Человек Облако

Леонид Шевырёв

Во время прыжка с парашютом Адель атакует рой из частиц сверхлегкого материала. Избежав гибели, она узнаёт об альпене и его изобретателе Даниле. На воздушном корабле «Лола» Данила и Адель летали ночами, пока не привлекли внимание спецслужб. Начаты исследования альпена. Разработаны и испытаны «сети» для ловли дронов. Между Данилой и Аделью возникла любовь. Развивается и конфликт с бойфрендом Адели, черным копателем «по войне». Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2. Альпен

Горячий и сухой сентябрь тянулся бесконечно. Истощенные провалами и угрозами аграриев («Мать вашу, когда будут дожди? Как озимые сеять!»), пересветовские метеорологи дружно просились в отпуск. Мотивировали стрессами, выпавшими на их долю из-за погодных аномалий не одного этого года. Данные прошлых лет не помогали. Климатические зоны планеты перепутались. Метеорологам хотелось залезть под стол, когда радио торжествующе и с подтекстом произносило: «Сегодня, двадцатого сентября, в Сахаре выпал снег. На севере Германии жара упорно держится за плюс тридцать».

Газета «Твоё» печатала коллективное обращение специалистов по климату к властям. Они просили запретить исполнение песни Инны Анатольевны Гофф «Август» как не отвечающей реальностям природы и разжигающей вражду по профессиональному признаку. «Скоро осень, за окнами август. От дождя потемнели кусты…».

Где дожди?

Газета знакомила читателя с откликом клирика храма Усекновения Честной главы Иоанна Предтечи, что в селе На Воздусях. «Климатознатцы! Предвидеть дождь Господь человеку не дал! Библию читайте! У Экклезиаста (6—11,12, сокращаю) ищите: «Наши ожидания от мира неопределенны и обманчивы… кто скажет человеку, что будет под солнцем?… Он сам не может предвидеть, никто другой не может предсказать, что будет… Никакие знания о будущем не будут ему даны…». Прогноз погоды — предсказание, язычники! Тьфу на вас».

В конце этого… спорного сентября, с дороги, ведущей от Пересветовска в малозаметную котловинку соскользнул мопед с высокой девушкой в пятнистой куртке. Низина, застроенная дачами, была пожалована в начале перестройки работягам огромного, ныне закрытого, алюминиевого завода. Выпускал завод фольгу, алюминиевые рамы, посуду и много чего еще. Заводское начальство котловинкой побрезговало, выбило себе участок получше, на водоразделе. С хорошей землей. Хорошей водой. Одного не учли — близость разоренной с закрытием совхоза деревни, тех самых Воздусей. Деревенский безработный мужик у нас, помимо прочего, — предприниматель и фрилансер. Бывшее заводское начальство стало догадываться, судьба его незавидна. Провода исчезали со столбов в течение суток после очередной навески. Как и колеса оставленных на ночь машин. Возроптали бывшие заводские управленцы, с завистью глядя на былых своих работяг.

В котловинке чернозема не было, только солончак — соленая черная глина. Вода в колодцах не очень хорошая. Сотовая связь не доставала. Зато были уединенность, отсутствие дополнительных соблазнов в виде деревенского магазина. Бывшие рабочие, одномоментно и не по своей воле ставшие пенсионерами, по уличкам непроизвольно строили домишки в порядке, в котором сами сидели на сборочных конвейерах: Вася за Ариной, та за Рудиком, следом торчали из солончака штакетнички Ирины Михайловны, Кащея, Кубика Рубика и Селиверстова. Дальше должен бы поселиться контролер и госприемшик Измаил Дмитриевич. Хороший человек, но — в девяносто втором подался в Израиль.

Не бывает в жизни ситуаций без плюсов. Раз попали в низину, то выкопали общий пруд. Года не прошло, завелся в паводковой воде весь среднерусский подводный мир — пиявки, лягушки, жуки-плавунцы, ужи, большой коллектив карасиков. Заинтересовалась прудом выхухоль, вывела потомство и исчезла.

