Хлеба кровавый замес

Леонид Шевцов, 2023

Эта книга – правда о том, какой была невыдуманная афганская война. Правда без прикрас ради зрелищности и динамизма выдуманной "картинки". Это компиляция из подлинных характерных эпизодов тех сражений, сложившихся в единый сюжет. Она для читателей, кто любит и ценит жизнь с настоящими радостями и трагедиями, и болью – всей целостностью, как оно есть в действительности. Про мужественных людей, вверивших Провидению свои жизни. Об отношениях в экстремальных обстоятельствах, героизме духа под ежедневным давлением смертельной угрозы. Описываемые события – это картина жизни в чрезвычайных военных обстоятельствах. Итак, идёт огромная колонна. Она тянет зерно, муку и прочую гуманитарку в осаждённый душманами район. Боевые подразделения в драматичных схватках обеспечивают безопасность по очень протяжённому маршруту. А враг стремится уничтожить конвой всеми возможными подлыми средствами. Но даже в том смертельно опасном месте, и в то кровоточащее время, есть шанс для любви Мужчины и Женщины.

Глава 5. Подрыв 301-го

Едва отъехав от кишлака, Шаховской стал работать с маршрутной картой, чтобы оценить опасные участки дороги, где могли ждать сюрпризы. Молодые солдаты в это время перераспределяли имущество в десантном отделении, чтобы забить пустоты, оставшиеся после мешков с мукой. Нужно было всё заново равномерно уложить и по мере возможности отнивелировать, чтобы в десантном отделении опять стало удобно.

— Как закончите там выравниваться, не забудьте переложить РПО* куда-нибудь поближе. Пусть будут под руками, — не отрываясь от изучения карты, бросил Шаховской.

*РПО — реактивный пехотный огнемёт. Очень эффективное, простое в применении оружие с отличными поражающими факторами, которое быстро переводится в боевое состояние. Имеет боеприпас для объёмного взрыва.

— Чувство такое, что это я виноват в его смерти, — неожиданно заговорил Женя.

— Женя, ну что ты несёшь? Это судьба, воля Божья… Или Аллаха… как там у вас? Ты-то тут при чём?! Не дури, сейчас нужно себя держать крепко. Собраться и держать! — постарался успокоить водителя Шаховской.

— Да всё нормально. Оно хоть и больно, но меня хотя бы блевать не тянет. Как некоторых. Вон, Москвич аж проблевался.

— Ну и проблевался. Меня на гражданке никто не учил кишки с костями собирать! И размазанных по дороге мозгов я тоже не видел, — беззлобно, скорее оправдываясь, попытался огрызнуться Вася.

В БТРе зависло непродолжительное, но тягостное молчание.

— Товарищ капитан, а сколько мы этого хлеба везём? — прервал Женя это гнетущую ситуацию. — Ведь мы же продуктовую колонну будем прикрывать? Или ещё там что?..

— Там всё будет. Но в основном мука, зерно. Наверное, медикаменты. Да мало ли что им сейчас надо? Страна нищая. Ты же сам их детей видел. Голодранцы ходячие. Тощие. Им сейчас всё нужно.

— А мы в сам Кандагар войдём? — встрял воспитанный москвич Вася.

— С чего ты взял? — спросил Шаховской, удивлённый осведомлённостью своих молодых подчинённых.

Хотя тут удивляться особо было нечему, ведь «солдатский телетайп» всегда работал исправно.

— Так все же так говорят…

— А ещё говорят, что там духов тысяч двадцать… Что пришли с Пакистана. Злые, падлы, — возбуждённо влез Молдаван.

— Мы будем на блоках стоять, задача обычная. Сами входить никуда не должны. У транспортников есть своя боевая техника. Они и будут на разгрузке. Сейчас там, где будет колонна разгружаться, духов вроде нет. Там пока ещё сарабосы. Где точно будет разгрузка — это зависит от ситуации: может быть, в Лашкаргахе, а может быть, в Гиришках.

— А где это? — тут же спросил Вася, выкачивая все возможные детали предстоящей операции, которых, вероятно, и в самом штабе дивизии до конца не представляли.

