Телефон для Золушки и другие расСказки

Лидия Гладышевская

Золушка, Дюймовочка, Красная Шапочка… Кто не примерял на себя в детстве хрустальные туфельки, шляпки и платья сказочных героинь, не мечтал о принце на белом коне? А вместо невероятных приключений – суровые испытания и разочарования.Автор в увлекательной форме знакомит нас с реальными историями из жизни современных женщин разных поколений, где горькая ирония соседствует с легким и черным юмором, веселая пародия – с грустью и аллегорией, но вера в чудо и счастливый конец всегда остается.

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ

(А не попить ли нам пивка? — очень «страшная» сказка-быль)

Их помещают на эту Землю, чтобы любить,

развлекать… и раздражать друг друга.

(Народный фольклор)

Зевалось. Зевалось так, что сводило скулы.

Перед началом летней сессии наступила невыносимая липкая жара, настоящее пекло. В аудитории было душно. Открытые окна и двери не спасали.

Разморенный профессор вяло переползал от одного края доски к другому и пытался вдолбить длинные формулы в одурманенные зноем студенческие головы. Своим видом он напоминал вареного рака — покрасневшая голова, лишенная остатков волос, и растопыренные, испачканные мелом руки-клешни.

Время от времени преподаватель останавливался и вытирал клетчатым носовым платком капли пота на блестящей лысине. Запотевшие очки. Невидящий взгляд. И пара-тройка отличников в первых рядах, расплывавшихся в мутных линзах.

Сонное царство «галерки» тоже было полупустым. Самонадеянные пятикурсники не баловали своим посещением — дипломы, итак, почти в кармане.

Мишка и Алик сидели, как всегда возле двери, низко опустив головы. Два друга — не разлей вода.

Алик высшую математику, равно как остальные точные науки, мягко говоря, не любил. С раннего детства он мечтал стать моряком и грезил о дальних странствиях. Поля его конспектов были изрисованы старинными парусниками — фрегатами и каравеллами, которые нерадивый студент изображал от скуки во время лекций.

Он любовно прорисовывал грот-мачту какого-то судна, когда услышал приглушенный шепот приятеля:

— Может, рванем по пиву?

«Художник» не заставил себя долго уговаривать. И как только преподаватель в очередной раз повернулся к аудитории спиной, друзья тихонько выскользнули в широко распахнутую дверь.

***

Прилежная первокурсница Маргарита сидела в первом ряду, вглядывалась в испещренную значками доску, но ничего не могла разобрать — строчки формул сливались. Непослушные пальцы выводили какие-то каракули вместо цифр. Голова болела нестерпимо, кости ломило, тело сотрясал озноб.

Причиной тому была простуда, которую девушка умудрилась подхватить, выпив ледяной воды. Злосчастная простуда! Летом, в такую-то погоду! Да еще так некстати — на носу экзамены. Болезненное состояние усугублялось духотой и неизбежным запахом пота в переполненной аудитории. Несмотря на жару, маленький зал был забит до отказа — первокурсникам прогуливать не полагалось.

Едва дождавшись перерыва, Маргарита вышла. На улице оказалось еще хуже, чем в помещении. Немилосердное солнце прожигало насквозь, температура зашкаливала, и жирный серый асфальт плавился под ногами.

Она не помнила, как добралась до остановки и как вошла в сорок третий троллейбус, который неторопливо повез ее к дому. Он, видимо, тоже устал от жары.

***

Алик и Мишка зашли в близлежащий пивной бар, где царила спасительная прохлада. Но, увы, яблоку было негде упасть. Сообразительная студенческая братия уже с утра оккупировала все столики, а также места у стойки.

Разочарованные друзья отправились в соседнее кафе. Там их ожидала та же неутешительная картина. Не повезло им и в третьем, и в четвертом заведении общепита. Казалось, что сегодня весь город только и делал, что пил пиво, соки и минералку.

Прогульщики добрели до троллейбусной остановки, рядом с которой примостилась ржавая квасная бочка. Солнце продолжало палить нещадно, раскаляя железную емкость.

