Ботаник с беспокойным сердцем

Лиана Риде

Общению, дружбе и любви нужно учиться. Только где и как? Никто целенаправленно этому не учит. Поэтому приходится брать уроки у самой жизни. Вот и в повести «Ботаник с беспокойным сердцем» герою пришлось пройти непростой путь, чтобы научиться общаться, дружить и любить.

© Лиана Риде, 2023

ISBN 978-5-0059-8455-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обо мне

Сколько себя помню, я всегда о чем-то беспокоился. Наверное, если во всем мире наступила бы тишь да благодать, я все равно нашел бы, о чем попереживать. Даже когда на минуту вдруг мою душу охватывали покой и счастье, то сразу же по истечении этой минуты я вздрагивал и думал: «Что-то я развеселился, наверное, не к добру». Я не искал поводов для беспокойств, все происходило как-то само собой.

Причиной всему моя черта характера, которая формировалась у меня с раннего детства. Помню, будучи ребенком, как часто я слышал от мамы слово: «Нельзя». Бегать было нельзя, громко говорить тоже нельзя, лезть в лужи, и т. д. и т. п.

Повзрослев, я стал понимать, почему эти вещи делать было нельзя, а тогда я этого не знал, и взрослые не объясняли. В результате после тысячного нельзя, у меня сложилось устойчивое мнение, что я всем мешаю, все делаю не то и не так. Со временем я стал с тревогой посещать детский сад, избегать общения со сверстниками, бояться ходить в гости.

А когда научился читать, то и вовсе ушел с головой в мир книг. Внешний мир казался мне слишком сложным, где я никак не мог найти свое место, понять, как себя вести, чтобы угодить маме, бабушке, чтобы не обидеть окружающих. А в книгах все было понятно. Вот тебе положительный герой, вот отрицательный. У них я учился жизни, умению выходить из сложных жизненных ситуаций.

То ли от чтения, то ли от наследственной предрасположенности у меня ухудшилось зрение и мне пришлось одеть очки. И вот в 7 лет к стенам школы я пришел с образом человека, для которых добрые школьники придумали много разных характеристик, типа «очкарик», «лох» и «ботаник».

Всю начальную школу я провел за первой партой, которая нос к носу стояла возле учительского стола. Там мне было комфортно, потому что никто не мешал учиться, и к тому же безопасно. Редко кто осмеливался обидеть меня перед горячим взором классной руководительницы. А желающих поиздеваться надо мной было предостаточно. Почему-то дети, которые считали себя самыми сильными и наглыми, в качестве мишени выбирали самых слабых и скромных.

Мне хорошо давались школьные предметы, и я быстро сделался отличником и любимцем педагогического коллектива. Младшую школу я закончил с пятерками, но друзей так и не приобрел. Тогда этот факт не казался мне уж таким трагичным. Но все поменялось в средней школе.

До седьмого класса я, как и прежде, любил одиночество, общение находил только в книгах. Но постепенно стал замечать, что к обычным моим беспокойствам и тревогам добавилось еще одно неведомое мне ранее переживание. Откуда-то взялось желание быть частью коллектива. Частенько с тоской в сердце и, тяжело вздыхая, припадал я к окошку и наблюдал, как играли мальчишки во дворе. И мне хотелось к ним. Даже в своих мечтах я уже путешествовал не один, как раньше, а с воображаемым другом. Я начал тяготиться своего одиночества. Нет, я не хотел шумной компании, я хотел друга.

Раньше, всем, что было на душе, я мог поделиться с мамой. Но не теперь. У меня появились тайные мысли и желания. Они были только моими, очень личными и неприкосновенными. Такое чувство собственности, пусть касательно только мыслей, мне нравилось. Это давало ощущение взрослости. И, наверное, только с настоящим другом я мог бы разделить свои новые взрослые переживания.

— Кирюша, иди, поиграй во дворе, — вдруг сказала мама. Она вошла незаметно и я вздрогнул.

