Салех

Лидия Григорьевна Евдокимова

Мертвые Города давно утратили жизнь. Само Время обтекает их, служа саваном. Какие древние тайны хранят замершие, как в янтаре, улицы и здания белого камня? Кто сможет пройти путь и разорвать петлю, стянувшую горло будущему? Книга содержит нецензурную брань.

Иллюстратор Анастасия Юрина

© Лидия Григорьевна Евдокимова, 2022

© Сергей Валерьевич Зайцев, 2022

© Анастасия Юрина, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0050-4194-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Взгляни на время благодарно,

Оно старалось, как могло;

Как нежно озаряет солнце

Все человеческое зло!

Эмили Дикинсон

Салех

Пролог

На небольшой веранде припортовой закусочной пахло морем, водорослями и рыбой. Ароматы щедро приправленной десятками специй еды и крепкого травяного настоя растворялись в этой экзотической смеси, добавляя ей терпкости. Лёгкие бамбуковые столбы, поддерживающие навес над верандой, слегка подрагивали от порывов свежего ветра, дувшего с залива. Почти невесомая мебель из того же материала слегка подпрыгивала, когда по пыльной мостовой рядом проезжал очередной грузовой транспорт, раздвигая собой поток движущихся людей и сигналя зазевавшимся прохожим. Вдалеке виднелись золотисто-бежевые сооружения портовых комплексов, с их загнутых вверх крыш свисали многочисленные бронзовые таблички и витые шнуры, лениво шевелящиеся от порывов ветерка. В казавшемся выжженным светло-голубом небе орали чайки.

Мужчина в неприметном местном костюме, подошедшем бы как мелкому служащему управы, так и десятнику портовой службы, ничем не привлекал внимания. Он ловко орудовал палочками, макая кусочки поданной ему морской рыбы в небольшие соусники, и запивал еду тёмно-золотистым настоем из глубокой пиалы, периодически поглядывая в сторону далеко выдающихся в море пирсов. С этой веранды открывался отличный вид. Дальние пирсы, куда таможенники направляли все чужие корабли, были как на ладони. Одно судно как раз медленно приближалось к тёмным от морских волн стенам пристани, убирая на ходу паруса с двух наклонённых назад мачт. Его синевато-серый корпус, покрытый металлокерамической бронёй, казался с такого расстояния размытым пятном, но ярко-белые полоски парусов сияли, уползая в кожухи, закреплённые на реях.

Судя по умиротворённому выражению на смуглом лице этого человека, он насытился. Лёгкая улыбка, промелькнувшая и исчезнувшая, скорее располагала к себе. А немного странно расположенные морщинки, крест-накрест пересекавшие лицо, словно шрам от тонкого лезвия, придавали мужчине своеобразный шарм.

Он размышлял, лениво гоняя разлапистые чаинки в своей пиале, о странных для обычного жителя Тамеха вещах. «Стоила ли жизнь одного капитан-лейтенанта всех этих затрат, потерь и усилий? Может быть, стоило пристрелить его тогда, пока был шанс? — человек бросил взгляд на начавший швартовку корабль, — С другой стороны, я получил сначала выговор, потом повышение, потом — ссылку в Тамех. Почётную, не спорю. Но с учётом местной специфики, скорее уж похожую на отсроченную казнь. Здесь очень любят рубить в мелкий фарш живых людей, неправильно поклонившихся или перепутавших слоги в вежливом обращении, превратив его в унизительное оскорбление… Конечно, не все и не всегда, но разведчику приходится бывать в разных местах. И искать контакты там, куда обычно не заглядываешь даже по большой нужде».

Кажется, в швартовке возникла некоторая заминка из-за несовпадения систем. Накануне он осматривал эти пирсы, и видел, что автоматические кнехты рассчитаны на совсем другие диаметры канатов, чем в Салехе. Но капитан «Ответного Выстрела» поступил проще — судя по взвившимся в воздух дымкам над бортами, он просто отстрелил в пирс абордажные захваты, и теперь медленно подтягивал корпус судна к покрытым брызгами и пеной стенам пирса.

Глава 1

— Вы просто не знаете, сколько вам могут заплатить. Мы можем перекупить любого наёмника.

— Кое-что не продаётся, — тихо вздохнув, ответил командир наёмников.

— Вы ещё не знаете, для кого вам предстоит работать, Рэнфри Говард Доусон-младший… — в голосе нанимателя прорезались стальные нотки, замаскированные под сладкоречивость. — Таким людям не отказывают.

Некоторое время в записи шли потрескивания и шумы, пока командир наёмников не раскурил потухшую сигару, и не ответил сухим «Я слушаю».

Кто-то из команды тихонько хмыкнул, видимо, припомнив, что обычно за такой сухостью тона и сдержанностью слов следовал грандиозный праздник смазки для задниц боевой группы. Командир бросил короткий взгляд на солдат удачи, но они все, как один, удерживали на лицах серьёзные выражения. «Кретины», — тихо проворчал он, и запустил остановленную запись.

— Эм-м-м, мне продолжать? — слушателям было очевидно, что подобная реакция стала немного неожиданной для нанимателя, только что распускавшего хвост и сулившего золотые горы. Наверное, ему редко отказывали, и ещё реже соглашались не сразу, едва увидев рекомендательные письма банкирского дома Веллкро. — Или у вас есть какие-то особые пожелания?

— Да, продолжайте, — в голосе командира просквозило недоумение. Сейчас он вспомнил, что именно в этот момент первый раз за разговор испытал желание стукнуть заказчика по голове чем-нибудь тяжёлым, и оставить в подворотне. Таких высокомерных клиентов ему давно не попадалось.

— У вас есть время, — со скукой произнёс клиент, звякнув стеклом. Звук вина, льющегося в бокал, едва не заглушил его следующие слова. «Всё-таки, надо ставить микрофон не в портмоне, — поморщился Рэнфри. — Но ничего другого, не вызывающего подозрения, с собой не потаскаешь. Разве что попугая завести…» — Можете обсудить это со своей командой. Двадцать четыре часа стандартного общего времени, — сделав несколько глотков, заказчик продолжил: — Предложение довольно опасное…

На этом месте Стукач Джейми не удержался, и издал сдавленный хрюк, получив в ответ суровый взгляд Говарда, выжидающего, пока сапёр-взрывник либо выскажет своё мнение, либо позволит продолжать прослушивание.

— Мастер, — Джейми взъерошил свои короткие рыжеватые волосы жестом, который можно было принять за извинение, и на его простоватом, изрытом оспинами лице, проступило шкодливое выражение, — а когда это у нас задания были безопасные? Мы ж, как бы, по найму работаем. Не котят спасаем.

Рэнфри посмотрел на правую руку взрывника, на которой не хватало двух пальцев, безымянного и мизинца, и щека командира дрогнула от лёгкого тика. Он не счёл необходимым комментировать сказанное. И так всё было понятно. Воспроизводящее устройство опять щёлкнуло, и из динамиков снова полился негромкий, довольно высокий для мужчины, и вместе с тем наполненный силой голос их потенциального нанимателя. «Конторы, правительство, или частники?» — подумал Говард, но покачал головой. Слишком много неизвестности.

— Но и щедрое, — заказчик произнёс эти слова с особенным пренебрежением, показывая, что для него потратить очередной миллион так же просто, как купить яичницу с мясом на завтрак. — Можете рассчитывать на своевременную оплату и дополнительные премии. Как они у вас называются — «призовые»? Для выживших, разумеется.

— Не привыкать, — ответил Говард потенциальному нанимателю.

Плёнка шуршала, пока тянулась возникшая пауза. Тогда, за столиком летней веранды недорогого ресторана, он всматривался в темноту, скопившуюся под капюшоном, закрывавшим лицо собеседника. В сумерках, пахнущих идущим над морем дождём, рассмотреть что-то было почти невозможно, а монокль с тепловизором пронести на встречу не представилось возможным. Удивительно, что пассивный микрофон в портмоне удалось протащить.

— Цену назначаете вы, — с тонким разочарованием произнёс наниматель, и тон его стал слегка презрительным. Для человека, много общавшегося с аристократами — к которым, несомненно, принадлежал этот тип — подобное указывало, что говоривший резко опустил планку своей внутренней оценки Рэнфри. Поставив того на один уровень со слугами. Высокооплачиваемыми, дорогими, но слугами.

— Пятьдесят процентов вперёд, — спокойно ответил Говард. Иногда надо ставить изначально невыгодные условия, чтобы потом, при торге, прийти к устраивающему всех результату. Но если собеседник согласится сразу, это всё меняет.

— Хотелось бы услышать сумму, — без промедлений ответил клиент. Возможно, даже с лёгким уважением в голосе. Так мастер-фехтовальщик, вступая в шуточный поединок с подростком на празднике урожая, обнаруживает, что противник-то не прост, и обходит своей суковатой дубинкой тщательно выверенные годами тренировок блоки. — Целиком. Можете не отвечать сразу, взвесьте все риски. Обычно в это место не принято наведываться просто так, без подготовки. Оно, как говорят у вас здесь, дурное. Комплекс старых построек на окраинах провинции. Так называемый Город Древних.

В комнате с пятью наёмниками воцарилась тишина, звенящая и тонкая, как комариный писк. Пока на записи заказчик сделал паузу в разговоре, заполненную звуками соприкосновения стекла тарелки и металла столовых приборов, четыре горящих взгляда впились в Рэнфри. В них читалось разное, от «Ух ты! Это будет круто!» — у Стукача, до «Командир, я тебя лично урою» — у Большого Тэна.

Говард улыбнулся им. Нехорошо так. Показав правый верхний клык, выбитый в давней драке, и заменённый на кусочек слоновой кости.

— От города должно что-то остаться? — его голос на записи наполняла скука и ледяное спокойствие, словно команда под его руководством ежедневно сжигала всякие древние комплексы, а камионы Службы Охраны кушала на завтрак.

— К сожалению, да. И, если бы всё было так просто, — с интересом в голосе ответил заказчик, — мы бы не стали привлекать рабочую силу… то есть, вашу команду. А, допустим, применили бы бомбардировку. Или ракетный удар.

— Имеется в виду — после визита, — уточнил Рэнфри, почувствовав, что клиент, что называется, «готов».

— После — совершенно не обязательно. На ваш вкус. Если вы, конечно, не боитесь проблем с местными властями и администрацией. На ваше усмотрение, — с усмешкой ответил ему клиент. — Но, как мне докладывали, это место, увы, не поддаётся разрушениям от внешних факторов. Мистика! Ему ничего не может повредить. Кроме времени, пожалуй, — добавил он с непонятным оттенком тоски в голосе.

— Хорошо.

Говард вспомнил этот момент, и какие именно картины проносились в его голове. Тогда он набрал в лёгкие воздуха, чтобы ответить долгой матросской тирадой, какой обычно принято встречать пожелания долгого и мучительного самоубийства. Но потом понял, что это — шанс. Шанс выбраться из того придонья, где они с ребятами вращались, и выйти на качественно новый уровень работы.

— В самом центре, если вы дадите себе труд взглянуть на карту, — с шелестом, слишком хорошо усиленным на плёнке, от которого заныли зубы слушающих запись, заказчик развернул бумагу, — наличествует сооружение, которое местные жители окрестили «Башней». Итак, в середине этого комплекса архитектурных излишеств, имеется некое хранилище, которое вам предстоит вскрыть, и доставить нам… то есть, мне, то, что лежит в нём.

— А если там ничего нет? — задал Рэнфри показавшийся ему совершенно логичным вопрос. — Как поступать в этом случае?

— Поверьте, капитан, — тщательно скрывая своё неожиданное веселье, ответил таинственный гость, — там — есть.

— Первый вопрос, который меня волнует больше всего — сколько оттуда уже не вернулось… таких команд? — спросил Говард.

— Много, — быстро ответил заказчик. — Много. Думаю, среди людей уже ходили слухи.

— В том-то и дело, что нет, — Рэнфри не мог понять, откуда родом собеседник. И решил проверить его на знание местных реалий. Например, сейчас командир наёмников солгал. Слухи о древних курганах, местах силы и заброшенных храмах ходили во множестве. Но сам он не обращал на них внимания, полагая, что отыщется достаточно самоубийц и без его группы. Однако, про Город Древних, он же «Город Мёртвых», не слышал только иностранец или тупица. — И это довольно странно.

— Вы можете навести справки, — трудно было сказать, дрогнул ли голос заказчика, или нет, но что-то определённо промелькнуло в его тоне. — Это не запрещено. Наверняка найдётся кто-то, кто расскажет.

— За сутки? — улыбнулся Говард. — Ну да, конечно. Наверное, найдётся.

— Это смотря как спрашивать, — на грани игривости ответил ему клиент. Наверняка в тот момент под капюшоном его тонкие губы изогнулись в презрительной ухмылке.

— И смотря, где спрашивать, а также — кого, — поддакнул наёмник, стараясь параллельно с разговором подсчитать, за сколько бы он сунулся в древний могильник сам, и сколько запросили бы его коллеги по цеху.

— И это тоже.

— Хорошо, — сказал Рэнфри.

— Это был ваш первый вопрос, — с нажимом сказал наниматель, — есть и другие.

— Он же и предпоследний, — коротко ответил Говард. На тот момент он уже решился. — Я так понимаю, что какой-то дополнительной информации по этому месту нет?

— Конечно, нет. Всё, что имеется, мы вам предоставим. Но этого поразительно немного.

— Значит, надо идти и смотреть, — наёмник сделал вид, что задумался. — Информация бывает полезной и бесполезной.

— Возьмите план, и моё верительное письмо от Веллкро, — заказчик пристукнул кончиками пальцев по столу. — Оно вам пригодится, когда вы будете доказывать своим… коллегам, что богатая жизнь гораздо лучше бедной.

— Благодарю.

— Будем считать, что мы с вами предварительно договорились? — насмешливо уточнил наниматель. — В таком случае озвучьте сумму, и я гарантирую, что вы получите половину в качестве задатка. Я надеюсь, что через сутки ваши люди будут крепко стоять на ногах, как минимум, — в его голосе снова прорезались стальные отзвуки, — а как максимум — смогут попасть из своего оружия не друг в друга, а во врага.

— Через сутки мы уже будем на месте высадки, — сухо ответил Говард, понимая, что над ним сейчас изощрённо издеваются. Но ему было чем ответить.

— Я надеюсь, ваша команда — это не только вы? — тяжело вздохнул наниматель, отпив глоток вина.

— Нет, не только я, — скрывая раздражение, ответил Рэнфри. «Сколько ещё раз за разговор ты будешь меня проверять?» — выругался он про себя.

— Насколько я знаю, вас, как минимум, семь душ, — ласково ответил наниматель.

— Хм, кто-то, кажется, не умеет считать, — отшутился наёмник, уходя от ответа. Ему было непринципиально, что знает клиент о его группе, но сдаваться без боя Рэнфри не привык. Тем более, что пока ещё не решил, сколько запросить. Сейчас он мысленно дорисовал пару нолей к сумме. — Основной состав команды неизменен уже давно, и их не семеро. А найти дополнительных… людей несложно, и это уже мои заботы.

— Нам нужно точно знать, сколько человек будет участвовать в мероприятии, — спокойно ответил наниматель, кашлянув, — чтобы позаботиться о вашей… безопасности.

— Лучше озаботьтесь нашей эвакуацией, — наёмник не стал нарезать словесные круги вокруг того, что было по-настоящему важно. Часто те, кто предлагал такие заказы, забывали о возвращении исполнителей. Или сознательно его не планировал, чтобы снизить издержки и повысить свою личную безопасность. В этом случае, правда, Кодекс вставал на сторону солдат удачи, и их Коллегия могла серьёзно попортить кровь бесчестному заказчику. Но мёртвых осознание того, что за них отомстили, пока ещё ни разу не воскрешало.

— Несомненно, — задумался потенциальный наниматель. — Нам ведь нужен груз. Но, не стану скрывать, если его доставит один человек… Остальные будут на вашей совести.

— Ясно, — очень сдержанно ответил Рэнфри. Тогда он испытал брезгливость, но аристократы всегда славились подобным отношением к слугам. И он мысленно дорисовал ещё один ноль. — Пятнадцать… миллионов крон.

Смех нанимателя оказался глуховатым, словно звучал через маску или ткань.

Отсмеявшись, он произнёс одно слово:

— Идёт, — слегка растягивая гласные, словно уроженец центральной провинции. И снова шелестнули бумаги, которые клиент уверенным движением рук, затянутых в ткань перчаток, передвинул по столу к Говарду. И мысленная матерная тирада Рэнфри едва не была произнесена вслух. Назвав такую сумму, он рассчитывал соскочить с заведомо опасного и невыгодного контракта под благовидным предлогом. А ещё он подумал, что легко мог бы назвать любую другую сумму, и заказчик согласился бы на неё с той же лёгкостью. Не значило ли это, что он продешевил? Или — что платить никто не собирался? Ведь мёртвым деньги не нужны.

Рэнфри остановил плёнку. Сухой треск выключателя словно разорвал колдовскую пелену, превратившую слушателей в каменные статуи.

Его самые верные боевые товарищи некоторое время молчали, переваривая услышанное, и потом Большой Тэн, зябко поведя плечами, укутанными в меховую жилетку, тихо спросил:

— Командир, ты уверен? — в узких тёмных глазах снайпера зажёгся огонёк интереса. Невысокий и желтокожий житель Юга всегда отличался уравновешенностью и спокойствием, хотя и рассказывал, что был изгнан с родины за суетливость и вспыльчивость. Шутил, наверное. Хотя, кто знает этих узкоглазых южан, исповедовавших принципы равновесия и баланса во всём. — Всё же сумма очень большая. И мне не нравится мысль о том, что нанимателю нужен только груз…

— Да, клянусь адом! — Стукач нервно рассмеялся, и подкинул на ладони небольшой шарик гранаты с разжатыми усиками чеки. — Если нас планируют списать в расход, то какого чёрта? Забираем деньги, и валим в Арканию. Всё равно семь миллионов лучше, чем подохнуть в проклятом городе.

— Я бы не стал думать в таком ключе, — кашлянув, сказал Деливеранс Тукк, бывший палач Аркана. В команде все побаивались этого мужчину, обычного роста и телосложения, но способного руками скатать в шарик стальную монету. Всегда мрачный, с татуированными чёрными полосами в виде буквы «Х» на лице, он предпочитал задачи по «убеждению» и рукопашный бой. Его грязное прошлое, скрывавшееся за непроницаемыми тёмно-синими глазами, отпугивало ещё сильнее, чем кровь ста казнённых. В Аркании было принято набивать татуировки в форме небольших черепов на предплечья палачей, и левая рука Тукка почти вся была синей от наколок. На правой был только один череп, украшенный короной. — Сразу скажу, идея плохая. Если заказчик может выложить пятнадцать миллионов крон за войти и выйти, то он может предложить награду за голову каждого из нас миллиона по два. И тогда нас найдут, хот в Аркании, хоть под Северным Щитом. А уйти в другие места мы не успеем. Джейми, положи, пожалуйста, гранату.

Рэнфри посмотрел на четвёртого наёмника, который с тщательно скрываемой брезгливостью слушал реплики Стукача и Тукка. Сигизмунд ап Ваза ап Корнуэл, пятый сын графа Корнуэл. Вынужденный оставить родное графство на севере Марки, неподалёку от ледников Щита, и бежать к Мелкому морю после одной неприятной ситуации, связанной с банковскими счетами его уважаемого отца, акциями промышленных предприятий «Ваза Продукт», и падением биржи. Высокий, изящный, похожий на сказочного эльфа, со светло-русыми волосами и пронзительно-серыми глазами, Сигизмунд был штатным специалистом их кампании по системам безопасности и взлому. Прозвище «Сиг» он получил за то, что не расставался со штурмовой винтовкой Сиг-230, редким и штучным изделием имперского военно-промышленного комплекса, и мог заменить снайпера или целый взвод огневой поддержки.

— Сигизмунд, что скажешь ты? — спросил Говард. Он рассчитывал на мнение аристократа, пусть и провинциального, по поводу личности заказчика. — Что думаешь о нанимателе?

— Я бы обновил завещание, и просил бы не пятнадцать миллионов, а пятьдесят, — длинные пальцы Сига, до того лениво перебиравшие надушенный носовой платок, внезапно сжались, раздирая плотную ткань в клочья. — Наниматель, — он выделил это слово особенно иронической интонацией, — мог пообещать любую сумму. Но раз договор заключён…

Рэнфри, стоявший возле проигрывателя, кивнул, и, зацепив ногой стул, пододвинул его к себе. Усевшись, Говард устало пояснил:

— Я назвал эту сумму, чтобы вежливо отказаться от задания. Ни один человек, даже с письмом Веллкро, в здравом уме не заплатит такие деньги наёмникам Мелкого Моря.

— Но с чего ты взял, командир, — улыбнулся в ответ Сиг, бросив на деревянные доски пола измочаленный платок, и доставая из нагрудного кармана своего комбинезона новый, — что это человек?

Рэнфри сначала удивился, но потом вспомнил о нравах северян, которым, должно быть, близость ледников заморозила все мозги. И «нечеловеками» они называли женщин, считая, что бог дал разум в полном объёме только мужчинам. «Дикари-с».

Остальные округлили глаза, и только Тэн сохранил спокойствие.

— Ты хочешь сказать, что наш наниматель — баба? — заржал Джейми, откинувшись на стуле. — Да ладно. Откуда у неё такие деньжищи?

— Побоку на деньги, — подал голос Тукк. — Нужно выжить. Я не знаю, чего ожидать в этом месте, у меня… в Аркании таких городов нет. Тэн, что скажешь?

— Мой народ относится к таким местам с почитанием, а отважившихся отправиться туда в поисках сокровищ казнят на главной площади, привязывая над проростками горного бамбука, — покачал головой снайпер. — Но это бывает редко. Большинство не возвращается.

— Как этот… заказчик вышел на вас, командир? — с подозрением спросил Сигизмунд. Его можно было понять — беглец всё ещё числился в розыске Северного Щита и графств, и потому осторожничал, чтобы избежать каторги или казни на эшафоте.

— Вполне безобидно, — Говард пожал плечами, и бросил на стол сложенный в несколько раз лист бумаги, извлечённый им из портмоне. — Курьер доставил письмо с приглашением отобедать и оговорить детали возможной сделки. «У Рассмуссена» — заведение с хорошей репутацией, и его используют для переговоров многие деловые люди.

Сигизмунд быстрым движением подхватил лист, развернув бумагу, и просмотрел, хмурясь. Но потом отложил его, ничего не говоря. Неизвестно, что Ваза хотел там найти, но, видимо, не обнаружил ничего подозрительного.

Рэнфри задумчиво почесал бакенбарды, которые носил на память о службе в Его Королевского Величества Пятом пехотном полку. Он знал, что это делает его лицо шире, и создаёт впечатление то ли лавочника, то ли отставного боцмана Королевского Флота, но привычке не изменял.

— Мне совершенно всё равно, какого пола заказчик, — заявил он. Хотя, конечно, ещё во время встречи обратил внимание на то, что голос нанимателя мог принадлежать как мужчине, так и женщине. — Главное, что он знает, как добраться до интересующего его предмета. А, значит, была проведена разведка, и мы пойдём не вслепую.

Это успокоило Тукка и Тэна, но во взгляде Сигизмунда всё ещё мерцало недоверие.

— Командир, — беглый аристократ старательно глядел в сторону верительного письма и плана, — я понимаю, что нам всем нужны деньги. Кому-то — очень нужны, остальные просто не откажутся. Тукку нужно выкупить свою семью, мне… рассчитаться с долгами, Тэн мечтает о поместье с десятком пухлых красоток-северянок. Ну, или о своей ферме по выращиванию чего-то мясного и съедобного, я не заострял внимания на таких мелочах. Джейми хочет вернуться на родину, и стать королём. Вам-то они зачем?

— У каждого свои проблемы, — мягко ответил Рэнфри. Сиг, должно быть, вечером переборщил с «пылью», судя по тому, как нервно драконит руками платок. И потому высказывался резковато, и болезненно. — И свои долги. Прошу, господа, высказывайтесь по существу. Мы берёмся за дело?

— Берёмся, — кивнул Тукк. — Я уведомлю остальных. Надеюсь, ребята уже протрезвели.

— Пятнадцать миллионов… — мечтательно произнёс Джейми. — Конечно, берёмся!

— Я бы не стал так радоваться, — поморщился, как от зубной боли, Сигизмунд, но потом посмотрел на платок со своей монограммой, и прищёлкнул пальцами. — Но я тоже голосую «за». По ряду причин, которые предпочту не озвучивать. Хотя и считаю, что мы совершаем ошибку. Неизвестный заказчик, большие деньги, риск…

— Я участвую в деле, — покосился на Сига Большой Тэн, и коротко кивнул, прижав ладони к груди. — Уточню для тех, кто слушает других чем угодно, кроме ушей — я всегда хотел заниматься разведением быков, командир. Для Арены. Это достойное занятие. А смерть приходит за всеми, рано или поздно.

Наёмники, скрипя стульями по деревянному полу, встали, и быстро покинули помещение под самой крышей ставшей их резиденцией таверны «Кот и Голубь», спускаясь по лестнице на второй этаж. Тукк задержался, изучая план Города Мёртвых. Судя по немного искажённой перспективе, тот был снят с высотного дирижабля-разведчика.

Рэнфри тем временем направился к занавешенному и закрытому ставнями окну, и отдёрнул плотную штору. Подняв раму, он распахнул скрипнувшие створки, и с наслаждением вдохнул солёный ветер, налетевший с моря. Порт находился с подветренной стороны, и его вонь почти не ощущалась. Над обрывом, куда выходили окна фасада «Кота», вились чайки, пикируя вниз за рыбой. У горизонта, в блестящем изумрудом от клонившегося к закату солнца море, виднелись белые паруса рыбачьих фелюк и небольших прогулочных яхт. Вдалеке дымил обходивший прибрежные мели сухогруз.

— Рэнфри, — Тукк отложил фотоплан, на котором яркой красной тушью был обведён прямоугольник посередине концентрических спиралей улиц. — Командир, чем тебя так заинтересовал клиент? Я знаю тебя шесть лет, с момента нашего знакомства в Гледире, и ты всегда отличался редким для наёмника здравомыслием. Почему ты согласился сейчас?

Говард достал из внутреннего кармана пиджака портсигар, и вынул толстую чёрную сигару. Этот сорт он берёг для особых случаев — табак горчил, но вместе с тем отменно прочищал мозги. «Кажется, это как раз подходящий момент, — срезав кончик сигары и раскуривая её, подумал он. — Горечь вполне уместна, как и трезвость мысли».

— Благодарю тебя, Дэл, что поддержал меня сегодня, — сказал он, выпуская струю серого дыма в раскрытое окно. Ветер моментально разодрал сигарный дым на мелкие клочки. Солнце било в глаза, и он прикрыл веки, наслаждаясь теплом. — Я не ожидал от тебя такой безоговорочной поддержки. И от Тэна.

Тукк подошёл поближе к окну, встав на расстоянии вытянутой руки от своего командира. В своё время бывший палач поклялся в верности этому человеку, спасшему его жизнь. Но не только потому, что тот осмелился противостоять бандам Гледира, вышедшим на охоту за арканцем, а ещё и из-за того, что рассмотрел человека чести и долга, скрывающегося за простоватым лицом, боцманскими бакенбардами и улыбкой в тридцать два зуба. За такими людьми можно идти куда угодно.

— Тэн — фаталист, — сделал попытку улыбнуться палач. Получилось плохо. Мышцы лица, многократно пробитого иголками татуировщика, слушались его далеко не всегда. — А я понял так, что для тебя это шанс.

Рэнфри помолчал, не открывая глаз и делая вид, что увлечён сигарой. На самом деле он напряжённо размышлял. Палач напоминал Говарду его самого, только в большей степени обкусанного жизнью, и потерявшего почти всё, кроме минимально возможной надежды. Семью Дэла взяли в заложники, и назначили выкуп в два миллиона крон после того, как Тукк лично казнил принца Аркании. Если в течение десяти лет палач не найдёт денег, то все его родственники будут казнены его учеником, который сменил учителя на посту. Оставалось всего четыре года.

— Я мало кому рассказывал об этом, Дэл, — тихо сказал Рэнфри. Горечь сигары показалась ему сейчас похожей на вкус лекарства. Делиться подобными историями было очень тяжело, но носить в себе такую боль оказывалось ещё тяжелее. — Моя дочь больна. Ей не повезло… Она подхватила серую гниль. Я потому и ушёл со службы, чтобы быть поближе к ней. Болезнь удалось сдержать, но она неизлечима. Или почти неизлечима.

— Тебе пообещали лекарство, — полуутвердительно, полувопросительно произнёс Тукк. — Извини. Это очень личное. Не стоило…

— Стоило, — выдохнул Говард. Ему действительно стало легче. — Стоило, дружище Дэл. У меня появилась надежда.

Дождь всё-таки начался. Резкий, колючий и безжалостный. Он прибивал к камням набережной клочки пыли и заставлял припозднившихся прохожих поскорее искать укрытия. Тучи нависли над береговой линией, сверкнули молниями и обрушили на летние кафе и площадки для танцев потоки холодной воды. По дорогам тут же начали стремительно сбегать ручейки, сходящиеся в низинах в огромные пузырящиеся лужи. Капли разбивали их поверхность, поднимая ещё больше водной мороси и брызг, пачкая подолы одежды и обувь горожан.

Фигура в длинном плаще с капюшоном, казалось, не замечала стихию. Она двигалась так же размеренно и с достоинством, как и по дороге к условленному месту встречи. Капли дробились над ней, царапали ткань плаща и разбивались о капюшон, стекая потоками вниз. Добротные сапоги утопали во внушительных лужах, мешая грязь и воду, но иного пути не было.

Заказчик раздумывал над разговором, состоявшимся только что. В принципе, он рассчитывал именно на то, что получил: всё решили деньги. Губы под намокшим капюшоном брезгливо искривились, а тонкий шёлковый платок, уже промокший окончательно, завязанный на затылке и скрывавший почти всё лицо, неприятно прилип к коже.

— Деньги — это всё, что должно интересовать таких людей, как этот Рэнфри Говард, — произнёс человек, пряча тон голоса за яростным шумом дождя. Колкие капельки стучали по голове, неприятно будоража макушку назойливым перезвоном. Заказчик сжал руку в кулак, натянув на ладони перчатку из тонкого материала.

Безусловно, дядюшка оказался прав. Деньги всё и решили. Запроси этот наёмник сумму вдвое больше, банкирский дом Веллкро выписал бы и её. А будь он немного умнее, то и запросил бы. Впрочем, самые умные и прозорливые остались там, в Городе Мёртвых. Сколько уже было этих команд? Пять или шесть, пожалуй. Все сгинули. Одной, правда, удалось передать странные сигналы и некоторые сведения из Города, но прибывший с этими новостями человек был совершенно невменяем. Только и твердил о демонах, адских псах, жутких оживших кошмарах и божьем наказании за грехи. Так и сгинул в городской лечебнице, недели даже не протянул после возвращения.

Фигура в плаще свернула с центральной улицы на боковую. Тут от дождя защищали нависшие ветви плодовых деревьев, куполом сходящиеся над головой вверху. Капли никак не унимавшегося дождя всё стучали и стучали по листве, барабанной дробью расползаясь окрест, а туча и не думала уходить прочь. Только стали ближе глухие раскаты грома, доносящегося с моря. Хорошо, всё же, что основная масса воды останется там. Иначе это местечко, пожалуй, могло бы и затопить. Судя по отсутствию желобов и проектировке улиц, большая вода тут бывала нечасто. Или не бывала вовсе. Морской берег оставался далеко внизу, к нему вёл довольно крутой песчаный спуск, кое-где разбавленный насыпными каменистыми полосами. А приподнятый наверх городок оставался вишенкой на этом праздничном торте цивилизации.

«Даже не спросил, кто эти „мы“, а ведь я всегда даю понять людям, с кем они имеют дело. Впрочем, он может и отметил некоторое несоответствие в переговорах. Мне нужно что-то, или нам нужно. Обычно наёмники не столь щепетильны в количественном составе нанимателей», — подумал заказчик, подходя к одному из гостевых домов на боковой улице. Тяжёлая деревянная дверь, обитая пластами меди и серебра, тут же приоткрылась. Гостя уже ждали и наверняка заметили из тёмного окна.

— Доброй ночи, милейший, — поздоровался гость, войдя под козырёк и оставляя дождь за спиной. Привратник ничего не сказал. Да он и не мог. Все слуги в этом гостевом доме были немыми. Кто-то по воле судьбы, кому-то это стало наказанием за излишнюю болтливость, а некоторые, и это было известно точно, добровольно расстались с возможностью ворочать языком. Таких, правда, было немного, и нейротоксин, вводимый им в лицевой нерв, следовало обновлять через некоторое количество времени. Впрочем, у гостевого дома «Крест и Роза» была исключительно благоприятная репутация. Ещё бы! Поболтать за кружечкой вина с пряностями тут было явно не с кем.

— О, вот и ты! — раздался весёлый голос дядюшки Гувера. Подвижный, толстый, будто свежеиспечённый колобок теста, мужчина средних лет выкатился с лестницы и остановился только у входа, осматривая прибывшего гостя. Тот как раз снимал промокший плащ, оставаясь в тёмной бесформенной тунике, штанах и промокших насквозь сапогах. — Ах ты, божечки мой! — всплеснул руками Гувер. — Ну кто, скажи на милость, просил тебя попадать под дождь? Неужели нельзя было поскорее вернуться? Ты же прекрасно знаешь, что сегодня должна быть гроза!

— Знаю, дядюшка, — прозвучал хрипловатый голос, и последовал едва заметный кивок, пока прибывший стягивал сапоги у входа. — Зажги камин и распорядись насчёт горячей воды, будь так любезен.

— Конечно, конечно, — засуетился, откатываясь в сторону Гувер. Он щёлкнул пальцами, и рядом тут же материализовался молчаливый слуга гостевого дома. Традиционные зеленовато-серые цвета униформы делали его похожим на растительную сыпь посреди каменистой пустоши. Слуга, слышавший всё и без пояснений Гувера, коротко кивнул наверх, давая понять, что всё уже готово. Фигура в тёмной одежде, всё так же оставаясь в мокром шёлковом платке на лице, вопросительно приподняла одну бровь.

— Неужели, ты думаешь, что я не предусмотрел? Ты меня не уважаешь! Всё говорило именно за то, что ты не пропустишь дождь. У тебя какая-то тяга к воде с самого детства. Прошу только, расскажи, как всё прошло? Тут, как ты понимаешь, не с кем поболтать, чтобы скоротать время, и потому я жажду… Нет, я просто требую подробного рассказа! — возвысил он тон и всплеснул руками.

— Всё решили деньги, как мы и думали. Говард и его люди будут на месте через сутки. Скорее всего, у них имеется дирижабль. Иначе им не поспеть на место так скоро.

— Ах, эти их штуковины! — закатил глаза под лоб Гувер. — Эти ужасные, пузатые машины на антигравах! Неужто, с их-то возможностями, они не могли придумать более… — он на какое-то время замялся, подбирая слова, — приемлемую форму? Кошмарное местечко, хочу я тебе сказать.

— Мне нужны амулеты. Ты подготовил их? — раздалось в ответ. Гость уже поднимался по лестнице, и его дядя, катившийся следом, как привязанный шарик, только вздыхал и охал.

— Всего восемь штук, — сказал он.

— Я отдам пять, — последовал суховатый ответ. — На мой вопрос о численности команды наёмник предпочёл отшутиться. Что ж, пусть и дальше шутит, сколько влезет. Себе дороже выйдет. Ещё три возьму про запас. Думаю, часть из команды отсеется на первой же линии, и надобность в остальных игрушках отпадёт сама собой.

— А если их будет не восемь, а, скажем, десять?

— Тогда я отдам семь. Оставлю один для себя.

— Ох… — издал Гувер такой звук, будто из кожаного мешка спустили воздух через очень маленькую дырочку, при этом надавив всем весом.

— Скажи остальным, что я приму ванну, переоденусь и доложу подробно.

