Женщины Парижа

Летиция Коломбани, 2019

Солен пожертвовала всем ради карьеры юриста: мечтами, друзьями, любовью. После внезапного самоубийства клиента она понимает, что не может продолжать эту гонку, потому что эмоционально выгорела. В попытках прийти в себя Солен обращается к психотерапии, и врач советует ей не думать о себе, а обратиться вовне, начать помогать другим. Неожиданно для себя она становится волонтером в странном месте под названием «Дворец женщин». Солен чувствует себя чужой и потерянной – она должна писать об этом месте, но, кажется, здесь ей никто не рад. Все постоялицы такие разные, незнакомые, необычные. Со временем она завоевывает их доверие, у нее появляются друзья – Синтия, Вивиан, Сумейя, Ирис. Все вдруг обретает смысл. Смысл, что когда-то вел вперед основательницу «Дворца женщин», Бланш Пейрон, боровшуюся за то, чтобы все брошенные, оставленные, попавшие в беду женщины обрели свое место. Теперь Солен продолжит дело Бланш и через годы исправит несправедливость, от которой пострадала та, что всех старалась защитить.

Глава 4

Париж, наши дни

Достаточно одного звонка, чтобы все отменить. Солен позвонит Леонару и скажет, что передумала. Скажет, что ошиблась и собирается скоро вернуться в контору на полный рабочий день. Что-что, а лгать она умела. За годы работы адвокатом Солен постоянно практиковалась во вранье. И все же она колебалась. Не будет ли это означать, что она просто предпочла остаться в зоне комфорта, спасовала перед трудностями? Она оглядела свою чистенькую, удобную квартирку, эту золотую клетку, куда она добровольно себя заключила. Разве не требовалось ей настоящей, хорошей встряски, разве не следовало уйти с проторенной дорожки? Ведь она привыкла следовать путем, который за нее прокладывали другие, не настал ли час с него наконец сойти?

Приют для женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Ей ни разу не доводилось бывать в подобном месте. Что ее могло там ожидать, кто знает? Преступницы, бездомные, изгои, жертвы домашнего насилия, проститутки… Она испугалась, что недостаточно сильна для противостояния всему этому. Выросла она вдали от нищеты, в защищенной среде. Да и в конторе ее клиентами были только финансовые воротилы. Бандиты по большей части, но в костюмах от Чифонелли^[13]. От бедности, настоящей бедности, она была отделена высокой стеной. Она знала о ней только из газет или телепередач, а если и видела, то тоже лишь издалека, всегда находясь по ту сторону барьера. Разумеется, ей было знакомо слово «нищета», навязчиво звучавшее в средствах массовой информации, но она никогда вплотную не соприкасалась с тем, что оно означает. Опыт ее общения с бедностью ограничивался наблюдением за молоденькой нищенкой, стоявшей возле булочной с протянутой рукой в надежде, что ей подадут монетку или кусочек хлеба. Она стояла там всегда — в дождь, снег и ветер, — поставив перед собой жестяную кружку. Солен видела ее каждое утро. И у нее ни разу не возникло мысли остановиться. И не из-за презрения или равнодушия — просто потому что она привыкла постоянно ее там видеть. Нищенка была частью картинки, только и всего. Она прекрасно вписалась, войдя мелкой деталью в утренний городской пейзаж. Дадут ей монетку или нет, какая разница — нищенка будет завтра снова, а тогда зачем? Ответственность каждого растворяется в ответственности всего общества. Научно доказанный факт, что при частом столкновении с насилием человек перестает на него реагировать. То же и с нищетой. А ведь Солен вовсе не какая-нибудь особая эгоистка, она точно такая же, как те миллионы спешащих по своим делам мужчин и женщин, которые снуют по парижским улицам, не оборачиваясь. Каждый за себя, и Бог — за всех. Если, конечно, Бог есть.

Несмотря на таблетки, Солен провела бессонную ночь. На следующий день ей был назначен прием у директрисы приюта. Прокрутив в голове все возможные причины, чтобы отказаться от встречи, Солен приняла решение. Нет, она обязательно пойдет. Тогда, по крайней мере, она сможет сказать самой себе, что попыталась. Если уж обстановка там покажется ей слишком мрачной и депрессивной, она позвонит Леонару и откажется. В конце концов, она только начала поправляться, и волонтерство обязано пойти ей на пользу, а не стать еще одним наказанием.

На встречу она, по своему обыкновению, пришла заранее. Давний рефлекс, приобретенный за годы работы. «Точность — вежливость королей». Она всегда уважала этот принцип и следовала ему неукоснительно, словно прилежная ученица. Такой она всегда и была — умненькой и примерной. Ей вдруг до безумия захотелось бежать отсюда, не идти ни на какую встречу. Захотелось не извиняться за опоздание, поступить хоть раз в жизни невежливо и некультурно и абсолютно за это не переживать.

