе стало понятно, что это не Купцов. Впрочем, я и сама начинаю склоняться к этой мысли.

— Да-а-а? А у тебя какие аргументы?

— Ну, смотри. Ты называешь его фамилию. Несколько секунд у него уходит на узнавание тебя. Он мысленно отбрасывает все твои наслоения, напластования, морщины, так сказать, годовые кольца. Не настолько ты разительно изменилась, чтоб он мог не узнать любимую девушку! Опять же — голос!.. Но он не признал. Значит, не Купцов.

— Ничего не значит, хоть и логично. Он мог просто не захотеть меня узнавать, хотя и узнал, по истечении секунд, следуя твоей логике. И если так, это для меня вдвойне оскорбительно. А голос… Ты ведь тоже меня не узнала по голосу. Нет, надо все же убедиться окончательно, для чистоты эксперимента.

— Ладно, идем убеждаться.

И они пошкандыбали к скверу. Осторожно заглянув, увидели своего хама в конце аллеи, сидящим в одиночестве на лавочке под памятником Солдату-победителю. Точнее, в одиночестве он находился именно в данный момент, а от лавочки торопливо удалялся по аллее в противоположную от них сторону мужик, минуту назад, скорее всего, сидевший рядом с предполагаемым Купцовым. Мужик скрылся за памятником.

— Ты посмотри! — опять взъерепенилась Бабища, — Этот козел, обхамив женщину, сидит, как ни в чем не бывало. Развалился барином и наслаждается жизнью.

— Может, он как раз пытается тебя вспомнить? Мысленно отбрасывает твои годовые кольца?

— Купцов никогда не был тормозом! Он уже давно отбросил бы их. И потом, когда человек погружен в воспоминания, он сидит как-то по-другому… Сгорбившись, задумавшись, загрустив…

— Да нет, он вроде немножко все же запечалился. Видишь, голову повесил…

— Ага, — саркастически заметила Бабища. — Наверно, он осознал, что был со мной не слишком вежлив. Он, знаешь ли, мог запечалиться совсем по другому поводу. Может, у него есть другие причины печалиться, помимо того, что он меня до смерти напугал? Может, ему тот мужик, что убегал, какую-то неприятную вещь сказал.

— Как-то он неестественно ее повесил, свою буйну голову, тебе не кажется? Для человека, погруженного в воспоминания, так сидеть неудобно, тем более, с раскинутыми по спинке лавочки руками. В этом есть какое-то несоответствие…

— Пожалуй, я с тобой соглашусь… А вдруг ему плохо с сердцем стало? Если он даже и не Купцов, все же человек!

— Давай уже не будем гадать! — раздраженно воскликнула подруга. — Если ты еще лелеешь надежду, что это Купцов, так иди и в этом убедись! Или уже разубедись.

— Ты, конечно, права, — решительно сказала Бабища, однако не двигаясь с места и продолжая издали пристально вглядываться в своего обидчика.

— Ну?!!

— Не мешай, я думаю.

— Ты в этот-то раз хорошо его рассмотрела? У тебя была такая возможность! Вы же какое-то время разговаривали.

— Как я могла хорошо его рассмотреть! Он же, козел, сразу вверг меня в состояние когнитивного диссонанса!

— Ну а голос? Голос не узнала?

— Куда там! Он ревел, как разъяренный бугай! Ладно, пойду! — решилась, наконец, она. — Скажу ему, что из-за таких хамов, как он, у гостей вашего замечательного города может сложиться превратное мнение обо всех артюховских мужчинах! И еще кое-что добавлю.

— Ну, иди уже, расставляй свои точки!

— А ты что, не со мной?

— Мне-то зачем подобные потрясения? Иди одна. Тебе надо!

— Ну, Зайка, ну, пожалуйста, давай подойдем к нему вдвоем?

— Рая, да ты никак оробела? Эх ты, герой! С дырой в одном месте.

— А ты ренегатка! Я в такую даль перлась, и я все-таки гостья! А гостей принято ублажать! И уж если взялась мне помогать, так будь последовательной до конца.