Толстая комнатная дверь закрылась прямо перед носом Гувера, оставляя его в полутёмном коридоре второго этажа. За дверями не слышалось ни звука. Но это было и немудрено. Толщина цельного дверного полотна из хорошего остролистного дуба не пропускала шумов. Гувер мигом стёр с лица дурашливость и игривость. Его маленькие глазки злобно посмотрели на закрытую дверь с такой ненавистью, словно ему обещали за ней нечто особенное, а в последний момент отказали, не дав никаких объяснений.

— Да и чёрт с тобой, — процедил он сквозь зубы и снова исчез где-то на первом этаже, где располагалась большая комната для приватных совещаний постояльцев. Сегодня ночью она была забронирована, и там уже ждали все те, кому следовало знать о предстоящей миссии.

За толстой дверью вспыхнули светлячки огоньков, выхватывая из мрака часть комнаты и уголок большого зеркала при входе. Сейчас в нём отражались только полные жгучей злобы и презрения глаза. Казавшиеся черными провалами в полумраке, они сверлили отражённую в зеркальной поверхности щёку гостя, стянувшего опостылевший шёлковый платок и швырнувшего его подальше. Бледные, почти белые пальцы коснулись уродливого клейма чуть ниже левой скулы. Красноватые, словно горящие огнём изнутри, рубцы складывались в вензель одного из уважаемых родов чужой страны. Клеймо горело и пылало, не давая покоя ни днём, ни ночью. Веллкро, имевший филиалы не только на этом сонном клочке береговой линии, протягивал щупальца далеко. И предпочитал метить свою собственность. Тёмная фигура сверлила взглядом своё отражение, потом быстро сбросила мокрые тряпки и решительно направилась в ванную комнату.

Через четверть часа ей предстоит отчитываться перед тронутой тётушкой Джулией, дядюшкой Гувером и ещё одной парочкой, производившей впечатление напрочь отшибленных придурков. Каждый из четвёрки жил в своём времени, редко синхронизируясь с прочими застрявшими тут коллегами. И это ещё не считались другие, общим числом совета в семь душ. Впрочем, кое-кто, оказавшийся в глубоком детстве, мог сойти разве что за умственно отсталого подростка. И всех надо было называть либо тётушкой, либо дядюшкой.

— Ты же не желаешь подвести свой род? — вкрадчиво спросил Гувер. — Ты же понимаешь, что мы способны вернуться и отказать в займе на закладку первого отделения банкирского дома? — продолжил он, явственно рассматривая зад собеседника. — Тебя никто не заставлял сюда идти, никто не вынуждал подписываться на эту авантюру. Это было твоё решение.

О да! А какое ещё решение может принять человек, на теле которого тлеет клановый узор Веллкро? По сути, эта биологическая единица не была кровной роднёй рода Веллкро, но была её собственностью. Прилично одетой, воспитанной, выученной и подготовленной собственностью. И потому её мало интересовали чувства каких-то наёмников по отношению к себе. Её вообще мало что интересовало, кроме способа унять мучительную боль в бурых шрамах, уродовавших кожу ниже скулы. И если ради этого нужно помочь какой-то группе исследователей, то сделать это стоит. Не просто помочь, но и лично отправиться в аномальную зону. В прошлые разы не удалось, но теперь совет решил получить гарантированные плоды своей затеи. Именно ради этого были разработаны амулеты защиты, и с группой Рэнфри Говарда пойдёт наблюдатель от заказчиков.

В дрожащих свечных сумерках глянцевая светлая эмаль сидячей ванны влажно поблескивала каплями воды на широких бортах. Большое зеркало напротив отразило мелькнувшую в отсветах огоньков высокую фигуру с бледной кожей. В ртутной поверхности зеркала мелькнула голая спина, короткие темные волосы на затылке и голые ягодицы хозяина комнаты. Он был почти уверен, что за ним наблюдают, поскорее желая оказаться в воде по самую шею. Темные глаза уставились в медленно успокаивавшуюся гладь горячей воды. Вскоре она перестала дрожать, с ее поверхности пропала рябь от погружения тела на дно ванны. Но тело уже было внутри, пусть на поверхности и наступил обманчивый покой и гладкость.

«Тебя никто не просил делать этот выбор», — прозвучал в голове голос Гувера.

— Разумеется, — прошептала она, глядя мимо отражения в воде. — Меня всего лишь просили не делать другого. Настойчиво просили.

Губы женщины искривились в сардонической ухмылке. Затем она вгляделась в свое отражение на воде. И с ненавистью ударила кулаком в водную гладь, разбивая его на тысячи капель.

Глава 2

Незримая линия отчуждения была, скорее, ощутима, нежели явственно заметна. Высокая облачность, из которой вынырнул небольшой геликоптер, становилась у границ Древнего Города чем-то вязким, неповоротливым и напоённым густыми сумерками. Впрочем, ощущение темноты быстро прошло, едва грохочущая машина снизила скорость и высоту, начав закладывать широкие круги над оговорённым местом встречи.

Никого из команды наёмников видно не было, но заказчика это не удивляло. Если команда Говарда хотя бы вполовину так умела и живуча, как про них говорили в столице, то им хватило ума подыскать укрытие и занять выгодные, простреливаемые со всех сторон позиции до того, как нарастающий звук и грохот от транспортного средства указал им направление движения возможного врага. Впрочем, геликоптеры не создавали так уж много шума, чтобы успеть рассредоточиться по территории и занять позиции загодя. Скорее всего, команда либо ещё не прибыла, либо она ждала только заказчика. Как и было оговорено при найме.

Заказчик сидел в неудобном кресле рядом с автоматическим десантным люком, ожидая, пока над плечом загорится зелёная лампа. Чёрный шёлковый платок, скрывавший лицо полностью, едва заметно надувался от дыхания на каждом вираже. Летать он не любил. Не платок, а его хозяин, разумеется. Вся эта тщедушная и, по его мнению, сильно раздутая репутация романтики и наслаждения полётами была для него своеобразным острым камешком в ботинке. Ни быстро снять, ни притерпеться оставалось невозможным. В мыслях человек проклинал свою долю, дядюшку Гувера, цеппелины, антигравы, геликоптеры, паропланы, парашюты, нейроимпланты костных модификаций в спине, двух навязанных дамочек с суровыми, неулыбчивыми лицами, сидящих рядом по обе стороны, и где-то в глубине души самого себя.

Пригладив рукой в тёмной перчатке взлохмаченные короткие волосы цвета густого кофе, заказчик передёрнул плечами, будто разминая затёкшие мышцы, и ещё раз проверил пояс с оружием. Пистолет с широким зевом ствола, крошечный запас патронов со сверхтекучей плазмой, обычный револьвер с чуть изменённым пламегасителем и чехол со свёрнутым в тугую трубку предметом. Обвитая кожей рукоять оного торчала из чехла увесистым набалдашником в виде серебряной головы совы. Метровая гибкая текстура основной части надёжно оставалась скрученной и спрятанной в антипроводящей ткани. На конце гибкой прочной ленты из модифицированной полимерной кожи крепились восемь острых бритв-лезвий, создавая впечатление обычной плётки-восьмихвостки. Однако, это оружие могло поспорить с гравитацией и силой притяжения, создавая вокруг особое поле подавления и погружая предмет в искусственный вакуум, чтобы лишить его трения о воздух при замахе или ударе. Атомарные лезвия требовали заточки после каждого применения, и потому в активированном виде по кнуту или плети иногда пробегали голубоватые искры, зачищавшие лезвия по кромкам. Если неприметная кнопка включения оставалась в положении «не активно», предмет становился обычной игрушкой знатных задавак из юго-западных провинций. Там любили расхаживать с чем-то подобным. На балах и приёмах даже появлялись с небольшими кожаными хлыстами в руках. Почтенные дамы и юные девы почему-то казались местным мужчинам привлекательней, если могли хотя бы косвенно принести опасность или намекали на возможность выпороть ухажёра в укромном будуаре перед сном.

Над плечом всё же выглянул из темноты слабый зеленоватый отблеск разрешающего сигнала, и люк пополз в сторону, освобождая проход. Ворвавшийся ветер был холодным и вовсе не ласковым, и вставшей впереди женщине пришлось уцепиться рукой за скобу рядом с выходом, чтобы не упасть, покачнувшись от ворвавшегося потока, едва не сбившего её с ног. Она поправила лямку ранца с парашютным полотном, ещё раз убедилась, что компактный рюкзак с припасами и снаряжением надёжно закреплён ниже поясницы, и, будучи сейчас особенно похожей на сумчатое животное с детёнышем под коленками, повернулась к сопровождаемому объекту.

— Пора, — сказала она низким, хриплым и прокуренным голосом. Заказчик встал, оправил на себе свободный комбинезон тёмных тонов, забросил в рот желатиновую капсулу реактиватора, и с хрустом раздавил её зубами. По телу поползли волны жара и холода, перед глазами всё поплыло — это тут же опустилось из микрокармашка третье веко, надёжно прикрывшее склеру глаза от повреждений во время полёта. Вдоль позвоночника прошла судорога, мышцы стянуло, кости как-то странно начали давить друг на друга, но уже через полминуты в длинном наспинном разрезе одежды показались огромные, белоснежные крылья. Жёсткие перья ещё покрывала плёнка из содержимого капсюлей микроимплантов, но жидкость моментально высыхала, облетая на решётчатый пол воздушного судна прозрачными хлопьями. Заказчик позволил себе кривую усмешку, пользуясь тем, что её никто не заметит. Затем он взялся рукой за скобу, кивнул своей провожатой за спиной и сделал шаг в пустоту. Белые остовы крыльев тут же уплотнились, превращаясь в жёсткий каркас единой конструкции, и встречный поток воздуха подхватил тело человека. Следом, воспользовавшись обычными парашютами, последовали две охранницы. Они обе подтянули снаряжение, чтобы при посадке мешки не хлопали по бёдрам, а бежать можно было, не опасаясь отбить себе зад. Обычаи этого народа по неизвестным причинам не позволяли перетаскивать мешки с грузом на спине. Только ниже поясницы. Кажется, в этом был какой-то шик или особенности их культуры. Умудриться не переломать ноги при посадке с парапланом считалось у этих воительниц чем-то, сравнимым с высшим мастерством профессионала.

Спинномозговые импульсы передавали состояние усовершенствованного мышечного каркаса и костных тканей, ориентировали в пространстве и давали понять, где лучше всего чуть изменить направление и позволить воздушным потокам нести себя, чтобы не тратить силы и белковые цепи запасённых питательных веществ на взмахи огромными крыльями. И если в первые минуты можно было насладиться свободным полётом, то приблизившись к заросшей высокой жёлтой травой лужайке на окраине полосы отчуждения у Города Древних, следовало уже работать мышцами и трепетно ловить крыльями воздух внизу.

До поверхности жёлтой травы, волнами расходившейся от мощных взмахов крыльев, оставались считанные метры. Вот уже ноги почти коснулись выжженных соцветий на макушках травинок, когда в воздухе над головой раздались сухие щелчки. Звуки падающих тел за плечами дополнили картину происходящего. Кто-то из команды Говарда решил не дожидаться высадки заказчика, оговорённой с Рэнфри заранее. То ли он не предупредил своих людей, как обещал, то ли их смутило количество прибывших. Изначально речь шла только про одну живую единицу, а с неба свалилось их три. Две фигуры, замершие после падения среди густого разнотравья площадки, так и оставались невидимыми, и третьему участнику приходилось гадать, пристрелили ли их насмерть или только ранили. Нельзя было сказать, что заказчик сильно бы расстроился, убери команда наёмников сопровождающих. А по сути, соглядатаев, приставленных Гувером для контроля и гарантии.

Шрам под платком на лице обожгло нестерпимой волной боли, и заказчик дёрнулся, приложив ладонь к лицу. В этот момент сразу две тяжёлые пули попали в крылья, заставив их окраситься желтовато-красной сукровицей и безвольно обвиснуть. Невидимый снайпер явно знал, куда надо стрелять, перебив сухожилия и каркасные костные модули. Фигура в просторной тёмной одежде с воем покатилась по траве. Имплантированные модули крыльев начали втягиваться обратно в пустотные камеры хранилищ массы и квазивещества, встроенные вдоль всего позвоночного столба. Но пока процесс ещё не окончился, боль была не просто невыносимой, она казалась адской. Жгучая пульсация в мышцах, трение друг о друга мелких осколков костей продолжались до тех пор, пока дрожащая рука не отправила в рот другую капсулу и с силой не раздавила её зубами. Процесс формирования модулированных костей и побочных каркасов пошёл вспять. Осколки и уцелевшие кости распадались на аморфную биоинертную массу, стягиваясь в свободные пустоты камер у позвоночника до следующего раза.

Ярко-жёлтые стебли в охровых подпалинах от солнца покачивались над головой, пока на примятой падением тела площадке из стороны в сторону катался раненый человек. Поблизости зашевелились ещё двое. Значит, живы, но получили ушибы или пару переломов.

Человек в тёмной одежде, стиснув зубы и пережидая последние болевые спазмы, немного приподнял голову и решился высунуться из травы. Его взгляд упёрся в раскосые тёмные глаза человека, на чьём жёлтом лице читалось немое удивление. В руках он держал короткую винтовку.

— Бу, — тихо произнёс заказчик, утробно взрыкнув для острастки. Винтовка в руках желтомордого тут же дёрнулась и нацелилась в лоб заказчику. Рядом с узкоглазым человеком возникла фигура Доусона-младшего. Наёмник выглядел как-то иначе. Возможно, всё дело было в том, что на лице уменьшилось растительности. Он сделал жест рукой в воздухе, и из разных точек по периметру площадки для встречи показалась остальная команда. Все вооружены, смотрят насторожено, иногда бросая непонимающие взгляды на командира.

Человек в свободно сидящем комбинезоне поднялся, стряхнул со штанов травинки и представился:

— Моё имя Нима. И ваш командир должен был предупредить вас о моём визите.

Тёмно-карие, почти чёрные глаза Нима сверлили стоящего напротив Большого Тэна с такой яростью, что почти проделали в нём дырку. Растрепавшиеся, короткие тёмные волосы стояли дыбом после падения в траву, и по всему выходило, что мирного схождения двух сил уже не выйдет.

— Нима. С моего языка переводится, как «наниматель», — произнёс желтомордый живчик, почесав щёку. — Шеф, объясни?

Подошедший поближе Рэнфри выглядел немного раздосадованным и озадаченным, но не настолько, чтобы выпустить ситуацию из-под контроля.

— Кто в нас стрелял? — спросила Нима, не дожидаясь попыток наёмника как-то объясниться. — Вы были предупреждены о том, что я буду здесь.

— Речь шла только о вас, — тут же упёрся Рэнфри, выразительно поглядывая на сопровождение в виде двух рослых женщин за спиной Нима. Те уже успели выползти из травы, скинуть изоляционные комбинезоны, предохранявшие в полёте от замерзания, и предстали в полном боевом облачении. Грудные пластины из матового серого металла, наплечники и кольчужные юбки, спускавшиеся до середины бёдер, были выполнены в едином стиле. Поножи и наручи на предплечьях и голенях, такие же тускло-серые и шершавые на первый взгляд, имели множество отметин, оставшихся с прошлых заданий. Короткие, почти полностью остриженные волосы, такого же характерно сероватого цвета, как и облачение, поблёскивали серебром в неверном свете спрятавшегося за тучку солнца. Женщины не были стары, но были чем-то похожи друг на друга, как родственники.

— Я не стрелял, — тут же скрестил руки на груди желтолицый. Рэнфри нахмурился. Он осмотрелся, поискал взглядом кого-то из своих людей и жестом позвал его поближе. Нима смотрела на тонкокостную фигуру аристократа из Северного Щита с неподдельным равнодушием. Однако ответить такой же любезностью ему не собирались.

— Я с этим, — выделил подошедший юнец последнее слово тоном, — дальше не пойду. С нелюдями не работаю.

По лицу командира группы пробежала тень. Нима уже собиралась пожать плечами, бросить на траву контейнер с амулетами и насладиться попытками наёмников пройти в Город Мёртвых без них, но Доусон-младший всё же решил уточнить:

— Почему?

— Не работаю с тем, что не принято называть в высшем обществе.

Аристократ вложил в слова столько презрения и омерзения, что стоящие поодаль женщины-телохранительницы напряглись.

— А стрелять было зачем? — задал другой вопрос Рэнфри. Тут, как ни странно, глаза его подчинённого округлились. Он шмыгнул носом, нервно потёр слезящиеся глаза и бросил довольно сухо:

— Не моих рук дело.

Губы под чёрным шёлковым платком изогнулись в прохладной улыбке, но глаза остались такими же спокойными. В них не промелькнуло и тени веселья.

Это было по-своему забавно. Сидеть и наблюдать за тем, как группа наёмников гадает, перешёптываясь и зыркая в её сторону, какого она пола.

Нима не собиралась скрывать его, но раз уж эти люди настолько темны, что судят о качествах человека по принципу наличия или отсутствия у него в штанах детородного органа, то объясняться вообще не имело смысла. На Ниме была свободная одежда кочевников дальних пустынь, под которой находилась лёгкая броня из прочной кожи с пластинами из тонкого металла медного цвета. Когда-то это действительно была медь, но после некоторых манипуляций дядюшки Гувера и его подчинённых металл приобрёл и другие качества. Испытания в условиях, приближённых к реальности, показали его крайнюю эффективность в аномальных зонах, вроде Города Древних. К тому же, весь комплект одежды был адаптирован под возможность пользоваться имплантами каркасных придатков с перьями.

Нима сидела на жёсткой траве и покусывала один из сломанных стебельков, желая добраться до густого приторного сока внутри.

Желтомордый человечек, представленный, как Большой Тэн, вызвал у Нимы ассоциации с теплоэлектронагревателем. Такой же жёлтенький, как лампочка в комнате. И такой же хитро сделанный. Истеричный аристократ из северных стран оказался обычным наркоманом, улучившим момент, чтобы вдохнуть порцию какой-то дряни, пока шеф был занят разговорами с другими членами команды. Он не скрывал своего презрения, безошибочно определив пол Нимы, но его попытка откровенно спровоцировать конфликт не увенчалась успехом.

— Я знаю, какого ты пола, — сказал он, одарив Ниму кивком с высоты своего роста. Женщина продолжала сидеть и щуриться на солнце, выглядывавшее из облаков, спустившихся ниже за последнюю четверть часа.

— Уважаемый человек, — произнесла Нима последнее слово на родном языке аристократа, — если у вас нет планов предпринять со мной какие-либо попытки размножения или эксплуатации подобного рода, то вам, я думаю, не должно быть никакого дела до того, каков мой пол, возраст и род занятий.

Взбешённый самим фактом попытки заговорить с ним, а также знанием языка его родины, молодой аристократ решительно зашагал прочь, стремясь оказаться как можно дальше от человека в чёрном платке на лице.

Дальше Нима выслушала пару обрывков зарождавшихся попыток вычислить её пол по походке, ширине плеч и соотношению костей друг к другу. Наёмники сошлись на том, что до костей пока им не добраться, одежда скрывает любые намёки на половую принадлежность, а платок на лице не добавляет ясности. Единственные, кому было, по сути, плевать на то, кто она такая, оказались командир и его помощник, широкоплечий темноволосый человек, мастер Тукк. Видимо, этим двоим было нужно добыть обещанные деньги любыми путями. Нима отметила это для себя, поднимаясь на ноги.

Её спутницы вызвали куда менее ожесточённые споры. Аристократический отпрыск знатного рода предпочёл просто не обращать на них внимания, словно тех и не существовало.

Нима подошла к тесной группе из трёх наёмников и кашлянула.

— Может, мы всё же отправимся туда, куда собирались? Мне нужно раздать вам амулеты и копии некоторых сведений, полученных от предыдущих групп.

— От пропавших без вести групп, — тихо произнёс Тэн. Нима не стала спорить, только пожала плечами и извлекла из-под одежды плоский серебристый контейнер с гравировкой дома Веллкро, щедро припорошённой голубой эмалью поверх серебристой резьбы. Крышка щёлкнула, едва заказчик сдвинул задвижку, и мягко открылась. Внутри лежали золотистые спирали на цепочках, в середине которых парил, ничем не прикреплённый, шарик прозрачного стекла. Всего амулетов оказалось шесть.

Нима протянула коробку командиру и равнодушно отвернулась.

— Эй, их шесть, а нас больше, — указал на явное несоответствие числу подарков командир. Нима повернулась к нему и сказала:

— Вы не уточнили число команды, когда об этом зашла речь. У меня свой амулет, меня можно не считать.

— Да? И кого это из нас вы тоже не собираетесь считать, в таком случае? — встрял в разговор рыжий человек, которого все звали Стукач Джейми.

— А вот это уже зависит от вас. Сумма оплаты же остаётся прежней, не зависящей от числа получателей.

В глазах заказчика промелькнули весёлые искры.

Рэнфри вспоминал, как стоял на нижнем мостике быстроходного курьера «Коготь Ветра», на открытой незастеклённой балюстраде, и ёжился вовсе не от холода. Куртка из тёмной плотной кожи была с подкладкой из пуха редкой южной птицы-водостайника, согревавшего при понижении температуры и отводившего избыточное тепло в жару. Он ещё раз посмотрел вниз, где стремительно проносились подёрнутые туманным маревом сумрачные долины и окрашенные розоватыми отблесками всходившего на востоке солнца всхолмья. «Нет, всё-таки полёты — для пилотов и воздушных кавалеристов, — подумал он, сглотнув слюну. Обычно Говард не боялся высоты, но сочетание скорости, раскачивания корпуса корабля, сделанного из легчайшего композитного сплава, и ещё чего-то неуловимого, встречавшегося только на боевых и курьерских дирижаблях, приводило к неизменному и почти необоримому желанию отдать свой завтрак, вчерашний ужин и, возможно, обед жадным струям ветров, трепавших гладкую обшивку судна. — Я привык стоять на твёрдой земле, или, хотя бы, на такой надёжной палубе морского парохода. А тут… если откажут электростатические двигатели, и пена в ёмкостях не получит заряд, лететь нам вниз, как камню из пращи».

Он сдержал очередной спазм желудка, который, казалось, подступил к самому горлу, и сглотнул вязкую слюну. По настилу палубы над головой Рэнфри загрохотали чьи-то тяжёлые башмаки, и тонкий трап, ведущий из рубки вниз, завибрировал. Командир наёмников отвёл взгляд от туманной земли, и обнаружил рядом с собой Тукка.

Палач понимающе кивнул, заметив зеленоватый цвет лица своего шефа, и негромко произнёс:

— До точки высадки осталось полчаса. Все в ангаре. Навигатор просил передать, что не собирается задерживаться больше, чем на четверть часа, так что придётся поторопиться с разгрузкой.

При этом Деливеранс обеспокоенно вглядывался в Рэнфри, словно пытаясь понять, зачем так истязать себя тем, что приносит неудобство, но ничего по этому поводу не сказал.

— Хорошо, я сейчас буду, — кивнул Говард с одобрением. — У нас не так много груза, успеем.

И развернулся обратно к бьющему в лицо ветру, высекавшему слёзы из глаз. Ему показалось, что на горизонте он разглядел светло-жёлтое сияние, но стоило вглядеться, и стало понятно, что это обман зрения. Город Мёртвых нельзя было увидеть на таком расстоянии. С того направления, откуда они приближались, не было заметно ни обширного взморья, ни залива, вдававшегося вглубь. Только холмы.

«Удачно, что получилось нанять „Коготь Ветра“, — подумал он, сжимая планшир пальцами с надетыми боевыми кольцами так, что дерево слегка хрустело, — Мы успеваем к координатам места встречи с запасом в несколько часов. Этого хватит, чтобы обустроить лагерь и выставить посты».

Грядущий визит в гиблое место чудесным образом убрал все симптомы воздушной болезни, и Рэнфри почувствовал себя неожиданно бодрым. Взбираясь по узкой лестнице наверх, в ходовую рубку, из которой можно было попасть в находившийся ближе к кормовым двигателям трюм, он едва заметно улыбался чему-то.

Коробки с припасами и снаряжением были уже погружены на квадратный люк, огороженный тонкими трубками ограждения и связанный с мощными приводами лебёдок под потолком трюма. Дирижабли редко садились «на брюхо, высаживая людей и выгружая перевозимые предметы через трапы и спускаемые платформы, и «Коготь» не был исключением. В отличие от более тяжёлых собратьев по небу, он имел только два корпуса с пеной, создающей отрицательную воздушную плавучесть. Потому трюм находился в той же гондоле, что и помещения для экипажа, а командная рубка — под передним корпусом, соединяясь с кормой длинной галереей.

Лишённый при сборке на верфи избыточного груза массивных орудий, и облегчённый до предела курьер преодолел расстояние между Портмаром и началом Араминских предгорий, где была назначена встреча с таинственным нанимателем, за несколько часов. Опытный пилот воспользовался попутными ветрами, дувшими на большой высоте, где уже не хватало воздуха для дыхания. Просидев всё это время в душной кают-компании для пассажиров, которую, судя по всему, экипаж курьера использовал как курительную комнату, наёмники не ворчали, понимая, что других вариантов у них нет. По земле путешествие растянулось бы на пару недель, если учесть отсутствие нормальных дорог и транспорта.

На поверхности они оказались быстро, качественно и почти без происшествий. Джейми едва не свалился с платформы, находившейся на тот момент где-то в десятке метров от земли. Он засмотрелся на открывшийся при спуске вид с жёлтой высокой травой, синевато-зелёным лесочком из странных, каких-то неправильных деревьев, и начавшего светлеть неба. «От глубины чувств чуть не сверзился», — как сказал сам взрывник, устыдившись своей неуклюжести.

Рэнфри, занимавшийся примерно тем же, что и Стукач, только с большей пользой и без попытки разбиться о высохшую землю, успел прикинуть несколько позиций. Места для наблюдения и обороны, а также расположение для базового лагеря. Низкорослый лес синюшного оттенка, как показал ему навигатор, охватывал Город почти по всему периметру. Что творится в хитросплетениях ветвей и листвы, никто не знал, и знать не особо хотел — ближайшее поселение располагалось в ста милях к юго-западу отсюда, а земли в радиусе почти пятидесяти миль считались порчеными. И это несмотря на богатейшие почвы, готовые взорваться в этом климате тремя урожаями в год, а также наличие в невысоких холмах меди, железа и угля. Люди попросту отказывались селиться здесь. В общем, Рэнфри их понимал и всецело поддерживал желание оказаться подальше. Но у него, в отличие от селян-землепашцев или рудокопов, выбора уже не было.

Лагерь из нескольких грубых брезентовых палаток развернули в небольшой ложбинке, где струился тонкий ручеёк. Прикрытая сверху ветвями деревьев, она переходила дальше в овраг, заполненный тенями и сыростью, и уходящий в сторону Города. Место было не совсем идеальное, но для отдыха не несущих караульной службы и хранения имущества подходило. Тем более, что задерживаться здесь надолго наёмники вовсе не собирались.

Тэн отправился к ровной, словно вырезанной в лесу лужайке, заросшей странной жёлтой травой с колышущимися даже без ветра метёлками соцветий. Чуть южнее расстилалось казавшееся бескрайним поле такой же травки, за которым в дымке, как корабли над морскими туманами, плыли холмы. Джейми остался в лагере, а Сиг и Тукк отправились восточнее и западнее их стоянки, чтобы прикрыть все направления, с которых могли появиться гости, званые и незваные.

Стрекочущий звук двигателя Говард расслышал не первым. До него донёсся тонкий свист, на грани слышимости, и судя по тону, это был Сигизмунд. Его многофункциональная штурмовая винтовка, которой он заслуженно гордился, разве что яичницу по утрам не делала, и уж точно обладала целым набором встроенных сенсоров, с помощью которых засечь приближение летательного аппарата превращалось в дело простое и нехитрое.

Следом донеслись три коротких свистка Тэна. Снайпер указал число целей, и это было странно, потому что едва слышное стрекотание в небе, раздававшееся на юго-юго-западе, чётко указывало на геликоптер, и он был явно в одиночестве.

— Джейми, на дерево, остальные — на месте, — коротко скомандовал Рэнфри перебиравшему запалы и небольшие бруски взрывчатки Стукачу и сидевшим возле очага пехотинцам, а сам взял небольшой свисток, и ответил короткой трелью, показывая, что информацию принял, и гостей нужно встретить вежливо. — Кажется, прибыл наш наниматель.

— Без проблем, — блеснул улыбкой рыжий взрывник, сноровисто собирая свои игрушки в деревянный ящик, обитый тёмно-зелёной тканью, и беря в руки короткий тупорылый пистолет-пулемёт с глушителем. — Я на точке.

Он передёрнул затвор, и скрылся в кустах, забираясь на раздвоенный ствол дерева, возвышавшегося над их лагерем. Сверху посыпался какой-то лесной мусор, земля, и всё стихло. Рэнфри поправил перевязь с двумя кобурами пистолетов, и, вздохнув, быстро поднялся по тропинке, протоптанной ими в сыроватой земле ложбинки. В высокой траве было не видно ни черта. Но блестящий в небе металлом корпуса геликоптер, чьи лопасти слились в сверкающий круг, он засёк сразу. Машина была очень высоко, и по её курсу было не похоже, что она собирается садиться. Хотя, лужайка перед их лагерем вполне подходила для приземления. Но, видимо, их клиент решил, что спокойная жизнь не для него. Три тёмные фигуры отделились от геликоптера, развернувшегося и ушедшего на юг сразу же после выброса десанта, и заскользили вниз, к земле. Над двумя из них развернулись голубые полотнища парапланов, и они стали расходиться немного в стороны. Рэнфри уважительно хмыкнул, но едва не подавился, когда третий человек развернул за спиной настоящие крылья. Будучи человеком нерелигиозным, и вполне образованным, Говард не верил ни в ангелов, ни в демонов, предпочитая считать, что всё зло и добро каждый человек носит в себе. Но сейчас он удивился, и испытал что-то близкое к потрясению. Настолько ярким было впечатление от белоснежных ярких крыльев, засиявших в небесах.

— Вот задавака, — тихо выругался он, понимая, что заказчик решил выпендриться максимально сильно, показывая свои возможности его команде. — Ну, да, денег у тебя кайманы не клюют. А толку?

Говард коротко просвистел запрет на стрельбу, но тут со стороны, куда удалился Тэн, раздались сухие выстрелы. Их звучание не походило ни на хлёсткие удары или приглушённые хлопки винтовки снайпера, ни на визг и взрывания штурмового чудовища Сигизмунда, ни на звонкие удары карабина Тукка. Палач стрелял средненько, но с такого расстояния он бы не промазал. Командир знал, как звучит каждый ствол его команды, и с почти стопроцентной уверенностью мог сказать, что ни один из его людей не стрелял. Значит, это был некто чужой.

«Свежих следов нет, — наблюдая за тем, как неуклюже валятся в траву парашютисты с пробитыми куполами, и кувыркается туда же белокрылый ангел, роняя перья, Рэнфри коротко высвистел сигнал „не стрелять, ублюдки“, и перевалил через земляной вал, покрытый дёрном. — Тут никого не было уже много недель. Скрытно подобраться к нам невозможно, городов поблизости нет. Либо он пришёл из Города, либо…»

Мысль о предательстве одного из своих подчинённых Говард не отбрасывал. Он на своём опыте знал, что купить или запугать можно любого. Кто-то ведётся на деньги, кто-то падок на власть, иным достаточно страха за семью или друзей. Особо упорные и «отбитые» не боятся ничего, но и к ним тоже можно найти подход. Гордыня, ненависть, жажда мести, удовлетворение влечения. Способов сотни. А люди слабы. Вопрос о том, как протащить незнакомый ствол, оставался открытым, но это было легко. Рэнфри поднялся на ноги, заметив вышедшего из леса Тэна, наставившего свою винтовку куда-то в траву.

Встретившись взглядом с горящими глазами над чёрной маской, закрывающей лицо, Говард понял, что наниматель жив, но очень хотел бы увидеть того героя, который открыл такой заградительный зенитный огонь по приземлявшимся.

Тэн едва заметно развёл руками, показывая, что он тут не при чём.

— Шеф, объясни, — проворчал он, чуть скосив глаза на Нима, который отряхивал свой костюм, и двух рослых охранниц-амазонок, в серой броне.

Говард с досадой выслушал Нима, который сразу же обратился к нему:

— Кто в нас стрелял? Вы были предупреждены о том, что я буду здесь, — в интонации нанимателя звучала и толика горечи от такого непрофессионализма наёмников, и тонкая ярость, которую он старался скрыть, и ещё что-то, что Рэнфри пока не мог определить. Но высокомерного сволочизма в тоне Нима было всё же больше всего.

— Речь шла только о вас, — набычившись, ответил командир наёмников, сдерживая желание привычно взбить пальцами бакенбарды. Увы, с лишней растительностью на лице пришлось попрощаться, едва наёмники получили задаток и стали готовиться к отбытию. «В следующие разы, — подумал он, — нужно оговаривать ещё и способ прибытия клиента. А то так можно и опростоволоситься. Пристрелить нанимателя. Впрочем, кто стрелял, я ещё выясню. И этот мудень бородавчатый у меня попляшет».

Потом, размышляя о происшедшем, Рэнфри не мог отделаться от ощущения, что вся ситуация тщательно срежессирована кем-то неизвестным. Поставлена жёстко, чётко, изящно и красиво. Этот невидимый кукловод-извращенец учёл мельчайшие подробности, и выстроил происходившее в единую картину из множества наслоившихся друг на друга событий. Причём, казалось, что у участников этого перфоманса была полная свобода выбора, и они вольны были поступать так, как нравится. Но на деле, все делали то, что нужно. Кому? Зачем? На эти вопросы ответа у него не было. Всё ещё не было.

Следующие несколько получасовых периодов прошли в лёгкой суете подготовки к выходу, сортировке снаряжения, и установке Джейми небольших, но неприятных сюрпризов тем, кто мог теоретически позариться на оставляемое в лагере имущество. Свободные от вахт и работы наёмники сидели у бездымного очага, перешёптываясь и обсуждая Нима, что было естественно, но Рэнфри не приветствовалось. Рявкать каждый раз на неразумных он, впрочем, не всегда успевал, занятый хлопотами.

Нима же не проявлял никакого беспокойства, по крайней мере — внешне. Грыз травинки, пока его спутницы проверяли своё снаряжение. Тихо разглядывал наёмников. Особенно пристально — когда те начинали спорить о его поле. Сам Рэнфри этот вопрос для себя решил просто: пока наличие хрена в штанах не важно — специально выяснять его он не станет. И тут перевешивала не сумма откупных, и не задаток, который был подтверждён курьером Веллкро, а, скорее, здравый смысл и воспитание. А вот Сигизмунд такой мудрости не проявил. Этот идиот умудрился поцапаться с Нимом дважды, вскоре после его высадки, и в лагере. Горящий взгляд командира он пропустил мимо, и со всей спесью вступил в разговор, который, впрочем, не выиграл. Говард не понял, что именно сказал ему Нима, но Сиг после этого выглядел жалко. Яркий румянец, выступивший на скулах, крепко сжатые челюсти, и яростный блеск глаз очень не понравились Рэнфри, но тут наниматель решил, что пора выступать.

И сразу же поставил их группу в интересное положение.

Защитные амулеты из золотистого металла, лежавшие в небольшом ящике, были похожи на свернувшихся змей-медянок, и Рэнфри почти почувствовал укол клыков этих смертельно ядовитых гадин — наёмников было восемь. Амулетов насчитывалось шесть.

Частично в этом была и его, Говарда Доусона-Младшего, вина. В словесных играх с работодателем Рэнфри решил не указывать точное количество своих подчинённых, отправляющихся на задание. Небольшим оправданием могло служить то, что наниматель не полностью обрисовал задачу, но оправдываться командир не привык. «Кем-то придётся пожертвовать, — подвигал челюстью Рэнфри, выслушивая Нима. — И этот выбор будет на моей совести».

Первым делом он подумал о том, что костяк команды требуется сохранить во что бы то ни стало. И ответил Джейми, вылезшему с ядовитым вопросом о том, кого именно предлагается сбросить со счетов:

— Успокойся, Стукач, тебе амулет достанется в любом случае, — улыбка Рэнфри получилась самую чуточку кривоватой. — Мы же не хотим остаться без твоих чудных шуток и рассказов о твоей родине.

