Главная ветвь

Леонид Резников, 2016

Наш мир, благодаря успешному эксперименту, разделился на множество реальностей. Или только разделится? Сложно определенно сказать, когда борьба за рождение нового мира идет во времени. Борьба за будущее, за сохранение первозданности исторической линии, ее изменение, за власть и господство над миром – каждому свое. И кого в подобной борьбе могут волновать судьбы и чувства отдельно взятых людей, живущих своими «мелкими» насущными проблемами?

«Человек в наше время — как бумажная салфетка: в нее сморкаются, комкают, выбрасывают, берут новую, сморкаются, комкают, бросают…»

Рэй Брэдбери, «451° по Фаренгейту»

«Не надо терять надежду. Когда все потеряно, остается надежда. Надо всегда во что-то верить»

Рэй Бредбери, «Лекарство от меланхолии»

Книга первая

Спейсер Эоллы. Большой Совет. Колебания

Розовое, с серебристыми переливами сияние, стелющееся волнами по овальному помещению лаборатории, оторвало Аэна от интереснейшей задачи о протечке силовых полей в третьей секции генераторов внешней защиты. Он был уверен, что нащупал решение проблемы, и был очень горд собой. В визуал-объеме перед ним ветвилось дерево решений, завораживающее своей структурной завершенностью, точностью и очаровательной плавностью форм.

Сигнал общего сбора Большого совета вызвал сожаление прим-математика. Взмахом когтистой четырехпалой лапы он отправил расчеты в личный мем-блок и поспешил в главный зал заседаний, воспользовавшись нуль-туннелем, эффектор которого на левой стене при его приближении замерцал глубокой синевой. Синяя «вуаль» эффектора развернулась, объяла тело математика, и Аэн исчез, возникнув вновь в другом помещении.

Вокруг центрального возвышения в форме овоида с плавными скатами краев уже расположился весь ученый совет экспедиции. Аэн поспешил занять свободное место справа, рядом с прим-аналитиком Оон-се, чьи очаровательные формы, мягкий золотистый спинной пушок и прекрасные удлиненные глаза давно будоражили чувства прим-математика.

— Мы вас заждались, уважаемый Аэн, — укорил прим-математика председательствующий на совете Координатор Действия Йиол Оллесс. Его глаза поменяли оттенок с зеленого на красный с желтыми полумесяцами по бокам, что выражало крайнее огорчение. Горизонтальные щели зрачков сузились.

— Искренне прошу прощения, но я заканчивал цикл важных расчетов, уважаемый Йиол.

Йиол вывернул наружу две нижние руки и развел их в стороны: он принимал извинения, понимая важность задержки. Глаза его вновь приобрели зеленый оттенок.

— Начнем, — сказал он, озирая присутствующих из-под нависающего над глазами мощного лба, и подобрал шейные складки.

«Как он стар, — подумал Аэн. — Осилит ли он возложенную на него миссию?»

— Как вы все хорошо понимаете, наступил момент главного действия, — между тем продолжал Координатор. — Восемь естественных циклов¹ мы проводили наблюдения за планетой Ккелтси, или Земля, как ее именуют Ккелтси-вашх — аборигены. Выводы комиссии практически полностью подтвердили расчетную линию социо-математиков. Также, после проведения исследований свойств пространства данного домена, нашла свое абсолютное подтверждение версия экто-физиков об искусственности происхождения нашего родного домена путем расщепления исходного пространственно-временного континуума как минимум на семь независимых. К данному расщеплению неоспоримо установлена причастность именно Ккелтси-вашх. Возмущения пространства, давшие начало нашему домену, были порождены именно в данном временном промежутке и пространственных координатах.

Однако был выявлен прискорбный факт: при существующей конфигурации социума Ккелтси отсутствуют необходимые условия для рождения теории многомерных пространств и, как следствие, невозможность образования нашего домена и возникновения нашей расы. Углубленные расчеты группы социо-математиков под руководством уважаемого Аэна позволили выявить реципиентов среди Ккелтси-вашх и указать общую линию влияния. Два естественных цикла назад мы приступили к микрокоррекциям. Об их результатах я хотел бы узнать у нашего прим-аналитика. Оон-се, прошу вас поделиться с нами имеющейся у вас информацией.

Оон-се вскинула голову в знак благодарности и приподняла верхние руки с повернутыми вниз ладонями, призывая к вниманию. Попутно она соединилась с фалгман-интеллектом спейсера и запросила подключение к информ-модулю.

Над поверхностью овоида раскрылся визуал-объем и, управляемый Оон-се, заполнился табличными данными и графиками.

— Исследования социума Ккелтси, — начала она свой доклад мягким, наполненным обертонами голосом, — после микрокоррекций показали качественное улучшение структуры его конфигурации и практически полное наложение его на базовую, расчетную линию. — Говоря это, Оон-се подсвечивала конкретные цифры и участки графиков. Присутствующие внимательно следили за происходившим в визуал-объеме. — Однако несколько микрокоррекций — участки вот этих кривых, — она подсветила красным три места на двух ветвистых графиках, — не совсем соответствовали запланированным результатам, что породило незначительные аберрации в этой и этой ветвях.

Оон-се увеличила один из графиков и пронзительным красным указала на участки, о которых сообщала.

— Если своевременно не будут устранены данные погрешности, в ближайшее время с вероятностью двадцать три сотых может возникнуть нежелательное ветвление, тем более нежелательное сейчас, когда мы находимся у расчетной точки главного действия.

— Прошу уточнения, — повела левой верхней рукой прим-социолог Оллна-се Эйнс. — В чем вы видите проблему, прим-аналитик?

— Имели место несколько отрицательных внешних влияний на одного из главных объектов — номер три. Эти влияния могут нарушить психосферу объекта, что неминуемо приведет к депрессии и замкнутости.

— А вы не допускаете катарсиса?

— Вполне допускаю, уважаемая Оллна-се, но период его разрешения может затянуться дольше, чем необходимо, что повлечет за собой непоправимые последствия. Обращаю ваше внимание на расчеты. — В визуал-объеме проступила длинная формула и ее графический образ в виде замысловатой поверхности.

— Уважаемая Оон-се, — сказал сек-математик Йуун Ссол. — Мне очень жаль, но вы некорректно применили преобразование Эйкко. В данном случае оно недопустимо.

— Все абсолютно корректно, уважаемый Йуун, — поддержал прим-аналитика Аэн. — Преобразование Эйкко не только допустимо, но и просто необходимо в условиях оценки компактного социум-объекта. Решение, конечно, упрощенно, хотя и нетривиально, но оно вполне достаточно для оценки операционного риска.

Оон-се повернула голову к Аэну. Ее глаза на мгновение приобрели нежно-голубоватый оттенок, означающий признательность.

— Я согласен с Оон-се, — продолжал Аэн. — Ситуация может в ближайшее время выйти из-под контроля.

— Что вы предлагаете? — спросил Координатор у Оон-се.

— Частную микрокоррекцию объекта номер два и приступить к осуществлению основного действия для объекта номер три. — Оон-се сдвинула недавнюю формулу вглубь визуал-объема и вывела две другие.

— Не слишком ли мы торопимся? — Координатор выразил сомнение глазами, перекрасив их в ярко-лиловый цвет и размышляя над предложением.

— Нисколько, — уверенно сказала Оон-се. — На Ккелтси говорят: «промедление смерти подобно».

— Кто бы спорил, — «нахмурился» светло-красным оттенком глаз Координатор Йиол. — Я вижу, для объекта номер два вы предлагаете одноразовую микрокоррекцию в режиме «инкогнито».

— Полноценный посланец в данном случае необязателен. Из расчетов хорошо видна минимальная достаточность в виде последовательности технически несложных вмешательств в окружающую объект обстановку.

— Согласен, — подтвердил после некоторых размышлений Йиол. — Теперь касательно объекта номер три. Вы предлагаете режим «Советник» четвертого уровня. Это практически полноценный контакт! Поясните свою мысль, прим-аналитик.

— Первое, что хотелось бы отметить, времени у нас осталось немного — всего четверть локального цикла. Дальше, как вы знаете, наши попытки воздействия успешно блокируются неизвестными нам силами. На протяжении трехсот семидесяти их циклов мы не имеем возможности что-либо кардинально изменить. Позже этого срока любые изменения бессмысленны. Поэтому хотелось бы отметить важность завершения нашей миссии в эту оставшуюся четверть локального цикла.

Второе — это эмоциональный криз объекта номер три. Его нервная система находится в крайне возбужденном состоянии. Он ни с кем не взаимодействует в последнее время и воздействие на него затруднено. В связи с этим предлагаю именно «Советника» с четвертым уровнем. Этот человек умен, материалистичен и с наибольшей долей вероятности отнесется к мнению посредника с уважением.

— Почему вы так считаете?

— Принцип превосходства. Подчинение слабого сильному.

— Но мы не хотим подчинять его!

— Я не имела в виду именно подчинение, но в этом состоянии им можно свободно управлять. При умело составленной программе обработки реципиент будет полагать чужие мысли собственными.

— Мне это кажется несколько неэтичным. Ккелтси-вашх — развитый народ, и я считаю недопустимым применение к нему методов психонасилия. При всем уважении к совету, «Советник» не выше первого уровня. — Координатор обвел взглядом собрание. — Ваше мнение?

–Предлагаю режим «Маг», — сказал Аэн. — Минимум информационного давления плюс технологическая оснастка, позволяющая поразить воображение аборигенов, что, несомненно, расположит реципиента к посреднику.

— Другие предложения?

Больше предложений не последовало.

— Хорошо. Мне тоже кажется оптимальным вариант «Маг», предложенный прим-математиком. Оон-се, вы поддерживаете это предложение или необходимы дебаты?

— Поддерживаю и считаю его отличной заменой «Советнику». — Оон-се в знак согласия сложила нижние руки крест-накрест на груди.

Остальные члены совета повторили ее жест.

— Прекрасно! На этом и закончим. Прошу присутствующих незамедлительно приступить к проработке деталей и технической реализации принятого проекта. Уважаемая Оон-се, я бы просил вас задержаться.

— Слушаю вас, уважаемый Йиол, — сказала прим-аналитик, приблизившись к Координатору, когда члены Большого совета покинули помещение.

— Наша беседа неофициальна, Оон-се. — Йиол в знак доброжелательности пошевелил пальцами нижних рук. — Вы упомянули о зоне блокировки размером в триста семьдесят локальных циклов. Насколько мне известно, именно ваша группа занималась этой проблемой.

— Вы правы, Йиол, — подтвердила Оон-се.

— Что вам удалось выяснить?

— Немногое. До сих пор неясна сущность данной аномалии. Я склоняюсь к мысли о ее природной сущности, заложенной в мироздание. Некая защитная функция.

— Любопытно. В чем выражается сущность блокировки?

— Любая попытка изменить что-либо наталкивается на мощное противодействие. Посредники просто саморазрушаются.

— Я полагал, их энергетический потенциал позволяет противостоять любым внешним проявлениям. Вы зафиксировали какие-либо воздействия на них в момент распада?

— Никаких воздействий не зарегистрировано, Йион. И это меня пугает больше всего.

— Атавистическое чувство. Что же именно вас пугает?

— Предположение о существовании некой реальной мыслящей силы.

— Вы полагаете, существует неизвестная и недоступная нам организованная структура, владеющая знаниями и технологиями более высокого порядка, чем наш? Я правильно вас понял?

— Совершенно верно, Йион. Мне кажется, они просто терпят нас, пока мы не выходим за определенные ими рамки.

— Уверен, все выглядит не столь трагично.

— Хотелось бы надеяться, Координатор. Но все же считаю, нельзя терять времени.

— Вы полагаете, они могут помешать реализации наших планов?

— Однозначного ответа у меня нет. Если это хозяева ветви, то им нет смысла мешать нам. Но могут быть и другие заинтересованные стороны. Заинтересованные в первую очередь в том, чтобы ветвление не произошло.

— В любом случае нам необходимо завершить свою миссию. Наша раса должна существовать!

— Полностью с вами согласна. — Оон-се скрестила на груди руки. — И поэтому я предложила перейти к активной фазе.

— Я еще на совещании заметил вашу нерешительность и поэтому решил поговорить с вами с глазу на глаз, — сказал Йион. — Что же вас беспокоит?

— Исходя из анализа результатов последних исследований Ккелтси-вашх, в ближайшие сто-сто пятьдесят локальных циклов они не будут обладать технологиями, позволяющими управлять структурой домена.

— Но как же так? — удивился Координатор. — Ведь установлено, что именно Ккелтси-вашх своей деятельностью…

— Простите, что перебиваю, уважаемый Йион. Это действительно сделали они. Но, исходя из анализа ситуации, я абсолютно уверена, что их вмешательство в структуру домена стало возможным исключительно при содействии со стороны.

— Вы предполагаете возможность передачи кем-то Ккелтси-вашх научной базы по этому вопросу?

— Не только предполагаю, но и настаиваю на этом. Передать всю необходимую информацию могла только заинтересованная сторона.

— То есть мы, — заключил Координатор.

— Именно.

— Но почему вы ничего не сказали на собрании?

— У меня есть противники данной теории. Один из них — сек-математик Ссол. И он прекрасно знает об отсутствии у меня доказательств. Однако, как интуитив, могу сказать, что, если мы не сделаем этого — наша миссия будет провалена.

Глаза Координатора стали ярко-лиловым — Йиона одолевали сомнения. Прим-аналитик терпеливо ждала.

— Оон-се, я знаю вас на протяжении долгого промежутка времени и имел возможность убедиться в вашем огромном потенциале в роли интуитива. Поэтому склонен доверять вашим выводам. Но я не могу строить последовательность своих действий исключительно на их шаткой базе. Мне необходимы доказательства. Только поймите меня правильно.

— Я все понимаю, Координатор, — чуть присела Оон-се, извиняясь за доставляемые Координатору моральные переживания. — У меня они есть, но косвенные. Первое, как я уже говорила, — это невозможность Ккелтси-вашх самостоятельно разработать теорию многомерных пространств в ближайшие локальные циклы. Время прорывных открытий на Ккелтси, как вы знаете, прошло. Их наука развивается плавно, и потому достаточно предсказуема.

Второе — мы приближаемся к критической точке, когда будем вынуждены покинуть это время. Уже сейчас мы с трудом справляемся с тайм-стабилизацией посланников, затрачивая на их существование колоссальные мощности, что ни для кого не секрет. Энергопотребление растет, начинаются протечки, и я их связываю с ростом нашего тайм-потенциала в связи с приближением к некоей нуль-точке. Я слышала, прим-математик Аэн в данный момент работает над анализом протечек в защитных полях. У меня не вызывает сомнений результат его работы, который подтвердит правоту моих предположений. Мне кажется, он в скором времени доложит вам о своих выводах и невозможности решения данной проблемы.

Йион в нерешительности долго качал головой.

— Ваши доводы убедительны, — наконец сказал он после длительной паузы. — Что же вы конкретно предлагаете?

— Мне кажется целесообразным дождаться сообщения Аэна — это необходимо для убеждения совета в правоте моих слов. Но необходимо заранее подготовить инфо-капсулу с научной базой для передачи ее на Ккелтси. Однако, основываясь на предположении о существовании структуры, могущей противодействовать образованию ветвей, предлагаю передать капсулу объекту номер три — это обезопасит капсулу на необходимое время и поможет проследить за противодействующей структурой, если таковая существует.

— Я понял вас, уважаемая Оон-се. Поддерживаю ваше стремление дождаться решения Аэном проблемы утечки, и, если выясниться, что вы были правы, я добьюсь одобрения советом осуществления вашей версии активной фазы.

Глаза Оон-се приняли нежно-голубоватый оттенок. Прим-аналитик развернулась и направилась к нуль-туннелю.

Йион проводил ее долгим взглядом до эффектора нуль-туннеля и впал в раздумье.

— Двадцать три — один — Центру.

— Центр слушает. Что у вас, Витольд?

— Чудики, похоже, зашевелились. Замечено появление «гостей». В районе Сосновой.

— Режим «гостей» удалось определить?

— «Инкогнито». Похоже, «подставлялы».

— Сколько их?

— Трудно пока сказать. Держатся одним пакетом. Но не менее трех, судя по полевому фону.

— Кто объект?

— Скорее всего, «ЕТ». В этом районе больше никого нет.

— Значит, взялись за центральные фигуры. Давно пора. Витольд, бери объект «ЕТ» под усиленный контроль, код — три единицы. «Гостей» не трогай, только если начнут зарываться. Могут пожаловать «хамелеоны» — это твоя главная задача. Если что, сразу запрашивай эшелон поддержки.

— Принял, Центр.

— Удачи, Витольд. Отбой… Центр — Альфе — два.