— Старая шантажистка, — проворчала Зайка. — Как бы это я не взялась, интересно! Одно условие: с этой минуты ты перестаешь называть меня Зайкой!

— Честное-пречестное! А… почему?

— По кочану! Какая я тебе Зайка — седьмой десяток доживаю? Зоя я, и точка! Идем уже. Но учти, я просто рядышком постою, в ваш диалог встревать не буду. Просто группа поддержки. Разве что в самом крайнем случае. Да и ты, чтобы больше не парИть в воздухе, постарайся с ним как-нибудь… подипломатичнее. Я тебя не смогу удержать, слишком разные весовые категории.

— Отчего люди не летают? — вздохнула Рая. — «Рядышком»?

— Просто рядышком, — уперлась Зоя. — А ты, мой тебе совет, если уж горишь местью, действуй по принципу дилетанта от политики.

— А как это — по принципу дилетанта от политики?

— Блогерша одна говорит, что дипломатия — это умение нагадить в душу так, чтобы там остался вкус лесных ягод.

— Да-а-а? Какая прелесть! Слушай… А вот вроде бы есть такая ягода — бздника? У нее что, какой-то специфический запах? Она вкусная? Не в курсе?

— Бздника — это, вообще-то, не лесная ягода, хоть и дикая. Растет сама по себе возле мусорников. Называется — паслен. В детстве ели, неужели не пробовала?

— Как-то не пришлось.

— На вкус… не очень, — сморщилась Зоя. — Если только с голодухи… Хотя с нею и пироги когда-то пекли. А причем тут бздника?

— Название очень подходящее к ситуации. БЗДНИ-КА! — мечтательно вымолвила Рая по слогам. — Подипломатичнее, говоришь? Ну ладно. Сейчас я ему вправлю мозги, вставлю клизму, надаю по щам! — Рая вводила себя в состояние боевой готовности.

— Надеюсь, только в фигуральном смысле? Не в буквальном? — напряглась Зоя, помня по молодости бойцовские качества подруги и учитывая ее нынешние габариты.

— Надеюсь, в буквальном не придется, что я, малахольная? Буду давить морально, по принципу той твоей блогерши! Наваляю ему люлей, объясню, кто кому Вася, обеспечу энурез! Чтобы после нашего диалога при воспоминании обо мне, у себя во рту он на всю оставшуюся жизнь чувствовал вкус бздники.

— Рая, — восхитилась Зоя, — ты целый синонимический ряд выстроила.

— Ну так! Филологическое образование не задушишь, не убьешь, — кивнула Рая, — Вот ты же, к примеру, до сих пор, успела я заметить, сыплешь цитатами направо и налево. Когда-то у тебя даже тетрадочка была с афоризмами и высказываниями. Зелененькая такая. Помнится, мы всей комнатой ее перлами пополняли. Она жива еще?

— Ты помнишь? — умилилась Зоя. — Живая, только потрепанная, я даже и сейчас иной раз в нее заглядываю.

— Освежаешь в памяти? Или пополняешь?

— Интересно же, что меня, юную, тогда волновало, какие мысли великих людей цепляли, — добавила Зоя как бы оправдываясь.

— И что же тебя тогда волновало?

— Да знаешь, по большому счету то же, что и сейчас. Разве что в нынешнем возрасте уже и сама могу изредка что-нибудь эдакое выдать… назидательно-философское.

— Ну, это мы все можем. Жизненный опыт, «сын ошибок трудных»!

— А тогда такие тетрадочки как-то принято было вести.

Дамы, маскируя за трепом некоторую опаску, вполне естественную в свете последних событий, направились к лавочке. Там в одиночестве сидел то ли закручинившийся, то ли задремавший, то ли погрузившийся в воспоминания неадекватный то ли Купцов, то ли не Купцов.

* * *

За пару дней до этих событий на телефоне Зои Васильевны высветился звонок без имени. На незнакомые номера она, в последнее время напуганная расплодившимися телефонными мошенниками, не отвечала. Но тут уж очень долго и настырно звонили, и звонок повторялся с краткими перерывами. Человек не оставлял надежды пообщаться.