«А вот пехтуре придётся обходиться одним амулетом на троих, — Говард принял контейнер из рук Нима, и коротко кивнул в ответ. — Но они знали, на что идут».

В кампаниях наёмников люди делились на три категории: опытные ветераны, прослужившие госпоже Удаче не один год, и иногда даже не одно десятилетие, основной рядовой состав и «мясо». Выбравшие себе неровную стезю солдат удачи могли рассчитывать в первое время только на то, что их будут исправно кормить, поить и снабжать снаряжением. При этом, как правило, отправляя в самое пекло. Выжившие и закалившиеся в этом проклятом горниле спустя несколько лет могли рассчитывать на определённое уважение, и повышение доли в добыче. Довольно жёсткая, но по-своему справедливая система. Конечно, если тебе повезло выжить в первый год

Потому безымянных пехотинцев, откликавшихся на короткие клички «Первый», «Второй» и «Третий», снабдили только одной побрякушкой. Выходцы из портовых кварталов ничего не сказали, беспрекословно подчинившись капитану. Они помнили, что совсем недавно перед ними стоял совсем иной выбор — идти в пираты, батрачить, побираться или присоединиться к одной из многочисленных банд Портмара. Бойцы выбрали стезю наёмников, присягнув на верность Рэнфри. Слова же Нима о том, что сумма оплаты будет разделена на всех выживших, слышали все.

При этом тон нанимателя оставался всё таким же нейтрально-игривым, а взгляд был кристально чист и прозрачен, как у ребёнка. Только в глубине зрачков мерцали огоньки — то ли веселья, то ли злобы. Рэнфри очень надеялся, что Нима понимает, что делает. Пока что походило, что наниматель старательно сеет семена раздора и создаёт почву для конфликтов внутри команды, и это очень не понравилось Говарду.

Вблизи лес оказался серым. Именно серым, а не болезненно покрытым серыми пятнами лишайника. С разными оттенками фиолетового, зеленоватого, синего и белёсого, он был серым и ужасающе тихим. Шишковатые стволы деревьев, кое-где ужасно искривлённых и выгнутых под невероятными углами, разросся настолько густо, что под нижними ветвями не прорастал даже подлесок. Влажная, заболоченная земля хлюпала под подошвами сапог, с чавканьем вбирая в себя давящую сверху массу. Ни птиц, ни шорохов норных зверьков, ни шелеста листвы не было. Листья казались замершими во времени, навсегда погружёнными в невидимый кокон стазиса, оставаясь в том виде, в котором их застала неизвестная катастрофа. По стволам и веткам не бегали жуки, в полумраке густой растительности людей не донимала вездесущая мошкара и гнусы. Просто серые ветки с мелкими замшелинами лишайника у корней торчали тут и там, не давая прохода.

Трава и мелкие побеги прочей растительности оканчивались у границ первых деревьев резко и внезапно, будто отсечённые лезвием. За этой чертой не пробивалось ни травинки. Только хлюпающий ковёр из вечно гниющих в межвременьи листьев, тухлая вода и чёрные лужицы в низинках вокруг едва заметной тропинки.

Нима видела, что ветви кое-где были срублены. Увы, срезы казались такими же старыми, как и всё вокруг. Невозможно было определить, сделаны они недавно или сотню лет назад. Просто плохо заметная прогалина в густой растительности леса, ничего более. Насколько она помнила, выжившего и выбравшегося из последней экспедиции наёмника нашли где-то здесь. Он едва сумел перешагнуть черту отчуждения и ступить на первые зелёно-жёлтые побеги травы вокруг леска, и там уже осел наземь, потеряв сознание. Из его рассказа выходило, что он пробыл в Салехе, как называли Город Древних в старинных писаниях, около месяца. Не меньше пары недель — уж точно. Но ни есть, ни пить, ни испражняться не хотелось. Вся его группа, в которой он занимал шутовскую должность писаря и статиста, не испытывала дискомфорта по этим поводам. Он даже притащил с собой какую-то снедь, найденную рядом с его телом. По словам этого человека, прозванного в последствии Безумным Ральфом, галеты и консервы оставались пригодными для употребления. Он даже сумел запихать в себя какие-то из них, решив, что сегодня уже не сумеет покинуть лес.

Однако, пожевав мяса с овощами из банки, заев галетой и осушив треть фляги с водой исключительно ради необходимости, он почувствовал, как еда встала комом в пищеводе и в желудке. Но стоило Ральфу переступить черту отчуждения леса, как в животе буквально взорвалась бомба. Ральфа вывернуло пару раз на траву несвежим, тухлым мясом. Остальная еда тоже оказалась испорченной. Хотя объяснить, каким образом сумели так сильно стухнуть запаянные и стерильные консервы, никто так и не смог. Говорили только, что Ральфу повезло поужинать прямо перед выходом из города. Иначе яды могли бы и не выйти верхом, а спуститься ниже. Словно обмен веществ не останавливался полностью, пусть и не ощущался.

Подобрав с земли исхудавшего и поседевшего молодого парня, прибывшие люди констатировали у него крайнюю степень истощения и обезвоживания. Пытались делать вливания, подключили даже специалистов из столичного госпиталя для ветеранов, но Ральф всё же скончался. И до самой смерти нёс невероятную чушь про мёртвых, духов и грехи.

Салех дотянулся до выжившего даже через много миль, сомкнув костистые когти смерти на горле бедняги.

Нима шла по лесу, который был так подробно описан в записях Ральфа, добытых Гувером из госпиталя, и чувствовала холодок внутри. До полноценных ледяных волн было далеко, впереди ещё шагали наёмники, и волноваться пока не стоило.

Внезапно она остановилась, с удивлением пощупав своё лицо через тонкий шёлковый платок. Удивительно, конечно, что этот придурковатый аристократик не попытался сорвать с неё этот кусок ткани, решив, будто она желает его оскорбить и намерено скрыть свою личность. Впрочем, выходцу из Ледяного Щита было бы просто противно трогать кого-то не из его круга. Не в первый раз Нима задумалась, как этот народ вообще воспроизводит себя. «С такой ненавистью к женщинам, им бы уже стоило стать, как минимум, двуполыми. А как максимум…» — продолжать эту мысль она не стала, быстро ощупав левую скулу.

Рубцы шрама были на месте. Они прощупывались сквозь тонкий шёлк так явственно, что ошибиться было невозможно. Но чего-то не хватало. И этим чем-то была боль.

Тянущая, пульсирующая, выматывающая боль, преследовавшая столь долгое время, отпускающая лишь на время сна, куда-то пропала, стоило ей пересечь линию лесного массива. Только за одно это Нима готова была упасть в чёрные лужи грязи и обнимать землю Салеха с благодарностью. Боль стала такой привычной в жизни, что Нима сроднилась с ней, перестав замечать, пока приступы, сопровождаемые свечением рубиновых рубцов, не становились совсем уж невыносимыми. И вот теперь её старая подруга покинула её, отпустив на время.

Следовавшие рядом амазонки, предпочитавшие называть друг друга номерами Двадцатая и Сорок Восьмая, тоже приостановились, поглядывая на женщину. Нима сделала вид, что поправляет платок на лице, а сама ослабила крепления кожаного чехла с замысловатым орудием. Лезвия на концах тонких псевдокожаных нитей шевельнулись, словно живые, расправились внутри чехла и замерли, ожидая, когда им выпадет возможность поработать. Нима положила пальцы на серебряную голову совы, служившую набалдашником. Вокруг замерли острые листья, торчащие с серых веток деревьев, воздух казался прозрачной смолой, в которой застряли случайно попавшие в неё предметы. И только несколько тёмных мух продолжали раздвигать кисель на тропинке, пробираясь поближе к границам Салеха.

— Командир, — тихо спросил Тукк, сжимая в руках остро отточенный тесак, который он вытащил в самом начале пути, чтобы прорубаться сквозь растительность. Только вот растительности вдоль тропинки было не так уж много, и серые ветки неприятно тенькали, когда сталь тесака срубала их. Но палач не стал прятать лезвие. — Я хотел спросить о предыдущих группах, заброшенных сюда. Мне, в общем, всё равно, что нам придётся тащить обратно, но… Они все остались здесь?

Рэнфри, идущий чуть впереди Деливеранса, точно так же сильно стискивал в левой руке слегка повлажневшую рукоять своего револьвера 49-го калибра. Командир видел, что другие наёмники тоже испытывают если не страх, то какое-то подсознательное напряжение, заставлявшее вцепляться в рукояти оружия, ножей или тесаков-джунглерубов без видимых на то причин. Серость леса, тишина его туманных мутных полян и едва ощутимый запах гнили, казалось, пробирались в самую глубину души, вызывая ощущение нереальности и оторванности. Словно они уже были не в живом и ярком мире, а погружались всё глубже в посмертие. Как в древних легендах и сказках, уходя в туман, чтобы вечно скитаться по сумрачным полям и лесам, не обретя покоя.

Говард бросил косой взгляд на спиральку амулета, внутри которой пульсировал в такт его сердцебиению небольшой шарик света, и, прогнав подобные мысли прочь, постарался ответить на вопрос Дэла.

— Не все, некоторые вернулись, — Рэнфри переложил на ходу револьвер в другую руку, и вытер левую ладонь о штаны. Записи бреда несчастного Ральфа, единственного выжившего из последнего отправленного сюда отряда, он прочитал перед выходом, и мог сказать только то, что мозги у сошедшего с ума наёмника были вывернуты наизнанку. Кроме многочисленных упоминаний мертвецов, демонов, призраков и воздаяния за грехи, в общем-то, обычных для таких помешательств, внимание Говарда привлёк только момент, когда умирающий описывал своего двойника, в которого не стал стрелять. — Так что у нас тоже есть такая возможность. А чтобы вернуться в полном составе, нужно быть внимательными и осторожными…

— Ага, и не совать пальцы в неподходящие для того отверстия, — вздохнул помрачневший от окружавшей их серости Джейми, двигавшийся чуть позади Дэла, и прекрасно слышавший их разговор. Со звуками в этом лесу творилась какая-то чертовщина. Шёпот или позвякивание пряжки на неплотно затянутом ремне можно было расслышать издалека, как, например, сам Стукач явственно слышал тонкий звон колец на кольчуге одной из амазонок Нима. И в то же время, он почему-то был уверен, что громкий вопль или стрельбу отошедшего в сторону от тропинки Тэна они могут и не расслышать. — И даже в подходящие сначала заглядывать, а потом только совать.

— В общем, — кашлянул Рэнфри, — держите ухо востро.

Тропинка, и так едва заметная в серой массе листьев, пропала, но просека продолжала, немного изгибаясь, вести вперёд. Создавалось ощущение, что в конце её свет становится более ярким.

Лес кончился неожиданно. Только что они шли по серым листьям, скользящим под ногами, а над головой смыкались кроны странных деревьев, за ветки которых цеплялись клочья тумана. Шли в тишине, нарушаемой только звуком шагов и свистящими выдохами товарищей по команде. К беззвучию они быстро привыкли, но не расслаблялись полностью.

Внезапно растительность расступилась в стороны, открыв перед выбравшимися из зарослей наёмниками обширное серое пространство обнажённой земли. Поле было пустым и ровным. Насколько хватало видимости, оно полого уходило вверх, по ходу их движения. Полностью лишённое жизни, оно вызывало скорбные ощущения. Безрадостность картины нарушали лишь торчащие тут и там кочки, окружённые надоевшим уже туманом. Создавалось такое впечатление, что на поле порезвилась стая кротов, каждый размером с аллигатора. Трещины в твёрдой, как сталь, земле говорили, что она не знала влаги уже много лет. Пелена сизовато-серой дымки была сухой и оставляла на губах лёгкий металлический привкус.

— Как в тридцатом аду Ван-ло Яня, — сплюнул, скривившись, Большой Тэн. Снайпер присел над ближайшей кочкой и пытался разглядеть хоть что-то в туманной дымке. — Пустыня, туман и ничего живого.

Сигизмунд с высокомерным выражением превосходства на лице вскинул свою штурмовую винтовку, и всмотрелся в небольшой экранчик прицела, светившийся синим. Рэнфри, вложив револьвер в кобуру, и доставший фляжку, с улыбкой наблюдал за заносчивым северянином. Ваза начал тыкать пальцами в многочисленные кнопки на своём оружии. Терпение Доусона было вознаграждено выражением ярости и изумления на лице аристократа, опустившего винтовку, и озадаченно нахмурившегося:

— Ничего не видно. Пятьдесят футов, дальше дальномер не работает. Никаких сигналов. Проклятый туман!

— Ничего, ничего, — хихикнул Джейми, — это с каждым бывает. Ты батарейки в своей дуре железной менял?

— Цыц, — стерев улыбку с лица, скомандовал Рэнфри, прекрасно зная, что Сиг вспыхивает от любого намёка на свою несостоятельность, — ждём указаний.

Нима, подошедший вместе со своими амазонками к группе наёмников, рассматривавших безрадостную пустошь, держал в руках небольшую коробочку, обтянутую тканью, и карту. Сверившись с показаниями упрятанного в чёрный контейнер, размером примерно с табакерку, прибора, он захлопнул щёлкнувшую крышку, и спрятал его в карман.

— Прямо, — рука в тёмной перчатке указала точно в середину туманного поля, а голос, доносившийся из-под маски, показался Рэнфри излишне скрипучим. — Далеко не отходите, здесь очень легко потеряться. Дальше начнутся предместья Салеха, где можно идти по карте.

Говард вспомнил ту карту, и ему стало грустно. Искажённый снимок, сделанный с большой высоты, на котором можно было разобрать только крупные объекты, и нарисованные выцветшими чернилами корявые кроки с замысловатыми значками. Даже ему удалось разобрать только отметки высоты и базовых стоянок. Остальные звёздочки, цифры и коды казались тарабарщиной. Но, видимо, их любезный наниматель владел расшифровкой всей этой наукообразной чуши, и следовал какому-то своему плану действий. Если бы Нима ещё и поделился им с наёмниками, было бы совсем замечательно. Однако наниматель всегда прав, пока его люди не гибнут. Если ему хочется играть в таинственного исследователя руин — пусть играет. До первого несчастного случая. А в том, что они будут, Рэнфри не сомневался. Что-то словно кусало его за сердце, беспокоя и зудя на границе сознания. Предчувствие, сдобренное толикой страха.

— Двинулись, — сказал он, отхлебнув из фляжки, чтобы смыть странный привкус во рту. — Пехтура — вперёд, стрелкам не отходить в стороны. Компактно, аккуратно, быстро.

— Принято, — прогудели наёмники, выстроив своеобразную «коробочку» вокруг Нима с его закованными в металл телохранителями, и пошагав в указанном им направлении.

Вскоре, хотя время тут получалось определять очень относительно, туман стал уплотняться, и его сгустки наливались темнотой. Первое такое скопление оказалось деревом — старым, покрытым отслаивавшейся корой, серым и сухим. Когда-то это, возможно, была яблоня или что-то подобное, но сейчас растение представляло из себя высохшее закаменевшее образование вроде тех, что находят археологи при раскопках. Листьев на острых чернеющих осколках ветвей не было, а земля вокруг ствола казалась потемневшей и обожжённой. Отряд обогнул памятник яблоне по широкой дуге, и двинулся дальше. Туман постепенно редел, отступая прочь, и видимость начала улучшаться. Земля стала влажной и неприятно засасывала ботинки. Ряды мёртвых от рождения деревьев тянулись вдаль, едва заметно изгибаясь.

Это она увидела первой. Её рост как раз оказался таким, чтобы заметить среди густых веток сбоку раскрытые человеческие глаза. Они смотрели, не мигая, прямо на Нима, и от этого, несомненно, мёртвого взгляда остекленевших зрачков стало настолько жутко, что Нима встала, как вкопанная, не в силах отвести взгляда от мертвеца. Он стоял, вытянув одну руку в сторону, словно пытался на что-то опереться, но ничего не оказалось. Смерть настигла его внезапно, он бежал или просто старался успеть за кем-то впереди, и умер. Из груди торчало окровавленное древко копья. Такими до сих пор пользовались странствующие монахи и рыцари нескольких старых орденов, обитавших в дальних пределах пустынных земель на восточных границах Соединённого Королевства. Но вместо стального или бронзового наконечника копьё было оснащено каменным остриём, и это казалось странным. Вышедшее из груди на пару дюймов, оно до сих пор было окрашено алым, и на одежде мертвеца ещё можно было различить бурое пятно крови. Небольшое, впрочем — кровь не успела толчками выплеснуться из раны до того, как жизнь оставила этого человека.

Нима смотрела в глаза мертвеца до тех пор, пока позади не появилась одна из её амазонок. Кажется, Двадцатая или Сорок Восьмая. Нима до сих пор не различала этих молчаливых женщин-воинов.

Амазонка тронула её за плечо, кивая на тропу, где уже заметили остановку нанимателя и поспешили к ней.

Кто-то грубо толкнул в плечо Нима, и ей пришлось посторониться. К ней уже подошли Джейми, командир наёмников и мрачный Тукк. Теперь и они видели то, что привлекло внимание Нима. Татуированный Тукк протянул ствол своего ружья и попытался толкнуть тело впереди, но лишь провёл оружием поблизости. Расстояние не позволило ему пересечь невидимую черту и толкнуть мертвеца.

— Да не так надо, — сказал Джейми и, подобрав длинную срубленную ветку, попытался достать тело. В этот момент Нима развернулась к амазонкам, и чья-то рука в перчатке, метившая ей в плечо, скользнула мимо и сильно толкнула Джейми в спину. Стукач полетел вперёд, чертыхаясь, выронил палку и влетел боком в стоящее посреди леса тело.

— Куда?! — крикнул Рэнфри, бросаясь следом. В волне суматохи никто не заметил того, кто толкнул Стукача.

— Нет! — попыталась крикнуть в ответ Нима, но её голос оказался таким тихим, словно она пыталась докричаться издалека. Но Рэнфри остановился сам. В спину ему ткнулись остальные. Когда Нима подошла поближе, растолкав наёмников, она увидела Стукача. Половина его тела была так близко от покойника, что он едва не тыкался носом ему в поясную пряжку ремня. Задница Стукача, приподнятая в игривой позе, выпирала из едва видимо поблёскивающего пузыря, переливавшегося разными цветами радуги. Взгляд Джейми был прикован к восковому лицу покойника, глаза в ужасе расширились, а рот так и остался приоткрытым в молчаливом крике. Нелепо расставленные руки и скрюченные в падении ноги делали его похожим на гипсовую птичку на проволочном каркасе, какими иногда украшают подарочные корзинки с цветами и фруктами.

Рэнфри медленно вытянул руку и так же медленно, явно перебарывая страх, потянулся пальцами к одежде рыжего наёмника.

— Не надо, послушай меня, не надо, — шёпотом сказала Нима. В этот раз её голос прозвучал сильно и громко. Остальные обернулись на неё, сверля взглядами.

— Предлагаешь так его тут и оставить? — зло спросил Рэнфри. Нима покачала головой.

— Отойдите, пожалуйста, подальше, — спокойно произнесла она. В голосе чувствовалось колебание металла, будто Нима всеми силами пыталась справиться с паникой или злостью. А может, и со страхом. В то же время, ей было важно убедить остальных отойти без силового вмешательства или шантажа. Рэнфри секунду сверлил её взглядом, но потом сделал жест остальным отойти. Нима и сама отошла на тропинку, вытаскивая из чехла замысловатое оружие. Оплетённая кожаными полосками рукоять с серебряным навершием тускло сверкнула в сумерках серого леса. Тонкие ремешки натянулись, завибрировав и едва слышно зазвенев в тишине. Лезвия на концах плётки дёрнулись, потянувшись друг к другу и замерев параллельно в одной плоскости. По ним пробежался голубой огонёк атомарной заточки, когда палец в перчатке тронул голову совы.

— Ты псих? — прошипел ему в ухо Тэн. — Ты убьёшь его!

— Если я не попытаюсь, он сам умрёт через пару минут. Или часов. Или дней. Чёрт, ты думаешь, временные ловушки просто так размыкаются? — раздражённо ответила Нима. Ей было неприятно, что её настрой перебил этот желтолицый человечек.

— Можно набросить верёвку и…

— И остаться рядом с ним, — зло прошипела Нима. Она грубо оттолкнула Тэна, которого придержал за плечо татуированный Тукк, во все глаза следивший даже не за Нима, а за её странным оружием. Нима повела кистью, плавно отводя плеть в сторону. Лезвия резали воздух, как густой кисель, но стоило добавить чуть больше усилий, как они легко скользнули вперёд и ударили в край кокона, в котором оказался Джейми. Три из восьми лезвий скрежетнули по воздуху так, словно столкнулись с железным препятствием. Во все стороны полетели искры, разнёсся омерзительный звук, пробравший до костей. Ветки на деревьях вздрогнули, и с них посыпалась листва. Джейми повалился на мертвеца, и они оба покатились по заболоченной почве. И едва контур ловушки треснул, став нестабильным, по лесу разнёсся крик Джейми, всё же нашедший выход, когда время снова потекло вокруг него в обычном режиме.

Кто-то, чертыхаясь и матерясь, бросился поднимать Джейми и волочить его к остальным. Через некоторое время Стукача усадили на дорожку, окунув для верности в зеленоватую жижу болотистой водицы поблизости. У Стукача зуб на зуб не попадал от ужаса. Он был бледен, взгляд бегал, руки тряслись, а из горла вырывался только сиплый хрип. Он ощупал себя, свою одежду, свои пожитки и уставился на дрожащие пальцы. На те, которые у него ещё остались.

Глава 3

Нима подошла чуть погодя, когда остальные уже поняли, что их товарищ в относительном порядке.

— Что это было, хотелось бы мне знать? — осведомился Рэнфри. Нима выглядела очень уставшей. Взгляд потух, движения давались через силу. Она убрала в чехол свою плеть и присела на корточки рядом с Джейми.

— Временной кокон. Всё, что тут умирает, остаётся в той же позе, в которой прекратилась высшая нервная деятельность. И замирает. В самых нелепых позах, как этот человек, — она махнула рукой в ту сторону, где торчал покойник.

— Кто это был вообще? — спросил Тукк. Ему ответил Джейми:

— Судя по одежде, — почти не заикаясь, произнёс он, — наш предшественник. Наёмник, иначе говоря.

— И кто-то его убил, — отметил очевидное Рэнфри. — Надо бы осмотреть тело, узнаем побольше.

Нима только улыбнулась под своим платком. Амазонки не трогались с места, а вот двое из трёх нанятых на это дело мужчин, пришедших с Рэнфри, вяло пошарили по ближайшим кустам. Через пару минут они вернулись и что-то доложили командиру. Глаза у обоих были испуганными.

— Они нашли только несвежий труп, половина тела мумифицирована. Но он же был совсем свежий!

— Время перестало его фиксировать, — объяснила Нима.

— Ты лучше мне скажи, что проку от твоих амулетов, если они не работают? — резонно спросил Рэнфри. Нима на какое-то время стушевалась, но потом, присмотревшись к шее Стукача, сузила глаза.

— Они работают. Но у него нет амулета, — она кивнула на Джейми. Все посмотрели на Стукача. Тот неловко пошарил ладонью под рубахой, похлопал по одежде, даже выправил исподнюю сорочку из брюк и потряс, чтобы проверить, не оборвалась ли цепь и не выпадет ли золотистая спиралька под ноги. Он поднял глаза на командира, и лицо его выражало крайнее недоумение.

— Шеф, я не знаю… он был… — забормотал он.

— Ладно, Джейми, — Рэнфри немного сузил глаза, внимательно всматриваясь в Нима, но тот демонстрировал поразительное спокойствие. Как будто происходящее его не касалось, а утеря амулета была чем-то самим собой разумеющимся. — Найдём твой амулет. Выпасть он вряд ли мог. Значит, разыщем. Доберёмся до безопасного места, и поищем.

Последние слова он произнёс так, чтобы его могли слышать только Джейми и Нима. Впрочем, идея обыска появилась у него сразу же, как только наниматель высказался по поводу отсутствия побрякушки. Стукач, конечно, был тем ещё раздолбаем, если дело не касалось взрывчатки или выпивки. Но пролюбить амулет, от которого зависит жизнь в этом проклятом месте — на это даже он не был способен. С учётом сухого закона в походе — тем более.

«Значит, у нас в команде совершенно точно есть крыса, — подумал Рэнфри, ободряюще похлопав Стукача по плечу. — И, может статься, не одна. Вопрос один: кому выгодно?»

— Пока старайся держаться подальше от трупов и подозрительных мест, Стукач, — сказал он взрывнику, который подрагивающими от напряжения и страха руками приводил свою одежду в относительный порядок. Тот хлюпнул носом в ответ, пробормотав: «Но я даже ничего не почувствовал!». — Представь, что ты наблюдатель, и нужно запомнить всё, что происходит. Но не вмешиваться.

Добившись относительного понимания задачи и обещания ни во что не вмешиваться, командир быстро провёл осмотр своей группы, и посмотрел на ковырявшегося с прибором и картой Нима.

— Впереди должна быть дорога и насыпь, — бросил тот, небрежно сворачивая бумагу. — Предместья закончатся, и начнётся самое интересное.

«А это, значит, было так, скучноватое, — подумал Рэнфри, жестом отдав команду отряду на выдвижение. — Забавно ты мыслишь, господин наниматель. Я боюсь спросить, что же для тебя тогда «страшное» или «тревожащее»?

— Жуть какая… — прошептал Джейми, когда командир прошёл мимо него, занимая позицию во главе отряда. Взрывник всё ещё находился под впечатлением от происходящего. — Я дышать не мог. Но всё чувствовал. Может, и этот, трупешник который…

— Нет, — Тукк нахмурил татуированное лицо, так, что линии знака его профессии сморщились и причудливо исказились. — Он был уже мёртв, до того, как попал в эту каплю.

— Слава богам, — прошипел Сиг, нервно озираясь по сторонам. — Иначе бы он разложился, едва его достали оттуда. Так что, рыжий, радуйся. Иначе остался бы ты на сувениры следующей экспедиции.

После этой перепалки отряд шёл молча. Как и предсказывал Нима, впереди появился тёмный силуэт насыпи, перед которой земля стала каменистой, пока полностью не сменилась крупным щебнем и обломками камня. Кажется, раньше дорога, идущая по верху, имела откосы, выложенные каменными плитами, сейчас полностью разрушенными по всей её длине. Что послужило причиной разрушения, никто догадаться и не пытался. В этой проклятой земле всё было слишком странно, а слова нанимателя про время и ловушки не настраивали на приятную прогулку.

Мысль о том, что придётся столкнуться не с противником, в которого можно выстрелить, или ткнуть ножом, а с необоримой и неизменной стихией, которую люди могли разве что ощутить или измерить с помощью примитивных приборов, была подавляющей. Слишком масштабной.

Взобравшись на дорогу, сделанную из какого-то плотного тёмного материала, отчётливо пружинящего под ногами, они обнаружили, что по ту сторону насыпи лежат руины зданий, располагавшиеся ровными квадратами и прямоугольниками. Чем ближе к дороге, тем сильнее были разрушения. Ближайшие сооружения неизвестного предназначения представляли собой не более чем оплывшие кучи дроблёного камня, серого и невзрачного. Чуть дальше виднелись остатки стен и перекрытий, а вдали коробки зданий были почти целы. Они подсвечивались странным мягким сиянием, едва отличимым от окружавшего их жемчужно-серого света. Темневшие провалы непривычно узких, или наоборот, слишком широких и высоких окон, располагавшихся в необычных местах, выглядели угрожающе. Внизу, недалеко от того места, где наёмники находились, можно было заметить ровный круг битого белого камня. Если бы это был обычный город, то можно было представить, что это остатки фонтана или статуи, подвергшихся влиянию неумолимого времени. Но что здесь стояло на самом деле, угадать не представлялось возможным.

Среди серых теней и оттенков окрестности фонтана выделялись несколькими цветными пятнами, выглядевшими чужеродно. Нима указал на них, и произнёс, ни к кому не обращаясь:

— Стоянка одной из экспедиций, — после чего заскрежетал сапогами по битому щебню, съезжая с насыпи. Пыль, которая должна была взвиться столбом от такого спуска, поднималась нехотя, вялыми тонкими фонтанчиками.

Палатки из некогда зелёного брезента, стоявшие когда-то рядком, сейчас превратились в неровные бесформенные кучи, расползавшиеся какой-то кашей при первом прикосновении. Наёмники рассыпались по небольшой площадке, стараясь не терять друг друга из виду, и, пока Рэнфри изучал угли небольшого кострища, чья зола на ощупь казалась ещё тёплой, почти сразу сделали несколько находок.

— Мёрзлый груз, один! — негромкий голос Тэна, зашедшего за кучу битого камня, разорвал тишину похлеще выстрела.

Ему вторил голос Второго:

— Мёрзлый, два!

Рэнфри поднялся с корточек, отряхивая руки от липкой золы, и направился в сторону Тэна. Он ожидал, что будут ещё трупы, но, чтобы так скоро… Стоянка выглядела заброшенной, но это ни о чём не говорило.

Снайпер стоял на безопасном расстоянии от выгнутого дугой тела, упиравшегося в каменную крошку только затылком и пятками сведённых предсмертной судорогой ног. Серая униформа, в которую был одет погибший, ничего не подсказала Говарду. Она походила на повседневные робы десятка профессий, и могла принадлежать кому угодно, от рабочего с мануфактуры до солдата-срочника. При жизни мужчина был среднего роста, светловолос и худощав. Сейчас он выглядел, словно замер во время исполнения акробатического кульбита, и сама эта поза вызывала холод, текущий по позвоночнику. В реальности удержать её больше доли секунды было невозможно — тело свалилось бы на землю, перекатилось, дёрнулось пару раз в агонии, и замерло, орошая кровью серые камни.

Но покойник был неподвижен, как статуя. Его череп был разнесён на куски мощным выстрелом, а лицо представляло из себя сплошную мешанину горелого мяса, костей и ошмётков кожи, Присмотревшись, можно было различить заметное боковым зрением тонкое свечение, окутывавшее его коконом.

— Я не Стукач, лезть не буду, — кривовато улыбнулся Тэн, хотя в глазах у него Рэнфри заметил тщательно скрываемый ужас. Просто желтокожий стрелок имел железную выдержку, и мог себя контролировать вплоть до пальца на ноге, почему и стал таким великолепным снайпером. — Но мне он не нравится.

— Мне тоже, — не стал скрывать своё отношение Рэнфри. — Но мёртвые не кусаются, так что нам он интересен только как источник информации.

— У него бирка над карманом, — кивнул снайпер, указывая стволом винтовки, — там что-то написано.

Складки ткани и открывшийся клапан нагрудного кармана с оторванной застёжкой закрывали большую часть надписи, и можно было разобрать только «Ст. научн. сотр.»

— Старший… научный сотрудник? — удивлённо прочёл Рэнфри, подняв руку к лицу, чтобы потеребить бакенбарды, но вспомнил, что сбрил их перед выходом, и скривился. — Значит, сюда присылали не только наёмников. Странно, что никто не слышал о таких походах.

— Мне больше интересно, кто его так разделал, красавца, — Тэн задумчиво глядел по сторонам, но поблизости не было ни пятен крови, ни гильз, ни следов борьбы. — Калибр охотничий, на крупную дичь, пуля… или очень серьёзная дробь. Но ничего вокруг. Ни следа.

Рэнфри кивнул, соглашаясь:

— Пойдём, тут больше делать нечего.

Усилия, с которым Большой Тэн оторвал взгляд от мертвеца, никто не заметил. Рэнфри как раз задумался, что на самом деле, к списку угроз прибавились те, кто мог находиться в городе и окрестностях, и обладал при этом современным оружием крупного калибра. Такие раны могла оставлять не только охотничья «рублёнка» двенадцатого или двадцатого калибра, но и экспансивные винтовочные пули, расходящиеся лепестками и разделяющиеся на части. Если добавить в копилку фактов ещё мертвеца возле леса, убитого совсем уж странным образом, то картина складывалась беспокоящая.

Ещё два «мерзляка», то есть, трупа на жаргоне наёмников, обнаружились в небольшом укрытии, созданном остатками двух стен, в паре десятков метров от площади. Эти двое выглядели более обыденно, если не считать замершей в воздухе руки лежавшего ближе к стене. Мужчина в дорогом коричневом костюме, замаранном грязью и кровью, поднял ладонь, словно защищаясь от чего-то, но так и застыл, как таракан в янтарной смоле. В его груди торчало обломанное копьё с каменным наконечником. Лица разобрать оказалось невозможно, его почти полностью закрывал рукав замшевого пиджака и растопыренные пальцы, но аура ужаса от трупа ощущалась почти физически. Рядом лежал наёмник или солдат в защитного цвета обмундировании, с несколькими аккуратными дырочками на груди, в которых матово поблёскивала кровь. Лицо у него было спокойное, и мёртвый улыбался, словно увидел что-то приятное перед смертью. И это было гораздо страшнее.

После демонстрации своего оружия Нима постоянно ловила на себе косые взгляды наёмников. То и дело замечая, как кто-то из них рассматривает её, пока она не видит. И, стоило её оглянуться, этот человек отводил взгляд, буравивший спину ещё секунду назад. Или просто делал вид, что засмотрелся на снаряжение нанимателя.

Едва они вошли в бывший лагерь одной из предыдущих команд, как тут же обнаружились новые трупы. Нима, подготовленная к такого рода сюрпризам, не особенно впечатлилась. Во всяком случае, внешне. Внутри она чувствовала нарастающие волны паники. Ужас, холодный и липкий, сковал сознание, оставив ему только автоматически передвигаться и сверяться с картой и прибором. И если рядом не было хотя бы одного человека, этот страх начинал трепать нервы, подтачивая камни защиты психики. Постоянно казалось, что вот-вот что-то произойдёт. Наёмники начали поглядывать на неё с насторожённостью после того, как пришлось применить таймер. Восьмихвостая плётка, прозванная таймером за то, что могла рушить некоторые временные капсулы, постоянно тыкалась рукоятью в ладонь, словно уговаривая воспользоваться ею ещё раз.

Проблема была именно в том, что плеть справлялась только с некоторыми ловушками. И тут, где поля подавления и волны искажения течения времени были не такими сильными, её ещё на что-то хватало. В прошлый раз три из восьми лезвий смогли отыскать линии времени, в которых труп не был заключён в стазис. А это был только лес. Пожалуй, здесь, на окраинах, придётся применить четыре или пять лезвий, чтобы они нашли те вероятностные течения, в которых можно будет разбить кокон. А если они встретят стража? Или не одного? Таймером можно будет только зарезаться. Никакие кварки и кванты не помогут. Стражи перемещаются в линиях течения времени так быстро, что мерцают или вообще не видны. Куда тогда бить?

Нима поняла, что начала паниковать. И когда Рэнфри и Тэн сгрудились рядом с мёртвым научным сотрудником, подошла поближе, дожидаясь удобного случая. Потом наёмники отошли от тела, а Нима, борясь со страхом и волнами тошноты, присела рядом с мертвецом и закрыла глаза, сосредотачиваясь. Да, в теории амулеты не позволяли попасть в кокон, но ей сейчас предстояло проверить это на себе. Амазонки встали рядом, ненавязчиво отсекая её от других членов отряда и загораживая широкими спинами.

Нима тронула тело. По перчатке взбежали несколько красных искорок, которые почти сразу потухли, а грудь, на которой пряталась золотая спираль, обожгло ледяными уколами. Она зацепила ткань порванного кармана и потянула то, что должно было быть внутри. Это оказался кусок наспех свёрнутого картона. Тело в том месте, где Нима его коснулась, быстро начало разлагаться, но брешь почти сразу затянулась обратно, скрывшись за восстановленной плёнкой радуги, когда Нима убрала руку.

— Фокус, — послышался за спиной голос северянина. Нима испытала ужас от неожиданности, едва не выпустив бесполезную картонку из пальцев. Рука предательски задрожала. Нервы были так натянуты, что ещё немного и Нима лично обезглавит кого-то из этих вонючих идиотов. И начнёт, пожалуй, именно с Сигизмунда.