— Фу, гадость, какая, — сказал Алик, выплевывая теплую прокисшую жидкость, — пить невозможно.

— Айда, ко мне! — предложил он, внезапно вспомнив о нескольких бутылочках импортного пива, стоящих дома в холодильнике, — Вот, как раз и сорок третий подходит…

***

Маргарита с трудом вставила ключ в замочную скважину. Провернула, как обычно, два раза, но дверь не открылась. Ну и день! Ключ и тот бастует! Девушка долго возилась, пытаясь справиться с дрожью в пальцах, но в конце концов, кое-как совладала с замком. Она постояла минуту-другую, опершись о косяк, и ввалилась в квартиру.

Первым делом больная прошла на кухню и нашла в аптечке коробочку с аспирином. Упаковка была подозрительно легкой. Однако опасения оказались напрасны — на дне пластикового пузырька еще бренчало несколько таблеток. Раз, два… пять. Этого точно должно хватить, чтобы сбить температуру.

Прихватив с собой остатки лекарства, несчастная направилась в гостиную. Задернула плотные шторы, чтобы свет не резал глаза, и бухнулась на диван, как есть, не переодевшись.

***

Через полчаса жаропонижающее начало действовать, и стало немного легче. Для верности Рита решила выпить еще пару оставшихся таблеток.

Вот теперь, можно и поспать, и все будет в порядке. Нет, нет, не все… Надо бы сухую рубашку надеть, как учили родители, а она во всем привыкла слушаться советов старших.

По правилам полагалось также ноги укутать чем-нибудь легким и теплым. Под руку подвернулся пушистый плед — как раз кстати. Больная свернулась клубком и закрыла глаза. Вот сейчас, кажется, все…

Но блаженство продолжалось недолго. В коридоре послышался какой-то шум. То ли сквозняк, то ли… По всей видимости, она забыла закрыть входную дверь. Вставать было неохота. Но что делать? Вдруг обворуют… или уже? И девушка в полусонном состоянии поспешила в прихожую.

Дверь была открыта настежь, то есть пребывала в том же виде, в каком ее бросила ничего не соображающая Маргарита.

Девушка с опаской выглянула на лестницу. Кругом — тишина. Да и кому здесь быть? День-деньской, жильцы — на работе. Следов посторонних в квартире нет, все вещи вроде на месте…

Рита облегченно вздохнула и по привычке задвинула массивную щеколду — странное приспособление, которое не встретишь в стандартных московских жилищах. Настоящий металлический засов, шириной сантиметров восемь, в полуметре от пола, установленный отцом в те стародавние времена, когда дочка ростом была от горшка два вершка и не дотягивалась до обычного замка. Ее нередко оставляли дома одну и приучили закрывать и открывать задвижку только своим, домашним.

Почувствовав себя в безопасности, больная снова вернулась на уютный диван. По дороге прихватила со стеллажа с книгами любимую «Королеву Марго» и с наслаждением улеглась на мягких подушках под пледом, укутавшись с головой…

***

Следует заметить, что Рита с раннего детства обожала читать, особенно во время болезни. К несчастью, простужалась она довольно часто и хворала тяжело, всегда с высокой температурой. Родители, оба врачи, укладывали ее в кровать не меньше, чем на неделю. И тогда спасением становилась художественная литература, отвлекавшая от недомогания. Девочка обкладывала постель целыми кипами книг и журналов и штудировала их запоем с утра до глубокой ночи, с небольшими перерывами на прием пищи, лекарств и необходимые процедуры.

Устроившись с комфортом, заболевшая углубилась в интриги французского двора Екатерины Медичи при тусклом свете ночника над диваном.

Вскоре буквы заплясали перед глазами, навалилась усталость, и жуткая слабость вновь разлилась по телу. Семь таблеток аспирина — дело нешуточное. Веки отяжелели. Книжка выпала из рук. Маргарита куда-то проваливалась…

***

При повороте ключа раздался привычный сухой щелчок, но дверь не поддалась. Алик в недоумении несколько раз подергал за ручку, нетерпеливо постучал ногой и навалился плечом. Бесполезно — дверь была заперта изнутри на засов. Дома, оказывается, кто-то был. Но кто? Отец — в командировке, мать — до вечера на работе, сеструха — в институте.

