4
— Тимофей цепляется, — сообщил Кузьма Андреевич старухе.
Зуб расходился все злее. Правая сторона лица отнялась целиком.
— Сходи к Кириллу, — сказала старуха. — Отдай ему рубль, хапуге. Третью ночь не спишь.
Но Кузьме Андреевичу было жалко рубля. Старуха прогнала его почти силой. Он спустился по огородам. Внизу, прислонившись к ветлам, стояла хибарка Кирилла, вечерняя тень накрывала ее.
Кузьма Андреевич постучал.
— Войди с богом, — ответил старческий голос.
Кирилл — божий человек, местный молельщик и знахарь, сидел на скамейке под образами. Костным лоском отблескивал его желтый сухой череп, по затылку бежала, точно привязанная к ушам, тонкая седая кайма.
Он улыбнулся, сощурил бледные глаза, и все обличье его стало благостным, как икона.
— А я все молюсь, — радостно сообщил он. — Я все молюсь. Садись, золотой, помолимся вместе.
— Зуб вот, — мрачно ответил Кузьма Андреевич.
Кирилл сочувственно заохал и проворно достал с божницы темный пузырек.
— Из Ерусалима, — шепотом сказал он крестясь, — из самого Ерусалима!
Он отлил несколько капель в другой пузырек, поменьше, и подал Кузьме Андреевичу.
Конец ознакомительного фрагмента.