— Мне уроки учить надо, — ответил я.

— Погуляй, погуляй, — сказала мама и ушла.

В последнее время она гнала меня на улицу ненастойчиво, скорее, из-за родительского долга, чем из-за желания, чтобы я вышел во двор. Ей пришлось согласиться с тем фактом, что кроме проблем мои гуляния мне не приносили ничего хорошего.

Казалось бы, ну, что тут такого, когда мальчишка играет во дворе со сверстниками. Да ничего необычного. Но не в моем случае.

Один раз мама меня буквально выманила на улицу, позвала ребят помладше и оставила с ними, а сама ушла в магазин. Начиналось все хорошо, стали играть в прятки. И тут меня позвал сосед Никита и предложил спрятаться вместе с ним. Он открыл дверь в подвал, пропустил вперед. Я зашел и услышал, как за мной захлопнулась дверь, и закрылся замок. Через некоторое время я услышал голоса за дверью. Никита собрал своих друзей и хвастался перед ними. Будто запереть человека в подвале — великий подвиг, а не великая подлость. Я безнадежно просил выпустить меня, но в ответ слышал только язвительный смех и неприличные слова.

Я присел возле двери и стал ждать. Я почему-то верил, что у этих ребят пройдет кураж и проснется совесть, возобладают добрые чувства, и тогда они придут и откроют дверь. Я этого ждал с волнением и тревогой, как всегда и везде.

Вглубь подвала я не ходил, там было довольно темно и мрачно. Вдруг я услышал шорох, пригляделся — два зеленых глаза смотрели на меня. Еще через мгновение ко мне вышла кошка.

— Привет, — ласково сказал я, боясь спугнуть ее.

Кошка подошла ближе, оценивающе глянула на меня, потом улеглась рядом. Я начал ее гладить. Она замурлыкала.

Тогда я почувствовал радость от того, что хоть кто-то отнесся ко мне по-человечески. К тому же стало немного спокойнее, из-за понимания, что мыши ко мне точно не подберутся.

Так я просидел до самого вечера. Открыл дверь дворик, который пришел включать фонари во дворе. Как только скрипнул замок, моя новая подружка быстро убежала туда, откуда пришла.

— А ты что тут? — удивленно вскрикнул дворник.

— Извините, — сказал я.

Узнав меня, дворник осмелел и заворчал:

— Не зря говорят, в тихом омуте черти водятся. Потихушечку тут покуриваешь.

— Нет, я случайно, — стал оправдываться я. Но все было бесполезно.

Наш дворник — мужичок пожилой, некрасивый, немного сгорбленный. Я никогда не видел улыбку на его лице, зато всегда замечал опухшие глаза и потупившийся взгляд. Он много ворчал. О чем и почему было не понятно. Но спорить с ним никто не решался. Наверное, потому что он никогда не расставался с метлой. А метла эта состояла из массивного черенка, на конце которого проволочными витками крепилась тяжелая копна из сухих веток.

Жил дворник в нашем же доме, на первом этаже в однокомнатной квартире. Говорили, что он разом потерял всю семью, вроде как убили бандиты на улице. Из-за этого я всегда со страданием смотрел на него и теперь не обижался. Он такое горе перенес, поэтому имел право сердиться.

Я вышел во двор и отправился домой. Дома я застал плачущую маму. Завидев меня, она бросились ко мне.

— Где ты был? Я тебя обыскалась, — сквозь слезы кричала мама.

— Все хорошо, не переживай, — тихо ответил я.

— Ребята сказали, что ты куда-то ушел, — продолжала мама.

Я не знал, что ответить. Но одно я знал точно, что не расскажу ей правду, потому что не хотел расстраивать и без того измученное сердце мамы.

— Я засиделся в парке, — придумал я.

С тех пор мама если и отправляла меня во двор, то не очень настойчиво.