— Ну, падла! — вдруг грязно выругался Алик, при этом почему-то злобно посмотрев на Мишку.

— А я-то тут причем? — обиделся тот. — За падлу ответишь!

— Да я не про тебя, Миш. Прости.

Сестра, конечно, сестра. Маргарита! Больше ведь некому! Детство вспомнила — на щеколду заперлась. Злыдня! Мало того, что притащилась домой не вовремя, еще и задвижка…

***

Надо сказать, что Алик ненавидел младшую сестру еще сильнее, чем математику.

Он невзлюбил Ритку с той самой минуты, когда ему впервые показали пищащий «комок», принесенный из роддома. Алик не выносил ее плача, а еще больше — умильного сюсюканья взрослых.

Мама, папа, бабушка! Куда там! Вся вселенная стала вращаться вокруг сестры! Книжку почитаем завтра, а сейчас некогда — у малышки болит животик… Зоопарк сегодня отменяется… Предатели!

Однако одним зоопарком не кончилось… Зоопарк он мог бы перетерпеть. Каждый день только и слышно было: «Алик, дай Риточке соску! Алик, покачай коляску! Принеси сухую пеленку… Ты теперь главный помощник». Нашли дурака! Не слишком ли много поручений для пятилетнего мальчика?!

***

В восемь лет ему уже доверялось выгуливать сестру во дворе. Худшего наказания и придумать нельзя! В отместку он исподтишка ломал сделанные Ритой куличики, обсыпал песком, а затем уводил домой — грязную и зареванную. Пусть родители видят, пусть видят, что он никак не может справиться с непослушным ребенком. Пусть видят… и накажут… не его — ее.

Безрезультатно… Никто не слушал его объяснений. Он и в двенадцать продолжал «пасти» ненавистное семилетнее создание, которое сковывало его по рукам и ногам. «Алик, возьми сестренку поиграть в казаки-разбойники! Ничего, что другие мальчишки смеяться будут! Ты — старший брат, ты обязан ее защищать!».

Обязан, должен… Никому и ничего он не он должен!

И тогда старший брат начал отыгрываться за дневные «дежурства» по ночам. Дети, хоть и подросли, по-прежнему спали в одной комнате, и он принялся рассказывать сестре страшные сказки перед сном.

— В одном черном-пречерном городе появилось черное-пречерное Чудовище, которое хватало кровавой рукой маленьких непослушных девочек, — шептал в самое ухо зловредный мальчишка, наклонившись и растопырив руки.

Его всегда забавляло, как перепуганная на смерть девочка, поскуливая от ужаса, пряталась и дрожала под одеялом. Вот, умора!

После услышанных жутких историй сестру стали преследовать ночные кошмары. Порой она просыпалась от слез и собственного крика. Спать, зараза, мешала, но ничего, можно и потерпеть. Пусть родители знают, пусть знают, какая Ритка нервная и психованная, авось, уберут ее куда-нибудь из общей спальни.

А мать с отцом, заслышав шум, особого значения не придавали и только вздыхали: детская жестокость пройдет, повзрослеют — подружатся.

Когда запас ужастиков исчерпался, у Алика появилась новая затея — подкарауливать и пугать трусиху в темноте, по дороге в туалет. Иногда он крался за сестрой по пятам, закутавшись в белую простыню, тихо подвывая, а иногда — еще и подсвечивал лицо карманным фонариком снизу, так чтобы любая гримаса делалась во сто крат страшней.

Рита опрометью бежала назад и потом не могла заснуть до утра. Но она никогда не жаловалась, и поэтому «шутнику» все сходило с рук.

Однако вскоре ночным похождениям Алика пришел конец.

Как-то раз, когда Рита проснулась и отправилась в туалет, братец, улучив момент, забрался в сестрину постель. Туда и обратно девочка обычно передвигалась по коридору на ощупь, крепко зажмурившись. К счастью, «привидение» на этот раз не встретилось ей в коридоре. Откуда ж было знать, что Оно… спокойно поджидало… Благополучно добравшись до кровати, трусиха, не открывая глаз, попыталась быстро юркнуть под одеяло.