Конечно же, она ничего подобного не сделает. Солен позволила себе только зайти в кафе, расположенное по соседству, и заказать чашку чая — с утра у нее не было во рту маковой росинки, и в горле стояла сухость. Оглядевшись вокруг, она внезапно осознала, что сидит в одном из печально известных кафе, пострадавших в результате терактов 13 ноября 2005 года — «Ля Бель Экип». Два десятка жертв, которые, как она сейчас, заглянули сюда, чтобы пропустить стаканчик или выпить чая. От этой мысли Солен пробрала дрожь. Она подумала о хозяине заведения, его клиентах, завсегдатаях. Что, интересно, пришлось им сделать, чтобы продолжать подниматься по утрам с постелей? Как им удалось это пережить? Она стала разглядывать людей, сидевших на террасе, их лица, выражения. Как ни странно, она вдруг почувствовала удивительную близость к ним. Возможно, они стали такими же, как она, — хрупкими и уязвимыми? Обрели они вновь вкус к жизни, прежнюю беззаботность и раскованность? Или эти ощущения исчезли для них навсегда? Солен подумала о будущем. Что ее ждет впереди? Интересно, у него один сценарий развития или больше? Все ей показалось в этот момент зыбким, непредсказуемым. Ну, предположим, займется она волонтерством по несколько часов в неделю, а что потом? От этого вопроса она почувствовала легкое головокружение. По крайней мере, хорошо одно — ее сбережений хватит на какое-то время.

Пора идти. Положив на стойку несколько монет, Солен перешла улицу и остановилась перед гигантским строением. Да, приют оказался совсем не таким, каким она его представляла — низеньким ветхим домиком где-то в глубине двора. Оказалось, что это большой угловой дом в шесть этажей, широкий фасад выходил на перекресток. Огромная декоративная арка в форме полукруга возвышалась над входом, по обеим сторонам находились две медные таблички. Заинтригованная, Солен подошла поближе. Здание было построено в начале двадцатого века. Отнесенное к числу исторических памятников, оно имело название — «Дворец женщины». Странное название. Оно вызывало ассоциации с чем-то величественным, наподобие дворца королевы. Но уж никак не походило на имя приюта для женщин в трудной ситуации.

Солен поднялась по ступенькам, ведущим к входу. Одна дверь предназначалась для тех, кто там жил. Вторая была снабжена звонком и надписью «Для гостей». Солен нажала кнопку и прошла в глубь Дворца.

В приемной за современной стойкой-ресепшен чем-то была занята молодая сотрудница. Она предложила Солен сесть и немного подождать. На креслах лежала какая-то женщина, обставленная огромными сумками. Несмотря на окружающий шум, она крепко спала. Можно было подумать, что она свалилась сюда после долгого путешествия, длившегося по меньшей мере тысячу лет. Солен не рискнула туда подойти из страха ее разбудить. Ничего, она постоит, так даже лучше.

Приход директрисы вывел ее из задумчивости. Она почему-то представляла себе женщину в возрасте, но та оказалась ее ровесницей — лет сорока, с короткой стрижкой и энергичным рукопожатием. Та провела ее в просторный зал, оказавшийся «большим фойе» приюта. Помещение было очень светлым, с множеством комнатных растений, плетеными креслами и роялем. Широкие полосы света, проникавшие сквозь мансардные окна первого этажа, придавали комнате дружественную и теплую атмосферу. Это «сердце» и «главный нерв» Дворца, пояснила ей директриса. Наши постоялицы часто собираются здесь поболтать. Тут же проводятся и некоторые мероприятия. Она посоветовала Солен проводить свои дежурства в большом фойе, где она будет более доступной для клиенток, чем в официальном кабинете. Затем директриса предложила посетить другие общественные помещения, поскольку в частные отсеки и спальни посторонним доступа нет. Когда они вместе направлялись в спортзал, путь им преградила молодая женщина во флуоресцентном свитере и выцветших джинсах, которая обратилась к директрисе с возмущенным видом. Так не может дольше продолжаться! Эти проклятые «африканские тетки» снова шумели до полуночи! Она хочет сменить этаж, она больше не выдержит! Обиженное лицо девушки пылало негодованием. Директриса ответила, что она сейчас занята, но пообещала поговорить с «африканскими тетками». Ну а в том, что касается смены студий, так они с ней это уже обсуждали: правила Синтии известны. Та, прежде чем уйти, раздраженно пробормотала несколько слов. Директриса извинилась перед Солен за этот квартирный инцидент. Некоторые обитательницы приюта не умеют вести себя должным образом, объяснила она. Здесь всегда приходится управлять людьми, улаживать всевозможные конфликты. Различие культур и зачастую распущенность женщин создают страшное напряжение. Все они очутились здесь, пройдя свой особый путь. Нередко они приходят сюда, разорвав связи со своей средой, своими семьями. Прежде всего необходимо помочь им встать на ноги, примириться с обществом. Жить вместе — идея хорошая, но на этом пути столько трудностей…

Они наконец дошли до спортзала, который в этот ранний час был еще пуст. Просторный, со свежим ремонтом, с зеркалами во всю стену, точно танцевальный зал. В углу громоздились снаряды по последнему слову спортивной моды. Давненько Солен не посещала таких мест! А ведь когда-то и она ходила на тренировки, у нее даже был абонемент в спортивный клуб ее квартала, который она очень скоро перестала посещать, — там она просто даром тратила время. После спортзала директриса отвела ее в библиотеку — просторную комнату с узким проходом между книжными стеллажами. «До чего же трудно приобщать наших жиличек к чтению», — призналась она. Кое-кто из них умеет немного читать, но большинство — нет. Да к тому же языковой барьер: многие очень плохо владеют французским. Правда, два раза в неделю им предоставляется возможность посещать специальные курсы.