А я с тех пор каждое утро перед школой в отверстии, которое вело в подвал, оставлял кусочки колбасы, сыра, мяса. После школы с волнением заглядывал туда, и радовался, когда ничего там не обнаруживал. Тогда я доставал остатки пирожка, купленного в школьной столовой, и снова подсовывал в отверстие.

Один раз утром я обнаружил, что отверстие было замуровано. Я нашел подвальное окно и пытался заглянуть внутрь. Оно было мутным, изрядно забрызганным грязью, так что сквозь него невозможно было ничего разглядеть. Я сдвинул раму, как мог и положил туда колбасу.

После школы сердце билось как бешенное, я боялся увидеть свое нетронутое лакомство. Так оно и было. Я немного походил вокруг, зашел за дом. Но открытых входов в подвал так и не нашел. В эту ночь я не сомкнул глаз. Ко всем моим беспокойствам добавилось еще одно. Я переживал за кошку.

Утром я подошел к дворнику и спросил про подвал и кошку. На что он мне ответил:

— Начальство сказало, чтобы все входы закрыть.

— Там была кошка, — вежливо сказал я.

— И что? — недовольно заворчал дворник.

Туман в моей душе сгустился, все сжалось внутри. Я побрел домой. Долго не мог успокоиться, все думал о бедной кошке. Немного поплакал. Когда пришла мама с работы, я, стиснув зубы, стал вести себя, как обычно. Мама уже смирилась с моими грустными глазами, которые предательски выдавали все, что я прятал глубоко внутри. Я улыбался, смеялся, но только внешне, чтобы не беспокоить маму. А внутри я волновался за кошку, за маму, за дворника, за мальчишек во дворе, да мало ли за кого еще.

Так я страдал, пока не произошел один случай. После школы я подходил к своему подъезду, как дворник крикнул мне:

— Пригнись!

Я остановился и услышал глухой звук за спиной. Это упал огромный булыжник. А возле лавочки через два подъезда стояли незнакомые парни. Они внимательно смотрели в мою сторону и улыбались. Среди них я разглядел Никитку. Это я позже узнал, что там с ним был его старший брат с друзьями. Этот брат недавно вернулся из колонии.

Тогда я подумал, что Никитка был таким злым из-за брата. Никитка учился еще в четвертом классе, но вел себя дерзко не по годам. Он любил задирать всех, и особенно тех, кто постарше. Он сначала проверял, последует отпор или нет. Кто проверку проходил, к тому не лез. Меня он ненавидел и презирал всем своим сердцем. Я не проходил его проверки никогда.

Дворник ничего им не сказал, а крикнул мне:

— Смотри по сторонам. Уголовников развелось.

А потом он нагнулся и произнес:

— Кис, кис, кис.

На его зов вышла кошка, та самая трехцветная, которая мурлыкала для меня в подвале.

— Пойдем, Мурка, домой, а то развелось хулиганов.

Мурка быстро забежала в открытую дверь. За ней скрылся дворник.

Я ненадолго забыл про булыжник и облегчено вздохнул. Кошка была в порядке, да еще под присмотром. Я почувствовал, как один камешек скатился с горы камней, живущих в моей душе. Вместо него появился булыжник, наверное, тот самый, который летел сегодня в меня.

Появление новых соседей с криминальными наклонностями не предвещало ничего хорошего. Я понимал, что дорога со школы домой теперь стала небезопасной. И мне придется преодолевать ее со скоростью света, оглядываясь по сторонам.

Не только во дворе, но и в школе меня часто обижали. И как ни странно я привык к этому. Представьте, что к унижениям можно привыкнуть. Для меня это были просто слова, чужие действия, которые не трогали сердце и не мучили меня изнутри. Тяжелее мне давалось ожидание неприятностей. Когда я заходил в школу, то уже знал наверняка, что сегодня меня обзовут, толкнут или растерзают мой рюкзак. И вот это-то ожидание и неизвестность того, когда это будет, это и беспокоило меня больше всего.

