Старый дом в Ксанфи
— Как же вы мне надоели со своими «не так», «нельзя», «не трогай», «не говори», «не делай»! — в сердцах крикнул Митя родителям. — Глаза бы мои вас больше не видели, а уши — не слышали!
Подросток с силой захлопнул входную дверь и выбежал во внутренний дворик.
Молодая женщина чуть было не поддалась порыву и не бросилась за сыном.
— Лиля, пусть побудет один, — удержал ее за руку муж. — Это все переходный возраст, да и полная адаптация, видимо, еще не наступила.
— Капанеус, — вздохнула женщина, — я его понимаю, восемь месяцев прошло уже после переезда, но и я чувствую себя не в своей тарелке. Ксанфи — прекрасный городок, Греция — чудесная страна, но все это так разительно отличается от нашего родного Магнитогорска. А у Мити еще и школа новая, и не с кем на русском даже поговорить из сверстников, а на английском — сам не хочет. Да и состояние дома оставляет желать лучшего…
— Лиля, только ты не начинай. Дом, видите ли, ей не нравится. Ты же знаешь, как долго я шел к тому, чтобы вернуться на родину и отсудить у властей города дом деда. Да, здесь требуется капитальный ремонт, но не все сразу. Почти три десятка лет простоял он пустым. Но я помню времена, когда здесь все было по-другому, и я сделаю его еще лучше. С Демитрусом я поговорю. И еще раз прошу, здесь он — Демитрус.
Лилия заломила руки и, сдерживая рыдания, прикрыла рот рукой.
Капанеус вышел во двор и увидел худенькую фигуру сына в саду. Подойдя к мальчику, мужчина начал свой рассказ.
— Демитрус, хочешь — верь, хочешь — не верь, а этот дом непростой. Он исполняет желания! Стоит выкрикнуть во весь голос то, что тебе хочется, — и оно исполнится.
— Пап, ну что за ерунду ты говоришь? Сказки для малышни!
— Однажды, мне тогда было лет десять, я повздорил с родителями и крикнул им во весь голос что-то подобное, что видеть их больше не хочу, и убежал в сад. А после, переждав некоторое время, украдкой вернулся в дом и решил переночевать на чердаке. Думал, все меня потеряют, забеспокоятся и оценят. Наутро я не узнал наш дом — здесь царила непривычная тишина и не было ни следа нашей большой греческой семьи. В ужасе я понял, что загаданное мною исполнилось. Я бегал по комнатам, звал родителей, братьев и сестер, прислугу, и только эхо отвечало мне. О том, что семье пришлось в срочном порядке уехать, позволяли судить впопыхах забытые книги и игрушки, одежда и другие личные вещи. Это были самые страшные мгновения в моей жизни, сынок.
— Они бросили тебя одного?
— Они просто не нашли меня, думали, что я спрятался у соседей или у друзей. Но быстрые поиски не дали результатов. Пока они собирались и искали меня, я мирно спал на чердаке, укрывшись старыми мешками. Потом, добравшись до знакомых, я узнал, что той весенней ночью 1967 года произошел в Афинах военный переворот «черных полковников». Власти обвинили греческих коммунистов в сочувствии Советскому Союзу, и те, кто не успел скрыться, были арестованы и подверглись репрессиям. Мои родители успели уехать. Наша семья нашла приют в СССР, и только через полтора года, пройдя через ряд мытарств, благодаря помощи дальних родственников, я пересек границы и воссоединился с родными.
Парень молча слушал отца, разглядывая носки своих кроссовок. По неровному дыханию сына Капанеус понял, что и подросток так же взволнован, как и он сам.
— Понимаешь, сынок, мне знакомы те чувства, когда оказываешься в совершенно незнакомой стране, без знания языка и законов, не имея ничего своего. Но вместе с семьей мы преодолели эти трудности, мы выжили. А у нас здесь есть целый дом — наш дом!
— А в чем волшебство-то дома? — тихо задал вопрос Демитрус.
— В том, что десять лет назад, после падения СССР, я приехал сюда, проник через заколоченные двери вовнутрь и крикнул во весь голос в холле: «Во что бы то ни стало однажды я вернусь сюда, в свой дом, со своей семьей!» — и, как видишь, все вновь сбылось. Но, наверное, я не очень умею формулировать желания. И еще боюсь, как бы не сбылось то, о чем ты двадцать минут назад прокричал в этих стенах…
Теплый вечер окутывал приятной прохладой отца и сына, таких похожих и таких разных одновременно. Вокруг шумел заросший фруктовый сад, а из открытого окна дома на них устремляла взгляд, полный нежности и любви, жена и мать.
— Я понял тебя, папа, — прервал затянувшуюся паузу подросток и, быстрым шагом направившись к дому, через секунду скрылся в дверном проеме.
Капанеус закрыл глаза, прислушался к стрекоту цикад и вдохнул запах цветущего миндаля и анемонов. Так пахла родина — сладко и нежно. Он был дома.
На мгновенье он словно перенесся в раннее утро, наполненное такими же запахами. В то утро, когда маленький Капа плакал в пустом доме.
— Хочу, чтобы моя семья была счастлива, здорова и неразлучна! — услышал мужчина громкий голос Демитруса, прозвучавший в стенах их старого родового гнезда, и улыбнулся.
«Все будет хорошо! Капа, не плачь», — мысленно послал он утешение мальчику из видения, и оно растаяло без следа.