— Альфа — два на связи.

— Алексей, у Павловского «гости». Направь эшелон поддержки на уровень двадцать три. Пусть будут где-нибудь поблизости.

— Экипировка?

— «Атлант».

— Серьезные гости? — присвистнул Алексей.

— Нет. Думаю, объявятся «хамелеоны».

— Принял.

— Конец связи… Центр — двадцать три — одиннадцать.

— Двадцать три — одиннадцать у аппарата.

— Кончай кривляться, Йозеф. Что у тебя?

— Тишина. «ЕМ» на рабочем месте.

— У Витольда «гости». Чудики активизировались, затевают какую-то хитрую комбинацию. Повнимательней там. Если что — запрашивай эшелон поддержки. Кудряшин вышлет с минуты на минуту.

— Все сделаю, Виктор Степанович. Если только со скуки не помру.

— Только попробуй! Отбой…

Елена Топилина. Будни

Елена не могла дождаться окончания занятия.

Правая рука, подпиравшая чуть повернутую влево голову, затекла, а правая нога, на которой Елена полулежала — онемела. Спина ныла. Левую, согнутую в колене ногу, упиравшуюся пяткой в жесткую поверхность, хотелось расслабить и распрямить. Или хотя бы чуть отогнуть в сторону. Лучше всего было левой руке — та расслабленно лежала на правом бедре.

Те, кто считает работу натурщика легкой — сиди себе, стой или лежи — глубоко заблуждаются. А попробуйте сами полежать или посидеть без движения хотя бы час. К тому же иногда приходится позировать в белье, а то и вовсе вовсе голышом… Но что делать, если на дворе были смутные девяностые, и в столь тяжкое время найти приличную работу (даже не работу, а подработку) было делом практически невозможным.

Елена, потеряв год назад мужа в автомобильной катастрофе, осталась совершенно одна с двумя маленькими детьми на руках — девятилетней Светкой и шестилетним Алешкой. Мать с отцом недавно умерли — сначала мать, а за ней и отец ушел. А родители мужа никогда ее не жаловали. Сейчас — и подавно.

По профессии Елена была медсестрой, а много ли заработаешь на этой работе. В ночные смены, конечно, платили более или менее, плюс уколы и капельницы на стороне, но все равно на жизнь едва хватало. С двумя же детьми на руках Елену никуда не брали.

Пойти подработать натурщицей посоветовала ей одноклассница Верка Симонян. Верка, умудрившаяся закончить ВУЗ в Москве на золотую медаль и, зачем-то вернувшись в родной город, теперь преподавала в этом самом ВУЗе, где готовили художников, и там постоянно требовались натурщики. Платили гроши, зато за каждый отработанный день.

Сначала Елена отказывалась, но потом, когда стало с деньгами совсем туго, решила попробовать. Стыдно, разумеется, было до чертиков, когда впервые пришлось раздеться. Повезло, хоть студенты битые попались: никто не глазеет, лица у всех сосредоточенные, одухотворенные. Но по здравому размышлению Елена все-таки решила, что ничего в этом нет предосудительного. Искусство — оно вообще не от мира сего: свои правила, взгляды на жизнь. Да и развратного от нее ничего не требовали. Но привыкнуть все равно было тяжело.

Не сразу, помаленьку, Елена свыклась со столь неординарной подработкой. Работа натурщика, по сути, оказалась нудной и утомительной. Время тянулось медленно, а уроки казались бесконечными, но Елена, со своим нескончаемым оптимизмом, смогла и в этой работе найти забавное.

На анатомических, как она их называла, сеансах, интересно было наблюдать за молодыми «талантами», особо, если те впервые рисовали обнаженную натуру. Тогда они пытались всеми силами придать своим лицам отсутствующее выражение и выглядеть удрученными опытом завзятыми художниками. Со стороны это выглядело довольно потешно.

Сидеть или стоять — это еще ничего. Но вот сегодняшняя поза — полулежа, с подпертой рукой головой — была настоящим мучением.

Занятие, наконец, закончилось. Студенты, мгновенно утеряв к ней интерес, неторопливо собирались и о чем-то оживленно спорили.

Елена с трудом поднялась с импровизированного ложа, покрытого куском мягкой пушистой материи, накинула халат и, запахнув его, проследовала в каморку студии, заваленную всяким хламом. Там она быстро оделась и привела прическу в порядок, глядясь в мутное зеркало с трещинками на подложке.

В комнатку зашла Катя Ефимова.

— Вот, распишись, — сунула она Елене в руки дневной заработок и ведомость для росписи.

Елена расписалась, не считая, убрала деньги в сумочку, обулась и, взглянув на часы, выбежала в коридор. До дома от института нужно было ехать почти через весь город, а еще в магазин заскочить и за Алешкой в садик.

Подбегая к остановке, девушка издалека увидела ожидающий пассажиров автобус. Но, как назло, когда Елена уже была метрах в десяти от него, двери, злорадно прошипев, внезапно захлопнулись, автобус мигнул желтым глазом поворотника и рванул с места. Елена закричала и помахала рукой, однако водитель либо не заметил ее, либо ему было банально наплевать на женщину, оставшуюся в полном одиночестве на конечной остановке в сумерках унылого, моросящего дождем вечера.

Следующий автобус — через полчаса.

Елена, придерживая рукой капюшон плаща, перебежала через дорогу и вошла в двери универсама. Теперь торопиться было некуда.

Она побродила между рядами стеллажей и лотков. Брезгливо поковырялась рукой в надетом на нее целлофановым пакетом в гниловатой, дурно пахнущей картошке — лучше взять у себя, в ларьке. Набрала луку — лук был хороший, плотный, в сухой золотистой шелухе, — морковки — так себе, зато недорогой. На ходу подхватила еще мягкую буханку серого хлеба. В мясном отделе долго стояла в раздумье у витрины и решила все-таки взять полкило свиного фарша — дети обожают котлеты.

Очередь у кассы оказалась длинной, продавщица — вялой молодой особой, лениво тыкающей одним пальцем на кнопки кассового аппарата. Народ возмущался — продавщица морщилась, косилась на очередного недовольного и продолжала гнуть свое. То ли назло, то ли просто была новенькой неумехой.

Елена то и дело поглядывала на часы. Прошло уже двадцать минут, но все бросать и бежать, когда впереди тебя осталось всего два человека…

Двадцать пять минут…

Наконец, расплатившись за товар, Елена быстро покидала покупки в купленный фирменный пакет магазина, обещавший крикливой надписью на размалеванном боку невероятные шестнадцать килограмм грузоподъемности, и выбежала из магазина через едва успевшие разойтись в стороны стеклянные двери.

Дождь уже закончился.

Автобус стоял на остановке, вхолостую попыхивая сизым дымком из выхлопной трубы. Елена рванулась к нему. Пакет предательски затрещал, и продукты весело посыпались через образовавшуюся дыру на влажный, поблескивающий в свете фонарей асфальт.

Елена остановилась, зло отбросила расползшийся по нижнему шву пакет и присела возле валявшихся на земле упаковок с продуктами. К ней приблизился проходивший мимо мужчина.

— Вам помочь? — спросил он.

— Разве что донести в руках, — сказала она, поднимая с асфальта влажные, в грязи, целлофановые упаковки.

— Складывайте сюда, — предложил мужчина, извлекая из вместительного пакета с надписью «Эльдорадо», который он нес в руках, большую коробку и протянул пакет девушки.

— А как же вы? — удивилась та.

— Мне он ни к чему, — улыбнулся в короткую бороду мужчина. — В магазине дали бесплатно. Сервис! Складывайте, я подержу.

— Спасибо, — обрадовалась Елена, наспех подбирая и запихивая в пакет покупки. — Не знаю, как вас и благодарить.

— Не стоит. Рад был помочь.

Он подождал, пока девушка не выпрямилась, передал ей пакет и пошел своей дорогой.

За спиной взрыкнул и укатил автобус.

«Да что же за издевательство такое!» — в сердцах подумала Елена, понуро бредя к вновь опустевшей остановке.

Внезапно ее хлестнул светом фар автомобиль, вынырнувший из переулка рядом с остановкой. Елена обернулась на свет и, прищурив глаза, прикрыла их рукой. Автомобиль медленно докатился до нее и остановился. Опустилось левое стекло.

— Ленка, ты, что ли? Привет! — спросил удивленный знакомый голос. Из темноты салона в открытое окно выдвинулось женское лицо. Елена узнала знакомую массажистку, раньше работавшую в их поликлинике.

Массажистку звали Оксаной, о ней в больнице ходили всякие разные неудобоваримые слухи, связанные с ее частной деятельностью. Слухи Елена не любила, равно как и совать нос в чужую жизнь.

— Привет!

— Ты домой? На школьную?

— Да.

— Садись. По пути.

— Ой, спасибо, Оксан. — Елена торопливо обежала спереди новенький «Киа», открыла дверь и упала на сиденье. — Не поверишь, я второй автобус упустила! Удачно ты мне попалась. — Она тихонько захлопнула дверь и устроилась поудобнее, пристроив сумки на коленях. — А ты как здесь? Ты вроде бы на Свердлова живешь?

— К родителям заезжала.

Машина притормозила у светофора, свернула налево и стремглав понеслась вдоль оживленной улицы.

— Как работается? — спросила Оксана, перестраиваясь в правый ряд и поддавая еще газу. Фонари вдоль дороги почти слились в желтую нескончаемую ленту. — Ты все там же, в терапии?

— А куда мне с двумя детьми? Никто не берет.

— Не понимаю, как ты одна выкручиваешься. — Оксана вновь резко перестроилась влево, обходя старенькие «жигули», и вернулась на правую полосу.

— Так… — неопределенно ответила Елена, вздохнув.

— Я слышала, ты подработку себе нашла. Думала, шутка, а сейчас смотрю — ты, рядом с институтом каких-то там искусств.

— Ну, нашла, и что? — с вызовом сказала Елена и зло подумала: «Тебе бы мне моей подработкой в глаза тыкать!»

— А чего ты злишься-то сразу? Я же ничего не говорю. Просто никогда бы не подумала о тебе. Лучше б тогда стриптизершей в ночной клуб пошла — там хоть платят нормально. А то за копейки крутишь голым задом.

Оксана включила правый поворотник и выбралась из потока машин, свернув на Калинина. До дома оставалось минут десять езды.

Елена задохнулась от услышанного и не сразу нашлась что сказать.

— Я не кручу голым задом и я не проститутка, чтобы ублажать тупых ублюдков! — раздельно, сквозь зубы проговорила Елена.

— Да ладно, — скривила смазливое, без меры накрашенное личико Оксана. — Все одно. Что там, что здесь — сидят и жрут тебя глазами.

— Никто меня ничем не жрет! — окончательно сорвалась Елена. — Все, останови машину.

— Ой, успокойся, разволновалась тоже. Сказала же, довезу, значит, довезу.

— Останови!

— Сиди уж. Подумаешь, обиделась. А что тут такого? Нужно как-то жить. Я вот мужикам «общие» массажи делаю и не стыжусь. Зато при бабках.

— У тебя же муж, — тихо сказала Елена. Ей вдруг стало противно и гадко от подобного цинизма.

— Это разве муж? Тряпка это, а не муж.

Она наконец замолчала.

Елене расхотелось болтать, к тому же она чувствовала себя так, будто на нее вылили ведро помоев. Девушку передернуло. Ни к чему в этой дорогущей машине после услышанного прикасаться не хотелось.

«Киа» наконец остановилась у тротуара, и Елена, подхватив сумки, быстро выбралась на свежий воздух, полной грудью вдохнув его.

— Спасибо тебе, — сухо бросила она Оксане, захлопнула дверь и побежала в сторону детского сада.

Проходя мимо овощного ларька, Елена вспомнила про картошку. Отстояв небольшую очередь, купила пару килограмм, убрала в пакет и аккуратно подняла его. «Эльдорадовский» пакет возмущенно поскрипывал, ручки его натянулись, врезаясь в пальцы, но пока держался.

В детсаду тоже пришлось задержаться.

Пока Алешка одевался, вертя в руках штаны и завязывая шнурки потертых стоптанных ботинок, Елена выслушала от молоденькой воспитательницы кучу нелицеприятных замечаний в адрес сына: непоседливый (можно подумать, это не ребенок, а статуя), не хочет спать (разумеется, ты в его возрасте просто горела желанием спать днем), дерется (естественно, только он, а другие — ангелы с крылышками), и тэдэ, и тэпэ, и пр…

Елена смиренно пообещала серьезно поговорить с сыном и, раскошелившись на пятнадцать рублей «добровольных пожертвований» — в этот раз на игрушки, — наконец покинула стены детского сада, уводя за руку взопревшего в пальто в ожидании матери Алешку.

Елена была в отвратительном настроении. Сначала автобусы, потом эта сумка на шестнадцать кэгэ, проститутка Оксана, еще и воспитательница — без году неделя в саду, да и вообще, а мнит себя не иначе как Макаренко!

Почти до самого дома она отчитывала сына за плохое поведение, срывая злость на нем — понимала это, но не могла остановиться. Алешка, хорошо чувствуя настроение матери, осторожно отделывался стандартными фразами: «А чего она?», «А он первый начал», «Я ничего не делал».

Однако то, что увидела Елена, войдя во двор, повергло ее в настоящий шок…

— Двадцать три — один — Центру.

— Центр на связи. Витольд?

— «Хамелеоны» не объявились. Объект «ЕТ» прибыл к месту проживания. Направляется к дому. Горизонт чист.

— Что «гости»? Прямого воздействия или контакта не было?

— Нет. Поработали барабашками и рассосались. Предполагаю, им необходимо было зачем-то задержать объект. По крайней мере у меня сложилось подобное впечатление. Высылаю подробный отчет.

— Спасибо. Подожди, Йозеф вызывает. Центр — двадцать три — одиннадцать. Слушаю.

— Виктор, пятнадцать минут назад зарегистрировано появление «гостя». Очень высокая энерговооруженность.

— Почему сразу не доложил?

— Объект находился в режиме мерцания.

— Уровень объекта определили?

— Не совсем. Такие еще не объявлялись.

— Что из себя представляет?

— Похож на «живчика», но накачан энергией под заглушку. Имеет постоянный канал подпитки.

— Не трогали?

— Только пощупали. Гость с норовом, огрызается.

— Не трогайте, просто следите. Видимо, прибыл контактер. Контакт с «ЕМ» был?

— Да, но, как я говорил, засекли поздно.

— Черт! Похоже, чудики выходят на новый уровень.

— Что нам делать?

— Пока просто следите.

— Понял. Конец связи.

— Витольд?

— Разговор слышал. Чудики точно затеяли какую-то многоходовку.

— Они мастера по этой части. Витольд, повнимательней там.

— Будет сделано…

Евгений Молчанов. Суета

Евгений оторвался от клавиатуры и бросил усталый взгляд на часы в правом нижнем углу монитора. Восемнадцать пятьдесят две…

В отупевший от многочасовой напряженной работы мозг информация проникала медленно и как-то тягуче.

Восемнадцать пятьдесят три…

Эти белые цифры о чем-то говорили, и говорили они о чем-то очень важном. Они торопили и прямо-таки вопили с экрана, пытаясь достучаться до его сознания.

Сознание было глухо.

Евгений потер ладонями лицо, повернул голову к окну.

За окном уже стемнело. Черные силуэты высоких раскидистых кленов, подсвеченных сзади тусклым светом пыльных фонарей, грустно покачивали ветвями, роняя пожелтевшие одеяния. В приоткрытую форточку с холодным октябрьским воздухом врывались шорох листвы, звонкий, дробящийся эхом топот ног нечастых прохожих. Еще шум моторов и шелест шин проезжающих автомобилей.

Евгений зябко поежился. В комнате становилось прохладно.

«Только семь, а уже темно», — подумал он и опять перевел взгляд на экран монитора.

Восемнадцать пятьдесят четыре…

В голове как будто тихонько щелкнуло лепестками контактов внезапно проснувшееся реле.

«Черт! — спохватился Евгений. — Черт! Черт! Уже почти семь!!!»

Он вскочил из офисного кресла. Кресло откатилось назад и, ударившись спинкой о беленую стену, обиженно отвернулось в сторону.

Набрасывая на ходу куртку, Евгений подбежал к окну и закрыл деревянную форточку. На подоконник посыпались чешуйки облупившейся белой краской.

Старые чугунные батареи совершенно не грели, и завтра Варвара с Нинкой опять устроят ему нагоняй за вымороженную комнату, будут зло греметь чашками с кофе, не предлагая напоить Евгения, и кутаться в пушистые шали, прижимаясь к булькающим маслом радиаторам.

Ну и пусть.

