Язык шипов

Ли Бардуго, 2017

Сказания о прекрасных русалках и рыжебородых големах, монстрах и принцессах, зачарованных городах и наводящих ужас лесах. Коллекция завораживающих историй с великолепными цветными иллюстрациями – для всех любителей вселенной гришей и темного фэнтези.

Лис-умник

ПЕРВОЙ ОПАСНОСТЬЮ, КОТОРОЙ ИЗБЕГНУЛ лисенок, были материнские челюсти.

Оправившись от тягот произведения на свет потомства, мать-лисица оглядела свой выводок и вздохнула. Прокормить такую ораву будет трудно, да, по правде говоря, она и сама изрядно проголодалась после родов. Лисица выхватила из помета двух самых мелких детенышей и быстренько ими закусила. Уже потом она обнаружила среди других щенят крохотный, извивающийся комочек с пятнистой шерсткой и желтыми глазами.

— Надо было съесть тебя первым, — сказала лисица. — В этой жизни ты обречен страдать.

К удивлению мамаши, комочек возразил:

— Не ешь меня, матушка. Лучше перетерпеть голод сейчас, чем потом жалеть о содеянном.

— Нет уж, лучше от тебя избавиться, чтобы ты не мозолил глаза. Что скажут другие, когда увидят эдакого уродца?

Другому, менее сообразительному малышу эти жестокие слова разбили бы сердце, но наш лисенок обратил внимание на ухоженную шерсть и белоснежные лапки матери.

— А вот что, — отозвался он. — Когда мы выйдем в лес, звери скажут: «Поглядите, ну и безобразный же щенок у этой красавицы!» И даже когда ты состаришься и поседеешь, никто этого не заметит; все только и будут удивляться, что у такой красивой матери родился такой паршивый заморыш.

Поразмыслив, лисица решила, что не слишком голодна.

Уверенная, что заморыш не протянет и года, она не потрудилась дать ему имя. Однако, когда лисенок пережил сперва одну зиму, а потом и вторую, выяснилось, что его нужно как-то называть. В насмешку над неказистым видом малыш получил имя Койя — «красавчик», а вскоре заработал репутацию умника.

Едва Койя подрос, как случилась беда: стая охотничьих собак загнала лисенка в западню из веток неподалеку от норы. Съежившись на сырой земле и слушая свирепый лай гончих, другой бы на его месте поддался страху, начал бы в панике кружить и дожидаться, когда к западне подойдет человек. Вместо этого Койя крикнул:

— Я — лис-чародей!

Самый большой пес со смехом пролаял:

— Может, мы и спим у хозяйского очага и питаемся объедками с человеческого стола, но все же не настолько глупы! Надеешься, мы поверим твоей болтовне и оставим в живых?

— Нет, — пискнул Койя самым робким и покорным голоском. — Ясное дело, вы одержали верх. Но перед смертью я могу исполнить любое желание, только произнесите его вслух.

— Богатство! — гавкнул первый пес.

— Здоровье! — гавкнул второй.

— Много мяса! — прорычал третий.

— Моей силы хватит только на одно желание, — сказал заморыш, — так что выбирайте поскорее, пока не пришел ваш хозяин, иначе мне придется выполнить то, чего захочет он.

Собаки принялись яростно спорить, и пока они, рыча и брызжа слюной, кидались друг на друга, Койя потихоньку улизнул.

Всю ночь под безопасной сенью леса звери пировали, превознося смекалистый ум лисенка. Издалека ветер доносил тоскливый вой голодных и обиженных собак, которых хозяин в наказание не пустил в дом.

Несмотря на острый ум Койи, удача сопутствовала ему не всегда. Однажды, возвращаясь домой с зажатой в зубах аппетитной курочкой, украденной на ферме Туполева, Койя угодил в капкан. Когда железные челюсти с лязгом захлопнулись, другой на его месте принялся бы визжать и скулить от страха, невольно привлекая внимание самодовольного фермера, либо попытался бы отгрызть себе лапу.

Наш Койя, однако, лежал себе и дышал, покуда не услыхал, как через лес шумно пробирается медведь по имени Иван Гостов. Медведь этот, зверь грубый и кровожадный, на лесных празднествах не был желанным гостем. Шерсть у него вечно была грязная и свалявшаяся, и на пиру он вполне мог сожрать не только угощение, но и хозяев. И все же с хищником можно договориться — в отличие от железного капкана.