Зоя, поколебавшись, все же нажала «вкл». Нажала и молчала, никаких тебе «да», «алло», «слушаю». В наше неспокойное время уже все бабки в курсе про современные компьютерные технологии: склейки, подражания голосам и прочие дип-фейки. Но эти телефонные прохиндеи такие изобретательные, а Зоя Васильевна — женщина внушаемая и отзывчивая, и легко поддается на провокацию. Она это за собой знала, поэтому предпочитала не рисковать.

— И долго будем молчать? — спросили на том конце насмешливо.

Голос был женский, причем женщины не молоденькой. Молодые мошенники мужского пола разговаривают хоть и быстро, напористо, но весело и задорно, будто рэп исполняют. Не дают времени на раздумье. Прямо хочется вытянуться в струнку, забыв про старческую сутулость, и вслед за Есениным «задрав штаны, бежать за комсомолом». Или, по Маяковскому, сразу же «идти, приветствовать, рапортовать», подчиняясь молодой дерзкой энергии. Потому так много бабок и дедок попадаются на их удочку, со своей замедлившейся с возрастом реакцией. Тут лучше ничего вообще не отвечать, а молча класть трубку.

У девушек-мошенниц, действующих от себя лично или от имени какой-либо компании, что по большому счету одно и то же, подход другой. Эти современные сирены — Юли-Оксаны-Кристины — воркуют и мурлычут, обволакивают нежными голосами и словесами. И Зоя Васильевна прямо воочию видит, как с их розовых язычков в подставленную тарелку капают мед и елей. Как тут не ответишь этакой милоте? По принципу — каков будет ваш положительный ответ?

— Зайка, ты там еще живая? Или от радости онемела?

— А должна? — нашлась Зоя Васильевна, слегка очумевшая от такого панибратства. И от загадки: от какой-такой радости она должна онеметь? — Мы что, когда-нибудь пили с вами на брудершафт?

В то время, как она это произносила, мысль ее уже работала, анализируя. Она не любила, когда к ней обращались вот так — «Зайка». В юности еще куда ни шло, традиция такая — раз Зоя, значит, Зайка. Но в ее без малого семьдесят — какая может быть Зайка?

Близкие люди были в курсе ее неприязни к «Зайке» и уже давно так к ней не обращались. Значит, человек из юности, а такие не слишком многочисленные знакомые в телефоне значились по именам. Следовательно, звонивший — человек из прошлого, такого далекого, что даже голос она не узнала. Но в таком случае, откуда у этой напористой дамы номер ее телефона?

— Пили, и не единожды, — развеселилась собеседница. — В благословенной общаге. Ну ладно, пора колоться, а то ты так и будешь там соляным столбом стоять. Надо же, а говорят, голос с возрастом не меняется! Райку помнишь, надеюсь, в девичестве Афанасьеву? Так это я и есть! Только я теперь — Собко, Раиса Георгиевна!

— Рая?! Ох, Раечка, милая, прости! Так неожиданно. Столько лет, столько зим, где ж тут голос узнать? Но откуда ты взялась? Ты ведь уехала куда-то на Дальний Восток? А откуда у тебя мой номер телефона?!

— Потом расскажу! Телефон узнала по цепочке… Кое-какие необорванные ниточки у меня в ваших краях остались. Так хочется увидеться! Ты не против, надеюсь?

— Да о чем ты говоришь? Ты что, здесь, в Артюховске? Ты где остановилась?

— У знакомых. Я только два дня как приехала. Но собираюсь в гостиницу, не хочу никого стеснять. Люди семейные.

— Какая гостиница?! Я живу одна, меня ты не стеснишь. Собирай вещи, бери такси и дуй ко мне! Записывай адрес!

…Рая Афанасьева была ее однокурсницей. Вместе они грызли гранит филологической науки в пединституте, более того, четыре года прожили в одной комнате общежития. Внешне Рая была девушкой обычной, про которых говорят «ничего особенного», но именно у нее первой из их комнаты появился молодой человек.