Выключив монитор и подхватив со стола борсетку, Евгений выбежал в коридор, хлопнул дверью и припустил вниз по широкой лестнице со сточенными за многие десятилетия от непрестанного шарканья тысячами ног ступеньками.

В новенькой пластиковой будке вахтера горел свет.

Старик с редкими волосами, опоясывающими лысую блестящую голову седым венчиком, оторвался от книги и, повернув голову в сторону лестницы на звук торопливых шагов, чуть приспустил на носу очки. Взглянул поверх них.

Евгений почти скатился с лестницы, скользя рукой по вытертым деревянным перилам, и устремился к будке, на ходу шаря в кармане куртки в поисках ключа от кабинета.

— Добрый вечер, Валентин Петрович, — сказал он, припечатав ладонью ключ к пластику подставки у окошечка будки.

— Опять засиделся, Евгений, — пожурил его вахтер, качая головой. Он протянул руку и сгреб сухой ладонью ключ. — Ты молодой, тебе за бабами бегать надо, а не работать до ночи.

— Да где же их взять-то, Валентин Петрович? — пошутил Евгений, приподнимая борсетку и проворачивая левым боком вертушку.

— Ну, явно не в этих ваших компутерах. Или живые бабы уже перевелись, остались только эти… винтуральные?

— Виртуальные, Валентин Петрович, — улыбнувшись, поправил старика Евгений. — Бабы — они сейчас всякие есть.

Евгений жалел старика: жена умерла, дети разъехались. Скучно ему одному — и здесь ночью, и дома. Только и днем что радости, то с тем словом перекинется, то с этим.

— Вы извините, Валентин Петрович, — сказал Евгений, пятясь спиной к двери. — Я честно опаздываю. До свидания!

— Ну, беги, чего уж там, — махнул рукой старик, поправил очки и, перевернув послюнявленным пальцем страницу книги, вновь углубился в чтение.

С натугой открыв плечом массивную высокую дверь, Евгений вышел на улицу. В лицо повеяло сырой прохладой. По небу неспешно тянулись бугрящиеся чернотой тяжелые тучи. Дул слабый ветер.

Запахнув кое-как куртку, Евгений побежал к стоянке, где под деревом одиноко стоял его старенький бордовый «Опель Вектра», облепленный влажной листвой.

Нащупав в борсетке брелок сигналки с ключами, Евгений разблокировал двери машины, запрыгнул на водительское сиденье и со второй попытки завел двигатель. Двигатель ворчливо бубнил, изредка подчихивая.

«Опять забыл свечи поменять», — расстроился Евгений, включая печку, и вылез из машины.

Он наскоро сбросил рукой налипшую листву со стекол и капота, обежал машину кругом, проверяя шины и лампы, и опять забрался внутрь, потирая озябшие влажные ладони.

Из боковых сопел уже тянуло чуть теплым воздухом. Запотевшие было лобовое и боковые стекла, начали проясняться.

В машине стало немного уютнее.

Врубив первую передачу, Евгений поддал газу и отпустил сцепление. «Опель» натужно и недовольно прорычал плохо прогретым движком и нехотя сдвинулся с места.

Подъезжая к выезду со стоянки, Евгений огляделся.

В кустах, метрах в тридцати справа, спряталась гаишная машина. Ее выдавали выпячивающиеся над крышей, словно разноцветные узкие глаза, мигалки, отливающие хитрым блеском.

ГИБДД пятый день паслось на этой дороге.

«И чего им тут приспичило торчать!» — в сердцах подумал Евгений, включив правый поворотник.

Вырулив со стоянки, он набрал сорок и, старательно делая вид, будто никакой машины в кустах нет, проехал мимо и остановился у светофора. Включил левый поворотник, дожидаясь зеленого сигнала.

Посмотрел в зеркало заднего обзора.

Из кустов так никто и не показался.

Не было бы никого — Евгений спокойно повернул налево, через сплошную. Все равно ведь ни одной машины. Так ведь нет, пришлось тащиться сто метров до светофора, попусту теряя время, да еще разворачиваться на узком перекрестке. И какой только идиот сделал здесь выезд только вправо?..

Загорелся зеленый.

Евгений поддал газу, плавно развернулся, едва не наехав на бордюр, выругался и быстро набрал шестьдесят. Из кустов выдвинулся здоровенный детина в зеленом жилете и, поигрывая полосатой палкой, долгим, тяжелым взглядом проводил машину.

«Извини, дорогой, сегодня не твой день», — злорадно подумал Евгений, поглядывая в левое зеркало.

Он заметил, что крепко сжимает руль побелевшими от напряжения пальцами, и расслабился.

«Вот дурак! Чего я так испугался? Ничего не нарушил, а если и нарушил — не палкой же они по башке будут лупить», — успокаивал себя и одновременно ругал Евгений, сворачивая сначала направо, на Парковую, а затем тут же налево, на Школьную.

Он презирал себя за выдуманные самим собой страхи, накатывающие и обволакивающие внезапно и всегда не вовремя, цепко удерживающие в своих леденящих объятиях, туманящие мозг и сковывающие движения.

Нет, Евгений не был трусом. Но были некоторые жизненные ситуации, в которых Евгений становился похожим на размазню. Мямлил, когда нужно было требовать и настаивать на своем, терялся, когда требовалось собраться и действовать, становился мягким, податливым, не желая портить ни с кем отношений, хотя стоило бы дать отпор невзирая ни на что.

Ненавидел он себя, впрочем, и за то, что иногда чересчур жестко и принципиально реагировал, когда можно было и вовсе закрыть глаза на происходящее. Но, бессильный в других ситуациях, в эти моменты он ощущал себя истинным борцом с человеческими пороками и непоколебимым поборником истины.

Одной из фобий Евгения была боязнь гаишников. Стоило замаячить на горизонте инспектору ГИБДД или показаться на дороге бело-синей машине с красной и синей мигалками, как на Евгения накатывал панический страх. Этот страх в свое время сыграл с Евгением злую шутку, заставив его шестнадцать раз пересдавать вождение, прежде чем ему удалось, наконец, получить права.

Чем его так пугали работники ГИБДД, Евгений и сам не знал. Возможно, тайна крылась в какой-нибудь дурацкой истории из далекого детства, когда все казалось более ярким, значительным и пугающим, чем есть на самом деле.

Он не помнил этого.

Но всякий раз, когда его останавливали для обычной проверки документов, Евгений впадал в полнейший ступор, из-за чего ему пару раз даже предлагали подуть в трубочку — инспектора не могли понять причины его странного поведения.

В эти моменты Евгений ощущал себя прожженным нарушителем ПДД, все грехи которого вот-вот разоблачит опытное всевидящее око доблестного инспектора ГИБДД. Однако, заканчивалось все всегда одинаково: удовлетворившись формальной проверкой документов, инспектор внезапно терял всякий интерес к личности Евгения и, вернув книжечку с правами и страховкой, отворачивался от него и принимался вылавливать в нескончаемом автомобильном потоке следующую жертву.

Евгений знал о существовании так называемой боязни «белых халатов». У него была боязнь «темно-серых мундиров», «салатовых жилеток» и «полосатых палочек».

Еще из самых явных имела место быть боязнь «полосатого галстука», относившаяся к директору Николаю Сергеевичу.

Но больше всего Евгений боялся женщин.

Разумеется, не всех женщин, а лишь тех, которых рассматривал в качестве потенциальной жертвы своего природного влечения.

Нет, Евгений не был бабником. Он, как и большинство зрелых мужчин, к коим он в свои двадцать девять лет себя причислял, желал женской ласки, чистой любви и самых светлых чувств.

Мимолетные романы и, тем более, бурные одноразовые посиделки (с последующими «полежалками»), оставляли в душе лишь неприятный осадок и не приносили ни малейшего удовлетворения.

Евгению хотелось постоянства. И на роль этого постоянства была выбрана Зинка Прохорова, официанта дешевого по сути и содержанию кафе «Светлые зори», расположившегося на первом этаже в доме, напротив окон квартиры Евгения. Евгений третью неделю подряд пытался признаться Зинке в безграничной любви.

Сначала он по несколько часов просиживал за столиком полутемного и мрачного зала «Светлых зорь», поглощая неимоверное количество закусок, яичниц, салатов и котлет, но так и не решился заговорить с девушкой. Всякий раз, когда Зинка приближалась к его столу, пытаясь узнать, не желает ли он чего-либо еще, и при этом обворожительно хлопала длинными пышными ресницами, у Евгения перехватывало дыхание, и он мычал что-то невразумительное, тыкая пальцем в строчки меню.

А когда и без того не слишком толстый кошелек Евгения основательно похудел, молодой человек решил дожидаться Зинку по вечерам на лавочке у выхода из кафе.

Но и здесь повторялась одна и та же история. Каждый раз Евгений приходил и усаживался на скамейку с твердым намерением уж в этот раз, наконец, взять себя в руки и осуществить задуманное. А перед этим он тщательно репетировал свою речь и продумывал ответы на возможные Зинкины вопросы. Но, завидя Зинку, покидающую поздно вечером кафе через черный ход, Евгений напрочь забывал все, что собирался ей сказать, и стоял столбом, растерянно провожая девушку взглядом и не смея приблизиться к ней.

Наравне со страхом быть отставленным, в Евгении с каждым днем нарастал еще и праведный гнев. Причиной его служили вечно увивающиеся вокруг Зинки парни, с которыми она в открытую кокетничала на своем рабочем месте — Евгению это прекрасно было видно сквозь прозрачные стекла кафе…

Сегодня Евгений был полон решимости. Ему надоело ходить вокруг да около — в конце концов, лучше пусть его далеко-далеко и, главное, сразу пошлют куда подальше, чем он будет и дальше выглядеть полнейшим идиотом в собственных глазах, впустую наворачивая круги вокруг смазливой пигалицы Зинки.

Подъезжая к кафе, Евгений вытянул шею, всматриваясь сквозь стекла в залитый ярким светом зал, и не заметил зияющую чернотой дыру сливного колодца, кое-как прикрытого узкими досками. Две из них крест-накрест прикрывали саму дыру, еще три были сложены над люком шалашиком.

Под колесом хрустнуло — сложился шалашик, — потом треснуло — не выдержали горизонтально лежавшие доски. Машина дернулась, резко накренившись вперед и на левый бок. Заглох двигатель.

Евгений больно ударился лбом об руль.

Потирая зашибленный лоб, Евгений выбрался из машины и, обойдя дверь, опустился на корточки возле провалившегося в люк на треть колеса. Меж треснувших досок что-то блеснуло.

Откинув пару обломков, Евгений обнаружил пластиковый прямоугольник, внешне похожий на банковскую карту. Карта была золотой, с глянцевой поверхность и радужно бликовала голограммой с орнаментом из кружочков, треугольничков и прочей геометрии. Никаких надписей и картинок, даже царапины ни одной — поверхность карты была девственно чистой.

Евгений повертел ее в руках, зачем-то поковырял ногтем и засунул в карман — пригодится. Потом внимательно оглядел колесо, поднялся и, ругнувшись, пнул лежавшую рядом доску. Та, бренча по асфальту, отлетела метра на три в сторону.

Евгений огляделся. Как назло, никого поблизости. И ни одной машины.

Вытащив ключ из замка зажигания, Евгений включил «аварийку», хлопнул дверью и, засунув руки в карманы, направился к кафе, у которого стояло несколько машин. Уже выйдя на тротуар, он услышал за спиной глухое «бум» и обернулся.

Перекоса у машины уже не было.

Рядом с машиной, опираясь о крышку капота правой рукой, скрестив ноги и непринужденно улыбаясь, стоял человек в сером костюме-двойке. Не веря глазам, Евгений приблизился к машине и, чуть наклонившись, заглянул под днище. Все четыре колеса действительно стояли на асфальте. Не сводя недоуменного взгляда со странного незнакомца, Евгений обошел машину. Левое колесо находилось в полуметре от колодца.

— Это… вы? — рассеянно спросил Евгений у человека в костюме.

— Я, — просто сказал тот.

— Но как?!

— Ничего сложного.

Евгений решил, что незнакомец издевается над ним. Но вокруг никого, кроме него, не было, а машина действительно была поднята из люка и сдвинута в сторону.

— Дайте, догадаюсь: вы из цирка! У нас сейчас цирк как раз приехал. Фокусник! Нет, погодите… силач! Точно?

— Я похож на силача? — серьезно спросил мужчина, присев на капот.

Евгений хотел сказать, что машина грязная и не стоит на нее садиться в дорогом костюме…

— Поверьте, это неважно, — сказал незнакомец.

— Что неважно? — окончательно растерялся Евгений.

— Машина, грязь, костюм — все неважно.

— Откуда вы?.. — Евгений попятился.

— Все очень просто: когда я прислонился к машине, вы, молодой человек, посмотрели на мои брюки, пиджак, потом на машину, потом опять на брюки. Видите, ничего сверхъестественного. Не упадите, позади вас доска!

Евгений посмотрел под ноги.

— Но что вы хотите от меня?

— От вас, Евгений Максимович, я хотел бы, чтобы вы сели в машину и поехали домой.

— Но?.. — ошарашенно уставился на незнакомца Евгений.

— Евгений Максимович, послушайтесь моего совета: езжайте домой, отдохните. Зинаида Витальевна не та, кто вам нужен. Я вам честно говорю.

— Я, кажется, понял. — В Евгении начала просыпаться злость. Он сделал шаг навстречу незнакомцу, судорожно сжав кулаки. — Вы один из ее ухажеров, так?

— Совершенно не так. — Мужчина выпрямился и, засунув руки в карманы, пристально поглядел Евгению в глаза. Евгений смутился, потом ему стало вдруг стыдно: человек помог ему, вытащил машину из колодца, а он на него с кулаками.

— Простите, — извинился Евгений.

— Ничего, я понимаю. Но, поверьте мне, Евгений Максимович, она вам не пара.

— Вы ее хорошо знаете?

— Более чем.

— А если я не послушаюсь вашего совета? — с вызовом спросил Евгений.

— Будете биты.

— Вами?

— Нет, ими. — Незнакомец ткнул большим пальцем за спину, в сторону кафе. — Езжайте домой. — Он поднялся с капота и пошел вдоль улицы.

— Постойте! Куда же вы? — крикнул ему вслед Евгений.

— Это неважно, — прощально махнул рукой мужчина.

— Но я хотел спросить?..

— Мы еще пообщаемся с вами, — донесся до Евгения издалека голос незнакомца. Его шаги стихли.

Евгений постоял, вглядываясь в темноту, пожал плечами и обернулся к кафе.

За одним из столиков у окна сидела пара развязных молодых людей. Парни курили, разливали по рюмкам «Столичную», оживленно болтали и хохотали, закидывая далеко назад патлатые головы. Рядом с их столиком стояла Зинка, обеими руками прижимая к груди поднос, улыбалась и что-то говорила парням. Им всем было весело.

Евгению было грустно.

Он вздохнул и забрался в машину. Вставил ключ в замок зажигания и вдруг понял, что Зинка ему действительно не нужна и совершенно безразлична. Красивая пустышка, хихикающий ноль с вписанной в него привлекательной рожицей. Бабочка, беззаботно порхающая с цветка на цветок — избитая, конечно, аллегория, но зато какая точная! Нет, прав был незнакомец.

А все-таки интересно, кто это был, откуда он здесь взялся и куда так спешно исчез? И как, черт возьми, он вытащил машину?!

Рядом с машиной Евгения остановился старенький грузовик. Из кабины на землю спрыгнул немолодой шофер и, приблизившись к «Опелю», все еще озаряющему окрестности пронзительными желтыми вспышками «аварийки», заглянул внутрь машины, постучав костяшками пальцев в стекло.

Стук вернул Евгения к реальности. Он заметил в правом окне незнакомое лицо с дряблыми щеками, покрытыми двухдневной щетиной, и опустил стекло.

— Шеф, проблемы? — спросил мужчина.

— Нет, все в порядке, — ответил Евгений, попытавшись улыбнуться. Он выключил «аварийку» и завел двигатель. — Спасибо.

Шофер козырнул и вернулся в кабину грузовика. Скрежетнула передача, двигатель взревел, и «ЗИЛ» унесся, оставив за собой медленно тающее облако сизого дыма.

Проехав три обшарпанных кирпичных дома, школу и детсад, Евгений развернулся, проехал назад и свернул во двор своего дома. Парковочные места у его подъезда были заняты. Пришлось отогнать машину дальше, в конец дома, к мусорным бакам.

Заглушив двигатель и выбравшись из машины, Евгений неспешной походкой, помахивая борсеткой, прошел к ларьку, выкрашенному в цвета родного российского флага.