Клочки солончака с домишками и чахлыми деревцами Адель не интересовали. Под взглядами хозяев она шла туда, где краснел высоченный забор из гофрированной жести с нависшими зелеными кронами яблонь. Калитка в стене заперта, звонка нет. Девушка попробовала ухватиться за его верх. Не тут-то было. Профлист острый, как сабля. Обойдя участок, Адель заметила старый лаз, словно бы собачий, наполовину осыпавшийся. Делать нечего. Из рюкзака извлечен саперный нож-мультитул НС-2 славного орехово-зуевского завода. Клинок для копки коротковат, конечно. Через час кропотливой работы — яблоневые корни мешали, — она выбралась на нужную сторону. Осмотрелась.

Сад тих. Упавшие яблоки во множестве покрывали землю. Их никто не пытался собирать. Из мощной печной трубы над крышей дома валил серый дым. Запашок странноват, будто жги пластик.

Дверь ожидаемо заперта. Адель грохнула обоими кулаками по дверной стали и подождала. Отворили ей с некоторым промедлением. На пороге стоял хозяин с широко раскрытыми испуганными глазами. Всклокоченный, семейные трусы до колен. Босиком.

— Вы!?

Испуг, но и некоторое облегчение.

— Опять на мою голову. Что вы здесь делаете и как сюда попали.

Старик поводил взглядом, но нового парашюта на яблонях не разглядел.

— Как всегда, с неба, Даниил Егорович. Поговорить надо.

— А мне не надо. Сейчас оденусь, и тебя через калитку выведу.

— Не правда ваша, Даниил Егорович. В предбанник пустите, что-то важное скажу. А там и посмотрим.

Данила хмыкнул, оценивающе посмотрел на Адель — что будет, если такая здоровая дивчина да силу применит к старичку. Но — подался вовнутрь.

Так Адель снова попала на знакомую веранду.

Данила стоял, закрывая телом незапертую дверь, ведущую в дом, напряженный, страдающий.

Адель достала из рюкзака небольшой сверток, дернула верёвочку. Словно молния, метнулся оттуда к потолку белый воробушек, врезался в доску и застыл.

— У тебя мой альпен? — прошипел старец, с ненавистью глядя на гостью. — Утащила, когда я снимал с деревьев парашюты. Обворовать спасителя большой грех.

Адель отмахнулась.

— Вы почти укокошили меня. А если бы погубили и Яну, я была бы здесь с омоном. Вас бы судили как убийцу.

— Мне нужно посидеть… — сказал старик, опускаясь на диванчик.

Вид растерянный, маленькие глазки закрыты. Видно, готов заплакать. Да вдруг засмеялся.

— Ладно, поговорим. Давно с молодой не общался. То, что ты у меня… умыкнула, я называю альпеном. «Алюминиевая пена». Металл, вспененный водородом. Намного легче воздуха, вот и летает. В тот раз от меня смылись альпеновые обрезки, что были под потолком в зале (указал на дверь). Ветер сильный, через окно выдул. Вишь, какой результат… Посиди, я сейчас.

Данила протиснулся в полураскрытую дверь, ведшую в дом (стараясь, чтобы Адель ничего за ней не разглядела) и вернулся с кувшинчиком яблочного сока, вазочкой яблочного же варенья, сковородой с неразрезанной шарлоткой. Поднял кружку:

— Ну, за знакомство?

Адель слушала. Что-то прояснялось. Пока немного. Даниил Егорович все на том же заводе алюминиевых изделий был мастером плавильного оборудования. Металл в слитках приходил из Красноярска и Иркутска. Делом его участка были плавка и прокат — фольга, лист, «квадрат», труба. Заготовки шли дальше под прессы, на обрезку, сварку. В начале 90-х завод закрыли как нерентабельный. Коллектив рассредоточился по дачам. Он же какое-то время дорабатывал. Новые собственники резали остатки продукции, оборудование, годное в складских запасах на транспортабельные куски. Все везли за границу, в Венгрию, Австрию, Германию. Деньги оставались там же. Но и этому пришел конец. Разоренный полностью, завод встал окончательно.