— Я говорила, что амулеты работают. Не надо их терять, — нейтральным тоном отозвалась Нима. Северянин ухмыльнулся, покрепче обнимая своё оружие. Кожа на его лице была такой бледной, что почти прозрачная плёнка пота придавала ему сходство с ожившей восковой куклой.

«Святая праматерь, да он же скоро схватит ломку», — подумала Нима, но вслух ничего не сказала. Сиг утёр пот со лба, отбросил волосы на затылок и ткнул пальцем в картон.

— Я про это, — явно довольный произведённым эффектом, который всё же заметил по сузившимся от страха зрачкам Нима, сказал он. — Любовное письмо?

Теперь Нима пожалела, что сразу не сказала ему, что она женщина. Так этот хлыщ просто игнорировал бы её, считая пустым местом, а теперь докапывается при каждом удобном случае.

— Сам погляди, — поднялась на ноги и ловко бросила ему в лицо картонку Нима. Северянин, взбешённый тем, что ему предоставили возможность играть в собачью игру «апорт!», отступил на шаг. Плотный клочок картона упал на поляну у его ног. Он уже открыл рот и намеревался что-то сказать, но рядом оказался Тукк. Палач поднял кусок бумаги, скорчившийся в его руках до состояния несвежей разбухшей сопли, повертел так и эдак, и вопросительно посмотрел на Нима.

— Подумалось, что у него могли быть какие-то данные. В палатках ничего нет? — спросила она у татуированного наёмника. Тот сдвинул брови.

— Мы их не трогали. Хватит с нас и случившегося с Джейми.

Нима пожала плечами и отправилась сама осматривать трупы. В прозекторской, где ей пришлось проходить курсы медицины, она видела и не такое. А убедившись, что амулеты работают, страх пропал окончательно. Да и перекошенная физиономия северянина порадовала, чего уж говорить.

И вот, окончив осмотр последнего клочка стоянки, Нима окончательно убедилась в том, что все записи, лабораторные журналы и наработки пропали. Пропало всё, от чистых пробирок до последнего патрона с реактивными квантовыми культурами, способными заражать любое растение, подавая сигнал в виде колебаний квантового поля в пространство. И всё это добро, должное оставаться в мёртвом городе до скончания времён, не просто исчезло. Часть его намерено заменили такими вот подарками, как кусок картонки. Кто-то насмехался над Нимой, прекрасно зная, что она придёт за записями. Он подготовил сюрпризы, перебил экспедицию, или ещё каким-то образом повлиял на их смерть. Но всё это было сделано намерено. Во всяком случае, кто-то позаботился, чтобы записи пропали.

Она остановилась, задумчиво теребя платок на лице. Тогда её и поймали, прижав спиной к тканевой стене палатки с мертвецами. Не в прямом смысле, но встав по обеим сторонам и не давая пройти.

— Мы тут с Тукком поговорили, — сказал Большой Тэн, поглядывая на стоящего рядом палача, — и подумали, что ты как-то слишком много знаешь. А мы — мало. И нам это не нравится. Все эти карты, приборы, защитные побрякушки… не думаешь, что стоило бы поделиться с остальными знаниями об этом месте?

Нима заметила, как за спинами мужчин появились амазонки. Тихо и небрежно достав оружие, они нацелили его в спины наёмников. Нима улыбнулась, пользуясь тем, что этого не видно. Взгляд у неё оставался таким же холодным и спокойным.

— Все предоставлено вашему командиру. И карты, и приборы, и информация. Если он с вами не делится, задайте эти вопросы ему. А я вам не нянька, за каждым бегать не буду. И если ещё один из вас угодит в ловушку, спасайтесь, как хотите.

Наёмники переглянулись. Синие глаза татуированного палача внимательно вгляделись в лицо Нима. Он кивнул своим мыслям и тут же почувствовал взгляд Тэна. Взглянув на товарища, палач удивился. Глаза у снайпера были большие, почти круглые, что на его узком и жёлтом лице смотрелось особенно страшновато. Он молча вытянул руку и указал за спину Тукку. Тот обернулся. Но вопреки ожиданиям Нима, подумавшей, что Тэн заметил её охрану позади себя, желтолицый смотрел за спины амазонок. Они не оборачивались, и Нима сейчас была им за это благодарна.

Огромные белые куски камня, бывшие в далёком прошлом неизвестной постройкой, поднимались в воздух, стягиваясь к центру разрушенной композиции. Посверкивая в той же самой радужной плёнки, каждый из них сливался с соседним, слипаясь в единую композицию. Будто время, повёрнутое вспять, кто-то промотал на ускоренном режиме. И уже через пару минут посреди площади стоял целёхонький белоснежный фонтан. Крылатые птицы с головами зверей распахнули крылья на верхушке, по овальному ободу бассейна расположились крошечные цветочные вазы, а центровая ось была выполнена в виде спирали, очень похожей на те амулеты, что раздала Нима. Поток воды, сверкнув в воздухе каплей шаровидной формы, выбросило вверх, и он расплескался бы вокруг, с шумом падая в бассейн, если бы наваждение не пропало. Камни вновь разлетелись в стороны и замерли на своих местах, превращаясь в груды белого шлака.

— Что это за хреновина такая? — осипшим голосом спросил Тэн. Ему никто не ответил.

Джейми уселся поудобнее, чтобы не исколоться об острые обломки-ветви местных кустиков, и загрустил. Пережитое им погружение в ловушку времени, и бесконечно тянущиеся мгновения осознания «жизнь кончена, и теперь ему предстоит провести в коконе целую вечность, не имея возможности ни вздохнуть, ни моргнуть, ни пукнуть», что-то сдвинули в сознании. И даже сейчас, присев по естественной надобности под проклятым серым кустом, взрывник продолжал размышлять о себе и своём существовании.

«Зря не верил, что, когда помираешь, перед глазами вся жизнь проносится, — вздрогнул он, заново пережив ощущения затягивающего в глубину липкого прикосновения вечности. — Ох, драть меня, вся. От воспоминаний о том, как в первый раз наделал в штанишки, и до этого траханного дня».

Джейми покосился на свою руку, лишённую двух пальцев, и тоскливо оскалился. Этот момент, который сапёр-самоучка пытался забыть, сидел занозой в памяти, как живой. И совсем свежи были зверски неприятные ощущения, которые испытываешь, когда острое лезвие в опытной руке наносит удар, рассекающий кость и медленно отделяющий от тебя кусок плоти. Один палец. Потом второй.

Он сломался на третьем. Мизинец и безымянный потерять не зазорно. А вот остаться без пальцев вообще он себе позволить не мог. И ведь знал же, на что шёл, зараза. Нет, ну кто просил рыжего уроженца побережья Винноцветного моря показывать родному отцу средний палец на правой руке, одновременно сообщая родителю о том, в каком гробу и в какой позе тот может покоиться вместе со своим бесценным мнением о судьбе отпрыска? А потом отправляться в путь к цивилизованным краям, где вино кислое, женщины унылые, а деньги круглые?

Врождённый талант к азартным играм, способность выпить галлон вина, не пьянея, и пристрастие ко всему, что горит, дымит и в итоге делает большой «бум!» закономерно привели Джейми сначала в армию. А чуть позже, после небольшой войны на юге — в окрестности Мелкого Моря и жемчужины торговых городов, великолепного Портмара. «Жемчужина-то жемчужина, но вонючая до жути, — наморщил лоб Стукач, вспоминая свои лучшие годы. — А как красиво взорвалась сигара во рту Беззубого Пти, о, боги! Эх… Дурной я тогда был».

Взрывная сила сигары, созданной умелым и в меру безбашенным парнем с неисчерпаемыми запасами армейской взрывчатки и фантазии, послужила замечательным доводом в пользу здорового образа жизни. И привела к тому, что шишки преступного мира Портмара потом ещё долго предпочитали не курить вообще, или использовать для этого собственноручно набитую табаком трубку. Беззубого похоронили в море, по воровскому обычаю прикрутив к лодыжкам дырявый камень. Джейми же ударился в загул.

Что и привело к последующей встрече с двумя крепкими ребятами, одним хитрованом и острым ножом, по которому неотвратимо ударял небольшой деревянный молоточек. Очнувшись в подвале без окон, освещённом лишь небольшой масляной лампой, взрывник понял, что попал.

Вконец охренев от жуткой боли и вкуса собственной крови, ведь он прокусил губу, даже не заметив того, Джейми посмотрел в лицо своему мучителю. И увидел в спокойном взгляде болотно-зелёных глаз примерившегося оттяпать третий по счёту палец нечто такое, от чего сразу сдался.

До этого утверждавший, что Беззубый подорвался на собственных кишечных газах, от неудачного стечения фазы луны ставших особенно летучими, Джейми раскололся полностью. Он рассказал, кто его нанял (это было несложно, потому что тёмная улица и приставленный к затылку ствол способствовали запоминанию мельчайших деталей, таких, как голос, интонации, придыхания и акцент), как назвался, чем и сколько заплатил, и где можно найти нанимателя для дальнейших контрактов.

Тогда он закрыл глаза, ощущая металлический вкус крови во рту, и каждый удар бешено колотящегося сердца ожидая удара ножом, или выстрела в голову, или… Джейми сам не знал, чего он тогда ждал. Не дождался.

Палач смахнул в корзинку для мусора отрезанные пальцы. Кровь он унял какими-то примочками, сработавшими мгновенно, и превратившимися в коричневую труху, а потом перевязал рану стандартным армейским бинтом, щедро сдобренным лекарственными препаратами для заживления. Допрашивавший Джейми человек, сидевший позади привязанного к неподъёмному деревянному стулу отставного сапёра, пошуршал бумагами, записывая что-то, и произнес фразу, которая на многие годы вперёд определила судьбу молодого человека.

— Ну, что, Стукач Джейми, — сказал он, поскрипывая пером, — теперь ты помечен Королевской службой. Можно было бы вырезать тебе на лбу лилию, но это уже лишнее. Завтра все в городе узнают, что и кому ты рассказал. И за сколько. Потому, мил человек, даю тебе совет. Бесплатный, как и все самое лучшее, что даётся нам в этой жизни. Бери деньги, расписывайся в ведомости, и вали из города куда-нибудь подальше. Например, в Край или к желтозадым. Можешь стать наёмником. А про пальцы выдумаешь что-нибудь. Например, что подорвался на собственной растяжке. Или крысы отъели, пока ты спал, обрыгавшись, в канаве.

Джейми помотал головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания, и встал, пытаясь справиться с головокружением. Застёгивая ставшими вдруг неловкими пальцами штаны, взрывник отчётливо понял, что, кажется, потратил свою жизнь на какую-то ерунду. По крайней мере, уже прожитые годы. В рыжей шевелюре уже заметны седые волоски, а ни ума, ни богатства, ни хрена он не нажил. И слова Сигизмунда насчёт того, что, дескать, Джейми мечтает вернуться на родину, в Эренар, чтобы стать королём, удивительным образом совпали с подспудным желанием самого взрывника. Разумеется, никаким правителем он становиться не собирался, у него на родине это было не принято, но снова увидеть родной дом, семью, младших братьев — это было бы здорово. По-настоящему здорово и желанно.

«Вот только жив ли ещё отец? — подумал он, возвращаясь к обнаруженному наёмниками лагерю предыдущей экспедиции. Под ногами скрипели осколки камней, нагоняя тоску. — И выживу ли я?»

Осознание собственной смертности ему очень не понравилось. Как и понимание, чем именно он теперь оказался обязан треклятому Нима. По традициям своего народа Джейми теперь должен был стать рабом заносчивого аристократа, но сейчас они были не на его родине. К счастью. «А потому пошёл он на хер, этот сукин сын с плёткой, — решил Стукач, нашаривая в кармане гранату. Обычно его это успокаивало. — Вот вернусь, поделим денежку, и посмотрим. Может, и правда королём стану».

Они подошли к барьеру через полчаса. Почти невидимая плёнка, укрывшая Салех, дрожала над головой. И стеной купола поверх крыш города обнимала его со всех сторон, насколько хватало взгляда. Нима развернула свою карту и переключила рычажок прибора, определяющего направление движения. Увы, в этот раз хитроумное устройство ничем не помогло, выдав на экран ошибку диагностического модуля. Нима захлопнула крышку электронного компаса. Кристаллическая матрица основы прибора не смогла получить данные волновых колебаний пространства. Карта, впрочем, тоже не дала бы большого результата, не попади Нима на созерцание зрелища фонтана у границы пригорода. Отмеченные неуверенными линиями улицы Салеха, петляя и пропадая с карты, как белые неизведанные пятна местности, внезапно сложились в голове у нанимателя в спирали. Улицы, хотя этого и не было бы заметно даже при отсутствие дрожащего впереди барьера, плавно изгибались, скручиваясь завитками, и в центре Салеха, как и в середине каждого из амулетов, должно было храниться то, за чем они все пришли. И если бы Нима знала, что именно они ищут, ей оказалось бы намного проще объяснить это остальным. Воображение рисовало нечто, похожее на огромное хранилище, музей, заброшенный много веков назад, в центровом зале которого, на пьедестале или алтаре должно было находиться нечто такое, что так желал заполучить Гувер.

Нима впервые задумалась о том, когда и как именно стоит попытаться использовать эту находку для себя. Приставленные к ней охранницы пока что безукоризненно оберегали её от попыток наёмников прижать Ниму где-то в укромном уголке, но что они станут делать по завершении операции? Скорее всего, перебьют выживших солдат удачи. А как поступят с ней? Возможно, Гувер её пощадит. Во всяком случае, составить именно женскую команду было его фетишем. Или жёстким расчётом? А что, если прикасаться к этому неведомому предмету, за которым они тащатся, могут только женщины?

«Какой бред в голову лезет», — тряхнула Нима короткими волосами. Платок на лице внезапно стал удушливой помехой. Его захотелось сорвать и впервые за долгое время вдохнуть воздух вокруг полной грудью.

— Эй, смотри, — послышался рядом испуганный шёпот взрывника, — ты посмотри на небо вверху! Муть какая-то вроде. И чего-то не хватает…

Нима повернула голову и увидела стоящих рядом Джейми и Тэна. Желтомордый тоже уставился в небо.

— Тут всего не хватает, — произнес снайпер. И Нима впервые услышала в его голосе оттенки неподдельного ужаса. Тэн сотворил рукой странный защитный жест, явно оберег от злых духов по традициям своего народа, и поспешно отвёл взгляд от небес. Джейми продолжил пялиться вверх до тех пор, пока задумчиво не изрёк:

— А ведь точно. Ни единой звёздочки, ни облачка. Даже размытого солнечного пятна не видно. Одна серая муть и лёгкие сумерки вокруг. Откуда только вообще свет появляется?

Большой Тэн забормотал что-то, перемежая слова на родном языке со стандартным наречием. Он говорил про восьмидесятый круг ада, летающие головы, кровавые руки и тени предков, которые обязательно придут и отнимут его кожу, содрав заживо плоть с костей и вытапливая жир для пиршества. Нима передёрнула плечами. Команда понемногу начинала сходить с ума, и когда прольётся первая кровь, или кто-то предложит устроить судилище над нанимателем — это был вопрос времени. Следовало поскорее добраться до центра города, взять то, за чем пришли, и отваливать обратно.

Нима вгляделась в переливчатый голубоватый барьер впереди. В мертвенных сумерках Салеха он был полупрозрачным, почти невидимым, но явственно ощутимым. Поле будто отталкивало всё живое, вытесняя его подальше, отпугивая и вызывая желание броситься прочь со всех ног. За стенкой куполообразного барьера можно было различить широкую, мощёную крупным камнем улицу, теряющуюся в размытой серости впереди. Изгиб её заметить отсюда было невозможно, но в том, что все тут построено именно по принципу спиралей, Нима уже не сомневалась. Гигантский купол над городом оказывал влияние не только на сам Салех. Расходившиеся от него волны стазиса и течения времени убили окрестный лес, укутав небо над головой пепельным прозрачным покрывалом. А ведь они все прошли только несколько миль окрестностей. Что творилось там, под самим куполом, трудно было даже вообразить.

Она шагнула сквозь барьер первой, не отрывая взгляда от развалин по обеим сторонам дороги. В спину кто-то крикнул нечто неразборчивое, но в этот миг Нима прошла через барьер, начисто отрезавший слова и любые звуки с той стороны.

Её встретила тишина, разбавленная только похрустыванием мелких камней под сапогами. Нима обернулась и увидела, как Большой Тэн и Стукач что-то кричат ей, машут руками и указывают то на неё, то на Джейми. Нима опустила взгляд и поняла, что пытались донести до неё наёмники.

Амулетов на всех и так не хватало, а на её теле сейчас отчётливо выделялся светящийся даже сквозь плотную ткань одежды контур спирали на груди. Белый, неестественный, слишком яркий и режущий взгляд свет от спирали заставлял наёмников за барьером жмуриться и стирать набежавшие слёзы. Нима прикрыла ладонью свет, положив её туда, где под одеждой пряталась золотистая спиралька. Она зачем-то вытащила её из ворота и едва сама не ослепла. Шарик прозрачного стекла в центре с невероятной скоростью прыгал вверх и вниз, испуская то самое белое свечение, которое, впрочем, начало угасать через несколько минут, пока не потускнело совсем. У барьера уже собрались остальные наёмники. Амазонки, воспользовавшись тем, что команда Рэнфри затеяла бурные споры с криками, тоже перебралась на другую сторону, встав рядом с Нима. Судя по искажённым лицам людей, Сиг пытался что-то яростно выяснить со своим командиром, то и дело тыкая пальцем на Джейми, понуро стоящего рядом с Тэном. За спинами основной команды показались трое нанятых бойцов, вразвалочку спешащих к основной группе. Они тащили тяжёлые рюкзаки и о чём-то переговаривались. Кажется, нашли, чем поживиться в лагере.

«Может, заставили того, что с амулетом, в карманах мертвецов порыскать, — подумала Нима, — наверняка видели, как я обшарила того научника».

Потом произошло всё и как-то одновременно. Амазонки разошлись по флангам, взяв сектора для обстрела и краем глаза приглядывая за Нимой, через барьер рискнули пройти сразу двое, Рэнфри и Тэн, а сама Нима увидела нечто странное. Даже не столько увидела, сколько почувствовала направленный в спину взгляд. Он изучал прибывших, бесстрастно и без интереса, фиксируя то, что нарушило его покой. Взгляд задержался на спине Нимы, потом скользнул в сторону и пропал. Нима оглянулась, покрутилась на месте, сделала пару шагов вперёд, к центру Салеха, и тут за её спиной раздались крики наёмников, прошедших барьер вслед за ней. Звуков с той стороны барьера Нима не слышала, но Рэнфри орал за троих, а Тэн так яростно поминал всю умершую родню и пантеон своей родины, что компенсировал отсутствующие причитания случайных свидетелей.

Один из недавно нанятых членов команды Рэнфри сейчас наполовину торчал из купола, а барьер с каждой секундой растягивал его по всем плоскостям. Лицо у человека уже посинело, глаза налились кровью. Но самым страшным было именно то, что он оставался жив, таращась безумным взглядом на командира и стоящих по ту сторону границы людей. Его будто размазывало по границе остановленного времени, тонким слоем растягивая вверх и в стороны. Это продолжалось недолго, до тех пор, пока сначала не треснула ткань одежды, а затем разорвалась и плоть. Барьер на секунду окрасился ровным алым свечением разбрызганной крови, а затем снова засветился ровно и почти полностью погас спустя секунды.

Все это время наёмники с той и с другой стороны, молча стояли, не в силах поверить, что это произошло. Потом к Ниме шагнули сразу двое, Сиг и один из безымянных матросов. На их груди вспыхнуло то же белое сияние, и за барьером остались Джейми, Тукк и последний из наёмных бойцов. Широкоплечий верзила, с искажённым от страха, боли потери и злости лицом размахнулся и едва не снёс Ниме голову пудовым кулаком. Амазонки успели вовремя, отведя удар и повалив мужчину на мостовую. Завязалась жестокая драка, в которой досталось всем. Матрос все же изловчился и попал нанимателю кулаком в живот, но удар прошёл вскользь. Нима только отшатнулась, согнувшись от боли, но устояла на ногах. Пластины брони защитили от силы удара, но врезавшиеся в кожу металлические края не добавили хорошего настроения.

— Это мой брат был! Мой брат! — не то рыдал, не то ревел матрос, прижатый к земле двумя женщинами. Он уже успокоился и теперь только вздрагивал в позе эмбриона, заслоняя ладонями широкое, залитое кровью и слезами лицо.

В самом начале, испытав такой же ужас от увиденного, как и остальные, Нима даже собиралась что-то предложить. Попытаться перебросить амулеты прошедших тем, кто остался по ту сторону. Попробовать, во всяком случае, такой способ, как прохождение с чужим артефактом на шее. С последующим возвратом, но все же. Она могла бы сказать, что объясняла подробности заказа и недаром просила уточнить численность команды. Она могла бы напомнить о том, что предупреждала именно об этом: амулеты нужны для того, чтобы пройти барьер, а не ради украшения. Могла бы даже рассказать про отвлёкший её взгляд из Салеха.

Но после удара в солнечное сплетение это желание улетучилось. Пусть сами решают, если такие злобные твари. Она им помогать не станет. Нима отошла подальше, присела на крупный обломок рассыпавшегося от времени или какого-то взрыва здания поблизости, и отвернулась спиной к остальным. Рядом тут же появилась одна из её охранниц. На скуле у женщины расползался здоровенный фиолетово-красный кровоподтёк, должный в скором времени превратиться в шикарный синяк. Впрочем, если Нима правильно понимала это место, с каждой минутой они будут все больше врастать в Салех, их метаболизм замедлится до критического уровня, а раны утратят возможность видоизменяться. Повезёт еще, если кровоподтёк хоть как-то изменится. Иначе амазонка будет ходить с ним до победного конца. Или до самой смерти. За спиной происходило какое-то движение, возня, споры, брань и резкие слова. Вроде бы, командир решился попробовать идею с переброской своего амулета для Джейми и оставшегося матроса, но точно Нима не поняла.

Глава 4

Следуя за Нима, шествовавшим по чуть изогнутым улицам города, мёртвого неведомо сколько веков, Рэнфри старался понять не только мотивы их нанимателя. Но хотя бы дальнейшее развитие той, прямо скажем, неоднозначной ситуации, в которой они оказались. Влезть в мозги их заказчика было совершенно невозможно. Может быть, талантливый сыскарь из Королевской службы, поднаторевший в этом деле, и мог бы разобраться в том, что двигало казавшимся спокойным Нима, но не Говард. Его знаний людей хватало, чтобы понять предлагающих новый найм, договориться о более выгодных условиях, или управлять своими подчинёнными.

Но чем руководствовался Нима, предложивший этот безумный найм? Кому принадлежали на диво молчаливые и угрюмые телохранительницы, больше походившие на конвой, чем на охранниц? И, самое главное, что находилось в центре города?

Загадочность, заносчивость и высокомерие Нима, так характерное для аристократа, иногда давало трещинки, и сквозь эту невозмутимость проглядывало что-то еще. Чёрная маска, конечно, скрывала большую часть лица и эмоций, но вспыхивавшие во взгляде искорки говорили, что на самом деле, их наниматель не такой уж и примороженный. «Но почему он так опасается своих охранниц?» — Рэнфри, оглянувшийся, чтобы проконтролировать шедших почти в полной тишине наёмников, и проследить, не пропал ли кто в развалинах, заметил, как амазонки тщательно соблюдают дистанцию до Нима. То ли из уважения, то ли для того, чтобы нанести быстрый и неотразимый удар, — «Или это они опасаются Нима? Что за черт…»

Возбуждённый шёпот Джейми не услышал бы только глухой. Взрывник, в последние часы приобрётший некую задумчивость, не балагурил, как обычно на заданиях, и не орошал всех потоками своих шуток. Несмотря на его уверения, они не были столь уж безобидными, и редкая вылазка обходилась без того, чтобы рыжему не намяли бока. Но сегодня — в этом нескончаемом дне — Стукач бездумно шёл, неся снаряжение и оружие, и только сейчас, вынырнув из своих невесёлых, судя по выражению его лица, мыслей, обратил внимание на одну из странностей окружавшего мира. Действительно, солнца на небе не было. Рэнфри поймал себя на мысли, что ему это не казалось странным, пока Джейми не произнес «Даже размытого пятна не видно… Откуда вообще берётся этот свет?».

Это место вызывало непонятное чувство. Несмотря на то, что вокруг во все стороны тянулись руины и развалины зданий, сознание словно не замечало этого. Говард понял, что все это время воспринимал окружающее пространство в лучшем случае на двадцать ярдов. Ну, может быть, на тридцать. Хотя обычно эта дистанция была втрое-вчетверо больше. А сочащийся сверху серый сумеречный свет нисколько не походил на дневной. Солнца не было. Но и ощущения давящего сверху потолка, если бы они внезапно попали в пещеру или оказались в огромном подземелье, тоже не возникало.

Тэн в ответ на слова Стукача начал бормотать что-то на родном языке. В звуках его наречия слышался неприкрытый страх, который он не хотел показывать своим собратьям по оружию. Рэнфри уже слышал такую молитву-проклятие раньше, когда бывал на Юге. В той заварушке тогда ещё старший сержант Доусон просидел почти неделю в затопленной прорывом дамбы пещере вместе с тяжело раненым врагом. Солдат-желтозадый, поначалу пытавшийся убить противника, затем ослабел от полученных ранений и бредил. Говард делился с ним водой и остатками пайка, выслушивая бессвязные слова на двух языках, и волей-неволей изучая обрывки нравов и обычаев местных жителей. Оказывается, большинство жителей Юга с детства изучали северные языки. И вообще считали, что белые варвары живут на землях, по праву принадлежащих Народу Лунного Дракона. Хотя раз за разом получали отпор, и откатывались в свои душные влажные джунгли, чтобы копить силы, обучать солдат, создавать запасы оружия, произведённого по украденным на севере технологиям.

Под конец, за несколько часов до того, как вода спала, и их, наконец, обнаружил патруль северян, желтозадый уже почти ничего не соображал. Он только раз за разом повторял странные звуки, ритмичные и тревожные. Рэнфри, отчаянно перебиравший скудные остатки лекарств в своём подсумке, не выдержал, и, сорвавшись, тряхнул раненого за плечо, в сердцах бросив: «Что ты там бормочешь, жёлтая обезьяна, задолбал уже в край!» Сержант удержал порыв съездить жёлтому по лицу кулаком, и был вознаграждён за то.

Солдат открыл свои тёмные узкие глаза, воспалившиеся и тёкшие гноем, и удивительно чётко проговорил несколько коротких фраз, от которых Говарду стало жутко тогда, и которые он вспомнил сейчас.

— Это молитва предкам. И проклятие тому, кто её говорит или слушает. Мы читаем её перед лицом смерти. Так тоже можно победить.

Рэнфри тогда продержали в карантине почти три месяца, пока не убедились, что он не заболел красной лихорадкой, от которой умер у него на руках вражеский солдат. Лекарство от этой напасти появилось спустя несколько лет, когда в третий раз вымер Порт-Лингтон, но Говард уже топтал грязь совсем в другой стороне. Еще он думал, что забыл этот случай, но сейчас понял, что память сохранила все в целости.

«И почему я не убил того жёлтого? — подумал он, — Я мог сломать его шею одним движением. Но я возился с ним, тратил лекарства, последнюю еду. Зачем? Он умер. И проклял меня перед смертью, чтобы победить хоть так. Но я жив. Или нет?»

От этой мысли его отвлёк странный звук, который напоминал то ли всхлип, то ли всплеск. Нима прошёл барьер, перед которым они остановились минуту назад.

— Смотрите, он светится! — выкрикнул кто-то. Рэнфри посмотрел на обернувшегося с той стороны пелены Нима, и удивлённо замер. Ругательство, сорвавшееся с его губ, вогнало бы в краску даже матерого драгуна.

Их наниматель, сопровождаемый верными амазонками, обернулся. Говард непроизвольно прикрыл глаза ладонью, так сильно сиял амулет на груди Нима. Даже сквозь одежду было видно, как огненно-яркая точка стеклянного шарика, заключённого в спираль, испускает волны обжигающего холодного света.

— Ко-ман-дир… — растягивая слоги, обратился к Рэнфри Сигизмунд, — у нас проблема. И, кажется, в ней виноваты не только обстоятельства.

В одной руке он держал свою винтовку, а другой указывал на Джейми. Стукач, стоявший рядом с Тэном, потупился, испытывая стыд. Он понимал, что, утратив амулет, теперь оказался в смертельной опасности.

Рэнфри сжал челюсти, скрипнув зубами. Он и сам думал, как поступить с теми, кто оказался лишён защитного устройства. До этого не представлялось возможным ни вообразить, где именно они пригодятся, кроме обыска трупов, ни выработать варианты их использования. И командир пока, к своему неудовольствию, додумался только до каких-то невразумительных танцев в обнимку. Например, двое с амулетами плотно обнимают лишённого защиты, и протаскивают его через препятствие. Еще он пожалел, что не устроил обыск сразу же после пропажи амулета, и понимал, что это исчезновение произошло не просто так, а с определённой целью.

— Я знаю, — сумрачно ответил Сигу Говард. Кажется, северный выродок аристократического рода на мгновение улыбнулся, словно такой удар по авторитету Доусона-младшего было ему на руку. «Ах ты, сосунок», — разозлился Рэнфри. — Есть варианты…

— Извини, командир, но твои варианты вряд ли помогут нам выжить! — сорвался почти на визг Сиг, взмахнув оружием, ствол которого описал весьма неприятную дугу в сторону Рэнфри и Тэна. Взгляд северянина был странно бегающим, а зрачки сужены. На лице Сигизмунда выступили крупные капли испарины, а кожа приобрела матовую бледность. — Ты завёл нас в ловушку! Ты…

Рэнфри медленно двигал левой рукой, подбираясь ладонью к поясной кобуре, и пытался вспомнить, какой патрон заряжен первым. «Разрывной или бронебойный?» Тэн так же медленно поднимал вверх ствол своей винтовки, это Говард заметил боковым зрением, но снайпер находился в невыгодной позиции, и рисковал нарваться на выстрел из штурмового чудовища Сига.

— Я? — притворно удивился Рэнфри, поднимая вверх правую руку, обращённую ладонью к Сигу. — Ну, это вряд ли. Мы все подписались на это дело, и ты тоже. Тем более, что сейчас нужно решить проблему с переходом через сраный барьер, а не собачиться тут друг с другом.

— Ты… — ствол «сига», до того подрагивавший в стороны, теперь был направлен в грудь Говарда. Сигизмунд сосредоточил взгляд на командире, и с сопением втянул холодный воздух. — Конечно! Это ты во всем виноват! Если бы не ты, я бы не оказался здесь, в этой клоаке.

Рэнфри, оценив расстояние и шансы, понял, что сегодня очень неудачный день. Куда бы он не рванулся, наёмник успел бы нажать на курок, и превратить своего командира в кусок нашпигованного иголками мяса. Или в подгоревший бифштекс. Или в клочья рваной плоти — смотря в каком режиме находится винтовка. Следующим будет Тэн, чья реакция превосходила Сигизмунда, и, возможно, выстрел стрелка будет удачен — но сам снайпер погибнет. Говард улыбнулся, показывая свой клык из слоновой кости.

— Шешоу, хуйлай! — приказал он Тэну, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно выше, как орали командиры желтозадых. Рэнфри надеялся, что правильно вспомнил слова родного языка стрелка. «Стрелок, назад».

Вздрогнувший от неожиданности Сигизмунд не заметил, как позади него из ниоткуда возник Тукк, а широкая ладонь палача легла на худое горло аристократа. Снайпер, не раздумывая, прыгнул назад, влипнув в барьер одновременно с Рэнфри, и время растянулось многократно.

Говард не мог сказать определённо, сколько прошло времени, пока он преодолевал сгустившуюся пелену барьера, и что он при этом почувствовал. Все это стёрлось из памяти, и он обнаружил себя уже с другой стороны, кричащим в серебрящуюся прозрачную завесу какой-то набор ругательств. Почему-то матросских. Рядом с ним завывал Тэн, призывая гнев многочисленных богов своей родины. «Нажал Сиг на курок, или нет?» — раскалённая мысль пронзила мозг, но Рэнфри отмёл её прочь. Он был жив, значит, аристократ не успел выстрелить. На той стороне барьера Сигизмунд, потирая горло, что-то объяснял невозмутимому палачу, стоящему перед ним, как небольшая татуированная скала. Винтовка уже висела на ремне за спиной Деливеранса, и на его лице было написано неподдельное сочувствие к Сигу.

В следующий момент один из бойцов, до того державшихся в отдалении, и навьюченных рюкзаками, преодолел барьер. Он или забыл, что лишён амулета, или понадеялся, что ему повезёт, но все мысли о мятеже моментально вылетели из головы Рэнфри.

Он видел много разных смертей и несчастливых случайностей. Но подобных не наблюдал никогда, особенно с такого близкого расстояния. Третий, если он правильно распознал искажённое мукой лицо, наполовину прошёл через барьер, намертво в нем застрял, и теперь словно расплывался в воздухе. Его тело разворачивалось множественными плоскостями разных цветов и оттенков, от красного до коричневого, распространяясь вверх и в стороны. Наконец, хрупкая плоть не выдержала, и барьер расцвёл яркой алой вспышкой, когда боец распался на миллиарды мельчайших брызг. Пелена ненадолго колыхнулась, испуская ровное тусклое свечение, а потом снова приобрела прозрачность.

Несколько мгновений выпали из восприятия Рэнфри, и следующее, что он осознал — это плечистый наёмник, кажется, Первый, которого вжали мордой в каменную крошку две суровые амазонки, и согнувшийся Нима, прижавший одну руку к животу.

Джейми, оставшийся вместе с Тукком и Вторым по ту сторону барьера, сейчас блевал, согнувшись пополам, словно ему тоже прилетело в солнечное сплетение. Палач что-то говорил, скупо жестикулируя, но звуки гасились прозрачной пеленой напрочь. Говард встряхнул головой, отгоняя наваждение, и медленно снял с шеи свой амулет.

Подняв его на цепочке, он указал на металлическую спираль, а потом ткнул пальцем во Второго, после чего размахнулся, и бросил побрякушку через пелену. Следом полетел второй амулет, который успел стащить с шеи белый, как снег, Тэн. Две вспышки слились в одну, вызвав мощный всплеск света, от которого у Рэнфри заслезились глаза.

Помятого наёмника уже подняли и усадили неподалёку. Он заливал горе от потери брата из большой фляжки, от которой несло чем-то приторным и вонючим. Остальные устроили импровизированный совет, стараясь говорить так, чтобы их не было слышно Ниме и её подручным. Амазонки взирали на происходящее с отрешённым спокойствием, продолжая, впрочем, держать руки на эфесах коротких мечей, пока что игнорируя кобуры с небольшими плоскими пистолетами. Нима рассматривала Салех, пользуясь моментом затишья.

Впереди широкая мощёная улица изгибалась и поворачивала куда-то к центру, огибая остовы ржавых конструкций, брошенных тут и там, в которых с трудом можно было угадать некогда пригодные для использования переносные лабораторные установки и измерители полей. Кое-где встречались останки транспортных средств, видимо, лежавшие тут со времён, когда Салех ещё был обитаем. Теперь трудно было предположить, на каком принципе работали эти транспорты, что содержалось у них внутри и из каких материалов они состояли. Но изрядная доля железа, металла и высокомолекулярных соединений в них точно присутствовали. Иначе ржавчина и серая пыль, в которую превратились провода и трубки подачи топлива, не выглядывали бы из искорёженных корпусов. На фоне этого груды развалившихся зданий, осыпавшиеся от времени или разрушений, выглядели уместнее всего. Хотя, если присмотреться, ближе к центру начинали встречаться совсем, на первый взгляд, нетронутые постройки. Нима видела торчащие шпили ратуши и театра, отмеченные на её карте, как начало центрального круга города. Они словно бы светились молочной белизной среди серости и уныния остального пейзажа, и казались ослепительными жемчужинами в куче навозной жижи. На дорогах встречались ямы и куски истлевших участков, будто покрытие испортилось частично, и только в тех местах, где изначальные камни заменили на другие материалы. Что-то было не так, и Нима предположила, что Салех до сих пор частично сохранил наследие самых первых строителей города. И те, кто пришёл за ними, по незнанию или решив ослушаться наказа древних, заменяли булыжники мостовых на похожие с виду камни, не прошедшие должной подготовки. И теперь время обтекало изначальное, безжалостно разрушая нововведения.