— Вообще-то, не так и далеко от Кандагара. Я как раз в тех местах служил, пока меня в этот батальон не перевели. Когда эти новые БТРы сюда, в этот полк, передали. Ну и нас, водителей, тоже как технику передали год назад, вместе с этими машинами. Из десантно-штурмовой бригады под Кандагаром. Так что я как раз там и служил, — с безрадостной усмешкой сообщил Женя.

— Ну и как там? — продолжил беспокоиться Вася.

— Раньше было полно душар. Товарищ капитан, а всё же какая у нашего батальона задача? — перешёл как более опытный к конкретике Женя, выспрашивая важные подробности у командира.

— У всей оперативной группы дивизии одна задача — на самых опасных участках прикрыть колонну с хлебом. Нужно обеспечить её прохождение в пункт назначения. Несколько дней ждём, пока их разгрузят, а затем мы опять на блоки, и пропускаем транспортников обратно, чтобы вернутся на свою базу. Видимо, в Союз… Понятно? — простенько пояснил Шаховской.

— Да конечно, понятно. Что ж тут непонятного? — откликнулся Женя.

— А духи будут по дороге? — снова спросил Молдаван.

— Будут. Обязательно будут. Куда ж им деться? Так, ладно, ребятишки, не отвлекайте меня, мне надо с картой поработать, — отмахнулся командир от чересчур любознательных солдат.

Вася с Молдаваном озабоченно переглянулись, но старательно попытались страха не выказывать, скорее напоминая воробушков бойцовых пород, если такие, конечно, бывают…

В это время Женя произнёс:

— Дорога мне что-то не нравится… Разбитая сильно, но выбоин совсем не видно. Их песком позанесло. Выглядит ровно, а колёса в ямы проваливаются.

— Так, я наверх. Женя, слежу за дорогой. Если что, то предупрежу. Хлопну рукой по шлемаку, — обозначил условный сигнал командир.

— Понял, — ответил водитель.

Шаховской достал сигарету, прикурил, прихватил с собой сидушку и вылез на броню.

Сидя наверху, офицер стал разглядывать дорогу. Та и в самом деле оказалась сильно разбита, а выбоины засыпаны обманчивой пылью, которая значительно преуменьшала их опасные размеры или вообще их скрывала. Было невозможно определить истинную глубину выбоин, и, соответственно, что в них может быть спрятано. А спрятать там можно было без особого труда даже противотанковые мины, и это было бы полностью незаметно и типично для окружающего дорожного фона.

Колонна медленно, но продвигалась вперёд. В это время над ней традиционно барражировали «крокодилы» — вертушки прикрытия. Летающее возмездие. Они курсировали то вперёд по ходу, то возвращались, всё время контролируя ситуацию под собой.

Шаховской курил, сидя на броне, и чтобы чем-то себя занять во время этого монотонного движения, стал размышлять об этом, о вертолётах, замечательной их помощи и поддержке, и других обстоятельствах этой войны, которые, на взгляд Алексея, имели важнейшее значение для понимания её причин и характера.

«Хорошо, что над нами всегда есть вертушки. Они наше возмездие. С мгновенным мощным залпом, а главное — точное и неотвратимое. Да и уничтожить вертушки непросто, когда они летают парами. Сбей духи одну, и это сразу же неотвратимый молниеносный ответ другой вертушки. Так что вертолётчики для нас фактически ангелы жизни.

Чем они так хороши и незаменимы? Всё просто: “Героев Афганистана” среди душманов нет, а вертушки для них — кара небесная. Для духов война — работа. Работа за деньги, когда у них имеются ценники с тарифами, где жизнь солдата стоит двести долларов, офицера — пятьсот, уничтоженный БТР, БМП, танк — тысячу, а вертолёт и самолёт — пять тысяч долларов. Главное — иметь фото или видео. Тогда деньги духам выплачиваются просто бегом.

А умирать никто из них не торопится, тельняшку на себе не рвёт и на пулемёты не бросается: деньги нужны живым, а не мёртвым», — текли в его голове мысли.

«И вот уж кто-кто, их можно считать кем угодно, но они точно не дураки. “Смерть во благо народа” — вся эта идейная говорильня им как мёртвому клизма. В этом нет практического смысла. Для них это просто коммерция, которая должна им приносить только деньги.

В этих-то примитивных, — с сожалением размышлял Алексей, — почти в звериных обстоятельствах кормления и пропитания кроется вся жёсткая и голая правда этой войны — духи зарабатывают себе на жизнь, убивая нас».