Олег Купцов. Он появился еще на первом курсе, и четыре года у них с Раей протекал стабильный и надежный роман, почти до самого Раиного выпуска. Олег учился на физмате, и заканчивал на год позже. Сблизил их туризм. Ночевки в палатке, песни под гитару у костра, походные трудности — все такое… Романтика параллельно с проверкой на вшивость.

Никто не сомневался, что дело кончится свадьбой. Но что-то у них к Раиному выпуску разладилось. Может, Олегу надоело быть ведомым при сверхактивной и целеустремленной командирше-Рае, которая чем дальше, тем больше входила во вкус, и, вероятно, переступила какую-то черту.

Олег не был ни тюхой, ни ботаном — тюхи и ботаны туризмом не увлекаются, а если и увлекаются, то постепенно преобразуются в бывалых, надежных парней. Близкое окружение понимало, что в этой паре Олегу выпало на долю любить, а Рае — быть любимой, то есть благосклонно принимать любовь. Ну, судьба у парня такая.

Может, Рая, избалованная верностью и покладистостью Олега, в очередной раз по какому-то поводу взбрыкнула, уверенная, что все уладится, как обычно. Однако не уладилось и не утряслось. А может, и классический вариант: откуда ни возьмись, «красивая и смелая дорогу перешла», еще и ласковая, и понимающая кошечка.

Во всяком случае, свадьбы не случилось. Олег остался заканчивать свой пятый курс, а Зоя с Раей разъехались по распределению, каждая в назначенное ей село. Несмотря на четыре года, прожитых бок о бок, совсем близкими подругами Зоя и Рая не стали, хотя отношения в их комнате вообще сложились хорошие, столько пудов соли было вместе съедено. Рая как-то больше времени проводила не в читалках, а в турпоходах и спортзале, и каждую свободную минутку зависала с Олегом. Так что послеинститутская переписка между ними довольно скоро прервалась. Позже от кого-то из однокурсников Зоя узнала, что Рая очень скоро вышла в своем селе замуж за моряка и уехала во Владивосток.

И вот — на тебе — свалившаяся как снег на голову Рая, «явление в лаптях», как говаривала когда-то она сама. Вот они сидят за праздничным дружеским столом, «коньячок под шашлычок», как в песне. Как водится, первым пунктом подобных встреч идут многочисленные «а помнишь?»

— А помнишь Гизатуллина?

— Гизатуллина?..

— Ну Альберт Гарифович! Аспирант мединститута, какие-то медицинские науки нам преподавал на курсах медсестер гражданской обороны!

— А-а-а, да-да-да! Альберт Гарифович, такой красавчик!

— О да, красавчик! Обе группы ему глазки строили, а он в этом цветнике — как холодный айсберг!

— А помнишь, как проходили содержимое санитарной сумки медсестры, и этот айсберг давился от смеха во время твоих ответов! Прямо плавился.

— Моих?..

— Райка, неужели не помнишь, как ты юморила? Однажды ты перечисляла, что в сумке, кроме медикаментов, должно находиться в обязательном порядке, и для чего оно предназначено, с примерами. Дошла до ножниц и булавки.

— Для чего ножницы? — спрашивает Альберт.

— Ну, допустим, солдата на поле боя ранило в ногу. Берем ножницы, разрезаем сапог.

— Допустим. Разрезаем сапог. А булавка?

— Если окажется, что эта нога целая, скрепляем разрез булавкой и разрезаем другой сапог. Значит, ранена другая нога! Все попадали на столы от хохота. И он уже не сдерживался, буквально рыдал.

— Убей, не помню. Я другой эпизод на всю жизнь запомнила, с твоим участием. Ба, мать, да ты покраснела! Вижу, что тоже помнишь!

— Догадываюсь, какой. Еще бы мне помнить это позорище!

На зачет к Альберту Зоя надела свой лучший наряд — любимую голубую кофточку, с довольно глубоким декольте и рядом мелких пуговичек. На их курсе она не стала исключением — как многие, была влюблена в неприступного красавца-аспиранта.