Дачник Данила

Он бы пропал — сам в разводе, сын бедствует где-то на Дальнем Востоке. У дочери своя семья, не до нищего папы. Рассчитывать стоило только на себя. Тогда и записал он на последнем листе врученной ему после увольнения трудовой книжки, сразу за разделом «Информация о поощрениях» (много было почетных грамот и премий):

«Не полагаюсь на людей! На воду только обопрешься, В такие хляби окунешься! За что? Я вовсе не злодей. Не полагаюсь на людей!»

— Спасли гены, — смеялся Данила. — Предки были купцами первой гильдии, это помогло.

Он вскочил, забегал с кружкой по веранде. Адели он показался очень похожим на актера Льва Дурова, такой же шустрый дед.

Дело в том, что Данила был на заводе старожилом и помнил как в советские времена отходы производства, а также брак свозили в овраг за дальнюю лесополосу. Чтобы избежать хлопот с разделкой и утилизацией. Предприятию это было невыгодно, мешало «делать план». В перестройку завод с трудом выживал. Такая практика прекратилась. Старые отходы в овраге к тому времени завалило оползнями, поздним мусором, листьями.

Данила съездил туда на своей «копейке» и сразу же вытащил из глины двухметровую алюминиевую трубу килограммов в пятнадцать. Верные двадцать долларов! В рублях по действовавшему тогда курсу… может, лимон.

И началось! Работал ночами. Куски алюминия при перевозке на багажнике «копейки» маскировал брезентом. Когда в гараже набиралось тонны полторы металла (алюминий легкий, это полный грузовик), шел в транспортную контору, что участвовала в разорении завода. Пригодилось знакомство со средним ее звеном: полцены давали сразу на руки. Каждый раз с деньгами несся в обменник. Не поспешишь, завтра рубль провалится еще ниже. Провернул такое множество раз. Однако выследили, не понятно, кто. Когда однажды вновь подъехал к секретному месту, обнаружил в овраге крутящуюся «лопату» и рядом «Камаз». Серьезный человек спустился к нему со склона и вежливо попросил никогда больше здесь не появляться.

Да ради бога! Там мало что осталось.

У безработного одно, сомнительное, правда, богатство — свободное время. У Данилы были кое-какие идеи, с детства его преследовавшие. Теперь их можно было испытать. После недолгих размышлений он появился в низинке, выбрав самый крайний участок. «Алюминиевых» денег хватило на многое. Труд в середине девяностых мало что стоил. Люди за любое дело брались. Вот и возник этот дом. И забор вокруг. Картошка с её «жуком» и помидоры Данилу не интересовали. Саженцы абрикосов сажал. Вымерзли в первый год. Тогда и покрыл свободное пространство яблонями. И не прогадал.

Адель слушала с интересом. Журналистская закваска в ней, несомненно, была.

Данила присел, отхлебнул сока, ненавязчиво положил ей руку на колено. В тот же момент рука улетела, приложившись по пути о столешницу с такой силой, что хозяин еще долго дул на пальцы. Восхищенно посматривал на гостью.

— Не очень слабо? — участливо спросила Адель. — Не будьте стариком Козлодоевым. В следующий раз будет хуже.

— Вы слишком жестки. И всему свету разболтали об альпене?

— Вот тут, мистер Козлодоев ошибся. Дело было темное, неясное. Парашюты мои в аэроклубе списали: «порванные о деревья при экстремальном приземлении».

Данила кивнул.

— Редкое качество — молчание. Особенно у женщин. На гербе Толедо: «Callad!» (Молчи!). И — указательный палец поперек губ.

Адель хмыкнула.

— Чушь. Не знакомы вы с гербом Толедо. Может, у вас воспоминания от «Испанской баллады» Фейхтвангера? И где он только такое отыскал. У меня курсовая в университете была по Сервантесу. Дон Кихот из тех краев, Кастилии-Ла Манчи. Герб Толедо: двуглавый орел, два короля на тронах, золотой гранат… Вместо тронов могут быть колонны, увитые лентами, с подписями «plus», «ultra», т.е. «ещё», «больше».

Они проболтали до полночи, пока Данила не утомился и не исчез за стальной дверью со словами:

— Если дама пожелает, утром продолжим… пить сок. Яблок у меня много.

Всю ночь Адели слышались из-за стальной двери металлические звуки, вроде бы гаражные ворота открывали. Иногда и сквознячком тянуло…