— Братец, будь добренький, вызволи меня! — попросил Койя.

Завидев истекающего кровью лиса, Иван Гостов грубо расхохотался.

— Охотно вызволю, — проревел он. — Сейчас освобожу тебя из капкана, а вечером поужинаю свеженькой лисятиной.

Медведь вырвал из земли капканную цепь и перекинул молодого лиса через плечо. Болтаясь на медвежьей спине, с железным капканом на раненой ноге, любой другой на месте Койи просто зажмурил бы глаза и молил об одной лишь быстрой смерти, но, пока наш герой мог говорить, у него оставалась надежда.

Он шепнул блохам, которыми кишела грязная шкура Ивана Гостова:

— Если искусаете медведя, я позволю вам жить на мне целый год. Можете сколько угодно пить мою кровь, а я обещаю не мыться, не чесаться и не мазаться керосином. Клянусь, у вас будет привольное житье!

Блохи посовещались между собой. Иван Гостов был отвратительным хозяином, а кроме того, постоянно окунался в воду и катался по земле, чтобы избавиться от нахальных жильцов.

— Хорошо, мы тебе поможем, — наконец хором ответили блохи.

Лис подал знак, и крохотные насекомые принялись кусать бедного медведя точно между лопатками, куда не дотягивались его длинные когти.

Медведь вертелся волчком, яростно скреб шкуру и истошно ревел. Потом он отшвырнул цепь, к которой крепился капкан, рухнул на землю и принялся извиваться, как безумный.

— Ко мне, мои маленькие друзья, — крикнул Койя.

Блохи перескочили на лисью шубку, и Койя, несмотря на боль в перебитой лапе, помчался к своей норе, волоча за собой окровавленную цепь.

Тяжкий год провел лис, но слово свое сдержал. Хотя зуд от укусов сводил с ума, лис не чесался и даже бинтовал себе лапы, чтобы справиться с искушением. Из-за страшной вони звери избегали подходить к Койе, однако он мужественно терпел и не мылся. Как только у него возникала мысль побежать к реке, лис заставлял себя посмотреть на цепь, что лежала в углу норы. Рыжий Барсук помог ему снять капкан, но Койя сохранил цепь как напоминание, что своей свободой он обязан блохам и собственной смекалке.

Навещала его только соловьиха Лула. Сидя на ветке березы, Лула насмешливо щебетала:

— Не такой уж ты умник, а, Койя? Все от тебя отвернулись, и шерсть твоя сбилась колтунами. Ты стал еще безобразней, чем прежде!

— Это не беда, — невозмутимо отвечал Койя. — Без красоты прожить можно; единственная помеха для жизни — смерть.

Когда же обещанный годовой срок подошел к концу, Койя пробрался в ту часть леса, что граничила с фермой Туполева. Двигался он осторожно, старательно избегая капканов, что могли скрываться в зарослях. Лис затаился на птичьем дворе, и, когда один из слуг открыл кухонную дверь, чтобы вылить помои, Койя прошмыгнул в дом Туполева. Зубами стащил с кровати фермера покрывало и выпустил на постель всех своих блох.

— Желаю отлично повеселиться, братцы, — сказал он. — Уж не обессудьте, к себе вас больше не приглашаю.

Блохи попрощались с лисом и заползли под простыни, предвкушая, как славно попируют кровью фермера и его жены.

На обратном пути Койя прихватил из кладовой бутылку кваса, украл из курятника цыпленка и оставил гостинцы перед входом в берлогу Ивана Гостова. Медведь подозрительно обнюхал подношения.

— А ну, покажись! — заревел он. — Опять вздумал меня одурачить, хитрый лис?

— Ты — мой спаситель, медведушка. Если хочешь, можешь мной закусить. Правда, мясо у меня сухое, жилистое, разве что язык мягкий и вкусный. Ужин из меня выйдет так себе, зато компания отличная.

Медвежий хохот сотряс всю округу, так что соловьиха Лула даже с ветки свалилась. Иван Гостов и Койя уплели цыпленка, запили его квасом и всю ночь рассказывали друг другу истории. С той поры они сделались друзьями, и все знали, что обидеть лиса — значит навлечь на себя гнев медведя.

С наступлением зимы медведь пропал. Лесные обитатели заметили, что их число отчего-то сокращается. Меньше стало оленей, птицы и мелкого зверя — зайцев, белок, мышей. Такое бывало и прежде, трудные времена то наступали, то отступали, и все же Иван Гостов — это вам не пугливая косуля или мышь-полевка. Койя не на шутку встревожился, когда сообразил, что уже несколько недель не видел своего приятеля и не слыхал его рева.

