Ала ад-Дин и повелитель джиннов

Леонид Резников, 2019

Жизнь у Максима потихоньку наладилась, и он даже начал забывать про свои скитания на сказочном Востоке. Но дадут ли ему это сделать окончательно? Разумеется, нет! Ведь на Востоке нарисовалась новая проблема в лице старого желчного колдуна, желающего заполучить лампу с Владыкой джиннов. И к кому еще обратиться несчастным джиннам, как не к Максиму, блистающему удачливостью и изворотливостью. Вот только молодого человека в очередной раз почему-то забыли поставить об этом в известность…

Глава 5. Дядя Абаназар

Ночью Максиму снился кошмар: Абаназар, почему-то в облике огромной тряпичной жабы в чалме, уговаривал его пойти за волшебной лампой и грозился хорошенько прожевать Максима, если тот откажется. Максим рад бы идти за колдуном, но ноги его словно налились свинцом или приросли к полу, и он никак не мог сдвинуться с места. А жаба все разевала и разевала пасть, примериваясь, с какой стороны лучше начать есть Максима. И еще она хохотала голосом Ахмеда, словно умалишенная. А рядом крутился тот араб, что взял у Ахмеда лампу и все подзадоривал жабу. Максим узнал его — это был как раз тот парень, что устроил истерику в кинотеатре, сбежал из автобуса и странным образом пропал из самолета. Теперь Максим был уверен почти на все сто: мальчишку зовут Аладдин…

И тут жаба прыгнула, распахнув бездонную пасть, а Аладдин схватил за плечи вырывающегося, что есть мочи кричащего Максима и… Максим проснулся.

За плечи его тряс вовсе не Аладдин, а Ахмед.

— Проснитесь, шеф! — напряженно шептал Ахмед. — Что с вами? Вы стонали и извивались как безголовая змея.

— Спасибо за сравнение, Ахмед. — Максим сел на топчане и помассировал ладонями заспанное, отекшее лицо. — Между прочим, змеи не стонут, тем более без головы.

— Вы уверены? — почему-то усомнился Ахмед.

— Точно тебе говорю. — Максим спустил ноги с топчана, нащупал пальцами ног туфли и сунул в них ступни.

В чайхане, куда они забрели ночью, еще никого не было. Только кто-то неистово гремел посудой в небольшой комнатушке.

— Хозяин не ругался больше, что мы его ночью разбудили?

— После того, как я втюхал ему золотой? — вскинул брови Ахмед и широко зевнул. — Вы шутите! Да он нас на руках теперь носить будет.

— Вот ваш завтрак, почтеннейшие!

Бесшумно приблизившийся к топчану хозяин, недовольно надувая щеки, бухнул на топчан тарелку с разогретым вчерашним — если не позавчерашним! — пловом без единого кусочка мяса и половинку сухой лепешки.

— Что-нибудь еще? — грубовато осведомился хозяин, вытирая руки о засаленную тряпку. Ни салатика, ни чая, судя по всему, не предвиделось.

— Мда-а, — протянул Ахмед, с сомнением разглядывая предложенную еду, а Максим брезгливо выковырнул пальцем из плова дохлую муху и продемонстрировал ее хозяину чайханы.

— Э-э, такой пустяк! — скривил губы чайханщик и щелчком сбил муху с пальца Максима. — Вот и все.

— Говоришь, на руках носить будет? — Максим демонстративно отер жирный палец о курпачу, на которой сидел.

— Так ведь золотой… — пробормотал Ахмед.

— Дай-ка мне ножичек, — протянул руку Максим, снизу вверх глядя на хозяина. Тот сглотнул и сильно сжал в руках тряпку.

Ахмед вытащил из-за пояса нож и передал Максиму. Не отрывая взгляда от побледневшего лица чайханщика, Максим принялся чистить ногти кончиком ножа.

— Значит, говоришь, завтрак?

— Я… ну…

— Не понял, что ты там бормочешь. Тебе дали целый таньга, а ты что?

— Таньга за беспокойство. Я вам дал кров и постель, о неблагодарный! И это ночью, когда никто вас и на порог бы не пустил. А я добрый! — быстро пришел в себя чайханщик, стряхнув трусливое оцепенение.

— Добрый, говоришь? — прищурил один глаз Максим. — А я вот очень злой, особенно когда хочу есть, а мне вместо еды подсовывают всякие помои!

— Э, зачем так говоришь? Это прекрасный плов!

— О, разумеется. С вялой, сморщенной морковкой, сухим рисом и мухами вместо мяса? Да такое даже собака жрать не станет!

— Станет! Я всегда им ссыпаю, и ни одна еще не жаловалась, между прочим.

— Значит, мы, по-твоему, собаки?

— Какой ты привереда! Еда стоит денег. Плати, и я принесу тебе все самое лучшее.

— Ахмед, — Максим повернулся к другу, — а не сварганить ли нам шашлык из этого проходимца?