Наверное, мне стоило бы заняться спортом и научиться давать отпор своим обидчикам. Тем более, что в физическом развитии я не уступал сверстникам. К подростковому возрасту у меня была нормальная фигура. Я не был худым или толстым. Я был обыкновенным. Среднего роста, среднего телосложения, как многие в моем возрасте. Я не был слабее всех. И если бы захотел, то мог дать отпор многим своим обидчикам. Но я не хотел.

А вот если бы я кого-нибудь обидел ненароком, защищаясь от нападков, то переживал от этого еще больше, чем от самих нападков. Я был так устроен. Я думал о других, и очень боялся причинить вред, боль и страдание другим людям. Наверное, это было хорошим качеством, но со временем оно превратилось в какое-то желание угодить и неспособность отказаться от того, что мне было не нужно. Этим успешно пользовались учителя, когда направляли меня на всевозможные олимпиады и интеллектуальные конкурсы.

К тому же внешность вряд ли играет решающую роль в отношении окружающих. В моем классе был мальчишка маленького роста. Звали его Коля. Никто не мог сказать ему обидное слово, потому что Коля был бесстрашным. Он легко мог броситься на кого угодно, независимо от возраста или роста. Поэтому за глаза его называли бешенным. Он даже сколотил небольшую группу из трех человек, где предводительствовал. Они являлись неформальными лидерами нашего класса. Кто-то из одноклассников их презирал, кто-то побаивался, но никто не решался бросить им вызов. Коля и его группа легко могли сорвать урок, вывести учителя из себя, в общем, совершить любую пакость.

Только одна учительница Вера Петровна смогла найти подход к Коле. Она назначала его ответственным, относилась к нему как к главному в классе, хотя старостой была девочка Валя. Наверное, поэтому уроки математики проходили спокойно и без эксцессов.

Казалось, что больше всего Коля ненавидел меня. Поэтому мне от него доставалось больше всех. Я не обижался на него. Мне казалось, что он мстит всем вокруг за что-то. Может, за то, что другие ростом выше и семьи у них хорошие. У Коли родители баскетболисты. Вот такой получился парадокс. У высоких родителей сын низенького роста. Я думаю, что за свою недолгую жизнь Коля услышал немало упреков оттого, что не оправдал надежд родителей.

Хотя больше чем мне, доставалось одному пятикласснику Толику. Я очень жалел его. Один раз я застал Толика в коридоре. Он стоял возле окна и хлюпал носом. Я подошел ближе. На подоконнике лежал растерзанный рюкзак, а рядом были разбросаны учебники и разорванные тетрадки. Сам Толик выглядел подавленным. Взъерошенные волосы и покрывшееся пятнами лицо говорили о недавней неравной схватке.

— Опять Коля? — спросил я.

— Да, — ответил Толя, вытирая нос и сдерживая слезы.

— Я его прибью. Что он привязался ко мне? — начал говорить Толя.

— Он и меня обижает, — пытался я успокоить.

— А что ты отпор дать не можешь? Ты же сильнее его, — с обидой в голосе сказал Толя и с отвращением глянул на меня.

— По мне, так лучше не отвечать злом на зло, — ответил я.

— Ну, ты и лузер, — с презрением сказал Толя. Он будто скинул на меня что-то тяжелое и черное, что мучило его изнутри, и хотело выбраться наружу.

— Ты посмотри на себя, очкарик, ботаник. Таких, как ты, и надо лупить. А за себя я отомщу, — с нескрываемой злостью заявил Толя.

Я оставил попытки предлагать свою помощь и удалился.

Иногда по ночам я рассуждал о себе и об отношении ко мне. Бывало, что к горлу подступала обида. «За что меня так ненавидят? Что я им сделал?» — мучился я вопросами. Тогда я не мог на них ответить. И даже не подозревал, что ответы найду очень скоро. А пока я грустил от одиночества, ненужности. И тут же вспоминал героев любимых книг. Многие из них тоже были изгоями и потратили немало сил, прежде чем их начали уважать. Тогда я пускался в мечты, где я был героем, другом, где не было предательства и обид. От этих мыслей становилось легче.