Вот так, несколько сумбурно, складывались его раздумья, пока длинная, похожая на нескончаемую лязгающую гусеницу или змею боевая колонна продолжала своё неумолимое движение.

Шаховской, сидя на броне, с удовлетворением наблюдал за низко летающими вертолётами. Колонна в это время объезжала по каменистой укатанной обочине развороченный мощным взрывом участок дороги. В такие моменты принято ехать след в след, так как именно эта колея проверена на безопасность сапёрами.

Офицер докурил, сделал последнюю затяжку и уже хотел выбросить окурок. И в этот момент сзади рядом грохнул взрыв.

Ударная волна кинула Алексея всем корпусом на открытую крышку люка и шандарахнула со всей силы о броню. Шаховской утратил контроль над телом, упал через командирский люк внутрь машины, ударился обо что-то головой и свалился на своё место. По лицу из рассечённого лба заструилась кровь. Его, видимо, контузило.

Женя всем телом подаётся к Шаховскому:

— Ранило?!

— Да туфта! Все к машине! Быстро! — командует он вместо ответа.

Экипаж выскочил из бронетранспортёра. 301-й БТР, шедший позади 300-го, значительно повредило. Его взрывом опрокинуло набок и вырвало колёсный редуктор. Вокруг было разбросано всё, что крепилось на технике. Рядом образовалась внушительная воронка. Плотная завеса пыльной пудры сделала территорию вокруг места подрыва плохо видимой, а воздух практически непригодным для дыхания — в нём ощущался недостаток кислорода. Горло саднило и хотелось прокашляться.

С такими последствиями обычная противотанковая мина не взрывается — слишком сильная ударная волна и необычно глубокая воронка. Вырванное вместе с редуктором колесо БТРа весом около двухсот кило отбросило взрывной волной метров на семьдесят — сто. Было очевидно, что для подрыва был заложен фугас, начиненный большим количеством взрывчатки.

Возле подорванной машины уже суетились бойцы, помогая всем, кто в этом ещё нуждался. Там же находились командир седьмой роты Пасько и его взводный, лейтенант Медведков.

Уже подлетел БТР комбата. Он спрыгнул с машины и направился к офицерам.

Из подорванной машины извлекли мёртвого Крикунова. У него раздавлена грудная клетка, повреждения открытые. Сергей был в момент подрыва на своём командирском месте, а рядом к корпусу, внутри бронемашины, надёжно прикручена тяжёлая танковая радиостанция. Но крепления не выдержали силы взрыва, и станцию сорвало с места. По сути, именно она и убила Крикунова.

Достали водителя с залитым кровью лицом, он стонал. Жив! Достали бездыханные тела ещё двух солдат. Видимых повреждений нет, но они мертвы. Так случилось от минно-барической травмы, то есть от резко возросшего внутри машины давления в момент взрыва.

Рядом с Крикуновым лежал Бугай. Из пасти капала кровь со слюной. Псина тихо и на последнем издыхании поскуливала.

Комбат нервно курил и иногда матерился, ни к кому не обращаясь и покусывая свои чёрные усы. Рядом Шаховской стоял и старался тряпкой унять идущую кровь.

Говорить не о чем. Гнетущее молчание давило, но слова произносить совсем не хотелось.

«Души погибших ещё рядом с этим местом. Тела мертвы, а души рядом и всё слышат… Это-то и вызывает ощущение трагедии — совсем рядом Жизнь и Смерть… Жизнь и Смерть как что-то неразрывное… единое… Как почти разные концы одной… да даже просто палки… а нам это нелепо и непонятно. Именно сейчас это осязаемо и почти физически чувствуется», — не совсем адекватные мысли, больше похожие на лёгкое расстройство, блуждали в мозгу Алексея, — видимо, удар взрывной волны не обошёлся без последствий. Но Алексей решил об этом не упоминать никому, рассчитывая, что всё само собой пройдёт, как это часто проходило в других известных ему случаях у офицеров, получивших похожую незначительную контузию.

Недалеко от комбата и Шаховского стояли Пасько и Медведков.

Пробираясь сквозь колонну к месту происшествия, подъехали санитарная машина и техлетучка*.