— Что? Что такое? — забеспокоился чайханщик, но Максим проигнорировал его. — Безобразие, я сейчас крикну стражу.

— А и правда, Ахмед, может, лучше вызвать стражу? Они здесь быстро порядок наведут. Ну как, хозяин? Позовем стражу? Или судью?

— Да зови хоть самого султана, оборванец! — подбоченился чайханщик, вскинув подбородок. — Мне плевать. Тьфу!

— Хорошо, так и сделаем, — кивнул Максим. — Ахмед, сгоняй-ка быстренько за стражей, скажи, чайханщик взял пять таньга…

— Какие еще пять? Что ты мелешь?! — возмутился чайханщик.

— Взял пять таньга, — как ни в чем не бывало продолжал Максим, — за еду и кров, а кормит собачьими помоями. Да, и еще скажи, мол, возводил хулу на судью и плюнул на султана.

— Ага, я быстро. — Ахмед соскочил с топчана, довольно потирая ладони.

— А-а, постой, постой, о чужестранец! — заюлил чайханщик. — Зачем нам ссориться? Зачем стража, судья? Мы умные, порядочные люди, и вполне можем договориться.

— Что ж, давай договоримся, — согласился Максим. — Если через пять минут на дастархане не будет свежих лепешек и чая, а еще через пять нежнейшего шашлыка, то Ахмед…

— Я понял, понял, — замахал руками чайханщик. — Сейчас все будет, уважаемые. Все будет!

Чайханщика словно ветром сдуло.

— Как вы любите впустую говорить, шеф, — ворчливо заметил Ахмед, вновь опускаясь на топчан. — Я бы просто дал ему в морду.

— Угу. А затем чайханщик вызвал бы стражу, и вместо лепешек и шашлыка ты отведал палок, а заодно лишился бы всех денег.

— Да, об этом я не подумал, — вынужден был согласиться Ахмед. — Но теперь я узнаю в вас того самого шефа, которого я знал когда-то! Вы все также скоры на расправу и остры на язык.

— А, брось, Ахмед. Нет уже того шефа. Был да весь давно выветрился.

— Не скажите. Вы так лихо расправились с Абаназаром.

— Это я могу, это сколько угодно! Морду там набить, взорвать что-нибудь, разрушить дом, языком трепать, — криво усмехнулся Максим, играя ножиком и краем глаза наблюдая за чайханщиком, то и дело настороженно поглядывающим в небольшое оконце. — Ага, вот и наш завтрак!

Чайханщик, раскланиваясь и слащаво, но очень неестественно улыбаясь, сгрузил на стол горячий чайник с зеленым чаем, нарезку из лука и щавеля и благоухающий дивными мясными ароматами шашлык, прикрытый горячей, только что из тандыра, лепешкой.

— Ну вот, другое дело, — похвалил Максим труды чайханщика. — Можешь же!

— Приятного аппетита, дорогие гости, — расточал тот улыбки, попутно скрежеща зубами.

— Благодарю, любезнейший. Можешь быть свободен. Пока. — Максим накинулся на шашлык, словно изголодавшийся лев, утеряв интерес к персоне чайханщика.

Тот отвернулся и, чуть горбясь и бубня под нос ругательства, поплелся к себе: и откуда только свалились на его голову вредные проходимцы, особенно бледный языкатый шакал в одних штанах и рванине на широких плечах!

— О славный метельщик — кхе! — улиц, блистающий своим непревзойденным мастерством — кха! — и столь виртуозно орудующий наидостойнейшим — кхо! — инструментом, — донесся до ушей Максима очень знакомый голос. — Не скажешь ли ты… а-апчхи!

Неподалеку от чайханы худой, изможденный мужчина подметал метлой улицу, поднимая клубы пыли, а рядом с ним стоял, умывая руки… Максим подавился куском мяса и зашелся в кашле. Ахмед услужливо похлопал его по спине.

— Что с вами, шеф?

— Ты только посмотри, кого принесло, — кивнул Максим, утирая кулаком с глаз невольно выступившие слезы.

В этот самый момент мужчина огрел метлой по спине вопрошающего его оборванного старика, в котором Ахмед без труда признал своего бывшего хозяина.

— Пошел прочь, старый ишак! Или еще захотел получить достойным инструментом по блистающей пустой тыкве? — выругался мужчина, потрясая метлой. — Ишь, еще издеваться вздумал. В гробу я видал это проклятое мастерство за два медяка! Двадцать пять лет мету улицы, а не скопил даже на похороны.

— Но я только хотел… — закрываясь руками, проблеял Абаназар.

— Что? Тебе мало? Прочь!!!

Абаназар, сгорбившись и непрестанно чихая, отошел в сторонку, оглядел чайхану и начал подниматься по ступенькам.

— Уй-юй! — Палка шашлыка выпала из ослабевших пальцев Ахмеда, и он полез под курпачу. — Опять эта старая обезьяна. И как он только выбрался из ямы!