Они прошли через музыкальный зал с двумя пианино, несколько мелких конференц-залов, чайный салон «под старину», после чего очутились в очень большом помещении для торжественных приемов. «Когда-то здесь находилась общественная столовая, — пояснила директриса, — чуть ли не весь квартал приходил сюда поесть. Теперь в этом зале мы устраиваем праздники, такие, например, как ежегодный рождественский ужин. В остальное время сдаем его для проведения различных мероприятий. Некоторые известные дизайнеры проводят тут распродажи и даже устраивают показы. „Недели моды“, кстати, тоже часто проходят у нас». Солен не могла не выразить удивления. Принимать кутюрье высокой моды в месте, где женщины с трудом могут себе позволить жалкую одежонку, нет ли во всем этом бестактности? Директриса улыбнулась. «Вполне понимаю ваше недоумение, — ответила она. — Но многие бренды охотно уступают нам почти за бесценок нераспроданный товар. И потом, наши женщины обожают присутствовать на показах. Разве это не прекрасный повод лишний раз распахнуть пошире двери нашего заведения? Ведь суть социальной адаптации вовсе не в смешении культур и религий, здесь это происходит естественным образом, а в том, чтобы пустить извне потоки жизни в стены Дворца».

«Наше хозяйство имеет сложную структуру», — продолжила она. В приюте соседствовали различные формы размещения постояльцев. Имелась так называемая Резиденция, включавшая триста пятьдесят студий с туалетом и ванной комнатой, а в некоторых были и маленькие кухни, остальные жильцы пользовались общей кухней. Обычно их занимали одинокие женщины, получавшие пособие по безработице либо минимальную социальную помощь, которые вносили очень скромную арендную плату. Наряду с постоянным жильем во Дворце располагался «Центр по временному размещению и стабилизации», когда речь шла о самых неотложных случаях. В нем принимали всех, главным образом тех, кто оказался в «затруднительном административном положении», то есть без документов. В основном там поселяли женщин с детьми. Примерно сорок комнат были зарезервированы для «Центра размещения мигрантов». Контингент в основном там зависел от политической ситуации в мире. В настоящий момент прибыло много людей из Африки, живших к югу от Сахары — из Эритреи и Судана. И наконец, небольшой пансион из двадцати квартир был оборудован совсем недавно для семей и супружеских пар.

Всего здесь проживали более четырехсот человек. Не считая пятидесяти семи сотрудников, среди которых были социальные работники, воспитатели младшей возрастной группы детей, обслуживающий персонал, административные служащие, бухгалтеры и технические специалисты. На Солен рассказ директрисы произвел должное впечатление. Да этот приют был просто Вавилонской башней! Здесь перемешивались все религии, языки и традиции. «Уживаться им друг с другом не всегда легко, — продолжила директриса. — Четыреста женщин — это почти всегда сплошной шум и гам. Все они разговаривают, ругаются, напевают или рыдают. А иногда и устраивают потасовки. Сначала оскорбляют друг друга, а потом мирятся. Владельцы соседних зданий то и дело оставляют в приемной жалобы». Она со своей стороны делала все возможное, чтобы усмирить обе стороны. Некоторые из соседей шли ей навстречу, но другие предпочитали переселяться в другие места.

«Так что здесь далеко не рай, — заключила она, провожая Солен до фойе, — но зато у женщин есть крыша над головой. Во Дворце они в безопасности. В среднем они живут в приюте года по три, но некоторые остаются у нас гораздо дольше — например, наша старейшая жительница прибыла сюда четверть века назад. И по сей день говорит, что не ощущает себя готовой к отъезду. В этих стенах она чувствует себя защищенной».

Солен вышла из приюта с чувством, близким к удовлетворенности. Место оказалось более приятным, чем она его представляла. Много света, кругом кипит жизнь. Может, в конце концов, не так уж это страшно — один час в неделю посвящать волонтерству? Ну, напишет она несколько писем, только и всего. Зато сможет сказать психиатру: «Я это сделала!» Вполне возможно, эксперимент с волонтерством обойдется ей малой кровью.

К себе в квартиру она вернулась почти налегке. И ночью хорошо спала — безо всяких лекарств.

Однако Солен и представить не могла, что ее ждало впереди.

Примечания

13

Престижное итальянское ателье по пошиву мужской одежды.