Ларек был старый, сваренный из стальных листов. Краска на нем кое-где вздулась пузырями, некоторые из них лопнули, в прорехах бурой пеной проступила ржавчина. Левое стекло за лучами решетки расползлось кривой трещиной, заклееной широкими полосами скотча с обеих сторон.

За стеклом, сквозь плотный ряд бутылок со спиртным, лимонадами и сигаретами, виднелось одутловатое, с мешками под глазами лицо продавщицы. Лицо грустно жевало бутерброд с двумя кружками сервелата.

Евгений пошарил в борсетке, выудил пятьдесят рублей и сунул их в окошко.

— Два «Карлсберга», пожалуйста, — сказал он, аккуратно, чтобы не запачкать рукав, облокотившись на узкую подставку у окошка.

Продавщица, продолжая жевать, свободной рукой отсчитала сдачу, кинула монеты на плексигласовую тарелочку, покрытую сеткой царапин и криво прикрученную саморезом, и выставила перед Евгением две жестянки с пивом.

Евгений собрал монеты — столичная привычка не давать сдачу в руки (как будто это может кого-то оскорбить!), а кидать ее на тарелочку, с которой монеты приходится стягивать по одной, добралась и сюда, — рассовал банки по вместительным карманам куртки и огляделся.

Домой идти не хотелось.

Пройдя через полдвора, Евгений уселся на рассохшуюся и потемневшую от времени скамейку под молодой липой, достал жестянку с пивом, дернул за кольцо и быстро поднес банку ко рту.

Сделав пару глотков, он отставил банку в сторону, достал пачку «Винстон» и закурил. Курил Евгений мало, под настроение, и сейчас был как раз такой момент.

За спиной послышалось тихое шуршание опавшей листвы, как будто кто-то осторожно ступал по ней, стараясь как можно меньше шуметь. Евгений обернулся через плечо.

Рядом со скамейкой стояла девочка лет восьми-девяти в поношенном клетчатом коротком пальтишке. Из-под пальтишка торчали две худые, словно палки, ноги в серых колготках со вздувшимися грязными коленками и разноцветных сапожках. С чумазого худенького личика на Евгения смотрели настороженные карие глаза.

— Ты кто, чудо, и откуда? — шутливо спросил Евгений, положив локоть на спинку скамейки.

— Светка, — шмыгнув носом, сказало чудо, теребя руками подол пальто. — Я в том доме живу. — Девочка кивнула влево, не сводя с Евгения глаз.

— Светка-конфетка, значит… Шла бы ты, Света, домой. Темно уже. Мамка, небось, волнуется, а?

— Нет, я ее как раз жду. Она за Алешкой в садик пошла, — с детской беспечностью выложила все как на духу девочка. — А я с Чернышом гуляла, а он на дерево залез. — Она указала на дерево, под которым сидел Евгений. — И слезать, проказник, не хочет.

Евгений задрал голову и посмотрел в указанном направлении. Сначала он ничего не увидел, но потом в остатках желтой листвы, на нижней толстой ветке, различил небольшое темное пятно и две светящиеся бусины кошачьих глаз.

— Дяденька, вы не достанете его, а? — и, видя сомнение в глазах Евгения, жалобно, просительным тоном, протянула: — Ну, пожа-алуйста.

— О-хо-хо. — Евгений еще раз посмотрел на дерево, потом на девочку.

Лезть на дерево ему совершенно не хотелось, но ведь эта пигалица явно не оставит его в покое.

Нехотя стянув куртку, Евгений забрался на спинку скамейки, упираясь в ствол липы руками. Котенок теперь был в метре над ним и чуть ближе к стволу. Он всем телом прижался к ветке, поджал хвост и круглыми глазами наблюдал за Евгением.

— Кис, кис, кис, — позвал Евгений, протягивая руку к котенку. Котенок отодвинулся чуть назад, распластался на ветке, вытянув шею, и еще больше округлил глаза. — Иди сюда, киса!

Евгений привстал на носочки, дотянулся пальцами до ветки и дернул ее. Ветка закачалась. На Евгения посыпались листья и мелкие веточки. Котенок вцепился в ветку острыми коготками и втянул голову, а девочка серебристо засмеялась.

— Очень смешно, — буркнул Евгений, стряхивая с волос сор. — Ну-ка, черный, давай слазь! — Он опять потряс ветку. Котенок начал сползать вбок, судорожно пытаясь удержаться на ходящей ходуном ветке.

— Ой, дяденька, осторожней! — испугалась Света.

— Может, тогда сама попробуешь? — зло спросил Евгений, продолжая изо всех сил трясти ветку.

Стоять на носочках на узкой доске было неудобно.

— Ой, сейчас упадет! — вскрикнула девочка.

— Я? — пошутил Евгений.

— Нет, Черныш. — Девочка не оценила шутку, всерьез переживая за котенка.

— Тогда лови, чего стоишь-то?!

Девочка подбежала к дереву и, задрав голову, растопырила руки.

— Ловлю!

И тут, болтавшийся вниз головой Черныш, соскользнул с ветки, извернулся в воздухе и с перепугу вцепился в первое, что подвернулось под лапы.

Подвернулось лицо Евгения.

Тот взвыл нечеловеческим голосом, оступился и полетел на землю. Грохнувшись спиной на кучу листьев, Евгений катался, подвывая от нестерпимой боли и пытаясь отодрать от лица очумевшего от страха котенка.

— Черныш, дурак! Отпусти, слышишь! — Девочка где-то раздобыла тонкий прутик и слабо хлестала им по котенку, но все больше попадала по рукам Евгения. — Отпусти, кому говорю! Черныш!

Из окон поблизости начали осторожно выглядывать люди, прижимаясь лицами к мгновенно запотевающим стеклам, но в темноте за кустарниками и деревьями ничего не было видно.

Котенок наконец пришел в себя и сиганул под скамейку, где свернулся клубком и затих.

Евгений приподнялся, поджав ноги, сел. Потом медленно поднялся с земли. Девочка помогла ему, поддержав под локоть, и проводила до скамейки. Евгений ощупал лицо, поморщился от боли и посмотрел на руку — та была вся в крови. Лицо щипало и чесалось.

— Ой, дяденька, вы весь в крови! — вскрикнула девочка, прижимая ладошки к своим щекам.

— Спасибо, я в курсе, — проворчал Евгений, вытягивая двумя пальцами платок из кармана брюк. — Хорошо еще глаза целы.

Из-под скамейки выглянул любопытный Черныш.

— А все ты! — злобно рыкнул на него Евгений, встряхнув платок, чтобы тот развернулся. — Чего вылупился, собака бешеная?

— Это котенок, — сказала девочка. Евгений закатил глаза и только вздохнул. — Дайте я, — протянула девочка руку.

Евгений отдал девочке платок.

— Смочи из банки, — сказал он. — Нет, погоди!

Подняв банку и сделав три больших глотка, он обильно смочил пивом подставленный девочкой платок.

— Дезинфекция, — сообщил он, чуть наклоняясь вперед. — Только осторожно.

— Уберите руки, они у вас грязные, — серьезно сказала девочка и принялась аккуратно промакивать платком сочащиеся кровью царапины на левой щеке, на лбу и на носу.

Евгений сильно стискивал зубы и шипел.

Черныш, осмелев, выбрался из-под скамейки и, урча, терся об ногу спасителя.

— Эй! — разнесся вдруг по двору женский крик. — А ну, урод, отпусти ребенка! Я же тебя сейчас!..

Евгений отвел Светкину руку и выглянул из-за ее плеча.

К ним через весь двор наперерез неслась разъяренная наседка в человеческом обличии. За ней бежал мальчишка лет пяти-шести.

— Да что же за день-то сегодня такой, — простонал Евгений, качая головой.

— Мама, стой! — Девочка повернулась к матери и широко расставила руки, загораживая собой Евгения.

— Света, отойди от этого извращенца! — Женщина, красная от ярости, с нависшей на глаза прядью волос, замахнулась на Евгения тяжелой сумкой с продуктами. — Ты что творишь, гад?!

Котенок опять спрятался, только теперь за ноги Евгения.

— Мама! — выкрикнула девочка и спесиво топнула. — Ты будешь слушать? Он нашего Черныша с дерева снимал, а Черныш ему лицо исцарапал. Видишь? А я его платком протираю, для дезинфекции.

— Ой, простите, — как-то быстро остыла женщина, отбросила прядь со лба и опустилась на скамейку, вглядевшись в лицо Евгения. — Господи, вы весь в крови, — выдохнула она, прижав руку к груди. — Подождите, я вас сейчас духами. — Она полезла было в сумочку.

— Не надо, — остановил ее Евгений, — ваша дочь уже обработала.

Он достал сигарету из кармана куртки и, морщась от боли, закурил.

— Пойдемте ко мне, — предложила женщина, поднимаясь со скамейки. — Я вас посмотрю. Я медсестра.

— Спасибо, не надо. Все нормально. Кота держите, а то опять куда-нибудь залезет.

Девочка забралась под скамейку и вытащила упирающегося Черныша. Тот ни в какую не хотел расставаться с Евгением.

— Если что, мы вон в том доме живем, сорок пятая квартира. — Женщина никак не решалась уйти, вертя в руках ридикюль и поскрипывая ручками тяжелого пакета. — Меня Леной зовут.

— Ничего не надо, благодарю… Елена.

— Ну, тогда… — Она постояла еще, переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо за котенка и… извините, что набросилась на вас. И за лицо тоже.

— Все в полном порядке. До свидания.

— До свидания, дяденька. Спасибо. — Девочка вдруг подбежала к Евгению и чмокнула в здоровую щеку. — Это за Черныша. Пошли, мам?

— Пошли. — Елена, прижала к себе дочь, державшую на руках присмиревшего Черныша, взяла за руку сына и, неловко кивнув Евгению, медленно удалилась. Пару раз она обернулась, потом скрылась за деревьями.

Евгений допил пиво, докурил и, подхватив куртку, побрел домой.

Соседи уже потеряли интерес к происходящему во дворе, и только Авдотья Никифоровна — вредная и пренеприятная особа преклонного возраста с первого этажа по прозвищу «Рупор гласности» — таращилась во двор из-за едва отогнутой в сторону занавески.

–Дватцать три — один — Центру.

— Центр на связи. Что у вас?

— Чудики свели «ЕМ» и «ЕТ». С «СТ» у «ЕМ» тоже был контакт.

— Чего и следовало ожидать. Как прошла встреча?

— Чистый цирк! Это надо было видеть.

— Посерьезней, Витольд! Носитель уже передан?

— Предположительно — да.

— Что значит, предположительно?

— Непонятно что, собственно, искать, но поблизости вертится странный тип, вынюхивает что-то. Похож на «хамелеона», а они просто так шебуршиться не будут.

— Подключите эшелон поддержки, пусть пощупают.

— Думаю, пока сами справимся. Кстати, мне тут Гарик подсказывает…

— Кто?

— Семенович, один из технарей видеофиксации. На записи углядели, как «ЕМ» подобрал что-то похожее на карточку. Возможно, носитель.

— Вышлите запись, проанализируем. Что еще?

— «Гость» вертится поблизости. Прямого давления на «ЕМ» нет — ни физического, ни ментального. Было несколько легких коррекций поведения окружающих «ЕМ» объектов. Вышлю отчет вместе с записью.

— Хорошо. Продолжайте пассивное наблюдение за главными объектами. «Хамелеона» — в обработку.

— Слушаюсь…

Елена Топилина. Откройте, полиция!

Вода прозрачной извивающей струйкой лилась в ванну, взбивая белое покрывало пены. Довольный Алешка сгребал ее горстями, громоздил на голову, прилаживал на плечи, грудь и сдувал с ладоней. Пена невесомыми радужными хлопьями разлеталась в стороны, повисая на стенах, покрытых белым кафелем, и неспешно сползая вниз, не в силах удержаться на нем.

Елена, с улыбкой поглядывая на Алешку, намыливала дочери голову.

— Мам, а почему ты так долго сегодня? — спросила Светка, сильно жмуря глаза, чтобы мыло не попало в них.

— Так получилось, солнышко.

— А я ждала, ждала… Дядю жалко, — вспомнила она.

— Да, с дядей нехорошо вышло, — согласилась Елена.

— Ай, волосы! — вскрикнула девочка и зашипела. — Ну вот, мыло в глаза попало! — Она принялась тереть глаза кулачками и пожаловалась: — Щиплет…

В коридоре раздалось пронзительное треньканье входного звонка.

— Промой пока водичкой, — сказала Елена, сбрасывая с рук пену. — Кого там еще принесло на ночь глядя?

В дверь начали колотить и звонить одновременно.

— Да иду, иду! — крикнула Елена, выйдя в коридор и прикрыв дверь в ванную комнату.

Трезвон прекратился.

Елена щелкнула замком и чуть приоткрыла дверь, выглянула в образовавшуюся щель. За дверью стоял молодой усатый полный мужчина в форме полицейского с кожаной коричневой папкой под мышкой.

— Гражданка Топилина? — спросил полицейский низким хриплым голосом, предъявив Елене раскрытой красную книжечку. — Лейтенант Филиппов.

— А в чем дело? — Елена открыла дверь пошире.

За дверью, чуть в стороне, обнаружился еще один — низенький, курчавый, но по «гражданке» — в серых брюках и белой клетчатой рубашке под кожаной курткой.

— Поступил сигнал от гражданки Нефедовой… — Полицейский раскрыл папку и сверился с бумагой. — Авдотьи Никифоровны. Нехорошо, Елена Вячеславовна, — сказал он, хмуря густые брови. — Нехорошо. Разрешите войти?

— Да в чем дело? — Девушка удивленно вскинула брови, отступая назад, и впустила усатого в квартиру. За усатым следом увязался гражданский.

Из-за стены выглянула старая грымза Авдотья Никифоровна. Старушка любопытными бегающими глазками заглядывала в квартиру, противно выпячивая вбок нижнюю губу.

— Почему вы не поставили в известность правоохранительные органы о насилии над вашим ребенком?

— Ка… — Елена сглотнула подступивший к горлу комок. — Какое насилие? Ничего не понимаю.

— Нехорошо, — повторил лейтенант, пристально глядя Елене в глаза. — Покрываете преступника, значит?

— Да какого преступника? О чем вообще речь?

Дверь ванной комнаты приоткрылась, и оттуда выглянула Светка: любопытная мордочка в пене, мокрые волосы сосульками свисают вбок, и с них ручьем на пол льется вода.

— Мама, Лешка там балуется! Вся вода на пол…

— А ну, кыш! — прикрикнула на нее Елена, обернувшись через плечо.

— Ой! — Светка шмыгнула обратно и захлопнула дверь. По коридору прошелся легкий ветерок.

— Это пострадавшая? — спросил лейтенант.

— Да какая пострадавшая? Что тут происходит? Объясните наконец! — взорвалась Елена.

— Вот, Авдотья Никифоровна, — кивнул Филиппов на старуху. — Оказалась недавно свидетелем отвратительной сцены. Она утверждает, что некий, — лейтенант опять сверился с записями, — Евгений Максимович Молчанов приставал во дворе дома к вашей дочери, когда та гуляла одна.

— Вы с ума сошли! — Елена ошарашенно распахнула глаза.

— Далее появились вы, — продолжал лейтенант, — и вступились за дочь, нанеся насильнику телесные повреждения.

— Да-да, — влезла вредная старуха. — Расцарапала ему усю морду, как есть.

— Авдотья Никифоровна, как вам не стыдно! — задохнулась Елена. — Да вы!.. Да… Не было ничего! Выдумывает она все.

— Так, нужно разобраться, — сказал лейтенант, озадаченно подвигав усами.

— А чего тут разбираться? — опять встряла бабка. — Дочка ейная вечно одна во дворе вертится. Никакого пригляду за ей. Чего хош случится. Не мамаша, а слово одно. Тьфу! Давно детёв пора куда надо определить, покамест собсем не зачахли. Как мужик ейный помер…

— Да как вам не стыдно! — У Елены задрожали губы, на глаза навернулись слезы.

— Авдотья Никифоровна, я бы попросил вас, — грозно сказал лейтенант.

— А я чё? — вытаращилась на него старуха. — Как есть, так и говорю.

— Вы лучше помолчите. А вы, Елена Вячеславовна, успокойтесь. Значит, вы утверждаете, что ничего не было.

— Не было ничего. Это все карга старая придумала! — сорвалась Елена, рванувшись к старухе. Бабка отшатнулась, выкатила глаза и осенила себя крестным знамением.

Лейтенант успел перехватить девушку.

Елена размахивала руками, пытаясь дотянуться до старухи. Та опасливо шмыгнула за стену лестничной площадки.

— Так, успокоились все! — рявкнул командным голосом лейтенант. — А то всех на пятнадцать суток определю!