— Ты куда? — Максим ухватил Ахмеда за штаны. — Садись и ешь.

— Не-е. Если он нас увидит… — донеслось из-под курпачи.

— Вылезай, говорю. Если раньше он ничего не смог сделать, то сейчас и подавно ничего него выйдет. Колдун он, похоже, еще тот.

— Не скажите, шеф. Я таких ужасов у него насмотрелся, до сих пор икаю, как вспомню. Ик! Вот, видите? Только что ночью не мочусь. Да палач с острым топором пред ним, словно безобидный младенец с погремушкой!

— Стыдись, Ахмед! Абаназар — обычный старикашка. — Максим продолжил уплетать шашлык, искоса поглядывая на вошедшего в чайхану колдуна. — Чего он стоит без своих колбочек? А заклинание — так пока он его выговорит (если вообще вспомнит), мы три раза выспаться успеем.

— Вы так считаете? — не поверил Ахмед, но все-таки выбрался из-под курпачи и сел, прикрыв левую сторону лица тюбетейкой. — Шеф, куда он идет?

— Сюда, тебя увидел, — серьезно сказал Максим. — Ты посмотри, как обрадовался!

— О-ох! — подскочил Ахмед, сильно побледнев и собрался опять лезть под курпачу.

— Да пошутил я, пошутил.

— Ну и шутки у вас! — выдохнул Ахмед, осторожно выглянув из-за тюбетейки.

Абаназар, подслеповато щурясь, прошел мимо топчана, на котором сидели друзья, и осторожно заглянул в комнатушку, где неистово гремел посудой и орудовал ножом злой чайханщик.

— О искуснейший из чайханщиков, — начал он, облизываясь и принюхиваясь к запахам, царившим на кухне, — чей несравненный шашлык…

— Что?! — вскричал чайханщик, порывисто обернувшись к двери. В руке его блеснул огромный разделочный нож, которым хозяин нарезал баранину. — Еще один нищий проходимец, желающий поживиться на дармовщинку?

— Что ты, что ты! — замахал на него руками Абаназар. — Я просто хотел узнать…

— Пошел прочь, оборванец! — вышел из себя чайханщик, затопав ногами.

— Плебей! Да знаешь ли ты, кто я? — приосанился как мог Абаназар, уперев кулак в бок.

— Дрянной старикашка, желающий спереть мой шашлык — вот ты кто!

— Да как ты смеешь разговаривать со мной в подобном тоне! Я Абаназар!

— Кто?! — вылупился на колдуна чайханщик.

— Ну, Абаназар, великий колдун. Разве ты не слыхал обо мне?

— Знаешь что, колдун, — усмехнулся в бороду чайханщик, — если ты сейчас же не исчезнешь сам из моей чайханы, то я тебе охотно помогу это сделать.

— Нечестивый проходимец! — топнул босой ножкой Абаназар, зеленея от злости. — Ну, погоди же! Аштарлы, маштарлы… Ох!

Нож впился в дверной косяк рядом с головой Абаназара, и колдун вылетел вон из кухни.

— О проклятый верблюд, торгующий вонючей тухлятиной, — колдун потряс кулаками над головой, — я всего лишь хотел спросить…

— Как, ты еще здесь?! — Чайханщик рывком вырвал нож из деревянной балки и бросился на Абаназара. — Убью!

— Ай! — подхватился тот и заспешил к выходу из чайханы.

— Эй, почтеннейший! — окликнул чайханщика Максим, молча до того наблюдавший за происходящим. Он облизал жирные пальцы и вновь отер их о курпачу. — Остановись и позови этого человека.

— Да ведь он… — тяжело дыша, пробормотал чайханщик.

— Делай, что тебе велено! И принеси еще пару палок шашлыка и чаю.

Чайханщик что-то недовольно проворчал в бороду и, повесив плечи, поплелся к себе.

Абаназар, замерший в дверях, постоял некоторое время в нерешительности, потом осторожно приблизился к топчану.

— Спасибо вам о добрейшие из… Как?! — отшатнулся колдун в ужасе. — Опять ты, подлая бледнолицая обезьяна, разрушившая мой дом?!

— Ну, положим, его разрушил ты, — заметил Максим, лениво ковыряя ногтем в зубах. — Кто тебя просил изобретать динамит?

— Динамит? Что такое динамит? И что тебе вообще от меня надо, признавайся!

— Во-первых, прекрати орать и сядь поешь-попей.

Абаназар долго мялся, пытаясь понять, в чем подвох, а потом все-таки забрался на топчан, уселся поудобнее и разулыбался. Чайханщик как раз принес еще две палки шашлыка и свежезаваренный чай и грохнул принесенное на топчан. Абаназар схватил палку шашлыка и, рыча, жадно впился зубами в нежное мясо.

Конец ознакомительного фрагмента.