Она отвлеклась от мыслей только тогда, когда услышала, как её амазонки синхронно щёлкнули застёжками на кобурах, доставая пистолеты. Нима подняла голову и встретилась взглядом с Рэнфри. Доусон-младший стоял напротив неё, а за его спиной выстроились его люди. У каждого из них на лице было странное выражение, от негодования и оскорблённой невинности, до смирения и затаённой обиды. Нима заметила, что Тукк уже вернул хитросделанную винтовку Сигу, вцепившемуся в неё обеими руками.

— Что случилось? — спросила Нима у наёмника. Командир поиграл желваками на скулах и деревянным голосом произнес:

— Обыск, господин наниматель. Мне и моим людям хочется узнать, кто виноват в смерти одного из моих подручных. И другого пути, кроме как обыскать всех, включая и нас с вами, я не вижу. Не хочу, чтобы нелепые смерти выкосили отряд ещё до того, как мы вообще дойдём до цели.

— Нелепых смертей можно было бы избежать, послушай вы моих инструкций, — вскинулась Нима. В её голосе было столько презрения, что хватило бы утопить целый род аристократии Сигизмунда. Северянин тут же влез со своим мнением:

— Никаких инструкций никто из нас не нарушал. А вот вы прибыли втроём, хотя оговаривался только один лишний груз.

— Ах вот как? — поднялась на ноги и упёрла руки в бока Нима. — Лишний груз, говоришь? И кого это лично ты грузил и вытаскивал? Может, своего друга Джейми?

Сиг задохнулся от ярости, но тут же был оттеснён плечом Рэнфри в сторону.

— Если бы вы не теряли амулеты, не пришлось бы ими бросаться через барьеры, — процедила сквозь зубы Нима. — И, если бы кто-то не был так туп и самонадеян, он бы не попёрся через неизвестное поле без амулета. Такая смерть была действительно глупа и нелепа.

— А если бы ты дал их нам в нужном количестве, не пришлось бы соскребать Третьего с мостовой! — выкрикнул Первый, сжимая кулаки. Его, без всяких сомнений, существенно задело пренебрежение к смерти брата, какое звучало в голосе нанимателя. Нима назвала погибшего тупицей и идиотом, и теперь его брат по крови и брат по оружию просто обязан был защитить честь погибшего друга.

— Все претензии — к вашему командиру, — отмахнулась Нима, — я спрашивала его о численности отряда ещё до начала миссии. И, думаю, хватит уже об этом. Подобный разговор уже был, и повторять его я не вижу смысла.

Теперь остальные уставились на Рэнфри. Но смутить того оказалось не так просто. Как и вывести из себя.

— Обыск будет, — сказал он глухо. — И я лично советую не сопротивляться. И до своих дамочек это донести.

— Иначе что? — холодно осведомилась Нима. Рэнфри ничего не ответил, только коротко мотнул головой, и Сиг тут же навёл оружие на амазонок и Ниму.

— То есть, обыск — это такое вежливое определение ареста и досмотра только меня и моих людей? — спросила Нима. Рэнфри выглядел озадаченным.

— Вовсе нет. Мои люди точно так же будут досмотрены. Если угодно, этим могут заняться твои амазонки. Для верности.

— Эй, командир! — тут же подорвался обиженный судьбой взрывник. — А при чём тут мы? Или ты кому-то из нас настолько не доверяешь, что полезешь в трусы? Я свой амулет потерял. Или его украли. Чего меня шмонать-то? И если побрякушку спёрли, то только эти, — он мотнул головой на амазонок, — больше некому. Своим-то зачем?

— А нам он зачем? У нас свои есть, — бросила Нима, раздражённо фыркнув в сторону Стукача.

Остальные тоже загомонили. Почему-то громче всех возмущались Первый и Второй, но и северянин выглядел так, словно ему предложили совокупиться с грязнокровкой прямо посреди рыночной площади, на глазах всей его семьи, и под одобрительные смешки случайных прохожих.

— Командир, ты подозреваешь своих? — спросил Тэн, нахмурившись. — И меня?

— Я не могу делать исключений, хотя, не скрою, мне это неприятно, — произнес Рэнфри.

— Совсем тронулся умишком, — прошептал кто-то позади Рэнфри. Он оглянулся, но отыскать взглядом провокатора не сумел.

— Думаю, справедливо будет, если ты и наш наниматель покажут пример. А потом и мы свои вещи вывернем, — рассудительно сказал татуированный наёмник. Рэнфри эта мысль не показалась чем-то странным. Он — командир, Нима — глава миссии. Так действительно будет справедливо. Подать пример, так сказать.

— Хорошо, — хлопнул он ладонями по рукоятям пистолетов, торчащих по бокам, — начнём с нас.

Он посмотрел на Нима, тот казался совершенно бесстрастным. Однако, вещи свои отдавать на досмотр не торопился.

— Нет, погодите, — внезапно заупрямился северянин, покрепче обнимая своё оружие и отступая на пару шагов назад для верности, — все же, хотелось бы прояснить вопрос с доверием. Джейми дело говорит. Командир, ты нам не веришь? Ты прямо скажи, не юли. Третьего уже размазало по какой-то невидимой стенке. Кто следующий?

Сам того не ведая, Сиг произнес вопрос, мучавший каждого последние часы. Он озвучил то, о чем все и так думали. Нима перевела взгляд с аристократа на остальных наёмников. И внезапно расслабилась. По лицам всех присутствующих явно было видно, что никто из них не хочет обыска. Пожалуй, кроме самого Рэнфри.

«Интересно, почему? — подумала она, прикидывая разные варианты. — Допустим, северянин может прятать нечто весьма забористое и сильнодействующее. Склонность его персоны к наркотикам видна издалека. Жаль, не получилось найти причину не брать этого неуравновешенного придурка с собой. А Джейми? Ему должно быть выгодно, если побрякушку найдут и возвратят на его грязную тощую шею. А её найдут. Обязательно найдут. У меня с собой два запасных амулета, и именно их и отыщут. После чего я уже вряд ли смогу оправдаться. Но все же! Почему Стукач против?»

Нима решила пока оставить этот вопрос. Возможно, Джейми действительно волновала его репутация. Но с таким прозвищем это, одновременно, и логично, и странно. Стукач поневоле, разве что. С тех пор так болезненно относится к чистоте своего имени? Пожалуй. Нима посмотрела на Большого Тэна.

«А этот зачем поднял вопрос о доверии? Рассудок помутился? Вроде, выглядит нормально. Такой же скупой на эмоции, молчаливый и собранный, как и любой снайпер. Или это он стащил игрушку Джейми? Тогда может воспротивиться досмотру. А может, и у него есть какая-то косточка в кармашке? Тэн не хочет, чтобы выворачивали его вещи, и это видно. Значит, стоит принять это, как факт».

Нима снова искоса взглянула на Сига. Её посетило странное прозрение, что аристократ, не смотря на всю его очевидную истеричность, пожалуй, не виноват. Вряд ли ему бы хватило выдержки и спокойствия устраивать заговоры. А в том, что команду подставляют с самого начала пути, Нима уже не сомневалась. Кто-то же пытался толкнуть Ниму в спину, когда угодил во взрывника. Кто-то стрелял в их группу при высадке.

«Может быть, он и не при делах. А может, это прекрасная игра на публику, чтобы отвести подозрения», — подумала она. Вопросов становилось все больше. Люди уже начали откровенно напрягаться, наставлять стволы друг на друга и осторожно выбирать удобные позиции для стрельбы. Нима могла представить, что одна из её охранниц легко бы сняла с шеи Стукача цепочку. Но кто тогда в них стрелял? Или в подставе участвуют обе стороны, амазонки и кто-то из наёмников?

— Итак, — снова повторил Рэнфри, — хватит разглагольствований. Я вынужден подозревать всех. Без исключений.

— Не ожидал от тебя, командир, — тихо прогудел Тукк. И Нима посмотрела на него, пытаясь угадать, почему он-то против. Самый спокойный, самый рассудительный, бывший палач, о чём говорили его татуировки на руках и две скрещённые линии на лице. Он был отмечен знаком, перечеркнувшим его лицо и жизнь, едва подвязался на ту должность, которая предполагает работу со смертью.

«Что такого он может прятать в своём мешке, что хочет выкрутиться без обыска? — попыталась угадать Нима. — Он ведёт себя так, словно от успеха миссии зависит очень многое в его жизни. Лезет под ствол северянина, первым примиряет остальных. Значит, за свою шкуру не особенно беспокоится. Тогда за кого? Семья? Долги? Если последнее, впрочем, как и первое, тогда ему деньги нужны сильнее всего. А значит, он мог подписаться на подлость. Во имя спасения, разумеется, но на подлость и предательство. И, кажется, он ни разу за все время похода не оставлял свои вещи без присмотра. Впрочем, у него их и не так много. Но хватит, чтобы запрятать на дно мешка пару сюрпризов для команды».

Если Нима правильно понимала этого человека, он бы не хотел открытого убийства. Вынудить Джейми повернуть обратно, лишившись амулета — пожалуй, да. Подранить парочку амазонок и нанимателя? Легко. Подтолкнуть в ловушку он тоже мог бы. Но очень уж он привязан к своему командиру. «Сентиментальный палач — непредсказуемое сочетание эмоций и твёрдости».

И, наконец, Нима посмотрела на Рэнфри. У него, вроде бы, не было причин подставляться. Нима была в курсе того, что у наёмника имеется больной ребёнок, которого тот надеется поставить на ноги. Но, в таком случае, чем меньше вокруг выживет людей, тем лучше. Её пронзила жуткая мысль, что Рэнфри мог подбросить ей амулет Джейми, чтобы устроить потом обыск и поднять цену вдвое. Так или иначе, подозревать стоило всех. у каждого была причина предать или остаться чистым. Доверять Нима никому и так не собиралась, но последние мысли, окончательно запутавшие разум, подталкивали её вообще трижды подумать, прежде чем повернуться спиной к кому-то из команды. Амазонкам она не доверяла с самого начала. А нанятых Первого и Второго вообще не брала в расчёт. Хотя, почему против эти мордовороты, она могла легко догадаться. Видимо, хорошо пошарили по лагерю предыдущей команды. Натаскали разных ценностей и непонятных штук, надеясь продать их после возвращения. Нима думала, что таскать все барахло с собой было верхом глупости, но объяснять это наёмникам не собиралась. С одной стороны, вряд ли Салех успел стать центром экскурсионных маршрутов, чтобы беспокоиться о прикопанном под кустиком барахле мёртвой экспедиции. С другой — кто-то же эту экспедицию добил. Да и взгляд, которым город ощупал её после прохождения барьера, вызывал на коже мурашки.

Рэнфри скинул с плеча рюкзак и подтолкнул его к ногам Нимы. Ей пришлось тоже расстаться со своей поклажей, бросив её наёмнику. Оба они так и остались стоять, пока к ним не шагнули Сиг и одна из амазонок. Северянин опрокинул на дорогу вещи Нимы, амазонка вытряхнула барахло Рэнфри.

— Я так и знал! — торжествующе поднял вверх одну руку с зажатым в ней амулетом Сиг. — Предатель! — ткнул он стволом винтовки в Нима. Рэнфри даже не успел ничего крикнуть, как наёмник спустил курок. Нима дёрнулась, ожидая выстрела, но ничего не произошло. Сиг секунду пребывал в замешательстве, потом ловко переключил режимы на экране, снова нацелился на нанимателя и снова нажал на спуск. Винтовка не сработала вторично. Он отступил на несколько шагов, продолжая лихорадочно искать режимы, бормоча что-то под нос, пока Тукк не сгрёб его в охапку и не встряхнул, приподняв над землёй на добрый фут.

— Хватит, — сказал он. — Даже приговорённых королевским судом дважды не казнят. А ты тут собрался до победного пытаться?

— Все, сдохла шавка, не на что теперь передёрнуть, — тихо заржал Первый, толкая в плечо собрата.

Сиг скис, разжав кулак и уронив спиральку под ноги палачу. Тот сгрёб её лапищей и сунул в карман.

И в этот момент к ним подошла одна из амазонок. Она держала пистолет у шеи Рэнфри, поднявшего руки и молча взирающего на происходящее. В кулаке женщины тоже болталась цепочка с амулетом. Команда наёмников шумно вздохнула. Получалось, что лишние штучки были не только у Нима. Но и у Рэнфри. И это немного меняло дело. Нима была удивлена не меньше остальных. Ей как-то не представлялось, что командир не позаботится о том, чтобы надёжней спрятать украденное. Хотя, Доусон-младший не очень-то походил на предателя и вора. Пусть и во имя спасения своего ребёнка. Он бы скорее перестрелял всех. Лично, глядя в глаза, но не так же.

— А у нас тут, оказывается, сразу два победителя, — громко выдал Джейми. — Ну, ты даёшь, командир! — восхищённо присвистнул он. — От тебя вообще не ожидал такой подставы.

В голосе взрывника было столько обиды и разочарования, что на лице Рэнфри проявились белые пятна гнева.

— Я тут ни при чём, — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

— Да неужто? — как бы между делом произнесла Нима. — Тогда я тоже.

— Рэнфри мы все давно знаем, ему проще верить, — сказал Тэн, но подходить к командиру не спешил. — А вот тебя мы не знаем.

— Подозреваете всех, кто новенький? — приподняла она бровь. — Или на случайных людей проще свалить свои грязные делишки? Выносить мне приговор только за то, что вы меня не знаете, это, мягко говоря, не доказательство. И если ваш командир не виноват, то почему я — да?

— Да ему подложили эту хрень, — прогудел внезапно один из нанятых верзил.

— Кто? — хором спросили Тэн и Тукк, взглянув на Первого. Тот стушевался и отмахнулся. Мол, сам не знаю, но вариант хороший.

— И мне подложили, — не мигнув, соврала Нима. Упускать такой шанс она не собиралась. Доказать, что Рэнфри подставили, а у неё нашли запасы амулетов было невозможно. Впрочем, если Нима сейчас правильно понимала ситуацию, командира наёмников саботировали намеренно. И кто-то для этой цели как-то умудрился вывернуть её карманы. Если один из амулетов принадлежит Джейми, тогда почему Сиг нашёл только один в её вещах? Где второй? Скорее всего, тот, кто оставил Стукача без защиты, не рискнул таскать с собой опасное доказательство в виде золотистой спирали. Он выбросил амулет где-то в лесу. Потом взял запасы Нима, подложил один Рэнфри, второй оставил в рюкзаке Нима. Она точно знала, что хранила запасные амулеты в контейнере, в кармашке под подкладкой рюкзака. Видимо, предатель посчитал более целесообразным использовать запасы Нима, чем пожадничать и захватить амулет Джейми. И причиной могло стать то, что скоро он сможет снять запасную вещицу с очередного трупа. В этом сомневаться не приходилось.

К командиру подошёл Тукк и долго смотрел в глаза молчавшему все это время Рэнфри. Они будто о чём-то договорились, потому что после этого, отвернувшись, татуированный наёмник, одобрительно кивнув, сказал:

— Все амулеты — на бочку. Собираем их в ящик, откуда их достали. Чтобы никому не пришло в голову тайком ускользнуть через барьер с добычей. И пока мы не закончим начатое…

— И кто будет таскать всю эту прелесть? — перебил его Сиг, уже взявший себя в руки.

— Да вот ты и будешь, мил человек, — кивнул Тукк. — А я пока потаскаю твою поклажу. Всю, — сделал он акцент на последнем слове. Северянин заметно побледнел и дрожащей рукой отбросил прядь волос со лба. Но все же отыскал в себе достаточно достоинства и выдержки, чтобы медленно кивнуть, соглашаясь.

Глава 5

Стоило признать, что идея с обыском, казавшаяся столь гениальной после исчезновения амулета Джейми, вылилась в нечто совершенно непонятное и не лезущее в голову. Рэнфри до сих пор не мог понять, как так получилось, что в итоге под ударом оказались и его авторитет как командира наёмников, и влияние Нима. Такая равновесная ситуация не походила на обычные схемы подстав. Те, кто хотел бы подсидеть его лично, подбросили бы амулет только ему. Но вот откуда взялось лишнее украшение в багаже Нима — этот вопрос не давал командиру покоя. Наравне с прочими.

«Я готов допустить: либо Нима имел при себе запасную побрякушку, — думал Рэнфри, методично переставляя ноги, и щурясь на серое небо. Он следовал в середине небольшой колонны, опережая своего нанимателя на пару шагов. Наёмники двумя плотными группами шли впереди и позади, ненавязчиво выделив в отдельную сущность Рэнфри, Нима и его телохранительниц, — либо среди нас два саботажника. Причём, они действуют независимо друг от друга, что приводит к таким вот накладкам. Или, что менее вероятно, у меня есть доброжелатель, который очень не любит Нима. Настолько, что готов попытаться поднять мятеж против заказчика. Хотя, вряд ли. Вряд ли Нима — заказчик. За ним стоит ещё кто-то. Веллкро? Хм. Вполне возможно. Но кто же эти засланцы-то?»

Улицы на их пути сильно изменились по сравнению с тем, что было до барьера. Сейчас Говард это понимал совершенно отчётливо, замечая, как сверкают белизной стены некоторых зданий. Тянущиеся вверх, или расползающиеся в стороны строения не походили одно на другое, как будто их строили всегда разные люди, или правители города ненавидели однообразие. Но все же общее в архитектуре было — все выделяющиеся сооружения объединял материал, напоминавший белый мрамор, но намного более плотный, немного светящийся изнутри, и лишённый каких-либо включений. Это наводило на мысли об искусственности этого камня, словно бы отлитого в формы. Но Рэнфри не мог себе представить, как именно и какими инструментами можно было добиться такого эффекта. В его мире предпочитали строить из кирпичей, каменных блоков и бетона, изредка применяя дерево или металлоконструкции. Впрочем, в это он уже не вникал — его родичи занимались в основном юриспруденцией, промышленностью и бизнесом, но не лезли в строительство, предпочитая более приземлённые отрасли вроде металлообработки и животноводства. Впрочем, Говард предпочитал не поддерживать особенно тёплых отношений с ними.

Остатки машин, встреченные экспедицией после барьера, тоже привлекали внимание. Первый механизм, превратившийся от неумолимого течения времени в невыразительную кучу ржавой пыли, с нелепо торчащими в стороны тусклыми деформированными стержнями, опознать было невозможно, и его просто обошли стороной. Дальше попадались уже более сохранные обломки. А спустя милю, или около того, наёмники остановились перед уткнувшимся в стену приземистого здания без окон снежно-белым монстром.

На деле, внешний вид этой машины оказался не таким уж и чудовищным. Из неё не торчали рога, копыта, зубы или когти, а обтекаемый корпус не был снабжён зловещими символами, как часто любят рисовать в развлекательных книжках. Простые формы перетекали одна в другую, и все это вместе приводило к тому, что взгляд начинал соскальзывать в сторону от механизма, не смея вернуться обратно. Выступавший вверх и немного вперёд над дисковидным основанием яйцевидный купол, несомненно, служил кабиной, но пребывал мутным и непрозрачным.

— Словно соплями залили, — шмыгнул носом Джейми. Рэнфри пробежался взглядом по лицам стоявших рядом с ним наёмников, отмечая схожие гримасы, выражавшие широкий спектр эмоций: от лёгкого отвращения, смешанного с интересом у Сигизмунда, до страха и тревоги у Стукача. Тукк, старавшийся показаться спокойным, на самом деле скрывал свои чувства, и Говард не мог точно сказать, что именно кроется за татуированной маской палача. Но явно что-то схожее с тем, что переживал он сам. — Пакость какая, тьфу.

«Именно. Пакость, — командир заставил себя не отводить взгляд от диска, из белого нутра которого свисали какие-то трубки, склизкие на вид и покрытые шерстью или мхом. А, может, это была изоляция, распушившаяся от времени? При внимательном изучении становились заметны метки распада и разрушения, хотя и не такие очевидные. Обычная человеческая машина, простояв несколько десятилетий под открытым небом, тоже выглядела бы не так уж импозантно. — Как будто смотришь на что-то, сделанное не нами и не для нас».

Кем были создатели этого города? Как они жили в таком странном месте, по улицам которого разъезжали подобные машины, похожие на пришельцев из другого мира? Отвлекаясь от насущных проблем, связанных с выламыванием собственных мозгов с целью разгадать, кто в команде «играет на дядю», не замешана ли тут Королевская Служба, зачем Ниму нужно в центр города, и что делать, если Сигизмунд даст деру вместе с их амулетами, Рэнфри произнес:

— Смотреть на то, что не нравится — дурная затея, — и кивнул на Нима, со скучающим выражением наблюдавшим за столпившимися на безопасном расстоянии от неизвестной машины наёмниками. — Нам ещё долго идти, так что взяли ноги в руки, и потопали дальше.

Ему не понравилось, как отреагировали его люди на команду — они оторвались от созерцания с неохотой и ворчанием. Даже Тэн что-то буркнул на своём родном языке, нелицеприятное и обидное. Но, отойдя на пару десятков ярдов от чуждого взгляду гибрида экскаватора и уборочной машины, бойцы незаметно приободрились, как будто механизм излучал вокруг себя некое поле, действовавшее на рассудок и восприятие. Джейми пошутил насчёт наличия у строителей этого «белого дерьма» щупалец вместо рук, и глаз вместо ушей, наёмники невесело рассмеялись немудрёной шутке, но это несколько разрядило обстановку.

— Возле следующего здания можно сделать передышку, — Нима произнес эти слова так, что они стали похожи на ругательство. Слова из-под черного платка-маски вылетали отрывисто, и казалось, что отдых больше необходим ему самому, нежели кому-то из наёмников. Но желание заказчика было законом, пока не шло вразрез со здравым смыслом или выживанием отряда.

На импровизированном привале Рэнфри проследил, чтобы никто не разбредался особенно далеко, и уселся на небольшой выступ стены, удобно опершись спиной на белый камень. Ему не терпелось раскрыть выуженный из объёмистого рюкзака номерных братьев журнал в коричневой мятой обложке, подобранный теми во время обыска лагеря погибшей экспедиции. По мнению самого Доусона-младшего, это было больше похоже на мародёрство, но, с другой стороны, владельцы этих разнородных и не всегда ценных вещей были неопровержимо мертвы, и вряд ли могли предъявить права на изъятое у них имущество. Книжица же, пусть и с вырванными местами страницами, сразу привлекла внимание Рэнфри во время общего обыска. Найти в ней записи учёных или отчёт о происшествии он не надеялся, но был приятно обрадован. Всё-таки в его руки попал личный дневник одного из участников погибшей экспедиции. Личность владельца, как и содержимое небрежно вырванных страниц, оставались тайной, но чтиво получилось увлекательным.

Прежде, чем погрузиться в чтение, командир снял с крепления пояса фляжку, но потом повесил её обратно. Пить не хотелось. Да и потеть он перестал уже давно, просто не обращал на это внимания. Остальные, кстати, тоже не пили и не ели. И не тратили времени на отправление естественных надобностей, что, с одной стороны, было удобно, так как не приходилось рисковать, отходя в сторону, влипнуть в одну из временных ловушек, но, с другой стороны, вызывало неприятные предчувствия. Особенно после того, что Рэнфри вычитал в записях о Ральфе и в дневнике неведомого учёного.

Сам факт того, что уничтоженная экспедиция была не столь уж и древней, его удивил. За последние годы никто не слышал об исследовании затерянных городов силами университетов или спецслужб. Давным-давно те потеряли по несколько отрядов, исчезнувших в глубине Салеха и его братьев, рассеянных по всему миру, и предпочитали делать вид, что Города — это такая достопримечательность, которую все игнорируют. Последняя попытка случилась почти столетие назад, и в людском сознании крепко засела идея, что в затерянные зоны ходят только совсем уж оторванные авантюристы и самоубийцы. Но на заметно обветшавших страницах книжицы были даты, отстоявшие от настоящего момента всего на несколько лет. И это заставляло задуматься.

Например, кто уничтожил мирных учёных, копошившихся недалеко от барьера. И почему во всём их лагере не нашлось ни одного клочка бумаги с записями измерений, экспериментов, расчётов и всего того, чем обычно занимается научная группа под прикрытием нескольких наёмных солдат. Как не было ни карт местности, ни даже фото — или голографий. На страницах, которые осторожно переворачивал ставшими вдруг странно неловкими пальцами Рэнфри, можно было различить слабые вдавленные линии, которые остались от рисунков, сделанных на недостающих листах, но восстановить их содержимое он так и не смог. Только понял, что там были начерчены от руки схемы или наброски. В остальном книжица представляла сухой отчёт о прошедших днях какого-то скучного типа, страдавшего от мизантропии и чувства собственного величия. Уничижительные комментарии в адрес идиотов-коллег перемежались едкими характеристиками в адрес наёмников, имевших, согласно неизвестному автору этих строк, интеллект бактерий и внешность лабораторных обезьян. И ловкость стремительно крадущихся ленивцев.

Однако, перелистывавший без особой цели хрупкие листы Рэнфри наткнулся на пару фраз, привлёкших его внимание.

«На исходе второй недели стал заметен замедленный метаболизм некоторых участников, — писал учёный, вдавливая пишущий узел в бумагу, словно нож в тело врага. — Потребление продуктов сократилось втрое, а идиоты-охранники жалуются, что вечерняя порция вина на них не действует. Я всегда был против примитивных стимуляторов, но сейчас даже мне стало несколько некомфортно, едва я представил, как после пересечения второго барьера, отделяющего город от равнин, мы все испытаем его резкое ускорение. Но это сущая мелочь по сравнению с тем, что придётся пережить тем, кто совершил глупость, отказавшись от использования…»

Здесь запись обрывалась, а книжица лохматилась остатками вырванных страниц, после которых стояла только дата, и длинный росчерк пера, как будто пишущего резко толкнули, или он вскочил, отбрасывая в сторону дневник.

Рэнфри потёр бритый подбородок, отмечая, что щетина не выросла ни на миллиметр, и задумался. Кажется, теперь стало понятно, почему так скоропостижно умер сошедший с ума Ральф, единственный выживший из злополучной экспедиции. Говард был не силен в медицине, но представлял себе, что такое обмен веществ. И мог догадаться, что случается, если метаболизм, как двигатель машины, остановить, а потом запустить на повышенных оборотах. Истощение — самое малое, что могло произойти с человеком, испытавшим подобное. В худшем случае, как понял командир наёмников, можно было обнаружить обтянутый кожей скелет, высохший и лёгкий. «Дьявол, — похолодел он. — Если это случилось, э, за четыре недели, пока они торчали с той стороны барьера… то что будет, если мы проведём внутри барьера неделю? Смерть от истощения не входит в мои планы».

Но острое отравление обеднённым ураном из сердечников бронебойных пуль, которыми были снаряжены магазины пистолетов наёмников, или несварение стали боевого ножа тоже шли вразрез с тем, что хотел Рэнфри. Здесь, как он считал, их интересы совпадают с интересами Нима. Что делало их естественными союзниками, или хотя бы не врагами.

Но сидевший в отдалении ото всех Нима не выглядел готовым к сотрудничеству или настроенным на общение. Наоборот, он обхватил колени руками, и положил затянутый платком подбородок на них. Поза казалась закрытой и напряжённой, а расстёгнутая кобура с торчащей из неё фигурной рукояткой странной пушки выдавала готовность к неожиданным действиям.

Нима взяла карту и расстелила её на коленях, пытаясь отыскать что-то, чего и сама не понимала. Только сейчас, сидя на камешке и предаваясь отдыху, она поняла, что ей страшно вовсе не от того, что происходит вокруг. Не от того внешнего, что творится рядом, а от того внутреннего, чего она не замечала.

Столкновение с чудодейственными полями Салеха, ещё до барьера, настолько поразили её, что на какое-то время она забыла обо всем остальном. Отпустившая боль в шраме поразила в самую душу, и Нима потихоньку начала вспоминать, каково это — жить без боли. Жить и не чувствовать мерзкие тянущие толчки на шкуре, дёргающие и покалывающие каждую минуту. К боли она привыкла, почти перестав её замечать. Но ей только так казалось. Когда она пропала, Нима поняла, как разжимаются тиски. Ощущение свободы, полноценности и лёгкости переполняли её каждую минуту в Салехе. И если она хотела избавиться от клейма, то она нашла место, где его власть ослабла.

Вот только платить за это придётся дорого. Даже если Нима умрёт, она останется нетленной в этом месте. Плёнки флюктуационных квантовых полей затянут её в кокон безвременья, сохранив тело в целости. Но жить в Салехе можно было только несколько дней. Дальше ждала смерть. Мучительная для организма и совершенно незаметная для мозга. Человек начинал худо соображать, делал неосмысленные поступки, терялся на ровном месте и проявлял другие признаки снижения и деформации сознания, когнитивной деятельности и слаженной работы организма.

Нима знала, помнила, с каким трудом добыла себе разрешение присоединиться к команде. Выдумывала разные предлоги, убеждала и терпела все претензии Гувера, проводила с ним время в беседах, испытывая тошноту и омерзение от его мерзкого масленого взгляда, ощупывавшего её тело под одеждой. Будто холодные пальцы мертвеца трогали её кожу.

И только теперь, присев на камень, она взглянула на карту и безошибочно угадала место, где они находятся. Хотя расположение зданий Салеха не было нанесено точно. Даже самых сохранных. Даже самых изученных с высоты и первыми экспедициями столетия назад. Карта походила на детский рисунок гораздо больше, чем на схему строений.

Она просто знала, куда им идти дальше. Знала так чётко, будто ей когда-то говорили все это, только она забыла. Забыла, кто и когда. Забыла, при каких обстоятельствах был этот разговор. Остались только мутные воспоминания, как в раннем детстве.

Нима задумалась. Её детство проходило в хорошем доме, в окружении слуг, учителей и нянек. Её воспитывали приглашённые мастера наук, люди искусства и управленцы. Родители были холодны и неразговорчивы, а мать подолгу могла гулять в розовом саду, тщательно остригая сухие ветви на кустах, и не возвращаясь в дом до самого заката. Отец был высоким, крепким человеком с военной выправкой и развитым чувством собственного достоинства. Он смотрел на свою жену с любовью и жалостью, а на дочь бросал скользящие взгляды. будто она мешала чему-то. Мать носила темно-зелёные одежды, отец имел несколько таких же темных костюмов разных цветов. В доме царила мёртвая аура траура и молчания.

Ниму не обижали, но и не ласкали, не баловали и с ранних лет повторяли, что она — собственность дома Веллкро. И ей только сейчас пришла в голову странная и страшная мысль: родители похоронили её для себя ещё до рождения. Или другого ребёнка? Она же никогда даже не спрашивала, почему у неё нет ни братьев, ни сестёр. Старые и верные дому Веллкро рода и семейства обычно отдавали дому старших детей, продолжая род для себя. Не все отпрыски поступали в распоряжение хозяев. Не всех учили, и далеко не всем преподавали то, что дали Ниме.

Она была одна. И её мать, всегда смотрящая куда-то в сторону, когда дочь с ней говорила, словно бы смотрела на второе дитя, видимое только ей.

Возможно, ребёнок умер во младенчестве. Возможно, её мать, умершая через несколько лет от удачного суицида, уже тогда видела то, чего никогда не было. Возможно, Ниме это показалось. И возможно, тут, в Салехе, её страхи и детское, искажённое и исковерканное восприятие просто дорисовало события, никогда не происходившие и не имеющие таких печальных тонов.

Но то самое чувство, как в детстве, когда кто-то неразборчиво шепчет ответ на ухо, а преподаватель упрекает за рассеянность и несобранность при этом, вернулось. Только голос стал не просто звучать, он превратился в острую интуицию. Нима знала, где можно отдохнуть. Она знала, куда идти и знала, что из её сознания что-то ускользает. Словно она смотрит на предмет и не видит его. Может ощутить, потрогать, если случайно натолкнётся на него пальцами, но не видит. Как будто ещё секунда, и он проявится, но она всегда касается его раньше, чем это происходит. Всегда торопится, никогда не может дождаться. И сколько бы она не ждала, этого все равно мало. Секунда или годы, не важно. Сначала она может тронуть, а только потом оно проявится. Только Нима уже отвернётся и не увидит этого.

Она сделала на карте несколько отметок. Они должны были означать те места, где стоило в принудительном порядке заставить всех позаботиться о своём теле. Поесть, поспать, если получится, то и справить нужду. Сколько времени займёт обратный путь, никто не знал. Да и сколько весит то, за чем они пришли, тоже. Может, его придётся тащить с перерывами на отдых и ночлег. А может, Салех не даст им возможности этого сделать. Сейчас никто не чувствовал усталости и голода, но если им суждено таскаться с огромными предметами или хрупкими артефактами, то пополнять силы они вынуждены будут принудительно.

Одна из её охранниц подошла и указала рукой в толстой перчатке в сторону, в самый центр развалин большого дома, отвлекая свою подопечную от тяжёлых размышлений. Нима поднялась на ноги и пошла за амазонкой. Та держала в руках короткий меч, осторожно ступая по осколкам битого цветного камня и оплывшим стеклянным частям. Было похоже, будто строение разрушилось от прямого удара в самый центр. Словно сила взрыва разметала по окрестностям большие камни, оплавив стекло и даже часть каменной кладки. Однако соседние дома и строения выглядели не так удручающе. У одного просто провалилась крыша, второе частично обрушилось и было теперь похоже на открытую коробку из трёх стен и частей облицовочного материала.

Амазонка качнула кончиком клинка, указывая в темноту провала впереди. Груды камней тут сложились одна на другую, образуя довольно широкий проход. Потолком служила плоская плита из серо-бурого материала, прикрывшая нагромождения сверху, как крышка.

Нима остановилась перед входом в этот лаз, вопросительно взглянув на спутницу. Та приложила палец к губам, и тогда Нима услышала музыку, лившуюся из темной дыры. Звуки пропадали и снова появлялись, как будто кто-то ходил из стороны в сторону в застенках, таская с собой проигрывающее устройство.

— Где твоя подруга? — одними губами спросила Нима. Амазонка нахмурилась и снова указала в темноту. Нима поняла, что вторая женщина уже ушла проверять это место, но так и не вернулась. Амазонка покрепче перехватила оружие и сделала шаг в проход. Под ногами неожиданно громко захрустели мелкие камни и мусор. Нима вытащила своё оружие. Револьвер с заурядными патронами она оставила в рюкзаке, предпочитая более тяжёлое и неудобное для её руки приспособление. Широкий ствол, ребристая рукоять и пузатый нарост с едва видимыми камерами накопителей по бокам. Нима сдвинула предохранитель большим пальцем и до щелчка потянула на себя. Он смачно щёлкнул, и внутри ствола что-то начало едва уловимо вибрировать. Амазонка уже шагнула дальше, снова подняв вокруг облачко мутной пыли, замершее в воздухе и лениво оседающее вниз. Опять захрустели до зубовного скрежета камешки под подошвой. Нима удивлялась этому, потому как привыкла к почти полной тишине Салеха, но если появились звуки, да ещё и такие громкие…

— Назад! — крикнула она, и её голос с той же ужасающей пронзительностью разнёсся по коридору из наваленных глыб. Впрочем, судя по всему, за пределы обвала он не выскользнул. Никто не поспешил им на помощь, даже тогда, когда в полумраке коридорчика сверкнула сталь клинка амазонки. Звон и скрежет столкнувшихся лезвий, резанув слух, разлились вокруг, проникая под кожу и отдаваясь вибрацией в костях. Амазонка успела ещё несколько раз блокировать удар, а потом выкатилась обратно, сбив Ниму с ног и повалив на землю. На секунду их взгляды встретились, и амазонка открыла рот в ужасе, пытаясь что-то сказать. Нима поняла, что она немая, заметив отсутствующий язык. Значит, говорить может только одна из них.