Ну и крику же было! Весь дом переполошился! Только родителям почему-то розыгрыш не понравился. Впервые в жизни старший брат получил оплеуху от взбешенного отца, после чего с позором был изгнан из спальни.

Родители, теперь уже всерьез обеспокоенные недетскими шалостями сына, переселили его на кухню, где был водружен небольшой диванчик. На кухню! Никой справедливости! Нет, чтобы туда ее, психитишную… Ритка заикалась-то всего-навсего неделю. А потом ничего, прошло. Могла бы и на кухне вместо него поспать, зараза!

***

С годами неприязнь у Алика, как ни странно, продолжала усиливаться. Давно миновали дни, когда приходилось гулять с младшей сестрой или помогать ей делать уроки. Но теперь появились иные причины для ревности.

Маргарита росла послушной, тихой и доброжелательной, и к тому же, была круглой отличницей. Отец с матерью души в ней не чаяли и беспрестанно ставили в пример нерадивому старшему брату, что вызывало в нем глухую ярость по отношению к «зубриле» и «выскочке».

И наконец, сестра обещала стать настоящей красавицей. В четырнадцать лет она на полголовы обогнала низкорослого братца, в семнадцать — взирала, как ему казалось, свысока и пренебрежительно.

Бесило и то, что его друзья-приятели вдруг начали заглядываться на эту верзилу. И что они в ней нашли? Фигура, как фигура, глаза, как глаза. Ноги — длинные. Оглобля! Жирафа! Разве такое страшилище может кому-то понравиться? Хорошо еще, что «уродина» никому не отвечала взаимностью.

Маргарита и впрямь обходила поклонников стороной. Дичилась. Был ли тому причиной старший брат, с детства приучивший ее к жестокому обращению со стороны мужского пола, или природная замкнутость, для окружающих оставалось загадкой. Только девушка вела уединенный образ жизни, отгородившись от всего мира, доверяя одним лишь книгам. Ни друзей, ни подруг. Родители сокрушались: — Из дома — в институт, из института — домой, несовременная она у нас. Хоть бы ты, Алик, ее с кем-нибудь познакомил…

— И не просите. Не поможет. Типичная старая дева, синий чулок, — вынес в ответ беспощадный вердикт единоутробный братец.

***

— Что ты копаешься? Что-то с замком или с ключом?

— Да нет… И ключ, и замок в порядке. Сестра, дура, зачем-то на щеколду закрылась.

— Чево? На щеколду? Как в туалете, что ли?

— Ну да. У нас засов металлический, широченный. Отец когда-то для Ритки сделал — все боялся, как бы маленькую «принцессу» не выкрали, не похитили. С тех пор и висит никчемный, никто не пользуется. А снимать не стали — дырки на двери ничем не заделаешь.

— В натуре? Засов? Как в крепости?

— Во-во!

— Так звони! Что ты стоишь? Сестра-то, наверное, дома.

Алик нажал на кнопку звонка, затем второй раз, третий, четвертый. Ага, сестрица еще и открывать не хочет! А может, она не одна? Заперлась с каким-нибудь первокурсником…? Вот так тихоня! Недотрога! Строит из себя святошу! В груди внезапно возник приятный холодок — мысль застукать сестру с любовником, братца обрадовала и развеселила.

Он с остервенением вдавил и удерживал минут десять несчастную кнопку. Звонок верещал, захлебываясь собственным звуком, так что уши закладывало. Но к двери по-прежнему никто не подходил.

Ах так! Алик разбежался и пошел на таран. Потом стал колотить ногами в дверь, что было силы, как это делают малые неразумные дети, когда их не пускают домой.

— Эй, сова, открывай! Медведь пришел.

— Ты что, с ума сошел! — не выдержал Мишка. — Весь дом переполошишь. Сейчас соседи сбегутся.

— Не сбегутся. Все на работе. Дома только старушка — божий одуванчик с третьего этажа, да она ничего не слышит. Совсем глухая. То есть… глухонемая.

Конец ознакомительного фрагмента.