Вообще, чтобы избежать душевных мучений я много фантазировал. Все мои фантазии делились на группы. В одних я жил, в другие верил, а третьи казались недосягаемыми, но они-то были самыми желанными. Последние были не мечтами, а грезами. Я искренне верил, что им никогда не суждено сбыться. Поэтому я не давал им распускаться в моем воображении, а только иногда прикасался краешком своего сознания и отпускал. Это как, дотронуться до чего-то очень чистого и светлого, на мгновение насладиться им и тут же отпрянуть, чувствуя свое недостоинство.

Одна из таких была греза о моей однокласснице. Ее звали Лерой. Иногда я украдкой смотрел на нее и до дрожи в коленках боялся, что она заметит мой робкий взгляд или почувствует мой тайный посыл. Лера казалась мне невероятно красивой. Она была высокого роста, худощавого телосложения. Всегда была опрятна и ухожена. У нее был свой стиль в одежде, который скрашивал ее излишнюю худобу. Она была скромна, серьезно относилась к учебе. Вела себя достойно, не кривлялась, как многие девчонки. Казалось, что она воспитывалась в аристократической семье 19 века. И что самое удивительное, могла поставить на место любого, кто пытался задеть ее. И делала это психологически грамотно, спокойно. У меня так никогда не получалось, хоть я часто думал, как можно было бы ответить на то или иное оскорбление, не опускаясь до уровня обидчика. Но я понимал это задним умом, то есть махал руками после боя.

Однажды на перемене мы ждали начало урока химии. Я стоял поодаль ото всех, Лера сидела на лавочке среди других девчонок. Мимо проходил парень из класса постарше, неожиданно остановился и начал нагло протискиваться между девочками, чтобы усесться на лавочку. Когда пролез, то расправил руки, пытаясь обнять всех разом. Девчонки рассмеялись, начали высказывать полушутливые недовольства. Только Лера резко встала и отошла.

— Ты что недотрога? — обратился старшеклассник к Лере. Лера промолчала.

— Иди сюда, я сказал, — громко сказал старшеклассник. Лера опять ничего не ответила.

Я забеспокоился, сердце мое замерло. Я побледнел, вдруг стало холодно, тело затряслось.

— Надо отвечать, когда с тобой старший разговаривает, — с раздражением крикнул наглец. Лера опять промолчала.

— Она, что немая? — задал он вопрос нарочито громко, обращаясь в никуда.

Вдруг я почувствовал прилив жара, лицо мое покрылось красными пятнами, дыхание участилось. Я подумал, что старшеклассник намеревается обидеть Леру. Тогда я понял, что готов быть избитым, униженным вместо нее. Я решился вступиться. Но, к счастью, этого не понадобилось.

Лера подошла к старшекласснику и спросила:

— Ты, что с девочками из своего класса справиться не можешь? Раз пришел к тем, кто младше и слабее?

— Я просто познакомиться, — вдруг затушевался парнишка.

Девчонки рассмеялись. Старшеклассник резко встал и пошел дальше.

А что касается фантазий, в которые я верил, так они все были о большой мужской дружбе. Один раз я даже попробовал ее осуществить, но у меня ничего не получилось.

В нашем классе был мальчик Илья. Он простой парень, очень старательный. Я часто видел, как он читал учебник и при этом сильно страдал. Он терзал свои волосы, тер щеки, дергал себя за уши. Через некоторое время возносил глаза вверх и хрипел:

— Ну, не понимаю я!

Видно было, как тяжело ему давались учебные предметы. Наверное, поэтому он ходил с прической лохматого ежика. Зато он лучше всех точил и пилил на уроках труда. И делал он это очень забавно, не по-детски увлеченно. Стоит над станком, держит в руке какую-нибудь болванку, язык высунет и крутит им от одного уголка губ к другому, видимо, соображает. Потом начинает точить. А на лице сосредоточенность с оттенком важности, будто перед нами великий мастер творит великое творение.