*Техлетучка — грузовой ЗИЛ или «Урал» с кунгом, в котором имеется оборудование для экспресс-ремонта в полевых условиях.

На ней обычно перемещался зампотех батальона, капитан маленького роста, поджарый, с вечно чёрными от масла и копоти руками и грязным комбезом, с жиденькими соломенными волосами и красным носом, лет тридцати шести — сорока. Комбат звал его по имени — Володя, остальные офицеры или Владимиром Николаевичем, или же просто — Николаич.

Шаховской сталкивался с ним редко из-за характера его обязанностей, которые были в самой значительной степени завязаны на технику и технарей, и ранее не особо разглядывал этого неприметного офицера. Война и обстоятельства гибели, присутствие свежей смерти рядом, многое обостряют в ощущениях и восприятии, и Алексей почему-то увидел его как впервые.

По военным меркам, для своей должности он был далеко не молод. Явно засиделся на месте зампотеха батальона, но оставался добрым, исполнительным, трудолюбивым человеком, с отличным знанием техники и умелыми руками.

В санитарном ГАЗ-66 находилась фельдшер батальона — женщина-прапорщик. Звали её Тася, она была из немногих женщин на той войне. И практически лишь одна эта незаурядная женщина с редким именем Таисия регулярно участвовала в боевых действиях в составе третьего рейдового батальона.

В своём батальоне её знали все. В полку, где народу немало, она тоже была у многих на слуху.

Жизнерадостная и смешливая, лет двадцати восьми — тридцати. Вполне миловидная, высокая, пружинистая и одновременно женственная, которая обладала способностью маскировать и куда-то прятать от окружающих свою сексуальность и привлекательность. Только глаза она не скрывала. Это было единственное место, в которых присущая ей красота оставалась видна в тех обстоятельствах. Многие офицеры оказывали ей знаки внимания, но…

Всем в полку было понятно, что в тяжких физически и психологически обстоятельствах полнейшей неопределённости, словно при игре в орлянку с самой судьбой, когда постоянно на кону в ней твоя жизнь, душа будет искать моменты покоя, искать тепла, а нервы разрядки.

И два взрослых человека в тех жизненных обстоятельствах сошлись. Так им обоим было проще. И если говорить прямо, это помогало много лучше переносить все тяготы, так как мужчина и женщина со всеми жизненными перипетиями вдвоём всегда справляются эффективней — это ещё, как говорят умные люди, Её Величество Эволюция доказала.

Её полноценным партнёром стал Серёжа Крикунов.

Был Серёжа…

Когда машины подъехали к месту трагедии, зампотех и Тася немедленно выскочили из своей техники. Зампотех заспешил к группе офицеров, а Тася бросилась к пострадавшим, надеясь хоть кому-то оказать, может быть, спасительную для него помощь.

Увы…

Помощь могла потребоваться только одному солдату-водителю крикуновского БТРа. Тася бегло осмотрела его и быстро начала обрабатывать раны. Работая выверенными до автоматизма движениями, она одновременно отдала команду достать из её санитарки носилки и отнести на них этого раненого в кунг после её обработки. Тася обезболила его и стала обрабатывать лицо от крови вперемешку со всё той же афганской пылью, затем забинтовала голову.

Она не менее ответственно и участливо постаралась осмотреть и Бугая. Тот, тихо скуля, и было видно, что плача — из глаз катились прозрачные капли — пытался на последнем дыхании лизнуть её. Тася достала шприц и, ласково поглаживая собаченцию, что-то ввела ему. Кобель затих.

— Туда же грузить двухсотых! — бросила она. — Собаку тоже к ним в кунг заберите. С нами поедет! С ними.

Её наполненные слезами глаза то и дело украдкой задерживались на трупе Крикунова, но воли эмоциям она не давала.

Зампотех за это время осмотрел повреждённую машину и управлял действиями водителей ближайших в колонне БТРов, чтобы поставить бронетранспортёр на колёса и завести его. После чего дал инструкции техникам, как и что сделать дальше, а сам быстро подошёл к офицерам — комбату, Шаховскому и Пасько.

— Что случилось? — угрюмо спросил зампотех.

— Что случилось?! — лицо комбата исказила гримаса. — Хуйня случилась, блядь! Были люди, и нет людей! — с остервенением выкинув окурок, резко ответил Проскуров. — Что с машиной?!