— Да меня-то за што жь? — возмутилась бабка с лестницы.

— Цыц! — прикрикнул на нее лейтенант. — Рассказывайте, — спокойно сказал он, повернувшись к хозяйке квартиры.

— Моя дочь выгуливала котенка, — немного успокоившись, начала Елена, — дожидаясь меня. Я зашла в сад забрать сына.

— Так, значит, девочка была одна?

— Да, выгуливала котенка. Котенок залез на дерево, и дочка попросила мужчину, который сидел на скамейке, достать его.

— Выходит, мужчина все-таки был! — торжественно заключил лейтенант.

— Конечно! Я и не говорю, что его не было.

— Дальше, пожалуйста.

— Ну вот, когда я вошла во двор, то увидела дочь рядом с мужчиной. Мне показалось, что он пристает к ней. Я закричала и побежала к ним. А дочь, оказывается, вытирала ему платком лицо.

— Зачем? — спросил Филиппов и озадаченно моргнул.

— Лицо мужчины было все исцарапано и в крови.

— Это вы его поцарапали?

— Как я могла его поцарапать, если только вошла во двор?

— Ага! Значит, это сделала Ваша дочь?

— Котенок, — устало вздохнула Елена, проведя ладонью по лицу.

— Котенок, который сидел на дереве? — уточнил лейтенант.

— Он был под скамейкой.

— Как же он его поцарапал? — удивился лейтенант.

— Господи! Да когда он его снимал с дерева…

— Понятно. А вот гражданка Нефедова утверждает, что именно вы набросились на него.

— На котенка?

— На мужчину, — сдержанно пояснил лейтенант, вновь подвигав усами и так и не решив, издевается ли девушка над ним или действительно не поняла.

— Вы ее слушайте больше. У нее фантазия богатая, — сверкнула глазами Елена в сторону лестничной площадки, где притаилась вредная старуха.

— Предположим. Еще она утверждает, что видела борьбу вашей дочери с мужчиной. Мужчина сильно кричал.

— Борьбу? — растерялась Елена. — Какую борьбу?

— Я енто… — донеслось с лестницы.

— Цыц! — опять рявкнул лейтенант. — Могу я поговорить с вашей дочерью?

— Конечно, но… — Елена обернулась в сторону ванной комнаты.

— Я подожду. — Полицейский сложил руки на животе, держа за угол папку.

— Только дверь прикройте, пожалуйста. Холод идет.

Штатский прикрыл дверь. Щелкнул замок.

За дверью что-то прошуршало. Видимо, старуха приложила к двери ухо.

Елена прошла в ванную.

Минут через пять из ванной выбежал Алешка, облаченный во фланелевую пижамку. Простучав босыми пятками по покрытому вытертым половиком полу, он быстро пробежал в детскую и оттуда опасливо глазел на строгого дядю-полицейского.

Елена, ведя немного упирающуюся дочь за плечи, приблизилась к непрошеным гостям.

— Вот, — сказала она.

— Привет! — сказал лейтенант, разглядывая девочку с высоты своего роста. Он не умел общаться с детьми и побаивался их.

— Привет! — ответила Светка, шмыгнув курносым носом и, вывернувшись из маминых рук, спряталась за ее спину.

— Да ты не бойся, — усмехнулся лейтенант Филиппов.

— А я и не боюсь, — сказала пигалица дрожащим голоском, выглядывая из-за маминой спины и держась за ее халат.

— Трусиха она у вас какая-то, — резюмировал лейтенант.

— Я не трусиха! — с вызовом сказала Светка, которая больше всего на свете ненавидела, когда ее называли трусихой, и вышла вперед.

— Давайте побыстрее все закончим. У меня еще куча дел, — с вызовом сказала Елена.

— А вы не торопитесь, гражданка. Здесь следует во всем обстоятельно разобраться, — обиженно напыжился лейтенант Филиппов. Лейтенант обожал детективы и мнил себя Шерлоком Холмсом, Пинкертоном и прочими известными детективами одновременно. — Как тебя зовут, девочка?

— Света, — сухо ответила Светка. Ей не понравилось, как этот назойливый полицейский разговаривает с мамой.

— Света, значит, — почесал лейтенант переносицу. — Скажи, Света, что там было?

— Где?

— Во дворе.

— Ничего не было, — дернула плечами девочка.

— Как не было? Кота ведь доставали?

— Да, доставали.

— Дядя доставал?

— Ага.

— Ты его знаешь?

— Знаю, что в том доме живет. — Светка кивнула куда-то в сторону. — А так нет.

— А дядя тебе ничего плохого не делал?

— Это Черныш ему плохо сделал. Он ему на лицо прыгнул и поцарапал всего.

— А почему дядя кричал?

— А если вам так лицо поцарапать, вы не будете кричать?

— Кхм-м, не знаю, — смутился лейтенант. — Меня коты еще ни разу не царапали, — честно признался он.

Светка осмелела, заметив нерешительность полицейского.

— А это вам мама сказала, что дядя ко мне приставал?

— Н-нет, — окончательно растерялся усач-лейтенант и в бессилии оглянулся на штатского. Тот молча наблюдал за девочкой с каменным лицом. — Это одна бабушка сказала.

— Врет она, — безапелляционно заявила девочка и мотнула головой, отбросив влажные волосы с правого плеча за спину. На правом плече белой футболки темнело мокрое пятно. — Не было ничего такого.

— А-а…

— Может, достаточно? — Елена не дала ему закончить. — Ребенок, по-моему, и так все сказал. А этой карге старой передайте, если она еще раз в мою семью нос сунет, я его ей оборву!

— Так, — сказал молчавший до сих пор штатский. — Евгений Семенович, нам, по-моему, здесь больше нечего делать. Извините, Елена Вячеславовна. Судя по всему, вышло досадное недоразумение. А с Нефедовой мы сейчас сами разберемся.

— Только рада буду. Давно ей пора язык укоротить — она здесь никому житья не дает. — Елена прошла к двери и резко распахнула ее.

Старуха, стоявшая за дверью, едва не ввалилась в квартиру от неожиданности.

— Извините еще раз, — сказал штатский, козырнув, и первым вышел в дверь. За ним последовал лейтенант. Старуха посторонилась. — А с вами, Авдотья Никифоровна, мы сейчас продолжим. Составим протокольчик… — Он наступал на бабку. Бабка, непрестанно крестясь, пятилась под его суровым, пристальным взглядом.

Елена не стала дослушивать, чем все закончится, и затворила дверь.

Из детской выбежал Алешка.

— Вот так, — неопределенно сказала она, погладив дочь по влажным волосам. — Ну что, пошлите готовить?

По пути на кухню она подумала, нелишним было бы предупредить Молчанова, Евгения Максимовича — полиция может и к нему заявиться.

— Свет, вы пока картошку почистите.

— Хорошо, мам, — сказала девочка и убежала на кухню.

Еленапрошла к телефону, стоявшему на трюмо в прихожей, сняла трубку и набрала телефон справочной.

— Двадцать три — один — Центру.

–Центр на связи.

— К «ЕТ» пожаловали «понты».

— Не понял, Витольд. Кто их вызвал?

— Соседка настучала. Ничего опасного, но решил предупредить.

— Думаешь, чудики мудрят?

— Скорее, они что-то упустили. Никакого шевеления не наблюдается. Может, закончили операцию?

— Маловероятно… Ситуация с «понтами» всегда напряженна и должна хорошо контролироваться. Возможно, чудики в замешательстве. Что-то не учли в нашем менталитете.

— Что делаем?

— Где сейчас «понты»?

— Обрабатывают бабку-стукача у подъезда. Но как бы ни нагрянули к «ЕМ». Результат может оказаться печальным — «ЕМ» на взводе.

— Заверните их! Сами не лезьте, пусть «Альфа» обработает.

— Сделаем.

— Что «хамелеон»?

— Затих. Ребята из «Альфы» держат на контроле.

— Хорошо. До связи…

Спейсер Эоллы. Координатор Йион

Координатор расхаживал перед визуал-объемом, на котором отображались параметры и ход операционного вмешательства. Информации было много, но опытный взгляд Координатора вылавливал в мешанине знаков и графиков суть.

Все шло по плану. Общая линия воздействия соблюдалась, хотя были и отклонения, на которые приходилось молниеносно реагировать. Координатор то и дело давал указания команде операционистов. Операционисты беспрекословно, быстро и со знанием дела выполняли команды, внося поправки в рабочую карту Контроль-интеллекта.

Внезапно возникло отклонение в расчетной линии событий. Опасное, непредвиденное ветвление вызвало незамедлительную реакцию Контроль-интеллекта. В визуал-объеме сформировалась область с уточнением отклонений и детальным анализом.

— Кварт-операционист, в чем дело? — резко бросил Йион в сторону.

— Влияние непредвиденного фактора, — отозвался тот. — Вмешательство постороннего объекта привело к напряженности в операционной линии событий.

— Почему не просчитали заранее? — Йион безостановочно считывал меняющуюся в визуал-объеме информацию, лихорадочно ища пути решения проблемы. Ветвление приближалось, необходимо было действовать незамедлительно.

— Все было учтено, Координатор.

— Значит, не все. В чем суть отклонения?

— Вызов одним из второстепенных объектов надзорной организации.

— Устранить! Вызванные объекты нейтрализовать ментально.

— Невозможно, — вклинился в диалог прим-операционист. — Слишком велико количество векторов воздействия.

— Что вы предлагаете конкретно?

— Объект номер два вне прямой опасности. Отклонение от плановой линии воздействия невелико, и, я полагаю, после контакта объекта с надзорниками, мы уложимся в пределы расчетного отклонения.

— В чем тогда суть ветвления?

— Отрицательное влияние надзорников на объект номер три. Предлагаю кратковременное ментальное воздействие на надзорников для исключения выхода ситуации из-под нашего контроля.

— Тип воздействия?

— Переключение внимания.

— Действуйте… Нет, подождите. Сек-техник, вы говорили о воздействии на «Мага»?

— Две попытки воздействия изучающего характера. Агрессии зарегистрировано не было.

— Значит, Оон-се права, — тихо сказал Йион, размышляя. — Кто-то еще контролирует ситуацию.

Ветвление неумолимо приближалось и скоро должно было стать неизбежностью.

В визуал-объеме менялись цифры расчетной вероятности изменения линии бытия. Вероятность необратимости отрицательного результата операции быстро уменьшалась.

— Воздействие отменяю. Ничего не предпринимать, — сказал вдруг Координатор. — Производить укрупненный анализ ситуации. Сосредоточиться на поиске сторонних воздействий и их источника.

— Принято, Координатор, — отозвался Прим-операционист.

Команда погрузилась в работу.

Евгений Молчанов. Гость

Евгений вымылся под душем, аккуратно промыл царапины с мылом и тщательно оглядел раны в зеркале. Царапины были неглубокими, но длинными и уже начали вздуваться по краям и краснеть. К тому же они ужасно чесались.

Евгений пошарил по карманам брошенной на пол грязной одежды, выудил из нее ключи, старые магазинные чеки и золотую карточку, подобранную им на дороге. Все обнаруженное он прихватил в комнату, где кучкой свалил на журнальный столик.

Затем прошел на кухню, выудил из холодильника кусок сыра, полпалки полукопченой колбасы, нарезал их, свалил в тарелку, кинул на нее же забытые в утренней спешке два очищенных яйца, сваренных вкрутую. Из дверцы холодильника достал початую бутылку водки и перенес все в комнату, на тот же столик. Из стенки вытащил рюмку, придирчиво оглядел ее, протер пальцем и расслабленно бухнулся в кресло.

Наконец-то покой!

Нацедив из запотевшей бутылки полную рюмку, Евгений поднес ее к носу, понюхал и, поморщившись, разом вылил ее содержимое в рот. Водка горячим ручейком скользнула по пищеводу. Внутри потеплело.

Евгений схватил яйцо, откусил сразу половину, засунул в рот кружок колбасы с подсохшей корочкой и принялся механически жевать, отрешенно глядя в стену напротив. Проглотил.

— Тяжелый денек, Евгений Максимович? — раздался мужской голос.

Евгений подпрыгнул от неожиданности и уставился вправо, сжав пальцами подлокотники кресла. В кресле напротив сидел незнакомый мужчина, встреченный Евгением у кафе.

— Вы?!!

Округлившимися глазами Евгений разглядывал ничего не выражающее лицо незнакомца. Крайнее удивление постепенно начало сменяться страхом.

— Не бойтесь, Евгений Максимович. Я не бандит и не грабитель, — сказал мужчина, продолжая сидеть неподвижно. В его расслабленной позе не ощущалось угрозы. Напротив, от незнакомца ощутимо веяло спокойствием, умиротворением и благодушием, разливавшимися по комнате невидимыми волнами. — Я же обещал вам, что мы еще побеседуем.

Страх Евгения пошел на убыль, его место заполнило волнение.

— Но как вы сюда попали?

— Во всяком случае, не через дверь. Можете сами убедиться: замок закрыт и цепочка на месте, — предложил гость.

Евгений, все еще не особо доверяя незнакомцу, медленно поднялся из кресла и, не сводя с того глаз, прошел в прихожую. Замок действительно был закрыт, как обычно, на два оборота. Цепочка — наброшена. Евгений на всякий случай заглянул на кухню — окно тоже заперто. Впрочем, проникнуть в квартиру через окно совершенно невозможно: третий этаж, балконов нет…

Загадка казалась неразрешимой.

В полной растерянности Евгений вернулся в комнату. Незнакомец сидел все в той же позе. Еще легкая улыбка одними кончиками тонких губ и тот же ничего не выражающий взгляд.

Озадаченно и настороженно косясь на незнакомца, Евгений вернулся в кресло.

— И все-таки, как вы вошли?

— Вы читали восточные сказки? — спросил незнакомец.

— Э-э, читал… — окончательно смешался Евгений. — Но при чем здесь сказки?

— В древности на Востоке меня назвали бы джинном.

«Псих, ну конечно!» — Евгений нахмурился, пытаясь сообразить, опасен он или нет. Хотя догадка казалась логичной, но все же не объясняла, как этот человек проник в его квартиру, будь он хоть трижды психом.

— Значит, вы — джинн, — стараясь не злить мужчину, осторожно сказал Евгений и уселся на краешек кресла. Психов нельзя раздражать — это общеизвестно.

— Не говорите глупостей, Евгений Максимович, — отмел гость мановением руки предположение хозяина квартиры. — Я сказал: меня бы назвали так в древности. Необразованный человек всегда ищет сверхъестественное объяснение тому, чего не в состоянии понять.

— Значит, вы не джинн, — заключил Евгений, несколько расслабившись. Если и псих, то не законченный. По крайней мере нападать не собирается.

— Увы, нет, — развел гость руками.

— Так кто же, в таком случае? — спросил Евгений, откупорив бутылку и собираясь наполнить свою рюмку. Гостю он не предлагал — психам спиртное противопоказано.

— Я не рекомендую вам пить эту гадость, — остановил его незнакомец.

Горлышко бутылки замерло над рюмкой.

— Почему? — с любопытством спросил Евгений: «Сейчас скажет, что спиртное вредно для здоровья».

— Синтетический этиловый спирт низкого качества с большим количеством вредных примесей. Сильно разбавлен. Одна из примесей — клофелин.

— Вы это по запаху определили? — поразился Евгений, поднеся горлышко бутылки к носу, и принюхался к резкому запаху.

— Произвел спектральный анализ.

— Взглядом, — понимающе кивнул Евгений — псих, но образованный. Но бутылку все-таки отставил. — Вы так и не сказали, кто вы такой.

— Скорее «что», а не «кто». В двух словах — высокотехнологичная суперпозиция полей.

— В трех, — поправил гостя Евгений, поудобнее усаживаясь в кресло. Свихнувшийся физик, не иначе.

— Совершенно верно, в трех. Но я не физик, Евгений Максимович, и действительно не человек, — сказал гость и неожиданно исчез. Без хлопка, световых эффектов и прочей дребедени. Просто был — и не стало.

Евгений тупо разглядывал пустое кресло. Потом медленно сполз на пол — ноги едва держали, — на карачках подполз к другому креслу и боязливо ощупал его. Обивка была прохладной, в кресле давно никто не сидел.

Евгений сел на пол.

«Здесь один псих, и это я. Кажется, понял! Удар головой, легкое сотрясение, переутомление — это все объясняет…» — Евгений окинул комнату взглядом, потряс головой и ползком вернулся на свое место.

Дрожащей рукой потянулся к бутылке, опасливо косясь через столик на пустое кресло.

— Евгений Максимович, я же предупредил вас насчет водки.

Горлышко бутылки звякнуло о рюмку. Рюмка опрокинулась набок, и, грохоча гранями, завертелась по столу.