Он единственный из класса, кто общался со мной. Ну как общался, подходил за помощью по математике и физике. И вот я решил подружиться с Ильей. Начал предлагать свою помощь по другим предметам. Поначалу он старался разобраться сам, а потом просто списывал. Он стал со мной общаться, даже приходил в гости. В самом начале нашей дружбы лидер класса Коля вдруг начал заигрывать с Ильей, хотя раньше всегда пренебрежительно относился к нему. Я плохо разбирался в людях, поэтому многого не замечал, пока не произошел один случай.

Илья пришел ко мне в гости. Он принялся списывать и попутно завел необычный разговор.

— И что ты весь день учишься, читаешь? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— И тебе не скучно? — снова спросил он.

— Нет, — ответил я.

— Ну, может, о чем-нибудь мечтаешь? — спросил Илья.

— Мечты есть у каждого человека, — ответил я.

— А мне нравится одна девочка из нашего класса, — вдруг сказал Илья, и добавил:

— Ты никому не расскажешь?

— Нет, — сказал я и насторожился. Я почему-то думал, что мальчишкам может понравиться только одна девочка из нашего класса.

— Это Юлька, — сказал Илья.

Не знаю, зачем он стал откровенничать со мной. Может, ему очень хотелось поделиться своей тайной с кем-нибудь. Лично я не хотел говорить про свою тайную любовь.

— А тебе нравится какая-нибудь девочка? — спросил Илья и пристально взглянул мне в глаза.

— Да, — немного волнуясь, ответил я.

— Скажи, я никому, обещаю, — вцепился Илья в меня глазами.

— Нет, — робко ответил я.

— Ну, скажи, я же поделился с тобой секретом. Теперь ты поделись, — настаивал Илья.

— Только это тайна, — тихо сказал я.

— Конечно, зуб даю, никому не скажу, — быстро сказал Илья и, не моргая, смотрел на меня. Казалось, что он сгорал от нетерпения, даже покраснел.

— Лера, — пробормотал я.

— А! — сказал Илья и тут же отстал от меня. Будто он наконец-то достиг какой-то цели и успокоился.

Тогда я подумал, что все что произошло, останется в стенах моей комнаты. Но такие мысли сохранялись ровно до того момента, пока Илья не ушел. Как только я остался один, то тут же принялся корить себя.

«Как я мог раскрыть свою самую священную тайну?» — спрашивал я сам себя. Так я мучился, пока не успокоил себя тем, что Илья уже все позабыл. — Да и, в конце концов, кому есть дело до меня и моих фантазий, — предположил я.

Уже на следующий день мои предположения не оправдались.

На первой же перемене Коля подошел к Лере и язвительно сказал:

— Лерка, ты знаешь, что в тебя наш ботан влюбился. Ты теперь ботановая любовь получаешься.

Я глянул на Илью. Он стоял и криво улыбался. Заметив мой взгляд, Илья опустил глаза.

Потом Коля подошел ко мне, встал рядом и крикнул:

— Ты, даже не думай смотреть на девчонок. Гуляй со своими книжками.

Он пнул мой рюкзак. Его подхватил Илья. Они стали играть моим рюкзаком в футбол. Я безуспешно пытался его отобрать.

— Илюха, ты домашку у ботана списал? — спросил Коля.

— Да, — ответил Илья. В этот момент они отвлеклись, я подобрал свой рюкзак и сел за парту. Тогда я понял, что мой друг был мнимым, как все мои фантазии. Много разных чувств нахлынуло вдруг. Было стыдно и обидно. Больше всего я волновался за Леру. Не хотелось, чтобы ей прибавилось неприятностей из-за меня. С тех пор я боялся смотреть даже в ее сторону.

Так я узнал, что такое предательство и понял, что оставаться одному для меня было лучшим вариантом.