— Лула, — сказал он соловьихе, — слетай-ка ты в город и постарайся что-нибудь разузнать.

— Попроси меня как полагается, лис, да повежливей, — вздернула клювик соловьиха, — не то брошу тебя и улечу в теплые края.

Койя с учтивым поклоном принялся хвалить гладкое оперение Лулы, ее хрустальный голосок, чистоту в гнездышке и так далее, и тому подобное, пока птичка резкой трелью не оборвала эту череду комплиментов.

— В следующий раз достаточно будет сказать «пожалуйста». Если ты закончил, я, пожалуй, полечу.

Лула взмахнула крыльями и растаяла в небесной синеве, а когда час спустя вернулась, в ее темных глазках-бусинках застыл страх. Соловьиха так тряслась, что даже не сразу смогла уцепиться лапками за ветку.

— Смерть идет, — пропищала она наконец. — В Полвост явился Лев Юрек.

Звери онемели от ужаса. Лев Юрек был не простым охотником. Ходили слухи, что он не оставляет следов, а его ружье стреляет без звука. Этот человек путешествовал по всей Равке, от деревни к деревне, и оставлял за собой мертвый лес, поголовно истребляя живность.

— Он только что пришел из Балакирева, — звонкий голос соловьихи дрожал. — Завалил городские лавки олениной и мехами. Воробьи говорят, он перебил всех зверей в лесу.

— Ты его видела? — спросил Рыжий Барсук.

Лула кивнула.

— Высокий такой, широкоплечий и красив, точно принц.

— А девушка?

Все знали, что Юрек путешествует вместе со сводной сестрой Софией. Непроданные шкуры она по его приказу пришивала к жуткой накидке, которая длинным шлейфом волочилась за ней по земле.

— Софию я тоже видела, и ее страшную накидку. Койя… воротник этой накидки украшен семью лисьими хвостами, белыми как снег.

Койя нахмурился. Недалеко от Балакирева жила его сестра, у которой было семеро лисят, и все с белыми хвостами.

— Я все выясню, — сказал лис, и звери чуточку повеселели, ведь умнее его не было во всем лесу.

На закате Койя усадил Лулу на спину и прокрался в Полвост. Скрываясь в тени, узкими переулками они добрались до центра города. Юрек и его сестра снимали большой дом рядом с трактирами, что тянулись вдоль Баршайского проспекта. Встав на задние лапы, Койя прижался носом к оконному стеклу.

Лев Юрек в компании друзей сидел за столом, уставленным богатыми яствами — там была и томленная в вине капуста, и телятина, фаршированная перепелиными яйцами, и истекающие жиром колбасы, и маринованный шалфей. Ярко светили масляные лампы — все до одной в зале. Охотник и вправду не считал денег.

Юрек оказался крупным мужчиной, моложе, чем представлял Койя, но действительно очень красивым, как и говорила Лула. На нем была тонкая льняная рубаха и отороченный мехом кафтан, из кармана которого выглядывала толстая цепочка для часов. Взгляд чернильного цвета глаз то и дело обращался в сторону сестры, сидевшей у камина с книгой. Выражения ее лица Койя не разглядел, но профиль у девушки был изящный, а стройные ноги в элегантных туфельках покоились на шкуре громадного черного медведя.

Кровь застыла в жилах Койи от этого зрелища — шкуры поверженного друга, небрежно расстеленной на паркетном полу, натертом до блеска. Мех Ивана Гостова, густой и чистый, блестел как никогда при жизни зверя, и это отчего-то опечалило Койю сильнее всего. Другой на его месте стал бы горевать и спрятался в каком-нибудь укромном местечке, сочтя за лучшее убежать от смерти, нежели обмануть ее. Однако умного лиса терзал вопрос: несмотря на свои грубые замашки, Иван Гостов был почитай что царем леса, встреча с которым грозила опасностью хоть для человека, хоть для зверя, так каким же неведомым образом Юрек сумел его одолеть?

Три дня и три ночи Койя следил за охотником, но безрезультатно. Каждый вечер Юрек много ел и пил — уходил в один из трактиров и возвращался глубоко за полночь. Ему нравилось бражничать и бахвалиться, и он часто проливал вино себе на одежду. После ночных кутежей охотник долго спал; пробудившись, шел в кожевню или в лес. Юрек ставил капканы, купался в реке, чистил и смазывал ружье, но ни разу на глазах Койи не поймал и не убил ни одного зверя.