Это позже они поняли, что Альберт Гарифович по возрасту недалеко ушел от своих студенток, и его чрезмерная суровость проистекала из-за малого преподавательского опыта. Да и не был он таким уж красавцем, честно говоря. Из боязни сплоховать перед сборищем нахальных девиц он изо всех сил старался от них дистанцироваться.

Скромная девушка Зоя эту напускную показательную суровость принимала за чистую монету и робела перед молодым преподавателем. Отправившись отвечать по билету, она сидела, не поднимая глаз, и в волнении без конца одергивала кофточку.

Зоя успела ответить только на первый вопрос и перейти ко второму, как Альберт Гарифович протянул руку за зачеткой. Это настолько было не в его правилах, что Зоя подняла на него удивленный взгляд. Альбертик сидел перед ней красный, как рак.

Он слыл занудой. Все из тех же соображений, выглядеть солидно и взросло, он в ожидании подвоха никогда не прерывал студенток, даже если они отвечали хорошо. А вдруг девица вызубрила начало билета, а дальше ни в зуб ногой? Еще и пару-тройку дополнительных вопросов задавал. А тут…

Зоя встала, растерянная. Альберт Гарифович, заполнив, протянул ей зачетку с каким-то странным выражением лица. Недоумевающая Зоя направилась к двери. Готовящиеся к ответу девицы дружно загоготали. Девушка, чувствуя, что причина коллективного веселья — именно она, естественно, начала себя осматривать и ощипываться.

Опустив взгляд, Зоя с ужасом обнаружила расстегнувшуюся почти до пояса кофточку (проклятые мелкие пуговички, принцип домино!), явившую нескромным взорам пышную молодую грудь.

Позже девицы ей рассказали, как с удивлением наблюдали происходящую с лицом сурового Альбертика метаморфозу. Какое-то время он благосклонно кивал, внимая Зоиному рассказу, потом вдруг глаза у него стали буквально вылезать на лоб. И когда они уже почти совсем вылезли, Альберт Гарифович сообразил, что нужно прерывать ответ, хотя студентка не дошла еще и до середины второго вопроса.

— Иначе ты бы там перед ним совсем заголилась, — ржали сокурсницы. Короче, мать, устроила ему стриптиз, скромница ты наша! Никто до такого еще не додумывался.

Зоя от срама даже в первое время хотела бросать институт. Больше всего ее волновало, что Альберт Гарифович подумает, что она это все проделала нарочно, соблазняла его.

— Зато ты сразу излечилась от любви, — утешила Райка, — Не бывает худа без добра!

…Дальше, так сказать, вторым пунктом в повестке дня, то есть их встречи, следовал конспективный пересказ пролетевших жизней. Зое особо и рассказывать-то было нечего — благополучная жизнь. Все обычно, как у многих: хороший муж, умерший довольно рано, двое детей, живущих отдельно, единственная внучка, поздняя и долгожданная. Школа и библиотека — вехи биографии. Никаких драм и потрясений.

— А ты?

Рая действительно вышла замуж за моряка и уехала с ним на Дальний Восток.

— Да где ж ты его нашла, в селе-то?

— Приезжал к родителям после окончания мореходки. В клубе на танцах познакомились. Ходил в море, постепенно дорос до старпома. В девяностые ушел в бизнес.

— А ты?

— В школе, конечно, поработала, доросла до завуча. Позже стала чиновницей, работала в городской мэрии.

— Ты?! Чиновницей? Не могу представить!

— Ну да, а что такого?

— Да нет, вообще-то характер у тебя подходящий.

— Да я рядовой чиновницей была, по культуре. Карьерных высот не достигла, не особо и рвалась. Не мое, как выяснилось. Так, по инерции… Надо же было где-то пенсию зарабатывать, не в школу же возвращаться?

— Пенсию, наверно, неплохую заработала, чиновницей-то, — съязвила Зоя.

— Неплохую, — согласилась Рая миролюбиво. — Десять лет назад вышла на пенсию. Два года назад похоронила мужа. Два сына, три внука. Все взрослые, все устроены, с образованием, у каждого своя жизнь. У меня квартира, дача — полный джентльменский набор.