Раздумывать дальше не получилось. Амазонка перекатилась в сторону, и на том месте, где она только что была, упал, рассыпая сотни искр, светящийся шар. Нима тоже перекатилась, чудом успев перепрыгнуть в последний момент валявшийся у входа камень стены с оплавленными краями. Когда свечение угасло, вокруг разлилась та же музыка, теперь казавшаяся чем-то резким и неприятным. Наёмники неподалёку начали поворачивать головы, но почему-то так медленно, будто увязли во временной петле. Но это не они попали в ловушку, а Нима и её телохранительница. В том месте, куда они шагнули, время текло куда быстрее, и окружающая реальность казалась замедленной. Амазонка уже стояла на ногах, изготовившись к драке. Нима тоже поднялась и навела оружие на тёмный зев провала впереди.

Снова стало тихо и страшно. Дыхание женщины рядом вырывалось с хрипами, будто она пробежала сотню метров в полном боевом костюме. Нима напряжённо держала в руках тяжёлый пистолет, для верности прицела поддерживая правую руку левой у запястья. Позади них все так же медленно, чудовищно медленно вставали со своих мест Рэнфри и Тэн. Снайпер уже даже поднял руку и начал выставлять палец в сторону Нимы, когда из провала впереди выскочило нечто такое, что долго потом преследовало её во снах.

Плывущее по воздуху, состоящее из серых лент с острыми краями и зубцами разных размеров, оно с неимоверной скоростью двигалось сразу во всех направлениях. Нима не могла объяснить этого, не могла даже толком уследить за этим чудовищем, но оно было сразу везде и нигде одновременно. Ленты складывались, распускаясь в стороны. Лезвия горели голубоватым огнём атомарной заточки, угасая одновременно с этим, воздух вокруг загустел, как смола, зацепив кончик лезвия амазонки границей своего поля. Лезвие тут же рассыпалось в труху, ржавой окалиной оседая под ноги полоской из бесполезного мусора.

Выползшее на свет существо на миг развернулось, выбрасывая вокруг себя сотни разномастных лент и лезвий, потом, словно спрут, дёрнуло ими в сторону Нимы и её спутницы. Через половину секунды амазонка пропала. От неё осталось только кровавое пятно на серых камнях развалин и бесполезный амулет, сломанный и искорёженный. Цепочка рассыпалась, спираль распрямилась в две золотые полоски, а прозрачный шарик треснул и потемнел, развалившись мелкими осколками в мусор под ногами.

Страж — а это был именно он — снова распустил вокруг сферу из лезвий и тонких полупрозрачных детекторов, нацеливаясь на Ниму. Лезвия запели, испуская тошнотворную мелодию, и рядом с Нимой ударила искрящаяся вспышка. Время снова замедлилось, Нима почувствовала, как поле подбирается к ней с такой стремительностью, что может не хватить времени даже на один удар сердца.

И вот тогда она нажала на спуск. Широкое дуло выпустило округлую, совершенно несерьёзную по сравнению с размерами зависшего в воздухе стража, пулю, пропавшую где-то среди размытых в движении лезвий и детекторов. Внутри медной оболочки, выстланной метаматериалом, полностью отрезающим содержимое от окружающей реальности, находилось несколько миллиграммов сверхпроводимой плазмы. Эта невероятно дорогая и редкая субстанция, синтезировавшаяся на немногочисленных заводах, и обладавшая среди прочих таким свойством как сверхтекучесть, в мгновения растеклась по всей поверхности стража. Но поддержание эффекта сверхпроводимости в условиях, отличных от космического холода и отсутствия материи, не могло происходить слишком долго, и сверкающая плёнка, расплывающаяся по застывшему скопищу лезвий, детекторов и угловатых металлических выступов, утратила стабильность. Яркость свечения постепенно нарастала, и это свидетельствовало о синтезе многочисленных виртуальных частиц, мгновенно зарождавшихся и гибнувших в недружелюбном обилии вещества и тяготения. Наконец, квантовая нестабильность стала настолько сильна, что существование плазмы стало невозможным в этой реальности, и во вспышке яркого света она испарилась, с хлопком сминая стража внутрь него самого. Все частицы, которые попали под воздействие сверхтекучей плазмы, которая на самом деле имела скорее квантово-неопределённое происхождение, исчезли вместе с ней, породив разноцветные вспышки и высветы, разряды энергии и нереально-синее свечение в эпицентре. Воздух, устремившийся занять место образовавшегося на месте схлопывания материи вакуума, ударил по ушам оглушительной волной, отбросив Ниму назад. Она больно ударилась спиной о куски камней, выронив оружие и задыхаясь от нехватки воздуха. Страж пропал окончательно, не оставив после себя даже пятнышка. Только в воздухе мерцали, исчезая, призрачные полосы и прямые линии, оставленные совсем уж экзотическими частицами, рождёнными этим микроколлапсом.

Ленты времени судорожно дёрнулись, добирая упущенное, и наёмники невероятными рывками, то замедляясь, то ускоряясь, добрались до Нимы.

— Что это за адова херня? — странно высоким голосом спросил Джейми, выпучив глаза и глядя в то место, где пропало чудовище.

— Страж Салеха, — ответила Нима, поднимаясь на ноги. Рядом появилась вторая амазонка. Она, судя по всему, уходила проверить местность совсем в другую сторону. Не туда, куда указала её товарка. Женщина замерла на одном месте, опустившись на колени там, где осталась кровь её подруги. Она запрокинула голову вверх, открыла рот и стояла так, беззвучно выкрикивая проклятия мрачному небу. После этого она поднялась, неловко замела кровавое пятно землёй и камешками, словно кинула горсть земли на крышку гроба усопшей, и с мрачным лицом подошла к Ниме. Какое-то время амазонка смотрела на нанимателя, словно решая, стоит ли сейчас расквасить ей нос или подождать до окончания задания. Решив всё же обождать, она отошла в сторону, желая побыть в одиночестве.

— Какой еще, моп твою ять, страж? — смачно сплюнул Тэн. — Мы видели только цветные облака, летающие в воздухе ножи, части тел и фонтаны пыли.

— Помнишь, как достали из ловушки Джейми? — повернулась к снайперу Нима. — Для этих целей сгодился мой таймер. Плётка с лезвиями, отсекающими лишние линии вероятности. Лишние сущности, так сказать. Физическое воплощение бритвы какого-то там умного человека, решившего не усложнять жизнь их выдумыванием.

— Ну? — холодно произнес подошедший Рэнфри. Взгляд у него был ледяным, на лице даже дёргался мускул, что в Салехе было большой заслугой.

— Стражи целиком состоят из этих лезвий, — уныло произнесла Нима. — Они воплощают этот принцип в его совершенной форме. У меня на таймере всего восемь лезвий, и восемь линий я могу отсечь за один удар. А стражи — квинтэссенция возможных вариантов событий. Ты себе хоть представляешь, сколько можно сделать выборов в параллельных линиях времени, даже если ты вообще ничего не выбираешь в этой?

Рэнфри отошёл на десяток шагов, смачно ругнулся, добавил к своему мнению описание того места, где бы он хотел видеть Ниму и её стражей, и куда бы им всем вставить таймер. Причём, наёмник явно имел в виду тот таймер, который обычно ставил Джейми, а не тот, что болтался на поясе у нанимателя.

Когда объявили привал, Тэн не почувствовал ничего. То есть, вообще никаких шевелений внутри себя — ни радости от того, что можно прекратить куда-то идти, внимательно вглядываться в изгибы улиц и выступы стен зданий, ни предвкушения отдыха, которое возникает после долгого или опасного перехода, ни желания расслабить шнуровку обуви и дать передохнуть уставшим ногам. Рождённый под крылом Империи Великого Дракона, Тэнг Сян Бу, получивший своё имя «Три Шага» в храме Бледного Лучника, как и большая часть его единокровцев, находился в постоянной внутренней борьбе за равновесие. В душе каждого сына Дракона бушевали страсти, бурлили горячие потоки желаний, обжигающих и тягучих, как расплавленная лава вулканов Юга. Это не прекращалось ни на миг, и было правильным. «Без движения нет жизни, без чувств нет движения, без жизни нет кармы, а от кармы не скрыться», как писал древний Учитель Лао Дзынь.

Только вот, что бы там не говорил Дзынь и тысяча поколений мудрых старцев, вечное бурление сильно мешало, в том числе и жить. Каждый южанин с малых лет проходил обучение и подготовку, позволявшие уравновесить бушующую внутри них тысячу демонов страстей, и жить так, как учит Великое Дао. Потому-то белые варвары и считали всех «жёлтых» бесчувственными статуями и ожившими автоматами, которые знают только долг, работу, службу и ритуалы.

Недалёким умом северянам, как бы они не старались, не удавалось понять одного. Все эти кружева словес и навороты смыслов, традиций, обрядов служили только для единственной цели — успокоить внутренних демонов, унять всплески эмоций и перевести их в пусть и избыточные, но действия. Направить на созидание, или хотя бы не на разрушение.

Те, кто превосходил контроль равновесия, и мог управлять своими чувствами так же, как и каждой мышцей тела, становились либо величайшими героями, либо величайшими злодеями. Хотя, если разобраться, то на самом деле разницы между ними не было, а все зависело от того, как потомки воспринимали их деяния.

«Почему меня не радует это проклятое небожителями спокойствие? — Тэн, усевшийся так, чтобы видеть большую часть импровизированного лагеря, покрепче сжал цевье своего оружия. Оно прошло две войны до того, как он стал наёмником, и кучу заварушек после. — Я стремился к нему всю свою жизнь. Ел, ходил и дышал по освящённым тысячелетиями традициям, но никогда не мог приблизиться к идеалу, воплощением которого были мои отец и братья. И вот сейчас, в этом обиталище демонов, я, наконец, смог ощутить, что же это такое».

Снайпер почувствовал слабую боль в пальцах, и с удивлением понял, что на крепком дереве, отполированном годами использования, остались вмятины. Расслабив мышцы, Тэн немного обрадовался. Все-таки, не все чувства поглотила бездна, колыхавшаяся вокруг него и сотоварищей по походу. Гнев, страх и боль пока оставались в его распоряжении. «Пока оставались, — грустно подумал он, поглаживая оружие, пострадавшее от его рук. Вмятины потом нужно было сгладить шлифовкой и полировкой. Или приделать накладку, которая давно просилась на цевье, но не было повода вторгаться в равновесие конструкции винтовки. — Девяносто дьяволов горы Кун Жут, я не испытывал такого стыда и страха уже лет десять. Или пятнадцать?»

Тэн вспомнил про своё изгнание, и покрепче сжал зубы, чтобы не вырвалось ни звука. Он и так слишком много позволял себе в этом странном месте, словно самоконтроль уже исчез и испарился. Как тогда, в усадьбе Тэнгов, когда на семейном совете, где присутствовали четыре поколения живущих и пятьдесят поколений ушедших на пятое Небо представителей семьи Тэнг. Когда вернувшемуся с проигранной Тайным Императором войны против северных варваров стрелку Три Шага сказали: «Ты недостоин быть Тэнгом. Ты утратил лицо. Ты дрогнул и отступил». Его отец, осунувшийся и поседевший за прошедшие годы, лично переломил рисовые стебли над синеватым пламенем родового алтаря, горящего с момента постройки усадьбы. Пламени исполнилось почти половина тысячелетия.

Он хорошо запомнил этот момент. И лица старших братьев, лоснящиеся от достатка и обильной пищи — на их губах играли тщательно скрываемые улыбки, ведь любое наследство делить лучше на пятерых, чем на шестерых. И ненависть, пылавшую во взгляде Деда Тэнгу, патриарха семьи, который глядел, как его недостойный потомок неловкими пальцами сдирает с рукавов повязки с родовыми символами, и бросает грязные тряпки в огонь. И затаённую боль, таящуюся за неподвижной маской лица его родного отца, который всё-таки любил своего младшего сына. Как ни скрывал это неподобающее чувство. Тем паче, что именно Три Шага взял на себя тяжёлое бремя семейного долга перед Императором, согласно которому хотя бы один из сыновей в каждом поколении обязан был отдать свою жизнь службе в армии. Традиции, что поделать.

Впервые Тэн взял в руки оружие в три года. Научился стрелять из лука в пять. В семь метко поражал мишени на стрельбище из мелкокалиберной винтовки. В восемь его отдали в школу при Храме Бледного Лучника, когда семейный учитель фехтования признал, что из стрелка мечника не сделаешь. В двенадцать лет Тэн взял свою первую жизнь, участвуя в усмирении мятежа северных провинций, пока регулярные войска топтались перед разбухшей от весеннего паводка Хуанхэ. Жёлтая река тогда разлилась почти на сотню ли, затопив поля, и принеся на них плодородный ил. Но грядущий урожай не радовал военачальников — отложись северные провинции, и собирать его будет уже некому. Послушников боевых монастырей, учеников храмовых школ, и легковооружённые отряды охранников почтенных Семей тогда наскоро согнали в огромные отряды, и бросили на мятежников.

Тэн почти не помнил этого марша, потрясённый тем, как легко обрывается лента жизни человека, и как далеко разбрызгивается содержимое черепа, когда небольшая пуля входит точно в глаз, разворачиваясь внутри десятком лепестков. Но и это забылось, стёртое напрочь голодом, холодом от постоянно льющих дождей, и грязью разбитых дорог.

Ко Дню Предков, который празднуется на шестнадцатом году жизни любого мальчика в Империи Великого Дракона, Тэн пришёл с несколькими шрамами, браслетом из серебра, на котором было выбито двадцать восемь звёздочек, по одной за каждую взятую им жизнь врага, и осознанием того, что ему, пожалуй, нравится тот жизненный путь, который ему определила карма.

Потом была Война Жёлтых Листьев, когда северян оттеснили почти на берега Пинджанг-Хэ, откуда рукой было подать до Мелкого Моря и торговых путей варваров. Выжив в ковровых бомбардировках и рейдах варварских рейнджеров, высаживавшихся в тылах Армии Дракона со своих бесшумных дирижаблей, и вырезавших за ночь по целому полку огнём многоствольных пулемётов, лазерных винтовок и взрывами вакуумных бомб, снайпер, на руке которого болталось уже три браслета, понял, что его карма, и лично Небожитель Вэнь, который считался её распределителем, немного ошиблись. И он задумался.

Так бы и думал, наверное, если бы не Война Красной Травы, когда драконорожденных загнали обратно в душные тропические джунгли их центральных провинций, а от трёх армий осталось едва пятьдесят тысяч раненых, истощённых и деморализованных солдат. А потом было изгнание, долгие скитания по окрестностям Мелкого Моря, когда Тэну приходилось добывать пропитание охотой и мелкими кражами, а иногда и заказными убийствами, о чем он предпочитал не распространяться. Но в один момент Си Вань-Му, владычица Запада, наконец, повернулась к нему не божественной, но неотвратимой задницей, а сияющим небесной белизной лицом, и Тэн столкнулся с наёмниками Рэнфри. Первое знакомство было несколько смазано тем, что охотника наняли местные жители трёх деревень, чтобы он пристрелил заносчивого чужака, прибывшего с солдатами для раскопок в заброшенном урочище. Дескать, от того, что богатый горожанин там копошится, у местных скотина дохнет, и девки портятся. Скотина действительно умирала, но Тэн, понимавший, что животных нужно кормить получше и не доить так часто, промолчал. Ему были нужны деньги, чтобы отправиться дальше на север. Слишком уж часто в небольшом городишке, куда стрелок наведывался за боеприпасами, стали мелькать лица его соотечественников. Тайный Император мог и простить сбежавшего за пределы страны подданного, но вот семья Тэнг, обесчещенная тем, что её недостойный сын отказался совершать ритуальное самоубийство, плюнув в семейный алтарный огонь, и оскорбив действием патриарха семейства, могла и должна была найти и покарать отступника.

В итоге он тогда взял патроны, бережно хранимые в подсумке со времён войны, с теми самыми лепестковыми пулями, снарядил свою верную винтовку, проверил прицел, и отправился к руинам. Где его, прямо на снайперской позиции, и взяли.

Это он понял позже, когда очнулся в лагере археологов, которых охраняли северяне-наёмники. Главный из них, разбитной малый с располагающим к себе лицом, обнаруживший снайперскую лёжку во время обхода периметра лагеря, произвёл на Тэна неизгладимое впечатление. Почему-то этот человек вызывал стойкое желание подчиняться. Может, из-за его располагающей улыбки, или из-за уверенности в себе. А, возможно, потому что его люди выглядели довольными и спокойными хищниками, а не задёрганными и загнанными жертвами.

«В любом случае, это было… и хорошо, что было, — Тэн отвлёкся от своих воспоминаний, и снова оглядел окрестности. Мысли — мыслями, а долг платежом красен. Или как там северяне говорят. — Я пообещал командиру свою верность, и он принял меня в семью. Я удивлялся, откуда он так хорошо знает наши обычаи, пока Рэн сам не рассказал о том, что почти пять лет провёл в северных провинциях, как солдат, но тем не менее. Даже пантеон Небожителей выучил. Только вот с этими амулетами он прогадал. Или это был не командир? Да, скорее всего, не он. Не верю, что он мог бы так глупо поступить. Эх, выжить бы…»

«Мясо» копошилось в своих баулах, деля добычу. Командир уткнулся в отнятый у них чуть ранее потёртый журнал, и, судя по движению губ на загорелом лице, матерился, читая текст. Или размышляя над содержимым записей. Джейми просто сидел, откинувшись назад, и смотрел невидящими глазами в то, что заменяло здесь небо. Палач правил свой нож на небольшом оселке, поглядывая по сторонам, незаметно, конечно. Но от драконорожденного, воспитанного в строгом соблюдении внешней беспристрастности, все эти попытки варваров скрыть какие-либо эмоции были как открытая книга. Сиг… А вот аристократичный гадёныш, которого снайпер очень не любил, хотя врагом и не считал, выглядел отвратительно. Тэн испытал некоторое удовлетворение от того, что на покрасневшем лице Сига с опухшими глазами было написано страдание. И не устыдился этого, потому что знал о пристрастии «северного северянина» к разнообразным средствам, за которые в Империи Дракона подвергали многоступенчатой казни, причём как продавца, так и покупателя. Или покупателей. И это было правильно.

То, что с людьми творила даже относительно безобидная «пыль» спустя пять-семь лет постоянного приёма, лучше было не видеть. Это постоянное выражение алчного поиска, когда человек все время роется в карманах, проверяя, не потерял ли пакетик со следующей дозой, или безучастно лежит, дожидаясь момента, когда можно будет снова занюхать своей мечты. Это трясущиеся руки, слезящиеся глаза, недержание мочи, непрекращающееся несварение желудка — и полное отсутствие разума. То есть, сознание присутствует, но достучаться до него невозможно, в голове у «пыльного» только мысли о наркотике и способах его добычи. Или самые простые желания, когда алчность отступает.

«Мерзко и неподобающе». Тэн прикинул, что и как, и понял, что аристократ уже перевалил за тот момент, когда ещё можно было относительно безболезненно отказаться от своей привычки. Теперь, если он выживет, ему либо предстоят несколько лет достаточно неприятного лечения, либо медленное падение на дно жизни. Или, что более вероятно, быстрая гибель в подворотне от ножа, дубинки или кастета. Снайпер подумал, что пулю на этого мудака он лично бы пожалел.

Нима, поднявшийся и направившийся вслед за одной из своих неразговорчивых охранниц, показался Тэну заслуживавшим внимания. Если уж их наниматель решил куда-то отлучиться, разумно было бы проследить, зачем он это делает. Даже если дело касалось естественных отправлений. Никогда не знаешь, чем может закончиться в этом страшном месте даже простой поход в кустики.

Потому снайпер оказался едва ли не единственным из всей команды, который сумел разглядеть в случившемся хаосе и вспышках хоть что-то. Когда охранница взорвалась, расплескавшись по окрестностям мелкими кусочками, стрелок понял, что дело плохо, но не успел даже поднять руку, привлекая внимание остальных, как все кончилось. Но стрелок ещё какое-то время, секунду или две, видел словно выжженную на внутренней стороне век картину, состоящую из вспышек и темноты. Она вырисовывала из тонкого сплетения ниточек света Нима, стреляющего из своего странного пистолета в нечто совершенно непонятное, но вызывающее дикое, на грани инстинкта, отвращение.

Когда они добежали, рванув каждый со своего места, до нанимателя, тот выглядел не очень хорошо. По выступившему на лбу поту и лёгкой дрожи рук было понятно — что бы там не случилось, это далось Ниму очень тяжело. Почти смертельно тяжело.

А объяснение по поводу природы этого сраного стража создало гораздо больше вопросов, чем ответов. По крайней мере, у самого стрелка. Судя по задумчивому взгляду командира, словно целившегося в Нима из револьвера, Рэнфри тоже сопоставил сказанное с тем, что было известно ему, и остался недоволен получившимся итогом. В следствии чего, ругань от него лилась потоком.

С прошлой стоянки ушли, не задерживаясь. Никому не хотелось лишний раз оставаться рядом с местом, откуда выползла неизвестная и никому, кроме Нимы, не видимая херня. Она, как могла, объяснила, что случилось, но это вызвало ещё больше вопросов, чем дало ответов. Командир наёмников уже откровенно буравил её взглядом, пытаясь разгадать выражение лица под платком. Рано или поздно кому-то из них захочется стянуть с нее черную маску. Всем хочется, и каждый раз они пытаются. Ничего страшного в этом нет, но светить таким уродством лишний раз не захочет никто. Тем более, Нима. Ей было настолько унизительно вообще знать о наличии клейма на лице, что показывать его всем подряд она уж точно не испытывала никакого желания.

Но желание заглянуть в тёмную подозрительную нору у человека в крови. И его не остановят ни предупреждения, ни агрессия, ни протесты. Ещё одна капля, чаша терпения переполнится, и кто-то обязательно попытается врезать Ниме по лицу, а заодно и сорвать мозолившую взгляд чёрную тряпку.

Пока что все молча двигались дальше, уделив некоторое время для справления нужды и поедания рационов в том месте, что указала Нима. Сиг отошёл за обвалившиеся стены одного из домов, и всем были слышны звуки неукротимой рвоты оттуда в течение пары минут. Северянин вернулся бледным, измученным и с лихорадочным блеском в глазах. Он обнимал своё оружие, до белизны пальцев прижимая его к груди, и что-то шептал ему на незнакомом языке. Интеллектуальная штуковина не работала в привычном хозяину режиме, но Нима подозревала, что она прекрасно будет действовать, переключи её Сиг на обычную стрельбу. Отдыхать никому не хотелось. Хоть организм почистили, и то ладно. Двинулись дальше, совершенно не понимая, сколько времени уже идут по проклятому городищу и который теперь час. Серое небо над головами не менялось, вокруг не становилось темнее или светлее, звезды и солнце отсутствовали, ветра не было, а тишина давила на плечи с такой силой, что выжимала все соки.

Широкая дорога начала сужаться, изгибаясь спиралью, подводя группу оставшихся в живых все ближе к центру. Нанятые Рэнфри боевики кое-как перебрасывались вялыми репликами, и только их басовитое гудение позади хоть немного разбавляло монотонность похода. За очередным плавным изгибом они увидели прекрасно сохранившееся здание. Отлитое, если можно так сказать, из белого камня и подсвеченное изнутри, оно ничуть не пострадало от времени и непогоды. Оставаясь все таким же чистым и белоснежным, строение было обращено на улицу роскошным фасадом. Высокие витые колонны поддерживали трёхскатную крышу над огромным крыльцом с исполинскими ступенями. Вырезанные на колоннах фигуры женщин и цветов выпирали из витых опор разными прелестями, призывно подманивая себя потрогать. Пустые белые глаза фигур смотрели сквозь путников, и тонкие пальцы на изящных руках, стыдливо прикрывающие грудь и живот, казались тёплыми на ощупь.

— Обалденно… — выдал Джейми, как истинный ценитель подобных заведений.

— Думаешь, Салеху нужен был такого размера бордель? — спросил Рэнфри, тоже останавливаясь и рассматривая здание. Его взгляд был скептическим и не выразительным, а вот Стукач пялился во все глаза, едва ли не роняя слюну.

— Это здание суда, — сказала Нима глухо, подойдя поближе. Она тоже рассматривала широкие белые ступени и темноту в зеве открытых дверей. Сами створки были плотно распахнуты до упора, но на вид ничуть не одряхлели. Серебряная оковка толстых деревянных панелей до сих пор блестела, словно не было всех этих сотен лет, погрузивших Салех в пустоту.

— А если мы… — Джейми вопросительно взглянул на Ниму. Та равнодушно пожала плечами.

— Тебе амулет тут не потребуется, — сказала она уверенно, сама до конца не понимая, почему знает это наверняка. — Сходи потрогай девушек хотя бы из камня. Только не потеряйся снова, — сказала она. Рэнфри нахмурился. Видимо, его задело, что один из его людей спрашивает разрешения не у командира, а у какого-то чужого человека. Но что поделать, если Нима знала о Салехе больше остальных.

— Не верится просто, что это здание суда, — вставил своё мнение Тукк. Он забросил на плечи свой пехотный карабин, вещи Сигизмунда и, поправив оба ножа на поясе, первым шагнул к ступеням впереди. Джейми побрёл за ним, чуть отставая и пуская друга вперёд, проверять ловушки. Нима тихо хмыкнула, но решила тоже пройтись.

Их шаги отдавались в широком пустом проходе едва слышным эхом. Все вокруг выглядело так, будто никаких квантовых искажений тут отродясь не было. Просто покинутое здание. Возможно, все его сотрудники вышли на обед или у них сегодня случился выходной. Впрочем, они могли находиться наверху и заниматься своими прямыми обязанностями. Под сапогами не хрустели камешки и мелкий сор, всюду царила невообразимая тишина, что только укрепляло уверенность в том, что тут кто-то есть. Не могло же за сотни лет сюда не прилететь ни пылинки!

Пыль действительно нашлась. По обеим сторонам дорожки, протоптанной кем-то в прошлом. Никто, казалось, не обратил на это внимания, и Нима шагнула вбок, пока Тукк и Джейми с опаской заглядывали в темноту открытых дверей, стараясь там что-то рассмотреть. Высокие узкие створки недвижно хранили покой широкого холла за ними. Нима прошлась рядом с тем местом, где только что проходили её спутники.

— Что-то интересное? — тихо спросил Рэнфри, испугав Ниму тем, что подкрался со спины.

— Ничего странного не замечаешь? — указала она пальцем вниз. Наёмник какое-то время рассматривал белый пол, на котором не так хорошо были видны следы, сделал пару шагов и сказал:

— Кроме того, что в пыли не остаются наши следы?

Теперь удивилась Нима. Она думала, что Рэнфри обратит внимание на те места, где пыль почти отсутствовала, но он заметил другое. И это ещё сильнее настораживало.

— Здесь кто-то проходил до нас, — пояснила Нима. Наёмник пожал плечами.

— Неудивительно. Их лагерь мы уже встречали. Думаю, встретим ещё парочку таких же братских могил в Салехе, если поищем. Но это не отвечает на вопрос, почему мы следов не оставляем. А те, другие, приходившие до нас, оставляли, если тропинку расчистили.

— Потому что мы ходим не здесь, — сказала Нима, ткнув пальцем себя в грудь. Рэнфри понял, что она говорит про амулеты.

— Мы ходим не здесь. А где? — зачем-то спросил он. Нима пожала плечами.

— Не знаю. Но если бы мы находились в реальном времени постоянно, то не смогли бы квантоваться в другие линии течений, где могли пройти барьер или выскользнуть из временных ловушек.

— А эти, — он ткнул в чистое место под ногами, — значит, без амулетов были? И как тогда они сюда попали?

Нима не успела ответить, перед ними застыл Джейми с искажённым от ужаса лицом. Он тыкал пальцем куда-то в темноту, пытаясь выдавить хоть слово, но получалась одна несуразица.

— Там! Командир, там… это! Там!

Рэнфри достал пистолеты и быстро пошёл к проёму дверей, где его ждал на пороге странно задумчивый Тукк.

— Что? — спросил Рэнфри, как-то разом утратив простецкое выражение лица. Палач посторонился, впуская в темноту скудный свет серого неба и шагнувшего следом командира.

Внутри оказалось не так уж и темно. Когда глаза немного привыкли к полумраку, наёмник остановился, и за его плечом возникла Нима. Она тоже подошла посмотреть, что обнаружил Джейми. Скоро и остальные собрались, не решаясь переступить порог и начав тихо переговариваться за спиной.

Большой зал с богатым убранством казался унылым из-за отсутствия солнечного света, должного литься сквозь узкие стрельчатые окна. Сейчас проёмы были частично заслонены разной мебелью, шкафами и креслами с высокими спинками, поставленными друг на друга. Кое-где эти баррикады оказались задрапированными толстыми шторами и накидками на мебель, растянутыми, как перегородки чуть дальше. В середине, прямо на полу из голубого мрамора, в котором до сих пор угадывались золотистые вкрапления частиц, отличавших этот материал от остальных, был разбит самый настоящий лагерь. Две палатки, вокруг лежат вещи, рюкзаки стоят в беспорядке, кое-где валяются обрывки бумаг, клочками выстилающие пол повсюду. Среди всего этого видны поблёскивающие тёмные пятна крови, разбросаны гильзы и в паре мест даже имеются остатки сажи. Видимо, некто, напавший на стоянку, разворошил костерок, зачем-то собранный в этом месте. Присмотревшись, Нима поняла, что костёр жгли позже. В нем пытались сжечь те самые листы бумаги, исчерченные мелким почерком. То, что не успело сгореть, было безжалостно разорвано и разбросано вокруг.

Но наибольшей странностью оказались тела. В отличие от предыдущих, они не находились во временных коконах, мумифицировавшись от постоянной сухой и прохладной температуры вокруг. Полуистлевшие обрывки одежды и обуви до сих пор обтягивали хрупкие жёлтые кости. В телах можно было различить места, куда угодили пули. Стреляли профессионалы, все выстрелы ложились очень кучно. Грудь у одного из особенно широкоплечих людей была буквально истыкана следами выстрелов, раздробивших кости и разорвавших одежду в клочья. Никакого оружия рядом с телами не обнаружилось.

— Еще один лагерь? — глухо спросила Нима. Рэнфри медленно, будто через силу, покачал головой. Он вытянул вперёд руку и указал стволом на ближайшее тело. Оно как раз лежало лицом вниз и было совершенно лишено одежды. Даже белья не осталось. Но что-то все же привлекло внимание наёмника, если он указал именно на эту мумию. Говард подошёл, осторожно перевернул скелет и присел рядом, не зная, что и сказать. На шее мумии, едва держась на последних нитках, болтался обрывок черного шёлкового платка. Рэнфри посмотрел на Ниму. Та выглядела так, словно до сих пор вообще не сталкивалась со смертью. Даже в условиях Салеха её лицо стало таким белым, что чернота маски казалась отпечатком тьмы. Первозданной и перворождённой, какую никто и никогда не видел в этом мире.

— Это… — хрипло выдавила она, и голос пропал окончательно. Ниме пришлось откашляться, но Рэнфри продолжил за неё, не собираясь щадить чувства нанимателя.

— Это наш лагерь. И вот это, — он ткнул оружием в скелет, — ваш… — он замешкался, не зная, стоит ли произносить то, что хотел.

— Это мой труп, — прошептала Нима, привалившись плечом к косяку рядом. Ей было дурно, её вдруг начало мутить и выворачивать, а в голове странно шумело, будто после хорошей пьянки накануне.

— Четыре тела, — посчитал Рэнфри, быстро обыскав лагерь. — Остальных нет.

— Но почему? Почему мы тут? Почему не ушли? — забормотал Джейми. На его глазах появились слезы, которые Стукач старался утирать рукавом. Он хлюпал носом и старался не смотреть на свою могилу без необходимости.

— Мне больше интересно, где остальные.

В этот момент Тукк повернулся, осматриваясь. Палача, без сомнений, сильно проняло зрелище собственного изуродованного тела, которое безошибочно можно было узнать среди остальных по комплекции и частично сохранившимся на коже татуировкам, но полного шока он не испытал. Профессия обязывала оставаться стойким даже в такие моменты.

— Где Сиг? — спросил он. Остальные начали озираться по сторонам, бросив разглядывать мертвецов. Рэнфри и Нима выскочили из здания одновременно, разбежавшись в стороны. Последняя выжившая амазонка, все это время старательно охраняющая вход в это место, указала рукой в сторону, откуда они пришли.

— Ах ты, черт тебя дери, мелкий ублюдок! — выразил общую мысль Тэн. За последние пару часов он сильно изменился, выражая свои эмоции к случаю и без надобности. Перебросив свою снайперку через плечо, он готов был уже рвануть за северянином, когда его остановил Тукк.

— Я сам, — сказал он, и побежал прочь.

— Чего встали? Рассредоточиться, в говно не наступать, следовать к барьеру! — отдал приказ Рэнфри. Остальные рысцой ринулись догонять пропавшего Сигизмунда.

— Если он уйдёт, мы тут застрянем! — крикнула Нима наёмникам. Остальные уже и сами поняли, что именно заставило их, неизвестно как оказавшихся у своих же могил, остаться здесь. Сигизмунд решил, что с него хватит, и удрал вместе со всеми амулетами.

Глава 6

Ему давно уже было худо. Это началось почти сразу, как они подошли к барьеру, но тогда он списывал своё состояние на излишние нервы. Да и его любимая винтовка подвела его не единожды. Сигизмунд был крайне напуган этим. Привыкший полагаться на данные экрана высокоинтеллектуального оружия, он почти забыл, что такое делать работу самому. Винтовка определит расстояние, найдёт цель и предложит наиболее эффективное решение. Она сама выберет нужный угол стрельбы, позицию, определит рельеф местности, замерит скорость ветра. С поправками на падение пули. Или рассеивание лазерного луча. Или заряженных частиц. Сиг не сильно интересовался, чем там палит его красавица. Сначала помнил и знал, конечно. А вот в последние месяцы почти забыл. Не до того было. Этот грёбаный Рэнфри не давал нормальной работы, приходилось перебиваться какими-то унизительными малооплачиваемыми контрактами. А зовущая и манящая Пыль требовала денег, внимания и бережного отношения.

Он любил её, она отвечала взаимностью. И, как любая аристократка, требовала тратить на неё всё, что тряслось и звякало в карманах.

И когда придурочный шут в чёрной маске начал палить из своего оружия, Сиг задумал побег. А уж когда все его спутники, словно бараны, побежали смотреть на мёртвый лагерь, северянин не выдержал. Не выдержал того, что увидел. Особенно поразившись пробившемуся в этих обстоятельствах холодному расчёту. Будто подсказал кто: бери и беги. Северянин уже пытался унять трясучку и жгучие боли в теле дозой наркотика, запрятанного в хитром потайном кармане штанов, но желанного эффекта не получил. Его только вырвало на краткой стоянке, вот и все.

Его тела в мёртвом лагере, вроде бы, не было, и это натолкнуло на мысль о побеге.

Он не думал о товарищах, не думал ни о чём, кроме себя и жажды немедленно, прямо сейчас, любой ценой вдохнуть то, что унесёт прочь тревоги и страхи.

Эти вечные мысли, кровавые сны, в которых его преследовала молодая мёртвая девушка, укоризненно смотрящая на Сига последним уцелевшим глазом. Второго, как и половины лица, не было. Сигизмунд не помнил, что сотворил с ней тогда, будучи ещё дома и прожигая жизнь в радостях и развлечениях. Однако, внешность видения постоянно менялась, и теперь определить правду стало проблемой.

Не спросишь же у Рэнфри, что он ему наплёл при найме в команду! Но что-то явно было. И Сиг имел к этому непосредственное отношение. И его история, грязная, кровавая, извращённая и приведшая к гибели младшей дочери партнёра отца по торговле топливом, не сулила молодому аристократу счастливого будущего. От казни его, пожалуй, могли бы избавить деньги родителей, но спокойно жить и ходить по улицам города ему бы уже не позволили. Две старшие сестры погибшей девушки служили в корпусе военных при выработках на окраинах, и Сигизмунд разозлил их не на шутку. Ладно бы ещё эта малолетка просто умерла. Так нет. её нашли голой, со следами насилия, пыток и все это было в весьма извращённой форме.

Сигизмунд не помнил ни минуты из этого, и потому в конце концов убедил себя, будто ничего он не делал, а историю придумали его конкуренты и завистники, чтобы лишить власти в будущем и пошатнуть авторитет родителей в настоящем. Сути дела это особенно не меняло, и Сигу пришлось бежать.