Матерные слова оказались приглушены работающей техникой и взвизгиваниями лебёдок, которые использовались при постановке БТРа на колёса.

Зампотех вздрогнул от командирской резкости и с нескрываемой обидой ответил:

— Сейчас потянем на сцепке, ночью попробуем восстановить.

— Да уж! Попробуй! Сделайте одолжение. Народный умелец, ети его мать, — с сарказмом свалил комбат на друга часть терзающей его горечи.

Николаич тут же от греха подальше резко развернулся и трусцой припустил по своим делам до подорванной машины, а к офицерам подошла Тася.

— Валерий Николаевич, — трое убитых, один тяжело ранен. Крикунов погиб. Бугай тоже. Откуда будем эвакуировать? — понуро обратилась к комбату девушка. Вид у неё был несчастный, но она силилась этого не показывать.

— Из района ночного отдыха, вертушкой, — ответил командир.

— Боюсь, что раненого не довезу, он тяжёлый, — дрожащим голосом предупредила фельдшер.

— А ты, ёшкин кот, не бойся! Вези и довези! — без разбора резко продолжал командовать подчинёнными комбат, в соответствии со своим характером считая, что сейчас не до церемоний. — И начальника штаба нашего посмотри. Тот тоже лобешником броню на прочность проверяет, судя по нему. Пса надо будет предать вечером земле. Слышали?! — неопределённо к кому обращаясь, бросил он команду скорее от горечи, которая за сегодняшний день накопилась в нём уже в избытке.

— Это обязательно! — успокаивая его своим ровным тоном, ответил начальник штаба.

— Ну, герой, идём, я тебе перевязку сделаю, — не глядя на Шаховского, чтобы не были заметны проступившие слёзы, позвала она.

— Пошли лучше к моей машине.

Они быстро направились к стоящему рядом 300-му БТРу Шаховского. Кто-то из бойцов изнутри откинул боковые сходни на бронетранспортёре. Усадив Шаховского и раскрыв свой баул, Тася начала обработку раны на лбу и перевязывать.

— Сейчас я тебе быстренько всё сделаю. Ничего видно не будет, один только шрамик маленький останется, — обратилась она к Шаховскому, ловко работая руками. — Тебя Лёша зовут?

— Лёша.

— Ага, я знаю. А меня Тася. Я у вас фельдшер батальона, — тарабанила она привычные наговоренные фразы, всеми силами пытаясь отогнать воспоминания и заглушить боль от потери близкого человека.

— Я в курсе. Видел в полку.

— Ну и?

— Что «ну и»? Нормально всё, а как ещё? Я тебя понимаю, Тась. Знаю, что вы с Крикуновым были близки́. Ты крепись. Слушай, может, хватит мне бинтов накручивать? Мне же ещё шлемофон надевать на это всё надо.

Тася закончила обрабатывать рану и бинтовать голову Шаховскому.

— Всё, кэп! — чуть заметно улыбнулась она через силу. — Теперь можешь ничего не бояться, ты свою дозу на этих боевых получил, так что выздоравливай.

Этот обмен ничего не значащими фразами, будничными по смыслу и без какого-то иного, подспудного содержания неожиданно успокаивающе подействовал на Тасю. Глубоко в душе ей были приятны тактичность Шаховского в восприятии и оценке их с Крикуновым отношений в тех чрезвычайных обстоятельствах на грани между жизнью и небытием, а ещё — его трогательная и простецкая поддержка и сопереживание.

Во время их разговора и перевязки, подорвавшийся БТР Крикунова уже поставили на колёса и взяли на жёсткую сцепку с летучкой. Зампотех всё это время находился в гуще ремонтных действий. После того как бронетранспортёр сцепили с машиной техпомощи, колонна готова была двигаться дальше.

Зампотех, не желая общаться с комбатом после его несдержанной резкости не по адресу, заметил Шаховского и крикнул ему:

— Всё! Закончили. Готовы двигаться.

Шаховской зычно скомандовал:

— По местам!

Военнослужащие многократно отработанными движениями быстро заскочили на технику и разместились по своим местам. И колонна, постепенно набирая скорость, продолжила путь.

Конец ознакомительного фрагмента.