Евгений побледнел и застыл с наклоненной бутылкой в руках, но тут же спохватился и поставил бутылку. Немного водки с веселым бульканьем все же вылилось на стол, водка струйкой устремилась к краю стола.

Незнакомец прошел через комнату и опустился в свободное кресло.

— Опять вы, — обреченно застонал Евгений. — Ну сколько можно! Что вам от меня надо?

— Для начала вам было бы совершенно нелишним немного успокоиться, — наставительно сказал гость. — Чтобы загладить свою вину перед вами, могу предложить отличный армянский коньяк. Это вам будет сейчас кстати.

Гость повел рукой, и на столе появилась бутылка без наклеек, заполненная чем-то темным по самое горлышко. Пробка была наполовину вытащена. Вероятно, для удобства.

Евгений, не веря глазам, протянул руку к бутылке и ткнул ее пальцем. Бутылка оказалась самой что ни на есть настоящей.

Несколько осмелев, Евгений взял бутылку в руки, раскачал пробку и вытащил ее. Принюхался. По комнате разлился запах армянского марочного коньяка.

— Пейте, не бойтесь, — предложил гость. — Да, чуть не забыл.

На столе прямо из воздуха возникли симпатичные блюдца. На одном аккуратным кружком были выложены тонко нарезанные дольки лимона, на другом — стопками квадратики черного шоколада.

— Откуда все это? — спросил Евгений. Пресыщенный событиями этого вечера и невероятностью всего происходящего, он вдруг впал в полнейшую апатию. — И все-таки вы — фокусник.

Гость не ответил.

Евгений внимательно оглядел бутылку, которую все еще держал в руках.

— А почему наклейки нет? — придирчиво спросил он.

— Пожалуйста.

На бутылке протаяла наклейка с надписью: «Кефир. Жирность 2,5%».

— Как кефир?.. — растерялся Евгений, вновь принюхавшись к содержимому бутылки. — Почему?

— В той бутылке тоже не водка, и вы это знаете по собственным ощущениям, но продолжаете верить наклейке. Как вы привыкли больше доверять ярлыкам, нежели своим чувствам!

«Вы» странный незнакомец произнес с какой-то непонятной интонацией.

— Лучше попробуйте.

Евгений поднял опрокинутую рюмку, налил в нее немного коньяка и, зажмурившись, влил его в рот.

— Действительно кефир! Тьфу, то есть коньяк! — подтвердил Евгений, закусив долькой лимона. — Причем отличный.

Лет пять назад друг из Москвы в честь своего дня рождения угостил его шикарным коньяком. Это было давно, но Евгений еще помнил вкус настоящего коньяка.

— Я рад, что вам понравилось.

— Извините, — спохватился Евгений, приподнимаясь, — я забыл вам предложить. Вы выпьете тоже?

— Благодарю, но это невозможно, — вежливо отказался незнакомец.

Евгения несколько удивил не совсем стандартный ответ. Вместо привычного «мне нельзя» или «не пью» гость почему-то употребил совершенно не подходящую к случаю формулировку «это невозможно», но Евгений решил, что у незнакомца такой пафосный жаргон.

— Понимаю. Печень? Язва? — спросил он, опускаясь в кресло.

— Ни то ни другое. Просто это действительно невозможно, поскольку я не человек, и даже не живое существо.

— Да-да, вы уже говорили… как же это… — сказал Евгений, решив поддержать не совсем понятную ему игру, и почесал макушку. — Ах да, высокотехнологичная суперпозиция полей.

— Вы совершенно правы, Евгений Максимович.

— Можно просто Евгений. Или Женя.

— Как вам будет угодно, Евгений.

— И что же означает эта ваша ВСП? Я немного сократил, если вы не против.

— Нисколько. ВСП, по сути, сложная самоорганизующаяся структура различных полей, приспособленная для выполнения конкретных задач. В данный момент я выполняю функции связи и обеспечения.

— Связи с чем и обеспечением чего?

— Связи с одним из центров флагман-интеллекта. Обеспечиваю потребности реципиента.

— Флагман-интеллект — это…?

— Мне трудно будет объяснить.

— Я программист.

— Мне это известно, Евгений, но с подобными технологиями вы незнакомы.

— Хорошо, оставим это. Что за потребности и что за реципиент?

— Реципиент в данном случае — вы. Потребности? Ну, к примеру, вот этот коньяк.

— И все-таки — джинн? — рассмеялся Евгений, наливая себе еще стопку. — Вы точно не будете?

–Невозможно. У меня нет органов в вашем понимании.

— Откуда мне это знать. Я не могу видеть насквозь, — сказал Евгений, поднося рюмку к губам.

— Вы все еще не верите мне, — удрученно покачал головой гость и вдруг стал полупрозрачным и бесцветным.

Евгений от неожиданности поперхнулся коньяком и зашелся в кашле, краснея и пуча глаза. То, что предстало взору Евгения, было сродни порождению ночного кошмара. В кресле напротив находилось нечто с очертаниями человека, но аморфное, текучее, с постоянно меняющейся плотностью, отчего ручка кресла, часть дивана и стена за ним казались живыми, неприятно подергивающимися и то распадающимися на отдельные элементы, то вновь соединяющимися в знакомые образы.

На месте глаз были мутные уплотнения с путанными прожилками. Такие же уплотнения различных размеров и неопределенной формы были раскиданы в беспорядке почти по всему «телу». Они соединялись между собой чем-то вроде искрящихся каналов, постоянно пульсирующих и лениво изгибающихся, словно сытые змеи.

Незнакомец внезапно вернул себе человеческий вид.

— Не делайте так больше, — сказал Евгений, откидываясь на спинку кресла и вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Хорошо, но теперь-то вы мне верите?

— Что это было? — вместо ответа спросил тот.

— Попытка визуализировать систему полей.

— Значит, вы действительно не человек?

— Увы, — развел руками гость.

— Но кто же вы? Неужели, пришелец? — догадался Евгений, хлопнув себя по лбу.

— В каком-то смысле, да. Систему, породившую меня, разработали на другой планете.

— Но почему вы сразу не сказали?

— Я полагал, вы уже догадались.

— Черт, мысли путаются. Подождите, я успокоюсь немного.

— Я не тороплюсь, — сказал гость.

Евгений взлохматил пальцами волосы и хлопнул по голым ляжкам. И тут осознал, что все это время сидел в одних трусах.

— Извините, я сейчас что-нибудь надену, — спохватился он, ощущая нарастающее неудобство.

— Можете не волноваться по этому поводу, Евгений. Я нечувствителен к вашим этическим принципам, и вы можете оставаться в любом удобном для вас виде. Я создан другой расой с иными понятиями этики и морали. К тому же вы так сидите уже с полчаса, и мне кажется совершенно бессмысленным что-либо менять теперь.

— Логично, — проворчал Евгений. — Вы не против, если я?.. — он показал на коньяк.

— Сколько угодно, — абсолютно по-человечески пожал плечами гость.

Евгений налил полную рюмку дрожащей рукой и залпом осушил ее. Закусил шоколадкой.

— Скажите, почему я? — хмуря брови и уныло перекатывая во рту шоколад, спросил Евгений.

— Интересный вопрос. Можно даже сказать, философский. Скорее всего, потому, что вы в этом нуждаетесь.

— Нуждаюсь? В вас?

— В нашей помощи. Согласитесь, я сегодня помог вам.

— С машиной?

— И с машиной тоже, — туманно ответил гость.

Евгений наморщил лоб и пристально посмотрел мужчине в глаза, но, припомнив белесые уплотнения, отвел взгляд. Лучше бы ВСП ничего не «визуализировал».

— И все-таки, почему, я?

— Не могу сказать.

— Это тайна?

— Люди почему-то склонны слышать не то что говорят, а то, что хотят услышать. И всегда подменяют суть сказанного, облекая ее в какие-то собственные домыслы. Вероятно, это как-то связано с вашей культурой. Скажу по-другому: «не владею информацией». Модуль распределения выбрал вас.

— Чем же я мог так заинтересовать ваш модуль. Один из пяти миллиардов, — усмехнулся Евгений.

— Да у вас мания величия, Евгений! Неужели вы думаете, будто столь сложная система отправлена через треть галактики с одной целью — найти одного из пяти миллиардов и оказывать ему содействие в его жизненных неурядицах?

— Я вас ни о чем не просил, — обиделся Евгений и уставился в пол.

— Ну вот, опять вы неправильно интерпретировали сказанное. Я лишь хотел сказать, что система в состоянии обслуживать сразу двадцать с лишним тысяч человек.

— Не хило! — присвистнул Евгений. — И где же находится ваша система?

— На солнечной орбите между Землей и Марсом. Уже тридцать два года по вашему летоисчислению.

— Значит, вы все-таки изучаете людей. А взамен?

— Предоставляем им посильную помощь.

— В виде вытаскивания машин и доставания коньяка? Эдакое «Бюро добрых услуг»?

— Не совсем, — не уловив иронии, сказал гость. — К примеру, я могу быстро залечить ваши раны на лице.

— Очень был бы вам признателен. Зудят невыносимо!

Евгений ждал, что гость подойдет к нему, достанет какой-нибудь предмет или, на худой конец, начнет производить руками магические пассы, но гость не двигался, только смотрел на него.

И тут Евгений почувствовал на лице тепло, мягкие, ласкающие кожу прикосновения и легкие подергивания мышц как от электрических разрядов на сеансе электрофореза, только менее чувствительные.

Вскоре все прекратилось.

Евгений ощупал лицо и кинулся в ванную комнату, к зеркалу. От царапин остались тонкие рубчики, покраснения и отеков не было и в помине. К тому же боли и зуда он больше не ощущал.

Не веря глазам, Евгений долго разглядывал себя в зеркале, потом вернулся в комнату.

— Ну вы даете! А можно, чтобы шрамов вообще не было?

— Можно, но не сразу. Иначе их быстрое исчезновение может вызвать недопонимание у окружающих.

— Да, вы правы, — согласился Евгений. — Но как вы это сделали?

— Вы не поймете.

— Почему? — но спохватился и, опередив гостя, сам ответил на свой вопрос: — Понял, понял. Не потому, что тупой, а потому что просто не пойму. А машину можете? Новую?

— Нет, — отрезал гость.

— Пусть старую, но не развалюху, — с надеждой в голосе продолжал клянчить Евгений.

— Нет, — вновь последовал тот же ответ. — Машина однозначно вызовет ненужное внимание к вашей персоне: откуда взялась, на какие деньги приобретена, почему не зарегистрирована. У вас начнутся проблемы, а мы не можем своими действиями создавать проблемы реципиентам.

— Ну, хоть свечи автомобильные, — расстроено сказал Евгений.

— Свечи можно. Какие?

— Эн Джи Кей, только японские, качественные, — обрадовался Евгений.

— На это потребуется некоторое время. Хотя мы против стяжательства.

— Их тяжело достать, да и стоят они о-го-го! А с деньгами сейчас… — Евгений только рукой махнул.

— Я понимаю, — посочувствовал гость. — Вот ваши свечи.

На столе появилась небольшая коробочка из плотной бумаги с импортными надписями.

— Ух ты!!! Спасибо! — поблагодарил Евгений, не веря своему счастью. — Как вы это делаете? Хотя бы в общих чертах.

— Если только в общих, — согласился гость. — В систему передается запрос, производится его анализ, уточнение, если необходимо. Затем в синтез-библиотеке отыскивается интересующий синтез-образ. Если он там отсутствует — эффекторами снимается его синтез-образ с оригинала на Земле, на что требуется время. Синтез-образ передается мне, по нему я синтезирую интересующий реципиента объект. Поверьте, никакой магии — чистая физика.

— Да уж, физика, — проворчал Евгений.

Гость, видимо, уловил его настроение.

— Не расстраивайтесь, человечество еще слишком молодо и потому мало знает.

— Я понимаю. Но вы представляете, что было бы, овладей человечество подобными знаниями: конец заводам, фабрикам, фермам! Не нужно обрабатывать поля и вкалывать с утра до вечера у станков.

— И за компьютером, — продолжил его мысль гость. — Евгений, а вы, оказывается, ленивы.

— Лень — двигатель прогресса.

— А вы знаете, что было бы, если бы человечеству на голову свалилось все, о чем вы сейчас говорили?

— Нет, а что?

— Оно бы вымерло. Отупело от безделья и пресыщения, от собственной лени, прекратило борьбу за жизнь, потеряло стимул двигаться вперед, захирело, деградировало и вымерло.

— Вы серьезно?

— Абсолютно.

— Вы не готовы к подобным технологиям. Морально и этически не готовы.

— Возможно, вы и правы, — вздохнул Евгений и налил себе еще коньяку.

Зазвонил телефон. Евгений снял трубку.

— Да?

Гость исчез.

— Евгений Максимович? — влился в ухо приятный женский голос.

— Он самый. — Евгений опрокинул в рот рюмку, поморщился и потянулся за шоколадкой.

— Это Елена Топилина.

— Кто?

— Вы сегодня нашего кота с дерева снимали.

— А! Добрый вечер, — перекатывая во рту шоколадку, сказал Евгений.

— Как ваши боевые раны?

— Прекрасно! А как ваш кот?

— Передавал вам огромное спасибо, — пошутила Елена. — И привет.

— Благодарю. Передавайте и ему тоже. Елена, а где вы мой номер взяли, если не секрет?

— Секрет. В справочной.

— Вы знаете мой адрес или как меня зовут?

— Последнее.

— Позвольте узнать, чем обязан такому повышенному вниманию к моей скромной особе?

— Повышенным вниманием вы обязаны нашей доблестной полиции, — засмеялась Елена.

— Н-не понял, — протянул Евгений, выпрямляя спину.

— Старая карга — ваша соседка — настучала на вас. Они ко мне приперлись разбираться.

— Какая соседка? Что настучала? Ничего не понимаю, — растерянно пробормотал Евгений.

— Нефедова, с первого этажа. По поводу моей дочери.

— Еще не хватало! И что эта старая дура им наговорила?

— Всяких гадостей про вас и мою дочь. Ну, вы понимаете.

— Вы, кстати, тоже так решили поначалу, — напомнил Евгений.

— А что мне было думать? Сами посудите: темный двор, никого, вы и дочь… Вы уж извините, если что.

— Я понимаю, ничего.

— Короче, полицию я отшила, но они могут и к вам заявиться, хотя мне так не кажется. Они поняли, что карга на пустом месте дело раздула. Но я подумала, все-таки не будет лишним вас предупредить.

— Спасибо.

— Не за что. Спокойной ночи.

— Подождите! Вы свой телефон не дадите? Так, на всякий случай. — Евгений щелкнул кнопкой серебристой ручки и раскрыл блокнот, лежащий возле телефона.

— Конечно. Два два… пять семь… восемь ноль… Записали?

— Да.

— Елена Топилина. Можете и адрес записать, мало ли что. Дом три квартира сорок пять.

–…сорок пять, — повторял за ней Евгений, выводя ручкой цифры в блокноте. — Запоминается легко.

— Что? — переспросила Елена.

— Я говорю, легко запоминается: три, четыре, пять.

— Да, я знаю.

Евгению вдруг пришла в голову шальная мысль.

— Елена, а вы употребляете коньяк? У меня есть бутылочка отличного коньячку.

В трубке воцарилась тишина. Слышались только шорохи на линии — неожиданный вопрос поставил девушку в тупик.

— Так сказать, за знакомство и за здоровье братьев наших меньших, — быстро добавил Евгений.

— Вы еще и алкоголик, — шутливым тоном сказала Елена.

— Я несчастный, невезучий, битый котом человек. А пью, напротив, очень редко и мало. Просто сегодня день такой.

— Как-то неудобно. Мы почти незнакомы с вами.

— Это все условности, — отмел ее возражения Евгений. — Так как?

Евгений чувствовал, что его несет, не узнавал себя, но остановиться не мог.

— Евгений, у меня двое детей, — тихо сказала Елена.

— Они будут против?

— Я не это имела в виду. К тому же мне их еще кормить и укладывать спать.

— Не нужно лишнего напряжения. Буду у вас через полчаса. Обещаю накормить.

— Но…

— Возражения не принимаются. Я скоро буду, — отрезал Евгений и бросил трубку. — Эй, джинн, где вы там? — позвал он, зачем-то оглядывая потолок и постукивая пальцами по столу.

— Вы хотели меня видеть? — Гость снова материализовался, только теперь посреди комнаты.

— Да. Вас не затруднит еще одну бутылочку, подобную этой, — указал Евгений на коньяк. — И еще, предположим, целый лимончик, пару бананов, плитку шоколада, палочку приличного «сервелата», помидорчики там, огурчики. Абрикосовый сок, скажем, литровую упаковку. Да, и если можно, грамм пятьсот салатику «Оливье».