На четвертый день, однако, Юрек вышел из кожевни, держа в мускулистых руках что-то большое и тяжелое. Подойдя к деревянной раме, он растянул на ней шкуру огромного серого волка. Имени этого волка лесные звери не знали, а спрашивать не осмеливались. Серый хищник, живший на вершине крутого утеса, держался одиночкой. Поговаривали, что стая изгнала его за какое-то чудовищное преступление. В долину он спускался лишь, когда охотился, скользя меж деревьев безмолвной серой тенью. Тем не менее, Юреку удалось снять с него шкуру!

Вечером охотник позвал в дом музыкантов. Горожане приходили подивиться на волчью шкуру. Юрек велел сестре встать с любимого кресла у камина и завернуться в ужасную накидку из шкур убитых животных. Гости тыкали пальцами в разные части накидки, а Юрек рассказывал, как добыл ту или иную шкуру: как застрелил белого медведя Иллариона, как поймал двух золотистых рысей, чей мех пошел на рукава. Он даже похвастался, как изловил семерых лисят и сделал из их пушистых белоснежных хвостов роскошный воротник. С каждым словом Юрека его сестра все ниже опускала голову, пока не уткнулась взглядом в пол.

Койя видел, как охотник вышел из дома, отрезал от шкуры волка голову и отдал сестре. Пока гости пили и плясали, София пришивала к своей страшной накидке капюшон. Вот один из музыкантов ударил в барабан, игла в пальцах девушки дернулась и уколола ее. София поморщилась и поднесла палец к губам.

«Подумаешь, лишняя капелька крови», — сказал себе Койя. Он знал, что зловещая накидка и без того насквозь пропитана кровью убитых животных.

— Все дело в Софии, — на другой день сообщил зверям лис. — Юрек использует какую-то хитрость или колдовство, и сестра про то знает.

— Но с какой стати ей открывать нам его секрет? — спросил Рыжий Барсук.

— София боится брата. Они почти не разговаривают, и она старается держаться от него подальше.

— По ночам она запирает дверь своей спальни на засов, — прощебетала соловьиха. — Закрывается от родного брата! Что-то тут нечисто.

Брат держал сестру в четырех стенах и лишь раз в несколько дней отпускал к старой вдове, что жила на другом конце долины. С собой девушка брала большую корзину, а иногда везла салазки, набитые узлами с едой и шкурами. София всегда была в своей жуткой накидке, и, глядя, как она медленно тащится по дороге, Койя сравнивал ее с богомолкой, идущей на покаяние.

Поначалу София шагала бодро и не сходила с тропы, но, выйдя на тихую, засыпанную снегом полянку далеко за пределами города, она вдруг остановилась. Тяжело опустилась на поваленное дерево, уронила лицо в руки и заплакала.

Лису было неловко подглядывать за девушкой, однако он тут же смекнул: вот и возможность поговорить!

Бесшумно вскочив на другой край бревна, Койя спросил:

— Почему ты плачешь, дева?

София испуганно охнула. Глаза у нее покраснели от слез, лицо покрылось пятнами, голову закрывал капюшон отвратительной накидки, и все же, несмотря на это, девушка не утратила красоты. Беспокойно кусая губу ровными зубками, она огляделась по сторонам и шепнула:

— Уходи отсюда, лис. Здесь тебе грозит опасность.

— Опасность сопровождает меня с той самой минуты, как я, скуля, покинул чрево моей матери.

— Ты не понимаешь, — покачала головой София. — Мой брат…

— На что я ему сдался? Мясо у меня жесткое, мех паршивый.

Девушка слабо улыбнулась.

— Шкурка у тебя пятнистая, это верно, но все равно ты очень даже милый.

— Вот как? Пожалуй, я отправлюсь в Ос Альту и закажу собственный портрет.

— Что может знать о столице лесной зверь?

— Я там бывал, — сказал Койя, почуяв, что может развлечь собеседницу байкой. — По личному приглашению королевы. Она повязала мне на шею синий бант, и каждую ночь я спал на бархатных подушках.

Слезы на глазах девушки высохли, она рассмеялась.

— В самом деле?

— Все придворные старались мне подражать. Красили волосы в рыжий цвет и вырезали дырки в кафтанах, чтобы было похоже на мои пятнышки.