— Короче, жизнь удалась?

— Можно сказать, да. Как сейчас говорят — все пучком.

— Как-то без энтузиазма ты это произносишь.

Рая помолчала.

— Вот что, по-твоему, старость?

— Довольно странный вопрос от женщины, которой столько же лет, что и мне! Ты-то и сама уже должна неплохо разбираться в этом вопросе.

— Ну все же?

— В каком плане? В бытовом, житейском? В философском?

— В любом. Что ты об этом думаешь?

— Я думаю…К примеру, хорошо, что утром можно поспать подольше. Для меня всю жизнь были мукой ранние вставания — на работу, детей собирать в садик, потом в школу провожать… Я сова. Так ведь не спится подольше почему-то!

— Я серьезно.

— Серьезно? А если серьезно… Я все чаще задумываюсь об одинокой старости. Как-то незаметно она подкатила. Как многие старики, наверно… Грядущей беспомощности, физической немощи. Даже человека общительного, контактного, жизнерадостного всю жизнь окружает много людей близких. Но, во-первых, с годами их все меньше, а во-вторых, часто они находятся на не очень близком от тебя расстоянии, иногда даже очень неблизком. А по телефону никто тебе хлеба не купит, полы не подотрет, в баню не сводит. А я по натуре человек не слишком общительный.

— Ну, тебе-то это не грозит. У тебя дочь рядом, внучка вон, говоришь, растет. Да и мне тоже.

— Рядом, да…

— Ты тоже без энтузиазма это констатируешь. И потом, это все же неблизкая пока перспектива.

— Да уж конечно! «Неблизкая»!

— Не «да уж конечно»! Мы с тобой девушки еще молодые. Вот и давай посмотрим на старость с другой стороны.

— Интересно-интересно! Давай.

— Согласись, старость хороша тем, что можно чего-то не делать, если не очень хочется или очень не хочется. По пословице — на нашу лень будет и еще один день. В молодости такой возможности нет — надо, надо, надо!.. Все чего-нибудь да надо, и всем от тебя что-то надо.

— А сейчас разве не надо?

— Сейчас — это все вторично, все эти «надо», я сейчас не о проблемах со здоровьем, конечно. Все эти каждодневные «надо» можно и отложить на потом, как-нибудь успеется. А если не успеется — значит, и не сильно надо было.

— Звучит убедительно!

— Во-о-от! В старости можно делать все, что тебе хочется! Ты свою обязательную программу уже выполнила. Настало время исполнять СВОИ желания.

— Пожалуй, соглашусь. А тебе-то чего хочется на данном отрезке жизни? Вроде у тебя все есть?

Кажется, они приблизились к третьему пункту повестки дня — признаниям. Да и пора уже было: как-то незаметно дамы «уговорили» почти полбутылки коньяка под дальневосточные деликатесы и натюрмортной красоты и вкусноты южные овощи. Самая пора наступила для разговоров о девичьем, сокровенном.

— Я ведь не зря сказала, мы с тобой девушки еще молодые. К тому же одинокие. Пора подумать о паре.

— Да ну тебя! Пора коньяк убирать, а то ты прямо сейчас в службу знакомств звонить начнешь.

— А у вас тут есть? — оживилась Рая.

— Не в тайге живем!

— Вот как ты думаешь, зачем я в Артюховск нагрянула?.. На старости лет, за тридевять земель?

— Ну не знаю… Ностальгия по родным местам? Или все же пару себе искать? — усмехнулась Зоя Васильевна.

— Ну, какие они мне родные! Ты же знаешь, я родилась в другом городе, не в Артюховске, а учились мы с тобой в Астрахани. Но в родных местах родственников и особо близких уже и не осталось. Во-первых…

— А во-вторых? В свете тобою сказанного?.. Неужто и впрямь приехала пару искать за тридевять земель? Или на Дальнем Востоке не нашлось? Думаешь, артюховские женихи лучше качеством?

— А вот и не нашлось.