— А вы нахал, Евгений. — Гость растянул губы в усмешке.

— Простите, но вы сами говорили, что я — реципиент. К тому же большее из списка не мне, а детям.

— Если детям, тогда, конечно. — Гость не двинулся с места, а на столе появилось все заказанное Евгением: бутылка коньяка, крупный лимон, бананы, огурцы и помидоры — все в полиэтиленовых упаковках, плитка шоколада «Аленка», салат в закрытой посудине и палка колбасы. И еще плотный белый пакет с ручками. — Это все? Или вы еще что-нибудь желаете?

— Нет, все отлично, — потирая руки, сказал Евгений. — Огромное спасибо!

— Не за что, — сказал гость и растворился в воздухе.

Евгений быстро сложил продукты в пакет. С трудом отыскал чистые парные носки — извечная беда! — надел кремовую рубашку и черные брюки. Повертелся перед зеркалом. Заменил рубашку на серую, стального цвета, в тонкую белую полоску. Аккуратно расчесался, почистил зубы и пару раз пшикнул на шею из флакона с одеколоном «Хьюго босс».

Еще раз придирчиво оглядел себя, пригладил ладонью еще чуть влажные волосы. Затем вернулся в комнату, подхватил пакет, засунул в карман ключи и, накинув на плечи куртку, вышел за дверь.

–Альфа-два — Центру. Кудряшин.

— Центр на связи.

— На двадцать третьем уровне мои ребята повязали «хамелеона».

— Отлично! Как вы его взяли?

— Выманили маск-фантомом одного из ваших подопечных. «Хамелеон» выполз на сцену.

— Что он делал?

— Сначала требовал отдать какой-то информ-пакет, а когда наш актер послал его, полез с кулаками. Тут его и повязали.

— Других не было вокруг?

— Нет. Наши бы засекли.

— Прекрасно.

— Кстати, «понтов» отогнали эфэсбэшники.

— Какие еще эфэсбэшники?!

— Самые обычные. Подсунули «понтам» ксиву, и те смотали удочки.

— Странно…

— И даже очень. Я тоже ничего не понял. Сейчас их ведем.

— Сколько их было?

— Двое, по гражданке.

— Спасибо, Алексей. Ребят на двадцать третьем попридержи немного. Пусть не расслабляются. А «хамелеона» — к нам, и срочно!

— Сделаем!..

Координационный Центр. Зеленский. Охота

Виктор Зеленский дал отбой связи и пошевелился в кресле. Кресло расслабило объятия, затом подстроилось под новую позу сидящего в нем человека.

Хозяин кабинета устало потер лицо ладонями и выглянул в окно.

Вечерело. Шел дождь. Крупные капли с шумом разбивались о стекло, скользили по нему, сливаясь с другими каплями, и, змеясь, струйками весело сбегали вниз.

В ухе пропищал зуммер внутренней связи.

— Слушаю, — ответил на вызов Зеленский.

— Виктор Степанович? Крамер беспокоит, из научного отдела.

— Слушаю, Кристоф.

— Я по поводу анализа структуры объекта на записи, переданной с минус двадцать третьего.

— Да-да, — оживился Зеленский. — Что-нибудь удалось установить?

— Карта представляет из себя носитель информации.

— Это точно?

— Абсолютно. Судя по полевому скану, носитель имеет встроенный микро-реактор. Также присутствует полевой генератор. Одна из функций — тайм-стабилизация. Другая функция неясна — странная конфигурация полей. Возможно, защита от повреждений и несанкционированного доступа к информации.

— Понятно. Что-нибудь еще?

— Также есть версия относительно интерфейса обмена данными. Обнаруженные полевые сенсоры позволяют судить о том, что карта, предположительно, может идентифицировать конкретного человека. Передача данных, возможно, на нейроментальном уровне, то есть через нервные окончания.

— Предположительно, возможно… — проворчал Зеленский. — Чем вы там занимаетесь в своем научном отделе?

— Из ничего лепим кое-что, Виктор Степанович, — едко отозвался Крамер. Было ему уже за семьдесят, и не было в нем ни капли почтения к начальству. — Будь у нас в руках сам объект, я бы его вам расписал да по полочкам разложил. А так, не обессудьте. Как у вас, у русских, говорится: «чем богаты…»?

— Извините, Кристоф. Нервы сдают.

— В вашей работе, Виктор Степанович, это нормально.

Зеленский проигнорировал колкость.

— Значит, вы полагаете, носитель рассчитан на передачу информации конкретному человеку?

— Именно.

— А что произойдет после передачи?

— Могу предположить, полное разрушение. Судя по энергонасыщенности объекта и напряженности полей, объект будет существовать примерно месяца два-три.

— Спасибо, Кристоф.

— Всегда рад помочь.

Крамер отключился.

Зеленский побарабанил пальцами по белому пластику стола и ментально вызвал члена Совета Генри Шульца. Инком тут же соединил его.

— Генри Шульц слушает.

— Зеленский. Господин Шульц, вы не могли бы ко мне заглянуть?

— Разумеется, буду через пару минут, — сказал тот и отключился. Видимо, был чем-то занят.

Зуммер вновь запищал.

— Слушаю.

— Сержант Щукин. «Хамелеон» доставлен, куда препроводить?

— Его родной уровень?

— Судя по сканеру, восемьдесят третий. Локус пока не установлен.

— Отправьте на восемьдесят третий, в пятый блок, и снимите с него все оборудование. Вызовите следователя Карпенко, пусть проведет дознание.

— Слушаюсь! — рявкнул сержант и отключился.

Дверь протаяла, и в комнату вошел Шульц.

— Добрый вечер, господин Шульц. Присаживайтесь, — указал Зеленский на выдвинувшееся из пола кресло.

Кресло приветливо распахнуло лепестки и быстро подстроилось под грузную фигуру советника, тяжело и, казалось, осторожно опустившегося в него.

— Напитки? — предложил Зеленский.

— Господин Зеленский, давайте сразу перейдем к делу. — Шульц сложил руки на животе и вытянул ноги. — Я, как и вы, человек достаточно занятой.

— В таком случае рад сообщить, что ваша версия об инородности открытия, предшествующего рождению нашего, так сказать, бытия, подтвердилась.

— Я в этом не сомневался, — вяло отозвался Шульц. — И в каком же виде обнаружен инородный э-э… объект?

— В виде небольшой карточки, с виду похожей на пластиковую. Подброшена на минус двадцать третьем уровне.

— Она у вас?

— Нет, у объекта, которому предназначалась. Ему ее буквально под нос подсунули.

— Интересно, и кто же оказался добродетелем? Постойте, попробую догадаться… — Советник поиграл большими пальцами. — Предполагаю, наши друзья Эолльцы. Или чудики, как вы их называете.

— Вы правы. Но я не понимаю, зачем им это было нужно?

— Могу предположить их личную заинтересованность. Так сказать, породили свой домен. А заодно и наш.

— Не совсем понимаю.

— Все очень просто и очень сложно одновременно. Существует, видимо, некая временная петля, породившая их расу. Они ведь не принадлежат к нашему домену. И, что самое интересное, сейчас их не существует.

— Вы правы. Значит, получается, породили сами себя.

— Как-то так. Хотя и странно звучит. — Шульц выпрямился и подогнул ноги под кресло, скрестив их. — Но зачем вы меня все-таки пригласили? Ведь не для того, чтобы сообщить о правдивости моей догадки.

— Вы правы, советник. Я хотел бы проконсультироваться с вами по одному вопросу, понимание которого даст мне возможность выстроить дальнейшую работу моего отдела.

— Я весь внимание, господин Зеленский.

— Судя по вашей версии, некая Светлана Бельская, в девичестве Топилина, занималась вопросами пространства и разработала теорию…

— Простите, но это не моя версия — это факт, зафиксированный в анналах истории. Бельская, окончив физ-мат МГУ, занималась фундаментальными исследованиями, относящимися к топологии пространственно-временного континуума и создала поразительно стройную теорию о множественности пространств и взаимодействию их отражений. Но подобное не могло произойти при уровне науки того времени. Естественным было бы предположить, что ей кто-то в этом посодействовал. Причем основательно.

— Допустим. А что вы можете предположить относительно следующего: носитель передан лицу, не имеющему ни малейшего отношения к Бельской.

— В каком смысле? — смешался советник.

— В самом прямом, господин Шульц. Человек, получивший карту, не является даже родственником Бельской, то есть пока еще Топилиной. К тому же лет на двадцать старше ее.

— Ничего не понимаю, — развел руками советник.

— Вот и мы тоже. Но хотели бы понять.

— Они незнакомы?

— Посредственно. Живут в одном дворе, но в разных домах. Кстати, чудики, приложили немало усилий, сводя их вместе,но встреча была мимолетной.

— Эолльцы ничего просто так не делают. — Щульц задумчиво потер подбородок.

— Вы хорошо знакомы с историей того периода. Скажите, вам нигде не встречалась фамилия Молчанов. Евгений Максимович Молчанов.

— Увы. Впервые о нем слышу. Но какое это имеет значение? Главное, носитель уже на Земле.

— Большое, господин Шульц. И даже очень. Дело в том, что за Молчановым идет охота.

— Я не совсем понимаю. — Шульц поерзал в кресле с видом, будто охота велась за ним самим.

— На восемьдесят третьем уровне сейчас ожидает допроса так называемый «хамелеон», то есть…

— Мне знакомо это жаргонное понятие, применительно к вашей деятельности.

— Прекрасно. Так вот, «хамелеон» выслеживал владельца носителя и пытался завладеть им. В смысле, носителем.

— Ему удалось?

— Разумеется, нет. Но я не понимаю, почему носитель передан Молчанову.

— Объяснение может быть достаточно простым и логичным. Эолльцы переключают внимание тех же «хамелеонов», подозревая об их существовании и отвлекая их от главного действующего лица. В ближайшем обозримом будущем они устроят небольшую интригу, в ходе которой носитель перекочует от Молчанова к нужному человеку. Причем, надо полагать, незаметно. Вы же сами говорили, будто Эолльцы уже устроили встречу Бельской с Молчановым.

— Ваше предположение кажется вполне логичным. Возможно, именно так и обстоит дело… — Зеленский задумчиво потер лоб. — Ну что ж, советник, спасибо вам за помощь.

Зеленский поднялся, опираясь на стол кончиками пальцев.

— Всегда рад помочь, комиссар. — Шульц выбрался из кресла и, чуть склонив голову, покинул кабинет.

Когда кабинет зарастил дверь за его спиной, Зеленский вышел из-за стола, налил себе стакан березового фреша и побродил в раздумье по кабинету.

Внешне все вроде бы выглядело логично. И даже вполне. Чудики действительно могли предполагать постороннее вмешательство, способное помешать осуществлению их планов. Оставался нерешенным один вопрос: откуда «хамелеон» узнал о том, что носитель находится на Земле у конкретного человека и передан ему в конкретное время.

Налицо была наводка.

У Зеленского неприятно засосало под ложечкой. Странные сбои у Витольда, задержки с анализом оперативной информации. Техник Семенович, запоздало передавший информацию Витольду об обнаружении носителя. Хотя «хамелеон» объявился чуть раньше…Но уши явно растут из группы Витольда. И нехорошие, прямо скажем, уши.

Зеленский вызвал начальника внутренней безопасности Координационного центра.

— Демин слушает.

— Вениамин, обеспечь срочную проверку группы двадцать три — один. Похоже, «крот». Вероятно, кто-то из технарей. Запроси от моего имени информацию у Карпенко — он сейчас трясет «хамелеона». Информация может окажется тебе полезной.

— Понял, Виктор Степанович. Сделаем.

«Ох, не вовремя все это. Совсем не вовремя…» — подумал Зеленский, стоя у окна и всматриваясь в серую, мутную даль.

— Центр — Альфе-два.

— Альфа-два. Кудряшин.

— Алексей, что-нибудь прояснилось с таинственными эфэсбэшниками?

— Ничего! Мои ребята их потеряли.

— Как так?

— Те двое просто растворились во дворах.

— Так не бывает, Алексей. У тебя же там профи!

— Оказывается, бывает. Сами репу чешем.

— Предположения, кто это был, есть?

— Даже не представляю, но что не наши и не эфэсбэшники — это сто процентов.

— Идиотизм какой-то.

— Успокаивает одно: по крайней мере, они на нашей стороне.

— А меня это ничуть не успокаивает, и даже наоборот. Возможно, они преследуют какие-то свои цели, не имеющие ничего общего с нашими, а мы ничего о них не знаем.

— Узнаем, Виктор, будь спокоен!

— Вот когда узнаете, тогда и успокоюсь. Работайте. Отбой связи.

Евгений Молчанов. Свидание

Евгений вернулся домой поздно, около одиннадцати ночи.

Не включая в квартире свет, быстро разделся и забрался в холодную, чуть влажную постель. Поежился, кутаясь в одеяло.

Несмотря на усталость и количество выпитого «за знакомство и здравие братьев меньших», сон долго не шел. В памяти сами собой всплывали отрывки проведенного с Еленой вечера.

Девушка оказалась милой и добродушной особой. Воспоминания о ней согревали Евгению душу. Но была и ложка дегтя. Даже не ложка, а ложечка, можно сказать…

Поначалу, когда Евгений, сверкая улыбкой, только появился на пороге ее квартиры, Елена отнеслась к нему очень настороженно и была немногословной. Потом долго отказывалась принять пакет, принесенный Евгением, так что Евгению самому пришлось выложить все на кухонный стол, застеленный чистой новенькой скатертью из отреза клеенки с листочками и божьими коровками.

В конце концов Елена сдалась, достала тарелочки, выставила на стол пару рюмок и принялась за нехитрую сервировку. Судя по ее зажатости, она ощущала себя не в своей тарелке, принимая в своем доме постороннего незнакомого мужчину.

Дети же, наоборот, с восторгом восприняли приход незнакомого дяди, да еще принесшего с собой столько вкусностей.

Алешка, лишенный мужского общения, бесцеремонно забрался на колени к Евгению и, блестя любопытными глазенками, завалил его кучей вопросов, попутно уплетая салат и колбасу.

Вопросы в большинстве своем были по-детски наивными, но Евгений старательно отвечал на них, отчего вскоре неимоверно устал и даже взмок. Чего нельзя было сказать о мальчишке — тот казался неутомимым.

Девочка, напротив, была слишком сдержанной, молчаливой и слишком серьезной для своего возраста. Она, сама того не замечая, старалась подражать поведению матери.

Ела Света как бы нехотя и аккуратно, маленькими порциями и кусочками, тщательно пережевывая и запивая небольшими глотками сока, хотя было хорошо заметно, как ей хочется наброситься на еду. В этой небогатой семье, как понял Евгений, нечасто бывали подобные «праздники желудка».

Небольшой достаток семьи проглядывался во всем: в неброских, выцветших и местами надорванных и вновь подклеенных обоях, в старой, хотя и добротной мебели, в простеньких беленых тюлевых занавесках на окнах. Даже в домашней одежде, хотя простой русский человек и не особо требователен к ней.

Елена была одета в короткий шелковый темно-бордовый халатик, давно потерявший свой первоначальный блеск. На Светке — белая длинная, до колен, футболка с затертым рисунком и явно с маминого плеча. Алешка был облачен в чуть коротковатую ему вылинявшую пижамку, возможно, перешедшую к нему по наследству от сестры.

Да и сами дети, худенькие, с бледными, заостренными лицами, что особенно было заметно при тусклом свете сорокаваттной лампочки, выглядывающей из нижнего среза матового белого плафона с золотистой каймой, чуть пожелтевшего от времени и свисавшего с потолка на посеревшем шнуре, заляпанном пятнами побелки, навевали грусть и сожаление.

И еще злость. Злость на разваливших великую державу и разграбившую ее, злость на общество, лишь называвшееся таковым, и которому было совершенно наплевать на частицы — даже малые — себя самого.

Здесь, в этой квартире, казалось, не жили, а выживали. Но, несмотря на это, Евгению в этой шумной компании было уютно, и он чувствовал себя легко, приятно и непринужденно, совершенно позабыв на время о своих проблемах и горестях.

Елена просила наливать ей «чуть-туть, на донышке», и Евгению приходилось подстраиваться к девушке, наполняя свою рюмку максимум наполовину.

Вначале беседа шла вяло, ограничиваясь лишь стандартными фразами, дежурными шутками и бородатыми анекдотами, которые Евгений вворачивал не всегда в тему, пытаясь разбавить ими неудобные минуты молчаливых пауз.