И вот теперь он снова был в бегах. Улица ложилась под ноги удивительно ровно и без напастей, изгибаясь и поворачиваясь, и Сигизмунд уже узнавал те места, через которые они проходили совсем рядом с барьером. Наконец, камни мостовой сложились в условно ровную линию, должную упереться в невидимую преграду. Сигизмунд едва не влетел в него, не останавливаясь, но чиркнувшая у самого уха пуля заставила его круто забрать в сторону, поскользнуться и покатиться прочь.

Он забился между больших камней, слушая своё прерывистое дыхание, осторожно пытаясь отдышаться, когда совсем рядом, прямо в ухо ему шепнули:

— Давай, я их отвлеку, а ты убежишь?

Сигизмунд чуть не подпрыгнул от неожиданности, уставившись на сидящую рядом с ним девушку. Она была совсем такая же, как во сне. Голая, перемазанная кровью, с половиной лица. Но в этот раз она задорно улыбалась уцелевшей частью губ и игриво поглядывала целым глазом на северянина.

— А-а-а-а! — заорал он так, что посыпалась пыль с его одежды. Он попытался выскочить из укрытия, но тут же натолкнулся на огромное чудовище, скользкое и мертвенно-бледное, сплошь покрытое язвами и струпьями, в котором с трудом можно было узнать самого Сигизмунда.

— Послушай её, она дело говорит, — посоветовало видение двойника Сигизмунда, — она отвлечёт, мы сбежим, и снова будем принимать нашу радость!

— Господи, помилуй… — широко распахнув от страха глаза, прошептал Сигизмунд, неуклюже пятясь назад.

— Господь тебя не услышит, сын мой, — тут же заговорил третий призрак. Это оказался сухопарый старичок в выцветшей рясе проповедника, с которым юный аристократ не сошёлся во мнении о грехах и их наличии у него самого. Старого болтуна придушили в подворотне через пару дней после того, как Сиг пожаловался своим друзьям в одном из местных баров, что святоша окончательно его достал. И если он не прекратит свои увещевания, отец точно лишит его наследства. Сейчас призрак так и ходил с обрывком верёвки на тощей шее, с синюшным лицом и выпученными, налитыми кровью глазами.

— Осторожно, тебя могут подстрелить там! — схватила его за руку мёртвая девушка. Сигизмунд с визгом вывернулся из её холодных пальцев и побежал в другую сторону. Завернув за очередное здание, он на всех парах влетел во что-то огромное и жёсткое, вставшее на его пути.

— Совсем спятил? — прогудел Тукк, поднимая брыкающегося аристократа за шиворот и встряхивая его пару раз. Сиг сглотнул, обмяк и ничего не ответил. У него от страха стучали зубы, по лицу катился пот, все вокруг казалось размытым и туманным. Руки тряслись, его бил озноб, а лицо горело огнём, будто облитое кислотой. Тукк подтащил его к себе, заглянул в глаза, но ничего в них не увидел. Узкие, как булавочные головки, зрачки Сигизмунда выдавали его состояние. Северянин смотрел куда-то мимо палача, бормоча что-то о предательстве его винтовки, мертвецах и о том, что надо бежать отсюда, как можно скорее.

— Да уймись ты! Переключи свою игрушку на стрельбу обычными…

Договорить Тукк не успел. Сигизмунд, снова увидев за спиной палача своих демонов, забился в руках Тукка с такой силой, что порвал одну лямку рюкзака. Тукк выпустил свою добычу, когда Сигизмунд сильно ударил его лбом в переносицу. Из носа Дэла потекла кровь, боль затуманила взгляд, и он немного разжал хватку медвежьих объятий. Сигизмунд, воспользовавшись этим, снова рванул прочь, к барьеру, а вслед ему донёсся сдавленный голос палача, пытавшегося вразумить аристократа:

— Куда ты? Твои порошки же у меня!

Сигизмунд не слушал. Он завернул за очередные развалины, рванул на себе одежду, с треском разорвав её почти наполовину, и начал трясущимися пальцами выковыривать из-под подкладки свою заначку. Глупо было думать, что он отдаст палачу все запасы.

Увидев, как на ладони блеснул заветный пакетик, северянин утробно взвыл, сосредоточился и раскрыл его. Он втянул в себя сразу все, что там имелось, даже не позаботившись о дозировках, и не желая их соблюдать. Ему было так плохо, как не случалось, пожалуй, ещё никогда.

Ожидая эффекта, Сиг затрусил к барьеру, на ходу роясь в рваном рюкзаке и пытаясь выудить оттуда хоть одну цепочку с амулетом. Рядом с ухом снова чиркнула пуля. На этот раз она задела его, и по шее потекла струйка крови. Но текла, правда, недолго. В Салехе истечь кровью было почти невозможно. Однако, тёплая и липкая капля все же немного отрезвила Сигизмунда. Он машинально стер её пальцами, которыми тут же схватился за цепочку амулета и сжал её. Липкая кровь вяло поползла вниз, к золотистой спирали с шариком.

— Скотина ты! — навалившись на него почти у самого барьера, прохрипел в ухо Тукк. — Ты же нас всех тут оставишь, на смерть оставишь, гад!

— Отвали! — завизжал Сиг, почему-то не чувствовавший никакого облегчения от принятой дозы наркотика. — Плевал я на вас на всех! Насрать мне на вас! Понял?!

Он ударил палача в разбитый нос ребром ладони, чувствуя, как ломается хрящ. Тукк взвыл, но не отпустил северянина. Сигизмунд извернулся, как склизкая масса между пальцами, и заехал палачу промеж ног коленом. Тукк повалился на землю, прижав руки к паху, а Сигизмунд рванул дальше, выбираясь на открытую дорогу, ведущую к барьеру. Рядом зачиркали пули. Часто и уверенно, и Сиг понимал, что если бы не разбросанные по обочинам кучи мусора и камней, Тэн, наверняка засевший где-то наверху, давно бы уже пристрелил его. Благо, достаточно высоких построек в этой части Салеха не сохранилось.

Барьер блеснул маслянистой плёнкой прямо перед Сигизмундом, и тот добавил резервных сил на последний рывок.

Но тут рука палача схватила Сигизмунда за волосы и рванула обратно. Тукк перехватил добычу и набросил на шею аристократа удавку. Если бы наркотик подействовал, то Сиг сейчас легко бы отбился от захвата. Он знал, помнил когда-то, множество приёмов рукопашной драки, которые преподавались ему дома. Аристократ должен уметь постоять за себя и свою честь, как-никак.

Но наркотики в этом проклятом месте не действовали. Эффекта не наступало, а отчаяние и маячившие где-то на периферии зрения призраки прошлого не уходили. Сигизмунд терял силы и переставал контролировать своё тело. И в этот момент Тукк резко качнулся вперёд, вдавливая Сигизмунда в барьер рюкзаком и спиной. От неожиданности северянин оттолкнул палача обратно. И тот, крутанувшись на месте, упал лицом вниз, неловко оседая на землю. На одежде Тукка появилось кровавое пятно, немного ниже левой лопатки, куда угодила пуля снайпера. Северянин успел только удивиться, что Тэн, при его-то мастерстве, попал в друга, но в этот момент он полностью провалился сквозь барьер, и вокруг него расплылось тысячекратно усиленное белое свечение. Пальцы, так и сжимавшие окровавленный амулет, разжались, но это не помогло.

Тукк остался лежать перед самым барьером, к нему уже спешил Тэн, желавший сказать, что с того места, где он сидел, он никогда бы не попал в палача. Да и не стал бы пытаться, увидев, что они схватились с Сигизмундом. Тэн покинул свою позицию на возвышении развалин сразу же, как только понял, что Тукку потребуется его помощь здесь. И стрелял в него вовсе не он.

Подбежав к раненому, Тэн быстро убедился в том, что пуля застряла в лопаточной кости, но палач жив. Салех не отпускал тех, кто в него попадал, просто так. Тогда снайпер посмотрел туда, где должен был стоять или лежать Сигизмунд, изо всех сил желая пристрелить его тут же.

Однако, там никого не оказалось. И барьер не осветился кровавой пеленой, как было тогда с Третьим. Северянин просто пропал, зато за призрачной плёнкой валялся у самой границы перехода рюкзак с амулетами.

— Кто, черт его дери, стрелял? — Рэнфри, помогая тащить тяжеленное тело Тукка на носилках, собранных из ремней и двух винтовок, неловко обернулся на ходу к Тэну. — Тэн, ни за что не поверю, что ты мог так смазать.

Пыхтящий под грузом, но не отпускающий ствол своей верной винтовки снайпер с трудом выдавил:

— Клянусь подолом Си Ван-Му, и книгами Лао Дзыня, командир. Выстрел был сделан слева и намного дальше от моей позиции. Я уже спускался к ним, чтобы помочь господину Тукку скрутить этого высокомерного фэньчана.

Рэнфри, взмахнув рукой сидевшему на ступеньках здания суда бойцу, направившего в их сторону ствол своего оружия, заскрежетал подошвами по камню ступеней, затаскивая вместе с Джейми, Тэном и вторым безымянным братом раненого Тукка в пролёт дверей.

«Хорошо, что он без сознания, — подумал Говард, осторожно приподнимая Дэла и укладывая на подстеленную ткань. Рана на спине выглядела безобидно — кровь уже запеклась вокруг обгоревшего отверстия, покрыв маскировочную рубашку палача блестящим черно-багровым лаком, и её было немного. — Еще болевого шока мне тут не хватало».

Ситуация осложнялась тем, что единственным более-менее глубоко разбирающимся в медицине был именно Тукк, в силу своей профессии знакомый с анатомией и травмами разной степени тяжести, а также способами их исцеления. Палачи в Аркании занимали промежуточное место между цирюльниками, фельдшерами и зубодралами, единственное, что было запрещено им законами — это принятие родов, но, кажется, Дэл рассказывал, что в этом случае он называл роженицу мужским именем, и претензий со стороны инквизиции не было.

Каждый наёмник из команды мог промыть и зашить рану от ножа, пули или зубов хищников. Иногда даже на себе, вместо анестезии используя крепкое спиртное, а специальные нитки заменяя сапожной дратвой. Но в этом случае брать на себя ответственность за извлечение пули из лопаточной кости палача никто не осмелился.

Говард выдохнул, и вспорол ножом заскорузлую рубашку. На татуированной и испещрённой старыми шрамами спине Дэла он разглядел небольшую дырочку, в которой среди сгустков крови поблёскивал металл.

— Набор инструментов! — сказал он трясущемуся, словно в лихорадке, Джейми, перепуганному и слегка пристукивавшему зубами. — И бренди. Я знаю, у кого-нибудь найдётся во фляжке.

Стукач обыскал вещи палача и выудил оттуда набор завёрнутых в тряпицу инструментов, убранных в запаянный стерильный пакет. Стандартный одноразовый набор, правда, предназначался для зубодёра, но выбирать не приходилось. Рэнфри позвал Ниму, попросив её оказать посильную помощь в предстоящем деле. Предложение было высказано таким тоном, что отказался бы от него только самый глупый и не ценящий свой зад человек. Нима покорно плюхнула у ног наёмника свой рюкзак, совершенно не беспокоясь о наличии в нем чего-то запрещённого. Амулеты уже выловили, а иные приспособления отыскать в вещах было невозможно. Рэнфри запустил в рюкзак одну руку, не глядя на то, что там находилось, выудил одноразовый пакет с перевязочным материалом, больше походивший на набор разноцветных пластырей, и удручённо положил его обратно. Во второй раз пальцы сомкнулись на склянке с пилюлями в желатиновой оболочке, и наниматель раздражённо вырвал у наёмника из рук своё добро. На третий раз улов был богаче. Удалось отыскать склянку со стерилизатором. Дешёвое бренди Говард оставил для себя, уберегая тем самым Тукка от маринования в вонючей жидкости.

Хвостовик расплющившейся о кость пули ему удалось нащупать только с третьего захода. Не предназначенные для этого щипцы зубного техника соскальзывали с металла. Рэнфри казалось, что Тукк, которому на всякий случай вставили в рот обмотанный ветошью кусок дерева, вздрагивает, едва инструмент касается кости. Может быть, так оно и было, но сейчас весь мир сузился до расширенной двумя короткими разрезами раны, и засевшего в лопатке небольшого кусочка металла. Свинец внешней оболочки пули расплющился о кость, а твёрдый сердечник вошёл в неё, пробив почти насквозь. Кровь лениво, словно нехотя, очень медленными тягучими толчками вытекала из раны. Говард ещё раз напрягся, закусив губу, и осторожно потянул чёртовыми щипцами за хвостовик пули, шипя едва разборчивые ругательства на всех знакомых ему языках. Тукк мелко вздрогнул, замычав, когда кусок искорёженного металла покинул рану и брякнулся на камень пола, расплескав вокруг себя капельки чёрной крови.

— Это точно не Тэн, — подобрал пулю ассистировавший командиру Джейми. — У него либо лепестковые, либо с обеднённым ураном в сердечнике. А здесь сердечник стальной, и плохонький. Дешёвка.

Рэнфри утёр выступивший на лбу пот свободной рукой, и отложил изгвазданные щипцы. Узкий и длинный нож, протёртый стерилизатором, ещё раз вошёл в рану, отсекая разлохмаченные края мышц и кожи. Очистив рану, Говард глотнул из фляжки, чтобы унять нервы, и осторожно начал ушивать разрезы, матерясь. Кривая игла так и норовила выскользнуть из пальцев, а узлы на нити были косыми и грубыми. Но Доусон никогда и не планировал карьеру в качестве практикующего хирурга. Все, что командир сделал сейчас, он делал на основе опыта и наблюдений за настоящими врачами, но сказывался недостаток практики.

— К черту, — проворчал Говард, протирая кожу вокруг раны тем же самым стерилизатором, и накладывая тампон на кривые швы. Сейчас нужно было наложить повязку на рану, а потом зафиксировать левую руку так, чтобы не сильно тревожить сломанную кость. — Вот уж не думал, что буду благодарить этот сраный Салех за то, что тут все процессы в организме так замедлены.

— Если он выживет сейчас, то может не пережить выхода из Салеха, — позади раздался голос, который Рэнфри сейчас хотел слышать меньше всего. Нима подошёл поближе, рассматривая результаты работы командира. Не обращая внимания на замаранную кровью ветошь, наниматель взял тонкими, но сильными пальцами пулю и покрутил её, рассматривая.

Нима бросила быстрый подозрительный взгляд на двух безымянных, но у тех торчали за спинами совсем дешёвые ружья, годящиеся, разве что, забить кого-то до смерти, если ими начать колотить по голове врага. Очевидно, что тот, кто ранил палача, старался не выдать себя особенным оружием. Сиг исчез, Тукка подстрелили, и это значило, что, по крайней мере, татуированного наёмника можно исключить из числа потенциальных вредителей. Сигизмунда, пожалуй, тоже, если он не был связан ещё с кем-то из отряда. Или из её людей. Нима посмотрела на амазонку. Та бы вряд ли полезла куда-то, чтобы прибить палача, да и находилась она всегда рядом с Нимой.

Приходилось признать, что они в городе не одиноки. А теперь ещё и амулеты пропали, оставшись за барьером. Ниму прошиб холодный пот, когда она вспомнила свой труп на полу здания суда. Теперь придётся остаться в Салехе и занять положенное место среди коллекции экспонатов мёртвых посетителей.

Рэнфри кивнул Джейми, и приподнял Тукка над носилками, пока Стукач ловкими движениями обматывал бинт из перевязочного комплекта вокруг широкой грудной клетки палача.

— До этого момента нам ещё нужно дотянуть, — выдохнул Рэнфри, осторожно опуская раненого товарища на подстилку, и приматывая его левую руку к торсу так, чтобы зафиксировать её неподвижно, не создавая нагрузки на плечевой пояс и лопатку. — Сдаётся мне, что все это неспроста. В начале я ещё думал о совпадении, случайностях и откровенных пакостях от того же Сига, но теперь уже явно видно: нам кто-то мешает.

Командир наёмников почувствовал, как напрягся их наниматель. К сожалению, вопросов накопилось слишком много, столько, что идти дальше без их разрешения уже не получалось. И ранение палача, рядом с которым требовалось оставить кого-то, пока Тукк не очнётся, казалось самой меньшей из проблем.

— Джейми, закончи перевязку, — приказал Рэнфри взрывнику, вставая с колен и вытирая руки тряпицей. Кровь Дэла, уже свернувшаяся, отслаивалась от внешней стороны ладоней и пальцев неохотно. — Мне нужно немного отдохнуть. Заодно я осмотрю останки. Может, узнаю, что там произошло. Чтобы не попасть туда в будущем.

Рэнфри жирно намекнул, что кто-то, не занятый делами, может ему помочь. Но желающих разглядывать мумифицированные останки, возможно, принадлежавшие им самим, не нашлось. У всех быстро обнаружились срочные и неотложные надобности и занятия. Даже два безымянных наёмника разбрелись по углам, ища потенциальные угрозы и опасности. Рэнфри картинно вздохнул, пробормотал что-то про святую обязанность командиров искать истину, и поискал взглядом Тэна. Снайпер сидел у окна и поглядывал на улицу, где все оставалось таким же неизменным, как и до их прихода. Говард едва заметно улыбнулся. Стрелок, несмотря на все потрясения, уже отвязал от носилок своё оружие и следил за обстановкой, не теряя бдительности. Бледный и нервничающий больше обычного наниматель неохотно сделал шаг к командиру, не желая оставаться в неведении, как командир своего мизерного отряда из одной выжившей амазонки. Охранница тоже двинулась за Нимой, но та жестом приказала ей остаться.

«Тот, кто подстрелил Тукка, сделал это либо из тонкого расчёта, либо случайно, — подумал Рэнфри, вежливо указав Нима на дверной проем, ведущий к лестнице. Туда, где они обнаружили разорённую стоянку и трупы. — Связав наши руки раненым товарищем, которого мы не добьём, и выведя из строя единственного медика в команде. То, что я могу вытащить пулю и заштопать рану — счастливая случайность. Об этой стороне своего опыта я никому не рассказывал, кроме Дэла. И это одновременно сужает и расширяет круг подозреваемых. Если случайно попали, значит, стечение обстоятельств. А вот если намерено вывели из строя, то должны были знать, что Дэл у нас штатный врачеватель. В принципе, информация не секретная, но так быстро подготовиться и уже ждать нас в Салехе… Что же до трупов в той комнате, то есть у меня одна мыслишка…»

— Пойдёмте, — произнес он, чувствуя себя уставшим и немного больным. Давление окружающего застывшего времени достало и его, ощущаясь словно нависший над головой свод из тяжёлого камня.

Нима шла медленно и неохотно, преодолевая желание развернуться и сбежать обратно. Еще раз смотреть на своё обезображенное временем тело она не хотела. Чувство, преследовавшее её всегда, когда её звал на разговор в свой кабинет Дядюшка Гувер, отсутствовало, но Рэнфри был ей неприятен по иным причинам. Она рассматривала его, пока он шёл впереди. Говард был среднего роста, чуть ниже Нимы, седеющим и короткостриженым. Некогда тёмные каштановые волосы теперь припорошила седина, с которой Рэнфри выглядел старше своих лет. Или это его черты лица, наоборот, делали его моложе?

Ничего примечательного в наёмнике не было. Ни породистых тонких черт, ни высокомерно узкого подбородка, ни даже запоминающихся жестов. У Тукка, вот, Нима отметила неестественно синие, темно-синие глаза, казавшиеся печальными и жестокими одновременно. Джейми выглядел, как побитая жизнью рыжая собака, про желтолицего Тэна можно было и не говорить, а отвратительный в своей истеричности Сиг запоминался навсегда с первого взгляда. Рэнфри на их фоне просто должен был потеряться. Плотное телосложение, явно ещё не расползающееся по швам исключительно от активного и опасного образа жизни, быстро превратило бы наёмника в располневшего упитанного бюргера, осядь он где-то на постоянной основе. Широкие плечи, пружинистая походка, вечно скользящий по всем взгляд, не задерживавшийся ни на чем и ни на ком, но безошибочно выцепляющий среди проблем их корень. Неприятный такой взгляд, словно решающий, достоин ты ещё дышать или уже можно в тебя выстрелить. Рэнфри постоянно оценивал. Ситуацию, себя, людей вокруг. И пока эта оценочная масса не набирала свой критический предел, он предпочитал не вмешиваться и ничего не предпринимать.

Сейчас Нима ощущала, что предел массы достигнут. И он ловко вынудил её пойти за ним без охраны, чтобы остаться наедине.

«Будет задавать вопросы или приставит дуло пистолета к виску? — думала она. — Вряд ли предпримет попытку силового воздействия, вокруг люди, и у меня ещё осталась последняя охранница. Наверное, сделал ставку на психологическое давление. Чёртов расчётливый ублюдок! — скривилась Нима. — Это сработало ещё до того, как он начал что-то спрашивать. У меня уже ощущение, что меня заживо хоронят в фамильной усыпальнице».

Рэнфри не просто так вынудил Нима пойти с ним сюда, в казавшуюся мрачным склепом комнату. Потеря или выход из строя троих наёмников и одной амазонки обессилили их группу почти наполовину. Как бы не уверял их многоуважаемый наниматель в том, что достаточно даже одного человека для того, чтобы вынести искомый предмет из места его хранения, сам Говард в это не верил. Даже если их всех взяли сюда только с целью подставить под ловушки и выстлать телами дорогу к центру города, все же оставался момент недосказанности. Амулеты, лежащие снаружи барьера, добавляли ситуации остроты и огонька.

У наёмников возникли вопросы к нанимателю. И вопросы очень серьёзные. Пока Рэнфри удалось, поговорив с каждым из своих бойцов, сгладить желание задать их немедленно, и тем перевести эту обязанность на себя.

Он шагнул в комнату первым, и направился прямо к скелету с чёрной тряпкой на шее. Присев над лежащим костяком на корточки, он осторожно пошевелил их чехлом ножа, рассматривая.

— Потери достигли тех пределов, после которых многие подразделения теряют дух, и выходят из боя, — сказал Рэнфри, вглядываясь в кости. Нима держался в стороне от трупов, словно опасаясь к ним прикасаться. — Мои солдаты могут выдержать и большее, если обретут хоть какую-то уверенность. Пока что мы только теряли — её, людей, инициативу. Есть ли что-то, что может изменить ситуацию, уважаемый наниматель? Вы ведь не в первый раз в Салехе, не так ли?

— Почему вы так решили, уважаемый? — спросила Нима, чтобы потянуть время. она не предполагала, что он решится сразу перейти к делу, не дав ей собраться с мыслями.

«Хороший ход, — признала она уныло, — выбить из равновесия и, пока ракушка уверенности не захлопнулась, вытащить как можно больше нежного мясца из ответов и информации».

Свой вопрос она задала на одном из диалектов города, распространённом среди власть имущих и знатных горожан. Рэнфри это ничуть не смутило. Он пожал плечами, продолжая вглядываться в кости на полу и что-то внимательно высматривать в них.

— Очевидно потому, что у вас слишком много информации о Салехе. В отличие от меня и моих людей. Карты с пометками, приборы для ориентирования в аномальной зоне, амулеты и снаряжение, — он выразительно посмотрел на её таймер, висящий на поясе. Нима инстинктивно положила ладонь в перчатке на рукоять пистолета со сверхтекучей плазмой. Рэнфри оскалился, показывая один клык. Он у него был белее остальных зубов и, кажется, был выполнен из какого-то особого материала. Видимо, для наёмника это что-то значило, если он демонстрировал этот зуб только в исключительно паршивых ситуациях.

— Некоторые вещи были сделаны по записям предыдущих групп, — не стала лгать Нима. — Тот же Ральф, упокой господь его душу, вынес достаточно информации. Не вся она попала к учёным города, часть её и вовсе никто не видел.

— Кроме вас и ваших учёных, я полагаю?

— Да, — снова сказала Нима.

— И это никак не объясняет такую прозорливость в самом Салехе, уважаемый наниматель. Все эти знания о местах стоянок, где можно отлить и отдохнуть. О, простите великодушно! — изобразил он стыдливый вид. — Справить нужду и выспаться, разумеется.

От Рэнфри не ускользнуло пренебрежительное выражение в глазах Нимы, когда она услышала грубые слова. Рэнфри, взявший след, как гончий пёс, отреагировал на изменение настроения Нимы, но пока, видимо, не понял, почему так сделал. Просто почуял перемены и осознал, что на верном пути.

— Амулеты были изготовлены не мной, — честно сказала Нима. Рэнфри кивнул.

— Верю. Но они подозрительно копируют все в этом городе. В Салехе был некий культ поклонения времени? Тут жили учёные? Некие древние, заронившие жизнь в этом мире?

Ниме становилось не по себе, всё сильнее и сильнее. Рэнфри продолжал ковырять её тело, бесцеремонно тыкая ножнами в кости и рассматривая их сочленения сквозь обрывки уцелевшей кожи. Нима не могла отвести взгляда от оскаленного черепа, в пустых глазницах которого зияла темнота. Она пыталась смотреть на Рэнфри, но его лицо сделалось жёстким и неприятным, как в первый день знакомства в прибрежном заведении.

— Тем не менее, амулеты были сделаны по образу и подобию всего того, что дорого жителям Салеха. И это наталкивает на разные мысли.

— Вас интересует технология производства? Я её не знаю, — резко ответила Нима, сложив руки на груди. Рэнфри неожиданно серьёзно кивнул.

— Интересует. Но в большей степени меня интересует, как нам теперь отсюда выбираться? Если у вас нет запасного плана, то нас ждёт печальная доля, — он ткнул ножнами в тазовую кость скелета. — Хотя, лично я склоняюсь к мнению, что это не наши тела.

Рэнфри встал, прошёлся по комнате, посмотрел ещё на пару тел, что-то тоже замерил, прикладывая ножны к костям таза и ног, а затем повернулся к бледной и напряжённой Ниме.

— Это женский скелет, — ткнул он в её труп, — среди нас нет женщин.

Рэнфри выглядел весьма довольным собой. Убедив себя в том, что ковыряется не в останках своих людей, он обрёл уверенность и успокоился. Нима готова была зааплодировать и засмеяться одновременно. Аплодисменты Говард снискал за догадку различить скелеты путём замера тазовых костей и пропорций тела. А вот то, что он счёл Ниму не женщиной, ей стало почему-то очень обидно. Сжав губы под платком, она согласно кивнула. Следом за бурным внутренним весельем пришла обида, а вот за ней уже настоящий жуткий страх. Сам того не ведая, Рэнфри как раз только подтвердил то, чего Нима так боялась. Это было её тело. Голое, возможно, зверски изувеченное перед смертью, брошенное умирать в жутких мучениях, но её. Женщина в их отряде была, но упёртый и ничего не замечающий Рэнфри так не считал.

— Интересное заявление, — растягивая удовольствие от того, что собиралась сообщить, начала Нима, почёсывая щеку через ткань маски. — А как же Двадцатая? Или Сорок Восьмая. Увы, я не знаю, как общаться с немыми, и задать этот щекотливый вопрос моей охраннице не могу.

Рэнфри побледнел так стремительно, что стал похож на восковую куклу. В полумраке его лицо показалось ужасно непривлекательным, даже отталкивающим. Он бросил на Ниму быстрый взгляд, сноровисто обыскал несколько тел, лихорадочно осматриваясь вокруг.

«Значит, тебя все-таки можно пронять! — торжествующе подумала Нима. — Не мне одной теперь думать об этом ужасе. Жить ты хочешь, чёртов изворотливый ублюдок. Жить. Все хотят, и ты хочешь. Вот и испугался, что твоя блестящая догадка не оправдалась».

Нима была почти счастлива, увидев, как с безэмоционального лица наёмника стекает маска самоуверенности и удовлетворения. Только что он держал ситуацию под контролем, задавал вопросы и пытался манипулировать нанимателем, играя на её страхах и давя на психику. И вот он уже растерялся. Пусть на несколько минут, но оказался выбит из колеи уверенности. Нима холодно улыбнулась, глядя прямо в лицо Рэнфри. Ей было по-прежнему неприятно, страшно и отвращение никуда не делось. Но теперь она хотя бы испытывала эти ощущения не одна.

— Это не она, — выдал Рэнфри через некоторое время, снова обретая уверенный вид. — Эта женщина была примерно с меня ростом. Амазонки выше, шире в плечах. Да и деталей одежды вашей охранительницы я нигде не нашёл. Эта несчастная умерла нагишом, и я не могу с уверенностью предположить, кем она была. А часть платка на шее… — он равнодушно пожал плечами, — это мог быть нашейный платок. Его использовали, чтобы придушить или заткнуть рот, пока измывались над ещё живой жертвой. Во всяком случае, это может быть так.

— Но ведь может и не быть, — утвердительно сказала Нима. Она всеми силами пыталась сделать вид, будто спокойно переносит происходящее, и спорит с наёмником исключительно из желания поиграть в протест. Только внутри её буквально выворачивало от омерзения. Какой-то первобытный, иррациональный страх собственной могилы заставлял паниковать и желать только одного: покинуть это страшное место как можно скорее.

Другая её часть от всей души хотела, чтобы Говард сейчас отыскал что-то такое, бесспорно доказавшее его правоту. Всё, что угодно, лишь бы убедить себя, что рядом не её мумия. Наёмник какое-то время пытался распознать остатки краски в коже ширококостного скелета поблизости, чтобы выяснить, принадлежит ли это тело Тукку, но разложение и сморщивание тканей не позволяли распознать рисунки. Можно было бы установить это с достаточной долей уверенности только в одной из лабораторий города, а в таких условиях оставались лишь догадки. Еще два скелета вообще невозможно было идентифицировать. Одежда на них либо истлела, либо была аккуратно снята после смерти. Засохшие бурые следы крови вокруг тел давно превратились в пыль, скрывая картину произошедшего здесь. Ясно было только то, что на этих людей напали. Кого-то, кому повезло больше, убили сразу. Другим, вроде скелета с остатками платка, повезло меньше, и его довольно долго истязали перед смертью.

Вообще, такая деталь, как чёрный платок, казались Ниме чем-то вроде знака. Будто специально оставили его на теле, чтобы передать им привет, запугать и обозначить своё присутствие рядом. Выбить из состояния собранности, ввести в панику тех, у кого мозги ещё не поехали от наркотиков, и кому для испуга требовалось что-то больше, чем ломка или пара выстрелов.

Рэнфри тоже задумчиво смотрел на чёрный обрывок на шее скелета.

— Думаешь, он тут не случайно? — спросила Нима, сама удивившись тому, что решила поделиться своими сомнениями с Говардом. Наёмник хмыкнул, снова присел рядом с телом, ковырнул платок ножнами и что-то пробубнил.

— Я думал, что этим её задушили. Вот и оставили на шее трупа, — произнес он задумчиво, растягивая слова, — но ей сломали шею. Возможно, все-таки, из этого куска ткани сделали кляп, — он нагнулся так низко, что едва не коснулся носом костей, — а это ещё что такое… — напряжённым голосом произнес он. Кончиком ножен Рэнфри чуть повернул оскаленный череп в сторону и всмотрелся в то, что заметил чуть ниже левой скулы.

— Что там? — Нима не могла видеть со своего места то, что обнаружил наёмник, а подходить ближе ей вовсе не хотелось.

— Похоже на какой-то рисунок. Словно на коже этой женщины было нанесено что-то, оставившее отпечаток даже на кости.

Рэнфри находился к ней вполоборота, и не мог видеть, как Нима приложила ладонь к левой щеке, словно её клеймо снова ожило и обожгло лицо. Он ещё раз попробовал рассмотреть кость, меняя угол зрения, но здешнее освещение казалось недостаточным для различения совсем уж мелких деталей, и наёмник пробурчал что-то нелестное, одновременно раскрывая внутренний карман своей куртки, и вытаскивая оттуда какой-то листок, сложенный вчетверо.

Нима насторожилась, опуская руку. Она подумала, что ей сейчас крупно повезло. Говард был слишком увлечён своей находкой, и не заметил её порыва.

Наёмник тем временем развернул листок, блеснувший неожиданной для этого места белизной, и приложил к желтоватой кости черепа.

— Вот что это мне напоминало, — с заметным удовлетворением в голосе произнес он, указывая на вытесненный на мелованной бумаге символ, который Нима безошибочно узнала, едва не зашипев, — Это знак Веллкро. Отчётливо видно основную фигуру, но остальное едва просматривается. Не знал, что банкирский дом клеймит своих работников и посылает их в такие экспедиции.

Рэнфри посмотрел на Нима, продолжая улыбаться.

Она готова была прямо сейчас вбить ему эту улыбку в глотку. Словно кто-то сильный шептал на ухо: «Давай, сделай это, и никто ничего не узнает. Ты же можешь, ты умеешь, просто не помнишь. Научи этот кусок наёмного дерьма уважать нас».

По лбу Нимы скатились капли холодного пота. Впервые за всю жизнь ей снова не показалось, что с ней говорит другой, чужой и чуждый ей голос. Он был похож на её собственный, но чем-то отличался. Так мог бы говорить её брат или она сама, если бы была мужчиной. У Нимы уже был опыт долгого и, если честно, безрезультатного лечения у докторов скорби, когда она в какой-то момент начала ощущать, будто на неё постоянно кто-то смотрит. Находясь за плечом, он сверлил её взглядом, неразборчиво шептал ей на ухо слова, и никогда не позволял себя увидеть.

Ниму пытались лечить — Веллкро не нужны потери, если они так вложились в образование и воспитание своей собственности. В итоге Нима справилась сама. А после того, как обзавелась, с лёгкой руки Гувера, конечно, клеймом, у неё появились более насущные причины для переживаний и скорбных мыслей о себе самой.

И вот голос вернулся, прорвался даже через завесу Салеха. И Рэнфри, сверлящий её совсем другим, незнакомым ей взглядом, казался опасней, чем тысячи стражей города. Этого человека Нима не знала, не видела и не могла понять, почему её первым желанием было взять ноги в руки и рвануть к барьеру. Пока Говард не придумал нечто такое, что после применения барьер покажется лёгкой смертью.

— В редких, индивидуальных случаях Веллкро может пойти на разные способы привлечения внимания, — сдержанно, спрятав все эмоции, ответила она. — Но почему это так удивительно? Тут до нас побывали и другие группы наёмников и учёных. Это не секрет. Возможно, и от Веллкро кто-то был.

Она и сама в это не поверила бы, но попытаться стоило.

Банкирский дом Веллкро, появившийся на финансовой сцене уже очень давно, на протяжении многих десятилетий оставался самым известным, и самым закрытым для чужих глаз. Он обслуживал всех, кто обладал достаточно большим состоянием, но приобрёл славу «банка богатейших» из-за своей маниакальной честности в денежных делах. Проценты начислялись вовремя, переводы не опаздывали, курьерская служба работала, словно отлаженный механизм.

Но мало кто мог сказать, что понимает, как именно работает эта организация. Рэнфри был достаточно далёк от финансов и банков, но даже он знал, как высоко ценится обеспечение сделки со стороны Веллкро. Иногда под рекомендательные письма или закладные этого дома формировались целые армии. И выжившие всегда получали свою долю. И потому несколько дней тому назад наёмник согласился участвовать в этой экспедиции, едва заметив знак Веллкро на бумаге. Знак, который было невозможно подделать, хотя он и был прост на первый взгляд. Посреди круглого оттиска красовалась изящная буква «В», от которой во все стороны отходили мелкие ветвящиеся штришки, сливавшиеся в странноватый, но безошибочно узнаваемый узор. Те, кто пытался изобразить его на фальшивых документах, как говорили, потом заканчивали свои дни в доме умалишённых, а особо упорные умирали за гравировальной доской, крепко сжимая в руках перо или иглу.

Рэнфри, вспомнив это, осторожно сложил лист бумаги и спрятал его. Он увидел достаточно. То, что отразилось в глазах Нима, сказало ему гораздо больше, чем прозвучавшие довольно вымученно слова нанимателя. «А ведь он испугался, — понял наёмник, оставив в покое череп и поднимаясь с колен. — Знака, или трупа, или чёрт знает чего. Я не рассчитывал на такое. Думал, что Нима занервничает, потеряет равновесие. Но он вывалил мне эту лажу, и сейчас походит на загнанного в угол зверя — или бросится бежать, или вцепится в горло».