— Ясно, — кивнула София. — Так отчего же ты променял роскошь Большого Дворца на этот мерзлый лес?

— У меня появились враги.

— Королевский пудель приревновал к хозяйке?

— Король счел, что у меня слишком большие уши.

— Да, большие уши — опасная штука, — согласилась София. — Можно услышать что-нибудь, для них не предназначенное.

Теперь пришел черед лиса расхохотаться. Оказывается, вдали от брата-тирана эта девушка способна проявить остроумие!

Улыбка Софии померкла. Она вскочила с бревна, подхватила корзину и поспешно вернулась на тропинку, но, прежде чем уйти, промолвила:

— Спасибо, что рассмешил меня, лис. Надеюсь, мы больше не встретимся на этом месте.

Вечером, когда Койя поделился своим рассказом с лесными зверями, Лула в отчаянии всплеснула крылышками:

— Ничего-то ты не разузнал! Только заигрывал с девчонкой, и все.

— Это лишь начало, птичка. Не нужно торопиться, — сказал Койя и щелкнул зубами над головой соловьихи.

Лула заверещала от ужаса и под смех Рыжего Барсука взлетела на самую высокую ветку.

— Видишь? — ухмыльнулся Койя. — Опасайся тихонь.

В другой раз, когда София отправилась к вдове, лис вновь последовал за ней. Девушка опять села на бревно посреди полянки и горько заплакала.

— Скажи мне, София, отчего ты плачешь? — спросил Койя, вспрыгнув на другой конец бревна.

— Ты снова здесь, лис? Разве не знаешь, что мой брат ходит поблизости? Берегись, он тебя поймает!

— На что твоему брату сдался желтоглазый мешок с костями, полный блох?

София грустно улыбнулась.

— Да, желтый — плохой цвет, — признала она. — Ты, наверное, много всего видишь такими большими глазами.

— Расскажи, что тебя печалит, дева, — попросил Койя.

Вместо ответа София достала из корзины головку сыра.

— Хочешь? — предложила она.

Койя облизнулся. Он все утро караулил Софию и потому не успел позавтракать. Однако умный лис знал, что нельзя брать пищу из человеческих рук, даже таких изящных и нежных. Видя, что зверь не проявляет интереса к угощению, девушка пожала плечами и сама откусила кусок сыра.

— А как же голодные вдовы? — полюбопытствовал Койя.

— Да пусть хоть околеют, — с досадой бросила София и вновь вонзила зубы в сырную голову.

— Почему ты от него не уйдешь? — задал следующий вопрос лис. — Ты не уродина и легко могла бы найти себе мужа.

— Не уродина? А с желтыми глазами и огромными ушами, значит, была бы просто красавицей?

— По крайней мере, от поклонников отбоя точно не было бы.

Койя рассчитывал снова позабавить девушку, однако София лишь вздохнула. Ветер подхватил ее скорбный вздох и вознес в свинцово-серое небо.

— Мы переезжаем из одного города в другой, — сказала она. — В Балакиреве ко мне почти посватался парень, но брат не позволил нам встречаться. Я еще надеюсь, что он женится или выдаст меня замуж, но надежда эта тает с каждым днем. — Глаза Софии наполнились слезами.

— Ну, будет плакать, — сказал лис. — Я всю жизнь только и делал, что выбирался из ловушек, так неужели же не придумаю, как тебя вызволить?

— Если тебе удалось выбраться из одной западни, это не значит, что ты не попадешь в другую, — возразила София.

Тогда Койя похвастался, как перехитрил собственную мать, собак и даже Ивана Гостова.

— Ты — большой умник, — похвалила девушка.

— Не просто большой, — сказал Койя, — а самый большой умник на свете. И это все решает. А теперь расскажи мне о своем брате.

София посмотрела на солнце в небе. Время перевалило за полдень.

— Завтра, — пообещала она. — Когда вернусь.

Девушка оставила сыр на бревне и ушла. После этого лис недоверчиво обнюхал угощение. Огляделся по сторонам и… одним махом проглотил всю головку, даже не вспомнив про бедных голодных вдов.

Койя понимал, что должен вести себя как можно осторожнее, если намерен разговорить сестру охотника. Он не понаслышке знал, что такое оказаться в капкане. София провела в неволе много лет; более слабое создание на ее месте предпочло бы и дальше жить в страхе, нежели воспользоваться шансом на свободу.

Конец ознакомительного фрагмента.