Потом Елена ушла укладывать детей, а Евгений вышел покурить на площадку. Дымя сигаретой, он старательно делал вид, будто не замечает, как периодически затемняется глазок в двери напротив, а рядом, направо, дверь даже чуть приоткрывается и в щель высовывается любопытный соседский нос.

Ему было наплевать. Любопытных всегда и везде хватало.

Когда Евгений вернулся на кухню, Елена уже сидела за столом, разглаживая клеенку на углу стола. Она натянуто улыбнулась.

Евгений, восприняв это как намек, решил откланяться — навязывать себя и портить вечер не хотелось. Но Елена не отпустила гостя. То ли из вежливости, то ли из благодарности за принесенные Евгением продукты. Хотя Евгений больше склонялся в пользу второго.

Присев на стул, он разлил коньяк по рюмкам. По привычке налил девушке больше, чем обычно, но та, казалось, не заметила. Елена спросила его о работе — он принялся рассказывать. Сначала в сухой, несколько биографической форме, затем постепенно перешел на лица, пересыпая речь шутками.

Евгений говорил громко, а раскрасневшаяся от выпитого и духоты Елена, звонко смеялась, запрокидывая голову. Пришлось прикрыть дверь, чтобы не разбудить детей.

Потом Елена рассказывала смешные истории из своей больничной жизни. Медицинский юмор, окрашенный преимущественно в оттенки серого, включая и черный цвет, был своеобразен и с привкусом цинизма. Однако Евгений насмеялся от души.

Коньяк закончился, но пить больше все равно не хотелось.

Елена поставила на газ чайник, заварила в большие бокалы крепкий кофе и выставила на стол вазочку с конфетами. Обжигающе горячий кофе пили маленькими глоточками, хрустя дешевой карамелью со сливовой начинкой.

Елена вдруг заговорила об искусстве, а потом выбежала куда-то и притащила на кухню огромную картонную папку, набитую рисунками. Она перебирала рисунки, передавая Евгению только некоторые из них. Евгений, не особенно разбиравшийся в живописи, все же отметил высокий профессионализм художников. Рисунки были выполнены в основном простым карандашом или углем, но попадались и яркие, цветные. На всех была изображена Елена — стоя или сидя, в различной одежде.

Девушка, смущаясь, пояснила, что подрабатывает натурщицей в институте. Евгению ничего другого не оставалось, как сказать, что ничего плохого в этом не видит — мол, искусству нужны яркие образы, — хотя в душе он был несколько ошеломлен. К тому же у него не было ни одной знакомой девушки, с которой художники писали портреты. И сейчас впервые в жизни перед Евгением сидела живая девушка, воплощенная мастерством художника в живописные образы. Елена пояснила, что работы ей дарила подруга, преподающая в этом институте, причем только лучшие из работ ее учеников.

В папке оставались еще рисунки, но Елена отказывалась их показывать Евгению. Она прижимала папку к груди двумя руками и краснела. Евгений сгорал от любопытства.

Уговорить девушку оказалось очень сложно. Когда Евгений уже отчаялся удовлетворить все возрастающее любопытство и решил прекратить бесполезные попытки, Елена вдруг вздохнула и, нехотя и нерешительно, передала ему папку. А сама опустила голову и еще больше покраснела.

Раскрыв папку, Евгений на мгновение замер, войдя в полнейший ступор и ошалело, расширенными глазами, долго разглядывал карандашный рисунок: совершенно нагая Елена, сидящая в позе речной нимфы у ручья, с подогнутыми вправо ногами, опираясь на левую руку. Правая рука — на изящных бедрах, голова повернута влево и чуть опущена, длинные волосы ниспадают на точеную упругую грудь, узкая талия плавно переходит в прекрасный овал бедер…

Евгений догадывался, что Елена скрывает от его глаз в папке, но все же оказался не готов к подобному откровению. Изображенная на рисунке девушка была отнюдь не абстрактной, каковыми он всегда представлял людей на прежде виденных им полотнах, а совершенно реальной, сидящей напротив и притом до крайности смущенной.

Евгений взял себя в руки и с видом истинного знатока и ценителя живописи нарочито медленно перекладывал рисунки, подолгу, оценивающим взглядом, вглядываясь в образы. Все это время Елена сидела без движения, со сложенными на коленях руками и боясь даже дышать.

Периодически Евгений пытался комментировать рисунки, но получалось как-то глупо, причем немного дрожащим голосом, что лишь усиливало неловкость ситуации. Елена молчала, наблюдая за Евгением исподлобья.

Наконец Евгений аккуратно собрал рисунки, уложил их в папку и, завязав ее, передал девушке, сказав, что приятно удивлен — еще одна глупость не к месту, в которую, Елена, естественно, не поверит. Девушка лишь слабо улыбнулась в ответ.

Евгений посмотрел на часы, допил кофе и стал собираться.

В коридоре, обувшись и накинув куртку, он галантно поцеловал девушке руку и вышел в дверь. Спустившись на один лестничный пролет, он обернулся. Елена стояла у открытой двери, прислонившись к косяку, и грустно смотрела на него. Евгений улыбнулся, подмигнул ей и помахал рукой. Елена в ответ качнула головой, откинула со лба прядь волос и тоже помахала.

Дверь закрылась…

— СБ — Центру. Демин.

— Слушаю, Вениамин.

— У нас ЧП. «Хамелеон» на восемьдесят третьем убит. Карпенко в реанимации — тяжелое поражение нервной системы.

— Кто?!

— По описанию дежурного — Семенович из группы двадцать три — один.

— Взяли?

— Ушел, гад. Бросил оружие и ушел.

— Какое оружие?

— «Глушак».

— Карпенко выкарабкается? Что врачи говорят?

— Должен. Но понадобится длительный курс реабилитации.

— И то слава богу. Выясните, где Семенович мог такое оружие достать. Явно не на дороге нашел.

— Уже выясняем. Наклевывается цепочка.

— Где он сейчас может быть?

— Ищем, но пока ничего определенного сказать не могу. Он сильный спец и неплохо знает нашу технику и методы.

— Вениамин, постарайся. Я тебя очень прошу. Момент слишком серьезный.

— Виктор Степанович, да мы и так тут…

— Ладно, ладно. Работайте. Отбой связи.

Пятый локус. Резиденция Правителя Замина

Правитель был не в духе. Его голос разносился громовыми раскатами под сводами готического зала, увешанного синими вертикальными полотнищами с изображением герба государства Замин — солнца, поддерживаемого львами.

–…Кто мне ответит за провал операции? Потеряно ценное оборудование, агент в лапах центра. — Сардон Мун саданул громадным кулаком по изящному витому подлокотнику кресла. — Кто готовил операцию?

— Я, Ваше Величие, — со склоненной головой поднялся бледный молодой человек слева, в первом ряду.

— Не понял! И этому сопляку доверили разрабатывать подобную операцию?! — взревел Мун, привстав с трона.

— С вашего позволения. — Справа поднялся немолодой субъект, затянутый во все черное, и просительно прогнулся.

— Говори, Монк! — разрешил правитель, вновь опускаясь на трон.

— Ваше Величие, этот молодой человек был избран советом Джиун из числа лучших специалистов как проявивший самые незаурядные способности и нестандартное мышление. Его кандидатура была одобрена лично вами.

— Меня не интересует, кто и кого одобрил. Вы не хуже меня знаете, что моя подпись в данном случае чистейшая формальность, — процедил сквозь зубы Мун, отмахнувшись от слов советника, будто от назойливого насекомого. — Я не специалист, не могу знать все! И поэтому вы нужны мне. Ваш горе-специалист с незаурядным мышлением провалил самую ответственную операцию — перехват носителя. Мало того, агент находится в Центре, а это означает конец всей агентурной цепочке. Почему произошел провал? — Мун обратил взор на притихшего молодого человека. — Кай Борс, отвечай!

— Его раскрыли, — осторожно начал тот. — Наблюдатели доложили, что агент был введен в заблуждение маск-фантомом, под которым скрывался один из «Альфы».

— Агент не смог распознать маск-фантом? К чему тогда все его техническое обеспечение?

— Маск-фантом был практически идеален. Вероятно, новая разработка Центра, — осторожно сказал Борс.

— В таком случае почему мы не в курсе новейших разработок Центра? — обвел грозным взглядом присутствующих правитель, выискивая Начальника Внешней разведки Олб Торма. Глаза остановились на пожилом человеке в центре зала. — Ты, Торм! Отвечай!

— Ваше Величие, по решению совета Джиун нам урезано финансирование. Траты на покупку информации пришлось сократить. Спецы из Центра не согласны работать за такие деньги — риск слишком велик и, по их мнению, не окупается. Нам панически не хватает средств ни на что! Я подавал вам докладную еще в прошлой декаде.

— Да, припоминаю, — нахмурил брови Мун. — Я разберусь с этим! Садись. — Правитель вновь обратил внимание на куратора спецопераций. — Почему ваш агент решил ждать интересующую нас личность у его дома, когда внедренный в группу наблюдения доложил о передаче носителя за полчаса до этого? Почему ваш агент не взял Молчанова на месте передачи?

— Его спугнули, Ваше Величие, — еще ниже склонился Борс, — и он принял решение выйти на Молчанова во дворе его дома.

— Спугнули? Это подготовленный профессионал или трусливый дурак?!

— Объявился «посланец» Эолльцев с очень высокой энерговооруженностью. Агент не справился бы с ним. Поэтому было принято решение немного выждать.

— Это я могу понять. — Мун немного успокоился. — Но я не понимаю, как подготовленного агента могли засечь? Причем, как я понимаю, сразу после его появления во дворе дома.

— Не могу знать, Ваше Величие, — вполголоса ответил Борс.

— А я скажу тебе, как: ваш безмозглый агент слишком активно крутился вокруг Молчанова, полагаясь на прикрытие со стороны внедренного в группу наблюдения Центра, и трясся от страха вместо того, чтобы разработать план перехвата. У нас никто не полагается на себя, у нас никто ни за что не отвечает и не умеет работать в команде! У нас только бумажки пишут и тычут пальцами друг в друга! Вон! Все вон!!! — вскочил с кресла Мун, в ярости размахивая руками. — Всех перестреляю, придушу собственными руками!

Присутствующие в зале приема повскакивали с мест и на полусогнутых ногах бросились к дверям.

— Дебилы, недоноски, идиоты! — неслось им вслед. — Великий Свет, — грохотал Мун, — и эта кучка тупых бездельников хочет править миром!

Зал опустел. Огромные двустворчатые двери закрылись, отрезав подданных от гнева разъяренного правителя.

Мун бессильно опустился в кресло, подпер подбородок кулаком и закрыл глаза. К креслу приблизился незаметно стоявший до этого справа Первый советник.

— Ваше Величие, не все еще потеряно, — тихим голосом сказал он. — Есть надежда. Носитель все еще находится у Молчанова.

— Это единственное, что у нас есть, — глухо отозвался Мун. — Остального — специалистов, оборудования, стратегов — нет. Это мясники, безмозглые рубаки, а здесь нужны тонко мыслящие натуры. Нам нужен новый мир — чистый, ухоженный, — а не эта помойная яма!

Мун бросил взгляд в одно из узких распахнутых настежь окон. За окном на километры простирался унылый пейзаж. Серые полуразрушенные здания с черными бельмами оконных проемов торчали из безжизненной, отравленной земли страшными осколками каменных зубов. Столбы засохших и обугленных деревьев, некогда покрытых изумрудной зеленью и цветами, навевали уныние и тоску. В воздухе клубилась желтоватая пыль. И — звенящая, плотная, почти осязаемая тишина.

— Мертвая планета… Сиун, мне нужны образованные люди.

— Образованный народ опасен, — осторожно заметил Первый советник.

— А на кой мне тупое быдло, Сиун? Что мне с ним делать? — вскинулся Мун. — Молчишь? Мир разрушен, наука угроблена, народ в полном дерьме.

— Народ… — поморщился Сиун Кам. — Народу плевать на вас, на меня. И вы это прекрасно знаете. Нужно искать другой выход.

— Ты имеешь предложить что-то конкретное или опять пустой треп? — апатично осведомился Мун.

— Задумка есть. Нам не хватает специалистов и технического обеспечения? Самый простой способ привлечь на нашу сторону тех, у кого все это есть.

— Что ты хочешь сказать?

— Последние полгода мои люди проводили некоторые изыскания. Их результаты говорят о том, что во втором локусе очень много недовольных правительством и уровнем жизни. Среди недовольных огромное количество привилегированных и высококвалифицированных членов общества — политиков, ученых, толковых работников различных госструктур.

— Любопытно! — Мун чуть приободрился. — Продолжай.

— Сократив расходы на бесполезные потуги наших немощных советников и консультантов, мы сможем влить средства в создание сопротивления во втором локусе и использовать его в наших целях.

— Каким образом ты намерен привлечь их на нашу сторону?

— Полагаю, их также не особо радует слишком разросшийся авторитет Центра, самолично присвоившего себе право безграничного контроля за доменами, повсеместно насаждающего правила и вводящего односторонние ограничения.

— Возможно, ты и прав. — Мун потер массивный подбородок и хлопнул ладонью по подлокотнику. — Хорошо! Займись этим делом. Составь перечень необходимого тебе для начала. Я его завизирую.

Первый советник почтительно склонился и бесшумно скользнул за портьеру за креслом правителя.

Скрипнула скрытая за портьерой дверь.

Правитель остался один.

— СБ — Центру. Демин.

— Что у тебя, Вениамин?

— Семеновича засекли на минус двадцать третьем, но он умудрился уйти в тень.

— Как так?

— Технарские штучки. Видимо, прихватил еще кое-что из оборудования.

— Нужно его найти. И обезвредить. Причем срочно.

— Занимаемся. Кстати, «хамелеон» с восемьдесят третьего из пятого локуса. Семенович не успел подчистить все. Выявлены некоторые его связи с пятым, а также еще пара «кротов».

— Отлично! Значит, деградирующий стервец Мун никак не успокоится… Что по «глушаку»?

— Пока в разработке.

— Хорошо. Семенович — ваша первейшая забота. Он опасен.

— Понял.

— Отбой связи.

Евгений Молчанов. Нападение

Солнечный луч, прорвавшийся в незашторенное окно квартиры сквозь разрыв облаков, упал на лицо спящего Евгения. Евгений поморщился, потер левую половину лица ладонью и, повернувшись с правого бока на спину, приоткрыл глаза.

Часы показывали без пятнадцати минут одиннадцать.

Вставать не хотелось, но ужасно хотелось пить. Голова на удивление была если и не совсем свежей, то все же легкой, несмотря на количество выпитого вчера. Во рту ощущались неприятный горьковатый привкус и сухость.

Проведя по губам кончиком шершавого, словно терка, сухого языка, Евгений сел. Спустил на прохладный пол ноги. Нехотя поднявшись с постели, он неторопливо прошел на кухню, непрестанно зевая и почесывая отлежанный бок.

Евгений открыл кран, чтобы стекла теплая вода, прошел к окну и приоткрыл форточку. Из форточки повеяло влажной свежестью, по ногам потянуло холодком. Вернувшись к раковине, Евгений наполнил кружку холодной водой и в три глотка осушил ее. Вода, скользнув по пищеводу, приятным холодком разлилась по телу и тут же выступила капельками пота на груди и спине.

Евгений почувствовал себя несколько бодрее, но принять душ и почистить зубы все же не мешало. Набрав в чайник воды и поставив его на газовую плиту, он прошел в ванную и занялся утренним туалетом.

Стоя под чуть теплыми упругими струями душа, Евгений довольно мурлыкал незатейливую мелодию и тщательно чистил зубы, пытаясь избавиться от неприятного привкуса во рту.

— Доброе утро, Евгений, — раздался внезапно голос совсем рядом.

Евгений закатил глаза, вздохнул и выглянул из-за клеенчатой занавеси.

— Господи, это опять вы… Как вас там… ВСД, кажется? — продолжая орудовать зубной щеткой, спросил Евгений.

— ВСП, — поправил гость. Мужчина был все в том же костюме и стоял, прислонившись плечом о дверной косяк.

— Так вот, ВСП, — Евгений закончил чистить зубы, сплюнул под ноги и, набрав в рот воды, прополоскал его, — если вы заметили, — продолжал он, промывая зубную щетку, — я в душе, а вламываться в ванную, когда там купается человек, не совсем прилично. Вам так не кажется?

— Я думал, вы уже поняли, что меня ваши анатомические особенности совершенно не интересуют. Я к ним попросту равнодушен в силу того, что я не человек и даже не живой организм. Мы это уже обсуждали с вами вчера, — выдал гость, нисколько не смутившись.

— Возможно, но за мной через вас наблюдают другие.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Планета Эолла обращается вокруг своего светила за 3,7 земных года — 1 естественный цикл (прим. автора)