Говарду не нужно было ни того, ни другого. В конце концов, он хотел бы видеть Нима своим союзником, нежели врагом.

— Я вам верю, — Рэнфри постарался говорить примирительно, чтобы успокоить Нима. — Не знаю, что именно искали тут банкиры, но, кажется, догадываюсь. Боюсь, им это не удалось. Но значит ли это, что не получится и у нас?

Нима даже моргнула от неожиданности. Выражение лица наёмника сменилось так быстро, снова обретая простоватость и армейскую печать идиотизма, что она едва не хихикнула в голос, желая спросить: «Ты сейчас серьёзно или шутишь? Правда поверил в то, что я сказала?»

— Это очень… ценно, — выдавила она в ответ. — Доверие.

Наёмник красноречиво хмыкнул, показывая, что уж кто-кто, а Нима мог бы на эту тему и помолчать.

— У нас должно получиться, — сказала она дальше, — не может не получиться.

В голосе нанимателя было столько тоски и желания успешного завершения миссии, что Рэнфри подавился тем, что готово было сорваться с языка. Он снова резанул её тем самым взглядом, каким одарил в кафе в первые секунды встречи. И это понравилось Ниме ещё меньше.

«Кто ты такой на самом деле, хитрый черт в маске простачка? И уж не Гувер ли перекупил тебя, чтобы ты меня прибил после завершения похода? Или ты работаешь на тех, о ком я не знаю?»

Она могла бы поделиться с наёмником некоторыми секретами удачной и успешной во всех отношениях курьерской системы Веллкро, но это прозвучало бы крайне неубедительно. Не рассказывать же, в самом деле, что банкирский дом может слегка искривлять пространство и время, чтобы его сотрудники вовремя всучили абоненту его бумажку с платежами!

Все это дело спонсировал и организовывал Веллкро. И дядюшка Гувер, для которого банкирский дом, ни слова не говоря, просто выписывал чеки и предоставлял помещения, информацию и людей, был кем-то вроде почётного гостя в этой системе. Веллкро были обязаны Гуверу, и это было видно. Вот только чем? И если у Гувера такая власть и такие должники, почему бы ему самому не взять управление в свои руки?

Нима поняла, что задумалась о том, что её волновать никак не должно. Вертикаль власти банкирских домов и её покровителя — их личное дело. А её дело — выбраться отсюда живой и, весьма желательно, без печати на лице.

— Любой ценой… — прошептала она, не осознавая, что сказала это вслух. Наёмник плавно перетёк из одного положения тела в другое, внешне расслабленный и отрешённый. Он даже смотрел в другую сторону, не на Ниму, что-то напевая себе под нос, словно обдумывал сложившуюся ситуацию. Нима немного расслабилась и отошла от угла, в котором пряталась все то время, пока Рэнфри рассматривал скелеты. Наёмник уже присел поблизости, вороша пальцами обрывки бумаг на полу. Мелкие частицы порванных записей невозможно было сложить в единое полотно, чтобы узнать, что же так настойчиво пытался уничтожить неизвестный враг, но Говарда почему-то эти бумажки сильно заинтересовали. Он даже брови сдвинул, рассматривая один из обрывков и покручивая его между пальцами. Сунув обрывок в карман на груди, он резко выпрямился и шагнул к Ниме. Не ожидавшая такого стремительного движения, она отшатнулась, но зацепилась каблуком сапога за брошенный на полу рюкзак одного из мертвецов. Ткань расползлась по швам, обнажая труху из личных вещей и грязных тряпок.

— Любой ценой, господин наниматель? — приподняв одну бровь, тихо произнес Рэнфри, прохаживаясь рядом. — А если цена слишком велика для меня?

— Разве я мало предлагаю? — добавив голос раздражения, спросила Нима. — Мне казалось, мы договорились об оплате. Деньги вы запросили весьма солидные.

— Обстоятельства изменились, — сухо отозвался наёмник. — Я теряю людей. Да и вы тоже.

— Хотите поднять цену? — с толикой скепсиса в голосе спросила Нима. — Сколько вы хотите теперь?

— Деньги решают не всё, господин наниматель, — покачал головой наёмник, положив ладонь на рукоять одного из своих пистолетов. Нима отметила этот жест и напряглась.

— И чего же вы теперь хотите… наёмник? — последнее слово она почти выплюнула, показав своё отношение к этой профессии и к Рэнфри лично. У Говарда сузились глаза от накатившего раздражения.

— Информацию. Всё, что вы знаете об этом месте. Можете начать с того, откуда вам известно название города.

— Где-то оно встречалось, возможно, в древних картах, — пожала плечами Нима. Рэнфри ей не поверил, и не собирался этого скрывать. Он хмыкнул, продолжая кружить, как акула, рядом с Нимой, настороженно следящей за каждым его движением.

— Допустим. Допустим даже, что дому Веллкро, явно имеющему тут свои интересы, известно больше, чем мне или даже вам. Но кто-то убил всех тех, кто приходил сюда раньше. Причём, именно убил, намеренно застав их в лагере и подчистив все следы, даже записей не осталось, — он красноречиво ткнул пальцем в обрывки на полу, валявшиеся повсюду. — Кого-то достали примитивным копьём, как несчастных за периметром, а вот кому-то достались пули и удары ножа. И, смею заметить, весьма профессиональные.

— Смею заметить, — ехидно ввернула Нима выражение наёмника, — в нас при высадке тоже кто-то стрелял. Почему бы и не один из ваших людей?

— А почему бы тогда не одному из ваших стрелять в моего друга? — вонзился взглядом в нанимателя Рэнфри. Он оказался напротив Нимы так незаметно и быстро, что она даже не успела вздохнуть. — Если это не наши тела, — он коротко мотнул головой в сторону скелетов, — то кто-то позаботился о послании лично для вас, привязав ваш платочек на труп. Это послание для вас, господин наниматель. У вас были бумаги с подписью Веллкро, тут лежит скелет с клеймом этого дома, и на нём ваша вещь. Думаю, пора бы снять маски, — он чуть подался вперёд, и в живот Нимы упёрся один из револьверов. — Прошу вас, не заставляйте меня сдёргивать с вас эту тряпку лично. Даже если я немного промахнусь, из Салеха вам не выйти уже никогда. После пересечения периметра кишки выпадут.

— А от тебя даже нитки не останется, — сказала Нима, и Рэнфри с удивлением увидел, скосив взгляд вниз, что между ног ему упирается ствол необычного оружия нанимателя. — Мне даже целиться особо не надо, только задеть. Сверхтекучесть все решит быстро и без следа.

Они замерли, сверля взглядами друг друга. У Рэнфри были очень тёмные, почти карие глаза необычного болотного оттенка, каких Нима никогда не видела. Но, возможно, так только чудилось в этом полумраке. Наёмник разглядывал лицо Нимы, пытаясь мысленно дорисовать очертания, скрытые под шёлковой маской на лице. Оба замолчали, понимая, что ситуация сложилась патовая. Стоит кому-то слегка дёрнуться, и второй спустит курок. Хватит и секунды, чтобы выжившего тяжело ранило в ответ, когда последняя предсмертная судорога дёрнет спусковой механизм второго пистолета. У Рэнфри в глазах была решимость довести дело до конца, но и Нима не собиралась отступать.

— Что находится в центре города? За чем именно мы туда идём? — шёпотом, почти ласково спросил Рэнфри.

— Я не знаю, — честно ответила Нима. Наёмника такой ответ не устроил. Он медленно покачал головой, не сводя взгляда с Нимы.

— А я думаю, знаете. У нас нет амулетов, чтобы выбраться обратно, и если вы не прекратили миссию, пытаясь вернуть эти игрушки обратно, вы уверены, что, по крайней мере, вам опасность не грозит. Значит, либо где-то у вас припрятан ещё один амулетик, либо вы знаете другой способ выбраться отсюда. Говорите сейчас, другого шанса я вам не предоставлю. Может быть, мы все тут останемся, но поверьте, Нима, оставаться в одиночестве, да ещё в таком месте, как Салех, задача весьма трудная. От одиночества люди сходят с ума быстрее, чем от страшных пейзажей такого места.

— Вам тоже не выбраться без меня. Пусть твоих людей и больше, но они не бессмертны. И не застрахованы от безумия, — холодно ответила Нима. У неё уже начала затекать рука, держащая тяжёлый и неудобный пистолет с плазменными патронами. Рэнфри мог справляться со своим оружием дольше, но, если Нима не выдержит и дёрнется, выдержка не будет иметь значения.

— Поверьте, мы решим эту проблему быстрее, чем сотворим что-то, подобное Сигизмунду, — мрачно уверил её Рэнфри.

— В рулетку сыграете? — фыркнула Нима.

— А что, если и так? Мы люди привычные, наёмники. Рулетка — самый простой выход. Последний из выживших пустит себе пулю в лоб или на себе проверит наличие временных ловушек окрест.

Нима не нашлась, что ответить. В голосе наёмника было столько уверенности и решимости, будто ему уже приходилось участвовать в нелегальном развлечении для военных и богатых аристократов. Когда каждый из собранной команды охотился на остальных участников, подготавливая ловушки и западни, а последний приходил к финишу и получал все деньги. Или жизнь, что случалось гораздо чаще. Среди наёмников такая практика была крайней мерой. Если выбраться из точки с гарантией не получалось бы никому, или выход предназначался только для одного человека. К примеру, этим могли воспользоваться и матросы, оказавшиеся на судне, севшем на мель или попавшем в магнитную аномалию далеко от берега. Ресурсы ограничены, голодных ртов много, оружие на борту имеется предостаточно. Рулетку не поощряли, за неё даже казнили, если ловили на организации или участии в этих развлечениях, но кровавая игрушка притягивала обречённых, жадных и скучающих аристократов.

Рэнфри собирался ещё что-то сказать, но в этот момент раздались характерные звуки выстрелов и крики его людей. Они отскочили друг от друга, как ужаленные. Каждый успел убрать оружие до того, как палец случайно нажмёт на курок. Рэнфри оказался у выхода одновременно с нанимателем, и, подумав, что тот собирается стрелять в спину, сильно оттолкнул его назад. Нима отлетела обратно, снова споткнулась обо что-то, и рухнула на пол, распластавшись над своим же скелетом. Она только слегка коснулась щекой черепа, в ужасе отпрянув от оскала мертвеца, но левую щеку словно кипятком обдало. Клеймо взорвалось такой болью, что Нима заорала и потеряла сознание от боли, а Рэнфри, уже выскочивший обратно в проход, не слышал этого, спеша на звуки стрельбы.

Глава 7

Она открыла глаза, лёжа на белоснежном мраморе пола. В высокие стрельчатые окна округлой залы светило яркое солнце, под куполом потолка кружились, пересвистываясь, залетевшие в открытые двери птички. Они весело щебетали, перелетая с одного лепного барельефа на другой. Зал был светел и полон людей в незнакомой одежде, и сейчас сразу пятеро человек в длинных мантиях судейской коллегии склонились над кем-то, кто поднимался с пола перед Нимой. Она отшатнулась, увидев лицо человека в белом френче. Такие же светлые брюки, только чуть темнее, создавали впечатление, что он несколько шире в костях, чем на самом деле. Перед Нимой стояла она сама, но немного иная, словно черты лица стали грубее, а клеймо на щеке представляло собой лишь тень. Чёрная шёлковая маска, ничуть не похожая на её платок, болталась на шее незнакомца. Он вставал, вежливо благодаря тех, кто бросился ему на помощь, оправлял брюки и френч, что-то негромко объяснял собравшимся. Потом его взгляд скользнул по тому месту, где стояла Нима. Он на секунду задержался на ней, нахмурился, будто не видел женщину, и вернул маску на лицо.

Копия Нимы была мужчиной, и она поняла это не сразу. Сшитый по фигуре длинный пиджак-френч с воротником-стойкой подчёркивал выправку и осанку мужчины. Жуткие рубцы на левой щеке придавали ему излишнюю суровость, никак не вязавшуюся с его спокойным и вежливым тоном голоса. Более грубые черты, цепкий, холодный взгляд светлых глаз. Короткая стрижка Нимы смотрелась бы на таком человеке излишне просто. Видимо, он и сам это понимал, и предпочитал носить волосы до плеч. Идеально ровно остриженные, они были черными, блестящими и только оттеняли фарфоровую бледность кожи её двойника. На левом рукаве френча мягко сиял знак отличия в виде золотистой спирали. Незнакомец был высокого роста, но лишь немногим выше Нимы.

Мужчина уже вернул на место оброненную им при падении папку с бумагами, перехватив пузатый кожаный переплёт другой рукой, и, опираясь на массивную трость тёмного дерева, шагнул к Ниме. Та попятилась, но мужчина, продолжая рыскать взглядом вокруг, всё ещё не видел её.

— Судья Саргех, вы в порядке? — подкатился к нему округлый человечек невысокого роста, с маленькими глазками, почти утонувшими между толстых складок дряблой кожи. — Я всегда говорил, что эти полы слишком сильно натирают! Ах, ах, вы же могли повредить себе что-то! Какая была бы ужасная трагедия, просто нелепая и непоправимая трагедия! — изливался соловьём не кто иной, как дядюшка Гувер. Нима даже онемела от увиденного. Саргех тем временем прошёлся, постукивая кончиком трости по голубому мрамору пола, и обжатый металлом наконечник отбрасывал солнечные блики на золотистые вкрапления вокруг. Гувер вился ужом поблизости, но судья молчал.

— Коллегия уже ждёт вас, мы все ждём вас, господин судья. Сегодня такое непростое дело, вы себе не представляете, — продолжал щебетать Гувер, пока до него не дошло, что он немного перегнул палку. — Ну да, конечно же, вы представляете, — кисло закончил он, скосив взгляд на толстую папку с документами в руках Саргеха.

— Вот именно, — произнес судья. Голос у него был низким и вовсе неподходящим такому сухопарому человеку. Он был хрипловатым и немного надтреснутым, будто Саргех в своё время довольно долго напрягал голосовые связки где-то при большом скоплении людей. Или часто отдавал приказы на поле боя. Или вообще служил на судах курьерской службы Веллкро, славящейся своей жестокостью в отношении матросов и обслуги.

— Саргех? — спросила Нима, когда похожий на нее мужчина едва не упёрся в неё носом. Нос, как отметила Нима, был некогда сломан, и теперь неприятная горбинка, портящая тонкие черты лица, бросалась в глаза при близком рассмотрении. Саргех покрутил головой, будто что-то услышал, но источника звука так и не нашёл.

— Гувер, ты что-то слышал? — обратился он к всё ещё бормочущему толстячку поблизости. Тот отвлёкся от причитаний, покрутил лысой головой на короткой толстой шее, а затем заискивающе улыбнулся и пожал плечами.

— Ничего, господин судья, — решился ответить он, когда Саргех вперил в него весьма неприятный взгляд. — Только то, что вам стало плохо пару минут назад. Ваши коллеги сбежались на помощь, мы вас положили поудобней и решились снять с вас маску. Я понимаю, что вам неприятно лишний раз демонстрировать шрамы, но…

— Оставь, Гувер, вы всё сделали правильно, — отмахнулся Саргех. Он снова захромал прочь, опираясь на трость и сжимая подмышкой пухлую папку с документами. Гувер засеменил следом, и Нима, все это время стоявшая на одном месте, решила последовать за ними.

Судья в белом френче, прихрамывая и опираясь на свою трость, односложно что-то отвечал вертевшемуся под ногами Гуверу, который завёл шарманку причитаний о шрамах начальника. Было видно, что господину судье неприятно вспоминать историю, как он оказался «в лучших руках наиболее сведущих хирургов Салеха», но он вежливо ответил, что шрамы уже не болят, приступ был единичным, и никакие страшные сны о ранении его по ночам не беспокоят. Гувер ещё что-то щебетал про тяготы военной службы, о том, как всем им повезло, что капитан-лейтенант решил связать свою жизнь на гражданской службе именно с Судейской Коллегией после списания на берег, но Нима не прислушивалась, проходя через анфилады комнат и поднимаясь по широкой, снежно-белой лестнице вверх, вслед за Гувером.

Саргех привёл её в круглый зал с амфитеатром, окружавшим пустую кафедру, с которой, судя по всему, полагалось заслушивать свидетелей и подсудимых. Саргех занял своё место в третьем ряду сверху, разложил перед собой бумаги и начал вчитываться в них. Гувер занял место секретаря, зло глядя на письменные принадлежности под рукой. Судя по его выражению лица, он бы с удовольствием не просто снял с Саргеха маску, но и затолкал бы её в глотку, чтобы заткнуть его навсегда. Сочащаяся из Гувера ненависть была почти ощутима.

— Слушается дело Обезличенного! Салех против профсоюза каторжников! — объявил кто-то так громко, что Нима едва не сверзилась вниз с узкой ступеньки за спиной своего двойника. Впрочем, первое впечатление о внешнем сходстве постепенно уступало место осознанию множества отличий между ней и судьёй Саргехом. За кафедрой возникли сразу трое судей в мантиях, представивших остальным материалы дела, из которых следовало, что некий бывший каторжник, проходивший под идентификатором «Обезличенный», полностью искупил свои преступления верной службой городу, но решился снова преступить закон. И теперь собравшимся предстояло рассмотреть дело о высшей мере наказания для этого человека.

Дальше заседание потекло своим чередом, а Нима лихорадочно соображала, что с ней произошло. Первую часть заседания, когда зачитывались материалы дела, она почти пропустила, но едва в зале появился первый свидетель, Нима отвлеклась от горестных и бесплодных размышлений.

— Уважаемый гражданин города Салех, почётный член общества защиты и чистоты времени, маэстро Лучанно! — объявили на весь зал. Атриум замер, ожидая свидетеля. За кафедру прошествовал высокий грузный мужчина с пышными усами и объёмистым животом, обтянутым темно-зелёным пиджаком. Лучанно огладил свои усы и заговорил приятным баритоном:

— Уважаемый суд и Судейская Коллегия! Я пришёл сюда сегодня сообщить, что являюсь свидетелем того, как всем вам известный Рэнфри Говард Доусон-младший предлагал мне лично вложиться в перспективную и, по его словам, уже законченную установку в Салехе трансформаторных устройств, способных на персональную работу!

В зале суда поднялся шум, и кто-то из судей, сидевших двумя рядами ниже Саргеха, звонко треснул каменным молоточком по блестящему серебром диску. От стен и потолка отразился громкий звук, должный призвать всех к тишине. Под куполообразным потолком заметались растревоженные пичуги, нашедшие убежище среди подвесных корзин с цветами, расположенных немного ниже прозрачных оконцев под самой крышей.

— Вы утверждаете, что господин Доусон-младший предлагал вам вступить в долю? Или в сговор с ним с целью создания трансформатора в будущем? — подал голос адвокат подсудимого, находившийся напротив рядов для судей. Все взгляды, в том числе и Нимы, обратились к тому человеку. Внешность адвоката ничем не привлекла внимания Нимы, а вот ссутулившийся в углу рядом с ним подсудимый показался знакомым. С такого расстояния Нима не могла точно определить, действительно ли это тот Рэнфри, которого она знает.

— Я утверждаю только то, что подсудимый предлагал мне долю в бизнесе, — покорно ответил свидетель.

— Так вы не видели установки? — продолжал давить адвокат, явно пытаясь скрыть радость в голосе.

— Нет, господин адвокат. Лично я её не видел и не могу сказать, ни как она выглядит, ни где находится.

Адвокат поблагодарил свидетеля, и им занялись прокуроры. Над судейскими рядами раскатился звонкий девичий голос, но Нима не смогла бы вывернуть шею так, чтобы увидеть говорившую.

— Свидетель, — вложив в голос как можно больше презрения, начала прокурор, — вы представляете себе, хотя бы в общих чертах, чем именно опасно сотворение персональных трансформаторов линий времени?

Лучанно уныло опустил голову и покорно ответил:

— Да, госпожа прокурор. В нашем городе действует запрет на любое персональное обращение с подобными установками. Только Судейская Коллегия и стражи имеют право использовать генерализованную установку временных потоков, с целью защиты Салеха и управления щитом, простёртым над городом.

— Вот именно! — торжествующе произнесла прокурор. — И, если вы получили предложение от господина Говарда, вы обязаны были немедленно явиться в Судейскую Коллегию и сообщить об этом. Вместо этого вас с трудом отыскали на периферии Салеха и, насколько мне известно, вы согласились дать показания только в обмен на статус свидетеля…

— Протестую, господа судьи! — поднялся другой прокурор, рядом с первой говорившей. — Это не относится к текущему делу.

— Почему же? — подал голос Саргех, и Нима отшатнулась от неожиданности. Голос у него действительно мог быть очень сильным и немного вибрирующим, если он выступал в суде. — Как раз господин Лучанно очень даже относится к делу. Он ведь был партнёром господина Говарда до того момента, пока мы не задержали Доусона-младшего и не предъявили ему обвинение.

— Со всем уважением, судья Саргех, — послышался глухой голос рядом с Саргехом, — но, если вы хотите привлечь к ответственности свидетеля, вам стоило заявить об этом до начала рассмотрения дела господина Говарда. Вы, как судья третьего круга, можете, без сомнений, прямо сейчас наложить вето на слушание текущего дела, но мы и так невероятно устали доискиваться до правды в запутанных делах профсоюза и его членов.

Саргех повернулся в ту сторону, откуда доносился рассудительный голос, и Нима, тоже проследившая его взгляд, увидела, как с соседнего ряда, на один выше, чем сидел Саргех, чуть привстал и слегка поклонился другой судья. Он был уже немолод, но и не стар. В темных волосах виднелись белоснежные пряди, а на чисто выбритом лице не было и тени эмоций. Нима рассмотрела, что у незнакомого судьи имеются два золотистых погона в форме спиралей. Сидящие выше рядом судьи были облачены ещё и в головные уборы с высокими тульями, на которых тоже значился этот символ. Ниже располагались судьи в мантиях, и Нима подумала, что тут, пожалуй, можно потратить не одну жизнь, пока доберёшься до самого верхнего ряда и получишь дурацкую шапку с золотым вензелем.

— Да, господин судья второго круга, вы правы, — ответил Саргех, поклонившись в ответ, но в глазах у него блеснула такая ярость, что было удивительно, как это перед судьёй не замёрзли или не воспламенились все его документы.

Нима почувствовала, как злость Саргеха передаётся ей. Судья оставался внешне спокоен и сдержан, но звуки его голоса пробуждали в Ниме такую ярость, какую она редко когда испытывала до сих пор. Будто Саргех говорил то, что она бы сама сказала, находясь на его месте. И это резонирующее ощущение единства будоражило, пробуждая бурю чувств, эмоций и радости от единения.

Она даже не заметила за шумом крови в своих ушах, как свидетеля отпустили, а за кафедрой уже стоял подсудимый. Теперь Нима могла его рассмотреть лучше, и это совершенно определённо оказался Рэнфри. Вернее, кто-то, до ужаса на него похожий. У этого мужчины были тёмные волосы с заметной сединой, поблёскивающей в лучах солнца, лившегося из стеклянных вставок в куполе потолка залы. Черты лица стали более чёткими, из них исчезла некая расслабленность и простота. Скулы заострились, губы стали тонкими и бледными. Да и фигура этого Рэнфри казалась немного иной. Он был выше ростом, легче в движениях и на пару фунтов худее своего двойника. Его глаз Нима не видела, но ей и так хватало впечатлений.

— Господин Рэнфри Говард Доусон-младший, у Судейской Коллегии к вам имеются несколько вопросов…

Рэнфри скорчил такую мину, что Нима невольно улыбнулась. Не хватало только привычки показывать всем свой клык, а так — полное впечатление, что это он делает одолжение суду, а никак не наоборот.

— Я отвечу правду, клянусь всеми потоками временных линий, что не солгу ни в одной из них, — глухим, незнакомым голосом произнес Рэнфри. Нима замерла.

— Расскажите судейской коллегии, действительно ли вы пытались запустить в Салехе проект по сбору и установке частных трансформаторных линий времени? И чего вы хотели этим добиться? Какая личная выгода для вас должна была бы быть, если бы ваши планы увенчались успехом?

Говорила снова первая женщина-прокурор. Ниме казалось, что она заведомо ненавидит всех, не различая их по половой или социальной принадлежности. И работу свою прокурор явно обожала. Столько в её голосе было торжества и надменности, что Нима даже поймала себя на том, что с удовольствием съездила бы этому прокурору по лицу.

— А зачем? — недоуменно спросил Рэнфри. — Что изменится от того, если я, допустим, скажу, что я не желал создавать больше одного трансформатора? Или если я скажу, что это вовсе не мой проект? Или если я скажу, что чертежи устройства мне передал один из ваших многоуважаемых судейских приближенных? Вы мне не поверите…

Зал снова погрузился в шумное обсуждение сказанного, пока кто-то опять не треснул по серебряному диску внизу.

— Тишина! — взвился голос над всеми участниками.

— Вы можете назвать имена? — снова спросил Саргех, что-то проверяя в своих записях. Сидящий рядом с ним секретарь Гувер явно напрягся, и это не ускользнуло от внимания Нимы.

«Да не ты ли, толстый хрен, подсунул ему чертежи?» — подумала Нима, разглядывая Гувера. Как ни странно, но дядюшка почти не отличался от того, кто остался в её линии времени. Он даже старательно приглаживал лысину именно так, как делал Гувер в её юности. Да, был моложе, но и оставшийся за пределами Салеха Гувер тоже когда-то был молодым. Странно было только то, что волосы у него отросли, почему-то, с возрастом, а не наоборот. Нима поняла, что так истово пытается рассмотреть любые отличия двух Гуверов, что пропустила почти всё заседание суда. Она очнулась только тогда, когда сидящий рядом Саргех поднял вверх руку и громко произнес:

— Вина установлена. Приговор будет приведён в исполнение в отведённые для этого сроки.

Саргех захлопнул пухлую папку и встал, пока подсудимого выводили из зала суда, подталкивая в спину длинными жезлами с округлыми навершиями на концах. Навершия изредка вспыхивали, и по залу разносилось глухое эхо от скрежета лезвий. Присмотревшись, Нима поняла, что это своеобразные таймеры, отсекающие любые линии времени, в которых подсудимый мог бы совершить нечто противоправное. Собравшиеся начали спускаться вниз, собираясь в широкие человеческие потоки у выходов из зала, которых тут было целых четыре. Когда Саргех оказался рядом с кафедрой, за которой сегодня выступал Рэнфри, к нему подлетел адвокат и, тыкая судью пальцем в пуговицу френча, зашипел:

— Высшая мера за банальную романтическую глупость? Да вы совсем там рехнулись в своей Коллегии! Мой подзащитный всего лишь хотел использовать шанс и вернуть свою жену. У него дочь больна, а вы его хотите уничтожить во всех линиях? Разве это принципы гуманизма, означенные в Салехе?

Саргех, смерив адвоката взглядом с головы до ног, спокойно ответил:

— Это не моё личное решение. Стражи рассмотрели все материалы, приняли во внимание все смягчающие обстоятельства и вынесли решение, основываясь на законе, а не на личном, человеческом предубеждении. И вам ли не знать, что обвинять кого-либо в принятии решения просто глупо? Да, ваш подзащитный желал создать трансформатор, вытащить из параллельной линии усопшую супругу и, возможно, дочь, если ту постигла бы та же участь. Но разве вы не в курсе, как это бы повлияло на Салех? Да что там Салех. Весь мир. Если каждый начнёт таскать туда и сюда угодных, и оставлять где-то подальше неугодных, что тогда начнётся? Нам придётся полностью опустить периметр и никогда не поднимать его. Но барьер имеет побочные эффекты. Он хорош для временной защиты. Во всех смыслах этого слова. Но если он будет постоянным, мы просто застынем под ним навсегда. Салех будет статичен. И всё это — из-за, как вы выразились, «романтической глупости» одного человека?

— Всего одного, — зло махнул рукой адвокат.

— А вот этого никто не знает. И не может определённо сказать, что это не повторится в будущем, — сухо ответил Саргех.

— Завтра Говарда отсекут от всех линий времени, а затем выдворят из нашего потока в неизвестность, и он может оказаться где угодно. Возможно, даже в могиле, — горячо сказал адвокат, — и я хочу, чтобы вы знали это. Знали и жили с этим. Рэнфри сильно повезёт, окажись он где-то, где он ещё не древний старик, не при смерти и вообще жив.

С этими словами адвокат, так и оставшийся для Нимы безымянным, круто развернулся на каблуках и пропал из вида. Судья остался стоять на месте, глядя ему вслед.

— Благодарю за информацию, — запоздало сказал он, — но я сделал всё, что мог.

Рядом с Саргехом появились ещё несколько судей. Они были в таких же светлых френчах и светло-серых форменных брюках. У каждого на левом плече поблёскивало изображение золотистой спирали времени, как символа течения бесконечности, в которой люди занимают только неопределённую точку в движении. Коллеги Саргеха вышли из здания суда, оказавшись на улице рядом. По широкой мостовой катили странные машины яйцевидной формы, их дрожащие шерстяные щупальца перебирали воздух над крышей транспортного средства, черпая энергию из него, преобразовывая локальные магнитные поля в токи энергии для двигателя. Саргех постоял некоторое время с коллегами, перебрасываясь скупыми репликами по делу Рэнфри, а Нима, находившаяся в плену странных и противоречивых чувств, разглядывала обстановку вокруг. Салех оказался на редкость зелёным и чистым городом. Вернее, был им где-то или когда-то. Вдоль широкой мостовой стояли пузатые, похожие на вазы, осветительные приспособления, в тёмное время дня должные разворачивать над дорогой световой купол. Нима не знала, откуда к ней пришло это знание, но была уверенна, что это так. Вокруг было множество деревьев, в ветвях которых прыгали и переливчато щебетали десятки птиц, по улицам, здороваясь друг с другом и улыбаясь, спешили горожане. Женщины в длинных, ассиметричного покроя платьях и небольших шляпках, мужчины в удобных костюмах и коротких плащах, с портфелями и при оружии. В Салехе многие носили оружие, не стесняясь этого. Возможно, это была даль моде, и сами пистолеты и шпаги не несли угрозы, являясь только деталями костюма. Но выглядело это внушительно и опасно.

— И все-таки, судья Саргех, как вы считаете, откуда у простого оружейника, прямо скажем, не получающего достаточно доходов в последнее время, взялись чертежи персонального трансформатора времени? — послышался тонкий голос одного из молодых судей поблизости от Нимы. — Не на каторге же он заработал столько, чтобы купить чертежи, в самом деле. Да и отбывал он её не столь долго. За нарушение закона о бракосочетании не дают более пяти лет каторги. Подсудимый, конечно, больше пострадал от того, что пошёл против запрета на брак с выбранной женщиной, но его не остановил прогноз о рождении больного ребёнка и несовместимости генетического материала в каждой из видимых временных линий.

Все взгляды обратились на стоящего и опирающегося на свою трость Саргеха. Тот помедлил с ответом, будто решая, стоит ли поддаваться на явную провокацию скользкой темы со стороны молодого коллеги.

— Информацией подобного рода в Салехе владеют только стражи. И те, кто занимался их созданием, развитием и обучением. Что же до прогнозов, — Саргех замолчал, по лицу проскользнула тень горечи, — он потерял ту, к кому был сильно привязан. Да и прогноз сходился лишь в наличие заболевания. Его дочь могла бы не заболеть до самой старости.

— О, вы считаете, что кто-то научился управлять стражами, помимо вложенных в них протоколов охраны и взаимодействия? — удивлённо вскинул брови молодой судья. На его светлом френче ярко выделялся совсем свежий погон с золотистым символом Салеха. Юноша то и дело прикасался к нему, будто бы невзначай, и пытался скрыть при этом улыбку. Слова Саргеха о привязанностях и вероятной манифестации генетических отклонений он проигнорировал.

— Разве я это сказал? — раздражённо тряхнул черными волосами Саргех. — Я всего лишь сказал, у кого могла быть такая информация. А уж как она попала к господину Говарду, этого я не знаю. Факты, как и свидетельства за и против, рассматривали стражи Салеха. Их протоколы определили вину и вынесли приговор, в соответствии с законами, подходящими под данный вид преступления.

— И вот зачем тогда нужны мы? — прогнусавил седой старик, подошедший к группе судей в последнюю минуту. — Когда я был в вашем возрасте, молодые люди, стражи нам были нужны только для того, чтобы ночные горшки выносить, — воинственно поднял он узловатый палец, обтянутый сухой желтоватой кожей. — А теперь что? Мы им должны принести информацию, предоставить все материалы, высказать своё мнение? Да ни разу, — старый судья сплюнул под ноги, под осуждающие и благоговейные взгляды коллег, — стражи все решают в соответствии… Да кто видел эти соответствия-то? Кто последний раз открывал эти толстые талмуды с законами, где на каждую порчу воздуха предусмотрено своё взыскание? Может, в стражах вообще давно уже другие протоколы. Может, и правда этот Рэнфри ничего не делал, а получил чертежи от кого-то, кто имел доступ и к информации, и к стражам, и к научному центру Салеха? Поймали мужика на его слабости, пообещали жену вернуть или ребёнка вылечить. Кто бы отказался? Теперь уже не узнаем, уважаемые судьи. Да чего уж об этом, — досадливо махнул он рукой. — Одни эти разговоры теперь могут караться стиранием из нашей линейки времени. Окажемся где-нибудь в сраке мира, вот тогда посмотрим.

Старик пошёл прочь, хромая и ворча что-то про ненужную изоляцию от мира, опасность купола и возможности стражей, способных однажды решить, что Салех стоит изолировать от остального мира навсегда. Саргех почесал лицо под маской. Взгляд, которым он проводил старика, был наполнен болью и отчаянием, и Нима подумала, что он вполне мог быть престарелым учителем или наставником судьи в начале его карьеры.

— А он в чём-то прав, — задумчиво провожая фигуру старого судьи взглядом, пока тот не скрылся за поворотом, сказал Саргех. — Человеческий фактор уже не нужен. Стражи принимают решения даже в делах по разводам и тяжбах среди людей искусства.

— Что вы говорите, судья Саргех, — даже не стараясь скрыть ликования в голосе, произнес молодой судья, — эдак мы сейчас договоримся и до того, что решение стражей о разрешении на плановое размножение исключительно с выбранными партнёрами — пустая затея. Разве мы не избавились от большинства генетических мутаций и наследственных заболеваний после введения жёсткого отбора в этом вопросе? — голос у судьи стал нетерпеливым, будто он ожидал продолжения откровений от Саргеха, чтобы после предъявить тем же стражам этот разговор, и тем самым покончить с карьерой коллеги. — Полно вам, господин судья! — внезапно весело хохотнул молодой человек, натягивая на лицо маску дружелюбия. — Я же просто шучу. Просто вы были одним из тех, кто воздержался от голосования по этому вопросу, и теперь некоторые из нас, — он подмигнул молоденькой девушке, стоявшей всё это время в сторонке, — даже делают ставки и пытаются всеми путями выяснить ваше отношение к этому делу.

— Если бы оно у меня было, я бы не воздержался во время голосования, — сухо ответил Саргех.

— Хорошо-хорошо, мы все всё поняли, — молодой судья снова подмигнул своей коллеге, сделавшейся уже пунцовой от разговоров на скользкую тему, — но я надеюсь увидеть вас завтра на утреннем заседании. Мы все очень обеспокоены вашим сегодняшним приступом… — он сделал скорбный вид, — и надеемся, что здоровье позволит вам присутствовать на рассмотрении весьма интересного дела. Салех против старшего научного сотрудника Веллкро, Рикардо Палестино. Бывшего, разумеется, сотрудника, — судья неприятно улыбнулся, и Саргех сузил глаза, покрепче сжимая рукоять своей трости. — Он утверждал, будто стражи подменяют жителей Салеха двойниками, у которых чище генетический материал.

— Двойниками? — Саргех процедил это слово сквозь сжатые зубы.

— Да-да, именно так, — не обратив внимания на реакцию Саргеха, продолжил его коллега. — Полностью идентичные люди, только немного не понимают, куда попали, но очень быстро получают всю память, навыки и характер другого себя.

Конец ознакомительного фрагмента.